Колдунья

Поселковая улица Городская шла вдоль леса и названа была в честь города, до которого от крайнего дома было пять километров пешего лесного хода. По одну сторону улицы расположились дома, по другую – лес. Нумерация домов шла от одного до пяти по порядку, потому что через дорогу стояли деревья, и не было строений, чтобы присваивать чётные номера.

Но если считать дома не по номерам, а по обособленным домовладельцам, то таковых на улице было восемь. Первый дом калиткой и воротами выходил на соседнюю улицу, упиравшуюся в Городскую, потому что дальше ей незачем было продолжаться – после Городской улицы начиналась лесная тропа. Под вторым номером было два входа – в разные семьи, а под номером пять – три. Это складывалось десятилетиями и выходило очень просто: семьи росли, дети делили хозяйство и дом, а потом и вовсе чужакам продавали свои части. И каждый хозяин свой особый лаз в дом проделывал, по-городскому отъединяясь от соседа.

А номера не меняли, потому что нужды в том не было: свои и так разбирались с корреспонденцией, а чужие на улице редко появлялись. Даже среди местных в посёлке мало кто знал об этой улице: ничего примечательного на ней не было, и доходить до неё им не приходилось. Если кто в лес шёл, то намного раньше на лесные тропинки из посёлка сворачивал и стороной проходил те пять домов и восемь домовладений.

Но были у Городской улицы две достопримечательности. Об одной знали все лыжники по всей стране: знаменитые всесоюзные лыжные гонки проходили всего в нескольких метрах от дома под номером пять. О другой шептались только её жители.

На Городской улице в среднем доме под номером три, имевшем один вход и одного домовладельца, жила колдунья. Звали эту колдунью совсем по-православному: Полина Демидовна Кочина, для соседей – Полюшка, а для тех, кто помоложе – баба Поля. Жила она в доме уединённо и тихо, может, когда и выходила на свет Божий, но никто не успевал этого заметить. И местным казалось, что она сиднем сидит в темноте дома всю жизнь.

Дом стоял в глубине сада, как и все дома на той улице, и единственное подслеповатое окно его никогда не освещалось. Хозяйка, видно, вставала со светом и ложилась до темна. Такая незримая жизнь делала бабу Полю загадочной, а значит, – для деревенского народа, – странной. Помнили лишь старухи-соседки о том, как появилась Полюшка на их тихой улочке.

Случилось это событие много лет назад. Приехала Полина Демидовна в посёлок лет через десять после войны одна, уже немолодая. Кто-то халупу-развалюшку ей заброшенную купил, да так и застряла она здесь на всю оставшуюся жизнь. Посудачили соседки, посплетничали о ней у колодца за неимением других событий, но время прошло – перестали. Сама Поля с соседками ни о чём у колодца не беседовала, да и к колодцу ходила бог весть когда, и за нелюдимость прозвали они её колдуньей. Строили досужие домыслы, коварством небывалым её наделяли. Может, мол, она сглазить дитя или порчу навести на козу или курицу, а то и кошку из дома сманить. Поэтому старались с Полюшкой не ссорится, чего добиться и нетрудно было, не встречаясь почти. А для её уединённого житься было то решение самое лучшее – так в тишине и прошли невидимкой двадцать лет. К посёлку, к улице приросла баба Поля вместе со своей халупой, и уже не казалась соседям чужой.

Через дом от бабы Поли жила со своей семьёй маленькая Катеринка. Слышала она деревенские сказки о сглазе, о ночном неосвещённом доме и побаивалась бабу Полю: быстро-быстро мимо дома её проходила, не глядя на окно. Но страх только разжигал детское любопытство, а доброе сердечко подсказывало иное. Надумала девочка про себя, что та старуха не колдунья, а заколдованная волшебница, которая разучилась колдовать, потому что нарушила волшебные правила и помогла какому-то хорошему человеку.

Раз в месяц заходила в тот срединный дом почтальонша Фаина, общительная, ещё нестарая женщина, знавшая всех старух большого посёлка по именам-отчествам. Но и она, выходя от бабы Поли, ничего не рассказывала. То ли нечего было, а то ли просьбу от хозяйки имела – неизвестно.

