Пролог
Каждый эпизод этой истории пропитан музыкой. Старые добрые композиции 1980-1990 годов: баллады культовых рок-групп, хиты поп-идолов того времени, иногда латиноамериканские мелодии и совсем современные песни.
Слушайте музыку Вашего сердца в каждый момент своего времени, и тогда, когда будете читать эту книгу тоже.
1.
Кто ты? Если тебе сейчас зададут этот вопрос, сможешь ли ты правдиво сказать, что тебя характеризует? Каждого человека в каждый момент его жизни что-то определяет. Я, например, заводчик ездовых собак породы хаски. Это единственное мое занятие, источник моего дохода и моя связь с внешним миром. Некоторое время назад моим определяющим словом было счастье. Я был самым счастливым человеком на свете.
Сегодня я буду говорить до тех пор, пока последние слова не выйдут из меня слезами и пеной у рта, пока в голе не пересохнет от пустоты, от невозможности выдавить из себя хоть что-то еще, кроме последнего вздоха освобождения.
Многие люди считают время от рождества Христова. Люди, зачем? Вам что, не от чего больше оттолкнуться в этом счете? Что больше знаковых событий не происходило во Вселенной для Вас? Или сторонники теории большого взрыва, Вы что, серьезно считаете, что ВАША жизнь как-то связана с этим событием? Как бы Вам помягче сказать….нет. Конкретно для Вас есть тот единственный момент, когда бах! И начинаетесь именно Вы.
У меня есть такая дата. Это июль 2015 года. Число забыл. Старался вспомнить, не смог. Спрашивал друзей – они тоже не знали, ведь тогда родился я, а не они. Это было мое 31 лето.
Я курил по две пачки в день, любил симпатичных девчонок, водил туристов по Карелии, ну и, вообще, занимался тем, чем хотел, жил в свое удовольствие. Не то, чтобы я был совсем бестолковым, нет. К тому времени я был прилично образован, знал три языка, получил разряд по туризму, объехал всю Европу, где завел немало хороших знакомых, так или иначе помогавших мне зарабатывать на жизнь. В результате достаточно быстро у меня появилась неплохая квартира в Петрозаводске, машины менялись регулярно, хотя больше не из желания похвастаться перед друзьями и девчонками, а скорее потому, что на маршрутах, по которым я возил тогда туристов, дорог не было от слова совсем. Замена расходных материалов требовалась постоянно. Поэтому к моменту, о котором идет речь, я пересел на неприхотливый Nissan и приканчивал его весело и жестоко. Мои туристы подпрыгивали на кочках, испуганно вопили, когда уровень воды за бортом доходил до середины двери, а потом восторженно аплодировали, оказавшись на вершине горы, куда простые люди взбирались по часу пешим ходом.
Я любил возить группы. Как правило, это были мужики, но и женщины тоже были, правда, больше похожие на мужчин. Народ приезжал из разных уголков страны, из Европы тоже бывали, но лица у всех были примерно одинаковые, серые, уставшие, измотанные городским ритмом и регулярной выпивкой по вечерам. Говорили сначала мало, были зажаты, я бы сказал дикие, но за время маршрута, а возил я, в среднем, по неделе, иногда больше, проблемы постепенно уходили из их голов, а на лицах начинали проглядывать душевные добрые улыбки. Группы часто были сборные из незнакомых между собой людей, сначала все сильно стеснялись друг друга, зато к концу маршрута пили вместе до утра, смеялись и разъезжались друзьями. Это был один из самых классных моментов в моей работе.
Мне нравилось слушать их байки, посмеяться вместе с ними, да и сам я тогда был парнем общительным, всегда мог сам рассказать что-нибудь, если разговор в машине стихал, и наступала неловкая пауза.
За эту мою общительность и умение нравиться людям, меня и присмотрел Стас. Давным-давно он организовал свою турфирму и взял меня в помощники. Планы у него были четкие и амбициозные, сам он был парень пробивной. В сочетании с моим бесшабашным обаянием, общий язык мы нашли быстро, сильно сблизились и тандем у нас получился беспроигрышный – друзья-компаньоны.
Стас был красавчиком. Холостяк на красивом белом внедорожнике. Благодаря его внешности круг наших клиентов заметно расширился до молоденьких и не очень туристок, желавших приручить его и женить на себе. Стас не сдавался, с каждым сезоном собирая все больше и больше охотниц не за великолепной природой нашего края, а за привлекательным гидом. Надо сказать, справедливости ради, что и я был не плох собой. Роста мы с ним были почти одинакового, но я был как-то больше, шире что ли. Спорт давал о себе знать, благодаря качалке, велосипеду и сноуборду, ноги и руки у меня были здоровые, живот хоть и был, но был твердый и рельефный. Это потом я чутка набрал. А Стас был худой, поэтому казался выше меня. Мы оба были кареглазые, но у него была модная стрижка и борода, у меня же не было ни того, ни другого. Я лысел, а борода у меня никогда не росла. Зато на моих щеках были ямочки, и наши дамы ужас как это любили. Короче, были мы с ним на разные вкусы, и любительницы находились на обоих. Не то чтобы мы не пропускали ни одной туристки мимо своих постелей, нет, но когда желание было – вопроса, где взять не возникало никогда.
Как и Стас, я был холостяком. Отношений, слово то какое дурацкое, у меня ни с кем не было. Относился я к барышням на одну ночь ровно. Я ненавидел, когда девчонки начинали пить мою кровь претензиями, ревностью, прочими женскими загонами. Просто уходил и все. Вроде и возраст такой, когда все заводят семью. Пусть кто хочет, тот и заводит. Но это клише было не для меня. Мне хорошо было одному. Я любил пить, курить и шататься без конца по своим любимым краям.
Домой я возвращался раз в две недели, мыл машину, перебирал вещи, брился и снова ехал в тур. Я не хотел думать ни о чем, просто жил и все.
2.
Я точно помню, что это была середина лета. Я вернулся из отпуска. Сначала был у мамы в Норвегии, потом полетел в Дублин. А чего там делать еще, как не пить, вот я прилежно две недели этим и занимался, не просыхая. Ирландия поражает зеленью, которая режет глаз, вызывает оскомину от буйства красок и оттенков зеленого. Много красивых мест, но с нашими - не сравнить. Ну не замирает нигде мое сердце, кроме России, нет желания кричать во все горло от простора и сносящего крышу чувства жизни, когда ты словно нащупал под тонкой кожей Земли ее сильный, горячий пульс. У нас дикая, не тронутая, красота, которая может утащить, затянуть в себя и не отпустить обратно. Седой дедушка Север кутает в туман, насылает вещие сны, опускает на твою голову вместе с дождливым небом всю мудрость мира, нужную тебе здесь и сейчас. И где бы я тогда не был, я убеждался еще и еще, что прекрасней Карелии и Кольского полуострова мест нет.
Ну да ладно. Из самолета я вышел тогда еще пьяный, а Стас уже звонил и орал в трубу, что наши туристы приехали в гостиницу и пора бы уже мне их забрать. Вообще-то, Стас – парень интеллигентный – музыкальная школа, мама – преподаватель в институте, миллион прочитанных книг, опера по выходным, но если что-то шло не по плану, начиналась истерика, и попадало в основном мне. Справедливости ради отмечу, что происходило это не безосновательно. Я относился ко всему легче, чем он, точнее мне все было безразлично. Его это возмущало, он выговаривал мне, что я необязательный, что «Наш бизнес провалится из-за моей расхлябанности», и мы пойдем по миру. В чем-то он действительно был прав, ведь если бы не организаторские таланты Стаса, наши дела не были бы так хороши, а клиенты не были бы так довольны. Ведь с каждым годом люди становятся все более избалованными сервисом и услугами, которые готовы предложить им компании за их деньги. Мы платим, и хотим кушать за красиво сервированным столом, спать в мягких комфортных кроватях и плевать, что мы находимся в лесу. Посиделки на бревне у костра, когда голодные туристы мечтают о запеченной в нем же картошке, остались далеко в прошлом, так же как и палатки, которые тоже постепенно становятся атавизмом, уступая место отелям с уютными номерами и горячим душем. Я же на комфорт клиентов, их заморочки внимания не обращал, оставив эти хлопоты Стасу. И у него идеально все получалось.
Мы давно уже поделили зоны ответственности и багаж во время тура. Его автомобиль был аккуратно заполнен контейнерами всевозможных форм и объемов. В них он держал мытые фрукты, сладости к чаю, посуду, кофеварку и прочие приколы, призванные порадовать наших искушенных, а зачастую и избалованных гостей. Из моего багажника, стоило только неосторожно открыть дверь, вываливались палатки, тент, стулья и много чего еще, что самым хаотичным образом запихивалось обратно, иногда ногой. Машина Стаса была в идеальном состоянии, блестящая внутри и снаружи, поэтому самую нежную публику мы сажали к нему. В моем автомобиле все было немного по-другому. Ну, во-первых, танки грязи не боятся, а во-вторых, машинка была старее. Например, стрелка у меня всегда показывала полный бак, т.к. была сломана, а мне лень было ее чинить, правая фара периодически замыкала, но правилась, правда, просто – я бил по ней кулаком и, как правило, это срабатывало. Ну, короче, со мной ездили в основном мужики.
Из лая в трубке моя похмельная голова понимала, что я забыл про заезд туристов, что они уже в гостинице и наивно ждут, что сейчас приедет вдохновленный гид и повезет их в карельскую сказку.
Я попытался донести до Стаса, что не могу этого сделать, и объективные причины, почему это должен сделать он, на что услышал:
- Алкоголик, ты совсем что ли?! Я в Петрозаводске, а они в Сортавале!!! Ты какого пьяный сегодня? У них тур вообще-то с сегодняшнего дня начинается, они из-за тебя в номере должны сидеть что ли?
Я сначала даже приуныл от внезапно нахлынувшего непривычного чувства ответственности, а потом меня посетила гениальнейшая идея. У меня родственник в Сортавале присматривал за моей лодкой, подрабатывал на ней, пока я был в разъездах, и за это помогал нам с клиентами отвезти-привезти и т.д.
- Стас, успокойся, давай им Валаам покажем сегодня!
- Ты задрал своей безответственностью. Я им ничего про Валаам не говорил, кстати, но, в принципе, можно.
Голос у Стаса стал помягче, все, чую, успокоился. Дальше уже дело техники.
- Ну вот, неожиданный такой бонус – катер до Валаама, прогулка по Ладоге. Сам знаешь, это на целый день, а завтра их заберем.
- Хорошо, сейчас с Вовой их познакомлю, пусть действительно их повозит. Все, давай.
Вова, спасибо ему, тогда за небольшое вознаграждение и бутылочку водки согласился их повозить. Я же спокойно добрался до дома и лег спать. Проснулся как – то внезапно, непонятно от чего, покурил, набрал Стасу, потому что странно было, что он не позвонил ни разу. Договорились встретиться в пять утра на выезде, ведь до Сортавалы езды было около трех часов, да еще найти надо было, где они остановились.
Я быстренько загрузил палатки, т.к. они в разложенном виде дожидались меня весь отпуск на полу квартиры, положил дополнительно лавочку складную, потому что народу планировалось семеро туристов и нас двое. Потом сходил в магазин, купил чипсы и йогурт, шикарно поужинал и лег спать. Наутро я был свеж как огурец, приехал на место встречи раньше положенного и ждал Стаса, чтоб кофе попить.
Вот умел он впечатление производить – нарядился - брендовая футболка, новые шорты, уложил волосы и броду. Я тоже оделся, но во вчерашнее, волосы расчесал.
Мы пили кофе с бутербродами прямо на дороге, обсуждали предстоящий тур.
- Наплел им про Валаам, повозил их Вова, звонили довольные. Видимо пили они вчера вечером, не понятно, встанут или нет, но мы должны быть во время в любом случае.
Стас был занудой, очень педантично подходя к любому вопросу, желая казаться идеальным во всем.
- Ну, погнали тогда.
Мне не терпелось, хотелось уже ехать. День обещал быть солнечным, дорога манила, да и с новыми людьми хотелось уже познакомиться.
Мы сели по машинам и поехали. Стас прогноз смотрел – нашим туристам уже везло – среди беспросветного дождя именно в их дни было солнце и достаточно теплый воздух. Вода тоже еще была теплой, можно было при желании купаться, ягод было полно всяких, так что поездка должна была стать крутой во всех смыслах.
В отличие от Стаса, я никогда не задумывался над предстоящим туром, какие люди будут, как строить общение, какие могут возникнуть непредвиденные ситуации и что в таких случаях делать. Обычно все шло само собой, и мне это нравилось.
3.
Из дома, а наши туристы, как оказалось, сняли вполне симпатичный дом, вышли здоровые, килограмм по сто двадцать наверно, но сильно мятые ребята. Судя по тому, что мне в машину загрузили четыре коробки с бутылками на пять дней маршрута – они сильно по прелестям Карелии не заморачивались. По маршруту пожеланий у таких групп, как правило, было не много – ехать, чтоб не сильно трясло, показать хорошие места для рыбалки, отели с нормальными кроватями и едой. Таких встречалось большинство, я еще больше расслабился, познакомился с ребятами и спокойно грузил вино. Выхлоп от них был хороший, парни были еще такие прибитые, молча курили, стоя рядом с машиной, Стас укладывал их вещи к себе. Тем временем из дома вышли четыре совсем синие девочки, очень похожие друг на друга. Они на нас даже внимания не обратили, встали у крыльца, закурили и продолжили тягучий диалог, видимо начатый еще вчера:
- Ты понимаешь, что это - шанс вернуть все назад. Чего тебе еще надо? – спросила та, которую звали Катя.
- От проблем-то не убежишь, все равно решать придется. Вер, безгрешных людей не бывает, - сказала Алена.
Дальше я не слышал, потому что унес их сумки в машину. Но по их виду было понятно, ночь для наших туристов выдалась не легкая, а утро еще сложнее. Я про себя и позлорадствовал, вспомнив себя вчера, и пожалел их. В общем, все было понятно – ребята приехали пить. Нашим легче. Стас посадил девчонок к себе, я забрал ребят и мы поехали.
Пацаны оказались угарные. Когда похмелье стало немного отпускать, ехать стало веселее, они шутили, смеялись, останавливались собирать грибы. Стас ехал как всегда первым, и его неспешная манера езды стала еще одним поводом для приколов от моих пассажиров.
До первой стоянки добрались быстро, ребята с удовольствием вышли из машин и разбрелись в поисках укромных мест, да и просто поразмяться. Я закурил, потянулся и стал не спеша доставать перекус, погрузившись в свои мысли. В голову лезла какая-то сентиментальная ерунда о доме, о том, где мой дом. Я честно не знал, была ли квартира в Петрозаводске моим домом, ведь дом там, где тебе хорошо, где отдыхает твоя душа, а для кого-то это - то место, где твоя семья. Моя душа отдыхала везде, мне в кайф было любое красивое место, а семьи в общепринятом смысле у меня не было. После смерти отца мать сбежала от воспоминаний в другую страну, в Петрозаводске жила еще моя сестра, но отношения у нас с ней были далеки от идеальных. Она была старше меня на пять лет и считала своим долгом воспитывать и учить жизни каждую нашу встречу. Надо ли говорить, что встречались мы не часто. Ни жены, ни детей у меня не было, потому что я был раздолбай. Ну по крайней мере все мои знакомые так это объясняли. При этом Стас тоже был холостяк, но он у нас был такой правильный и принципиальный, идеальный мужчина, которому найти женщину, достойную его персоны, было не просто.
За своими мыслями я не сразу заметил, что мой компаньон стал какой-то задумчивый. Он вроде бы суетился как обычно, желая сделать все эстетично, но был погружен в себя, сосредоточенно расставлял приборы и специи на столе, мало говорил, хотя обычно, когда были туристы, он блистал юмором, интересными историями, всячески стараясь развлечь гостей, превращая процесс приготовления еды в настоящее шоу. Тогда его замкнутости я значения не придал.
Тем временем народ возвращался из кустов, подтягиваясь на запах свежее сваренного кофе. Ооо.. кофе был нашей визитной карточкой – мы подавали не растворимый, а варили его в настоящей кофеварке. Туристы были в восторге. Стас порезал бутерброды, открыл контейнер с печеньем и мы славно всем этим перекусили. Настала очередь угощать нас. Ребята вынули бутылку самогонки, разлили по стопочкам, и понеслась… за знакомство, за начало тура. Мы на пятерых мужиков уговорили литр. Гости клялись, что самогонка была некрепкая, градусов двадцать пять, не больше….какое там! По шарам давала на все сорок! Пока мы себе разливали и суетились, про девочек совсем забыли, но они не растерялись, сами себе добыли из своего ящика белого сухого. Я быстро сгонял за штопором, открыл и разлил его по пластиковым стаканчикам к завтраку. С девчонками я еще особо не знакомился, понял только, что две из них работали вместе с парнями, а две другие – приехали за компанию. Пили они хорошо, аппетитно.
Держались автономно, в разговор особо не лезли, болтали больше между собой. Парни тоже были в стороне, к девчонкам не подходили. Так и стояли группами – мальчики отдельно, девочки – отдельно, как в приличной мусульманской семье. Женские разговоры меня никогда не интересовали, но проходя мимо них к машине и обратно, обрывки фраз все равно я улавливал. Говорили о высоком, до оскомины надоевшем – о саморазвитии, духовных практиках и еще какой-то ерунде. Сейчас же модно говорить об умных вещах. Даже если ты вообще не понимаешь ни черта, нужно делать глубоко задумчивое и немного печальное лицо. Вот, по ходу, они этим и занимались. Такие городские телочки, все четверо на одно лицо: высокие, худые, длинноволосые.
Завтрак пора было заканчивать и мы стали потихоньку собираться. Стас как всегда все тщательно складывал в коробочки, а я убирал посуду, чтобы помыть.
- Я помою, только воды налей, - за спиной стояла девочка, которую звали Вера. Она склонилась надо мной, на щеках неглубокие ямочки, улыбка, адресованная не мне, вздернутые брови. Я что-то так расслабился от принятой дозы алкоголя, солнышко меня хорошо пригрело, даже и не заметил, как она подошла. Ну ладно, у нас часто в турах бывают добровольцы, которые по своей инициативе собирают дрова, режут что-то или моют посуду. Я улыбнулся ей и показал, что умывальник висит на задней двери моего автомобиля. Она молча прошла туда. Машинально оценил ее - очень симпатичная, уютная как кошка домашняя. Не удивился бы, если из-под ее штанов выглянул длинный кошачий хвост. Не обломалась, намыла всю посуду в холодной воде холеными руками, улыбнулась и поблагодарила за завтрак.
Как мило и по-дружески это выглядело бы, если бы я не посмотрел ей в глаза. Какие черти там плясали. Я поскорее отвел взгляд.
Хорошо, что Стас рядом оказался. Он улыбался и был в прекрасном расположении:
- Молодец какая! - похвалил он ее.
Не удостоила ответом, глазки опустила и пошла по направлению к машине.
Стас смотрел на нее как на красивый закат, он прямо любовался. Мы с ним так давно знакомы, что по паре его жестов, слов или взглядов я легко мог понять, что с его настроением. Тот момент не был исключением. Эта девчонка ему очень понравилась, я бы даже сказал, что она его чем-то зацепила. Мы знакомы были несколько часов по сути, а напарник с каждой минутой увлекался все больше. На него это вообще не было похоже. Он всегда так критически относился к девушкам, с ходу выявлял кучу недостатков, после чего любая становилась уже не так привлекательна не только для него, но и для всех. А тут – молчит, ни слова не сказал про нее. Я не стал пока допытываться, в чем же ее прелесть такая. Когда все было убрано, мы стояли, докуривали, к нам присоединились девочки, только эта сидела в машине. Я заметил, что и Стас нашел предлог и очень быстро ушел к ней. Не знаю, о чем они говорили в пути и говорили ли вообще, но из машины у Белых мостов Стас вышел довольный как слон. Сверкал белоснежной улыбкой. Мы шли к водопадам, ребята все болтали ни о чем, смеялись, одна Вера задавала вопросы, сама на них отвечала, выдавая такую информацию, которую мы со Стасом первый раз слышали. Девчонка и правда много знала. Руки всегда в карманах, по большей части молчала, но если говорила, слушать ее было приятно и интересно.
- Не говорите мне про то, что ваш шунгит - просто недоделанный уголь! Сказки!!! Состав уникальный, физические и химические свойства необыкновенные. Шунгит способен вылечить тело, а еще служит прекрасным оберегом. Люди лечатся им, а вы обесцениваете, - надулась не понятно на кого и замолчала.
К концу первого дня Стас осознанно или нет, старался уже все время держаться рядом с ней. Нам оставалось быть всем вместе всего четыре дня.
А что Вера? Понять ее было просто с первого взгляда. Телочка, осознающая, что, кроме миловидной внешности, у нее есть мозги, и чувствующая себя от этого круче и выше всех остальных. Но, чем дольше мы общались, тем больше я понимал, что это очень сложный человек с очень необычным взглядом на мир как минимум. То, что было на поверхности, было совсем не Верой, а лишь ее оболочкой, привычной для всех картинкой.
Однажды она выдала: «Товарно-денежные отношения, заменившие людям чувства и принципы, не хороши и не плохи. Они – часть чьей-то действительности. Весь вопрос в том, соглашаетесь ли вы на них, заменяя духовность денежным суррогатом». Все переглянулись, и настала неловкая пауза, которую, слава Богу, разбавил один из парней:
- Профессор, блин! Вот и в офисе так! Это она нам рассказывает, что и как строить, а не мы ей!
Мы заулыбались, и опять все вернулось на круги своя.
И, как по мне, так с остальными девчонками общаться было приятнее и проще. Они были улыбчивее, а разговор их не носил депрессивных ноток, отсылок к мировой классике и прочих утяжелителей.
Следующие пара дней прошла без особых событий, мы ездили по достопримечательностям, останавливаясь в лесу на обед. Вера так естественно вписалась в рутину приготовления еды и уборки, что мы оба начинали искать ее глазами, если она не крутилась рядом. Кошка. Мы изо дня в день делали одно и то же, и она вместе с нами. Я пытался однажды прекратить это.
- Дай я сам намою, - мне как-то неудобно было, что она плещется в холодной воде, моет все за всеми.
- Ты готовишь мне, я помогаю убирать тебе, и все. Не расшаркивайся, неси воду.
Она так просто сказала, улыбнулась еще…хоть стой, хоть падай. Бывало, что девчонки помогали, стараясь понравиться Стасу или мне, показать какие они трудолюбивые, но эта держалась отчетливо независимо, при этом чувствуя себя полной хозяйкой. Она была уверена в том, что ей все подчинятся что ли, что достаточно лишь взгляда из ее пленительных глаз и все начнут плясать под ее дудку. Мне же становилось как-то беспокойно.
В тот же день девчонки, уютно устроившись под теном, болтали между собой, а я суетился рядом, разводя вечерний костер.
- Вообще не поняла, чего она сорвалась. Выделывается вечно. Всех измучила, в первую очередь, себя, - сказала Катя. Говорила она про Веру. Видимо, они были близкими подругами, и она могла себе позволить говорить о ней так резко.
- Мне кажется ей нужно в Индию съездить, пожить там, ретрит пройти какой-нибудь, и все само собой разрешится, - предложила самая идейная девочка Оля. Она работала вместе с Верой и парнями в одной фирме. Для меня это показалось очень удивительным, потому что выглядела она весьма аутентично с вплетёнными в волосы перышками и широкими штанами - шароварами, пропагандировала йогу, и очень уж мало походила на сотрудника офиса.
- Да отстань, какой ретрит, она пьет как лошадь уже месяц, - Катя покачала головой.
- У нее в душе темно, она запуталась…
В этот момент я подошел, чтобы взять розжиг, и девочки сменили тему, стали обсуждать новый автомобиль «головокружительно-синего цвета» кого-то из своих знакомых.
4.
К четвертому дню пути Стас уже не скрывал, что Вера ему нравится. Он звал ее по имени, растягивая по-фински: «Верааа». И с присущим ему напором он взялся ее приручать. Вере же было глубоко все равно. Она просто пила вино. Странная она мне тогда показалась – то высокомерная такая, то, как мальчишка деревенский, простая.
- In vino veritas, - салютовала она Стасу бокалом белого прозрачного как слеза вина. Она не поднимала глаз, но было понятно, что она плакала.
- Верааа, где девочки? – Стас видел, что ей плохо и пытался хоть как-то ее разговорить.
- Да хрен их знает, - отвернулась.
Больше ни слова.
Чего там в ее голове происходило, угадать было нельзя. Утро всегда начинала с ведра кофе, всегда молчала, слушала шутки ребят, ежась от утренней прохлады. Девочки медитировали, распевая до тошноты надоевшее «ОМ», эту же ни разу не видел ни за чем подобным, несмотря на все разговоры о возвышенном. Похоже, что она связывалась с космосом быстрее и резче – просто пила. Не знаю, куда приводил ее этот путь, какие чертоги ее сознания открывались как маленькие потайные ящички старинного комода, но было понятно, что ее все устраивает. Она не страдала самобичеванием по поводу рекой льющегося алкоголя, да и на мнение окружающих ей было откровенно наплевать.
Как Багира из «Маугли» царственно и молчаливо располагалась на теплом камне и наблюдала за происходящим или просто смотрела в небо. К ней страшно было подойти, она соорудила вокруг себя невидимую стену, за которую не мог проникнуть никто. Собственно, никто даже и не пытался. Все, видимо, привыкли к тому, что эта одиночка всегда сама по себе. Я видел как она, не торопясь наливает себе бокал, и пьет одна. Кем - кем, а ханжой она точно не была. Куталась в одеяло и смотрела в Карелию. В такие моменты ее сложно было заметить, ведь она становилась частью травы или камня, на котором сидела. Она была частью Карелии. И я понял это.
Стас теперь всегда садился рядом с ней, старался прикоснуться, позаботиться как-то. А Вера натягивала рукава на кончики пальцев и погружалась по самый нос в глубины безразмерной толстовки. Она принимала его ухаживания так, будто это было вполне естественно, даже немного обременительно для нее. Как если бы она была звездой, а он – немного докучающим ей поклонником. Она снисходительно улыбалась и старалась держаться на расстоянии, при этом пытаясь не обидеть его. Видимо, в своем мире это был привычный для нее сценарий. Я чувствовал, что она была притягательной для мужчин. Ребята из их группы не делали ей авансы только лишь потому, что знали, что ответа от нее не получат.
А вот Стас даже не думал капитулировать. Для него группа стала состоять лишь из одной Веры. Он делал все, чтобы сблизиться с ней, понравиться и переключить ее внимание на себя. Остальной же состав каким-то образом, не сговариваясь, оказался под моей опекой. Я был не против этого, всегда старался им рассказать что-нибудь интересное о наших краях. Ребята же были настолько самодостаточные, что мы просто гуляли по сказочным местам как друзья, а не как гид и туристы. Глядя на Стаса, я думал, что он будет делать послезавтра, когда эта группа уедет на сплав, а потом домой. Он спускал колеса для езды по насыпи. Я подошел к нему, первый раз попробовав заговорить о ней.
- Стас, она ведь уедет послезавтра.
- Нет, – отрезал он, продолжая сосредоточенно делать свое дело.
- Ты говорил с ней?
- Нет, - нахмурился он.
- Стас, ты чего? – я не понимал, почему он так себя ведет.
- Я не пущу ее просто.
Это было сказано так уверенно, я подумал, что он немного увлекся. Он знает ее четыре дня и хочет взять на себя такую ответственность. Я попытался понять его. Ну что в ней такого особенного по сравнению с толпами других туристок? Внешность – абсолютно обычная, она не была той красоткой, от которой рвет крышу, хотя она обладала набором черт, которые можно назвать стандартно-красивыми: длинные черные волосы, большие карие глаза, широкая улыбка. Фигура ее тоже не вызывала желания наброситься на нее. Внутренний мир Веры оставался для меня загадкой, хотя думаю для него тоже. Она была немного застенчивой, скромной, юмором не блистала. Когда все собирались вечером за одним столом, она приходила последней, а иногда и вовсе не приходила. При этом ее нельзя было назвать грустной или замкнутой. Она с удовольствием общалась, рассказывала о прочитанном или услышанном, спрашивала наше мнение, была хорошим слушателем. Но при всей этой простоте и неприметности, было в ней что-то необычное, неосязаемое и непередаваемое словами, то, от чего взгляд сразу не остановившийся на ней, непроизвольно к ней возвращался. Она жила в своей вселенной, в которую очень хотелось попасть каждому, кто оказывался в ее поле. Вера грела и освещала пространство вокруг себя. Она несла в себе какое-то безмятежное спокойствие и ощущение счастья и гармонии. Будто бы рядом с ней все естественные и простые вещи приобретали свою первородную значимость: запах свежесобранных грибов, который мы давно перестали ощущать, а она подносила их к носу, нюхала и сразу же хотелось сделать то же самое, ведь этот аромат когда-то был таким вкусным, кружка утреннего кофе, которую она пила медленно, наслаждаясь им и прохладой воздуха, и в эти моменты хотелось остановить хлопоты, сесть рядом и ощутить себя причастным к этому простому утреннему ритуалу. Даже сейчас перед глазами стоит картина как Вера смотрит на солнце через сорванную веточку вереска. В детстве мы часто подолгу так делали и вокруг каждого изгиба стебелька и соцветия будто свечение появлялось – волшебство, да и только! «Перо Жар-птицы», - говорили мы тогда. В один из дней, остановившись на очередной привал, мы напали на целую поляну ягод, Вера встала на коленки и собирала их как ребенок – двумя руками, радовалась тем, которые покрупнее и послаще – и я вспоминал свое детство: как ходил за ними с бабушкой и как ненавидел все, когда возвращаясь домой, меня заставляли их перебирать вместо того, чтобы отпустить во двор к друзьям.
Видимо Стас тогда попал в зону Вериного притяжения, она, сама того не желая, затянула его в свое бесконечное теплое уютное одеяло детских воспоминаний и грез о космическом будущем. Он был уже очень взрослый мальчик, чтобы принимать такие решения. Но когда Стас развернулся ко мне лицом, я заметил, что выглядел он не очень – осунувшийся какой-то, больше несчастный, чем счастливый влюбленный.
Он нашел ее глазами и стал на нее смотреть. Вера сидела на камне, подставив лицо мягкому солнышку. Глаза закрыты, на лице полуулыбка. То ли притворяется, зная, что на нее смотрят, то ли кайфует реально. Вот змея!
Мой взгляд невольно вернулся к ней. Волосы искрились, спина прямая как струна, ноги длинные…
- Не смей даже. Она моя, - Стас смотрел на меня как на врага.
- Да ты прикалываешься? Мне это надо? – я потушил сигарету.
Он взбесил меня своей необоснованной ревностью. Подумаешь, засмотрелся на девчонку, с кем не бывает.
- Мне тоже не надо. Но сделать ничего не могу.
- Она хоть как-то себя проявляет? – я не знаю, зачем это спросил, но ответ мне знать не хотелось.
- Да, - он посмотрел на меня как-то с вызовом и вздернул подбородок.
В этот момент мне как будто тысячу иголок в голову загнали. Постарался вида не подать:
- Как?
- Она смотрит так, словно знает меня всю жизнь. Мы говорим глазами.
- Эээ…Стас, а посущественнее?
- Ты ждешь, что я расскажу, как она пришла ко мне в номер голая?
- Понятно, - мы оба усмехнулись, меня отпустило тогда, только тревожный внутренний голос мне прошептал: «Попался?». Кому - кому, а себе я не врал никогда. Вера мне нравилась. Но давать ходу этому безумству я не собирался. Пусть Стас сам с ней разбирается, а через четыре дня меня ждет новая группа туристов в Петрозаводске, и мы едем в Хибины.
Наши туристы тем временем ловили рыбу, но так ржали, что вряд ли можно было рассчитывать на успех. Девочки раскуривали кальян, Стас пошел им помогать. Все. Не понятно почему, но я тогда разозлился на него и отправился собирать вещи. Однако все было как-то не так, все валилось из рук. Надо было бежать оттуда. Он наклонился перевернуть угли, свободную руку положил ей на плечо, а его голова приблизилась на опасное расстояние к ней. А эта коза позволяла ему это. На ее лице была такая ехидная усмешка! Он смотрел на нее, она на него. Потом она все-таки отстранилась.
- Все, закрой теперь их. Через минуту можно раскуривать, - сказала Вера, у которой был открыт только один глаз. Второй она хулигански зажмурила, от чего стала похожа на озорного мальчишку.
- Вера, откуда ты столько знаешь о кальянах? Откуда ты вообще столько всего знаешь?- Стас смотрел на нее с нескрываемым восхищением.
- У Веруськи просто стаж курильщика 20 лет. За это время и не такое узнаешь, - засмеялась девочка Алена, тоже, судя по всему, Верина подружка.
- И помереть от рака легких можно, - присоединилась Катя.
- Ага, или просто ядом захлебнуться, - парировала Вера, подмигнула Стасу и пошла в палатку.
