Мгла. Глава XII Преступление и наказание

       Сегодняшнее утро что-то не заладилось. Капитан Буцыкин невыспавшийся, а потому сердитый, умудрился порезаться безопасной бритвой, когда брился. Потом долго искал подходящий клочок бумаги, чтобы залепить место пореза, как делал в молодости. В конце – концов, пришлось воспользоваться оторванным уголком страницы книги. Кроме туалетной никакой другой бумаги в доме не было, но воспользоваться той для несвойственной ей цели капитан не решился. Тетрадки сына  первоклассника не в счет, от них даже грамульку не оторвешь, заметят сразу. Хорошо, что жены и сына уже не было дома.
       В беготне с этим порезом забыл посолить яичницу, которую готовил себе на завтрак. Оставленные женой сардельки, хоть и пахли приятно, показались чересчур солеными, поэтому Стас решил оставить их «на потом» и  сунул в холодильник. Ну, и в завершении разлил по всему столу только что сваренный кофе, зацепившись за ножку. Сам чуть не обжегся. Пришлось все поднимать, протирать сушить… Варить новый кофе времени уже не было. После этого настроение было ни к черту.

       Да еще мысли о задержанном Аверине, подозреваемом в убийстве инспектора, не давали покоя. Наверное, именно из-за него он и не выспался. Нет, формально-то основания для задержания были, но уж больно все очевидно. И протокол с фамилией на виду, и кровь на ботинках, кровь на обрезке трубы и перчатки рядом с ней. Капитан не сомневался, что экспертиза даст положительное заключение по потожировым следам о принадлежности их этому Максиму, что и настораживало. Когда люди ссорятся и бросаются в драку, медицинские перчатки сначала не одевают. В крови были бы руки, одежда, а тут перчатки. Да и инспектор по виду не слабак, здоровее этого… Легко мог дать сдачи, а получается – дал себя убить?..
       Получается, что этот парень сначала неожиданно ударил инспектора по голове трубой, вырубил его, потом надел перчатки, разбил лейтенанту нос, накапал на ботинки, замазал перчатки, взял и наследил кровью на трубе, потом ее спрятал и перчатки рядом оставил, а протокол в машине на видном месте, чтобы его сразу нашли?.. Уж очень все сложно. Да и как ботинки можно закапать брызгами крови  лежащего на земле трупа?..
       Наверное, все же он не прав… Или наоборот?.. У Аверина жена следователь, может это она всю партию по нотам разыграла? Звонил он ей вчера или нет? Пробили звонки с его телефона или нет? Перед задержанием точно звонил, но не дозвонился… А раньше?..
       Ладно… Посмотрим, что он сегодня скажет после беседы с зэками. Синий должен постараться и все сделать как надо… А если этот не захочет по позорной статье чалиться, может и чистуху напишет… Тогда все в цвет. Посмотрим.

       Максима пригласили на допрос вскоре после завтрака. Завтрак был, конечно, так себе, но и ему проголодавшийся Максим был рад. Тарелка пшенной каши, вот только на воде, без масла и сахара, чай, хоть и бледненький, но с сахаром, да и хлеб белый и не очень черствый. Выбирать не приходилось.
       Максим вспомнил военные сборы после пятого курса института и то, чем их, курсантов, кормили там повара дембеля – кавказцы. В первый день он даже не смог съесть суп, больше напоминающий бурду из лапши, который давали как первое блюдо в обед. Таким он был густым и невкусным. На завтрак следующего дня он, замученный, как и большинство однокурсников, зарядкой и трехкилометровым кроссом,  уже с аппетитом ел что-то похожее на запеканку из лапши, про которую потом сказали, что это и был тот самый вчерашний суп, оставшийся с обеда, просто  еще больше загустевший за ночь. Нет, сейчас в тюрьме (Макс про себя называл камеру ИВС тюрьмой) кормили лучше, чем в российской армии в его студенческие годы.

