Порт-Артур

Я курил длинную толстую папиросу в розовой гильзе с золотыми иероглифами и Сашка Линевский, батальонный командир,курил такую же.В черном осеннем небе серебром неполученной медали светила луна.Мы стояли  на  ресторанном балконе опоясанном низеньким парапетом. Фигурные перила его были покрыты зелёным бархатным мхом. Если провести по нему перчаткой, мох осыпался мелкой  крошкой.А если тереть ладонь,то она становилась липкой,от зеленой противной жижи Сашка усиленно тер парапет и повторял:” Мерзость. Вот мерзость то …не присядешь ведь..”С моря, со стороны незамерзающей бухты  Порт- Артура влажный ветерок нес пряный и чуть горьковатый запах выброшенных на берег водорослей.Пахло снегом,морем и йодом .В темноте медленно порхали крупные пушистые снежинки.Они опускались на наши мундиры и не тяали. В спину нам бросала свет застекленная зала ресторана и  шум застолья и музыки иногда заглущал наш разговор.  .Курить мы выходили часто ,Сашка верил, что горечь табака успокаивает желудок нещадно мучавший его. Тем более декокты, которые он глотал горстями, не действуют, когда температура опускается до ноля. В это он тоже верил .А больше не верил ни во что.Он верил только в свои теории и подозрительно относился ко всей остальной информации. Он не верил даже, что земля круглая, ссылаясь на статью британского воздухоплавателя ,который поднявшись на воздушном шаре, увидел с высоты планету, как вогнутую чашу. Хотя , иногда мне казалось, что этот прожженный циник с мешками под насмешливыми черными глазами просто издевается над всем и вся и надо мною тоже. Мы с ним сошлись легко. При первой встрече,когда я представляся ему как соему командиру он выдал трактовку  -"Князь,рафинированный в течении 18 поколений, на войну решили,сафари надоело,Луксор наскучил,Везувий прсто карлик,а Париж необыкновенно пошл,так? Повоюете и на бал,Так? "он смеялся мне в глаза,врочем совершенно беззлобно и радостно."Так"- ответил я "В Луксор меня англичане не пускают.Я на пирамиду помочился.В Париже - парижский насморк.На сафари всех колибри перестрелял,а тут говорят японцы,почти такого же размера, ну а нет,так я и в батальонного командира не промажу. И еще.Не 18 поколений а 26, я потомок рода древнего." Он рассеялся-"Живой, живой человек! Рад Вам,князь! А здесь всего три типа людей. Зашоренные карьеристы, стенающие неудачники и сияюшие погонами болваны в чинах.Я стенающий неудачник!".-"А я видимо ,на пути к сияющему болвану. " Мы рассмеялись.   Он выделялся среди шаблонов, выдававших себя за людей, в отличии от прочих никогда передо мною не пресмыкался, был мне непонятен и постоянно совершал неожиданные выходки, как тут говорили - откалывал коленца, разнообразя серую, как солдатская шинель ,гарнизонную жизнь. За это его любили. Намедни, исповедовавшись, он приложился к рученьке батюшки, а потом сунул ему под нос свою , для поцелуя . Как же обиделся наш старенький отец Серафим, распрямил согбенную фигурку  свою и тряся седой бородкой запричитал про Христа, длань которого целуют и насмешку над саном. Он трясся весь ,тряслась седая головка, редкие седые волосики с прозеленью, коричневая потертая ряска и гневно поднятые ручки . Мне стало неловко,как будто дурака назвали дураком,а он вместо того,чтобы кричать и ругаться горько заплакал... А Сашка вдруг сграбастал отца Серафима в объятья,, прижал к груди и что-то стал шептать на ухо. Священник съежил личико и вглядевшись в Сашку подслеповатыми глазками вдруг успокоился. Потом даже  улыбнулся. Произнес –Охламон и постучав сухоньким кулачком по его груди добавил- иди уж ,охламон. Люблю его, сказал потом Сашка, такой славный старик. Исповедовался ему ещё юнкером …помолчал и со смешком добавил: “ Мы его шестикрылый Серафим звали. Обидит, бывало, отделенный начальник или дежурный офицер дуболомство свое явит и начнет перед всеми терзать, Шестикрылый Серафим всегда тут как тут и гнусавенько так на распев заведет : Аз иерей недостойный, начало таких окаянных деяний только оплакать могу …у господ офицеров сразу лица грустнеют и бегут они от него звеня шпорами. Давно его не видел, а здесь встретились. “
Ночь та, на балконе ресторана , была самой обычной и ничем не выделялась из длинной чреды свободных от службы ночей и дней. Политическая неопределенность тревожила скорее cтатских лиц, а не нас .  А разрыв дипломатических отношений мы воспринимали как очередные политические кульбиты и даже радовались ему, как поводу для досужих разговоров. Хоть что-то происходило в нашем провинциальном мирке.