Ну вот зачем мне это все, а? Я тогда начал уже и на себя злиться. Но ничего, на следующий день все должно было закончиться. Я точно с ними распрощаюсь, а Стас уж как хочет. Но в душе я понимал, что вру. Я знал, что завтра уже ничего не закончится. Такое бывает на сплаве – ты в какой-то момент теряешь контроль над рафтом, его подхватывает течение и несет, и как бы ты не работал рулем, как бы не трудилась команда, мощное течение одерживает верх и несет тебя, куда ему одному вздумается. Это тогда со мной и произошло.
Я очнулся от своих мыслей, услышав, что ребята зовут меня. Они пили за то, что все рыбы остались живы. Я присоединился. Надо было отпустить это все.
День был такой погожий, ехать до гостиницы было не долго, и мы решили еще побыть на природе. Мягкой заботливой рукой накрыла меня самогоночка, я растянулся прямо на траве, перед глазами было небо, похожее на мороженное, которое продавец круглой ложкой набрал в рожок – рябое и воздушное. Мысли сами собой закружились и выстроились вокруг Веры. Что я о ней знал? Да ничего! Ей было 35 лет, она была свободна, всем сердцем любила природу, и еще она была очень несчастна. Перед глазами на фоне прекрасного безмятежного неба всплывали одна за одной сцены, где были я, Стас и она: вот он наливает ей вино и зудит, что пить за завтраком – это алкоголизм, а она пьет залпом, подмигивая мне, вот она несет грибы в ладонях, а я выкидываю половину, потому что она набрала несъедобных, мы смеемся, вот ребята собирают палатки, матерятся, потому что не умеют, а Вера уже несет свою, аккуратно упакованную, и еще раскладной стул. Она похожа на навьюченного осла и смеется уже весь лагерь.
- Детка, и мою палатку собери тоже, пожалуйста! – прокричал один из мужиков.
- Предлагаю и тебя упаковать, чтоб места лишнего не занимал.
Вера. Я не знал о ней больше ничего, ничего и не хотел знать. Она была как деревце, одно стоящее в поле, сгибающееся от сильного ветра. Хрупка и одинока.
Я встал и пошел собирать всех, чтобы ехать в Медвежку. Это была последняя наша общая ночь, на следующий день мы должны были передать группу на сплав. Стас около машины убирал с лица Веры невидимый волос и сказал, чтобы все слышали, что у нее будет дальше индивидуальный тур:
- Нас с тобой дальше ждет другая программа, Вера.
- Ты веришь в судьбу? – спросила она его.
- Нет, я верю только в себя. А ты?
- Иногда мне кажется, что судьба играет с человеком как кошка с мышкой. Сначала немного придушит, а потом дает шанс убежать и ценить свою жизнь еще больше. Или просто может дать реванш, а вот воспользоваться бонусом или нет, решать только человеку.
- Вера опять в своих философствованиях. Ей мужик романтику предлагает, а она ему вместо согласия Достоевского включает, - прокомментировала Катя. На Стаса все, не сговариваясь, посмотрели сочувственно.
Она общалась с ним с нежностью вроде, но как-то отстраненно, будто мысли ее были очень далеко от Стаса и его планов. Вера была не тем человеком, которого можно было бы подчинить своей воле.
5.
Дом у нас был прекрасный, как из сказки – бревенчатый, двухэтажный, с живописным видом на Онежское озеро. Две комнаты наверху заняли девочки, остальные разместились на первом этаже. Решили попариться в баньке сначала, а потом пожарить шашлыков на прощание. Первыми в баню пошли девочки, а парни стали ждать своей очереди, растапливали мангал, пили и обсуждали перспективы Стаса и Веры. Для всех уже стала очевидной симпатия Стаса к ней. Они спрашивали Стаса о его чувствах, он же по крупицам старался собрать сведения о Вере. Но ребята говорили про ее жизни мало, отделываясь общими фразами:
- Красотка, но злючка!
- Она очень избалованная, Стас.
- Готовься к геморрою, к ней просто так не подкатишь.
- Я понял уже, - засмеялся Стас, - я не отпущу ее с вами обратно. Ее вообще там ждут? Он явно пытался разузнать, есть ли у нее отношения в ее родном Нижнем Новгороде.
На этих словах я встал и ушел, точнее убежал. Ну вот, стали понятны некоторые вещи: мне она тоже нравилась, я ревновал ее к Стасу, и симпатию она не проявляла ни к кому. Было ощущение, что она осознанно контролирует любое мужское внимание к себе, что отстраняется при малейшей попытке приблизиться к ней. Ящерица готова была сбросить свой хвост, лишь бы не быть пойманной. Это значило лишь одно – Вера боялась отношений. Вопрос почему?
Девочки вернулись из бани, пьяненькие, раскрасневшиеся, голодные. Мы со Стасом остались жарить мясо, вернее я остался, а Стас пошел помогать девочкам обустраиваться, смеясь и поддерживая Ольгу за талию. Я разбесился, шашлык был уже не в радость, я оставил все, и, как верный пес, побежал за ними. Идиот.
Я слышал голоса на втором этаже, поднялся и попал в фильм с замедленной съемкой. Выбраться из него я уже не мог. Меня будто парализовало, я не мог спуститься вниз или просто закрыть дверь, я просто смотрел. Мягкий теплый свет от спотов, под ногами разноцветные вязаные коврики, играет песня Эми Вайнхаус, я слышал ее раньше, но названия не знал, так по-домашнему уютно. Вот она спиной к нему снимает полотенце с сырых волос, говорит: «Спасибо, сейчас спустимся», вот он зовет ее: «Верааа», берет за плечи, она поворачивается, огромные черные глаза. Она не ожидала этого, да и вряд ли хотела. Вот он приближает свое лицо к ней, она отстраняется, выгибая спину, он берет ее за талию и целует.
Если она ответит на его поцелуй, я уйду, я забью, я пошлю все подальше, ведь завтра последний день. Хибины меня ждут. Если не ответит - Хибины ждут НАС. Она ответила.
Вера залепила ему такую оплеуху, что треск стоял на весь дом. Увидела меня и позвала, как могла одна она – без слов. Красные - красные щеки от бани, от обиды, от испуга похоже тоже. Стас попросил прощения, пулей пронесся мимо меня вниз. Я же остался стоять в дверном проеме, не понимая, что делать дальше.
- Любите вы своих туристов, - Вера пыталась шутить, чтобы сгладить момент.
- Вер, не надо, - меня трясло от злости.
- Я домой хочу, - она не смотрела на меня, она никуда не смотрела, стоял просто чужой человек. В тот момент я, и правда, подумал, что все.
- Хорошо, - я готов был ее отвезти прямо в Нижний Новгород.
Я спустился вниз. Парни уже вернулись, пытались реанимировать шашлык, который я бросил в порыве ревности. Сложно было спрогнозировать поведение Веры теперь. Стас уже ушел в номер и больше не вышел. Зато ребята не намерены были расходиться рано, начались традиционные вечерние посиделки.
Кошка вышла на запах жареного мяса. Села с холодной картинной улыбочкой, как ни в чем не бывало, положила себе мясо, налила вина и приступила к ужину. Никто за столом ничего не узнал. Стало прохладно, и я вынес девчонкам по пледу из машины. Вечер был плавный, тягучий как дым из кальяна, который мы курили. Обычно я курил сигареты, но тут присоединился ко всем, уступив заманчивому объединяющему настроению кальяна. Мне было очень хорошо, я сидел, вытянув ноги, напротив меня угнездилась в пледе Вера, меня отпускало. Я уже знал, что будет дальше.
Сколько времени нужно человеку, чтобы влюбиться? Я не задумывался над этим никогда раньше. Я вообще много чего раньше не делал. Так вот, чтобы влюбиться достаточно одного мгновения. Я теперь это точно знаю. Душа древняя, она знает, кто ей нужен, даже если ты сам этого еще не понял, и узнает искомого неизвестного за мгновение, а ты начинаешь осознавать, что к чему гораздо позднее.
Вера дожевала мясо, попрощалась и пошла в дом. Я окрикнул ее, не знаю зачем, я этого не планировал, просто инстинкт сработал. Зато она сто очков этого ждала.
- Ты очень спать хочешь? Можем поговорить? – я не понимал, что я вообще творю.
- Давай. Только пойдем ко мне, я замерзла, - она повернулась и прошла к себе. Прямая как струна спина не требовала ответа, она знала, что я попался, что приду, даже если мир под ногами рухнет.
На удивление, ребята на нас внимания не обратили, и я смиренно проследовал за ней.
Ха! Вот бывает же такое! Безликая комната была, когда я вносил сюда ее вещи, зато сейчас она просто наполнилась Верой – запахи косметики, разбросанные вещи, в ноутбуке радио играет, все задышало, забилась жизнь, такая же трепетная, как и сама временная хозяйка комнаты. Я стоял, нюхая и наблюдая, ведь я первый раз был в логове зверя, но сразу стало понятно, что я именно там. Даже спрашивать не стал разрешения, сразу закурил и, осторожно ступая среди ее сумок, прошел на балкон. Там стояла пара пластиковых стульев и маленький столик. Я сел. Передо мной простиралась бескрайняя гладь Онежского озера. Черный воздух, огромная ущербная луна, мелкая рябь на зеркальной глади воды. Через пару минут появилась она, с головой ушедшая в одеяло, из которого торчала рука, протягивающая мне бутылку вина. Штопора не прилагалось. Я улыбнулся. Начался наш молчаливый диалог.
- Проверяешь меня, да? – я протянул свою руку, и, забирая бутылку, легко коснулся своими пальцами ее ледышек.
- А ты как думаешь? - она улыбалась мне, понимая, что я принял ее игру.
Я открыл вино складным ножом. Стоит ли говорить, что бокала тоже не было. Она глотнула из горлышка, протянула бутылку мне и уселась на соседний стул. Я сделал глоток и спросил:
- Тебе хорошо здесь?
- Да,- помолчав, добавила, - очень.
Я понимал, что кормил с руки дикую кошку, и одно мое неловкое движение - и я либо лишусь руки, либо лишусь ее.
- Зачем ты приехала сюда?
- Скоро пойму. Она неотрывно смотрела на озеро и говорила больше с ним, а не со мной. Я даже стал сомневаться, что она вообще понимает, что я тут.
- Завтра твоя группа сплавляется по Шуе и едет домой. Я еду в Хибины. Поедешь со мной?
Блин, что я творю то!!! Я сказал это, даже не намереваясь этого делать. Но я не жалел, просто ждал ее ответа. Вера долго молчала, потом глотнула вина и заговорила:
- Я влюбилась в Карелию со второго взгляда. Холод, дождь – оказалось, что это - ерунда. Край бесконечных озер, теплых камней, разноцветного мха – это все – мое, я люблю все это, понимаешь? - первый раз она на меня посмотрела. Я заметил, что она держит в ладони камень, маленький, простой камушек, на привале, видимо, подобрала и сейчас играется с ним.
Потом она решила, что слов много уже сказала и опять перешла в молчаливый диалог. Мы смотрели друг на друга, и все было понятно без слов:
- Я испугалась Стаса, мне было неприятно.
- Я так не поступлю.
- А как ты поступишь?
- Буду ждать, пока ты сама ко мне придешь.
- А приду?
- Да.
Она нахмурилась. Произнесла вслух, будто продолжая мысль:
- Если бы тебя не увидела, закричала бы, наверное, - она поежилась.
- Я не совершу его ошибки, - в голове было пусто, полный штиль как на Онеге.
- Знаю, - она встала и подошла к перилам балкона, встала ко мне спиной.
- На вопрос ответишь?
Молчание бесконечное, словно брошенный в пропасть камушек.
- Да.
Я тоже встал, взял со стола зажигалку и сигареты, пожелал ей спокойной ночи и пошел вниз. Так я выиграл бой у дикой кошки. А я его выиграл, это уж точно!!!
6.
Во дворе ребята еще сидели, но было видно, что все уже устали и хотели спать. Я сел рядом с ними, решил, что все уберу, когда все разойдутся. Мне совсем не хотелось идти в нашу со Стасом комнату. Хотелось побыть еще на свежем воздухе. Еще минут десять все прощались, а потом разбрелись по спальням. Я остался один. На душе было очень противоречиво. Мысленно отодвинул разговор с Верой в дальний угол своего сознания, а сейчас пришло время понять и обдумать, как быть дальше. Она сказала мне «Да». Это односложное слово значило сразу все: она едет со мной, а самое главное, она будет моей. Я не думал в тот момент о Стасе, о том, как сложатся наши с ним отношения после этого.
Я механически убирал остатки со стола, чистил мангал, а моя голова в это время улыбалась сама по себе. В доме было тихо, все спали. Я представил тогда, что мы спим с ней вместе и почти физически ощутил ее в своих руках. Сердце мое затрепетало. В глубине души уверенность была стопроцентной: она будет моей, даже больше – она уже моя.
Причины нашего поведения часто остаются непонятными для других. Вот почему человек поступил как дурак, а не иначе, как было бы разумнее? Иногда мы даем волю своему сердцу, а оно, никому ничего не докладывая, ведет нас туда, куда оно чувствует, мы должны попасть. Тогда мне самому были не понятны мотивы моего поведения, почему так – я уводил Веру у Стаса. Это не было чувством соперничества, я не хотел сделать ему плохо. Мне даже было понятно, что переступив тогда через себя, я мог бы уехать один, тогда я еще смог бы ее забыть. Но сердце сказало иначе. Выбор был сделан, мой путь уходил с колеи размеренного ритма прямиком в Веру. А она, сама того не понимая, шла ко мне.
Она прекрасно видела, что Стас ей увлекся, понимала, что ему будет очень неприятно от ее решения поехать со мной, но ей было настолько все равно на его чувства, что она ответила мне согласием, не колеблясь, будто даже желая причинить ему боль. Зачем ей было это тогда? Пути Веры неисповедимы… она просто как зверь шла за своим инстинктом, она как никто верила в судьбу и полагалась на нее мудро и наивно одновременно.
Вера была очень сильной, но такой слабой и беззащитной, что хотелось ее взять на руки как ребенка, прижать к себе и убаюкать на плече. Имидж отстраненной снежной королевы оказался фантиком. И я его начинал разворачивать. И мне только еще предстояло увидеть то, что было под ним скрыто.
В нашей комнате было темно и тихо. Стас спал. Рухнув на кровать прямо в одежде, мое тело уснуло моментально, а мозг все никак не мог выключиться. Я смотрел в темноту и пытался сложить мозаику под названием «Вера». «ВЕрнувшая РАдость» - для начала я так расшифровал ее имя для себя. Я прекрасно понимал, что рационально разложить на части Верину сущность не получится. Однако попытаться сложить из обрывков общую картину своего видения ее можно попробовать. Самый верхний слой – оболочка был неприступным. Она не открывалась первому попавшемуся человеку, оставляя на обозрение лишь свою внешнюю спорную красоту. Но если получалось прогрызть эту твердую скорлупу – можно было увидеть и прикоснуться к поистине прекрасной сердцевине. Тут было все просто - ни лжи, ни двуличия, только светлая Верина душа, излучавшая добро и радость жизни. Так она раскрывалась передо мной словно цветок лотоса, слой за слоем распускающий свои лепестки.
Мне снилось небо, пик Эльбруса. Я стоял на самой вершине, раскинув руки, дул сильный ветер, он не давал мне спокойно дышать, я захлебывался глотками воздуха, задыхался, в ушах звенело прозрачное «Ты познал счастье». Я мог смотреть сразу везде: вверх, вниз, в стороны, и всюду была бело-голубая бездна. Я мог прыгнуть также в любом направлении: вверх, вбок, вниз, я летел. Если бы какой-нибудь психотерапевт на групповом тренинге неудачников, алкоголиков или неврастеников попросил меня графически изобразить счастье, мой рисунок был бы закрашен сине-белыми красками, и это было бы небо.
Стас разбудил меня рано утром, чтобы подготовиться к последнему дню, собрать документы на группу и без проблем передать ребят на сплав.
Я сел в кровати, не стал придумывать никаких слов или оттягивать момент:
- Вера едет со мной в Хибины.
Стас сел на свою кровать и закрыл руками голову. Ему было больно:
- Она не любит тебя.
Спорить с ним мне не хотелось, доказывать ему и себе, что это не так смысла не было. Я и сам понимал, что она пока меня не любит. Ну не из тех она, кто влюбляется десять раз на дню. Эта, если полюбит, то раз и навсегда, как я! хотя откуда я мог знать, какая она? Я начинал понимать ее, совсем не зная, просто прислушиваясь к ней, наблюдая, будто вошел в заброшенный дом и не торопясь оглядывал его изнутри.
Стас же страдал от действий друга, фактически предавшего его, а он не способен был даже защититься. Он больше не смотрел мне в глаза.
Мы молча пошли на завтрак. Наши туристы вышли очень оживленные, балагурили, ели блины с морошковым вареньем, пили чай. Мы разложили карту Карелии и пальцами показывали посещенные нами места. Она сидела, лениво потягивая кофе, и смотрела в телефон. Стас наклонился к ней близко- близко, в какой-то момент она подняла на него глаза. Я не мог слышать, что они говорили, потому что над ухом у меня гоготали парни. Но через минуту я весь превратился в слух, ребята тоже немного поутихли, наблюдая за развернувшимся действием. Вера привстала и обняла Стаса за шею, дружески похлопывая его по спине как верного коня, а потом зашептала, касаясь его уха губами: «Мне очень жаль, прости меня, благодарю тебя, люблю тебя».
- Ой, она же медитирует с ним. Это «Хоопонопоно» - практика примирения и прощения, - пояснила для всех безграмотных приземленных существ Оля.
Она все повторяла и повторяла эти слова. Он замер. Над ними словно энергетический кокон создался, не подпускающий никого. Были только они двое. В этот момент мне хотелось убивать. Она села потом и, как ни в чем не бывало, стала доедать свой завтрак. Кто-то из ребят отметил:
- Ну вот, с одним попрощалась.
- Верусь, ты не баба, ты – угроза нации! Мы тебя здесь оставим!
Вера подняла одну бровь:
- Тебя самого надо тут оставить, будешь туристам на забаву вместо медведя.
Все загоготали. Правда, смешно было.
Потом мы на память маркером прочертили на разложенной карте пройденный нами маршрут. Вещи погрузили очень быстро, Стас все время молчал, не посмотрел на меня ни разу. Вера умела быть не заметной. Она попрощалась с ребятами, обняла девочек и прыгнула ко мне в машину. Я запихнул сумку с ее вещами в багажник и с усилием захлопнул его дверь. Вот так началась моя жизнь.
7.
Она уселась на пассажирское кресло с ногами, подключила bluetooth и машину наполнила музыка: джаз, инди, латино, много очень разной музыки, такой же странной и многогранной, красивой как она сама.
Мы всю дорогу болтали, причем болтала даже больше она, мы смеялись, и возникло чувство, что мы друзья, которые просто давно не виделись:
- Мне вот эта вот очень нравится, - сказала она, когда начала играть NOVA, - так много в ней ритма и солнца…я, когда слушаю ее, будто сама на побережье океана оказываюсь.
- А ты была когда-нибудь на побережье океана? – спросил я, и в моей голове, не прося разрешения, пробежала по пустынному песчаному пляжу босая Вера в крохотном бикини.
- Неа, я и на море- то не часто выбираюсь. Но знаешь, я об этом не жалею, я больше горы люблю, и как оказалось – озера, - она заулыбалась, достала телефон и показала несколько фотографий Ладоги и Онежского озера, - смотри, какое великолепие! Как тебе повезло жить тут!
- Вер, а кроме походов на природу, что еще ты любишь?
- Хмм…ты первый человек, кто спрашивает о моих пристрастиях, - она задумчиво посмотрела в окно, поковыряла палец на ноге, лежавшей на сидении, - люблю жизнь. Когда не из окна квартиры или офиса, не на страничках социальных сетей, а в реальности, люблю пробовать все на вкус, запах, ощущать в руках и слушать сердце – как оно отзовется на новое. Люблю гулять и купаться, но это опять про природу – она засмеялась.
В современном мире мы совсем забыли о душевности, о том, что так важно для каждого человека – поделиться наболевшим с тем, кто готов искренне его слушать. Ведь мы по большей части предпочитаем говорить сами, говорим о своих проблемах, не заботясь о том, что сидящий рядом так нуждается во внимании. То же было и с Верой. Она была недослушана, ей очень не хватало ласки и любви. Я знал, что исправлю это искренне и легко, вылечу мою девочку. Как-то само собой в мыслях она стала моей девочкой…Ведь если любишь, разве может быть что-то важнее, чем проблемы и мысли любимого человека?
Мы решили заправиться, купить кофе, потом заехать в лес погулять и пообедать. На заправке она вышла из машины вместе со мной, мы шли к кассам и оба смотрели на наше отражение в стеклах. Мы классно смотрелись вместе, улыбающиеся, радостные ребята, молодые, красивые и непринужденно счастливые. Мы взяли кофе, еда же у нас была с собой из Медвежки, и поехали в лес. Я знал это место, там недалеко было очень живописное озеро с прекрасным пляжем и ухоженной маленькой стоянкой. Мы быстро доехали туда. Кроме нас были только рыбаки, но они уплыли на середину озера, оставив вещи в ярко-красной палатке. Пляж же был полностью наш. Я открыл багажник, Вера быстро достала еду, разложились мы прямо на берегу, без стола и стульев на этот раз.
В том месте берег был достаточно открытым, по кромке воды росла осока, полоска песка была не очень широкой, и быстро переходила в черничник и заросли вереска. Деревьев было немного. Среди них особо выделялись две сосны. Они были такие необычные – росли настолько рядом друг с другом, что от вынужденной близости, определенной им природой, и от времени, стволы их не просто переплелись, а срослись между собой, образуя причудливую вязь, они будто бы держались друг за друга так крепко, что не возможно было понять даже, где чьи корни. Около них мы и устроились.
- Смотри, они всю жизнь вместе, - Вере нравились эти деревья, она положила ладонь на выступающие корни и посмотрела вверх, - они стали такими одинаковыми. Они помогают друг другу удержаться, чтобы не сползти в воду и не погибнуть.
- Мы тоже такими будем, вот погоди, - я улыбался ей во весь рот.
Мы и так были одинаковые уже тогда в нашей свободе, нам обоим для счастья надо было так мало – природа и близкий человек рядом.
Мы растянулись прямо на земле, не было сил идти за подстилками, да и не требовалось этого обоим. Ей комфортно было, как и мне - просто быть в природе без преград. Мы смотрели на воду, молчали, но между нами было такое чувство гармонии и удовольствия, что слова были бы лишними. Я спорю на что угодно, что уже тогда она знала, что станет моей, поэтому она, поддавшись судьбе, и поехала со мной. Она хотела меня, хотела быть со мной, и я чувствовал это.
Потом мы ехали до Петрозаводска без остановок.
- Я очень хочу посмотреть на Онегу с другой стороны. Сможем сегодня туда добраться? - попалась, детка!
Я знал, что Онега запала ей в сердце еще в Медвежке! Так и случилось.
- Сможем, конечно, вещи только заедем домой кинем, - я был счастлив.
Мы вышли из машины у моего дома, стали разгружаться, мимо походящие люди смотрели на нас и улыбались. Думаю, от нас так и веяло летом и счастьем. Вера заряжалась от природы как солнечная батарейка. Когда я ее спросил, что она больше всего любит в природе, что ей придает силу, она сказала, что самый большой заряд энергии и удовольствия черпает от воды. Ну, тут воображение не заставило себя долго ждать, в голову полезли картинки, как мы голенькие купаемся в лунном свете в Онеге. Сам не ожидал, что так накроет, но это явно было просто от долгого воздержания.
Она же вела себя очень просто, по-дружески, и я допускал такую чудовищную мысль, что она скажет мне, что хочет быть просто моим другом. Но дело в том, что так воспеваемой бескорыстной дружбы между мужчиной и женщиной быть не может, это противоестественно. Именно поэтому, я гнал эту мысль прочь, Вера – гармоничная частичка природы, она любила ее и жила по ее законам. А значит, все страхи про «просто друзья» надо было забыть. Ни один мужчина никогда не будет общаться с женщиной только потому, что она хороший человек и ему с ней интересно. Ничего подобного! Мужчина всегда оценивает женщину как потенциальную партнершу в сексе. Думаю, для наблюдательной Веры не было секретом, что частенько именно так я ее и рассматривал, не в силах себя удержать.
Мы говорили с ней о многом, да, пожалуй, обо всем. Она всегда была откровенна, свое мнение высказывать не боялась, а оно имелось у нее на любой вопрос. Я тоже не слукавил ни разу. Однажды я спросил ее о том, что в ее представлении «любовь». Она вдохновленно ответила: «Состояние абсолютного счастья, когда ты осознал, что в мире есть человек – именно твоя половина, обретя которого, ты ощущаешь вселенскую гармонию. Любовь - это пример из начальной школы ; + ; = 1».
8.
На сборы у нас оставалось еще пара дней, а значит, ее желание с Онегой мы могли не просто исполнить, но и продлить удовольствие ночевкой на его берегу.
От моего дома озеро находилось не очень далеко, мы особо и вещи-то не разбирали, просто покидали сумки в прихожей, и поехали туда. Мне нравилось, что она не заморачивалась со всякими женскими штучками, не ныла, что ей нужен фен, ванная горячая, что она просто устала. Она жила как я – тем, что можно было взять здесь и сейчас. Я видел, как она с любопытством смотрит в окно, как в задумчивости грызет отслоившийся ноготь, как нетерпеливо меняет положение в кресле. Мы подъехали, когда уже стало смеркаться. Она вышла из машины и подошла к воде босая, потому что обувь сняла еще в салоне.
- Какая теплая! - она явно купаться хотела.
Вода и правда была классная для нас, людей, не привыкших к тому, что озеро балует теплой водичкой. Около 17 градусов тогда было. А как она себя будет в ней чувствовать – было для меня загадкой тогда. Онега манила, звала снять усталость и дорожную пыль. Я очнулся от плеска воды. Возле ее кромки чуть поодаль от меня валялись штаны и футболка, а Верка уже бултыхалась. Плавала она очень хорошо, чувствовала себя уверенно и резвилась как выдра. Приятно было за ней наблюдать, даже не смотря на то, что видел я лишь ее голову.
- Ты окоченеешь сейчас! - я принес ей полотенце, в глубине души надеясь, что она выйдет голая из воды.
Она даже не посмотрела в мою сторону, я был третий лишний. Она занималась любовью с озером, оно, а не я, ласкало ее тело, трогало ее ребра, шею, касалось ее губ. Она перестала плавать и просто стояла по шею в воде, давая озеру себя изучить, и изучала его сама. Вода расчесала ее волосы, теперь они лежали на плечах черным шелком. Она стала выходить на берег, но расставаться им не хотелось. Девчонку била мелкая дрожь, никакого желания, будь она даже голой как в моих фантазиях, я бы все равно не испытал. Кинул ей полотенце, а сам побежал в машину за курткой, завел двигатель и включил печку. Она сама прискакала, забралась в салон и наконец-то расслабилась. Я надел на нее свою дежурную ветровку, Верка была как довольный наигравшийся ребенок, того гляди уснет.
- Может, домой поедем? - я спросил на всякий случай, но ответ уже знал.
- Нет, - сидела и улыбалась, счастье ее просто распирало.
Ну как тут откажешь. Пошел палатку ставить, костер разводить, искать ужин.
Пока я хлопотал, она переоделась и вышла помогать мне. Волосы у нее были сырые, я достал из багажника свою любимую шапку в разноцветных растаманских полосках и дал ей. Давным-давно я ее выиграл на своих первых соревнованиях по сноубордингу. Мигом напялила. Поблагодарила и начала рыться в багажнике в поисках еды. Блин, с самого начала она входила в мою жизнь, словно потерянный когда-то паззл. Ей даже шапка моя трофейная шла больше, чем мне! Это был естественный ход вещей, все было так, как должно было быть, и мне от уютного ее присутствия с каждым моментом становилось все круче. Она нашла хлеб, сыр и бутылку вина. Костер горел, палатка была поставлена, тарелочка с бутербродами стояла около бревна, на котором мы с ней сидели. Она сделала глоток из бутылки, устроилась поудобнее, вытянув ноги и сказала с набитыми щеками: «Я люблю его». Даже спрашивать не надо было, о ком речь. Онега в ее сердце теперь будет всегда. Я ее понимал, не возможно, видя это, не полюбить. Так мы и сидели, смотря на костер и озеро, лениво, по очереди потягивая вино, мы не обнимались, не говорили, не вели себя, как располагала к тому обстановка. Минут через пятнадцать я понял, что засыпаю, и пошел в палатку. Забрался в спальник и уснул мгновенно, даже не слышал, когда она пришла. Только утром, проснувшись, обнаружил, что спит она как кошка, свернувшись в спальнике калачиком и уткнувшись в одеяло носом. Чем дышит – не понятно, но спала сладко. Есть и пить на завтрак было нечего, поэтому я быстро собрал все, и стал ждать ее пробуждения, чтобы поскорее поехать домой. Из палатки высунулась голова в шапке, клочки волос торчали из-под нее в разные стороны, приподнимая ее буйными завитками.
- Вер, я тебя съем, если ты сейчас же не соберешься.
- Ого! Я готова тогда, - Она вылезла в моей куртке и шерстяных носках, похоже, тоже моих.
Я усмехнулся, она проследила взгляд и спросила:
- Не возражаешь?
- Неа, угощайся на здоровье.
Она усмехнулась и, не утрудив себя обуться, протопала прямо в них до машины и уселась в салон.
Через пять минут мы уже выезжали на дорогу.
- Рано еще очень, все еще закрыто. Поедим на заправке? – спросил я.
- Предлагаю в магазине продукты купить, а я нам все приготовлю дома, – она уже успела привести себя в порядок: волосы забрала в небрежный пучок, переоделась на заднем сидении и, кряхтя, шнуровала ботинки.
- Класс! – я, если честно, очень обрадовался, что она сама приготовит завтрак, хотелось домашней еды, но самому готовить было лениво.
По пути мы заехали в продуктовый магазин. Поскольку дома я почти не жил, и уж точно, не был готов к приему такой гостьи, покупать пришлось все. Мы ходили с тележкой по пустому гипермаркету.
В который раз уже я понимал, что мне нравилось, что она рядом, что нас принимают за пару, что мы очень здорово смотримся вместе.
9.
Около дома мы припарковались и поняли, что за один раз все вещи не унесем. Поднялись, я бросил сумки и пошел за следующей партией, а Вера осталась на хозяйстве. У нас обоих даже мысли не возникло снять ей квартиру, она доверилась мне слепо, безрассудно и на сто процентов, впрочем, она никогда ничего не делала наполовину. Когда я стал открывать дверь, поднявшись со следующими сумками, я понял, что мой дом больше не будет пустым, потому что теперь это и ее дом тоже. В прихожей валялись ее кроссовки, в гостиной громоздились сумки. В кухне стоял отборный мат. Не стал ей мешать бороться с плитой, сказал, что поехал на мойку готовить машину к Хибинам. Стоит ли говорить, что так быстро машину я не мыл никогда. Мне поскорее хотелось оказаться дома, смотреть, что она делает, помогать ей, просто быть рядом. Меня не было час. За это время она успела приготовить вкуснейший завтрак: сырники со сгущенкой, я их сто лет не ел, яичница с колбаской, помидорами и сыром, кофе сварила, так еще и намыться успела! И теперь с чувством и видом, что она идеальная домохозяйка, щеголяла по дому в шортах и майке. Мне все это было так дико и так приятно. Мы завтракали, обсуждая планы на день и предстоящую поездку в Хибины.
На сегодня программа максимум была разобрать завалы вещей, а завтра уже полная подготовка к выезду. Я не любил долгих сборов, она как выяснилось, тоже, поэтому мы решили день провести в ленивом темпе разбора вещей, а завтра уже поднапрячься. Она обещала мне помочь, да я в этом и не сомневался. Мы включили музыку и провалялись час после завтрака. Я на кресле, она – на диване. Мне было так хорошо от нее, одно ее присутствие наполняло атмосферу теплом, хулиганством и уютом. Я знал, что с ней дом действительно станет домом. Женщину не зря называют хранительницей очага, вот Вера пришла, и тут появилась жизнь. Не могу назвать ее хозяйкой от Бога – она не парилась по деталям вообще: крошки на столе, волосы на полу, зеркала в ванной в брызгах от зубной пасты – все это нас обоих не раздражало. Она была нужна этому дому, он будто бы ждал ее и теперь становился таким, каким должен быть тот самый семейный очаг, но, в первую очередь, она нужна была мне. Не могу представить, что тут могла бы жить другая женщина, да и не было такого до нее. Подумать только, мне и в голову никогда не приходило, что мне нужно, чтобы со мной жила моя женщина, такой потребности раньше не возникало. Я в случае необходимости сам обычно приходил к девчонкам в гости. Вот почему так – я берег это место для нее. А она лежит на диване, ноги свои длинные растянула, на голове пучок:
- Никит, давай кальянчик замутим?
Я смеюсь:
- Давай, - я до нее кальян не курил, так что в наш с ней первый заезд в продуктовый мы купили и простенький кальян, и угли, и табак.