Получала Полина Демидовна пенсию за погибшего мужа. И хотя после переезда в сельскую местность пенсия значительно уменьшилась, ей всё-таки хватало. Со временем удалось выведать от Фаины, что, помимо пенсии, получает старуха от сына открытки – на Новый год и на день рождения. Значит, не одна Полюшка на земле. Но не баловал её сын вниманием: ни писем, ни денег не слал. Она не жаловалась, и о сыне никому не рассказывала, как, впрочем, и вообще о своей жизни.

Баба Поля старела вместе с соседками, но старость гнула их по-разному. У тех были семьи, а к Полюшке так за двадцать лет никто из неизвестных в посёлке людей и не открывал калитку. Потому на Городской улице со временем установилось правило, о котором никто не договаривался: каждая из соседок старалась чем-то помочь бабе Поле. Кто хлеба, соли, спичек купит, кто дров немного подбросит. Хоть и колдунья, но ведь Божья душа, говорили сердобольные бабы. Делалось это не из страха перед колдовством, о котором они судачили, но сами в него не верили. А верили бабы в то, что есть одиночество: они пережили войну и о нём всё доподлинно знали – как мало кто из нынешних. О помощи Полина Демидовна никого не просила, от вольно услуги не отказывалась, деньги за всё отдавала, в долг не брала – хоть бы и хлеб.

Когда Катеринке исполнилось семь лет, она стала ходить в поселковый магазин сама: хлебушка прикупить, молочка, по мелочи чего-то – нетяжёлого. Вот и поручила ей как-то бабушка купить для бабы Поли буханку. Поручение было ответственное и совпадало с давним желанием девочки побывать в том загадочном доме и рассмотреть, как живёт заколдованная волшебница.

Рано утром Катеринка отправилась за покупками в сельпо. Чтобы досталось молока и хлеба, которых в магазин завозили малое количество, приходилось идти туда до открытия. Летнее утро ещё дарило прохладой, а молоко и хлеб уже были куплены: батон и буханка для себя и буханка для бабы Поли.

От магазина до Городской улицы ходу было двадцать минут, но в этот раз Катеринка шла дольше обычного, потому что всю дорогу размышляла о предстоящей встрече. Было немного боязно и очень любопытно. Девочка повторяла себе, что надо не забыть громко поздороваться с бабой Полей, как учила бабушка. Здороваться в посёлке надо всегда и со всеми – таков принятый порядок, который она хорошо знала. Поэтому всю дорогу Катеринка громко здоровалась со всеми встречными. Но она боялась, что забудет это сделать, когда войдёт в незнакомый дом. К тому же баба Поля была глуха, как говорила бабушка, и с ней надо поздороваться особенно громко и ясно. За переживаниями девочка не заметила, как одолела дорогу и стояла уже у дома бабы Поли.

Катеринка осторожно открыла калитку, но старые ржавые петли всё равно сердито скрипнули на непрошенную гостью. Сразу за калиткой девочка почувствовала, что вступила во владения волшебницы, о которой ей мама читала в сказке. Дом стоял в глубине запущенного сада, где росли старые ущербные яблони, высокая крапива, яркие одуванчики, жирные лопухи и синенькая лесная подбируха – примета земли, уже не помнившей крестьянской заботы.

Обычно жители посёлка по весне плотно засевали и засаживали свои участки, потому что у них были семьи, а огород – дополнительная статья дохода, обеспечивавшая скромный стол вкусной едой. Но у бабы Поли ничего не росло, кроме старых яблонь, посаженных ещё до неё, и земля пропадала даром, – по общему мнению соседей.
Катеринка тихо подошла к дому и постучала в маленькое боковое окошечко, выходившее на ступеньки, которое с улицы было вовсе незаметно. Крыльцо смастерить, как в других домах, у прежних семейных хозяев этого дома руки не дошли, а нынешней одинокой хозяйке это и подавно было ненужно. Поэтому ступени сразу упирались в неплотно сидевшую на своём месте дверь, сколоченную из давно потемневших, как и весь дом, широких старых досок.

Ждать пришлось долго, наконец дверь так же сердито, как и калитка, заскрипела, и в проёме появилась хозяйка. Она молча приоткрыла дверь шире, приглашая маленькую соседку в дом. Девочка громко поздоровалась – старуха кивнула в ответ. Катеринка прошла вслед за хозяйкой через тёмные сырые сени, которые показались особенно холодными, потому что на улице становилось уже жарко – июньский день не быстро, но упорно вступал в свои права. И девочке сразу же вспомнилось загадочное слово «халупа», которое произносила бабушка, говоря об этом доме.