 Сашка прикуривал вторую папироску, склонив голову к сложенным ладоням . Раздался залп.” Эскадра”-пояснил он,зажигая спичку .”Маневры” –лениво процедил я  .-“Да Бог его знает” – ответил он с полным безразличием и выдохнул табачный дым.:”Бог его знает.” Грохотнуло еще несколько раз уже ближе. “А это береговой форт. Кому там не спится Григоровичу или Кондратенксо ? Затейники” …
Меня позабавила такая трактовка ближайших помошников коменданта крепости генерала Стесселя .
Сашка вдруг замер с открытым ртом не закончив фразы. Я посмотрел на него, посмотрел на небо. Над Золотой горой в бархатном мраке  елочными игрушками зависли три сигнальные ракеты. Что это значило, мы прекрасно знали.
“Ну вот .”- Спокойно произнес батальонный:” Вот оно. Значит так. Я к генералу, а ты
давай в казармы. Поднимай батальон и всех на позиции. Веди сам , ротные не знают ничего. Крепости еще не видели. Заплутают.”
-“Мы патроны не получили ,у нас только караульный комплект.”
“Да не волнуйтесь Вы ,князь,пока еще японец сюда доплывет. Утром получите.”

Утром пришла печальная новость. Японским миноносцам удалось потопить несколько наших судов и уйти от преследования нашего крейсера-охотника Новик. Началась война. Весь день дул холодный пронзительный Норд. Весь день мы холодные и голодные ждали патроны. Получили только вечером. И накормили нас только вечером. А я ждал японский десант. Ходил и представлял, как они нас всех перережут безоружных. Как белые гетры их моряков станут красными от крови из наших распоротых глоток. Но Бог миловал.

Сменившись, пошёл в город. Все шло обычным путём. Кухарки шли на базар с корзинами и мешками,китайцы занимались своими китайскими делами и всюду сновали мальчишки газетчики. В газетах ни полслова о японской атаке. Только на пристани шумела толпа, рассматривая поврежденный броненосец Ретвизен. Часть расположилась на холме. У дам были театральные бинокли. Многие принесли корзины с продуктами, как на пикник. Они пока ещё не поняли, что жизнь их изменилась . Поразило, что некоторые умудрялись отрицать наличие повреждений. Смотрели и не видели. Мелькнула мысль- А что же не вижу я? Я огляделся. Закрыл глаза и представил перед внутренним взором все что увидел.Потом огляделся ещё раз.На вершинах дальних холмов стояли китайцы.По одному на каждом. А что не толпой то,как обычно?Или это и не китайцы,а переодетые японцы.Разберёмся, обязательно.  Еще повреждения получили броненосец Цесаревич и крейсер Паллада, по всегдашнему русскому легкомыслию оставленные на внешнем рейде и частично освещенные. Даже противоторпедные сети не были выставлены. Три корабля были торпедированы в течении десяти минут. Были жертвы.  Матросы. Ответным огнем супостата отогнали ,а потом больше часа убеждали командующего флотом Оскара Викторовича Старка в необходимости активных действий.Он не хотел одеваться, даже пытался снова лечь спать,потом все же накинул халат на исподнее, долго курил и требовал кофе и отчего-то никак не мог поверить ,что началась война. В общем, обычное разгильдяйство, как и у нас ночью с патронами. Зато штаб шумел и гремел. Вернее гремели два телефона имеющиеся в наличии на всю крепость. Штабные прибегали и убегали. Писари делали значительные лица. Отдавались команды и доставлялись донесения. Все это, сперва производило впечатление напряженной и серьезной деятельности, но уже через минуту становилось понятно – балаган. Люди пытались делать все одновременно, не зная, что надо в первую очередь . На душе у меня было тревожно. Пробежал генерал Стессель ,за ним группа штабных смешно вскидывая колени, за ними казачья охрана. Я было двинулся вслед, но увидел в конце коридора Сашку с отцом Серафимом. Подошел к ним.