Я притащил все в гостиную, стал распаковывать пакетики. Она нетерпеливо соскочила с дивана и села на корточки рядом со мной. Такая она была манящая, моя бы воля, я б ее прям на полу уложил. Ноги еще эти бесконечные…так их погладить хотелось, я незаметно подсел так, чтобы касаться ее хотя бы своей ногой. Вера не заигрывала со мной совсем, не кокетничала, общалась просто и открыто. Мы разожгли угли, положили табак, и стали ждать, когда он раскурится. Она сделала первую затяжку, комната наполнилась ароматным дымом. Я встал, открыл полностью балконные окна. Вера сидела на полу, прислонив голову к дивану, похлопала рядом с собой без слов, я сел рядом и она передала мне мундштук. Мы были так близко, как только возможно, возможно, она ждала моей бурной реакции, но меня не поймаешь такой ерундой. Мое воздержание длилось уже недели три, с Ирландии, поэтому плюс минус несколько дней погоды мне бы не сделали. Я знал, был уверен, что очень скоро она станет моей, уже тогда почти физически ощущая ее под собой.
Мы такие расслабленные сидели, музыка играла, делать вообще ничего не хотелось уже. На ее лице пропало выражение хмурой задумчивости и постоянного напряжения. Вера стала немного расслабляться. Если ударишься, то первое время очень болит пострадавшее место, а потом уже не так сильно, а потом болит, если только на синяк нажмешь, а потом только пятнышко остается, ну а со временем и оно проходит.
У меня было стойкое интуитивное чувство, что именно этот процесс происходил с Верой, точнее с ее душой. И скорее всего, я помогал ее ранам зажить – отвлекал ее от мыслей о прошлом, переливал ей свежую молодую кровь, состоящую из сказочных озер и бархатной зелени Карелии.
Чем дальше я ее увозил, тем счастливее были ее глаза. Способность к регенерации у нее была потрясающая. Она улыбалась мне все чаще. Ее веснушки тоже улыбались, и такое тепло от этого разливалось вокруг, что его можно было ощутить физически.
10.
К вечеру мы оба устали, но все, что наметили, сделали. Она пошла в душ. Нервы мои были на пределе, еле сдерживал себя, чтоб не войти и не намыть ее самому. Она вышла в полотенце.
- Дай футболку какую-нибудь домашнюю.
Все-таки то, что я не подкатывал к ней вообще никак, приносило свои плоды – она начинала мне доверять. Когда она стояла передо мной такая беззащитная, хрупкая, доверчивый ребенок, я знал, что буду ждать столько, сколько будет нужно, и что об этом и многом другом мы еще будем говорить. Она сможет быть со мной, если будет полное доверие, даже больше - полное погружение друг в друга, в душу, мысли и чувства. А по-другому и я бы не смог, да и не хотел.
Я достал из комода футболку чистую, но очень мятую. Ну не гладил я вещи, не любил просто это делать и все. Она криво усмехнулась, посмотрев на нее, и надела на себя. К слову сказать, не так уж она была ей и велика – трусы еле прикрывала, а когда она тянулась что-то взять, так и полностью их видно было к моему удовольствию. Я без слов уступил ей кровать в спальной, а сам лег на диван в гостиной, быстро ее проводил в спальню и вышел, чтобы она не успела напрячься по этому поводу. Спали мы как суслики – сладко и безмятежно, проснулись только от будильника. Она вышла из комнаты, села ко мне на диван и сказала: «Доброе утро». Милая такая, заспанная, теплая. Я открыл одеяло: «Забирайся, поваляемся еще». Она минуту помедлила, а потом зарылась в одеяло, повернулась ко мне лицом и погладила меня ладошкой по щеке. Мы смотрели друг на друга, улыбались и были самыми близкими людьми в тот момент. Вот она – магия утра.
Минут через десять она сказала: «Пойду завтрак готовить».
- Можно я еще поваляюсь? – я просто кайфовал от происходящего и пытался оттянуть наступление безумного дня сборов.
Она потрепала меня по голове как домашнего любимца и скрылась на кухне. Через полчаса она принесла мне молочную кашку и блины с вареньем.
- Вер, я толстый стану, ты меня балуешь, я так вкусно никогда не ел, - и это была чистая правда. Да я вообще ей никогда не врал. Она мне тоже.
Мы ели в постели, рядом со мной была моя женщина любимая – это ли не счастье! Я улыбался ей во весь рот. Она отламывала вилкой кусочки блинчика, макала в варенье и давала мне, а иногда дразнила, притворяясь, что дает мне, а сама быстро отправляла вилку себе в рот. Она заботилась обо мне, я чувствовал, что ей это было приятно.
Я был готов свернуть горы в тот день, я их и свернул – все собрал, в два раза больше, чем обычно вещей стало и мне это нравилось! Странно и сладко было видеть ее вещи в своем шкафу, перебирать их и укладывать в нашу общую сумку. Загрузил палатки, шатер, спальники. Единственное, что портило немного картину – мне не хватало Стаса. Я подумал, что оставлю это до возвращения из тура. Там все равно нужно будет встретиться – работу никто не отменял.
Вечер мы провели на Онеге. Она ходила по величественному бескрайнему берегу, плескалась в воде, гладила ее, мы сидели рядышком, пили вино, Верка фотографировала озеро и нас, уставших и счастливых.
- Повернись же! Ну не так! – она пыталась сделать наше селфи.
В ответ я скосил глаза, она рассмеялась, прижалась ко мне и нажала на кнопку фотоаппарата. Та фотография и сейчас со мной. Засаленная и обтрепанная по краям.
Утром мы прыгнули в машину и погнали за нашими гостями. Мы должны были забрать троих рыбаков и отвезти их на Белое море на самую лучшую рыбалку в их жизни. По факту оказались двое взрослых мужиков и ребенок лет 14, сын одного из них.
Самого крупного посадили вперед, второго и ребенка посадили назад к Вере. Они, собственно, не возражали такой близости к длинноногой красотке. Я бесился, конечно, но сделать ничего не мог. На первой стоянке с традиционным обедом я сообразил, что мою девочку волне можно посадить за руль, потому как уж больно довольным выглядел ее сосед. Не виню его, сам такой же. Я готовил в первый день маршрута лохикейто – традиционную финскую уху на сливках. У меня она всегда хорошо удавалась и расходилась, как правило, целая большая кастрюля. Только в Верин тур не получилось ее приготовить, потому что мое похмелье было таким глубоким, что я попросту забыл взять ингредиенты, заботясь только о том, чтобы привезти в тур себя. Уха удалась, Вере точно понравилась, потому что добавку она подливала аж два раза. Я видел, как она опустила резинку штанов на бедра, а она видела, что я видел:
- От обжорства, - пояснила она, - я не могла остановиться, было очень вкусно. Мы посмотрели друг на друга и поржали.
- Вер, ты разжиреешь, и я тебя разлюблю!
С рыбаками я принял грамм по двести, и мы поехали дальше.
Прекрасно она рулила, не боялась ничего. Ехала быстро, но аккуратно. Ей в кайф было преодолевать сложности, страхи, идти в неизвестность – в этом была она вся. Дождя не было давно, было сухо, и мы рискнули ехать болотом, была там в одном месте старая дорога, мужики нервно посмеивались, Верка наслаждалась – адреналина она получила сполна тогда. Я не стал говорить туристам, что девчонка первый раз едет по этой дороге, решил, что если застрянем – это будет незапланированное приключение для наших изнеженных городских гостей. Но все обошлось, кошка чуяла опасность, шла по самой грани, но не срывалась, чудом балансируя только благодаря своей животной интуиции. Наблюдая за ней в той ситуации, я восхищался тем, как она держит себя, какое удовольствие испытывает от опасности. Я хотел ее. Мое тело стремилось к ней, как и душа. Мне хотелось окружить ее собой, закутать в себя как в одеяло, чтоб она была моей, была в моей жизни, была моей жизнью.
После обеда выглянуло солнце, стало жарко, Вера надела солнечные очки, забрала волосы наверх, оголив длинную шею с выступающими позвонками, представив нам свой царственный профиль, она улыбалась солнцу, в зеркале заднего вида ловила мой взгляд и улыбалась мне, это было похоже на заговор, участниками которого были мы двое. Будто тогда мы знали тайну, ключ к счастью, смаковали это знание и радовались тому, что теперь есть мы: половинки одного целого.
Вечером лагерь разбили на берегу озера, лес кругом, мерцающая гладь воды и звенящая тишина.
Рыбаки разбирали свои снасти, это был самый любимый процесс в рыбалке, огромная куча коробочек, я не понимал назначения большинства из них. В общем, они играли в свою игру, не отвлекая нас от своей. Я разводил костер, Вера сама разобрала стол, одна поставила лавки, принесла посуду и еду. В багажнике нашего автомобиля, как всегда, царил хаос, но она так уверенно в нем ориентировалась, что я помогал ей только при возможности. Например, если сам шел к машине, то что-то захватывал и для нее, а по большей части держал себя твердо и без повода к ней не подходил, симпатию свою не проявлял, общество свое не навязывал. За ужином мы много пили, знакомились ближе с туристами. Кто-то из них задал в тот вечер вопрос, компаньоны мы или пара, уж больно странно выглядели наши отношения с ней. Вроде бы всегда на расстоянии, не обнимаемся, не целуемся, но в то же время постоянно следим друг за другом. Это и действительно было так – не только я смотрел за ней, но и она, не найдя меня взглядом, звала меня или спрашивала у мужиков, где я. Мне было это очень радостно, ведь фактически это значило, что ей для комфорта нужно мое присутствие, что она привыкает ко мне. Вера или не слышала вопроса или притворилась, что не слышит, она больше с ребенком болтала. На вопрос я ответил, что она – моя невеста.
Костер получился отличный, я любовался пламенем, потягивался от тепла, дрова трещали и мелкие искорки разлетались в разные стороны. Повернув голову, я увидел, что она стоит рядом, улыбаясь, смотрит на меня, протягивая мне чай и печенье.
- Кит, ты такой красивый сидишь сейчас, даже жалко, что спугнула, - она улыбнулась и села рядом.
У меня улыбка ползла до тех пор, пока не кончилось лицо. С детства я привык улыбаться закрытым ртом, потому что сначала стеснялся неидеальных зубов, а потом это стало привычкой. У моей дикой кошки зубы жили своей жизнью. Вроде кривых не было, но и ровного ряда тоже – то и дело вылезали то внутрь, то наружу. Она, когда ей было хорошо, улыбалась всем ртом, сушила свои непослушные зубы и ей было наплевать на стандарты голливудской улыбки. Она меня заразила, приучила улыбаться душой.
Верка села рядом на раскладной стульчик, налила в бокал вина и стала его потягивать, смотря на огонь. Когда искорки отлетали, казалось, что она их притягивает, что она питается их теплом и яркостью. Так было со всем: когда мы шли по лесу, она трогала стволы деревьев, брала в ладони камни, нюхала вереск, ела ягоды, она питалась природой. Поэтому она и приехала в Карелию.
11.
В ее туре в один из дней мы были на озере Пизанец. Подошли к нему с высокого берега, чтобы увидеть все его величие и красоту. Вид с обрыва открывался потрясающий. На самом краю, среди неверно стоящих камней, росла сосна, залитая солнцем. Каким бы манящим не выглядело место, подойти никто не решался, все доходили до границы земли и камней и останавливались. Это был нормальный инстинкт самосохранения, ведь камни висели над высоченным обрывом практически в воздухе. Вера не остановилась на границе, она легко прыгала с камня на камень к самому обрыву. Ни тени сомнения или страха, ничего, кроме эмоционального голода. Тогда стало понятно, что среди нас затесался адреналиновый наркоман. Постоянный баланс на грани жизни и смерти – то, что ей было нужно. Звать назад было бесполезно. Раскинув руки, она стояла победителем рядом с той сосной, гладила ее, трогала колючие иголки, глаза горели, щеки раскраснелись, смотрела вниз и от нее шли просто физически ощутимые волны бескрайней свободы и наслаждения. Я пошел за ней. В тот момент, когда я встал на камень рядом с ней и посмотрел на ее беспечно улыбающееся лицо, я ее не просто захотел, я ее вожделел. Именно тогда пришло осознание, что она – моя женщина.
Она прошептала: «Это - счастье».
Вспомнив тот эпизод, я подошел к ее стульчику, присел на корточки перед ней, она улыбнулась и тут же сунула мне свои ледяные ладони: «Погрей меня, пожалуйста». Я сначала взял ее руки в свои, грел, как мог, а потом бросил это межевание, расстегнул куртку и загреб ее к себе. Обнял крепко, а она обняла меня.
- Я слышу твое сердце, - сказала она, еле дыша. Я понимал, что она говорит метафорически, что подразумевает не просто биение моего сердца, а то, что она понимает меня и мои чувства. Мы замерли, я стоял перед ней на коленях, обнимая ее, мы слушали чувства друг друга и шумящий лес. Я прикасался губами к ее макушке, нюхал ее волосы, но старался это делать незаметно, чтобы моя дикая кошка меня не цапнула, испугавшись.
Наши рыбаки возвращаться не торопились, Вера попросилась спать. Я пожелал ей спокойной ночи, но в душе отпускать ее совсем не хотелось. Она ушла, и сразу стало слишком свободно и холодно в моей куртке. Мне без нее было скучно и пусто, хотелось поскорее дождаться мужиков и отправиться в нашу с ней палатку. Ночью, когда я все-таки добрался до спальника, я увидел, что она спит, натянув до самого носа мою шапку. Моя теплолюбивая женщина хоть и полюбила всей душой север, не могла приспособиться к его холодам так быстро. Она поежилась во сне, и я понял, что она мерзнет. Я лег рядом с ее спальником и, расстегнув свой на максимум, укрыл им как одеялом ее и себя. Она на секунду открыла глаза, вынула руку, погладила мою колючую щеку и опять уснула. Я же засыпал беспокойным сном, представляя, что с ней сделаю, когда у меня откроется доступ в ее спальник.
Утро было прохладным, я проснулся пораньше, чтобы сварить Верочке кофе, а мужикам приготовить завтрак. Уходя укутал ее получше. Пока я суетился в утренней рутине, она незаметно подошла к машине, села в багажник и сказала:
- Ты ушел, и мне так холодно стало.
Она говорила так тихо, только для меня. Ни грамма косметики на лице, волосы мелкими завитками – такое лицо детское, беззащитное у нее было.
- Я ж укутал тебя, - я тоже тихо говорил, у нас с ней вообще выработался очень интимный тон, чтоб только мы слышали друг друга.
- Не могу объяснить, мне просто неуютно стало, и я проснулась, - она сидела такая взъерошенная, в куче одеял и курток, мне хотелось прижать ее к себе, зацеловать, залюбить так, чтоб стало жарко.
- У меня такая же история была вчера, когда ты из куртки вылезла и спать пошла. Все, следующие ночи спим только вместе, - я отшутился и подмигнул ей.
12.
До следующего места ночевки мы добрались достаточно быстро, гостиница стояла на берегу реки , была приветом из советского прошлого и радовала только наличием душа в номерах. Пока я размещал гостей, Вера носила наши вещи в номер. Она ни слова не сказала, что кровать одна, разложила вещи на стол и пошла мыться.
- Вер, давай быстрее, - я нетерпеливо барабанил в дверь кулаком.
- Что случилось - то? – недовольно прорычала она.
- Я писать хочу.
Раздался ехидный смешок.
- Заходи.
Стоит ли говорить, что душевая кабинка представляла собой просто поддон, огороженный прозрачной клеенкой. Я зашел и увидел ее. Шторка не скрывала ничего: тонкая кукольная талия, крутой изгиб бедер, волосы до талии, маленькая грудь, когда она повернулась боком…
- Никит, ты описаешься сейчас, - хихикнула она.
Я, и правда, тогда забыл. Молча сделав свои дела, намыл руки и больше не мог найти предлога не уходить. Она закончила мыться, выключила воду, но из-за занавески не выходила. Потом высунула руку и брызнула в меня водой.
- Кит, иди уже отсюда! – потребовала она.
Я вздохнул и послушно вышел. Через минуту появилась Вера, обмотанная полотенцем. Оставив ей комнату, чтобы она могла переодеться, я тоже быстро принял душ, и мы пошли ужинать. Только мы сели за столик к нашим рыбакам, как у Веры зазвонил телефон, она взяла трубку и вышла на улицу. Такое произошло первый раз с нашего с ней знакомства. Вера телефон не любила, разговаривала по нему мало и всегда при мне: в основном по работе или с подружками своими. Обычно он валялся где-то поодаль от нее. В этот раз она напряглась, даже занервничала, ее лицо помрачнело, она явно не хотела, чтобы мы слышали ее беседу. Я тоже напрягся, чисто механически поддерживал беседу с туристами, а в голове появилась неприятная мысль, что звонящий - человек, играющий в ее жизни не последнюю роль. Не знаю, сколько времени она говорила, но я успел доесть и пошел за ней.
Люди, на мой взгляд, делятся на два типа: ревнивые и не очень. И воспринимают эту самую ревность тоже двояко: некоторые – как прямое доказательство любви, а некоторые – как знак недоверия. Оказалось, что я был очень ревнив, и мне было абсолютно все равно на то, как она воспринимает мою ревность. То, что я увидел, выйдя на улицу, в совокупности с посетившими мою голову за обедом мыслями, взбесило меня. Я разозлился, готов был избить ее и того ушлепка, который стоял рядом с ней. Итак, картинка маслом: стоит Вера, облокотившись о перила крыльца, вытирает заплаканные глаза, и улыбается мужику, пытающемуся ее успокоить. Он убирал с ее лица волосы, что-то успокаивающе ей приговаривал, а вторую свою лапу под шумок положил на мою, то есть Веркину задницу. Потом, вспоминая этот момент, я уже не мог исключительно отрицательно относиться к убийствам на почве ревности. Это не реально понять, не оказавшись в подобной ситуации, но на глаза опускается пелена, вся кровь горячая и густая как лава бьет в голову, мысли отключаются, остается лишь инстинкт – защитить свое. Повинуясь ему, я отпихнул мужика, схватил ее за запястье и поволок к машине, резко толкнул ее и прижал к кузову. Она от толчка ударилась головой о заднее боковое стекло, но не поранилась.
- Не смей так больше делать, иначе я тебя убью, - меня трясло всего.
Она даже ответить ничего не смогла, вытаращила на меня свои глазищи и держала себя из последних сил, чтоб опять не расплакаться.
- Ты - моя, никто тебя трогать не может, кроме меня. Ты чего ему позволяешь-то? Зачем? – я понимал, что она не может сказать ни слова, иначе разрыдается, поэтому настаивать не стал.
Народ, проходящий мимо, с опаской на нас посматривал. Продолжать тешить публику личной сценой я не хотел.
- Иди в номер, пожалуйста, - я протянул ей ключ.
Это был переломный момент в наших отношениях, я бы сказал даже, что это была расстановка сил. Она могла взять ключи, тем самым подчинившись мне, а могла послать меня, показав, что я ей не нужен со своими заскоками. Верочка моя взяла ключи. Я готов был нести ее на руках в номер, и если бы не был еще зол, уже улыбался бы ей до ушей. Но мне нужно было рассказать план действия на завтра нашим туристам и обозначить время сбора. В тот вечер они решили посидеть с пивом в кафе при гостинице. Они стояли на улице, с интересом наблюдая за нашей разборкой.
- Никит, ты - красавчик! – сказал один из них.
- Воспитывать будешь сейчас, да? – поржал второй.
- Буду, ночь предстоит напряженная, - ушел от ответа я, - завтра в восемь подъем, встречаемся за завтраком и едем до обеда. Если все пойдет по плану, к ночи будем на месте. Всем до завтра, - мне не терпелось поскорее увильнуть к Вере.
В номере свет не горел, но я чувствовал, что она не спит. Я не стал его включать, подошел к кровати, сел на пол рядом с ней. Вера лежала с открытыми глазами.
- Иди ко мне, пожалуйста, - я смотрел на нее, и протянул ей руку, зная, что теперь она точно пойдет. В отношениях не может быть равенства, как не может быть дружбы между мужчиной и женщиной. Кто-то всегда будет главным. В наших отношениях главным стал я. Это не было ублажением разыгравшегося эго, я не пытался никому ничего доказать, просто она была моей маленькой дикой кошкой, свернувшейся клубочком у меня подмышкой, и позволившей мне быть главным.
Вера села на кровати и спустила ноги вниз. Я встал перед ней на колени, разместившись между ее ног, руками обхватил ее бедра и посмотрел на нее. Она смотрела на меня молча, потом обняла мою голову и прижала к своему животу.
- Я не мог сдержаться. Зашиб тебя? - я чувствовал, что ситуация ей давалась не просто. Тогда она поступила иначе, чем любая другая девчонка, она вела себя как мужик, как вел бы себя я, окажись я на ее месте. От этого мое уважение к ней только прибавилось. Я часто замечал за ней такое поведение: в кризисных ситуациях она могла сосредоточиться и убрать все эмоции, разрулить ситуацию на раз-два, а не наматывать сопли на кулак и визжать, что виноваты все вокруг, кроме нее.
- Я перегнула, прости меня. Пока не могу выдавить из себя почему. Мне просто было очень плохо. Потом, ладно? Больше так не буду, - нагнулась и поцеловала меня в макушку.
Так мы и сидели, пока она не коснулась меня ледяной ступней. Замерзла опять. Я без слов лег к ней под одеяло, прижал ее к себе, уткнулся ей в шею и мы уснули. Первый раз вместе. Я тогда подумал, что, когда она станет моей, спать в одежде ей не дам, чтобы нас ничего не разделяло больше. Тогда, в нашу первую ночь я просыпался раз десять, смотрел на нее спящую, старался потеснее к ней прижаться, кайфовал от того, что мои мечты начали сбываться. Под утро я все-таки встал, покурил и только после этого заснул безмятежно.
13.
Вера моя…тень от ресниц на полщеки, кожа нежная-нежная. С каждым днем я влюблялся в ее красоту все больше и больше. Я провел пальцем по ее виску, чертил изгиб брови. Она открыла глаза. На щеке сразу ямочка маленькая появилась. Я прижал ее к себе, она потерлась о мою голую грудь виском и тоже обняла меня, пальцами гладила мне спину, а у меня мурашки бегали, потому что я с детства любил, когда мне спинку чешут. Так уютно было с ней лежать, как два хомячка в тряпках.
- Кит, мне так хорошо с тобой, - промурлыкала она.
- Вера моя, - сказать больше я не смел.
Между нами росла с каждым днем невидимая связь, мы узнавали друг друга, нащупывали пределы, привыкали, становились ближе и зависимее друг от друга.
Мы уехали на Белое море в тот день. Верочка моя наслаждалась и была абсолютно в своей стихии всю поездку. Море было теплым, если вообще возможно применить слово «теплый» к этому морю. Зато вода потрясла Веру до глубины души. Пустынные пляжи, чистота и хрупкие ракушки под ногами – это поездка была больше наша, чем наших туристов. Мы редко держались за руки, не обнимались, не целовались, я не хотел мешать ее знакомству с Беломорьем. Чувства мешать нельзя, иначе не будет полного погружения ни в одно из них, а мне нужно было, чтоб Верочка смотрела только на меня и была только моя. В тот момент ее ум и сердце были переполнены красотой Кольского полуострова.
- Скажи, что тебе приходит на ум, когда ты все это видишь?- спросила она меня, задумчиво глядя на бескрайний морской простор.
Я смотрел на море, на Верин профиль на его фоне, и мне не потребовалось много времени на размышления. Море слилось с Верой в одно целое. «Сила, крадущая дыхание, сбивающая с ног стихия», - ответил я.
«Чудесное определение тебя и меня», - мурлыкнула она, протянув мне руку.
Из той поездки мы вернулись парой, без секса, но с такой духовной близостью, какую многие и за всю совместную жизнь приобрести не могут. Мы открывались друг перед другом, обнажая душу.
Однажды раскуривая кальян на набережной в Петрозаводске, она выдала, что Стас как две капли воды похож на ее бывшего мужчину, с которым она рассталась. Он жил в Нижнем Новгороде, принадлежал к «золотой молодежи», а еще он любил мою Веру. От болезненных отношений она и сбежала тогда в Карелию. Оказалось, что ко мне. На меня будто ведро ледяной воды вылили, я не знал, как реагировать на это ее сообщение. Во-первых, то, что у нее до меня был ЛЮБИМЫЙ МУЖЧИНА, выбило почву у меня из-под ног, я ревновал ее дико даже просто заглядывающимся на нее прохожим. Во-вторых, она поехала со мной в Хибины, а это было очень важно, ведь желание быть со мной перебороло ее страхи и плохие воспоминания. В-третьих, оказывается, ее жизнь была где-то еще, кроме нашего с ней мирка, в ее голове была куча воспоминаний, реальна была жизнь в ее родном городе, друзья, а это меня настораживало, порождало во мне страх, что она может просто уехать к себе и все.
- Зачем ты поехала со мной? - я старался, чтобы мой голос звучал как обычно, не смотря на ураган, секунду назад унесший жизни как минимум половины моих мечтаний о нашем счастливом будущем.
Но Веру на мякине было не провести. Она взяла у меня мундштук, затянулась, посмотрела мне в глаза и ответила с полуулыбкой:
- Мое сердце узнало тебя и пошло за тобой. Не пытай меня больше пока.
Я будто перед обрывом стоял, а она уверенной рукой схватила меня за куртку и вытащила на безопасное место. Она была стопроцентно моей женщиной – не стала врать, лукавить, сказала, как чувствовала и все. Я доверял ей полностью как никому, с самого начала. Конечно же, я ей об этом сказал: «Вера, ты – моя женщина».
Она криво усмехнулась, положила мундштук, перекинула через меня одну ногу так, что мы оказались лицом к лицу, и поцеловала меня в висок, потом в щеку, потом в скулу.
- Никит, ты такой сладкий для меня. Мне хочется прикасаться к тебе, чувствовать твой вкус и запах.
Я рассмеялся, мурашки бегали как сумасшедшие, мне было очень приятно: «В меня будто кот сырым носом тычется». Теперь смеялась и она. Сам я ее не целовал, потому что хорошо знал себя, что остановиться уже не смогу, а время тогда еще не пришло.
Как только мы вернулись с Хибин, Вера стала меня каждый день таскать на Онегу. Удивительно, на сколько она была равнодушна к Петрозаводску, не смотря на все его красоты и прелести. Город был для нее чем-то вроде неотъемлемого фона, сопровождающего жизнь современного человека. Она как бы мирилась с тем, что есть суета, шум, много машин и людей. Просто избыток цивилизации и все. Так же она относилась и к одежде. Она не гналась за модой. Верочка смотрела в душу. Она могла реально одеть мою футболку, если ее были не стираные или мятые, походные ботинки у нее были видавшие виды, но она отказывалась их менять, потому что «Вся моя жизнь в них». Ее мало увлекали кино, занятия спортом в зале. Зато Вера могла часами просиживать на берегу озера, не разговаривая со мной, потому что она говорила с ним.
Вечерами становилось по-осеннему прохладно, задувал ветер, тогда я застегивал на ней куртку, поднимал на руки и тащил, сколько мог, а потом мы прыгали в машину замерзшие, она как всегда в моей шапке, и ехали домой.
Она садилась на диван, поджав ноги, и сосредоточенно что-то печатала в ноутбуке. Работа у нее много времени не занимала, большого дохода не приносила, но бросать ее Вера не хотела. Я не возражал, старался не мешать, курил, сидя на подоконнике и молча смотрел на нее.
Я был счастлив. Глупо пытаться описать оттенки того счастья, мы были с ней и все тут. Вопрос была ли счастлива Вера? Думаю, я уверен, что да. Потому что такое счастье нельзя испытать одному, оно слишком огромно, оно как солнце, которое греет не одного, а сразу всех. Единственное, что омрачало тогда мое состояние, были задвинутые в дальний угол мысли о Стасе. Мне его очень не хватало и в поездке, и дома. Тогда в один из наших с ней вечеров, когда дождь оставил нас сидеть в квартире, мы раскурили кальян, я открыл Верочке бутылочку вина и устроился в ее ногах, ища какой-нибудь фильм для нас. Но мои мысли были далеко, конечно же, она это почувствовала. Села на колени рядом со мной, обхватила мое лицо ладошками, заставляя посмотреть ей в глаза, и спросила:
- Не хочешь позвонить Стасу?
- Я боюсь, - откровенно ответил я.
- Тебе все равно придется. Могу я, но это будет не то.
Она была права. Я ранил своего друга в спину, я увел женщину, в которую он влюбился, даже не попросил прощения, так не мне ли расхлебывать эту жижу. Я взял телефон и набрал его номер. Он ответил достаточно быстро, значит, был не в туре. Как всегда по-фински сказав протяжное: «Аллооо».
- Стааас, - протянул я как раньше, передразнивая его, - я боялся, что ты не возьмешь трубку, - признался я.
Он усмехнулся в трубку: «Привет».
- Можешь приехать к нам?
- Сейчас? – он был удивлен, но я знал, что он согласится.
- Стас, пожалуйста.
- Да, хорошо, буду через час, - и отключился.
- Вер, он приедет, - я радовался как мальчишка.
Она быстро заказала доставку еды, навела порядок в гостиной, поставила на стол бокалы и порезала закуску, потому что знала, мы будем пить крепкое.
Стас подъехал минут через сорок, видимо сорвался сразу после звонка, привез виски. Я открыл дверь, он вошел, мы пожали руки и долго смотрели друг на друга. Потом обнялись.
- Братан, мне так тебя не хватало!
Он хотел что-то сказать, но увидел Веру и поздоровался с ней. Она улыбнулась ему и позвала за стол, открыла и налила нам виски. Мы, не чокаясь, бахнули по первому стакану, не закусывая, просто молча. Потом я сказал:
- Стас, прости меня, брат.
- Я - то все ждал, когда ты мне позвонишь и скажешь все это. А ты просто пропал, вернее, вы пропали, - в его голосе звучала обида, накопленная и спрессованная за все время нашего молчания, тяжелая словно кирпич.
- Мне много надо тебе рассказать, - я закурил и бросил ему пачку. Стас закурил тоже.
Тем временем Вера ушла в спальную, через пять минут вышла переодетая. Она явно собиралась на улицу.
- Я оставлю вас, без меня вам будет удобнее, - она говорила безапелляционным тоном, давая мне понять, что уговаривать ее остаться бессмысленно. Она стояла в прихожей, расчесывая прекрасные волосы.
- Ты куда собралась- то? - я очень напрягся, ведь мы еще ни разу не расставались, а тут она собралась и пошла без меня, будто это было в порядке вещей.
- Дождь перестал, прогуляюсь пешком до набережной, посижу в нашем кафе, на Онегу посмотрю, - стоя в прихожей, она припудрила кисточкой лицо, нанесла тушь и была самой красивой и желанной для меня женщиной. Я посмотрел на Стаса. Он вертел бокал с виски в руке, опустив глаза, и задумавшись о своем.
После нашего с ней приезда в Петрозаводск, мы облюбовали один ресторанчик и стали приходить в него достаточно часто. Критерий для его выбора у Веры был один, но бесспорный: ошеломительный вид из панорамных окон на озеро. Еда там на наше счастье оказалась весьма сносной, да еще и мой бывший одноклассник Миша был управляющим этого заведения.
- Такси вызывай, а я пока Мише наберу, чтоб твой столик оставил, - я проигнорировал ее безумное заявление, что она в пятницу вечером хочет прогуляться по Петрозаводску одна аж до ресторана, идти до которого было минут сорок, как минимум.
- Спасибо,- она послушно набрала телефон такси и вышла за дверь, даже не обняв меня, к чему я так привык за последние дни. Мне стало пусто и тревожно. Как только она ушла, я сразу набрал Мишке, он сказал, что будет ее ждать.
Я сел на диван, опустил голову и потер ладонями лицо.
- Капец, - одно только и сказал Стас, очень емко выразив ситуацию.
- Да, - не стал спорить я и посмотрел ему прямо в глаза.
И началось…мы говорили без умолку, перебивая друг друга, крича, срываясь на оскорбления и укоры. Как выяснилось, ему тоже меня не хватало и в бизнесе, и в жизни. Мы были друзьями, перенесшими серьезное испытание на прочность. Он вел себя очень достойно, был мудрее меня, простил меня ради всего, что мы с ним пережили вместе и того, что нам еще предстояло пережить. На вопрос, любит ли он еще Веру, а я не мог его не задать, Стас ответил, что нет. Я ему верил, ведь он, в отличие от меня, был человеком, прочно привязанным к земле, для которого реальная материальная жизнь важнее каких-то эфемерных чувств. С глаз долой – из сердца вон.
- Ее бывший парень Олег очень похож на тебя внешне, Вера сказала как твоя фотография. Она боялась тебя больше, чем симпатизировала.
- И, глядя на тебя сейчас, я рад, что она тогда выбрала тебя. Никит, ты понимаешь, что ты стал параноиком? Пошла она погулять и что? Одета прилично, вела она всегда себя нормально, ты чего боишься то? - он смотрел на меня встревожено.