       Старший лейтенант Виктор Трубин появился в кабинете уже после того, как туда привели подозреваемого во вчерашнем убийстве. Впопыхах он даже не посмотрел на сидящего у стола Максима, а когда отдышался и взглянул, то увидел совсем другого человека. Нет, номинально подозреваемый был тот же: рост, вес, форма лица, цвет глаз, цвет волос, все то же, что и вчера, вот только это был другой человек.
       Вчера перед ним и его напарником, капитаном Буцыкиным, сидел молодой парень, который наверняка впервые в жизни столкнулся с серьезной проблемой, отчаянно защищающийся и пытающийся доказать, что он не убийца, чем напоминал молодого бойцового петушка. Сегодня, сейчас перед ними сидел уставший мужчина с едва различимыми морщинками возле глаз, затаивших что-то, чему и выражения подобрать было невозможно, и с каким-то безразличием ко всему окружающему. Вот он, похоже, знал и что нужно получить, и как это сделать. Вид его Трубину не понравился.
       Капитан тоже заметил перемены в подозреваемом, но в отличие от лейтенанта был этим доволен, и весь его облик выражал удовлетворение своей предполагаемой правотой. Ведь он говорил, что этот Аверин не так прост. Наверное, Синий постарался и все радужные надежды на объективную справедливость и свою жену – следователя у того улетучились.

       - Максим Сергеевич, Вы ничего не хотите нам сказать, - вместо элементарного приветствия заявил капитан.
       Виктор, понимавший, наверное, все-таки, больше капитана, ослепленного надеждами на воздействие своего подневольного зэка на Макса, смотрел на того совсем по-другому. Максим безучастно, как бы мимоходом  глянул пустыми глазами на капитана, потом перевел уже осмысленный взгляд на его напарника, словно решая – а стоит ли говорить с ними? Потом все же решился:
       - Хочу… - неопределенно начал он, - хочу сказать, что за свою жизнь, еще в студенчестве, я четыре раза обращался к вам за помощью как потерпевший. Я имею в виду полицию. И ни разу…, слышите, - тут он четко повернулся к капитану, адресуя слова именно ему, - ни разу я никакой помощи от вас не получил. Три обращения по кражам и один раз, последний, по разбою. И ничего… Я даже не знаю, заводили уголовные дела по этим случаям или нет. Скорее всего нет… От меня даже заявлений не принимали. Просто… какие-то слова говорили, лапшу на уши вешали, обещали… и все.
       Он замолчал, задумался – стоит ли продолжать, но увидев изменившееся выражение лица капитана с благодушно обещающего на злобно осуждающее, решил продолжить.
       - А сейчас я зашел сюда с другой стороны, как подозреваемый… Не без вашей помощи, - он продолжал уже напряженно смотреть на капитана. - А здесь еще хуже… Если там – просто равнодушие, желание отбрехаться от висяков, то здесь настоящая подлость. Причем подлость к человеку, вина которого еще не доказана. Даже у зэков какие-то понятия есть. А у вас нет… - он, поджав губы, грустно покачал головой. - Выходит, вы хуже зэков…

       Капитан со злостью сжал кулаки и в негодовании уже привстал, собираясь разразиться гневной тирадой, но лейтенант успокаивающе махнул рукой – пусть, пусть говорит. И Макс продолжил:
       - Это ведь ты, капитан, подослал свою шестерку – Синего, чтобы он мне статью в камере при всех подправил на позорную, чтобы зэки надо мной поиздевались. Авось я сломаюсь, соглашусь на сотрудничество и возьму на себя статью хоть и тяжелую, но в тюрьме уважаемую. Плевать, что я никого не убивал. Плевать, что у меня маленький сын. Тебе надо дело быстрей закрыть. Галочку получить, а там – три – четыре таких «раскрытия» – и звездочка еще одна. – Максим строго посмотрел прямо в глаза капитану. - Не тяжело жить так, капитан? Кошмары по ночам не мучают?