- “Крейсер Боярин сообщил о приближении японского флота “–вместо приветствия произнес батальонный.:” В значительных силах.”
“ Понятно”- хмыкнул я и кивнул на гонки штабных:” Так вот что они носятся.”  Отец Серафим наклонил голову и тихо сказал :” Сохраняйте спокойствие духа и помните , что за Богом молитва, а за царём служба не пропадет.”
В 11 часов дня на траверзе встал весь японский флот….Минуты напряженной звенящей тишины , страшный удар,клацнувшие зубы и содрогание земли и грохот,грохот,грохот, нарастающий грохот двух сражающихся эскадр. С берега пытались помочь нашей эскадре , но береговые батареи не добивали . А японцы бомбили город ровно 45 минут. Потом все стихло . Они ушли за горизонт.

В съемной квартире Линевского пахло жаренным луком и нещадно сквозило из окон выходящих в сад. Сашка утративший свою обычную глумливость , Сашка с покрасневшими глазами и бледным лицом  покрытым крупным похмельным потом ежился  как от озноба на протертом зелёном кресле и презрительно сплевывал через губу слова:” Половина пушек стреляло холостыми. На половине батарей вообще нет пушек. На господствующих высотах нет пушек .Сам Бог им велел там быть , а их нет. На одной маяк, ладно. А на второй знаешь что ? Пожарная каланча ! Вот сейчас с неё и смотрят как японец нас разделал. Мы шесть лет здесь. За шесть лет можно было и поставить.” Он вздохнул и выпил из синего с золотым ободком  запотевшего лафитника и продолжил:” Из города повальное бегство. Но билеты выдают только женщинам. Объясняется это нехваткой мест .На самом деле не выпускают мужчин. Ждут приказа о мобилизации.” Сашка выпил ещё и сказал:”Стесселя не уберут, мы проиграем.. Будет новый комендант, будет надежда.”
Рядом с похмельным Сашкой,упершись руками в нечистую,засыпанную хлебными крошками и потеками от помидоров скатерть за столом сидел отец Серафим и внимательно слушал чуть кивая рубленным Сашкиным фразам дрожащей седой головой .Глаза его близоруко уставились в пространство и было видно что батюшка выпил немного более того, чем было потребно . Вдруг он значительно поднял палец и пожевав губами продекламировал: “Когда испил я слёз из чаши бытия.. “ И надолго замолчал , задумался,  хорошо и светло улыбаясь чему то неведомому..
Я присел к столу и ослабляя ремни ответил Сашке:” Порт-Артур мы отстоим . Я не сомневаюсь в героизме русского солдата.”
Сашка вытаращился на меня,как на идиота .-“Армия и военный флот это  человеческий Ме-ха-низм. Обученный .С отработанными до автоматизма навыками. Готовый, разумеется при помощи резервистов, к вторжению или прикрытию, к осаде или оккупации. Четко, точно и без всякой экзальтации выполняющий любую поставленную задачу. А если требуется героизм, то значит механизм сломался ,значит в какой то его части неумелое руководство или прямое предательство. Ну ,право слово, ну неужели не ясно.”- Сашка смотрел на меня ласково улыбаясь, как смотрят любимого, но недалёкого младшего брата.
“Участь героя, горькая участь”- вскинулся отец Серафим
“Откуда это , батюшка ?” – поинтересовался я .
“Ветхий завет книга Еноха…потерянный, нонча, смысл” многозначительно наклонил голову отец Серафим :” или Илиада.” Он опять поднял сухонький как обглоданная куриная косточка пальчик .”У царя Иоанна Васильевича Грозного Илиада и Ветхий завет были подшиты в одну книжицу и Илиада первой шла ибо почиталась древнейшей  и в канон входила” Голос батюшки постепенно понижался пока не превратился в неясное бормотание .