К тому времени мы выпили уже изрядно, и я вынул из себя то, что боялся показать по трезвости.
- Самый большой мой страх сейчас – потерять ее, - я озвучил это, и внутри у меня все похолодело, я представил на секунду себя без Веры, - я не выдержу.
Стас посмотрел на меня, видимо искаженное страхом лицо, сказало ему больше моих пьяных слов. Он кивнул и закурил.
- А если она встретит другого, получше тебя?- предположил ехидно он.
- Убью ее, - и я знал, что это не просто слова. Я ревновал ее безумно, вот оно – точное слово. За время пока ее не было, я набирал Мишке каждые полчаса. Он смеялся, слыша мой пьяный голос в трубке:
- Братан, ну ты накидался! Да сидит твоя Вера любимая одна за вашим вечным столиком, курит кальян, смотрит вдаль, пивко потягивает. Святая женщина. Ни одного взгляда в сторону.
Вроде хорошо все, но ревность железным когтем царапала мое влюбленное сердце. Картинки одна страшнее другой рисовались в моем мозгу: вот к ней подсаживается какой-нибудь мужик, который ей обязательно понравится, или вот она выходит из кафе, а ее предлагает подвести белозубый мажор…
Стас видел мое состояние, слышал мои бесконечные звонки Мишке и, наконец, не выдержал и сказал: «Поехали к ней, чего ты мучаешься». Как я был ему благодарен за это предложение!
- Скажи хоть, как красотка в постели? – он не задал бы такой вопрос, будучи трезвым, но раз задал, значит было интересно.
- Не знаю еще, - честно ответил я.
- Да хорош! – он не поверил, что мы не спим.
- Клянусь, не прикоснулся еще к ней, - ответил с некоторым сожалением я.
- Опять капец…а чего ты??? – Стас был в шоке.
- Жду, когда время придет.
- Вы оба больные на всю голову! – он засмеялся, обулся и вышел на улицу вызывать такси.
Стас как всегда выглядел классно: дорогие брюки, поло, брендовая ветровка. Уложенные волосы, узнаваемый парфюм. Я был в желтых штанах, мятой красной футболке, всклокоченный и пьяный.
Когда мы подъехали к кафе, я увидел ее сразу же через витражное стекло – невозмутимая царская красота, густые черные волосы красиво лежали на плечах, огромные черные глаза, длинный нос. Тонкой рукой держит бокал, кутаясь в плед – замерзла, значит, ушла в тонкой куртке, ехидно подумал я. Вера смотрела на гладь любимого озера. Она была хороша как картина.
Мы вошли в зал и сели к ней за столик. То, что я пьяный, она почувствовала еще спиной.
- Я сейчас официанта позову, чтоб посчитал, - она улыбалась одними уголками губ.
- Можем еще посидеть, - предложил Стас.
Я смотрел на ее реакцию. Она чувствовала, как я был взвинчен, и старалась вести себя максимально нейтрально, даже глаз на него не поднимала. Боялась, что могу взорваться, не правильно истолковав ее, и полезть в драку.
- Нет, домой пора. Стас, я должна просить у тебя прощения за свое поведение, но не буду. Не надо соваться, когда не приглашают.
Мы переглянулись все трое и рассмеялись ее житейской грубости на весь зал. Подошел попрощаться Миша. Она попросила у него плед доехать до дома: «На днях вернем». Она закутала и себя и меня. Под пледом я сразу же положил ей руку на талию. Я еле стоял, но вид у меня был свирепый, я убил бы любого, посягнувшего на мое.
- Тебе помочь его довезти? – спросил Стас, не сильно отличавшийся от меня по степени трезвости.
Вера усмехнулась.
- Нет, такси довезет.
14.
Мы сели в такси. Я положил ей голову на плечо, вернее голова сама это сделала, я не мог ее контролировать. Пока тряслись в машине, голова сползла к ней на колени и уютно устроилась в ложбинке между ее ног. Она гладила меня по всклокоченным волосам, поправляла плед. Домой затащила меня почти на себе, как не надорвалась – весил я в два раза больше, чем она. Потом раздела меня и уложила на кровать. Я проснулся только утром, лежа у нее под боком. Сначала даже не поверил:
- Я что, упился, помер и попал в рай?
- Ооо, - протянула она, - Никита шутить изволит - точно не помер. Отелло ты мой, ты ведь еле ноги передвигал вчера, а потащился меня у соблазнителей отбивать! – она смотрела на меня с насмешливой нежностью.
- Убью за тебя, - прохрипел я, приподнимаясь на локоть, меня все еще штормило.
- А я – за тебя, - она покосилась на меня прекрасным глазом, встала и, как ни в чем не бывало, пошла на кухню.
А мой похмельный мозг медленно пережевывал только что полученную информацию. Да она же мне почти в любви призналась!!! Я откинулся на кровать и заорал: «Ураааааа».
- Ты в атаку? – насмешливо раздался из кухни ее голос. Я в трусах влетел к ней на кухню, схватил за талию и закружил. Даже похмелье отпустило.
Она жарила блины, я варил кофе и по громкой связи разговаривал со Стасом.
Приезжала группа итальянцев, мы забирали их в Петрозаводске, везли в Сортавалу, на Валаам, потом на Воттавару, потом через Медвежьегорск возвращались обратно. Все вернулось на круги своя.
Быстро позавтракав, мы захватили кофе с собой, и выпили его в машине.
В аэропорту наших было видно сразу – огромные рюкзаки, сами шумные, смуглые, стояли около Стаса. От них так и веяло солнцем и сексом. Когда мы вышли из машины, раздался одобрительный шум: они все разом окружили Веру, она улыбалась им, а они говорили и кричали, поднимали руки, посылали ей воздушные горячие поцелуи, цокали языками и аплодировали, всячески показывая, что не против познакомить ее с … итальянской культурой общения. Ну что, Верка была привлекательна, они восхищались ею, наперебой тараторили о ее красоте, тут и переводчик не нужен был, чтобы их понять. Естественно, я ничего переводить не стал, грузил вещи в машину, чтобы поскорее отгородить их от нее. Стас посмотрел на меня предостерегающе: «Не бесись, они просто очень темпераментные. Или вообще не бери Веру в туры. Такое твое отношение будет только мешать». Он был абсолютно прав. Да и Вера не тот человек, который стал бы размениваться на мелочи. Сегодня утром она сказала, что я важен для нее, а тут всего лишь симпатичные парни. Я понимал, что она даже ухом не поведет в их сторону. Будут приставать – фыркнет и отойдет подальше. Я убедил себя, что все будет хорошо. На душе стало легче, но на всякий случай подошел к ней, обнял ее за талию и поцеловал в висок на глазах у всех. Стас ухмыльнулся, туристам намек был понятен, Вера улыбалась во весь рот, тоже прекрасно понимая, чего великий комбинатор добивался своим поступком. Мы добрались до причала с нашей лодкой достаточно быстро. День был жаркий, и мы предложили ребятам долго не задерживаться на Валааме и подольше поплавать на катере по Ладожскому озеру. Они конечно же согласились. Прекрасный свежий кофе, завтрак на свежем воздухе, не по – осеннему жаркое солнце – все это предвещало прекрасную прогулку. Мы ходили по Валааму, я переводил местного гида, Стас следил за нашими увлекающимися туристами, которые разбредались в разные стороны как дети на детской площадке – все им хотелось потрогать, пофотографировать, а сопровождалось все это восторженными возгласами.
Вера не пошла с нами, чему я был очень рад. Она осталась на катере, чтобы приготовить перекус, а потом поймать последнее солнечное тепло. Когда мы вернулись, нас ожидал прекрасно сервированный столик с бутербродами, шампанским и фруктами, а так же моя прекрасная женщина, с розовыми от загара щеками и бокалом вина в руке. Вера, чтоб не спровоцировать международный скандал, предусмотрительно одела на платье длинную кофту, но помогло это мало – при любом дуновении ветерка оно так обольстительно облегало ее прекрасную фигуру, что взгляды всех присутствующих были устремлены на нее, а не на красоты Карелии.
Мы перекусили и поплыли на шхеры, планируя погулять там и приготовить обед. Места были потрясающие, это было стопроцентное попадание в сердце любого туриста. На шхерах народ был, туристов в том году было необыкновенно много и местные с удовольствием и гордостью везли приезжих показать и похвалиться такой красотой. Мы пришвартовались в нашем излюбленном месте, распустили итальянцев погулять, и, зная, что с острова они никуда не денутся, я позволил себе наконец-то побыть с Верочкой. Моя дикая кошка не могла удержаться от купания. Вода остывала уже, но градусов пятнадцать еще было. Я сам не фанат холодной воды, поэтому стоял на берегу, наблюдая за ней.
Как только последний турист скрылся из виду, она сняла платье, оставила его на камне, на котором сидела, и нырнула в воду. Из воды высунулась ее голова, волосы намокли, и она опять стала похожа на выдру. Но вода была холодной даже для нее, поэтому она сразу стала выбираться на берег.
- Держись, - я протянул ей руку, чтобы удобнее было взбираться, Вера вцепилась в нее ледяными пальцами.
- Давно уже держусь, - синими губами пролепетала она.
Вытащив ее прямо в свои объятия, я подал ей платье, чтоб она не посинела еще больше. Мы быстро поскакали по камням к лодке, оставляя на них мокрые следы своих ног, она забралась в каюту и переоделась в сухую одежду. Я ждал ее на палубе с горячим чаем. Она вышла такая довольная, просто светясь счастьем и грея им все, что попадало в радиус ее действия. Волосы у нее начинали подсыхать и кудрявиться. Синева с губ постепенно уходила, а мурашки на коже стали не такими ярко выраженными. Я сел и притянул ее к себе погреть.
- Кит, - она зарылась в меня, положила голову мне на грудь, я одной рукой распутывал ее кудряшки, второй прижимал ее к себе крепко как мог. Я любил ее.
Разворошив копну еще влажных волос, я уткнулся в тонкую шею и поцеловал ее.
Все помнят эти жевательные резинки «Love is», где на вкладышах забавные картинки и комментарии к ним в виде определения любви. Так вот, мой вкладыш был бы именно такой, повторяющий всю картину того момента: мальчик сидит, прижимая к себе свою девочку, и целует ее шею: «;+ ; =1».
Стас тем временем приготовил чудесный обед – спагетти с соусом и салат. Итальянцы вернулись переполняемые впечатлениями – показывали крутые фото, сделанные на отличную камеру. Мы обедали, пили вино и разговаривали. Я рассказывал им свои обычные истории из жизни гида, Стас с Верой суетились по хозяйству. Платье она сменила на теплые штаны и кофту, но выглядела не менее притягательно даже в этом. После небольшого отдыха мы загрузились в катер, еще немного поплавали и вернулись на берег. Пора было ехать дальше, потому что уже смеркалось. Ну и по классике жанра у моей машины погасла правая фара. Я про себя посмеялся. Это был маленький бонус для итальянцев, который, я уверен, они потом будут передавать из уст в уста как случай, ставший одним из самых ярко характеризующих Россию для них. Они смотрели растерянно на потухшую фару и не знали, что делать. Я подошел к ней и невозмутимо сказал: «Я починю эту фару с одного удара» и бахнул по ней кулаком. Фара загорелась. Раздались аплодисменты. Стас как всегда одобрительно хмыкнул, он видел этот фокус раз сто, Вера заливалась смехом. Я потом понял, что этот трюк больше для нее проделал, чем для гостей.
15.
Наше путешествие проходило более чем гладко, мы все были довольны. На Веру особенно никто не покушался, я начинал отпускать эту тему и обстановка от этого становилась только лучше.
Мы заканчивали тур, остановившись на последнюю ночевку в Медвежке. Дом сняли тот, знаковый для нас троих, но комната нам досталась внизу, потому что самые комфортные места мы, конечно же, всегда отдавали туристам.
Думал, что Стасу будет не очень приятно туда вернуться, но он вел себя вполне обычно, ни словом, ни действием не намекая на недавние события, произошедшие тут между нашей троицей. Вера, наоборот, очевидно была рада туда попасть снова. Я ловил на себе ее хулиганские взгляды, как всегда без слов понимая, что она хочет сказать.
Вечером были традиционные шашлыки под водочку и русская баня. Как показывала практика, эта русская забава очень заходила иностранцам. Ели, пили, пели. Пили, кстати, в меру. Сказать, что они эмоциональные – ничего не сказать. Стас показывал, где они могут побывать еще, приехав к нам в следующем году, я переводил. Они это бурно обсуждали, рассматривая фотки, которые им демонстрировал Стас. Наверное, они и во сне не перестают говорить.
Когда все вернулись из бани, настала наша очередь. Вера ушла собирать вещи и долго копалась. Я позвонил ей поторопить:
- Вер, мы ночью мыться будем?
- Кит, а купальник, вообще, где мой?
- Он тебе не понадобится, мы будем в бане вдвоем.
- Хорошо, - она положила трубку.
Баня была мне очень привычная, я быстро разделся и пошел в парную. Вера подождала, пока я уйду, сняла одежду, намотала на себя простыню и вошла ко мне. Я встал с лавочки, подошел к ней и молча снял с нее простыню. Полностью обнаженной я видел ее первый раз. Простыня лежала под ногами, я смотрел на нее и не мог сказать ни слова. Она была прекрасна.
- Мы сейчас …что сейчас будет? – спросила она, не поднимая глаз.
Я взял ее руками за плечи, провел пальцами по ее коже.
- Вер, ты - космос. Но здесь и сейчас не будет ничего, кроме бани.
- Почему? - она была удивлена.
- Потому что еще не время, - я сказал и сел обратно на лавочку, пытаясь успокоить свое изголодавшееся тело.
- А когда время придет? – не унималась она. Вера меня хотела, понял я в тот момент.
- Когда ты полюбишь меня, - я уложил ее лицом вниз на лавочку, достал можжевеловый веник и стал парить.
Она отдалась процессу, не произнося больше ни слова. Мылись мы быстро, чтобы не оставлять надолго компанию без переводчика.
Через час мы уже присоединились к вечерним посиделкам. Вера села рядом со Стасом, к ней тут же поближе придвинулись и итальянцы. От нее так и веяло здоровьем и жизнью! Розовые щечки, еще влажные кудряшки, улыбка до ушей. Они опять говорили ей комплименты, которые я принципиально не переводил, находя себе занятия в стороне. В голове стояло ее голое тело, длинные ноги, густые волосы. Когда беседа за столом стала постепенно стихать, а наши туристы начали расходиться ко сну, я подошел к ней со спины, положил руку на плечо, наклонился и сказал: «Пойдем со мной». Она обернулась, оперлась на мои руки и встала. Итальянцы одобрительно загудели, Стас ухмыльнулся, а я прижал ее к себе так, что ей стало трудно дышать, и поцеловал ее. Я хотел легкий поцелуй, чтобы подразнить Веру, а больше, чтобы показать всем, что она моя. Но как только я прикоснулся к ее губам, она не просто ответила мне, она отдалась мне в этот момент. Думаю, что она сама не ожидала от себя такого порыва. Она смотрела мне в глаза, и я понимал, что Вера хочет меня. Крышу сорвало в тот же миг, все то время, что я терпел, исчезло, я уже не мог остановиться, да и не хотел этого делать. Вокруг нас не горели свечи, не играла нежная музыка, мы не танцевали все в белом на берегу океана, но, тем не менее, это был самый-самый романтичный момент в наших отношениях. Она держала руками мое лицо, обнимала меня за шею, дыхание у нее сбивалось, когда она отвечала на мой поцелуй, я же схватил ее за бедра, прижимая к себе изо всех сил.
- О-ла-ла, вот это страсть, - на нас смотрели все. Нас это мало смутило, поскольку сами они были людьми очень страстными, их разговоры в девяносто процентов случаев касались любовных похождений и переживаний, и они принимали за должное наше поведение, так как на их взгляд между влюбленными именно так все и должно было быть. Мы попрощались и ушли в номер.
- Я хочу еще, - Вера стояла у входа, я не успел закрыть дверь, схватил ее, а она – обхватила меня ногами и все. Мы начали целоваться и не закончили. Я посадил ее на подоконник открытого окна, если и было холодно, мы этого не заметили, если и был красивый вид на Онегу – мы все пропустили, потому что видели лишь друг друга.
Она сидела на окне, держа меня ногами и руками, отстранила немного мое лицо и сказала мне это: «Никита мой, я тебя люблю». До сих пор слышу это, будто она мне на ухо шепчет. Голос ее хриплый, горячее дыхание, блестящие черные глаза. Как долго я ждал, держал себя как держит пост верующий человек, и сейчас будто бы разговлялся, смакуя каждый кусочек принимаемой в себя любви. Я идеально помню нашу первую ночь: вот я кладу ее на кровать и снимаю с нее футболку, под ней маленькая-маленькая грудь, я целую ее, трогаю руками и целую вновь. Вот я стягиваю с нее штаны и за секунду раздеваюсь сам. От нее пахнет баней. Я замираю на мгновение и просто наслаждаюсь моментом, осознавая, что мои мечты сбылись на сто процентов. Она приподнимается на локтях, находит мои губы, берет одной рукой мой затылок и тянет к себе. Не помню, говорил ли я это вслух или про себя, но эти слова сохранились в моей памяти: «Ты – МОЯ, Вера, ТЫ - моя Вера, ты – моя ВЕРА».
У каждого человека свои пределы счастья, и в жизни каждый испытывает его ровно столько, сколько готов пережить. В эту ночь я перестал видеть свои пределы. Для меня в тот момент не было границ, я словно вылетел из материального мира туда, где не было никого, кроме нас с ней.
Она отдалась мне вся, ничего не утаила и сейчас лежала у меня подмышкой умиротворенная. Я закурил, выпустив ее из своих рук. Она вообще не готова была отпускать меня к моей великой радости, наоборот, она начала меня целовать и стала гладить сначала мою грудь, потом живот, а потом ее рука опустилась еще ниже.
Это была самая долгая ночь в моей жизни: мы засыпали, просыпались и опять начинали любить друг друга. Все мои фантазии, накопленные за время воздержания, реализовывались одна за другой. Мы уснули обессиленные, когда солнце уже встало.
Я проспал где-то часа полтора-два тогда, прозвенел будильник, пора было вставать. Вера сама сладко спала: ресницы пушистые как у теленка, губы распухли, на шее раздражение от моей щетины, красавица моя. Я натянул шорты и пошел в ресторан, чтобы позавтракать и купить ей кофе. В доме на втором этаже начинали просыпаться итальянцы. Они топали, начинали паковать вещи, громко говорили по телефону и тоже собирались на завтрак.
В ресторане за столиком сидел пока только Стас.
- Тебя можно поздравить, - усмехнулся он, - думаю даже несколько раз.
- Что, слышно было? – я начинал соображать почему.
- Окна и двери лучше закрывать, когда эмоции захлестывают, - Стас выражался максимально корректно, - даже официантки обсуждают вашу бурную ночь. Наши итальянцы будут сегодня довольны, ведь у них появилась новая тема для обсуждения.
- Ну, то, что официантки в курсе, это хорошо – будут знать, что я занят, - попытался отшутиться я.
Стас посмотрел на меня с неодобрением.
- Брат, я так счастлив еще никогда не был.
Он фыркнул и занялся своей яичницей. Я взял кофе и пошел в дом, а на входе меня встретила толпа одобрительно улыбающихся и галдящих итальянцев. Они и правда говорили мне, что я отличный любовник, что устроил своей жене незабываемую жаркую ночь, и что мы очень пылкая пара. Они хлопали меня по плечу, я в ответ улыбался и представлял реакцию Веры.
16.
Когда я вошел в комнату, в кровати ее не было, в ванной шумела вода. Я поставил кофе на столик, распахнул окно, потому что в комнате пахло сексом, и включил музыку. Вера все не возвращалась. Решив ее поторопить, я постучался к ней.
- Вер, ты чего там спишь что ли?
Дверь через секунду открылась и она сырая, голая и заплаканная кинулась мне на шею. Блин, что я сделал не так-то??? Разобраться без пояснений было не реально. Я снял полотенце с крючка, укутал ее и отнес в комнату. Ни разу она так не плакала при мне.
- Вера, что случилось? - я начинал нервничать.
Передо мной сидела не моя дикая кошка, а потерянный ребенок. Она свесила ноги с кровати, высморкалась в край полотенца, которым была укутана и изрекла: «Зачем ты привязал меня к себе? Тебя не было…зачем я согласилась…я теперь спокойно не смогу». Слезы текли, она икала, видимо плакала уже давно, чего-то более вразумительного добиться я не смог.
- Вер, успокаивайся, я понять ничего не могу.
Я налил виски в стакан и велел выпить. Она выпила залпом, посидела минут пять молча, потом, все еще заикаясь, заговорила:
- Ты тоже можешь меня бросить…тебя не было, все пронеслось перед глазами, мне стало очень страшно.
Я закурил. Она сидела такая несчастная, мне стало ее очень жалко, я сел рядом с ней, затащил к себе на руки и прижал к себе.
- Ты проснулась, меня рядом не было, ты испугалась, что я тоже могу уйти как твой бывший? – логика ее мне стала ясна, я решил помочь ей сформулировать, понимая, что пока она на это не способна.
- Да, - она, наконец, обняла меня.
- Вер, первый и последний раз говорю, что я ревную тебя даже к твоему прошлому и не хочу, чтобы ты сравнивала меня со своим бывшим и вообще вспоминала его. Ты моя. Я не готов тебя делить даже с воспоминаниями. Я сам – весь твой, со всеми потрохами. Не делай больно ни себе, ни мне. Люби меня, всей душой люби меня одного и я никуда не исчезну. Я тебе клянусь.
Я потушил сигарету, поцеловал ее мокрое от слез и соплей лицо. Она сидела с поникшими плечами, начинала мерзнуть, я сгреб одеяло и укутал ее.
- Самое подлое, что может совершить человек, это предать другого человека, растоптать то, что было для них обоих свято. Я была очень привязана к нему, он был моей первой любовью. А я для него – не первой и не последней. Он играл со мной, как маленькая девочка играет с Барби. Купил домик, обставил его, купил машинку и платья, нарисовал красивую кукольную жизнь, а потом выпустили Барби новой модели, для которой надо было покупать то же самое и хвалиться ею перед друзьями, а старую он просто забыл, не подумав, что она все еще ждала, глядя в окно кукольного домика.
Тогда я ей дал клятву, которую так и не нарушил.
- Я буду с тобой одной всю нашу жизнь, до самой смерти. Я хочу, чтоб ты стала моей женой, носила мою фамилию, чтобы все знали, что ты моя,
и никто не смел даже посмотреть на тебя, - я поцеловал ее в макушку.
Из недр одеяла послышалось рыдание.
Немного погодя высунулась ее голова. Она начала целовать мое ухо и прошептала: «Мне давно уже не по себе, если я тебя не ощущаю или не вижу рядом». Это был такой кайф! Пришлось открыто ей в этом признаться: «Я знаю и мне от этого очень круто». Я повернул к ней лицо, погладил по щеке и сказал: «Люблю тебя, Вера моя. Люблю больше самого себя. Мы с тобой врастаем друг в друга как те две сосны, помнишь?».
- Угу, - она улыбалась и прижалась ко мне еще теснее.
- Вер, ну не будь стервой, скажи, - попросил я.
- Ааааа, - с досадой протянула она и засмеялась, - Кит, я люблю тебя. Уже давно, кстати.
- Ну - ка, расскажи, когда ты первый раз поняла, что любишь меня? - я просто лопался от любопытства. Она, оказывается, давно любит меня, ни разу не призналась, не намекнула, даже виду не подала.
- Кит, ну сложно сказать, мне же не озарение пришло, все как-то само собой, постепенно. Я просто с каждым проведенным вместе днем открывала тебя все больше и больше. Ты разный очень. В один момент открываешь свой характер с одной стороны как диктатор и сильный мужик со скрещенными на груди руками и строгим взглядом, в другой – ты влюбленный в меня пацан, выныривающий рядом, гладкий и блестящий как рыба, иногда ты просто мой собутыльник, угрюмый и бессловесный как я сама, а иногда – ты мой – Король Солнце, красавчик с упругой задницей, на которого заглядываются наши туристки, шутник и крутой попутчик. Я тебя видела во многих твоих проявлениях, но уверена, что всю жизнь буду открывать в тебе что-то новое, ведь ты глубок как мое любимое озеро.
Мне не хотелось, чтоб она останавливалась. Слышать от нее такие слова было откровением. Она ведь по большому счету редко пускалась в объяснения. Вообще я довольно быстро подметил, что она не то что скрытный, а, скорее, не болтливый, скромный человек. Она не из тех девчонок, что щебечут не умолкая. Поэтому сейчас, в момент, когда кошка изволила говорить, я воспользовался случаем и продолжил допрос:
- Ты никогда не жалела, что поехала тогда со мной?
- Никит, ну ты чего пристал? Иди тогда хоть вина налей, всю душу вынул ведь! – Вера возмущалась.
В комнате было выпито все, пришлось натянуть штаны и идти в бар. Пока я ходил, моя хозяюшка разожгла очаг и приготовила поесть – ну то есть кальян раскурила.
Сидела в штанах и коротенькой майке на подоконнике, курила прямо в окно – заботливо проветривала комнату.
Я налил ей вина, боясь, что разговорчивое настроение могло улетучиться, но она настроена была на разговор, выпустила дым и сказала:
- Я, как ты сумел заметить, вообще не хочу ни о чем сожалеть в своей жизни. А по поводу того, что осталась в Карелии с тобой вместо того, чтобы как все путные люди вернуться к обычной жизни дома, никаких сомнений мой шаг у меня не вызвал. Я люблю все, что со мной сейчас происходит. Я по уши увязла в Карелии, безумно полюбила Онегу, и думаю это взаимно. Ну, а что касается того, не жалею ли я, что выбрала тебя, ты ведь об этом пытался меня завуалировано спросить? - она улыбнулась, выпила глоток вина, подошла ко мне и поцеловала, – я знала, что когда-нибудь ты появишься в моей жизни, и вот, дождалась. Ведь если есть одна половинка, где – то есть от нее и вторая. Только идиотка отказалась бы от своего счастья. Никит, даже твоя с ног сбивающая ревность меня не отворачивает, я люблю тебя всего, таким, какой ты есть. Да, если честно, сама тебя тоже немножко ревную.
Я сжал ее ребра своими руками, поднял и притянул к себе, думая о том, что когда-нибудь обязательно выведаю все.
Потом мы лежали, тесно прижавшись друг к другу. Я укрывал ее собой как одеялом, между нами была такая близость, которую при желании можно было трогать руками. Она вся принадлежала мне: тонкая беззащитная шея с маленькими завитками непослушных волос, худенькие плечи с маленькой родинкой на левой лопатке, крепко сжимающие меня пальцы. Я целовал ее выпирающие позвонки, она трепетала как листочек на ветру, отзываясь на мои ласки своими, она звала меня по имени, и не было для меня ласки слаще этой.
Из дома мы вышли только к полднику. К этому времени Стас привез итальянцев с радиальной экскурсии, и мы все вместе пошли в ресторан. Итальянцы с удовольствием смотрели на нас, участвовали в беседе, зубоскалили по поводу нашего дневного отсутствия, следов на моей шее и хорошего аппетита у обоих. После еды мы стали собирать вещи, паковать их по машинам, рассаживать туристов и звонить в гостиницу и аэропорт, чтоб обеспечить комфорт нашим гостям даже после тура.
17.
Все остались очень довольны: туристы – отлично проведенным временем, гиды – полученными за тур деньгами. Мы, выгрузили их в Петрозаводске у гостиницы и долго обнимались на прощание, а потом поехали домой. Нам предстояли как минимум две недели спокойного отдыха. Если заранее все обговорить и спланировать со Стасом, то можно было выкроить и три недели времени без туристов. Первый вечер дома был дождливый, ехать никуда не хотелось, поэтому мы забили кальян и поужинали им и вином. Потом приехал Стас, ему тошно было одному после такой шумной группы, и мы решили позвать еще и мою сестру. К моменту прихода ребят Верочка моя была уже тепленькая. Пришлось заказать еду, потому что, если бы она не поела, остаток вечера мы провели бы без нее. Моя сестра Светка была из того рода женщин, которые на всех смотрят свысока, она была образованной, делавшей успешную карьеру правильной ханжой. Внешностью природа наградила посредственной, собственно как и характером. Возраст у нее стремительно приближался к сорока годам, а она все еще была одна и искренне не понимала причины этому. К моей дикой кошке она относилась как минимум с предубеждением, потому что Верочка ну никак не соответствовала ее представлениям о благообразной жене и матери семейства. То, что она видела, как сильно Верка меня любит, немного сглаживало ее настрой и мирило с поведением моей женщины, но, картина как ее тошнило от алкоголя, выпитого на пустой желудок, а я держал ее, чтоб она не стукнулась головой об унитаз, окончательно испортила отношения девочек.
Вере же было глубоко наплевать на Светины нападки, она сразу ее поняла и забила на нее. Сегодня, когда Света вошла и увидела наш творческий беспорядок в квартире, отсутствие еды и наше лежбище в подушках на полу, она начала пилить нам мозг, моя женщина поступила как всегда спокойно и мудро:
- Не кипятись, Светик, выпей «Къянти», - с улыбочкой протянула ей бокал красного и выпила свой до конца, потом на глазах у гостей провела пальцами по моему животу, и ушла открывать дверь курьеру. Змея.
Когда Вера вернулась с едой и стала деловито ее раскладывать на столе, Света ответила:
- Чего делать собираетесь, кроме как бухать?
- Поедем ко мне в Нижний Новгород, - сказала моя любимая, положив за щеку целый ролл, чтобы разозлить Светку, и пошла на кухню за миской для соевого соуса.
Вот это поворот... Я потер лицо ладонями и не смог удержаться от смеха. Стас вопросительно на меня посмотрел. Я покачал головой и развел руками, отвечая на его молчаливый вопрос.
Мне было очень интересно, что за одна из девяти жизней была у моей кошки там, за границами меня, и какая она была по счету. Но сколько я не пытался навести разговор на этот вопрос, она виляла хвостом и убегала от ответа, заметая следы. А тут – опа! И мы едем к ней! Я обрадовался ее авантюре. Из этой поездки нужно было выжать максимум. Забив в навигаторе расстояние между нашими городами, мы поняли, что время в пути составляло всего пятнадцать часов. Сердце замерло, так рядом со мной была ее другая неведомая жизнь и совсем скоро она откроется мне. В голове роились вопросы про ее бывшего. Что было между ними, почему после того, как он бросил ее, их отношения не прекратились, и каковы они сейчас?
Время было за полночь, когда ребята ушли. Я начал целовать ее еще при них в прихожей. Просто терпения не было никакого, да и зачем терпеть, если можно жить, беря от жизни все здесь и сейчас. Я любил ее прямо у зеркала, задрав платье, намотал ее черные волосы на кулак, держал ее кукольную талию и смотрел на отражение ее лица. Потом мы приняли вместе душ. Она мыла мне голову, губкой смывала с меня пот, играла со мной и терлась об меня своим скользким от пены телом. Я вытер ее полотенцем и уложил в кровать, а сам пошел ей за вином, а себе за сигаретами. Когда я вернулся, она растянулась на кровати, лежа на спине и откинув полотенце. Я сел рядом и провел рукой по внутренней стороне бедра, и она разомкнула ноги. Моя женщина была прекрасна. Я провел по ней пальцами, она выгнула свою тонкую спину, ее тело явно жаждало продолжения. Я ласкал ее и любовался этой картиной.
Я был словно обладатель редчайшей неимоверной ценности, фанатично и алчно созерцавшим ее в полном одиночестве и не желавшим, чтоб хоть кто-то еще мог ее увидеть. В ней была моя жизнь, смысл всего существования моего мира. Она открыла мне все двери и окна, а потом и стены снесла, показывая, каким может быть счастье. Человека с такой внутренней свободой, такого умного и безрассудного одновременно больше я не встречал. Она читала меня, она знала меня будто собственная мать, она ругалась и дралась со мной, отстаивая свою позицию до крови, как соперник на поле боя, она любила меня и затягивала в бездну своих чувств, словно русалка моряка, она была мне другом и братом, а потом бросила меня.
- Когда мы поедем - то хоть скажи, - продолжил я вечерний диалог.
- Когда скажешь, - она пожала плечами так, будто все зависело только от меня.
- А почему не сказала мне заранее, раз надумала? - я не унимался.
- Кит, отстань. Давно пора съездить, меня на работе заждались. Хочешь если – возьми Стаса с собой, - кошка шипела на надоедливого обожателя.
- Хорошо, а где мы будем жить, и где будет жить Стас, если что? – я спрашивал, потому что от нее можно было ждать всего, что угодно.
- У меня дома, мой заботливый друг, - усмехнулась она, прекрасно поняв, почему я спросил. Мне показалось странной, пугающей и сильно меня задела мысль о том, что у нее даже дом свой есть. Тем временем Вера зарылась мне в подмышку и засопела, красноречиво намекая, что можно считать разговор оконченным.
