Один день в году

     Жили-были два соседа - дядя Саша и Николай Гаврилович. Почти одногодки, у обоих юность была опалена войной.

      Дядя Саша ушел на фронт 16-летним, дошел до Будапешта, где был тяжело ранен и Победу встречал уже в госпитале. Имел три ордена Славы, медаль за Отвагу. Он долго еще валялся по разным госпиталям и только в конце 46-го вернулся в родной городок. Женился на красавице - парикмахерше Женьке. Правда, деток не родили. Простыла Женюра, добывая рыбу из сибирской реки для фронта и Победы, стоя почти по пояс в холодной воде. Жили дружно, не ссорились почти никогда. А родительскую любовь отдавали жиличке Марусе, которая по стечению обстоятельств вот уже почти три года жила в их скромном доме со своей 5-летней дочкой Еленкой. Дядя Саша девчонку обожал. От ее черных, как смородины, глазок гвардии рядовой, бесстрашный разведчик Саня Ивлев, таял как воск. Супруга дяди Саши, Евгения Алексеевна, Женюра, тоже к Еленке прикипела, но была более строга к ней, считая, что дяди Сашиного обожания вполне достаточно. А девчонка обожала обоих. Мать девочки была благодарна супругам за их теплое и добросердечное отношение, уважала и почитала их как родителей.

     А вот судьба Николая Гавриловича
сложилась по-иному. В 42-м тяжело-раненным попал в плен. Еле выжил, выходила медсестричка из военнопленных. Несколько раз бежал, ловили, жестоко избивали и опять лагерь, все дальше от линии фронта. Так он оказался в одном из концентрационных фашистских лагерей в Италии. Вновь бежал и на этот раз удачно. Воевал бок о бок с бойцами итальянского Сопротивления. В конце 45-го, при возвращении на Родину, вновь лагеря, дали 25 лет. Правда, отсидел 15. Повезло...

      С Ольгой Петровной, со своей будущей женой, познакомился на поселении. После отсидки в лагере партия Ленина не разрешила «предателю Родины» Николаю Глухову вернуться на родную Тамбовщину. И опять Николаю Гавриловичу повезло. Вместо 5 лет поселения, срок его вынужденной ссылки закончился через два года. Собрав нехитрый скарб, Николай Гаврилович и Ольга Петровна покинули место вынужденного проживания. Для бывших зека;Ольга Петровна тоже была из них)выбор свободы значился от Якутии до Уральских гор. Можно было поехать еще на Сахалин. Немного помыкавшись, супруги прибыли в сибирский провинциальный городок, окруженный со всех сторон вековой тайгой, и где река служила не только главной водной городской артерией, но и была рыбацким раем. Глуховы купили полуразвалившийся дом с большим участком земли.   

     Ольге Петровне удалось устроиться на работу в заготконтору. Зарплата была маленькой, но компенсировалась тем, что росло, прыгало, бегало, плавало в тайге и реке. Вся эта компенсация благополучно сбывалась на рынке за очень неплохие деньги. Николаю Гавриловичу оформили инвалидность, благо ранений и болячек у него было не счесть, и пристроили в инвалидную шарашкину контору по ремонту обуви.
Сапожником Николай Гаврилович был никаким, но советский закон требовал, чтобы и инвалиды трудились. Вот и трудился Николай Гаврилович только у себя на участке, ремонтируя дом, сажая картошку-моркошку и прочие овощи, и приглядывая за курями и прочей живностью, которой супруги обзавелись вскоре после своего приезда в городок.

        За два года таких непосильных трудов участок и дом Глуховых было не узнать. В гости супруги ни к кому не ходили и к себе не приглашали. Только дядя Саша по-соседски, да и в силу своего доброго характера и «золотых» рук был вхож на территорию Глуховых, чтобы помочь с ремонтом дома или наладить электричество. Бывало, Ольга Петровна угощала дядю Сашу обедом, да иногда подносила и чарочку как бы в знак благодарности за помощь. Дядя Саша не отказывался, принимал угощение степенно, благодарил за хлеб-соль. Разговоров душевных особо не вели, все больше о ремонте дома: как и что сделать, чтоб и хозяевам удобно было, да чтоб не развалилось все в одночасье. Ну, а как дом был приведен в полный порядок, то и дяди Сашины визиты к соседям и вовсе сошли на нет. Дядя Саша по этому поводу не огорчался, к тому же и своих забот хватало.

        Не дружили, но вполне мирно сосуществовали. При встрече здоровались, иногда поздравляли друг друга с праздниками и расходились по своим делам. Правда, один раз в год, 9 мая, привычная схема общения менялась.

        Дядя Саша, выпив фронтовых 100 грамм, закусив селедочкой и разварной картошкой, уговорив тарелку щец и спев с бабами «Священную войну» и «Катюшу», отправлялся к соседу Николаю Гавриловичу, горланя во все горло:

- Колька, выходи. Разговор есть.

Колька не выходил. Дядя Саша не унимался, припоминая соседу все его прегрешения.

Уговорить его оставить соседа в покое не было никакой возможности. Из домашних этого никто и не делал, прекрасно понимая, важность предстоящего разговора. Евгения Алексеевна говорила так:

- Мужикам надо хотя бы раз в год серьезно поговорить...