Сашка поднялся : “Ну будет, будет, отче, небу перстами грозить.” Обернулся ко мне :” Костя, помоги.” Вдвоем мы уложили батюшку на кровать в спальне. Сашка бережно расправил ему волосы и рясу. Поправил подушку под головой, накрыл покрывалом. Движения его были легки и аккуратны, как будто батюшка стал хрупким от старости и мог рассыпаться в прах от случайного прикосновения.
“Ну а мы ,друг ситный, пойдем-ка погуляем” –прошептал он выводя меня из комнаты.
На улице он спросил :” Ну что, в крепость ,или ?”
Я ответил :” Сперва в крепость. Потом или   “ подумав про Сашку:” Хоть хмель немного выйдет” Мы направились к крепости по дороге встретили подполковника Рашевского. Он в срочном порядке перестраивал центральную ограду. Это же сейчас важнее фортов и укреплений, не скрывая иронии отрывисто бросил Сашке Рашевский. Талантливый инженер пояснил Сашка, когда мы отошли, а генерал Стессель от страха совсем с ума сошел . Сопливому кадету ясно , прорвутся японцы к высоткам и расстреляют оттуда и крепость и город, мы ж как на ладони. Туда они полезут, туда. А они ограду по котловине строят. И не сделаешь ничего. План подписан в Петербурге 2 года назад. Вот только теперь могли бы и не торопиться. Эта стройка от проверяющих из Питера защитит, а от японцев нет.
По крепости бегали дети и бессмысленно бродили женщины. Я остановил Тасеньку , чудесную дочку фельдшера . Поинтересовался, чего же она не уезжает в Иркутск. Она обиделась. Оказывается она дала расписку помогать отцу ухаживать за раненными и  теперь как бы себе и не принадлежит и как бы тоже на службе царю и отечеству. Щечки её разрумянились от гнева на мой вопрос, а в глазах блеснули близкие слезинки. Сашка ловко сгладил ситуацию переведя разговор на жён нижних чинов и гражданских. Тася рассказала, что им дают по десять рублей на семью, сколько б детей не было и даровой проезд до Иркутска. А там иди куда хочешь. А люди что? Ехать в никуда и бросать свое добро? А уедут, а тут мужа убьют, так всё равно по миру идти. Так уж лучше вместе, единым часом. Вот и дают поголовно расписки ухаживать за ранеными. На таком условии их и оставляют.А я все держал Тасю за руку и что – то говорил ей. Любовался её ладной статью, благородной посадкой головы, милой способностью легко краснеть. Я смотрел и смотрел и не мог отпустить её. Бедный Сашка скучал рядом и делал несчастные глаза. Ничего. Пусть подышит. Я стоял и думал – Зачем это всё . Этот январь и эта война и Порт-Артур и осада и разговоры. Зачем мне сейчас идти в ресторан с полупьяным уже Сашкой. Мне надо забрать Тасю и уехать с нею отсюда. Здесь мне уже надоело и ничего интересного здесь не будет..А какая - нибудь мерзость произойдет обязательно.
Страшно представить, что тут будет, если осада затянется- мимоходом бросил нам какой-то штабс-капитан ,подтверждая мои мысли, и улыбнулся. Я нехотя попрощался с Тасей.
И все же пошёл в ресторан . Пили ,спорили почему офицерам запретили знакомство с фортами, почему вывели третью сибирскую стрелковую дивизию , участвовавшую здесь в маневрах, а на смену ей вводят части из мобилизованных чинов запаса, и не нюхавших Квантунского полуострова. Когда выпили не по одному разу заговорили о переодетых китайскими кули и землекопами офицерах японского ген. штаба досконально изучивших все наши укрепления и оборонительные линии. Сашка высказал вслух моё недавнее предположение, что японские шпионы переоделись в прачек и призвал немедленно проверить всех прачек и горничных, кого смогут изловить.Именно это я от него и ждал.Он просто прекрасен своей предсказуемость,хоть и считает себя неразгаданной никем загадкой. Началась кутерьма и суматоха, и я пошёл спать.