Потом буркнула: «Вещей возьми побольше. Не понятно, как долго мы там задержимся». Я захохотал – ну деловая! Сил нет!
Утром я сразу же набрал Стасу и пригласил его поехать с нами. Тот согласился, сказав, что посетит Нижний Новгород с удовольствием. Решили долго не собираться, покидали кое-что в багажник и, даже не завтракая, поехали за Стасом. Мы заправились и купили по булке и кофе. Пока Вера ходила в туалет, мы с моим вечным спутником устроились на корточках на газоне, было уже довольно прохладно, но в душном помещении заправки все равно не хотелось сидеть. Он за пять минут задал мне миллион вопросов и на все я дал только один ответ: «Не знаю». Мне самому хотелось их задать Вере, но я знал, что она не ответит. Поэтому я честно признался, что еду в неизвестность и что мне очень важно, что он согласился меня поддержать. Поймав мое авантюрное настроение, Стас подмигнул мне, мы чокнулись стаканчиками с кофе и доели наши булки. Вернулась моя любимая, закутавшись в куртку по самый нос. Мы погнали. В Питере был дождь, а к Твери погода разгулялась, и выглянуло солнце. Мне стало лень ехать за рулем, да и Веру хотелось потискать, поэтому за руль сел Стас, а я перебрался на заднее сиденье.
- Только, пожалуйста, держите себя в руках, - своим традиционным скандинавским напевом проговорил Стас.
Ага…мы держали как могли. Сначала мы просто целовались, а потом стали держать друг друга в руках. Нам было весело. Потом она свернулась у меня под боком и дремала. А еще отдельный кайф был выходить из машины и держать ее за талию, чтоб все видели, что эта красотка моя. Как я хотел поскорее одеть ей кольцо на палец!
Когда мы въехали во Владимирскую область, за руль села Вера. Уже смеркалось, а ехать было еще часов пять. Но ехала она уверенно, так что довольно скоро мы со Стасом расслабились и погрузились в свои мысли, разговоры стихли, в салоне тишину нарушала только музыка.
Я всегда целовал ее жадно. Как можно целоваться, лишь еле прикасаясь губами, будто выполняя какую-то каждодневную работу, будто это настолько привычно и обыденно, что удовольствие приносит только поверхностное, тоже обычное как объятие или пожатие руки? Разве можно поцелуй с любимой превращать в рутину? Я пробовал, но каждый мой опыт заканчивался падением в Веру. Или она на меня так действовала? Я не знаю. Но прикасаясь к ней, я частично переставал себя контролировать, меня несло бурным потоком горной реки, стоило мне прикоснуться к ней, дотронуться губами до ее губ. Целовались не только мы, целовались наши души. Мы были теми двумя соснами, срастающимися между собой все больше и больше.
18.
За своими мыслями я не заметил, как мы въехали в Нижегородскую область. Совсем скоро я войду в ее другую жизнь. Мне стало немного жутко. Как сейчас помню тот трусливый холодок внутри – а вдруг скелетов в ее шкафах окажется так много, что в один момент замки не выдержат и они просто лавиной попадают на меня и раздавят. И вообще, могло ли случиться что-то, что бы я мог ее разлюбить? Может ли любящий человек разлюбить? Нет. Даже если бы она была шлюхой и конченой наркоманкой. Эта мысль помогла мне понять безвыходность моего положения, и мое волнение немного успокоилось. Воображение рисовало страшные картинки, но я понимал, что если появится хотя бы намек, омрачающий наше счастье, то схвачу ее в охапку, кину в машину и утащу в Петрозаводск. Я любил ее сильнее, чем себя и не смог бы никому отдать. Ведь разве можно отдать себя? Нет, только по любви. Я свился вокруг нее кольцом, словно дракон, охраняющий свой клад.
Нижний Новгород… Я не знал про ее город ничего, как и про ее жизнь. А город был красивый, местами заброшенный, дикий той оберегаемой неведомо кем дикостью, которая органично вписывается в общую картину современного мегаполиса как маленький островок живой истории. Невольно сравнил его с Петрозаводском, который уже давно стал не моим, а нашим с ней. Я ревновал ее к этому городу. Я чувствовал, что тут она жила такой жизнью и теми эмоциями, о которых она вряд ли мне расскажет все полностью. Я был уверен, что этот город хранил ее и его тайны, места встреч, поцелуи на пустых улицах и мостах. Город покрывал ее другую жизнь, и с радостью приветствовал свою жительницу, ночную хищницу, освещая ее лицо огнями и иллюминацией, встречая запоздалыми пробками, мерцающими рекламными щитами и освобождая дорогу неработающими светофорами. Судя по всему, мы пересекали город.
- Ты расскажи хоть что-нибудь? Где едем? Куда?
- Кит, да смысл рассказывать? Все равно не запомните. Днем покажу все. У нас видовой город, очень много красивых мест, точек обзора, есть места исторические, все покажу, но позже, - она нетерпеливо отмахнулась от меня словами.
Видно было, что она оказалась дома, она любила свой город за все, что тут с ней было, возможно прямо в тех местах, которые мы проезжали, и сейчас речь только мешала ей. Она здоровалась с дорогим другом, которого давно не видела. А не видела она его несколько месяцев, которые лично для меня промчались как один миг. Тем временем, мы пересекли мост через реку, поднялись мимо Кремля и минут через пятнадцать оказались в прекрасном спальном районе. За огороженной территорией кругом были коттеджи и таунхаусы, рядом с которыми были припаркованы красивые чистенькие автомобили. Вера неизвестно откуда взявшимся электронным ключом открыла ворота, и мы поехали по благоустроенным улочкам со сказочными фонариками и альпийским горками. Пока мы парковались, мимо нас прошло несколько человек, выгуливающих своих собак.
- Ого! - проговорил Стас. Он всегда мечтал о жизни с обложки журнала. И теперь он оказался именно там. Мы вошли во двор ее таунхауса, газон был ухожен даже сейчас, на веранде шторы были аккуратно задернуты, подушки на диванчиках заботливо убраны. В ее доме явно был хозяин, следивший за его благополучием и благообразием.
Вера сняла с охраны дом и открыла дверь. Мы вошли.
- Кит, Стас, тащите вещи, – сказала она, включив свет.
То, что я увидел, меня позабавило – как может дом отражать сущность своей хозяйки?! Огромные окна, кальян на полу в окружении маленьких подушек и низких кресел, книги кругом. Пар сто туфель по всему дому, художественно засохшая охапка роз, недорисованная картина – хозяйка явно была человеком вдохновленным и творческим. Во всем этом улавливалась частичка Веры. На цоколе была кухня. Гарнитур идеально блестел – было не похоже, что хозяйка день и ночь трудилась над приготовлением разных блюд. На полу был расстелен большой восточного стиля шерстяной ковер. В углу стоял винный шкаф. Дух моей женщины витал повсюду.
Вера быстренько провела нас на второй этаж, где находилось две спальни – хозяйская и гостевая. Она открыла дверь в гостевую и сказала: «Стас, это твоя комната». Стасу там однозначно понравилось – все было сделано словно под его вкус – серо – синяя просторная комната с панорамным окном, минимум вещей и большая плазма на стене. Он положил рюкзак на кресло, а сам растянулся на кровати. Вера улыбнулась и, взяв меня за руку, повела в свою спальню. Я напрягся, боясь увидеть там следы присутствия другого мужчины.
- Ты чего так напрягся? Мужика боишься увидеть? – как всегда Вера читала меня как открытую книгу.
Но она уверенно открыла дверь, мы вошли и кроме как следов поспешных хаотичных сборов я не обнаружил ничего. Тут Вера собиралась в Карелию, еще не зная, что встретит там меня и ее жизнь изменится полностью. На полу валялись вещи, которые она взять с собой не решилась или не захотела, рассчитывая, что приведет их в порядок, когда вернется из тура. В целом атмосфера в логове моей дикой кошки очень напоминала нашу Петрозаводскую. Причем там все стало таковым, когда она там поселилась. Я решил, что тщательно все рассмотрю утром, а сейчас мы, не сговариваясь, разделись, кидая вещи рядом с кроватью, и пошли в душ. Потом она деловито намотала полотенце на голову и вместе с ним забралась ко мне под бок, я обнял ее, и мы провалились в сон.
Проснулся я от того, что она пыталась выбраться из-под моей руки. Я улыбнулся и сказал: «Даже не пытайся от меня сбежать». Верочка моя тоже улыбнулась и потянулась меня поцеловать. Я схватил ее и затащил обратно в кровать. «Иди ко мне», - я опять навалился на нее. Вера была подо мной, мне хотелось чувствовать свою власть над ней, хотелось, чтобы она признала мою силу. Но она смотрела мне в глаза, манила и забирала меня в себя. Я был дождем, льющим над морем. Я сдавался ей без боя.
Я часто думал, есть ли пределы моей к ней любви. Но любовь оказалась безграничной, беспредельной, не знающей ни правил, ни законов.
Я смотрел на ее лицо - одна бровь всегда была острее другой, веснушки на носу и щеках, длинный нос, непослушные зубы - маленькие несовершенства делали общую картину еще прекраснее, точь – в - точь как в природе. У моей любимой был целлюлит и морщинки у глаз – набор достаточный, чтобы закомплексовать любую современную девчонку. Она тоже рефлексировала по этому поводу, но лично мне не мешало ни то, ни другое. Для меня она была идеальной, моей, самой родной душой и телом.
Она ушла вниз. У меня представилась возможность рассмотреть нашу комнату. Все было просто – кровать, большое кресло у окна, гардероб и никакого телевизора. Меня смущало только то, что вещи явно были недешевыми. Гардероб ее был не очень большим, но состоял в основном из брендовой одежды. Обувь, сумки, часы – все очень дорогое, просто валялись в самых неожиданных местах. Я откинулся на кровать и погрузился в свои мысли, а через минуту уже слышал как она орала на кого-то по телефону внизу. Когда я собрался продолжить осмотр, ко мне заглянул Стас, сел на кресло и спросил:
- Ну как впечатления? – он был в хорошем настроении, выспался и хотел осмотреть ее дом в деталях, - я и не думал, что у нее может быть такой дом. Интересно, а машинка, припаркованная у дома, тоже ее?
Ночью мы парковались около маленького черного мерседеса купе.
- Мне нравится тут, во всем Вера, – мне лениво было сейчас думать и говорить.
Но через секунду в комнату влетела злющая Верочка моя, стянула с меня одеяло, приказала собрать разваленные по кровати яйца и пойти уже сварить всем кофе. Я встал и пошел выполнять ее милую просьбу прямо в том виде, в каком она меня застала – голенький.
- Вот она – семейная жизнь, - Стас не выдержал и отвернулся. Мы рассмеялись.
- Иди ко мне, любименький мой, - она достала мои шорты, опустилась на колени, не смущаясь Стаса, и одела их на меня.
Вера встала, взяла меня за талию и улыбнулась так, как улыбалась только мне. Она ласкала меня своей улыбкой. Все встало на свои места. Мы пошли завтракать. Моя женщина успела заказать продукты на дом и приготовить отличную яичницу с тостами. За завтраком мы обсуждали планы на день. Нам нужно было заехать к ней на работу. Офис находился в центре, где мы должны были пообедать и посмотреть Кремль. А на вечер она предложила поужинать со своими подругами, теми, с которыми она в Карелию приехала. Я попал в ее жизнь, будто прыгнул в море с обрыва – сразу с головой ушел.
- А кто все это время присматривал за домом? – выпалил я первый возникший в голове вопрос и испугался, вдруг она ответит «Он».
- Уборщица приходит. Кит, ешь скорее, нам уже ехать пора, - свой кофе она торопливо допивала, поднимаясь по лестнице, чтобы переодеться.
Мы со Стасом переглянулись, и он прошептал мне в недоумении: «Уборщица? Откуда у нее все это?». Я сам был ошарашен, словом «удивлен» мое тогдашнее состояние не опишешь. Моя Вера, которая ходила в моих мятых футболках и ела со мной из одной тарелки макароны быстрого приготовления, может позволить себе уборщицу и машину, стоимостью как моя квартира.
- Вер, у нас каждый день будет такая насыщенная программа? – Стас прервал сносящую все на своем пути лавину моих мыслей.
- Надо все успеть до того как домой поедем.
«Слава Богу, Верочка моя! Ты считаешь домом Петрозаводск и хочешь туда вернуться!» – подумал про себя я. Ее фраза сделала мой день.
После такого я готов был весь день ее на руках таскать по всем пунктам нашего маршрута. Я с удовольствием доел и ее яичницу тоже. Мне было хорошо и вкусно. А еще было уютно – сама обстановка, Верин щебет, запах дома и шуточки за столом.
19.
Потом мы поехали в город на ее машине. С трудом втиснувшись в маленький салон, мы со Стасом с любопытством смотрели по сторонам. В это межсезонье, когда снег лег лишь местами, наверное, любой российский город нельзя назвать сильно привлекательным, то же было и с Нижним. Ночью, когда мы ехали, он весь освещался, иллюминация была очень красивой, а вот днем все недостатки, скрываемые летом зеленью, а зимой снегом, сейчас были отчетливо видны. Но мне было все равно. Я посмотрел на водительское кресло, на котором сидела моя Вера, мы ехали по ее делам и я знал, что она очень торопится их сделать, чтобы поскорее оказаться в моих руках.
Машин на улицах было очень много, водители не уступали друг другу, все сигналили, обстановка сильно отличалась от нашей. Жизнь в Петрозаводске текла более размеренно. Но Вера чувствовала себя очень уверенно, быстро влилась в ритм родного города, и я в очередной раз ощутил болезненный укол ревности: моя любимая отдалялась от меня. Она почти не разговаривала с нами по дороге, общалась по телефону, потом писала сообщения в мессенжере.
Наконец, мы подъехали к ее работе. Чтобы найти парковочное место нам пришлось сделать круг почета. Но как только мы припарковались, Вера выскочила из машины и позвала: «Вы чего сидите- то? Пойдете со мной?». Мы, конечно же, пошли, потому что оба умирали от любопытства. В уютном просторном офисе, расположившемся в историческом особняке, атмосфера была рабочей с самого утра. В центре стояли те ребята, которые приезжали с Верой в тур, а еще была девочка Оля, работавшая там же секретарем. Курили прямо в комнате, смеялись, постоянно звонил телефон. В отдельном кабинете стоял крик и мат. Контора занималась строительством. Парни в туре упоминали об этом. Кругом валялись календари и рекламные буклеты с какой-то строительной техникой. Моя девочка составляла для них договора, контракты и вела личные дела сотрудников. Вера звонила сюда еще из Петрозаводска, а накануне предупредила о приезде. Она вошла, и по одобрительным прибауткам и объятиям мы поняли, что нам рады.
- Господа мои любимые, знакомьтесь заново! Это – мой муж, - она приобняла меня, - а это…
- Твой второй муж? – послышалось из кабинета зычное ржание, - Верочка, девочка моя шустрая, дуй быстро ко мне!
Вера счастливо улыбнулась, организовала нам кофе, по-хозяйски роясь в шкафах и щелкая по кнопкам кофеварки, и, оставив нас на знакомых ребят, быстро скрылась за дверью начальника. Там раздался хохот, потом они громко что-то обсуждали, я не мог разобрать слов, говорили с кем-то по телефону и опять ржали.
Ребята же наперебой выспрашивали нас обо всем. Им было интересно, как в итоге мы оказались все вместе. Кто-то высказал предположение, что мы живем все втроем. Потом, когда я объяснил расстановку сил, все стали меня поздравлять, кроме Оли. Она, судя по всему, давно была в курсе и просто улыбалась мне. Спрашивали нас, куда мы еще ездили, звали в гости и на рыбалку. Мне ребята нравились, хотелось с ними еще поболтать, но мое внимание было сконцентрировано только на двери в кабинет их начальника, за которой исчезла Вера. Видимо я был похож на закипающий чайник, потому что Стас с невозмутимым видом предложил мне выйти и успокоиться. Как я мог успокоиться? Моя женщина закрылась со своим начальником, который называл ее «Моя девочка», которому она, очевидно, нравилась, и им там было очень даже не по-рабочему весело. Не он ли это, совместно с ее бывшим, организовал ей такой чудесный домик и машинку? Думаю, она почувствовала мое настроение и через пару минут уже вышла с флэшкой и пакетом, туго набитым документами. Я смотрел на нее и понимал, что ревность моя беспочвенна. Ну не может содержанка явиться к любовнику в плюшевых спортивных штанах и растрепанным пучком на голове. Хотя…Вера могла все и выглядела она потрясающе!
- Верусь, не пропадай больше так надолго, солнышко мое, мы по тебе скучаем, - он приобнял ее за талию.
- Хорошо, если честно, сама от себя не ожидала. Я тоже соскучилась очень-очень, - мило улыбалась она.
- Да, Верочка, в этом ты вся. Сумасбродка наша. Иск составь срочно, сразу вышли, я почитаю.
- Естественно! Всех целую! Поеду своим гостям город показывать.
Стас пригласил всех на горнолыжные катания в Хибины, я забрал у Веры пакет, она помахала всем своей тощей лапкой и мы поехали дальше.
Но жизнь уже не выглядела такой безоблачной. Я знал, что директор – это цветочки. Вера была хищницей. Мне о ее трофеях только предстояло узнать. Ревность когтем раздирала мое сердце. Мы заехали в магазин за виски. У машины, когда я убирал пакеты в багажник, она подошла ко мне, в очередной раз понимая мои мысли без слов.
- Кит, я люблю тебя, - она прижалась ко мне. Не обнять ее я не мог. Моя женщина знала, как разрушить возводимую мной стену, - мы сейчас поедем в Кремль. Предлагаю виски залить в стаканчик из-под кофе, - со знанием дела сказала она и хулигански подмигнула мне.
- Хозяюшка моя, - я посмеялся первый раз за это бесконечное утро.
Мы были в Кремле, потом в выставочном зале, потом в усадьбе каких-то купцов, фамилию я не запомнил. Вера рассказывала потрясающе, эмоционально, с юмором. Я заслушивался ее, краем глаза наблюдая за Стасом, который тоже слушал ее с удовольствием. Я засматривался на нее, я ее любил. Мы с моим другом грелись виски, но Верочка была за рулем, и ее синий нос как индикатор показывал нам, что прогулок было достаточно, да и по времени пора было ехать в ресторан, где мы должны были ужинать с ее подругами. Скажи мне кто твой друг, и я скажу – кто ты. Мне было интересно, какие они ее подруги. За те несколько дней, проведенные вместе в Карелии, я не успел их узнать. Вера перетянула все внимание на себя.
Мы пришли в заведение первыми и сразу заказали кальян. Пока заказ готовился, я осматривался. Ресторан был очень пафосным, это первое, что бросалось в глаза. Было понятно, что это модное городское место. Открывалась еще одна Верина дверца – в Нижнем Новгороде она вела явно не маргинальный образ жизни. Ее доходов хватало и на красивое жилье, и на дорогие рестораны. В очередной раз закралась ядовитая мысль, настолько ли хорошо оплачивается должность юриста в этом городе?
Она чувствовала себя там свободно даже в своем простецком наряде, развалилась в подушках, притянула меня к себе и через минуту напряжение спало. Чем ближе мы были друг к другу физически, тем легче мне было, я чувствовал, что она только моя. Я обнял ее одной рукой, второй гладил ее колено, но Верочка моя вдруг вскочила и помахала входящим в дверь подругам. Пришли те самые девочки, только теперь они выглядели просто роскошно! Что называется телочки. Пухлые губы, высокая грудь. Да, вообще, все трое они были на одно лицо: загорелые, длинноволосые, худые. Сейчас я заметил, что кроме внешности, у всех троих было что-то общее – они держали некую дистанцию с другими людьми, было видно, что к таким простые парни, такие как я, не подкатывают. Они долго обнимались, потом шумно усаживались, смеясь над плюшевым видом Веры, говорили, что она обленилась и стала выглядеть как «домохозяйка». Из их уст это прозвучало едва ли не оскорблением. Наконец, настал и наш черед – Вера представила нас друг другу.
- Знакомьтесь опять! Это - мои малышки любимые, Катя и Алена, - девчонки смотрели на нас оценивающе, видимо сравнивали свое впечатление от первого знакомства летом с тем, что они видели сейчас, - это, если помните, Стас и мой Никита, - она положила руку мне на зад, как бы показывая мою принадлежность. Меня это позабавило, оказалось, что моя дикая кошка заявляла на меня собственнические права. Я не мог не ответить, прижал ее спиной к себе и ущипнул ее за попу. Подруги просекли мои действия и рассмеялись. Мы уселись на диванах, и Алена сказала первый тост:
- За повторное знакомство - они с Верой улыбнулись друг другу и выпили. Катя смотрела на нас с плохо скрываемым пренебрежением. Я не комплексовал, зато Стас, который тоже просек ее оценивающие взгляды возмущался. Он не привык к тому, чтобы его не ценили. Он шутил, ухаживал за девушками, улыбался, делал все, чтобы сменить минус на плюс.
Тем временем, за разговорами я понял, что Вера для девочек была человеком, к чьему мнению они явно прислушивались, но периодически подкалывали ее, рассказывая нам разные случаи из ее жизни, показывающие ее чудачества.
- Верочка у нас частенько из общей жизни выпадает.
- Точно, с похмелья так вообще дня на три может исчезнуть, - ухмыльнулась Катя, явно вспоминая достоверный случай из жизни.
- Мы однажды ее в Третьяковской галерее потеряли, а она, оказывается, два часа перед картиной Врубеля просидела, не отрываясь, - сказала Алена, желая замять упомянутый Катей эпизод. Она была проще Кати и галантность Стаса явно не оставила ее равнодушной.
- Путешествовала в глубины демоновского бытия, - добавила Катя, не отрывая взгляда от телефона, в котором она вела непрекращающуюся переписку. Ей было скучно. Она поняла уже, что мы для нее интереса не представляем, и прикладывала усилия, чтобы деликатно покинуть нас, не обидев нашего самолюбия.
- Но чтобы на несколько месяцев ее потерять – такого еще не было, - продолжала Алена.
Я опять немного растерялся. Оказывается, живопись привлекает не только учителей и туристов. Представил себе картину как эта троица в коротких разлетающихся платьях и на шпильках заходят в галерею, как сползают на носы очки у интеллигентных мужчин, а женщины в тепленьких шерстяных костюмах возмущенно перешептываются между собой. Тем временем девочки рассмеялись общей шутке, сопровождаемой какими-то жестами, понятными только им. Три грации, не иначе…
Алена была самой хорошей рассказчицей. Я вспомнил, что и летом в Карелии она показалась мне бойкой, симпатичной и далеко не глупой. Катя была самой красивой и самой надменной. Довольно быстро мы стали общаться вчетвером, а Катю в итоге забрал не очень молодой кавалер. Вечер развивался динамично. Было очевидно, что между Аленой и Стасом возникает симпатия. Оказалось, что Алена, как и Стас, любит театр, да и искусство в целом. Эти двое не унимались – болтали, показывали друг другу фотки в телефоне и незаметно подсаживались все ближе друг к другу. А мы… мы были самими собой – влюбленными сердцами, тянущимися друг к другу ежеминутно. Когда мы поехали домой, ребята еще остались в заведении.
20.
В эту ночь, когда моя дикая кошка устало развалилась на моем плече и спала, я думал о нашем возвращении в Петрозаводск. Хотелось сразу по приезду затащить ее в загс. Мне представлялась моя Верочка в белом платье, кольцо на ее пальце, ее новый паспорт с моей фамилией. За этими приятными мыслями я и уснул, а когда проснулся, увидел, что она уже допивает кофе и собирается от меня сбежать.
- Ты куда? – расстроено спросил я.
- Мне надо к нотариусу сбегать, я быстро вернусь. Утро еще раннее, на улице холод, не хочу тебя из постели вытаскивать. Завтрак ждет вас на столе, - она подошла и поцеловала меня. Но я чувствовал себя брошенным. Я набрал Стасу, он сразу взял трубку и, разговаривая со мной по телефону, завалился в нашу комнату.
- Я думал ты у Алены остался, - я обрадовался, что он был рядом.
- Рано еще. Сегодня заберу ее после работы, съездим в ее любимый ресторан поужинать. Вы с нами поедете? – давно его не видел таким радостно-возбужденным.
Пропиликал его телефон. Алена прислала ему смс. Все понятно было про них, понравились друг другу, между ними начиналась та вечная игра, которую мы с Верой играли уже давно. Сообщения, бесконечные телефонные разговоры, маленькие подарочки, поцелуи, ссоры и примирения – все это им еще предстояло пройти. Они щебетали по телефону, Стас валялся рядом со мной на кровати, улыбался, без конца поправлял свои волосы, мурлыкал своим скандинавским выговором в трубку и кружил девчонке голову.
С их планами было все ясно, а вот что касается наших – я не знал, что ему ответить, я был расстроен, что моя увильнула от меня. В голову лезли предательские мысли о Вере и подстерегающих ее на каждом углу любовниках. Мне в красках представилось, что нотариус (обязательно мужчина) заводит ее в кабинет и там…Стас понял ход моих мыслей и мое настроение, поэтому заботливо приготовленные Верочкой сырники мы запивали виски с колой. Прошло два часа, но я не стал ей звонить, боясь опуститься до беспочвенных обвинений и обидеть ее. Однозначно нужно было себя чем-то занять. Гулять по городу совсем не хотелось, потому что шел дождь со снегом, и мы решили, чтобы я не сошел с ума, сходить в кино. Взяли еще виски, ведро попкорна и с удовольствием посмотрели какой-то детектив. Вера позвонила после обеда, узнала, где мы и приехала за нами. Я был обижен на нее, и не позвал к себе, хотя это делал обычно. Алкоголь только подогревал мою ревность. Она подошла ко мне сама, поцеловала и обняла за шею. Теплая такая, красивая, родная моя, как я мог не ответить? Естественно, я ее обнял, нет, я сжал ее как в тиски, поднял и ответил на ее поцелуй. Но, как оказалось, расслабился я рановато.
- Кит, меня сегодня вечером не будет, - она немного отстранилась от меня, но все еще держала за руку, и смотрела на меня в ожидании моей реакции.
- А где ты будешь? – я, мягко говоря, опешил от такого заявления.
- Встречаюсь с Олей на набережной, покурим кальян, и вернусь, - она старалась держать тон непринужденным.
- Вер, ты считаешь это нормально? – я вскипел, выдернул руку из ее руки и посмотрел ей в глаза.
- Да. А что такого-то? – она тоже начинала заводиться, но меня уже несло.
- Да ничего такого! Я зачем вообще тут нужен тебе? Ты вернулась в прежнюю жизнь и сразу же вычеркнула меня напрочь. Вера, я тебе не мальчик, давай определяйся с приоритетами, иначе я поступлю точно так же, как сейчас поступаешь ты – просто уйду, - я разъяренно посмотрел на нее и стукнул кулаком по капоту машины.
Вера смотрела на меня как на деспота, не дающего ей и шагу ступить без своего согласия. В то же самое время, дух ее внутренней свободы взбунтовался, он рвался гулять, это было инстинктом, бороться с которым она была бессильна. Все - таки дикому зверю в клетке не усидеть. Она развернулась, села в машину и уехала. Я сел на скамейку рядом с кинотеатром. Состояние было предсмертное, как себя вести я не знал. Стас, который молча наблюдал все действо, подошел ко мне и предложил набрать Алене.
- Она все-таки ее подруга, наверняка скажет, чего у Верки твоей в голове.
После их пятиминутного милования, Стас обрисовал сложившуюся ситуацию. Алена засмеялась в трубку:
- Ой, придумал, Веру на привязи держать! Она – дикарка, ей воля нужна. Сто пудов она никуда не побежит – ни направо, ни налево, но свободу она должна чувствовать. Она всегда так делает!
Аленка явно была права. Раньше я всегда контролировал ситуацию, чувствовал себя на своей территории что ли, а сейчас не мог контролировать даже себя. Все мои страхи лезли наружу, я пытался держать Веру на привязи, что явно шло против ее природы.
- Никит, ехал бы ты за ней да домой забрал. Плачет ведь, наверное, сидит. И уж точно, сейчас ей не до кальяна, - сказала беззаботным тоном Алена.
- Куда ехать то? – город у них был совсем немаленький, я даже представить не мог, где ее искать.
- Забей в навигаторе «Нижне-Волжская набережная», припаркуйся на стоянке у ресторана и иди в сторону метромоста. Наверняка сидит где-то там, сопли на кальян наматывает, - весело проговорила она.
Мне от ее спокойного тона стало легче. Значит, вероятнее всего, я ее найду. Я поблагодарил Алену и сел в машину. Стас уже сидел рядом, мне нужно было первым делом добросить его до работы его новой пассии, где они договорились встретиться.
- Братан, вот почему так, а? Почему ты тогда сразу Алену не приметил? – спросил я.
- Я так об этом жалею! Но и она тогда на меня внимания не обратила. Всему свое время, - философски заметил и улыбнулся он.
Как только мы с ним попрощались, я вбил маршрут в навигатор и поехал за своей любимой. Мои слова о том, что я тоже могу уехать были лишь бравадой. Конечно же, уехать никуда я не мог без нее. И как бы она не кусалась и не царапалась, я все равно ее любил. Но огребет по полной программе.
К моменту как я приехал, куда показывал навигатор, уже начало смеркаться, включилось красивое уличное освещение. Место, где предположительно находилась моя блудная кошка, было очень красивым – все было в огнях, блестела река, собиравшаяся замерзать, все бетонные ограждения хоть и были расписаны хаотичными граффити, смотрелось это очень органично. Машин на стоянке было много, место для парковки еле нашел. Пока ехал, увидел и ее машину тоже. У багажника стояла Вера и ее подруга. Кругом из разных точек играла музыка – у кого-то из машин, у кого-то из переносной колонки, очень много молодежи было с кальянами, кто-то просто гулял, греясь горячим кофе, продающимся на каждом шагу в фургончиках. Атмосфера была отличная, хотелось и самому к ней присоединиться. Но все это можно было отложить на потом. Важна была только она. Я подошел ближе, но она меня не заметила. Я решил подождать немного, привести мысли в порядок, посмотреть на нее со стороны. За небольшой период времени, пока я оставался незамеченным, к ним два раза подходили ребята, явно подкатывали, хотели познакомиться. Были они как Стас – симпатичные, хорошо одетые, и Оля была совсем не против таких знакомств. Однако Вера, верная мне жена, просто отворачивалась. Парни отходили. Я был горд. Даже больше – я снова был счастлив и теперь наблюдал за всем происходящим как за забавой. Минут через пятнадцать Вера пошла поправлять угли и увидела меня. Я спокойно стоял, скрестив на груди руки.
Она подняла на меня заплаканное лицо, нос был распухшим и красным:
- Я так боялась, что ты не придешь.
Она бросила щипчики для углей, поднялась и подошла ко мне. Видно было, что она хочет обняться, но не смеет. Верочка стояла передо мной, опустив голову как провинившаяся школьница, она хотела прижаться ко мне, но мои сложенные крестом руки не позволяли ей сделать этого. Я не форсировал, хотя готов был уже взять ее на руки и зацеловать всю. Я хотел немного ее проучить за своеволие.
- Я боялась звонить, думала, что ты меня бросил, я смотрела на дорогу, а тебя все не было. Что бы я делала, если бы ты не пришел? Не могу без тебя, ничего без тебя не хочу, пожалуйста, прости меня, не знаю, как я так поступила. Как шторка на глаза опустилась, я сделала на зло, прости меня. Это все упрямство мое, - она говорила уже сквозь слезы. Больше я терпеть не мог.
- Вер, я знаю все. И разомкнув руки, заключил ее в кольцо, прижал к себе. Все.
Равновесие восстановилось.
Мы постояли так немного, пока она не успокоилась, а потом я добавил:
- Моя, если ты еще раз пойдешь против моей воли, я загружу тебя в машину, после чего мы уедем в Петрозаводск.
Вера подняла на меня голову и улыбнулась полным ртом, она была счастлива:
- Я поняла, Кит.
Она прижалась ко мне всей душой, приросла ко мне, и опять стало тепло на сердце. Снова пришло осознание того, насколько сильно я ее люблю. Смешно звучат сочетания слов «сильно люблю», «как сильно ты меня любишь», будто можно измерить силу любви. Нельзя, конечно. Это же не сила тока или сила тяжести. Ты или любишь, и тогда чувство становится твой жизнью или тобой, или – нет.
21.
Мы мирились с ней всю ночь. Она любила меня и боялась потерять, я это понял, и сердиться на нее больше смысла не было, да и жестоко было бы по отношению к ней. Уснули мы совсем обессиленные, спали почти до обеда. Я проснулся первым и просто смотрел на нее, какая она была красивая! Волосы черные по подушке, розовые щечки, губки пухлые, тонкие руки и торчащие хрупкие косточки ключиц. Вся, до миллиметра создана для меня.
