Стратегия двадцать двадцать два

     - Братишка, - сипел Поехавший на Дамбас, тревожно шевеля верхней, опушенной строго пробритыми усиками офицера губой левую голую, волосатую ногу Епифанцева, изнеможенно возлежащего на газово - нефтяной трубе с видом гордым и богохульным, подобно Властителю Вселенной пластался Братишка по ржавой трубе, за отсутствием присутствия зряшных технологицких придумок кощунственного Запада уже уставшей маленько качать и качать бабло по имейлу, высокомерно поглядывая еле пробивающимися сквозь ботоксность щек крысиными глазками на своего товарища, протягивающего керамическую тарелку китайского производства собрату, - Братишка, я тебе рост цен принес, безработицу и окончательный крах экономики.
     - Начальник ! - взвился с трубы Братишка, заслышал чутким ухом лошадиный топот копыт Полковника, вышагивающего по коридору гауптвахты в ожидании сигнала к конечному параду победителей, взявших Берлин видом на жительство депутата Шлегеля, мужественного человека, вообще - то. - Уберите от меня этого предателя ! Пидарас ! - шипел Епифанцев, бегая по камере в офицерской, как усы Поехавшего, шинелке, доставшейся по наследству от лихого присоединятеля Крыма Гиркина, зачем - то открыто ( видимо, для фиксации по списку военных преступлений против человечества ) рассказавшего о нюансах голосования под дулом пулемета и ликовании влившихся в братскую семью народов латышей и эстонцев, мудро оставляя непонятных католицизмом литовцев на попечение нового Витаутуса, картофельно грозящего Евросоюзу из славного города Минска потенцией обрушить и превозмочь. - Вся страна, напрягая силы и тратя заначки, так сказать, жрет говно путинизма, а ты, падло, сомневаешься.
    - Я не сомневаюсь ! - кричал Поехавший, подбегая к влажной стене камеры гауптвахты и осторожно ударяясь крепким лбом о прилепленный предыдущими сидельцами на хлебный мякиш вырезанный из пожухлой газеты портрет предыдущего гения и стратега, взявшего Грозный парой полков, объявив попутно дефолт жирномордому Гайдару, погибшему на путях снова в город Минск, временно оккупированный оккупационными войсками батьки Лукашенки у собственного народца. Он даже армию набрал из монголоидов и австралийских наемников, столкнувшись с вопиющим нежеланием белорусских мусоров буцкать сапогами по башкам и сракам белорусских же сограждан, в чем и таился тайный смысл демократии. А как же ! Как можно представить белого копа - американца, смело шмаляющего в широкую грудь трудового народа чернокожих, кои, по сути - то, тоже ведь такие же американцы, только черножопые ? Или, например, чтобы чорный, как сволочь, подонок грабил и насиловал белых клушек, ожидавших после бейсбольного матча просто прогулки под луной до ближайшей закусочной, где мет, кокс и бухло подают даром и всем, кто бел и сисяст ? Не бывает такого. И быть не может.
    - Чего вы там, уроды ?
    Полковник подошел к заржавленной двери камеры и застенчиво потерся тактическим ухом о залепленный уже закаменевшим говном глазок, с замиранием чухонского сердца ощущая тактильность своего, российского, пережившего геополитицкую катастрофу говнеца. " Ишь, - мыслил Полковник, отчего - то вспоминая Бальмонта и Окуджаву до кучи, - как высохло говнецо - то. А говорят, что климат влажный и говенный. Шалишь, при влажности не высохло бы дерьмо ".
    - Не балуй ! - завизжал Полковник, услышав биение лба Поехавшего о стену камеры. - Эти стены наши предки строили не для того, понимаешь, чтобы все желающие разрушили ограждающие страну всеобщего благосостояния укрепы и башни, колючку и пулеметы, вертухаев и сапогов, говна и говна, говна и говна, - начал уже заговариваться обычно стратегический начальник гауптвахты, приоткрывая тем самым, товарищи, подлинную личину давно сумасшедшего шизофреника, - говна и говна, говна и ...
    - Говна, - коварно подсказал ему Братишка, стоя с той стороны двери на коленях. - Слышь, начальник, подыми меня с колен !
    - Щас, - расплылся слюнявой улыбочкой дегенерата Полковник, бряцая ключами, - щас, братишка.
    Он приотворил скрипливую дверь на дюйм и забросил в камеру связку противотанковых гранат, произведенных еще в Союзе, в сорок восьмом, под Бобруйском. Ахнул взрыв. А Полковник, усевшись в гордом одиночестве посреди коридора, негромко запел.
   - Горит и кружится планета ...
   Ну и так далее.