Комната была одна, всё в ней было старое, как и хозяйка. Посередине стоял прямоугольный массивный стол, занимавший, казалось, половину свободного пространства, рядом – стул. Печь, непривычно маленькая, – слева от двери. Справа, у единственного окна, – кровать, покрытая тёмным покрывалом с ярко белевшими под кружевным полотном подушками. В доме было сумрачно и прохладно. Катеринка узнала: пахло давно живущим здесь человеком и слежавшимися вещами. Девочка чутко улавливала запахи, и потому от них нередко зависело первое впечатление – самое сильное и запоминавшееся надолго – о вещи или человеке. Дух этого дома не вызывал неприязни, скорее, он был каким-то задумчивым и печальным.

Катеринка, почему-то оставившая сумку с продуктами на скамье за калиткой, прижимала буханку к себе. Старуха показала рукой на стол. Там, на краю, на старой пёстрой клеёнке, лежала мелочь. Баба Поля ничего в дар от соседей не принимала. Она получала пенсию, жила очень скромно и не нуждалась. Катеринка положила хлеб и нерешительно взяла деньги: бабушка ничего не говорила ей про деньги, и она не знала, нужно ли их брать. Но спорить с молчавшей старухой она не осмелилась и сунула мелочь в карман.

Баба Поля ещё раз строго кивнула и неожиданно протянула Катеринке карамельку. В небольшой полутёмной комнате девочка подошла к старухе совсем близко и, принимая гостинец, наконец рассмотрела её. На курносом носу, придававшем круглому старушечьему лицу добродушное выражение, сидели очки с очень сильными линзами. Голова была плотно повязана тёмным платком – вокруг шеи, такими же тёмными, какого-то неопределённого серо-коричневого цвета были кофта и юбка. В пухлой маленькой руке баба Поля держала конфету, а серые выцветшие глаза, большие и круглые из-за сильных линз, смотрели прямо в глаза ребёнку – внимательно и, неожиданно для девочки, – с лаской.

Катеринка растерялась, брать ли ей гостинец. Баба Поля совсем непохожа была на колдунью из пересудов. Это была старая добрая волшебница из сказки, какой она и представлялась юной фантазёрке. От взгляда старухи страхи девочки сразу развеялись, и она почувствовала себя уютно.

Катеринка взяла угощение и несмело огляделась. Вокруг она увидела много книг,
которые от волнения не заметила раньше. Они были расставлены ровными рядами вдоль стен, потому что шкафов и полок в жилище не оказалось. Журналы и газеты, сложенные аккуратными стопками, тоже занимали много места. Наверное, хозяйка никогда не выбрасывала их, и за долгую жизнь собрала очень-очень много. Несколько книг лежало у кровати на табуретке. Катеринка очень любила книги, немного читала уже и сама. Но в её семье их было не так много, как в этом маленьком доме.

Наконец, взгляд девочки уловил в сумрачном углу напротив двери крошечный огонёк. Он горел чуть заметно, тонко вздрагивая от невидимого ветерка, и бросал блики на горестные иконописные глаза. Был красный угол и у Катеринкиной бабушки, но – открытый и светлый – он не так притягивал взгляд.

Увиденное так заворожило Катеринку, что она не заметила, как вышла из дома и оказалась на улице возле скамьи, на которой ждала её сумка с молоком и хлебом.

В этот вечер девочка долго не могла уснуть. Она думала о бабе Поле, вспоминала близкое лицо, сумрачный прохладный дом и множество книг. Смутный вопрос, который понять Катеринка ещё не могла, тогда только нарождался в ней, чтобы осветить жизнь спустя положенное время. Чем был жив человек долгие годы затворничества и одиночества? Чем укреплялась и о чём молилась долгими вечерами душа этой женщины? В тот день знакомства были удивление и приязнь, возникшая от ласкового взгляда и скудного гостинца. И ещё от предчувствия, зародившегося в детском сердце, – от предчувствия того, что одиночество, отчуждённость, какая-то непрошедшая беда всё-таки покрываются добротой и теплом. И в беспокойном ощущении тайны девочка надеялась когда-нибудь снова побывать у бабы Поли.

