Утрата

Терять близкого человека всегда тяжело и больно. Но терять близкого человека слишком рано — невыносимо больно.


С каждой горстью земли, падающей на гроб матери, привычный мир двадцатитрехлетнего Макса рушился. Рушился основательно и бесповоротно. Он отдаленно слышал плач, стенания, голоса вокруг себя. Краем глаза видел стоящего рядом убитого горем отца, который не скрывал слез. Макс понимал его. Может не до конца, но понимал: прожить с любимым человеком четверть века и потерять его так резко и неожиданно. Видел и свою тетю, родную сестру отца, утешающего его. И других родственников и друзей семьи, собравшихся почтить память столь рано ушедшей матери парня. Все в чёрном, траурном. На лицах одни и те же выражения: напряжение, скорбь и сожаление.

Он старался держаться. Изо всех сил. Сердце сжималось, так сильно, что казалось, что вот он сам сейчас замертво рухнет и здесь же его похоронят рядом с матерью. Теперь парень понял, как душевные страдания могут причинять физическую боль. Хотелось кричать. Кричать, что есть мочи. Хотелось подойти к ближайшему дереву или стене и начать бить по ней. Бить до тех пор, пока он не сможет физической болью заглушить душевную.


Погода решила поддержать царившее общее настроение и соответствовала обстановке. Небо заволокло тучами. Промозглый холодный ветер заставлял сильнее кутаться в плащи и пальто. Казалось, даже зелень и цветы стали более тусклыми в знак солидарности.

Макс не следил за временем, не знал, как долго шла прощальная церемония. Не понял, в какой момент лучший друг Дима, стоявший все это время рядом с ним в безмолвной поддержке, повёл его к машине.

В абсолютном небытие прошли и поминки. Он действовал машинально. И вот настал момент возвращаться домой. Тётя сообщила, что отец останется у неё, и если племянник хочет, то тоже может. На он лишь отрицательно помотал головой. Макс решил поехать домой. Вместе с ним вызвался и Дима. Он все видел, всё замечал и понимал, но в дороге ничего не говорил. А Макс старался игнорировать эти обеспокоенные взгляды, которые бросал периодически друг на него. Парень передвигался по квартире, словно привидение. Движения были машинальными: душ, еда, мытьё посуды, расстилание кровати. И ни единого слова… Но вот они оба стоят перед комнатой родителей.

— Макс, — предостережено произнёс друг.

— Всё нормально, — хрипло ответил тот и потянулся к ручке двери.

Дима раньше был здесь не раз, но сейчас комната выглядела по-другому, воспринималась по-другому — слишком пустой, ведь владельца больше нет. Стоило этой мысли промелькнуть, как сердце сжалось в груди парня. Ком подступил к горлу. «Если я такое чувствую, то страшно представить, что творится внутри Макса» — он вновь бросил взгляд на лучшего друга – тот стоял, опёршись спиной о стену, и пустым взглядом смотрел на комнату.

— Помню этот момент, — приподнял уголки губ Дима, заметив на полке фоторамку.

Он аккуратно взял её, поднося к себе поближе. На фотографии на него смотрели маленькие Макс и сам Дима. Им было на фотографии всего по восемь лет. Стояли слегка измазанные , каждый с шампуром в руках и с забавными гримасами старались откусить шашлык.

— Мы тогда отдыхали на даче у моих. Было лето. Мы с тобой тогда весь день носились по посёлку, лазали по деревьям и забрались ещё на заброшенный участок. Вернее, — улыбка стала шире, — мы думали что он заброшенный, пока к нам навстречу не выбежала собака. Хорошо что она была на привязи. Но какого же мы тогда дали деру. Вернулись все измазавшиеся, голодные. Огребли от моей мамы. А тетя Ира,наоборот, — лишь посмеялась над нашими приключениями и втихую вручила по шампуру, когда моя сказала, что нас следует наказать. И сделала снимок на память — она ведь любила как раз ловить такие моменты.

Дима повернулся к другу и замер. Вроде тот стоял в той же позе. Но кое-что изменилось: две блестящие мокрые дорожки, бегущие по щекам парня. Их взгляды встретились. В глазах мелькнули неловкость и стыд, и он поспешил вытереть среды рукавом. Он так рьяно тер лицо рукавами, стараясь скрыть следы, что Дима отложил рамку в сторону и подошёл к другу, перехватив его руки.


— Скорбеть — это нормально, Макс.

А дальше случилось то, что надолго запомнится парням. Эта фраза стала спусковым крючком. Все тело затрясло. Макс уткнулся лбом другу в грудь и разрыдался. Слёзы ручьями бежали по щекам.

— Почему? Почему так происходит, Дим? — сквозь рыдания выдавливал он слова, — она ведь не заслужила всего этого. Она ведь была такой…

Лучший друг лишь крепко обнял его, осторожно поглаживая парня по спине. Тот же вцепился в него, как в спасительный круг.

— Я не понимаю, не понимаю, — всхлипнул парень, — как теперь жить дальше? Как заходить в эту комнату, зная что её больше нет? — он поднял на него свои заплаканные глаза. Мокрые дорожки блестели на свету, — как завтракать, обедать и ужинать, зная, что она больше не присоединится к нам? Как жить с этой огромной пустотой, что она оставила за собой? Я не могу с этим справиться. Это невыносимо, — он замотал головой, словно отгоняя подобные мысли из головы.

Дима взял лицо друга в чашу ладоней, большим пальцами стирая мокрые дорожки и заглядывая в его глаза.

— Знаешь, я скажу тебе очевидную вещь, но это так… Просто живи. Живи дальше, храня с трепетом в сердце все эти чудесные моменты, что вам удалось пережить вместе. Мы не знаем, сколько нам отмерено жить на этом свете, Макс. Именно поэтому мы дорожим всеми этими мгновениями. Мне очень жаль. И я молюсь, чтобы мне как можно дольше не знать подобной боли, что ты сейчас испытываешь. Но, прошу, помни одну вещь: ты все ещё не один. У тебя есть те, на кого можно положиться. В такие времена нельзя оставаться одному. Лишь при помощи поддержки и любви можно с этим справиться. Не замыкайся. От этого станет лишь больнее.

Они прообщались так всю ночь: сидели на кухне, вспоминая моменты из детства. Не обходилось и без слёз, но когда рядом близкий человек, готовый поддержать – можно и дать волю чувствам. Ведь, если ты чувствуешь — значит ты живешь...