Часть III. Глава 22. Я должен быть рядом...

Люди в  белых халатах суетились над Сарой, и она не понимала, что происходит: её реанимируют, или, всё-таки, хотят прикончить? Что они с ней делают? И почему? «Судя по их радостным лицам, меня, всё-таки, спасают», – пронеслась мгновенная мысль в голове у Сары. Но самый главный вопрос не давал покоя её затуманенному сознанию: это был Яша, или кто-то с ней говорил Яшиным голосом? Яша умер, и Сара отчётливо это помнила, как помнила Яшины похороны, свои слёзы, отчаяние, охватившее её после его смерти. Потом вся эта история с Яшиным появлением, завещанием, бриллиантами и Простачком – что всё это было? Ведь не могло же ей всё это присниться? И, потом, если Яша жив, то почему его нет сейчас здесь?
– Где Яша? – слабым голосом спросила Сара, когда из её рта вытащили трубку.
– Яков Самуилович в коридоре! Ему стало нехорошо.
– Он умер?
– Ну, Сара Абрамовна, ему не так плохо, чтобы взять и умереть именно в тот момент, когда его жена воскресла. Вам нужно набираться сил, так что давайте помолчим немного.
– Скажите, я точно не в раю?
– Нет, безгрешная вы наша… Вы в больнице. Уже месяц.
– Меня хотели убить… Я слышала… Отключить…
– Всё потом! Там к вам муж рвётся, но долго с ним не говорите. Вам нужно спать, набираться сил и здоровья. Напугали вы нас, Сара Абрамовна, но сейчас, я уверен, всё будет хорошо.
– Вы уверены или вы меня утешаете?
– Я знаю, что чувство юмора – конёк людей вашей национальности. Но чтобы шутить после месяца комы – это я вижу впервые в своей практике. Уверен! Скажите спасибо вашему Ленивкеру. Удивительный человек! Весь месяц он провёл здесь, с вами… Мы ему даже кровать поставили, а то ведь на стуле спал. Всё, отдыхайте!
  Доктор вышел, и в палату тут же вошёл Яша. Он был бледный, исхудавший и заросший. Яков Самуилович доковылял до стула, стоявшего возле кровати, сел на него и молча взял Сару за руку.
– Яша, что ты молчишь, как истукан? Скажи уже что-нибудь умное…
  И Яша заплакал. Он прижался к Сариной, пока ещё неподвижной руке и она ощутила, как горячие слёзы, льющиеся ручьём из Яшиных глаз, обожгли её руку. Сара еле-еле подняла вторую руку и, опустив её на вздрагивающую Яшину голову, стала тихонечко гладить его по голове.
– Яша, ты стал совсем седым... Не плачь, родной мой Ленивкер... Я ведь думала, что это ты умер… Я ведь тебя похоронила, Яша.
– Я жив, золотце моё. Жив… Ты приняла на себя удар, Сара… Отравить хотели меня, а ты засунула свой нос в тарелку первой… Я думал, что уже никогда… Никогда…
  Рука Сары замерла и упала с головы Яши. Замерев, он поднял голову, посмотрел на жену и увидев, что его Сарочка лежит с закрытыми глазами, стал теребить её руку. Потом, замерев, прислушался к тишине и, услышав мерное дыхание жены, успокоился.
– Спи, родная, спи. Тебе сейчас нужен отдых и хорошая еда. А мне нужна только ты… Детям я уже позвонил: Арик с Леей скоро будут здесь. И милиционер приедет. Он сказал, что должен тебя допросить. Он странный, этот товарищ Ганько. И ты знаешь, он кажется симпатизирует нашей Лее. Он так смотрит на нашу девочку, что она теряется. Я даже не спросил, как его зовут. Но он такой ответственный, Сарочка! Каждый день приходит и спрашивает, как ты? Прости конечно, но я думаю, что приходит он сюда не ради тебя, а в надежде встретить нашу дочь. Лея много плакала… Ты же знаешь, что она вообще никогда не плакала, а тут прорвало: видимо, за всю жизнь… Арик не играет свадьбу – ждёт, пока ты встанешь… В ЗАГСе идут навстречу: переносят, хотя куда уже переносить: Милочке скоро рожать. Ну не так, чтобы совсем скоро, но девочка волнуется. В «Кабачке» идёт ремонт и я сменил вывеску, да простит меня твоя покойная мама! Ребе посоветовал. Думаю, тебе таки понравится новое название…
– Нахес… – еле слышно, одними губами прошептала Сара.
– Ты слышала? Ты всё слышала... Сарочка, я тебя недооценивал! Даже будучи в коме, ты оставалась в курсе наших дел! А может, твоя душа где-то летала и всё видела? Ты только поправляйся. Токсичная кома – это так страшно… Врач сказал, что примерно месяц и люди выходят, если выживают…… Потом уже держать человека в ней нет смысла: мозг отмирает… Ты успела, родная… Ты – необыкновенная женщина, пани Сара. Я всегда это знал. Я  купил тебе новый телевизор… С большим экраном.  И новое кресло. Для тебя. Я знал, что ты встанешь! Теперь, когда будут повторять твой любимый «Кабачок», ты сможешь развалиться в этом кресле и возлежать в нём, как королева…  Без тебя в доме так пусто, Сарочка… Арик уже снял квартиру для себя и Милочки. Она хорошая девочка, Сара. Зря ты её не принимала. Она у нас работает теперь – ушла из парикмахерской. Наш сын оказался ревнивцем – это первая причина. А вторая, в чём ты была абсолютно права: у неё руки растут не из того места, что касается мужской стрижки.  Она еврейка по отцу, но зато богатая невеста.   Марк Моисеевич Кацман. Занимается кожей. Хороший мужик. Наш человек… Мать странновата, разозлилась из-за положения Милочки, даже хотела, чтобы она избавилась от ребёнка, но ты же знаешь, ничего невозможного нет! Ты таки сможешь её перевоспитать, Сарочка. Дора звонила из Америки. Очень переживает за тебя, говорит, что к Новому году приедет – её Додик, этот шлемазл, таки стал бизнесменом:  собирается бизнес какой-то здесь открывать. Готэню, он сошёл с ума, Сарочка! Там где хохол прошёлся, жиду делать нечего, ты же знаешь… О чём я говорю… Я за этот месяц столько говорил с тобой, что иногда мне кажется, ты всё это уже знаешь…
– Знаю… – ответила Сара и Яша ещё раз внимательно к ней присмотрелся: спит или не спит?
– Сарочка, ты спишь или ты опять в коме? Не молчи, пожалуйста. Я знаю, что тебе трудно говорить, но хоть кивни для приличия? Или сожми мою руку? Так я хотя бы пойму, что ты в здравом уме.
Сара слегка сжала Яшину руку и он понял, что жене просто тяжело разговаривать.
– Ладно, я буду говорить, а ты слушай. Редкий случай: говорю я, а не ты… Весь месяц говорю только я. Ничего, майнэ либэ, ты поправишься и мы будем разговаривать много и долго. Так вот: ты не поверишь, но твой Яша таки стал поэтом: я начал писать стихи, Сарочка!
– Стихи…   Рецепты…
– Ты слышала? Сара, неужели ты слышала? Да, я стал записывать рецепты в стихах! Я ночью писал и читал их тебе, Сарочка. И когда я их читал, мне казалось, что ты реагировала! Несколько раз из твоих глаз даже лились слёзы. Я знал, что ты слышишь! Я чувствовал!
– Почитай, Яша…
– Сейчас не могу, мэйдэлэ моя: у меня тетрадь дома. Последний рецепт был…
– Штрудель… Я помню… Твоя мама пекла, а я, дура, не смотрела…
– Ничего, Сарочка! Встанешь, и я тебе испеку самый замечательный штрудель на свете!
– Я сама…