Утром я был откомандирован в распоряжение подполковника Вершинина ,комиссара по гражданской части. Чуть более недели мы занимались описью и реквизицией убойного скота. Из-за жуткой безалаберности и непродуманности действий, добыли лишь треть от предполагаемого и возможного количества, да ещё жутко разозлили купцов и предпринимателей . И в Петербург по телеграфным проводам полетели слезные жалобы. А из Петербурга грозные окрики в нашу сторону. За это время китайцы успели отогнать почти весь скот. Состояние наших дел стало для меня совершенно ясным.  Вернувшись с полуострова, и доложив начальству, я отправился на квартиру Линевского, где и застал его и неизменного уже  отца Серафима.Сашка поздоровался и сказал:"Наши китайцев перестреляли на холмах,как куропаток прямо. А потом проверили,это офицеры японские.Крепость у них теперь в подробностях известна,до сантиметра последнего. " Немного перекусив я доложил диспозицию. Порт – Артур в нескольких тысячах вёрст от России. В море перед ним весь японский флот . Высадке японского десанта мы помешать не можем. Она может начаться в любой момент и будет означать полноценное окружение и блокаду. Из города целыми вагонами вывозят сахар, муку, соль, консервы, мясо и рыбу. Наместник эвакуировался и генерал Стессель остался полноценным хозяином . Первый его приказ от 14 февраля гласил, что отступления не будет! В этот же день были замечены первые случаи цинги.
Отец Серафим слизнул с ложечки варенье, строго на неё посмотрел и со вздохом отложил.- Что же делать – спросил он близоруко смотря на нас . Что будем делать. – Ну, батюшка, Вы будете молиться, а мы пить, все как всегда …хмыкнув ответил Сашка и оказался прав . Как же гуляли в трех оставшихся в городе ресторанах, истово, как в последний раз и так же истово молились в церкви, как в последний день.  На службе же , все создавали видимость что заняты важными делами ,а сами писали, писали, писали, - приказы, доклады, отношения заваливали столы, папки лежали на подоконниках и табуретках.
И все от генералов до солдат смеялись над японцами. Над их солдатами и страной, над их ростом и умом . Я и сам невольно следуя общей моде  допустил мальчишеское такое поведение перед отцом Серафимом. Посмеялся над тем, что японцы повернули на путь европейской цивилизации только 32 года назад. На что отец Серафим грустно сказал, что конечно Россия это сделала давно, уже 200 лет ,но за первые 32 года такие славные победы одержала озаряемая гением Петра ,что дл бы Бог и всегда так.   
В ночь на 12 февраля японскими миноносцами был атакован крейсер Ретвизан .  Бой длился три часа и затих к утру . Ответным огнем крейсера и береговой батареи Плоского мыса был потоплен миноносец и подожжен японский пароход брандер. Брандмастер Вейканен с пожарной командой потушил его, устранив угрозу Ретвизану. Брандер был по ватерлинию набит взрывчаткой. А брандмастер Вейканен еще не раз рисковал своей жизнью за время осады Порт-Артура. 

Утром на горизонте показалась японская эскадра. Черные палочки дымов и точки кораблей были похожи на восклицательные знаки. Крейсера Аскольд, Боян и Новик дали японцам короткий бой и отступили под прикрытие крепостной артиллерии.
Днем к крепости попытались прорваться два наших миноносца. Одному удалось , а второй они расстреляли у нас на глазах.

Этим же днем  генерал Стессель издал приказ запрещающий гражданским и военно-судебным чиновникам покидать места присутствия во время бомбардировки города. На следующий день старшему делопроизводителю штаба оторвало ноги в его рабочем кабинете . А генерал Стессель пересидел бомбежку в дальнем форте, куда он поспешно уехал при появлении на горизонте японских кораблей.

26 февраля японская эскадра в составе 13 крейсеров и 12 миноносцев атаковала два наших миноносца возвращавшихся из разведки. Более двух часов сражались наши корабли “Стерегущий “, окруженный семнадцатью судами отбивался, пока не затонул. А” Решительный “ прорвался сквозь заслон под защиту крепости. 