      Где-то через полчаса Колька, то бишь Николай Гаврилович, выходил из ворот своего дома наряженный как на свадьбу в темно-серый шевиотовый костюм и белую рубашку, застегнутую на все пуговицы.

- Ну, чего тебе, Санька,- мрачно вопрошал  Николай Гаврилович своего соседа.

И было в его голосе столько тоски и обреченности, что дядя Саша вмиг как-то терял весь свой боевой настрой начистить морду этому нераскаянному грешнику. Вытащив из кармана солдатских галифе пачку «Севера», дядя Саша плюхался на скамейку.

- Закурим что ли, Гаврилыч ? - тяжело вздыхая, говорил он, протягивая папиросы Николаю Гавриловичу.

Сосед глядел в синее майское небо, затем с тоской смотрел на дядю Сашу и усаживался рядом.
Они молча курили и каждый из них думал о своем.
Из ворот выходила жена Николая Гавриловича, Ольга Петровна, неся в корзинке нехитрую закусь и чекушку беленькой.
Мужики, чуть подвинувшись, освобождали место и молча наблюдали,
как Ольга Петровна стелила на скамейку белое с красными петухами полотенце и неторопливо выкладывала из корзинки пироги, пару луковиц, отварную картошку и шмоток сала.

- Вот откушайте, что Бог послал, Александр Борисович,- ставя на полотенце чекушку беленькой, говорила Ольга Петровна.

Дядя Саша, затягивался папироской, щурил глаз и важно так отвечал:

- Ну, что ж? Можно и откушать...Благодарствую, соседушка...

Разливалась беленькая, Ольга Петровна торжественно произносила:

- С праздником, мужики ! - чуть отпивала из рюмки и уходила.

Мужики степенно выпивали, закусывали. Потом Николай Гаврилович доставал из-под скамейки чекушку, припрятанную накануне, смотрел вопрошающе на дядю Сашу, и разливал водку по рюмкам. Опять выпивали и закусывали, перебрасываясь короткими ничего незначащими фразами:

- Хорошее сало, Гаврилыч!

- Ты пирогов покушай, Борисыч…

- Хорошая у тебя супруга, Гаврилыч, понимающая…

- Хорошая,- соглашался Николай Гаврилович...

Потом наступала очередь дяди Саши доставать из необъятных галифе очередную порцию беленькой. Выпивали, но уже не по полной  рюмке да и к оставшимся пирогам да салу почти не притрагивались.
Закуривали из все той же дяди Сашиной пачки «Севера». И начинались уже разговоры серьезные. О войне , о судьбе, о жизни...

       Подходили мужики, соседи с улицы, поздравляли с праздником, выпивали, принесенную с собой водку, курили, немного поговорив о днях минувших и о том, что жизнь сейчас неплохая, уходили.
Выходила Ольга Петровна, приносила мужу теплую тужурку - замерз, поди, в одном костюме-то. Прибегала девчонка с глазами-смородинками, мол,  бабуня Женюра велела передать, что картошка с салом готова, пусть идут покушать горяченького. Мужики молча улыбались, махали руками, мол, попозже придут. Так сидели долго и говорили, говорили...
   
       Евгения Алексеевна и Маруся выносили самовар, наливали воду в его 5-литровое нутро, разжигали принесенными щепками. Приносили эмалированные кружки, кусковой сахар, пироги с черемухой и брусникой. Ольга Петровна ставила на импровизированный стол из табуреток вазочки с домашним вареньем и конфетами. Николай Гаврилович и дядя Саша с удовольствием наблюдали за женщинами, то и дело поглядывая на самовар - не кипит ли. Им очень хотелось горячего крепкого чаю с кусковым сахаром. Наконец вода в самоваре закипала. Дядя Саша, сполоснув горячей водой фарфоровый чайник, щедро сыпал в него чай из железной коробки с тремя слонами (Маруся привезла из командировки), заливал горячую воду и ставил заварник на самовар - пусть настоится. Тем временем Николай Гаврилович выносил из дома низенькие табуреточки для женщин, не забыв захватить графинчик с домашним винцом. Женщины смеялись и торжественно выставляли на стол чекушку беленькой и нехитрую закусь. Все шумно усаживались вокруг импровизированного стола, накрытого голубой холщовой скатеркой. Мужчины разливали вино по рюмкам для женщин, а для себя наливали водку в кружки. Николай Петрович начинал было говорить, мол, такой день, хорошо, что все вместе за столом собрались... Дядя Саша, хлопал соседа по плечу и произносил:
 
- Гаврилыч, да будет тебе турусы разводить...С праздничком, дорогие женщины, с праздничком, Николай Гаврилович!

Женщины, весело смеясь,чокались с мужиками и между собой, поздравляли друг друга с праздником, пригубляли из рюмок пахнущее смородиной красное винцо. Мужики степенно выпивали, молча и серьезно глядели друг на друга, потом переводили взгляд на веселых и радостных женщин, лица их светлели. Неловко обнимали друг друга, приговаривая:

- Саня, с праздничком. Ты прости, если что...

- Эх, Колька, бедолага ты горемычная, будь здоров и не держи зла...С праздничком, сосед...

Потом долго пили ароматный чай вприкуску с сахаром...
День клонился к закату, единственный день в году, 9 мая...