       Капитан, уже готовый взорваться, как ни странно взял себя в руки. Он  вспомнил, что у этого сопляка все же жена следователь и обо всем, что здесь произойдет, если он вспылит и разнесет этого …, ей рано или поздно будет известно. Как она себя поведет? Да уж молчать не будет… Еще телегу в УСБ накатает, что избивали…
       Своего напарника, который вчера его хоть и осудил, капитан не опасался. Беседовал он с Синим один на один, так что … Надо просто сейчас себя правильно повести. И он попытался.

       - Вам никто не давал права здесь так разговаривать. Мы не в ресторане и на «ты» не переходили. Я в Ваших сентенциях не нуждаюсь, а просто делаю свою работу. И к Вам, между прочим, обращаюсь как положено. Потрудитесь и Вы вести себя подобающим образом. Ни про какого Синего я знать не знаю… - капитан спохватился, вовремя вспомнив, что при лейтенанте да и при Максиме просил сержанта привести того к себе, но даже не смутился. - Вернее, знаю, но вызывал я его совсем по другому поводу. А что Вам когда-то в помощи полицейские где-то отказали – вот там претензии и предъявляйте. А то знаете… за оскорбление при исполнении еще статью добавить можно.
       Максим его перебил, говоря неторопливо, но веско:
       - Капитан, а что, первая статья по убийству уже доказана, что ты мне еще одну паяешь? Да ты никак запугать меня хочешь!? – издевательски, используя знакомый капитану лексикон, ухмыльнулся он. - Это вчера ты был для меня «Вы», когда я еще твоей сущности не знал. Думал, ты действительно разобраться пытаешься. А сегодня я точно знаю, что для тебя люди – мусор. Ты невиновного человека на растерзание зэкам хотел отдать, только чтобы свою вымышленную правоту лживую доказать. Чтобы по-твоему было. - Максим говорил уже с ожесточением, потом вдруг резко сменил тон на совершенно безразличный. - Поэтому ты для меня – никто, и звать тебя – никак. И сделать ты мне при всем своем горячем желании ничего не сможешь… - помолчал, словно думая – говорить или нет, потом все же решился, - потому что ты здесь уже не работаешь. Просто ты этого еще не знаешь…

       Лейтенант, напарник Буцыкина, весь превратившийся в слух, в буквальном смысле открыл рот. Да и сам капитан что-то спал с лица, не понимая, что происходит. Никогда еще никто, даже самые отпетые зэки с ним так не разговаривали. Пугали – да, грозили – да как еще, всякое бывало, но чтобы вот так, спокойно, и … такое… Надо же… не работаешь…
       Максим немного помолчал, ожидая реакции, не дождался, Дальше он говорил, обращаясь только к лейтенанту, а о капитане упоминал только в третьем лице, словно того и не было в кабинете.
       - Он у вас эпилепсией болен. Просто не знает… Я-то вижу… Я – патанатом, много чего повидал. И таких эпилептиков не раз видел. Сейчас у него эпилептический припадок случиться. Видите, он уже принюхивается – это аура, запахи для него необычные… Потом сознание потеряет, судороги, начнет головой об пол стучаться, непроизвольное мочеиспускание, пена изо рта пойдет… Вы как думаете, - к лейтенанту Максим обратился на «Вы», - может человек с эпилепсией служить в органах… - с горечью на лице решил пошутить, - пусть даже внутренних… То-то и оно…

       Капитан пытался осмыслить услышанное, пытался…,  но не мог. С каким-то неестественным выражением лица, где одновременно отражались и страх, и изумление, и никуда не девшаяся злость, он смотрел на Макса и молчал. А Макс решил добавить вишенку на торт:
       - Да, капитан, а Синий-то твой в больничке загорает, если жив еще. Язва у него в желудке от непосильной ноши лопнула. Много ты на него взвалил… Так что и здесь у тебя промашка вышла. Перестарался… Жалко, наверное, подельничка?.. Хотя вряд ли… Тебе ведь никого, кроме себя, не жалко.
       На этом его речь, сначала обличительная, потом уничижительная, которой он и сам, похоже,  был не рад, кончилась