Окно было открыто всю ночь, и я встал, чтобы закрыть его, в комнате стало холодно. У нас на парковке кроме наших автомобилей был запаркован ярко-синий порш. Я б и внимания не обратил, если бы не бросающийся в глаза цвет. Он будто бы кричал: «Представьте степень моей крутости, раз я могу ездить на машине такого цвета!». Через несколько минут раздался звонок в домофон. Я надел спортивные штаны, и пошел открывать дверь. Сердце почуяло что-то нехорошее. На пороге стоял бородатый мужик с огромным букетом роз, напомнивших мне те засохшие, что мы увидели, войдя первый раз в ее дом. Минуту мы молчали, соображая, who is who. Потом до меня дошло, что мужик – то очень похож на Стаса. Чуть шире только и выражение лица надменное. «Все что - ли они тут такие?» - подумал я. Он в это время рассматривал меня. Колючий, насмешливый взгляд, как бы заявляющий о своем величии и превосходстве. Я был с голым торсом, заспанный немного, но в целом выглядел достойно. Еще раз спасибо спорту! Я понял, кто он. Он догадался, кто я.
Мы смотрели друг на друга как два альфа - самца, готовясь к схватке.
- Это мне? – съязвил я.
- Веру позови, пожалуйста, - улыбнулся он идеальными зубами. В манере его речи было что-то неприятное. Он говорил со мной свысока.
- Она спит еще. Тебе она зачем? - я решил вести себя так же.
- Не твое дело. Скажи, что пришел Олег или это сделаю я, - он ухмыльнулся и сделал шаг по направлению ко мне.
- Точно не сделаешь. Вали отсюда, - меня взбесил его самоуверенный хозяйский тон по отношению к Вере.
На лестнице раздался топот босых ног. Веруся спускалась почти бегом. Она явно услышала наш диалог, грозящий перерасти в драку.
Она была в смешном комбинезоне в пальмах, с пучком на голове, настроена была крайне решительно.
- Олег, зайди, мне холодно. Никит, пусти его, пожалуйста.
Вера нервничала, беспокойно топталась на месте, запустив пальцы в волосы.
Он зашел, сверкнув улыбкой, похожей больше на оскал. В прихожей сразу послышался запах его парфюма. Он чувствовал себя тут как дома, по-хозяйски огляделся, встал, прислонившись спиной к дверному косяку.
- Точно как Стас, – подумал я. Это он любил мою Веру. Я понял сразу все: это он ее содержал до сих пор. Как мне стало горько, мерзко, противно! Я почувствовал себя таким жалким и беспомощным. Ведь ничего подобного я дать Вере не мог. Мне хотелось бежать отсюда, ведь я был на его территории.
- Верочка, детка, я соскучился, – начал снисходительно он, демонстративно не обращая на меня внимания.
Он протянул ей букет.
- Олег, пожалуйста, не начинай. Мы все решили уже с тобой, все проговорили. Все давно кончилось, - я очень боялся, если она заплачет. Это бы значило, что он еще есть в ее сердце в виде памяти, обиды, затаенной любви. Но она не заплакала.
- Вер, я понимаю, ты обижена. Ну, мудак я был, согласен. Ну, накажи меня, - тут он подмигнул ей, - я сделаю все для прощения. Давай поговорим вдвоем.
Я сделал шаг к нему. «На следующем ему врежу», - подумал я.
Вера смотрела на него молча, незаметно продвигаясь ко мне.
- Вер, не надо пытаться меня вычеркнуть из своей жизни. Хорошо, ты заблокировала меня, моих друзей, ты сбежала, но итог – то какой? – ты тут и мы говорим с тобой. У нас все будет хорошо, я теперь тебя не отпущу. Хочешь, прям завтра на море полетим? Погреешься после карельских холодов. Ты не сможешь меня забыть, я твой первый и единственный, мы всю сознательную жизнь вместе с тобой. Забудь это недоразумение – он выразительно посмотрел на меня.
Я его ударил. Повалил на пол. Он был тоже сильный, но он не ожидал такого поворота. Мы кувыркались по полу, я бил его, он – меня. Вера пыталась нас разнять, но у меня крышу сорвало от его наглости, от того, что он опередил меня, что Вера его любила, что он любил ее, короче, я дрался с ним серьезно, хотел не просто сделать ему больно, но покалечить его. Я бил его головой о пол. Вера орала и плакала. Она села на колени рядом с нами и так отчаянно молотила по нам обоим кулаками, что до меня, наконец, дошло, что я ее напугал.
Я отпихнул его. Наш с ним боевой запал немного утих.
- Моя, не плачь, напугал тебя. Все, я не буду больше. Она прилезла ко мне на колени, обняла меня. Потом я понял, что она так обнимала, чтобы он не полез драться опять. Он сидел на полу в углу в порванном пальто. С виска стекала капелька крови, лицо разбито.
Вера принесла влажное полотенце, вытерла ему лоб.
- Аптечки нет, - подержи так, чтоб кровь не капала. Он перехватил ее руку и прижал к своим губам.
- Вер, подумай, вспомни все, что было. Тебя все ждут: наши друзья и родители. Детка, давай забудь это отрепье, ты же видишь, он - маргинал, он утянет тебя на дно, а ты должна сиять, - он встал и пошел к выходу.
Я сидел на полу и понимал, что в чем-то он прав. Что я могу ей дать? Только себя. У меня не было больше ничего. Я закрыл глаза и не хотел больше слышать ни его, ни своих мыслей. Мне было горько, что Вера все еще не обнимает меня, значит, она сомневается, может он ей дорог. Возможно, дороже, чем я.
Она встрепенулась к нему, подбежала, взяла его за руку:
- Олег, пожалуйста, не приезжай больше. Я его люблю, понимаешь? Люблю не за деньги и возможности, а просто его самого.
- Вера - Вера….ты как всегда, бросаешься в пропасть, - он развернулся и ушел.
Она закрыла дверь, подошла ко мне, села рядом, аккуратно убирая поломанный букет.
- Жив? – она погладила меня по шее.
- Более чем, - весело ответил я.
- Я боялась, что ты его покалечишь, и тебя посадят. Ты был жесток.
- Ах вот оно что, ты боялась, что тебе придется ждать меня из тюрьмы лет десять, да? - я прижал ее к себе и поцеловал в макушку.
- Пойдем, я тебя помою и полечу немного, - сказала она, вставая и протягивая мне руку.
Она включила горячий душ и очень бережно мыла меня губкой. Я пытался потискать ее чуть-чуть, мне и больно-то не было. Но Вера не давала мне даже поцеловать себя. Намазала меня какой-то мазью от ушибов, рассеченную губу и бровь обработала перекисью и только после этого сама обняла меня.
- Погоди, ты ж сказала, что аптечки нет?
- Соврала, - пожала плечами она.
Мы посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись одновременно.
- Вер, принеси сигареты.
Я закурил прямо там, среди обломков разбитого столика и мятых цветов.
Как ни странно, это внезапное появление ее бывшего мужчины позволило мне избавиться от своих страхов по поводу ее загадочного прошлого. Обдумав все как следует, я понял, что он мог дать ей больше, чем я: только деньги. Их общая жизнь была ярким примером того, что за деньги нельзя купить счастье. Вера была очень обеспечена с ним, но разве она была счастливее? Я осознал только тогда, что Вера за человек: ей не нужны были сокровища, ей нужно было счастье здесь и сейчас. И так – каждый момент ее жизни. И еще: она его не любила никогда. От любимого человека нельзя отказаться ни ради чего. Вера любила только меня.
С такими мыслями я проснулся на следующее утро, а моя женщина уже смотрела на меня во все глаза.
- Поедем домой?
Уффф…это была Вера. Никогда невозможно было понять, что сейчас стрельнет в ее голове.
Я засмеялся.
- Когда? – я спросил ее, уже целуя прекрасные кукольные губки, подмял ее под себя и вытащил разделявшее нас одеяло.
- Как соберемся. Никит, я люблю тебя, - она прохрипела признание картинным задыхающимся голосом, намекая, что я своей тушей раздавил ее. В окно заглянуло уже зимнее солнце, моя женщина щурилась в его лучах, лениво поглаживая мою шею. Она тосковала по Карелии, я замечал это уже несколько раз после нашего приезда. Особенно это ощущалось, когда она рассказывала Алене про Онегу и показывала ей фотографии.
-Ну и чего ты лежишь тогда, давай вещи паковать, - я поцеловал сначала ее ладошку, потом щечку, потом зарылся носом в ее волосы. Как они чудесно пахли. Я мылся ее шампунем и самонадеянно рассчитывал, что моя лысеющая голова благоухала ничуть не хуже. Кроме шампуня у нас на двоих было много чего: и мыло, и мочалка, и футболки. Мы могли есть одой ложкой и расчесывались одной расческой. Одна жизнь на двоих 1=1/2+1/2.
На следующий день мы встретились в кафе со Стасом и Аленой. У них отношения развивались стремительно, и, судя по их счастливым лицам, ехать с нами они не собирались.
- Ребят, мы домой хотим ехать, - сказала по-деловому моя Верочка.
- Что, соскучилась по Онеге? – ухмыльнулся Стас.
Он сразу тогда заметил, что Вера неравнодушна к нашей северной природе и наблюдал, как с каждым днем она все больше и больше влюблялась в бездонные красоты Онежского озера.
- Стас, там сезон открылся горнолыжный, можно туристов собирать, - напомнил я о нашем сезонном заработке. Зимний сезон был очень даже неплох в плане денег – тут и лыжники, и хаски – туры, и снегоходы по Хибинам.
Отдых на любой вкус. А мы еще толком и не обсуждали план на этот сезон, с агентством не созванивались – по уши увязли в делах сердечных.
Стас явно приуныл после моих слов, видимо его тоже похожие мысли посещали, но их реализацию он откладывал в долгий ящик, не желая расставаться с Аленкой.
Я позвал его на улицу покурить, а девчонки остались вдвоем за столом.
- Никит, я реально понимаю, что пора ехать. Но расставаться с ней совсем не хочется сейчас. Я так долго был один, и только-только стал получать удовольствие. Боюсь, что расстояние сейчас скажется пагубно на наших отношениях, - он наморщил лоб и затянулся.
- Я поеду сейчас, заявлю, что мы готовы, ты пока занимайся вариантами туров. Как пойму, что группа вот-вот будет – вызову тебя.
- Стас, не особо ко времени, но тебе нужно знать, может так легче будет сорганизоваться с Аленой, - сказал я, - собираюсь Вере предложение сделать и поскорее в загс ее затащить. Из приглашенных гостей будете только свидетели – вы, - я кода это говорил, мне самому не верилось, что это скоро произойдет со мной, что я женюсь.
- Ну, ожидаемо, - протянул Стас, - по времени определились? Думаю, Алена отпуск сможет взять ради такого дела, а там со свадьбы я ее в тур с собой заберу на несколько дней, может понравится ей. Алена работала помощником руководителя в международной компании, в тур тем летом поехала, чтобы Веру поддержать, поэтому я сильно сомневался, что она захочет это повторить, особенно зимой. Но Стасу о своих сомнениях не сказал.
- Ничего не определились, Вера вообще пока не в курсе. Но ей долго собираться не надо, она не из тех, кто сначала репетирует свадьбу, и год выбирает платье, - я посмеялся, представляя Веру волнующейся, беспокойно листающей свадебные каталоги и выбирающей кольца и прически.
- Да уж, это точно. Не удивлюсь, если она прям в твоей футболке Columbia и кроссовках в загс придет, - он знал, что Вера никогда бы так не сделала, но теперь у него была своя женщина, и любовные оды он хотел петь только ей.
Мы докурили и пошли к девчонкам. Они сидели рядом друг с другом на диванчике, забравшись на него с ногами и рассматривая что-то в телефоне.
- Я отпуск возьму после новогодних каникул до конца января. Мы с Верой подумали, почему бы нам не провести этот новый год вместе. А если у вас начнется тур, можно ли мне будет поехать с вами? – выпалила Алена.
- Ничего себе, мы отлучились на минутку, - сказал я.
- Ален, мы только с Никитой говорили о том, как бы тебя к нам выписать, - Стас подошел к ней и сел на боковину дивана.
- Ну, поскольку все решили, предлагаю расслабиться, завтра нам предстоит сложный день, - Верочка позвала официанта, и наш деловой ланч быстро перетек в душевный алкоголический ужин.
Следующие пару дней мы активно собирали Верины вещи, поскольку теперь понятно было, что большую часть времени мы будем жить в Петрозаводске. Ездили по магазинам, покупали кое-какое спортивное снаряжение, вещи для северной зимы в ее городе было почти не найти, все было ориентировано на европейскую погоду. Потом долго запаковывали и укладывали все в машину.
Эти сборы вымотали нас обоих. Хорошо, что аккуратный Стас нам помог, сами мы поубивали бы друг друга, а вещи так и остались бы ваяться по всему дому. Мы решили оставить Верину машину Стасу, чтобы он ездил на ней, пока жил в Нижнем Новгороде, а потом пригнал ее в Петрозаводск.
22.
В последнюю ночь перед отъездом мы говорили про наше будущее.
- Я хочу, чтоб мы жили в своем доме, Никит, - она лежала, прижавшись спиной ко мне, но я знал, что она улыбается, - давай продадим обе хаты и купим дом.
Мне было радостно, что она занимается обустройством нашего быта. Даже от ее слов веяло уютом. Я знал, что наш дом будет светлым и неповторимым, что в нем будет тепло, что Вера сможет принести в него добро. Я согласился, не раздумывая. Да и этот таунхаус хотелось поскорее покинуть и забыть как страшный сон.
- Дом как в Медвежке? – сразу перед глазами встал наш знаковый дом, место, где она всегда говорила мне «Да».
- Точно! Хочу как в Медвежке! – она повернулась ко мне, залезла на меня и победно улыбнулась!
- Ммм, амазоночка моя,- я обожал, когда она была такая воинственная, воодушевленная, когда она сияла своей бешеной энергией, какой может сиять только солнце.
- Пообещай мне, что первую ночь мы на Онеге заночуем.
- Веруш, мы уставшие приедем, не до чего будет, - ее желание означало, что по приезду надо брать палатку, зимние спальники, и направиться по легкому морозцу на берег озера, там разложиться, да еще костер развести, чтоб не окоченеть ночью, ведь в машине она спать откажется.
- Ладно, - слезла с меня, отвернулась и зарылась в одеяло с головой.
Блин, ведь знаю, что потащится одна, упрямая как осел. Так и придется идти с ней. Не пущу одну никуда, а она, по сути, ради озера в основном и стартует.
- Хрен с тобой, но с тебя сбор наших вещей. Что брать – скажу, но искать и складывать будешь сама, - сказал я строго.
Через секунду она обнимала меня за шею с такой силой, что я начал задыхаться. Дороже ее у меня никого и ничего не было, и что мне стоило доставить ей такое удовольствие – ничего, с кем еще я вот так сумасбродно мог бы отправиться зимней ночью на озеро – да ни с кем.
- Вер, пока ты меня не задушила, можно спрошу? – я не мог не спросить, это терзало меня с того вечера в Петрозаводске, когда она первый раз сказала про Олега.
- Я знаю о чем, вернее, о ком ты меня сейчас спросишь, - она немного отстранилась и села по-турецки в кровати, - ты мог спросить и тогда, когда я тебе рассказала о нем, да и после вашего знакомства мог, чего мучился то? Мне не больно о нем говорить и скрывать от тебя нечего. Он пришел к нам в школу в десятый класс, когда переехал с родителями из Казани в Нижний. Семья очень обеспеченная, поэтому он и был такой уверенный в себе. Мы тогда и начали встречаться. После школы поступили в разные институты, хотя он настаивал на медицинском. Собирались пожениться после его интернатуры. Ухаживал он очень красиво, у меня появилось все, о чем только могли мечтать девчонки моего возраста: дом, машина, штуки всякие дорогие. Я познакомилась с его родителями, планировалось, что буду работать в фирме его отца. Потом он уехал на стажировку в Чехию, жил там пару лет, как оказалось потом не один. Когда вернулся – я была для него уже не так желанна, как раньше. И в один прекрасный момент мы нечаянно встретились в нашем обычном кафе. Он был с другой девочкой, нисколько не смутился, увидев меня. Я даже объяснений не просила – толку то от них – насильно мил не будешь, убежала просто и все. Особо знать ничего не хотелось о нем, наоборот, было желание все забыть, а слухи все равно доходили. Он встречается с московской красавицей, просто вычеркнув меня из своей жизни, не позвонив, не извинившись, и все у него было хорошо. Он был единственным моим мужчиной, свою будущую жизнь с ним я уже давно просчитала, жила по плану. У меня самой не было ни своих желаний, ни мыслей – все как Олег скажет. Жизнь без него мне сначала вообще не представлялась, потом я смирилась, а потом почувствовала все ее прелести. В этот момент он опять вспомнил про меня. Видимо, прилизанная жизнь ему прискучила, и он решил, что пора доставать забытую куклу из чулана. А кукла в руки не пошла, убежала в лес.
- Почему же ты убежала?
- Да потому что после тех переживаний, которые я испытала после его ухода, после того, как я включила голову и поняла суть наших с ним отношений, они перестали быть ценными для меня. Олег тоже. Отношение к нему изменилось кардинально. Его характер раскрывался через его поведение. Мне невыносимы были его спекуляции светлым прошлым, переходящие в грубости и оскорбления. Он душил меня своей назойливостью, тем более, дважды в одну реку не входят. Я просто сбежала от его назойливого внимания…к тебе, – она улыбнулась и легла опять рядом.
- А деньги тогда откуда у тебя?
- Остатки былой роскоши, - рассмеялась она, - все эти фантики куплены давно, нового не покупаю, мне просто ничего не нужно подобного. Продала часть подарков, а в остальном мне хватает того, что сама зарабатываю. Сейчас вот ты содержишь.
- Вер, я не смогу дать тебе ничего такого, ты же понимаешь это? - мне очень больно было это признавать, гордость была ущемлена, но не сказать я не мог.
- Ты НАСТОЛЬКО плохо меня знаешь? – замолчала и вопросительно посмотрела на меня.
Я не стал больше ничего говорить, прижал ее к себе, закинул на нее ногу, и в нашей семье наступила ночь.
Как же спокойно мне спалось тогда! Больше никакой ревности и разрывающих сердце мыслей.
Верочкино утро, как ни странно, началось с какао. Хотя потом смотрю, несет в тощей своей лапке бутылочку красненького открытую. Мне она принесла завтрак в кровать, я поел, поспешно принял душ, и мы поехали. Стас ночевал у Алены, поэтому особо мы даже и не прощались.
- Стас, кстати, жалеет, что тогда на тебя посмотрел, а не на Алену, - предательски сдал я друга.
- Я спрашивала ее, не ревнует ли она к тому эпизоду нашего прошлого, - Вера отглотнула вина, - она ответила, что ревнует, что еще тогда мне позавидовала, что такой парень в меня влюбился, а не в нее. Он ей понравился, а когда я позвонила и сказала, что он едет в Нижний с нами, Алена поняла, что судьба дала ей второй шанс.
- Она им воспользовалась, - ответил я, погладив Веру по щечке.
Через пару часов мы остановились на заправке, взяли кофе, я съел почти все, что она приготовила в дорогу. Готовила Верка очень вкусно. Когда она пошла за второй порцией кофе, я видел, как проводил ее взглядом мужик из соседней машины. Она принесла стаканчики, подошла и поцеловала меня. Как же я гордился, что она была моя! Потом она взяла салфетки и попросила меня зайти с ней в туалет. Там дверь не закрывалась на защелку, поэтому мне пришлось придерживать ее одной рукой, а второй – Веру, демонстрирующую чудеса эквилибристики и отборный мат в связи с неприспособленностью общественных уборных под женские нужды.
Верочка моя, девочка моя, разве могут люди быть ближе, чем были мы?
Мы ехали быстро, слушали музыку, болтали, а когда выехали на платную дорогу до Питера, она сделала мне так хорошо, что мысли вылетели из моей головы все подчистую, не помню даже как ехал, так просто на автомате.
Вера не спала всю дорогу, пила вино, и томилась от ожидания. Она смотрела в окно с нетерпением, жаждала увидеть его, набраться от него сил как жаждет напиться воды томимый засухой цветок.
Когда мы приехали домой, было около полуночи. Наш город не мог похвастаться такой яркой иллюминацией как Нижний Новгород, окраины были темны и безлюдны, улицы в центре опустели, но озеро жило своей жизнью. Оно играло светом луны, искрилось и переливалось. Черная тягучая гладь слилась с небом и светила отблесками, словно была усеяна звездами. Мы проехали мимо в сторону дома, но Вера мысленно уже была на берегу. Я проклинал все на свете, желая оказаться в постели и ничего уже больше не делать сегодня. Мы быстро бросили вещи дома, я умоляющим взглядом посмотрел на нее, но уже понимал, что будет дальше. Я видел, как она с маниакальным рвением копошится в гардеробе, выуживая то одну, то вторую вещь, как лезет за палаткой и теплыми спальниками. Все это она проделывала уже в пуховике, поэтому пыхтела от жары. Я не мог ей не помочь, взял все и мы вышли из дома. Картина была презабавная: зимняя ночь, двое с рюкзаками и спальниками очень быстрым шагом идут к машине. Стоит ли говорить, что берег был абсолютно пустынным. Мы разложили палатку за пять минут, я развел костер, забрался в спальник и мгновенно уснул. Не стал ее ждать, отсюда она по доброй воле никогда бы не ушла. Вера тем временем взяла ворох одеял и ушла на самый берег. Льда еще не было даже у берега, но вот холод с воды ощущался сильно. Не знаю, сколько она так просидела, краем уха слышал, как она забралась в палатку и застегнула молнию.
Сквозь сон я позвал ее к себе, она без слов забралась в мой спальник, ее била мелкая дрожь, прижалась ко мне холодным носом, а руки были вообще ледяные – видимо умывалась что ли. Она поцеловала меня в щеку, прижалась крепко, и сразу стало жарко.
- Никит, любимый мой, спасибо тебе, - она уже спала, говоря мне это, потому что через секунду я уже слышал ее сап, тело расслабилось, человек был искренне счастлив. Вот как на нее злиться?
Как на Онеге не спалось нигде больше. Мы проснулись в прекрасном настроении, было свежо, но не холодно. Мы не вылезали из спальника – смотрели друг на друга и просто обнимались. Безмятежное наше счастье – оно было таким. Я не стал ничего придумывать – подбирать слова, искать кольцо, вставать на колени. Она была счастлива и довольна, просто потому что она тогда была там, где ей было хорошо, большего ей было не нужно.
- Верочка моя, ты станешь моей женой? – я говорил абсолютно спокойно, зная ее ответ.
Ее лицо засветилось улыбкой. Все было так естественно, так просто и так красиво, как природа, как моя Вера.
- Да, - она поцеловала меня. Мы ласкались как два влюбленных зверя, терлись носами, кусались, кувыркались, насколько это позволял спальник и наша одежда.
Наконец, мы вылезли из палатки. Утро было прекрасным, прозрачным, деревья блестели инеем, хрупкие листья под ногами ломались и шуршали. Я сварил кофе, Вера порезала хлеб и сыр, сделала бутерброд и как всегда первому принесла еду мне. Это уже было ритуалом – она проявляла так свою заботу и уважение – как бы не была голодна сама, она первым делом кормила и поила меня, как бы не уставала, она укладывала меня, а сама завершала дела.
Такое часто бывало, что я задумывался о чем-то, а она словно мысли мои читала и отвечала мне вслух. Так и тогда она подошла ко мне, холодными пальчиками прикоснулась к моим щекам и сказала:
- Все просто. Кит, я тебя люблю.
Говорят, что сожители, будь то супруги или даже хозяин и питомец от долгого соседства становятся похожи друг на друга и могут понимать друг друга без слов – так вот, мы были похожи, читали друг друга сразу же, нам не нужно было до этого сто лет прожить вместе.
23.
Мы приехали домой полные сил, не смотря на целый день езды и ночь, проведенную в лесу. Я высадил Веру, занес вещи и поехал в турагентство, оставив мою женщину на хозяйстве.
Пока добирался до места, смотрел на город. Он совсем не менялся, все было так, словно мы никуда и не уезжали. Но из-за того, что последние две недели были перенасыщены событиями, казалось, что нас не было в городе год. Работы в преддверии Нового года обещалось много, график уже был составлен вплоть до середины марта, а там можно было бы и отдохнуть погреться съездить.
Я сидел в турагентстве около часа, офис разрывался от звонков, народу ожидалось много. Такая суета была кругом, а я с нежностью и нетерпением думал о том, что дома меня ждет моя любимая женщина. Девочки предложили мне перекусить у них, но я отказался. В офисе уже нарядили елку, повесили новогодние огоньки, гирлянды какие-то и, глядя на весь этот блеск, я не понимал, сияет ли все вокруг меня, или же это я сам свечусь изнутри от своего счастья. Говорить о скорой свадьбе никому не стал, мне казалось это таким личным, таким интимным, что обсуждения и расспросы о том, кто она и как пройдет свадьба, мне казались пошлыми и ненужными. Я забрал информацию по первой группе приезжающих, согласовал время и позвонил Стасу, чтобы все ему рассказать.
Он, естественно, уже был готов. Мой рабочий азарт быстро передался ему, и он обещал приехать уже на следующий день, хотя тур начинался только через неделю. Но подготовка к первому зимнему выезду всегда занимала много времени, поэтому его скорому возвращению я был только рад.
Решив все дела, я вернулся домой. Вера разгуливала по дому в трусах и майке, одной рукой варила суп, второй - пила вино. Она была такая домашняя, от взгляда на нее у меня аж сердце защемило, как я ее любил.
- Никит, хорош! Хватит пялиться! Давай раздевайся и пошли завтракать, - она, смеясь, подошла ко мне, запрыгнула на руки, я прижал ее к себе за бедра.
Я стоял еще в куртке, от меня веяло холодом, а она висела на мне почти голышом и не собиралась слезать.
- Пожалуйста, возьми мою фамилию, мне это очень важно, - я немного побаивался, что она может фокус какой-нибудь выкинуть по этому поводу. Но и тут она будто чувствовала, где грань, которую нельзя переступать.
- Тут без вариантов, я же ТВОЯ жена буду, - она слезла с меня и сняла пуховик.
- Ты уже моя жена, - я хлопнул ее по попе и пошел мыть руки.
После завтрака я набрал своей тетушке. Она была родной сестрой моей мамы, а поскольку мама давно переехала в Швецию, она добровольно и с пугающим энтузиазмом взяла на себя ее обязанности по моему воспитанию и присмотру за мной. Когда я набрал ей и сказал, что хочу жениться, она даже не удивилась. Виделись мы с ней редко, зато моя сестра все самые свежие новости ей передавала достаточно быстро.
Она работала в загсе, и тогда это было самое нужное знакомство в моей жизни.
- Тетя Марин, пожени нас пораньше, - попросил я.
- Чего не терпится тебе? Залетела что ли твоя космическая женщина? – манера ее общения была на любителя, но тетка она была очень добрая и понимающая.
- Не, просто туры начинаются один за другим, а там не ровен час и залетит, - в ее стиле ответил я.
На том конце провода раздался зычный хохот.
- Ну, ты молодец, приезжайте завтра заявление подавать, - и повесила трубку. Вера сидела по-турецки за кальяном и ухмылялась, слушая наш разговор. Потом она подняла на меня свои огромные глаза, посмотрела сквозь меня и спросила: «Никит, мы ведь всегда будем вместе?». Ни с того, ни с сего. У меня мурашки побежали по всему телу.
- Вер, срочно иди ко мне. Мне не по себе стало от твоих слов, - холод пробежал, даже передернуло всего. Нужно было срочно прикоснуться к ней, понять, что она здесь, со мной.
- Мне так страшно стало, что когда-нибудь ты не обнимешь меня вот так, не поцелуешь или я не смогу этого сделать.
Я прижал ее к себе, подбородком уперся в ее макушку и сидел, ощущая тепло ее дыхания.
Сейчас, когда я вспоминаю об этом, ощущение того холодка, пробежавшего по телу и душе, опять меня накрыло. И мне нужен алкоголь и сигарета.
Тогда она прижалась ко мне, я чувствовал, что она сама напряжена и растеряна, что тогда за озарение ее посетило - не могу понять до сих пор. Но я попытался вернуть нашу с ней счастливую реальность, подмял ее под себя, ласкал и игрался с ней, щекотал, кусал, пока она не рассмеялась и не отдалась мне, забыв про неприятный разговор. Потом мы лежали сытые друг другом и довольные. Она вытянулась вдоль моего тела, положила на меня ногу, по-хозяйски обняла за грудь и задремала.
Вечером приехал Стас. Мы договорились, что после Нижнего он заночует у нас, да и машину Верину сразу нам оставит, а на следующее утро мы должны были с ним сразу уехать в турагентство.
Стас был усталый, но веселый. Как только вошел в квартиру, сразу набрал Алене, отчитался. Забавно было за ним наблюдать. Наш знаменитый холостяк терял свой романтичный статус на глазах. Да и выглядеть он сразу стал иначе – одомашнился как-то.
Вера накрыла на стол, встретила его, но не осталась сидеть с нами, сказав, что хочет выспаться, и подозрительно быстро ушла в спальню. На нее это было не похоже, и я насторожился. Свет сразу померк в моих глазах, все стало немило. Не вытерпев, через пару минут я вошел в комнату и заметил, что она прячет телефон под плед. Я попросил ее показать, что там, а она напугалась, глаза выпучила, и головой мотает. Я озверел за секунду: «Вера, что за секреты? Ты с ним переписываешься?». Она чуть не плача, вернее, уже плача, с немым укором кинула мне телефон, а там - свадебные платья…И смешно и стыдно мне было. Как удержался, чтоб не рассмеяться – не знаю. Но прощения пришлось попросить:
- Прости меня, я – ненормальный Отелло, - посмотрел на нее виновато, присел на пол перед креслом, на котором она сидела, и поцеловал ее коленки.
- Я красивой хочу быть, чтоб ты гордился, - все, слезы потекли, сидит, сопли растирает. У меня в кармане сигареты были, я закурил, потом уткнулся головой ей в ноги и сказал:
- Вер, ты – моя жизнь, человек, ради которого я живу. Я видел тебя всякой – пьяной, с похмелья, с размазанной косметикой, с прыщами, слезами. Я люблю тебя любую, понимаешь, Вер? Ты – это я. Платье – это да, вещь важная, но не беси меня тайнами своими, у меня крышу сносит при мысли, что у тебя есть, что скрывать от меня, - пока я это говорил, настроение моей женщины сменилось кардинально: от воинственного и требующего сатисфакции до нежно - мурлыкающего. Она уже не отпихивала меня, она гладила мою голову и тянула меня вверх для поцелуя.
- Прости меня, просто я не хотела, чтоб ты платье видел, - это прям удар был в мою голову. Вот логика все-таки у девчонок…Вера моя, моя девочка с мужским подходом к жизни, выдавала мне такие чисто женские номера. Я покачал головой и вспомнил слова Стаса про то, что Вера в загсе в тренировочных штанах будет.
- Беда, что я еще могу сказать. Вер, я тебе ноги брею, трусы покупаю, а ты от меня платье решила спрятать. Я рассмеялся. Выглядела она чертовски соблазнительно: футболка на одно плечо съехала, волосы вверх собраны небрежно, тонкая длинная шея, огромные кошачьи глаза, бесконечные стройные ноги.
- Ну, примета же, - озадаченно пробормотала она.
- Моя, я не посмотрю на платье до свадьбы, торжественно клянусь тебе в этом, но поступать так больше не смей. Я реально напрягся, - сколько мог я смотрел на нее серьезно, потом потянулся к ней, телефон упал на пол, Стас деликатно покашлял у двери.
Конечно же, он слышал наш разговор тогда.
- Вы как вообще живете и не поубивали еще друг друга? Вы ж постоянно на эмоциях! – его это удивляло, и мы все понимали, что сейчас он думает о том, что хорошо, что у него с Верой не сложилось, потому что он так не смог бы.
Вера встала, разложила ему в гостиной постель, мы все трое выпили по бокальчику вина и улеглись спать. Вернее, он спать, а мы – мириться. Потом потную, уставшую, с бешено стучащим сердечком прижал ее к себе одной рукой, а второй по волосам гладил, а она мне в ухо дышала часто и горячо. Сладкая моя.
Утром мы со Стасом поехали в агентство, Верочка дома осталась, а в обед нас уже ждала тетя Марина. Она встретила нас в коридоре, и своим хорошо поставленным голосом диктора выдала на весь холл: «Ну что, сынуля, петрозаводские женщины холодными тебе показались, так ты в Нижний Новгород за горячей кровью уехал, судя по царапинам на шее». Проходящие мимо тетеньки посмеялись, мы с Верой тоже. В кабинете она сразу сунула нам бланк и сказала:
- Так, дети мои, времени у меня нет совсем, говорите скорее, когда хотите, посмотрю, куда вас сунуть, - на этих словах она открыла планер.
- Нам сегодня лучше, - сказал я.
Ох, какой это был момент! Тетя Марина сняла очки и посмотрела на меня как на идиота, Вера медленно встала со стула и, повернувшись ко мне, сказала:
- Батюшки, это что за юморист? А Никитка-то мой где?