Потом три японских броненосца подошли к городу со стороны Ляотешаня на расстояние одной мили. За ними, на расстоянии трех миль
развернулись восемь кораблей. А за ними, на третьей линии все остальные суда. Начался спокойный и неторопливый, методичный и очень точный расстрел города . Стреляли японские корабли первой линии. Ответить супостату было нечем, вместо укреплений и батарей там построили маяк. Наш форт молчал. Перекидная стрельба была невозможна, у орудий не было достаточного угла возвышения.
Снаряды утюжили порт и накрывали нашу эскадру на внутреннем рейде . Били по сухому доку и ремонтным мастерским. Потом начала обстрел вторая линия кораблей. Потом третья…Я сидел в ресторане на набережной у самого берега и из окна наблюдал как всего в нескольких саженях вздымаются огромные столбы воды от взрывов бомб. С утра и до полудня ,до прекращения огня я насчитал 208 взрывов. Мы не ответили ни разу ! Покорнейше прошу простить, но это был не бой. Это была казнь ! Потом, спустя долгие годы, пройдя Великую войну , я вспоминал чувство полной беспомощности и унижения овладевшего мною в то хмурое утро.
 После окончания обстрела из мастерских на дрожках, извозчиках и телегах стали вывозить куски тел. Мастерские не прекратили работу под обстрелом и никто не покинул своих мест согласно приказу коменданта Стесселя.
В этот день убило Тасю . Её отец перевязывал раненых, а она помогала. Комната была угловая и 12 дюймовая мина прошив стену разорвалась от нее в трех аршинах. Тасю нашел отец Серафим у неё не было головы и у её отца тоже. А раненный не пострадал, его откинуло взрывом и все.
Я ни от кого не скрывал свое высокое положение в свете и древность нашего рода и что служба мой очередной каприз.Да и зачем пытаться скрыть то,что скрыть невозможно.Манеры не спрячешь. Из-за своего происхождения я отношусь к людям отстраненно, с благородным безразличием. Среди генералитета крепости и даже при дворе большинство мне не ровня. Есть свет и есть свет. И новому выезду не ровняться со старым. Да и сами государи императоры всегда благосклонно относились к нашему роду. Как говорил Александр Освободитель моему предку:" Потомки Византийских Комнинов-Дука, от вас веет историей,Наполеон по сравнению с вами всё равно что деревенский староста по сравнению с Фридрихом Барбароссой."  Романовым,  для сохранения императорского титула нужно было жениться на немках. Екатерина пугала Елизавету Петровну, что бросит мужа Петра и своего ребенка и увезёт императорский титул, если не получит ста тысяч золотом и малахитовые бусики. А русские цари пусть сколько угодно именуют себя императорами, это будет лишь самоназвание. Чтобы быть императором ,надо чтоб тебя так именовали не крепостные крестьяне, а императоры тебе равные. Моя семья вела себя не так примитивно, но мы тоже всегда получали от высочайшего престола все, что желали . Европейские дворы признавали древность нашей крови и мы были гарантией сохранения императорского титула в России, если в мире вдруг закончатся истеричные гесен-дармштадские принцессы. Поэтому я так разборчив в знакомствах. Я рад дружбе с Сашкой. Я принял, не сразу, но принял и даже полюбил отца Серафима. И я никогда не видел такой чудесной девушки как Тася. И она сегодня погибла из-за старого дурака и труса генерала Стесселя . Я нашел его в его кабинете и высказал это ему в лицо. Как же он покраснел ,аж до синевы и выскочив из-за стола пошел на меня на несгибающихся ногах переступая с пятки на носок. Он кричал мне в лицо – "Комендант осажденной крепости Царь и Бог и ему все равно скольким девкам оторвет голову."