       Дальше все произошла практически так, как и описывал Максим. Капитан, крепко вцепившись в край стола, пытался встать, через пару секунд закрутил головой, сделал несколько глубоких вдохов, словно действительно принюхиваясь к чему-то, потом потерял сознание, лицо его покраснело, он упал на пол и вытянулся. Тело его выгнулось дугой и напряглось так, что пола касались только затылок и пятки, и длилось это секунд десять или чуть больше. Все это время капитан не дышал. Потом он вдруг расслабился, спина упала на пол, и появились судорожные подергивания руками, ногами и головой, которые с каждой секундой становились все сильнее и сильнее.
       Дыхание стало хриплым, шумным, изо рта появились хлопья белой пены, пузырящейся и стекающей по подбородку. Голова с тяжелым глухим звуком билась об пол, точно так же как локти и пятки согнутых в коленях ног. Только звук от ударов головы был значительно сильнее всего остального, и это напугало лейтенанта так, что он с большой опаской стал смотреть на Максима, словно интуитивно видел в нем источник бед капитана.
       Максим через несколько секунд как голова капитана застучала затылком об пол, метнулся к нему, опустился возле его головы и положил ее себе на колени. Шум в кабинете сразу уменьшился, но ноги и руки еще пару минут дергались и стучали по полу. Это было уже не страшно.
       - Полотенце дай, - резко крикнул Максим лейтенанту, опустив все условности обращения на «Вы», не до сантиментов.

       Полотенцем вытер пену с лица, потом даже залез в рот и протер там, повернул голову набок. Капитан стал дышать спокойнее, хрипов стало меньше, краснота лица постепенно исчезала, потом он совсем успокоился. Руки и ноги перестали дергаться и стучать по полу, но на брюках расплывалось большое мокрое пятно. Максим осторожно положил его голову на пол, поднялся и отошел в угол.
       - Сейчас он будет спать минут тридцать, и будить его не стоит. Скорую вызывайте, пусть увезут в неврологию. Там покрутят, полечат… Потом надо будет в области у эпилептолога обследоваться. – Максим говорил в общем, ни к кому прямо не обращаясь, хотя народу в кабинете к тому моменту собралось немало. - А вот со службой придется завязать, - как о само собой разумеющемся закончил он.

       Когда все еще спящего капитана унесли на носилках в машину скорой помощи, старший лейтенант, оставшийся в кабинет наедине с Максом, вроде и не обращаясь прямо к нему, укоряющее посмотрел и сказал:
       - А у него сын маленький, в первом классе…
       Максим не поднимая головы и тоже говоря в никуда ответил:
       - Он все же со своей семьей останется … Только работу поменяет. – Помолчал, потом посмотрел прямо на лейтенанта. - А я бы мог лет на десять загреметь, или больше…  И сын бы рос без меня…
      Лейтенант отвел взгляд, словно признавая правоту Максима.


       Старший лейтенант Виктор Трубин, напарник внезапно заболевшего капитана Буцыкина, сидел в кабинете начальника городского управления вызванный полковником для разъяснения ситуации в их отделе. Полковник был раздражен и не скрывал этого. Он нервно ходил по кабинету, и словно не зная, куда девать руки, то закладывал их за спину, то засовывал в карманы кителя и поглядывал куда угодно, но только не на лейтенанта.
       - Скажи мне, Трубин, - менторски-вопросительным тоном вещал начальник, - почему это мне сегодня чуть не с самого утра звонит прокурор и требует разобраться с вашим отделом. Вы чего там натворили? Вы что, совсем охренели!? Ничего умнее придумать не могли, как мужа следователя прокуратуры, врача,  как какого-то забулдыгу забрать и посадить в камеру к зэкам только из-за того, что его инспектор ДПС остановил?
       Похоже, полковник был в курсе всей истории с убийством инспектора, но вот звонок прокурора был для него полной неожиданностью. Виктор пытался оправдаться, вставить словечко в его обличительную речь, но пока это не получалось. Надо было подождать, пока начальник выплеснет гнев и сдуется. Это произошло только минут через пять, когда полковник действительно устал кричать, устал бегать по кабинету и тяжело опустился на стул.
       - Говори, - мрачно разрешил он.