По их виду я понимал, что перегнул, и что сейчас Верка будет скандалить, а тетя Марина ее поддержит.
- Никита Крутов, ты ничего не попутал? – к тете вернулся дар речи, - давайте решайте скорее, некогда мне тут ваши шуточки слушать.
В итоге мы договорились, что поженимся 27 декабря, через три дня после возвращения из первого зимнего тура.
- Отпусти ты ее, дай ей хоть подпись то поставить, вот вцепился! – насмешливо сказала тетя. Я и не заметил, что на автомате, прижал негодующую Веру к себе и держал ее, чтоб не раскричалась.
- Может, все-таки, беременна, только молчите? – тетушка не успокаивалась, причины нашей поспешной, как ей казалось, росписи оставались для нее загадкой.
Вера загадочно улыбнулась. Посмотрела на меня. У меня замерло сердце. Не особо мы предохранялись. Неужели у нас будет ребенок?
- Нет, Марина Владимировна, - она покачала головой, а я испытал легкий укол разочарования.
- Смотри, как погрустнел! – сказала тетя, глядя на меня, - ты для детей созрел?
У нас никогда разговора о детях не заходило, но тогда я отчетливо понял, что хочу детей! Много! Я увидел наш дом, по которому носятся босые пятки и где стоит шум и смех, представил мою беременную любимую женщину, себя в объятиях дочек и сыновей.
- Да, - ответил я, выходя из какого-то полусна.
- А ты? - спросила она Веру. Мне было бы неприятно, если бы она тогда ответила, что не хочет.
- Хочу, конечно, но сначала обустроиться нам надо. Никита ведь на одном ребенке не остановится, а большую семью наша квартира не вместит, - она хотела, а все ее бурчания я пропустил мимо ушей.
- Все, идите уже. 27 декабря в 14.00 ваша роспись. Придете за час, посидите в зале ожидания, - она встала и выпроводила нас из кабинета.
24.
Мы вышли на улицу, я закурил и посмотрел на нее.
- Вера Крутова….мне нравится! – я примерил ей свою фамилию. Она улыбнулась мне. Капюшон у куртки был с большим енотовым мехом, поэтому из него только улыбку и было видно.
Из вещей нам оставалось запаковать ее лыжи и мой сноуборд. Кто говорит, что лыжники и сноубордисты по разные стороны баррикад и никогда не найдут общий язык? Мы с ней сломали этот стереотип. У нее был черный комбинезон с мехом, шлем и ботинки тоже черные, а лыжи темно-графитового цвета, у меня было все разноцветное красно-желто-зеленое и доска вся в граффити. Вот такой яркой парочкой мы и вышли первый раз на снег.
Нашими туристами были респектабельные дяденьки, которые на лыжах стояли уверенно, катались и в Австрии и во Франции, короче лыжники опытные. Сюда они привезли своих жен подучить их классу катания. Стас по привычке вез женщин и мою в их числе, я – мужчин и большую часть снаряжения. Дорога была отличная, снега почти не было, поэтому ехали быстро, останавливаясь только на перекур и обед.
Я впервые тогда видел, как Вера катается. Честно сказать, я немного побаивался, а зря. Она хоть и не была профи, каталась на уровне! Не боялась ничего, летела смело, не зная трассы, скорость набирала приличную. Я бы сказал, что ее стиль катания отражал ее философию по жизни – все в удовольствие и только на максимальных оборотах. Для меня доска была вторыми ногами, поэтому я инструктором и подрабатывал, а на склоне вообще завсегдатаем был – и с туристами приезжал, и сам по себе. Поэтому знакомых среди инструкторов и персонала в горнолыжном комплексе у меня было полно. Пока я размещал туристов, ко мне подбежали девчонки-детские инструктора, обняли меня и потрепали по помпону шапки. Я был рад их видеть, рад вернуться в любимое место, да еще и с любимой женщиной. Мне повезло, что Вера не видела теплого приветствия, она со Стасом выгружала вещи и перегоняла машины на стоянку. Когда гостей заселили, я пошел в лобби, дожидаться своих.
Бармен тоже оказался знакомым. Мы поздоровались, я подсел к нему за барную стойку поболтать, и тут вошли Вера и Стас. Я видел, как мой знакомый опытным взглядом заценил красоту моей женщины. Свет там был еще такой приглушенный, теплый и от него весь Веркин облик отдавал Востоком. Мне приятно было знакомить всех с моей будущей женой, на лицах девчонок я без лишней скромности видел тени разочарования, парни смотрели оценивающе, интересно было, что за девочка у меня появилась, ведь до этого сезона я всегда был один. Со всеми обещались встретиться на ночном катании. О, это всегда была тусовка для избранных. Там все друг друга знали, все катались профессионально. Новичкам или телочкам, которые приезжали запечатлеть себя красиво, и выложить гламурные фото в инстаграм, там места не было. Музыка всегда была что надо, обстановка располагала и к катанию, и к общению. Много там народа перезнакомилось и перетусило. В общем, когда мы с Верочкой присоединились к компании, народ уже прилично раскатал склон, и активно грелся глинтвейном из термосов.
Вся черная как пантера, гибкая, она оттолкнулась и легко заскользила по склону. Я побоялся, что внизу на подъемнике ее сразу окружит куча парней, поехал следом. Она по скорости меня опережала, и когда я спустился, она уже стояла у подъемника и хихикала с нашими туристами. Они уже заканчивали кататься и просто болтали, явно симпатизируя ей в отсутствие собственных жен. Я подъехал, закосил под бодрого дурачка, быстренько посадил их на подъемник, а сам с Верой сел в следующий.
- Чего хотели то от тебя старые хрычи ? – я снял перчатку и взял ее руку в свою.
- Да яйца свои неугомонные подкатывали, чего еще то, - сказала она весело. Настроение у нее было хорошее, ведь она была на природе, которая всегда придавала ей сил.
Я видел, что она относилась к этим подкатам весьма равнодушно и немного снисходительно, как к детским шалостям. Поэтому я не рефлексировал и спокойно повел ее знакомиться со своими товарищами. Что касается Стаса, то он вечерние катания не признавал, хотя катался очень прилично.
Мы подошли к ребятам. Они предложили нам выпить. Но Верочка моя никакого глинтвейна в жизни не пила, достала из рюкзачка заботливо приготовленную фляжку, и чокнулась с ними вином. Девчонки наблюдали, как моя женщина пьет, не закусывая, переглядывались между собой и смотрели на меня вопросительно. Дело в том, что Вера была очень привлекательна, а таким прощается все. А мои подружки со склона были максимум миловидны, а среди таких выживают только самые смекалистые, которые смогли выдать свои недостатки за достоинства и при этом ведущие себя безупречно.
Конечно, повадки моей Веры казались им взывающими. Они видели, что я люблю ее, и тогда задавали мне немой вопрос: «Никита, как ты мог клюнуть на такое?». Верка и усом не вела в их сторону. Пила вино, пританцовывала, смеялась шуткам ребят, словом чувствовала себя очень даже комфортно. Я понимал все ее превосходство над остальными, знал, что и она это видит. Поэтому я просто стоял, любовался ей и улыбался иногда колким шуткам девчат.
Мы пробыли на склоне пока не замерзли. Первой сдалась Вера. Подъехала ко мне и сказала еле двигающимися губами: «Рук не чувствую совсем и ног». Я сразу перчатки снял и с нее и себя и стал руками растирать ее окоченевшие лапки, потом одел на нее свои теплые перчатки и мы быстро поехали к дому.
В номере я быстро скинул куртку, и пока она раздевалась, я готовил ей горячую ванну. Не хотелось, чтоб она разболелась в первый же вечер. Вера разделась и залезла в воду. Пальцы на руках и ногах были красные, нос и щеки как у бомжеватой алкоголички – сизые. Такая она смешная была, я засмеялся, она посмотрела на меня и тоже засмеялась. Я сел на край ванной, опустил руки к ней в воду и начал ее щекотать. Ванна была очень узкая, маленькая, но желание оказаться с ней голенькой рядом победило, я быстро разделся и плюхнулся к ней. Помыться, конечно, нам не удалось, но поваляться и пообниматься мы все - таки сумели. Она сидела у меня между ног, прислоняясь спиной к моей груди. Я целовал ее выпирающие позвонки, колечки волос на затылке, мы держались за руки и лежали до тех пор, пока вода не стала остывать. Потом завернулись одним полотенцем и стояли, глядя друг другу в глаза. У нее около носа выступили капельки пота, щечки раскраснелись, она встала своими босыми ногами на мои ноги и сказала: «Ты - мой родной».
Мы прокатались всю неделю, выезжали на хаски, ездили на снегоходах с туристами. Время пролетело незаметно, близилась наша свадьба и Новый год. Я думал о том, как круто мне стало, когда пришла Верочка. Она вдохнула в меня жизнь, и не только в меня самого, она будто оживила картинку вокруг меня, я стал различать и наслаждаться оттенками вкусов, цветов, звуков, да я просто понял, что такое жизнь.
Стас частенько мне говорил, что мы подобрались как два сапога-пара – люди, живущие одним днем. Наверное, в чем-то он был прав – мы, и правда, ловили каждый миг, будто набрали скорость и катились по неизведанной снежной целине. Оба любили жизнь и кайфовали от всех ее проявлений, могли и позволяли себе все: лезли туда, где для всех был проход запрещен, начинали утро с алкоголя, занимались сексом в самых экстремальных местах и любили друг друга самозабвенно. Говорят, что притягиваются противоположности – вранье. Притягиваются половины одного целого. Природа не терпит пустоты, и там, где есть только одна половинка – всегда появится и вторая. 1/2+1/2 =1
25.
Мы вернулись в город 24 декабря. Красота была в городе, суета предновогодняя, все пестрило и переливалось самыми яркими красками и огнями. Люди шли и ехали в предпраздничном возбуждении и по большей части в хорошем настроении. Даже Стас порхал. Но у него был свой личный повод для радости – прилетала Алена. Она схитрила на работе и ушла на больничный, чтобы попасть к нам на свадьбу.
Стас хотел один забрать ее из аэропорта и отвезти к себе домой, а к вечеру всем собраться у нас. Во всех кафе и ресторанах города было не пробиться.
Собственно поэтому мы решили заказать еду домой и побыть у нас, обсудить планы на ближайшее будущее.
Любимая моя по магазинам любила ходить не больше меня, но надо было что-то купить к приезду ребят, подготовиться хотя бы частично к отъезду после свадьбы. Поэтому мы протащились по всем торговым центрам города, потратив на это часа четыре, выбирая все для всех. Потом я не выдержал:
- Вер, надо выпить.
Она сама была измучена и уже не рада была всей этой суете.
- Это лучшее решение за сегодняшний день, - она устало села на скамейку около парковки. Я закурил.
Мы свалили все покупки в багажник, зашли в «Ленту», купили вина, виски и поехали домой. Пока ехали, она быстро заказала еды, устало откинулась на спинку кресла и взяла меня за руку.
Мы выпили по бокалу еще в прихожей. Она понимала меня с полуслова всегда. Я устал, и она не пилила мне мозг разбором вещей, мытьем рук и другой ерундой. Она, не раздеваясь, прошла на кухню, плеснула в бокал колы, принесла штопор для своей бутылки, мы сели прямо на пол среди пакетов и обуви, прислонились друг к другу головами, чокнулись бокалами и молча пили. Мы оба умели отодвинуть все заботы и осознать момент. Нам было хорошо тогда, уставшим и забившим на все.
Когда мы ожили от этого предновогоднего безумия, поржали над нашим трипом, включили музыку, сняли, наконец, одежду и занялись подготовкой к вечеру.
Елки у меня не было, Вера и не просила ее купить, зато гирлянд мы купили столько, чтобы компенсировать ее отсутствие. Моя любимая обожала огоньки, мы вместе растянули их по всей квартире, они были везде и наш дом стал похож на пещеру хозяйки Медной горы из сказки П.П. Бажова. Блестело и переливалось все. Было очень необычно, но атмосфера создавалась действительно сказочная, я тогда еще пошутил, что Вера должна ходить по дому в костюме Снегурочки.
Потом пришли ребята.
- Ха! Да от вас сексом просто разит! – сказала Вера, не церемонясь.
На самом деле так и было, поэтому все понимающе заулыбались и молча пошли в гостиную. Девочки накрывал на стол, мы со Стасом начали пить, не дождавшись еды, и закусывали мандаринками. Он был под впечатлением. Довольный, счастливый, влюбленный, Алена, впрочем, тоже. Он не вдавался детали, просто сказал, улыбаясь, что Алена – это космос, и устало откинулся на подушки дивана. Из его уст это прозвучало несколько комично: он был такой спокойный всегда, да и Алена за то время, что я мог за ней наблюдать, хоть и показалась мне веселой девочкой, особо взрывной энергией не отличалась. Так что мне представился их размеренный «космос» и я заулыбался.
Девчонки тем временем договорились на следующий день пойти по магазинам за платьем на свадьбу. Вера ни разу не высказала беспокойства по поводу того, что платье ей так и не купили. Нам сказала, что не хочет специально ничего искать, что платье ее уже где-то ждет, а где – непонятно.
- Я его точно узнаю сразу, как только увижу.
- А если нет? – скептически спросил Стас, который не хотел расставаться надолго с Аленой.
- Мысли позитивнее, - улыбнулась ему Вера.
Он всегда немного ее раздражал своей флегматичностью, ей хотелось его задеть, растормошить, просто подразнить.
В итоге девочки предложили нам их завтра не ждать и не завязываться на них по планам. Я был пьяный уже, и согласился, не возражая. Мы просидели до полуночи и разошлись, так как подругам предстоял непростой день.
Вера уехала из дома около десяти утра, когда я еще валялся в кровати. Поцеловала меня в уголок губ и, оставив на мне след своего парфюма, исчезла в магазинах Петрозаводска. Я повалялся еще немного в кровати, полистал новости в интернете и позвонил Стасу. Он был бодр, больше того – он вез наших девчонок в центр за покупками. Эта новость меня успокоила, я не спеша позавтракал, смыл в душе вчерашний алкоголь и поехал ждать их в наше кафе. Там меня и нашел Стас.
- Эти женщины становятся совсем безумными, когда дело касается их внешности, - сказал он, морща лоб и закуривая сигарету.
- В смысле? – тупил я.
- Алена чуть меня самого не затащила по магазинам, когда речь зашла, в чем я буду на вашей росписи, - он явно негодовал.
- Забей, - сказал я, чокнувшись с ним о его пустой бокал.
Я не звонил своей женщине два бесконечных часа. Время было уже около часа дня, когда ломка по Вере победила меня, я набрал ей по видеосвязи.
На том конце была темнота, шелест и Верочки мат:
- Кит, я в примерочной вылезаю из дурацкого платья. Отстань пока не поздно, - и повесила трубку.
Стас беззвучно смеялся, я смотрел на телефон и медленно осознавал, что она меня только что послала. Мне стало самому смешно.
- Никит, получается, что 27 декабря вас распишут днем. Дальше-то план какой? У нас туристы есть на четыре дня с 28 декабря. Мы свадьбу, получается, и не отметим, - рассуждал Стас.
- Я в Медвежке дом забронировал нам, туристам сегодня бронь подтверждается до 2 января. Нам надо позаботиться о еде для себя и для гостей – ведь не купишь ничего во время праздников. Надо узнать, что они есть-пить будут и заранее им основной набор подготовить, - сказал я.
- Ты прав, я им сегодня позвоню. Отличная фишечка! – идея ему понравилась.
- Наш с вами набор ясен давно, – я посмеялся.
- Надо прицеп брать – твой снегоход привезем туда, - свой Стас давно уже перевез в Медвежку и там благополучно сдавал его в аренду отдыхающим.
- Девчонок надо порадовать чем-нибудь, - предложил я.
- Хорошая мысль! Ты сегодня креативишь, - посмеялся Стас, - давай подумаем и уже пора готовиться тогда. Как девочки с шопинга вернутся – поедем за мясом и вином.
- Ага, если вернутся в хорошем настроении, что по последнему телефонному разговору маловероятно.
У меня самого настроение было отличное – мне, в отличие от Веры, заботиться о наряде не нужно было – давно висел и ждал своего часа купленный мамой в Швеции костюм.
Еще через час терпение мое лопнуло:
- Вера, мать твою, ты где пропала? Мне плевать на все платья, давай закругляйся, я сейчас приеду. Говори куда, - мне не нравилось, что она пропала и даже не удосужилась позвонить.
- Обернись, псих.
Я обернулся, они с Аленой входили в зал. Шла моя девочка в черном спортивном костюме. Шапочка вязаная на макушке, меховая жилеточка – такая аппетитная, захотелось ее воспитать прямо в тут в туалете, до дома я бы не дотерпел. Она подошла ко мне, поцеловала в лысину, при этом волосы ее длинные закрыли мое лицо, она опять затянула меня в себя. Я взял ее за талию, сжал руками видимо слишком сильно, она засмеялась и мне на ухо сказала:
- Кит, тише, тише, - как вкусно она пахла. Губами касалась моего уха и по мне бежали мурашки.
Потом она распрямилась, и я прижал ее живот к своему лицу.
Ребята рассмеялись:
- Ты нетерпеливый! До дома хоть подожди!
Я не обратил внимания на их слова и поцеловал тонкую полоску кожи, оголившуюся между штанами и кофтой. И услышал, как заурчал ее живот.
- Ты ела хоть что-нибудь сегодня?
- Нет, мой, не успела еще. Накормишь меня? – она улыбалась мне так хулигански, в ее словах был явный подтекст.
Мы подождали, пока девочки поедят, и поехали за припасами к свадьбе. После росписи решили сразу уехать в Медвежку и посидеть там немного, потому что на следующий день начинался новый тур.
Настроение было такое праздничное, какое только в детстве может быть, когда ты еще свято в чудеса веришь. Вот и тогда было чувство предвкушения чего-то прекрасного, мы с ней держались за руки, стояли в начале нашего счастливого и безоблачного пути. Весь день мы провели в беготне и хлопотах, к вечеру попрощались с ребятами и были такие уставшие, что еле приволоклись домой.
26.
Кольца я купил, когда поехал мыть машину перед свадьбой. Почему я не взял Веру? Да потому что точно знал, какое кольцо ей подойдет. Точно такое же, как и мне. Самое простое.
Верочка моя…я лишился дара речи, мозгов, даже твердой почвы под ногами, когда увидел ее в день нашей свадьбы в загсе. В тот день я пришел раньше росписи на час, как и просила тетя Марина. Было очень много света, зеркал, кругом маленькие диванчики, цветы, короче находиться мне там понравилось. Конечно, каждый день жениться я бы не стал, но в качестве смены обстановки – почему бы и нет. Я ошивался в коридоре, ожидая, пока закончится торжественная регистрация пары, чтобы показаться своей тетушке. Мысли витали где-то далеко, сегодня я даже и не задумывался над тем, что Вера станет моей женой, стоял, засунув руки в карманы брюк, смотрел на свое отражение в одном из зеркал. Я надел белую рубашку, костюм, сходил в парикмахерскую постричься и побриться и стал каким-то официальным, совсем не тем, кем я был в обычной жизни. Но выглядел очень даже ничего. Приехал Стас с цветами. Если б не он, я бы так и не вспомнил, что они нужны. Веру я не видел с ночи. Рано утром за ней заехала Алена и забрала ее в салон красоты. С тех пор она ни трубку не взяла, ни на мои угрожающие сообщения не ответила. Обижаться не стал, потому что уже понимал, что в такой день ее женская природа возьмет верх над рациональной ее частичкой и Вера захочет быть настоящей невестой. Я позволил ей играть так.
В ожидании мы со Стасом выпили бутылочку брюта. Потом чья-то регистрация закончилась, из двери зала высунулась кучерявая голова тетушки и позвала меня: «Крутов, заходи». Мы прошли через зал к ней в кабинет. Там за разговорами выпили еще бутылку шампанского. Обстановка располагала – пахло парфюмом, конфетами и цветами, было немного душно. Я попросил разрешения покурить, и, получив его, открыл окно и посмотрел вниз.
В двери загса постоянно кто-то входил и выходил. Заносили коробки, чехлы какие-то, выносили ящики с бутылками и много всякого хлама.
- Ну и движуха тут, никогда бы не подумал, - сказал я.
- То ли еще будет 31 декабря! – гаркнула тетя, закурив прямо в своем кресле.
- Да, оригиналов у нас хватает, - философски отметил Стас.
Зазвонил мобильный.
- Иди ко мне, - сказала моя тихо.
- Иду, - прошептал я.
- Вера приехала, - пояснил я тете Марине, выложил кольца из кармана ей на стол и пошел.
Моя тетка вздохнула и покачала головой.
- Веди, значит, пораньше распишем, и я домой поеду, вы последние у меня сегодня, - она взяла папку и пошла к музыкантам. В зале сидел квартет молодых ребят со скрипками и виолончелью. Играли красиво, я слышал. Одеты были все в черное. Я уже плохо помню. Единственное, что в памяти отчетливо стоит – это Вера, в огромном дверном проеме.
Ослепительная красота. Я мог бы ее сравнить с искрящейся красотой снега на горной вершине, с бездонной красотой Онежского озера, но все будет не то. Она была и дикой, той, которую видят многие, и только моей. Я видел красоту, которой поклонялись художники – огромные карие глаза, лебединая шея, волосы в небрежном пучке – она могла стать музой какого-нибудь поэта, но я видел и мои, только мои морщинки в уголках глаз, только мне принадлежащие тонкие красные от мороза пальцы, я не мог выдавить из себя ни слова. Она была в прямом платье до колен с воротником стойкой. Единственным открытым местом были плечи и спина. За последние несколько дней во всей этой беготне она скинула пару килограмм и теперь ее ребра торчали как на рентгеновском снимке. Я мог бы обхватить ее талию своими руками. Она была как фарфоровая статуэтка, как та, что стояла на комоде у моей бабушки. Прекрасное нечеловеческое создание из мира сказок.
Она, улыбаясь, смотрела на меня. Мне что-то говорил Стас, Алена хлопотала рядом – я не мог оторвать глаз от нее.
-Ты - моя, - прохрипел я.
-Ты - мой, - беззвучно шептала она.
- Крутовы, я сейчас домой уйду! – прокричала тетя Марина.
Оцепенение как рукой сняло, она первая подошла ко мне, и оказалось, что на каблуках она выше меня. Это забавно смотрелось. Ребята видео нам потом показали, как я шепчу: «Ты - моя», она подходит, и я набрасываюсь на нее. Я боялся ее раздавить, измять, но сделать с собой ничего не мог – сжал ее так, что на голой спине отпечатались мои пальцы. Я буквально внес ее в зал, заиграла музыка. На видео мы потом заметили, что и музыканты и моя тетя – все улыбались. Вера сжимала мои пальцы до боли, я смотрел, как трепещут ее ресницы. Она плакала. Я не смог больше сдерживаться, отпустил ее ладошку и прижал ее к себе. Потом нам поднесли наши кольца, я одевал ей кольцо с таким счастливым лицом, я сиял просто, понимая, что теперь все всегда будут видеть, что она моя, а Верочка одела мне мое и поцеловала мне руку. Как я не уложил ее прямо тогда - не знаю. Когда прозвучали заветные «Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловаться», все, меня понесло. Весь ритуал я честно простоял, боясь испортить церемонию, но теперь – я обхватил ее так, что сбил ей дыхание, и стал целовать. Остановиться было не возможно, губы, шея, щеки, волосы - я целовал все.
- Никит, дай новоиспеченную родственницу поздравить, - похлопала меня по спине тетушка, - иначе ты ее съешь.
Я механически отстранился от Веры, но даже не осознавал этого, шепча ей, как я ее люблю.
- Спасибо, - прошептала она тетушке, обнимая ее.
Вера моя вся пульсировала, ее сердечко билось как воробушек, пойманный в кулак. С каждой моей лаской она плавилась, становилась все горячее и податливее, она прижималась ко мне, и ее желание было так откровенно, так наглядно, что ребята, не стали нам докучать поздравлениями, а просто усадили нас в машину.
Вещи все уже были подготовлены и сложены в багажник, прицеп, на котором стоял наш зачехленный снегоход, был заблаговременно прикреплен, поэтому мы просто сели и поехали.
27.
Стас был за рулем, мы втроем пили шампанское. Из загса мы выбегали в куртках, а в салоне сняли их и я прижал к себе хрупкие плечики моей жены. Она обняла меня за шею, прижалась и сказала: «Муж мой, я так счастлива». Она была у меня подмышкой, моя жена и мне вообще было ничего больше не надо.
Мы доехали часа за два с половиной до нашего домика, Верочка была естественно в курсе наших планов, а вот Алена была тут первый раз.
- Как круто! - сказала она, с восторгом оглядываясь по сторонам, - какой просторный дом! Как тут красиво, как в сказке.
- Погоди, дом не покажется тебе таким уж просторным, когда они к себе уйдут – слышимость тут как в панельном доме, - сказал насмешливо Стас.
Мы заняли нашу с ней комнату, в которой она когда-то сказала мне «Да». Нужно было переодеться, потому что жарить шашлыки в свадебном платье было как минимум неудобно, так еще и холодно. Мы на какой-то момент замерли с ней, остановившись от этой спешки, и посмотрели друг на друга.
- Ты помнишь, как мы с тобой сидели тут на балкончике тогда? Я увидела тебя только в тот день, какой ты: от тебя веяло силой. Я знала, что ты меня защитишь, а от чего или от кого – даже не понимала.
- Вера, я сам тогда ничего не понимал. Меня будто сила какая-то направляла.
- Кит, это настоящее волшебство – то, что с нами происходит.
Я больше не мог терпеть, она сама была волшебством – красивая, такая родная, такая желанная.
- Они и без нас начнут, моя, - я уже расстегивал ремень.
Она улыбалась мне всем ртом нашей с ней улыбкой и расстегивала мне пуговицы на рубашке.
К тому моменту мое тело было уже далеко не идеально – я никогда не мог удержаться от вкусностей, приготовленных Верой, но я вовсе не комплексовал – Вера любила меня любого – и с прессом и с мягким хлебушком вместо него. Сама она в свои тридцать пять лет выглядела фантастически. Вроде и старше была меня на четыре года, а смотрелась младше и свежее меня.
Я смотрел, как она меня раздевает, я уже понимал, что она хочет меня взять сама. Она осознавала свою власть надо мной, она знала, что я вообще не могу себя контролировать, когда она сверху, она опять стала хищницей. Но я не мог ей позволить снять платье самой. Я хотел это сделать сам. Резко повернул ее спиной к себе, убрал рассыпавшиеся по спине волосы на одно плечо, расстегнул пуговицу, и верхняя часть платья опустилась ей на талию. Я целовал ее спину, гладил руками грудь, живот, я каждый момент осознавал, что это все – мое. Она повернулась ко мне лицом и раздела меня окончательно. Она ласкала меня, она обвила меня своим телом, скрутила как пленника, она села на меня сверху и в рассыпавшихся кудрях, горящих углях глаз и полуоткрытом рте было не узнать того ангела, явившегося мне в загсе. Она была моей дикой кошкой.
Я вынес ее к ребятам на руках после нашего с ней уединения через час. Алена стояла за спиной у Стаса и обнимала его. Она выглядела так простецки в пуховике и вязаной шапке – ни следа от городского лоска. По мне, так ей шло гораздо больше. Стас снимал первую порцию жареного мяса.
- Мы поняли, что вы скоро выйдете, поэтому начинать без вас не стали, - сказал Стас, ставя на стол блюдо. Я открывал вино и разливал его по бокалам. Мы сидели в гостиной, но укутались все тепло, потому что дверь на улицу постоянно открывалась. Девочек накрыли пледом и посадили на диван. Когда все уселись, я взял бокал и сказал первый тост:
- За мою жену. Вера, я живу только тобой. Все, что есть у меня важного и ценного – это ты. Моя, люблю тебя всем собой, и любить буду до самого конца.
Мы чокнулись бокалами и выпили.
- Да, хорошо, что все вышло так, как вышло, - добавил Стас.
- Детка, я поздравляю вашу семью, пусть всю жизнь у вас будет так же горячо, как и сейчас, - они обнялись с Верой, но взгляд Алены был обращен к Стасу.
Настала очередь Веры говорить. Она, как и всегда была оригинальна.
- Ты понимаешь, что ближе и родне тебя у меня никого нет? Я без тебя бездомная сирота. Ты появился, и мне стало светло. Никит, ты понимаешь, что я давно уже не могу без тебя? – она первый раз говорила так, что ее слышали другие люди, не только я. А еще – она плакала. Слышно было, как ком в горле мешает ей говорить. Она перешла на полушепот:
- Мое сердце узнало тебя, половиночка моя, душа моя, муж мой любимый, - тут у меня у самого слезы потекли. Я залез к ней на диван, взял ее на руки:
- Люблю, люблю, люблю, - я целовал ее скулы и шею, прижимая ее к себе изо всех сил.
У нас был миллион вопросов, которые нужно было обсудить и решить не откладывая. Но это был вечер нашей с ней маленькой свадьбы, и думать о чем-то, кроме секса с моей законной женой я не мог.
Фактически, мы тогда вышли поесть и опять ушли к себе.
Утром меня разбудил шум от телевизора и работающей кофеварки. Алена готовила завтрак, Стас был полностью одет и готов ехать за туристами.
Я натянул шорты и спустился к ним, Вера спала, свернувшись калачиком. Как ни заманчиво было забраться к ней под бочок или пристроиться сзади – надо было вставать.
За окном шел снег, ветра совсем не было, сосны стояли все в белых сугробах, похожих на вату. Озеро подмерзло, покрылось тонюсеньким белым одеяльцем. Солнце светило и звало на улицу. День обещался быть погожим, по-настоящему предновогодним. У нас вкусно пахло яичницей и кофе.
- Я готов, сейчас оденусь быстренько, - сказал я.
- Отлично, давай быстрее, - подстегнул меня Стас.
Мы должны были забрать гостей и привезти их в Медвежьегорск. А перед этим заехать и выгрузить продукты в их домик. Девочек мы оставляли дома, чтоб вторую машину не искать для них.
Пока мы занимались туристами, девочки сотворили чудо – устроили дома сказку. Когда мы к вечеру пришли уставшие, в центре гостиной стоял сервированный стол с корзинкой мандаринов, пахло хвоей, и мы поняли почему, когда вошли полностью – в углу стояла наряженная елка, а по всему дому были растянуты зажженные гирлянды. Наши хозяюшки смотрели «Гарри Поттера» и готовили ужин. Мы со Стасом переглянулись - девчонки нас обошли. Мы тоже готовили им сюрприз, но на следующий день.
- Интересно, есть ли еще в мире хоть ода такая же жена, которую муж оставил в первый же день после свадьбы одну? – она улыбалась мне, подошла и обхватила меня прямо в моем необъятном пуховике. Я холодный был, на капюшоне даже снег не растаял, стоял и прижимал к себе свое счастье.
В тот вечер мы обсудили все: и предстоящий Новый год, и планы на ближайшие пару дней. Я вспоминаю то время как самый безмятежный период нашей жизни. Мы были всегда вместе, друзья с нами рядом, наш дом был просто напитан любовью и смехом.
На следующий день девочек ждал наш сюрприз. Днем мы были заняты с гостями, а вечером вывезли их кататься на собачьих упряжках. Они в восторге были. В смысле и собаки, и девчонки. Вера, как я и думал, не осталась равнодушной к собакам. Она играла с ними, один пес опрокинул ее в снег, навалившись своими мощными лапами. Она трепала его уши, зарывалась в его мех, а он тыкался сырым носом куда попало и зазывал ее играть. Они бегали, валялись в снегу, Вера хохотала звонко и беззаботно. Мы пробыли с собаками почти до ночи, домой вернулись затемно, уставшие, но в таком прекрасном настроении, довольные и счастливые как дети.
Человек быстро ко всему привыкает. Я привык к счастью, когда засыпаешь и просыпаешься, зная, что ты любим и любишь, готовый обнять весь мир просто потому, что тебе хорошо на душе. Да еще и обстановка окружала меня такая романтичная что ли, моя любимая как домашняя кошечка создавала вокруг меня уют и чувство безграничной нескончаемой любви, терлась у моих ног, спала калачиком рядом, шептала мне в ухо свои нежности, у ребят тоже была любовь. Мы как- то гармонично все соседствовали, да и настроение у всех было схожее.
В таком вот ключе мы встретили Новый год. Все смеялись, что жизнь превратилась в сплошной праздник. Так, впрочем, и было.
Незаметно пролетел январь, и Алене пора было возвращаться в Нижний Новгород. Мы сидели у Стаса дома, курили кальян и растерянно смотрели дуг на друга. Все так привыкли к тому, что нас четверо, мы сдружились, так и должно было продолжаться, а не заканчиваться. У ребят был до того вечера серьезный разговор, они принимали решение как поступить правильнее и сейчас озвучивали нам свое решение.
- Никит, я отвезу Алену в Нижний в выходные, останусь там недели на две, вам придется тут одним это время порулить, но тут одни сноубордисты, тебе даже лучше будет с ними язык найти, Вера организационные вопросы может легко на себя взять, - он взял Алену за руку и поцеловал.