– Конечно сама, Сарочка! Попробуешь его сама и первая! Никому не дам.
– Я печь буду, Яша.
– Ты? – сказать, что Яша был удивлён – это значило не сказать ничего. – Сарочка, ты никогда ничего не пекла! Ты только ела… Ты съела приготовленный мне паштет.
– Шмулик?
– Он. Дэбил. Больной на весь а коп!  Его подкупили, понимаешь… Денег захотел.
– Похоронили?
– Кого?
– Шмулика.
– Да Бог с тобой! В изоляторе сидит. Во всём признался, всё подписал. Знаешь, он повеситься хотел – Шмулик с верёвки снял. Совесть заела засранца. Рохл убивается, просит, чтобы я заявление забрал.
– Забери, Яша. Я помню этот паштет. Мне показалось, что привкус  был, но он был такой вкусный!
– Понимаешь, пани Сара, паштет нужно пробовать, а не жрать… Ты ела его с таким аппетитом и с такой радостью на всё лицо, что я не решился забрать у тебя миску… Паштет – это закуска, а не еда… Намазываешь на тоненький кусочек батончика тонкий слой печёночного паштета – и ты в Раю! Если бы ты только попробовала…
– То тебя бы не было… Пусть лучше я, Яшенька.
В эту минуту дверь в палату открылась, и в неё вбежала Лея. За ней нерешительно вошёл Арик.
– Мама! Мамочка! Это я, Лея. Мамочка, открой глаза!
– Лея, ша! Твоя мама жива, только не ори так, доця! Сесть пока не могу – слабость. А ну, иди я посмотрю на тебя… Лея, что я вижу?
– Что, мамочка?
– Я вижу такую красавицу! Только у тебя вид, как у бледной спирохеты. Я молилась, чтобы Бог послал тебе жениха…
– Ты же умирала, как ты могла молиться?
– О, когда человек в коме, он на шаг ближе к Богу, чем все остальные… Когда я почувствовала, что я близко, он меня услышал… А где Юрочка?
– Ты знаешь, как его зовут?
– Конечно! Мама всегда всё знает про своих детей, Лея. Даже когда им кажется, что её нет рядом… Он хороший мальчик.
– Правда немного тупой, но кто сейчас об этом будет думать? – произнёс Арик.
– Арик, зато у него сердце доброе.  Добрее, чем у тебя, – ответила Лея.
– Ша, дети, – прекратил спор Яша. – Если ты спросишь меня, сынок, то я тебе отвечу, что лучше дурак с добрым сердцем, чем хитрая, умная сволочь. Поживём – увидим. Главное, что мама с нами…

Сара почувствовала, что устала от счастья и нахлынувшего на неё потока любви и закрыла глаза. От счастья, оказывается, тоже можно устать… Сквозь сон она услышала, как Яша сказал детям:
«Всё, идите… Идите, дети. Мама ещё очень слаба и ей нужно отдохнуть».
«А ты?» – спросила отца Лея.
«Я побуду здесь. Мне надо быть рядом. Всегда…»

Продолжение: http://proza.ru/2022/04/08/1178