       - Товарищ полковник, - немного подумав начал старший лейтенант, - основания для задержания Аверина были. На тот момент мы не знали, что у него жена следователь прокуратуры. Да это бы ничего не изменило.
Он увидел, что полковник протестующее поднял голову и быстро продолжил:
       -  На месте преступления обнаружен окровавленный незаконченный протокол с указанием только данных подозреваемого и его автомобиля. Почему он не закончен? Инспектор не успел, скорее всего, потому что его убили. Мы же на тот момент не знали что и как, поэтому сразу к Аверину домой. На его ботинках – кровь. На перчатках, в которых держали орудие преступления и которыми он с его слов пользовался, тоже кровь. Были разногласия со словами подозреваемого и данными осмотра места преступления – Аверин говорил, что тампонировал нос погибшему инспектору в этих перчатках, однако никаких тампонов в носу у того не было. Ну и все в таком же роде… Надо было дождаться заключения экспертов, ну мы его и задержали на сорок восемь часов.
       - А что, ограничиться подпиской нельзя было? – так же мрачно поинтересовался начальник отдела.
       Трубин, понимая, что своему уже бывшему напарнику он навредить никак не сможет, смело заявил, хотя вряд ли сказал бы такое, если бы знал, что Стас вернется в отдел:
       - Решение о задержании принимал капитан Буцыкин, как старший по званию и должности.
       Полковник покачал головой – как все гладко получается, но возразить ничего не мог. Действительно - основания были.
       - Где он сейчас? – имея в виду Аверина, все еще строжась спросил он.
       - Дома, товарищ полковник, под подпиской, - облегченно выдохнул лейтенант.
       - Эксперты дали заключение, что на его ботинках кровь действительно из носа, а не из раны на голове, и произошло это при жизни инспектора. Грязи с участка, где нашли орудие убийства, на его ботинках нет. Следовательно, он не мог его там спрятать. Да, и самое главное, мы нашли убийцу или его сообщника… - он откровенно заулыбался, - пока только на видео, но остальное только вопрос времени, - уже радостно продолжал он. 
       - А Аверин в машине один ехал, по камерам проследили, так что это точно не его сообщник. И знать он не мог, что его инспектор остановит, чтобы все заранее спланировать. Да и не нужно ему это…
       Начальник вопросительно поднял голову и уже с интересом уставился на лейтенанта.
       - Окровавленные тампоны, про которые говорил подозреваемый, мы нашли не в садовом товариществе, а после того, как расширили район поисков, в мусорном контейнере на заправке. Там с другой стороны забора, где-то с километр, на трассе заправка. Вот он и выкинул туда эти бинты. На огородах мы бы их все равно нашли, а так – мусор вывезли бы и концы в воду… Только он не подумал, что там камера видеонаблюдения есть. Вот он туда и попал. Ищем…

       Успокоившийся и, похоже, удовлетворенный полковник, молчал довольно долго, усваивая информацию, которую надо было озвучить прокурору города в ближайшее время. Потом заговорил о другом:
       - Да, а что там с Буцыкиным? Я что-то ничего не понял…
       Трубин, пожимая плечами, не стал упоминать о пророчестве подозреваемого, хотя подспудно что-то ему в этом не нравилось, даже  угнетало, а просто заявил:
       - Эпилепсия откуда-то взялась. Прямо во время допроса приступ случился. Этот Аверин ему даже помог, он же врач, - решил задобрить он и без того остывшего начальника.
       Знал бы он как помог бывшему капитану  Максим Аверин…