Скоро начался учебный год, и Катеринка пошла в первый класс. Она никогда больше не бывала в среднем доме на Городской улице, но память навсегда сохранила его и его старую хозяйку, сберёгшую старые книги. Жизнь одинокой женщины, о которой когда-то судачили, но достоверно ничего не знали в посёлке, долгие годы была окутана для Катерины тайной. После смерти Полюшки, когда уже не многие однолетки могли рассказать о времени её появления в посёлке, узнали соседи короткую историю жизни колдуньи, жизни, теплившейся одним сокровенным помыслом.

*
Давным-давно Полина Демидовна была учительницей в начальной школе в Москве. Её муж офицер ушёл на фронт в первые дни Великой Отечественной и через месяц погиб. Рано овдовевшая она одна поднимала сына. Прошла эвакуацию и долгие бездомные годы в тесных чужих углах. Вернуться на прежнюю казённую квартиру после войны не удалось. Сын вырос, окончил институт и уехал по распределению работать на Север. Потому и смог вскоре пристроить мать поближе к Москве, приобретя это выморочное жильё по чьему-то легковесному совету. А зачем перевёз мать сюда – и сам не знал. Сотни учеников, которых воспитала Полина Демидовна за свою жизнь, остались далеко – на её второй военной родине. Они любили и уважали старую учительницу и, верно, захотели бы о ней заботиться, потому что сын снова уехал. Но ученики теперь были далеко, и мать осталась одна в чужом посёлке. Она была рада, что после приезда соседи не стали досаждать ей вниманием; и странная слава колдуньи оберегала её от любопытных деревенских взглядов.

В первое время Полина Демидовна часто выходила из дому, потому что её неодолимо тянуло к дороге. Она могла часами стоять на обочине шоссе, проходившего через посёлок, и ждать редкую машину. Тогда ей казалось, что она ждёт – и обязательно дождётся возвращения своего единственного. Головой овладевала эта мысль, и женщина представляла себя моложе, сильнее, и думалось ей в эти часы, что… существует будущее. Только тяжко и горько было возвращаться из мечты в действительность. Со временем она стала реже ходить на дорогу, не враз, но всё же прекратила бессмысленные изнуряющие ожидания на людях.

И всё же, глубоко спрятав надежду, в своём сердце она ждать не переставала. Книги и газеты, которые сын не повёз с собой через всю страну, а оставил матери, помогали забывать о действительности. Они переносили в то время, когда их читали впервые – в молодость. Иногда читали вместе с мужем вслух, и сейчас, спустя десятилетия, чувства, испытанные давным-давно, воскресали с первых строк: открывая книгу, Полина Демидовна забывала всё на свете, и её молодая душа снова оживала.

Особенно она ценила старые газеты – за ответственное хранение прошлого. В них жили давние дни, записанные новостями, через сухие строки которых проступало былое время. Оно теплилось и оживало. Она помнила каждую радостную или горькую дату, отмеченную на первых страницах. Или казалось, что помнила, – иногда ведь для человека это одно и то же…

Баба Поля прожила в посёлке более тридцати лет, храня в сердце память – великую тайну жизни. А потом тихо умерла. Как это случилось? Кто из соседей узнал первым о её смерти и как похоронили старую учительницу? Ничего уже об этом Катерина не знала, давно уехав из посёлка. Да, честно признаться, и не старалась узнать. В детстве каждый человек западает в сердце, где всем, кажется, предназначена своя часть. Но со временем минутные заботы заполоняют там всё место, а люди остаются без сердечного призора.

Вопрос, зародившийся от той встречи в детстве, вернулся к Катерине многие годы спустя, когда однажды она приехала побродить по родному посёлку. Пришла и догадка: уж не тем ли жив бывает в своём одиночестве человек, что хранит в памяти любимых и видит в том хранении свой долг, смысл своего бытия…

Тогда же она и услышала от соседей о родственниках Полины Демидовны: приехали в посёлок серьёзные наследники, дом снесли, построили новый, огородили высоким забором – и стали жить. Что ж, у каждого свой путь. Только об их пути-дороге знать ей почему-то не захотелось.