Я ответил, что он не комендант, а (тут я употребил простонародное слово,обозначающее совсем не пирожное,а ,как бы, наоборот ),и еще он остезийский немчик, внук Царскосельского повара и занял свое место только по протекции командующего Алексея Николаевича Куропаткина . Его словно молнией поразило .Нетвердо ступая и ведя перед собою рукой он добрел до ближайшего стула наклонился и смешно отклячив задницу  осторожно присел ,рванул воротник и вытолкнул с хрипом – Повешу! По закону военного времени и предоставленной мне власти…И кликнул казачков, старый чёрт.Нельзя сказать,что я не владел собою,когда шёл к Стесселю.Я всё прекрасно осознавал. И мне хотелось высказаться ему в лицо..Я только не ожидал такой реакции.Такого явного безумия.Видимо он чувствует себя бессильным и загнанным в угол,как крыса и совершенно не представляет,что делать дальше...Но всё равно,это черес- чур.
Ну положим с дедом поваром я действительно переборщил. Дед его был комендантом. И повесить, не повесит. А расстрелять в запале может. А потом подкинут мне японские деньги и фотографию императора Муцухито с личным автографом и надписью” Дорогому шпиону князю Константину от любящего императора.” И всё.
Ввалились казачки и меня увели . Не сразу, но увели. Закрыли. Утром меня выпустил адмирал Макаров, сообщив что назначен новый комендант вместо Стесселя , Константин Николаевич Смирнов, генерал-лейтенант, бывший начальник штаба варшавской крепости. То есть человек с опытом, а не пехотный временщик, как Стессель. Но меня уже ничего не интересовало.Я сорвался и делать в Порт-Артуре мне было нечего.
На вокзале меня провожали двое ,Сашка ,по шутовски сгорбившийся и изображавший всей фигурой мировую скорбь и отец Серафим все крестивший меня в дорогу. Я смотрел из окна вагона на две маленькие фигурки под косым дождем и думал, что никогда их больше не увижу.

Через три года ко мне в Вену,в наше консульство, пришло письмо от Александра Линевского ,героя обороны Порт- Артура. Буквально несколько строк.
“ Комендант Порт-Артура генерал - лейтенант Стессель лишен орденов и разжалован и скорее всего будет расстрелян. Это твоих рук дело, князь? Это за всех нас или только за Тасю?
А отец Серафим погиб под ударами тяжелой артиллерии с горы Высокая в ноябре 1904 года, а я был ранен. “
Прошло уже 4 года и я стал забывать свои ошущения от Порт-Артура, мелкие детали и события почти стерлись у меня из памяти. Столько произошло с тех пор. Такой Монблан информации, столько людей и мест и событий.Видимо память не гутаперчивая,выбрасывает то,что не важно. Я даже Тасю почти забыл,а отца Серафима вообще не вспоминал.Помню, тогда мое происхождение и легенда помогли мне. Меня считали избалованным барчуком, бесполезной нагрузкой и переводили с места на место по первому моему намеку,все равно,толку от меня не ожидалось. это помогло мне составить объективное суждение обо всем Артур-Цзиньчжоуском укрепрайоне. 
Стессель сдал более 50 кораблей, более сотни складов, мастерские, порт Дальний и Порт-Артур. Не позаботившись их уничтожить подарил врагу, награждал своих любимчиков, писал ложные донесения о своем личном героизме и лгал императору о причинах сдачи крепости. Отправил солдат желающих сражаться в японский плен, но сам их участь не разделил, нет. Уехал. Но я приложил все свои силы, что бы уничтожить Стесселя не поэтому. И не из-за Таси. И не из-за того, что он ударил меня по лицу, когда меня держали казаки. Хотя Сашке я написал именно эту версию. Наверное поэтому он мне больше не пишет. Видимо считает меня высокородным дегенератом озабоченным своей честью и превосходством  над всеми ныне живущими.
Сейчас 1908 год . И тут, в Вене, как нигде чувствуются первые грозовые раскаты грядущей Великой войны. Такой войны ,какой ещё не было . Поэтому в русской императорской армии и военно-морском флоте будет чреда отставок, разжалований , лишений чинов и даже расстрелов и странных,преждевременных смертей. Войска необходимо очистить. Как перед любой войной. По итогам своей командировки я назвал государю императору четыре фамилии – генералов Стесселя, Фока, Надеина, Рейса. Одного уже нет. И если государь император не отстранит остальных, ну что же ,они все равно уйдут.Как не знаю, да хоть на дуэли погибнут. Армия это не механизм,как говорил Сашка,а организм ,она сама себя очищает.