- Я переезжаю к вам, ну в смысле к Стасу, - сказала Алена.
Вера обрадовалась, обняла их обоих, вскочив с дивана.
- Мне нужно вещи все перевезти, работу тут найти, все - таки вашими перебежками я не смогу, мне что-то более спокойное нужно, - она вроде и напугана была, но и рада одновременно. Моя Вера гораздо решительнее, с гордостью подумал я, да она вообще сумасшедшая, моя Вера. Мы перешли на виски с колой, закусывали их мандаринками и конфетами с новогоднего стола.
-Как в детском садике, - сказал Стас.
-Воспитателям иначе нельзя, у них профессия вредная, - шутила Верочка.
28.
Мы прожили ту зиму, кутаясь друг в друга как в уютное мамино одеяло. Нам было сладко вдвоем с моей любимой. Нас с ней стали узнавать соседи, сотрудники турагентства, ребята, работавшие в Кировске. Мы везде были вместе, всегда обнимались, ругались, целовались, мы были одним целым – семьей.
В середине той зимы Алена переехала окончательно в Петрозаводск. Мы устроили ее в местную администрацию с помощью нашей любимой тетушки Марины Владимировны.
Стас был полон идей по расширению бизнеса. Он готовил новые сезонные туры, занимался рекламой, обзванивал старых клиентов.
Я докатывал сезон в Кировске с туристами. Приезжали немцы, я переводил и учил молодую жену одного из них кататься.
Вера вела кипучую деятельность по купле-продаже квартир и домов. Мы нашли с ней чудесный дом, естественно, на берегу Онеги. Вот она с завидным рвением и переселяла нас туда. Моя жена устраивала нам семейный очаг.
Я когда слышал, как она представлялась по телефону: «Вера Владимировна Крутова», или документы ее какие-нибудь на глаза попадались – я понимал, что лучше не может быть просто.
Единственный минус, она была очень напряжена, вечно орала на кого-то по телефону, ругалась, зачастую даже со мной. Но примирения всегда были такими жаркими, что ругань сразу забывалась.
Из всех наших ссор мне запомнилась лишь одна, когда она из дома ушла.
Дело было в начале июня, белые ночи еще были. Мы были в квартире, хотя жили уже на чемоданах – перевозили все в дом после ремонта. Как-то вечером позвонил Стас. Он сказал, что неожиданно, после какой-то пьяной тусовки в Питере, приезжали девчонки из Москвы, одна из которых была популярной блогершей, а вторая была давней подружкой Стаса. Он сразу оценил перспективу неплохого пиара, если попасть к ней в эфир, и упросить ее пару раз дать на своем канале ссылки на наш канал.
- Понимаешь, Карелия, эко-туризм, красивые фотки в инстаграм, мы с тобой можем очень круто попасть сейчас на эту модную волну. Они обе такие деловые, но мы их в два счета …- Стас не стал заканчивать фразу, мы оба понимали, что он имеет ввиду. Нужно было просто обаять девчонок, пофлиртовать, устроить им романтик, чтоб остались памятные впечатления о приветливых карельских ребятах.
- Их сколько всего приезжает? – я вспомнил, как раньше это было просто, подумал о сулящих нам перспективах и выгодах и решил прикинуть свои возможности.
- Всего трое. Им хватит двух дней. В субботу приедут, в воскресение
посадим на самолет к вечеру, - Стас уже начал продумывать детали тура, - только у меня к тебе просьба. Не бери в тур Веру. Алена вся в отчетах сидит, слава Богу, даже предлагать ей не пришлось.
Я понимал все, конечно. Верочка моя была бы как минимум не уместна, смазала бы всю картинку, а вообще – обломала бы девочкам весь кайф. Предстояло самое сложное – сказать как-то об этом моей жене. Я положил трубку, сказав, что наберу ему через час, прогнозируя варианты ее реакции. Все они были не радостные.
Нам с детства внушают, что совершая какой-то поступок, будь готов нести ответственность за него. Это правильно я считаю, ведь любое мое действие накладывает отпечаток на окружающих меня людей. Зная заранее, что поступаешь плохо, подумай, а оно тебе точно надо, ведь лавина последствий ждать себя не заставит. Расхлебывать придется однозначно тебе, сможешь ли ты это сделать – еще не известно.
Вера ходила по дому, шлепая босыми ногами по ламинату, распивая после напряженного вечера вино и болтая с Катей по телефону. Взглянув на меня, она сразу просекла, что что-то не так, положила трубку и подошла ко мне.
- Кит, - она улыбалась мне, спрашивая глазами, что же произошло.
Эх, как же не просто было сказать ей.
- Моя, завтра туристов надо на тур выходного дня отвезти, - начал трусливо я.
- Не вопрос, поехали! Стас сказал кто и сколько? – она наивно подумала, что я расстроился из-за срывавшихся выходных.
- Девушки из Москвы. Стас Алену не берет и просит тебя не ехать, - я смотрел лишь на ее реакцию, не понимая как больно ей делаю, думая лишь о замаячивших на горизонте блестящих перспективах. Объяснять причины ей не надо было.
Она приняла удар стойко. Как всегда.
- Хорошо, - только и сказала она. Ни истерики, ни слез. Просто ушла в комнату. Потом вышла, на кухне забрала бутылку вина и опять уединилась в спальне.
Я попытался прощупать почву, постучал в дверь и позвал ее.
- Нет, - лаконично послала меня моя любимая женщина.
Я вышел на балкон, позвонил Стасу и сказал, что заберу их из аэропорта сам. Он к этому времени уже составил маршрут, созвонился с гостиницей и продумал меню. Мы поговорили с ним еще пару минут, обговаривая детали, а потом я вернулся в гостиную. Атмосфера в доме поменялась кардинально.
Она всегда задавала настроение нашей квартире, как-то так получалось, что если Вера радовалась, было уютно и светло, если печалилась – дом грустил вместе с ней. Сейчас же было пусто, словно квартира вдруг стала нежилой.
Вера моя все еще сидела в спальной и разговаривала по телефону. Я слышал за дверью звуки какой-то деятельности, но разобрать, что происходит, не мог.
- Вер, - я позвал, но понимал, что бессмысленно. Было уже совсем поздно, я подумал, что надо оставить ее в покое, дать ей отдохнуть и лег спать на диване.
Сразу заснуть не получилось, пошел к столу, где весь алкоголь стоял, налил виски и залпом выпил. После этого провалился в глубокий сон.
Сложно с ней было ругаться. Если она чувствовала, что не права, она уже через минуту оказывалась у меня между ног, лаская меня до тех пор, пока мое удовольствие не вытеснит нанесенную ею обиду. А вот если был не прав я – случался взрыв. Хотя сейчас я многое бы отдал ради того, чтобы оказаться в самом центре этого урагана. Кем-то было сделано интересное замечание, что ураганам в большинстве случаев дают женские имена. Наверно это делает тот, кто когда-то пострадал от разрушительной силы любимой женщины, желая увековечить ее имя.
Ураган несет смерть, люди знают об этом и все равно находятся те, кто бежит не от него, а к нему, желая оказаться если уж не внутри, то рядом со стихией, снять ее на видео или просто напитаться ее энергетикой.
В тот раз ураган Вера только-только начинал показываться в поле зрения.
Она хлопнула дверью так, что стекла зазвенели. Остановить ее я уже не мог. Мое подсознание говорило, что я натворил что-то не то, поэтому, приняв решение ехать за ней, мне легче не стало, наоборот – нервы все собрались в один комок. Я видел, как таксист загружает ее сумку в багажник. Я видел, как она вытирает кулаком слезы. Она была в ярости. Это, и правда, был единственный раз, когда мы так сильно разругались. Я был неправ, но она даже не дала мне шанса сказать, что если она будет против – я откажусь от тура и все.
Она уехала в лагерь к Мише. Он был из бывших спортсменов, которые после бурного победоносного прошлого так и не смогли справиться с серой действительностью рутинной жизни. Он жил тем, что учил школьников, туристов, да и многих местных сплавляться по речкам, заработок у него был сезонный, но за сезон он успевал заработать столько, чтобы пить, не просыхая, весь год.
Вера познакомилась с ним, когда без меня повезла туристов на сплав. Я тогда уехал в город за новой группой. Ей очень захотелось и самой сплавиться, и Миша добросердечно обещал ей это развлечение в любое время. И Вера решила, что подходящий момент настал. Она созвонилась с ним и уехала на его базу. Я ехал следом за такси. Не знаю, видела ли она меня. Номер мой заблокировала сразу. Когда она вылезла из машины и пошла в лагерь, я проехал на парковку, быстро запарковался и бегом побежал за ней.
На стоянке кипела ночная жизнь: горел общий костер, молодежь кучковалась отдельно, слушая музыку из переносной колонки, в целом, ребята себя довольно тихо, а Миша и его постоянная команда сидели отдельно, пели песни сами, пили водку и громко смеялись. Когда Вера подошла к ним, Миша как козел запрыгал около нее. Я не стал себя обозначать, решив посмотреть, чем дело кончится. Оставаться незамеченным труда не составило, все уже были изрядно уставшие от дневных физических нагрузок и вечерних возлияний. В ту ночь он устроил ее в палатку к девочкам. Вера туда последовала молча и больше не выходила. Она ему явно нравилась, поэтому я провел ночь на улице, охраняя, как Цербер, вход в ее палатку.
Утром я забрался на гору и смотрел, как он готовил группу к сплаву по Шуе. В группе были молодые ребята, совсем не опытные. Вера проснулась в плохом настроении, из палатки вылезла, не улыбаясь, брезгливо почесываясь и не смотря по сторонам. Завтракать отказалась и сразу потопала к кучке ребят у воды.
Эта коза, не умея даже сидеть в рафте, напросилась с ними. Миша, естественно, был только за – обычно он видел крепко выпивающих леди с мужскими плечами, а тут – нимфа такая сама к нему в руки идет. В тот день он был пободрее, расспрашивал ее почему приехала одна, заигрывал, даже шлем и жилет осмелился ей затянуть. Он всегда вывозил группу с места в полной экипировке, все сидели в дурацких шлемах и оранжевых жилетках, а раздевались уже на Шуе. Я смотрел на все действие с высокого берега. Там тропа тянулась по самому краю, я по ней и шел. Мишин рафт греб очень слаженно благодаря его луженой глотке и мату, которым он сопровождал каждый гребок. Вера сидела в конце рядом с Мишей. Первый порог прошли очень технично. Моя жена гребла наравне со всеми. Оранжевая майка, бирюзовые шорты, волосы почти до талии. Головокружительно она выглядела. Рулевые с соседних рафтов, а это были загорелые полуголые пацаны, брызгали на нее водой, заходили сбоку, чтобы потопить их рафт. Если бы я тогда сидел рядом с ней, я бы всех их веслом приглушил, но им было весело, и Вера хохотала вместе с ними... пока ее не смыло на втором пороге. Он был более бурный, народу в том месте скопилось много, их рафт развернуло, ее край подбросило и мою кошечку, к всеобщему удовольствию, выбросило за борт. Конкурс мокрых маечек – любимое зрелище всей мужской половины спортсменов, был открыт. Сырая майка просвечивала все, шорты облепили ее и тоже не оставляли вопросов. Миша схватил ее и затащил на борт, она смеялась, а мужики хищно смотрели на ее тело. Вода еще прогреться не успела, естественно, оказавшись на воздухе, она замерзла. Плыть им было еще минут 5. Пороги кончились, их ожидала плавная гребля. Я быстро побежал в машину и поехал на место их прибытия. У воды я стоял уже с дежурным пледом. Эти кобели наперебой помогали ей выйти из лодки, подняться на берег, находили любой повод, чтобы прикоснуться к ней. Я подошел ближе, и они расступились.
- Ба, Никита, - без особой радости сказал Миша.
Вера посмотрела на меня уничтожающим взглядом, а я – на нее. Она сначала не поняла, что за дерзость с моей стороны. Я опустил глаза на ее грудь, полностью просвечивающую под мокрой майкой. Она поняла, покраснела и натянула плед посильнее. Я без разговоров прижал ее к себе, чтоб ни у кого сомнений не оставалось в ее принадлежности. Я чувствовал, что она расслабилась, но разговаривать со мной не намерена была.
- Пойдем в машину, я вещи твои из палатки забрал.
Молча проследовав за мной, все-таки захотела меня задеть:
- Мог бы и в раздевалку отнести.
- Мог, только там стояла бы ты сейчас в очереди минут двадцать и твои прелести рассмотрели бы все, кто еще не успел этого сделать.
- Постой тут, я переоденусь.
Она сняла майку, по всей коже мурашки и маленькие волоски встали дыбом от холода, ох какая она была заманчивая, еле держал себя, чтобы не поцеловать ее. Но не стал – планировал ее отругать. Она же быстро одела футболку, даже взглядом не удостоила. Потом сняла шорты, и я сначала потерял дар речи, а потом заорал на нее так, что слышал весь лагерь:
- Вера, что за пипец?! Где трусы?!
В стороне раздались чьи-то смешки.
- Ты вообще соображаешь чего-нибудь? Ты нарочно так оделась? Да если бы меня не было тут, Миша бы и его дружки сейчас затащили бы тебя куда-нибудь, понимаешь ты это?
Она надела спортивные штаны, сланцы и наконец, посмотрела на меня.
Первое, что она сделала – одарила меня щедрой оплеухой у всех на глазах.
- И это говоришь мне ты?! Ты, который собрался ублажать московских телок? – она начала плакать, - ты понимаешь вообще, что я тоже живой человек, и я тоже тебя ревную не меньше, чем ты меня. Ты требуешь полного владения мной, а сам куда собираешься ?!
Конечно, никуда я уже не собирался, но у Веры проснулось чувство собственности и события, реальные и мнимые, выглядели исключительно в черных тонах.
Вокруг собиралась публика. Веру несло. Я понимал, что у нее точно такие же страхи как у меня, что ей сейчас плохо вне зависимости от того, что она несла чушь. У меня не встал бы ни на кого, потому что у меня была жена, которая заняла все мое сердце и разум. Я любил только ее, а когда любишь, ты не можешь объективно оценивать никого вокруг, ведь есть только она, твоя самая лучшая женщина. Если ты смотришь на других – значит, ты просто не любишь. Даже сейчас, когда она стояла передо мной, размахивая руками, шмыгая то и дело красным носом, с всклокоченными волосами, я любил только ее.
Я прослушал половину ее монолога, просто глядя на нее, не вникая в смысл ее слов. В момент пика душевной драмы, когда она грозилась развестись со мной, сняла кольцо и трясла им перед моим лицом, я схватил ее, сжал своими руками и поцеловал ее в припухшие губы. На поцелуй она не ответила, я поцеловал еще, ее тело подалось ко мне, ручки начали меня обнимать, она запустила пальцы мне в волосы и начала меня гладить, потом положила ладошки на мои щеки и стала меня целовать сама. В одной ладони оказалось зажато обручальное кольцо, я взял его, немного отстранился и одел обратно ей на палец. Мы смотрели друг другу в глаза и улыбались.
- Вер ты дождешься, я все-таки тебя высеку и запру дома, - притянув ее к себе повыше, понес ее к машине, а она обхватила меня ногами и прижалась ко мне тесно-тесно.
Потом поехали в город завтракать. Оба не ели уже второй день и назаказывали кучу всего. А ели все равно вместе из одной тарелки, наматывали макароны на вилку, отправляли их в рот, вытирали или облизывали соус с губ друг у друга, пили из одного стакана. Не было границ между нами никаких, ни брезгливости, ни стеснения. Мы были как единый живой организм, чувствовали все, что происходило внутри друг у друга. Мы очень быстро стали такими родными. Я знал о ней все: какое на ней надето белье, с кем разговаривала по телефону, что на правой ягодичке след от моих зубов – перестарался. Я знал, чего она боится, о чем мечтает, и если бы ей задали обо мне те же вопросы, уверен – она ответила бы верно на все.
29.
Тем летом я сделал себе татуировку на руке – от запястья до локтевого сгиба «Вера моя, живу тобой». Раньше у меня татуировок не было, смысла не понимал, а тут захотел, пошел в салон и набил. Мужик, который делал, спрашивал, не пожалею ли я, типа перебивать в случае чего будет долго и дорого – большая площадь получалась. Я посмеялся и сказал, что она навсегда, хочу я этого или нет. Мастер вдохновился моим чувством, и вышло очень красиво. Вере заранее не говорил, хотел сюрприз сделать, она и правда обрадовалась. Когда краснота и болячки сошли, она смотрела-смотрела, и сказала: «Веди меня к нему». Я посмеялся – мне стало радостно, что она хочет мое имя себе на тело набить. Пошел с ней, не хотел, чтоб она с тем мужиком один на один столько времени провела, да и вообще, чтоб он бесконтрольно к ней прикасался. В итоге сделали ей поменьше, но в том же месте. Просто мое имя. Тоже красиво вышло. Все лето мы привыкали к татуировкам друг друга, опять стали темой для обсуждения у туристов и коллег.
Мы окончательно переехали жить в дом, где нам было так хорошо. Стас с Аленой часто приезжали, оставались у нас по целым неделям. А когда осенью Аленка забеременела, и у нее начался токсикоз, мы и вовсе перевезли ее к нам на природу.
Вера сделала наш дом максимально диким, первозданно красивым. Она обладала таким чутьем красоты и гармонии, что запросто смогла бы быть дизайнером или художником. Много света, полностью бревенчатые стены, деревянный пол, будто логово трех медведей из сказки.
Вокруг дома был лес, но такой светлый, что Вера умудрялась даже загорать прямо на траве. Я приносил ей ягоды в горстях, она их ела прямо из моей ладони.
Мои мечты о ночных купаниях с голенькой Верой тоже сбылись. Она была похожа на прекрасную русалку со своими длинными волосами и гипнотической улыбкой. Мы любили друг друга в воде, на берегу, в доме, в лесу. Осенью мы топили камин, дождливыми вечерами пили прямо на полу около него, играли в карты, смотрели фильмы.
А когда пришло время открытия лыжного сезона, мы были в полной боевой готовности. Вера не могла дождаться начала сезона, без конца смотрела погоду и паковала вещи.
Мы собрались с ней на месяц переехать прямо в горнолыжный комплекс. Наших туристов мы должны были встретить в аэропорту.
Мы решили выехать за несколько дней до их прилета, чтобы обкататься, привыкнуть к снегу после долгого межсезонья.
В тот сезон Вера просто помешалась на видео блогеров, катающихся бэккантри.
Сидела, поджав ноги под себя, и смотрела, как какие-то безумцы в очередной раз покоряют целину. Она так увлеклась этим катанием наверно потому, что было в нем такое же дикое и стихийное начало, как и в ней самой. Ее не пугали ни сложность подъема, ни количество оборудования и примочек, которые нужно иметь с собой. Она хотела летать, быть первооткрывателем, хотела балансировать на грани жизни и смерти. Мне вспомнилось ее безумство на Пизанце, где она стояла на висящем не понятно на чем камне над пропастью. Я был не поклонник такого экстрима, да и долго ехать до необорудованных склонов, а потом взбираться в снежную гору пешком. Хорошо, когда можно было арендовать ратрак, но такая возможность была не всегда. Я знал, что запретить ей заниматься фрирайдом или бэккантри я не смогу, и мне как всегда, просто придется быть рядом. Я знал, что она соберет таких же безумцев как она, и отправится с ними вместе на целину. Плюсы у такого катания, конечно, тоже были. Не зря же все больше людей увлекались таким видом катания.
Виды открывались фантастические – нетронутая снежная целина, полное отсутствие народа, природный рельеф, никаких трасс и правил катания, ничего, кроме гор и тебя!
30.
Мы приехали в гостиницу, быстро заселились и сразу отправились кататься. Оба были нетерпеливы как дети в ожидании сладостей.
Вера заплела две косички, одела вязаную шапочку и выглядела просто улетно. Мы взяли себе кофе и стояли на улице, когда к нам подошли поздороваться узнавшие нас ребята. Спросили о планах, Вера сразу же выпалила про свою безумную идею. И к моему огорчению они ее поддержали. Ребята занимались фрирайдом с тех самых пор как встали на лыжи в далеком отрочестве. Лыжи были вторыми ногами для них, оба спускались с невероятных склонов и признавали катание только вне трасс. Тут оба подрабатывали инструктажем. Они очень быстро распознали в Вере подающего надежды адреналинового наркомана. Сразу начали строить планы. Я сказал, что мы только приехали и как минимум день планируем просто прикатываться, дернул Верку за косичку и обнял за плечи. Ребята намек поняли, и поехали кататься, пообещав встретиться позже. Мы катались, пока силы не кончились, встретили всех знакомых, тусовка собиралась та же, что и из года в год. Менялось только снаряжение, лица оставались теми же.
На вечернее катание мы не пошли, хотя попытка была предпринята. Мы поужинали, повалялись и вроде уже начали собираться, но, посмотрев друг на друга, поняли, чего мы оба хотим на самом деле. Я расстегнул ее флисовую кофту, прислонив ее к стене номера, запустил руки ей под майку, и начал ее любить. Нас знали все, мы смотрелись ярко, Вера была красива, я был завсегдатаем, мы всегда целовались, а уж о наших эмоциональных ночах вообще легенды ходили.
Я очень плохо спал, даже сейчас помню, что мне снились какие-то кошмары, но вспомнить, что именно, я не смог. Когда я открыл глаза, меня придавило какое-то тяжелое чувство, словно туча на солнце набежала. Рядом, свернувшись в комок, спала моя любимая жена. Кольца мы даже на ночь не снимали, я повертел на пальце свое, оно было такое теплое, Вера в куче одеял смотрелась так мило, что я отогнал все дурные мысли и начал ее будить. В номере было очень свежо, а для моей мерзлячки – так вообще холодно. В одеялах еле нашел ее ногу, потянул за нее и сказал:
- Моя, вставай, ужас, как есть хочется.
- Никит, мне так холодно, - промурлыкала она сонно, приглашая меня к себе под бочок.
- Это север, детка, - сказал я и забрался на нее верхом.
- Мой, дай мне кофту какую-нибудь теплую. Я поцеловал ее нос, он был ледяным.
- Значит, здорова, раз нос холодный, - сказал я, протягивая ей свою толстовку. Пока она ее одевала, я напялил на нее свою шапку. Она встала на кровати с голыми ногами, зато в огромной, как палатка, кофте и шапке.
Я смотрел на нее снизу-вверх и гладил ее ножки. Потом встал к ней, и хотел ее поцеловать, а она отстранилась, погладила мне живот, и сказала, смеясь:
- Обожаю твой животик.
- Еще слово и мы остаемся в номере.
Она быстро натянула штаны, и мы пошли завтракать.
За одним из столиков уже заканчивали завтрак вчерашние ребята - фрирайдеры. У них было шумно, потому что рядом сидели еще и их девушки. Они смеялись, допивая кофе. Скорее всего, они уже с утра заправились чем-нибудь, и сейчас это что-то сказало им свой «Привет». Вера, помня вчерашний разговор, взяла меня за руку и настойчиво потянула к ним. Они встретили нас шуточками из разряда «Зачем вы приехали сюда? Сменить кровать?».
- Вер, мы на сегодня ратрак нашли. Ты еще не передумала? Поехали, один раз попробуешь, больше по трассе не захочешь кататься! – сказал один из них.
Вера смотрела на меня умоляюще, незаметно сжимая мне под столом руку, ответить должен был я.
- Поехали, только экипировку всю надо в аренду брать, - сказал я.
- У нас для Веры есть лишний комплект снаряжения всего – девочки сегодня ленятся, не хотят ехать.
Вроде бы и напрягаться повода не было, парни на Веру внимания особого не обращали, общались с ней только как с собратом по увлечению, а я все равно был в плохом настроении. В сердце стоял холодок какой-то.
Вера, естественно быстро просекла мое настроение.
- Кит, ну хочешь – не поедем, ты какой-то хмурый с самого утра. Давай вина попьем, поваляемся.
Она смотрела мне прямо в глаза, будто ища повод или ожидая предлог, чтобы не ехать.
32.
Почему, когда судьба говорит с нами, посылает нам знаки, предчувствия, мы упорно отказываемся их видеть и в них верть. А потом сетуем, за что она так жестоко и несправедливо обошлась с нами.
Я всегда жил, руководствуясь больше велением сердца, а не разумом. Почему тогда я повел себя так? Почему я, чувствуя себя так плохо, видя, что Вера готова не ехать, все-таки сказал: «Поехали»?
Мы пришли в номер, она стояла и смотрела в экран мобильного телефона. Я подошел и расстегнул толстовку, я целовал ее грудь, шею, гладил руками спину, она взяла меня за скулы и поцеловала, она целовала мое лицо так нежно, еле касаясь губами лба, век, носа, подбородка, щек.
- Кит, ты такой красивый у меня. Мой мужчина. Ты только мой и только для меня, знаешь ты это? Я тебя любить буду всегда, - она держала мое лицо в ладонях, произнося это, а потом так улыбнулась грустно. У меня опять защемило сердце.
-Ты будто прощаешься, - усмехнулся я нервно.
Она сощурила один глаз, улыбнулась, повисла у меня на шее и сказала:
- Мы с тобой всегда будем вместе, так что – не мечтай, - встала и пошла одеваться.
Мы добрались до места после обеда. Ребята очень технично паковали снаряжение – все у них было по кучкам рассортировано, очень много всевозможных приколов и для подъема и для безопасного спуска, и даже для форс-мажорных ситуаций. Видно было, что они – опытные бойцы. Вера нашла братьев по разуму.
Я будто был где-то далеко и смотрел со стороны, как они подготавливаются к спуску, настраивают go-pro. Я вроде бы и готовился вместе со всеми к спуску, собирал свой рюкзак, но моя голова была забита всякой чепухой. Я думал о туристах, о том, как их лучше развлечь, о нашем новом доме, о предстоящей прибыли, обо всем, кроме самого главного – я упустил Веру из своих мыслей.
Она тем временем нетерпеливо скакала вокруг, переминалась с ноги на ногу. Она была абсолютно уверена в своих силах и с радостью бежала навстречу опасности. Моя жена стояла у обрыва и смотрела на бескрайние снежные просторы, в моей – своей шапочке, две косички послушно спускались с плеч, черный комбинезон, она была прекрасна и грациозна как пантера, как тонкая натянутая стрела. Ни тени страха, только нетерпение и бесконечная любовь к природе.
Она ведь всегда ходила по краю, наслаждалась новыми впечатлениями, смаковала риск, она принесла в мою жизнь этот стиль – когда все на максимальных оборотах.
Приготовления, наконец, закончились, мы вчетвером постояли немного, решили, что первыми едут ребята один за другим, потом Вера, а я – замыкал. Оглянулись, все ли забрали и поехали.
Яркие куртки ребят уже мелькали на спуске.
Помню, как гнал прочь тяжелое чувство беспокойства, не дававшее мне нормально дышать. Мне будто сдавило грудь, я нервничал, хотя видимых причин не было совсем. Солнце светило, день был погожий, снег очень ярко блестел, вокруг нас незабываемой красоты пейзаж. Вера подкатила, держа в руках шлем. Я почему-то сердился на нее, настроение становилось все хуже и хуже. Очень тяжело текло время перед спуском. Сердце гулко билось. Я подумал, что я боюсь спуска, но это был бред. Я не боялся нигде, спускался с La Grave, весь был собран как конструктор – много раз жестоко падал, ломался и ничего, ехал опять.
Я застегнул Вере шлем. Посмотрел ей в глаза и опустил очки. Я чувствовал, что ей передалось мое настроение, вернее она его уловила и озадаченно на меня посмотрела. Я не стал ничего говорить, чтоб она не занервничала на спуске. Она последний раз оглянулась на меня, улыбнулась широко, нашей с ней улыбкой, прошептала: «Я тебя люблю» и оттолкнулась.
Я не стал выжидать долго и поехал почти сразу за ней. Рельеф был очень непростой. Когда мы изучали его с ребятами, я видел несколько коварных участков, но в целом – все казалось доступным. На деле оказалось сложнее. От ребят мы отстали прилично, я видел, что Вера очень быстро набирает скорость. Она была метров за 100 от меня, но расстояние стало стремительно увеличиваться. Я подумал, что запрещу Вере этим заниматься дальше, и больше мы с ней не поедем бэккантри, как бы нас не зазывали.
Пока я думал об этом, потерял ее из виду и решил нагнать поскорее, набрал скорость, но она так и не появлялась в поле зрения.
Солнце начинало постепенно садиться, зрелище было неповторимым. Но мне некогда было с этим разбираться, нужно было найти Веру. Я затормозил перед поворотом. Да только это бы не поворот, а обрыв.
000.
Это был обрыв моей жизни. Ломаная линия кардиограммы, ставшая за секунду прямой.
Вера от меня сбежала. Она обещала быть со мной всегда. Я ей так верил, я верил ей как себе, а она меня обманула. Она предала меня, оставив умирать без нее долгой мучительной смертью.
Я подъехал к краю, куда вели следы ее лыж, посмотрел вниз и подумал сначала, что это камни так причудливо сложились или ветка дерева. Потом я разглядел лыжи, потом шлем. Все было разбросано, валялось, не пойми как. С того момента я не понимал ничего. Заложило уши, глаза залепил снег, я зачем – то снял маску. Я не видел почти ничего. Спускался ползком, на ощупь, катился кубарем по наледи, все мелькало перед глазами, но я ничего не видел, кроме черной полоски, к которой я приближался. То, что я принял сначала за ветку, оказалось Верой. Она лежала сломанная. Еще был след на моих губах от ее последнего поцелуя, ее тело еще было теплым, я ведь его гладил полчаса назад, все, что было моим только сейчас, неуловимо ускользало от меня как набранная в пригоршню вода.
Я помню, что слышал крик, но не понимал, что за идиот может так орать в горах. Оказалось, это бы я.
Я изо всей силы тряс ее за плечи, она не открывала глаза, стер кровь с лица, и попытался сделать искусственное дыхание, но она не дышала, прижимал к себе, она не отвечала. Она не отвечала мне, хоть я ее и умолял открыть глаза, посмотреть на меня. «Умоляю, пожалуйста, Вера!». Молча или вслух – разницы не было никогда никакой, она слышала меня всегда и чувствовала, чего я хочу – даже на расстоянии. А сейчас она даже руку мне не давала, я никак не мог просунуть свои пальцы между ее. Она просто лежала, моя Верочка, ей было очень больно – так неестественно были выгнуты руки и ноги, я плакал. Моей женщине было больно, а я не мог ее защитить. Ей было холодно, я лег рядом и уже обмороженными пальцами достал рацию.
Не помню, был ли еще день или уже ночь, когда пришли спасатели. С каждой минутой она отдалялась от меня, я не мог ее удержать. Это было в ее репертуаре: быть так близко и так далеко одновременно. Ее огромные ресницы покрыл иней, мои любимые алые губки стали совсем бескровными, но она все равно была прекрасна. Я поднял ее голову и расправил косички, положил их на плечи как в тот момент, когда она смотрела на меня на склоне.
Я лежал, обнимая ее, и понимал, что умираю. Я подыхал без нее как обдолбившийся наркоман, мне не хватало воздуха, силы, даже пошевелиться не мог и не хотел. Я ослеп и оглох. В глазах только ослепительный свет, в ушах шум, я ничего не чувствовал – будто все внутренности у меня вынули, я не думал – мозг умер.
Ее положили на носилки два мужика, закрыли какой-то тряпкой и унесли. Я поднялся на колени, встать сил не было. Потом лежал в ее замерзшей крови, соскабливал ее пальцами, чтоб совсем не затоптали, и набивал ею карманы, прижимал к лицу и чувствовал, что она почти не тает на мне. Я радовался скорой своей смерти. Но умирал я в ненависти, ненавидя ее, себя и весь мир вокруг.
«Это ее муж», - стояло в моей голове. Я чувствовал, что меня поднимают.
- Оставьте меня, - я просил, не знаю, поняли ли меня, мог ли я сказать внятно.
-Ты замерзнешь тут, - меня трясли, мелькали силуэты, я не мог различить их.
Это было мое место. Я должен был умереть там. В какой-то момент моя душа почувствовала тепло – это был Стас. Он поднял меня, влил в меня водку. Я пил залпом из горлышка как воду. Какой-то полицейский брал показания у безумного меня. Я не мог ничего связно ответить. Я просто не был.
Плачут ли мужчины? Да. Кто говорит, что настоящие мужики не плачут – не знают ни чего. Если ты живой, то не важно, мужик ты или баба, но если тебя раздирает боль изнутри, ты будешь орать и плакать от боли. Такова наша природа.
Стас отвез меня в морг. Мерзкое слово, холодное, металлическое, вонючий угол. Это было не место для Веры. Ее туда привезли силой, раздели и надругались. Я вошел, и свет во мне потух окончательно. Умер я.
Осталось лишь тело Никиты, по непонятным причинам еще шевелящееся. Будто пауку оторвали голову, а ноги еще сгибаются.
Оказывается, в те сутки даже мои волосы потеряли цвет. О происходившем тогда говорю уже со слов Стаса. Он был со мной какое-то время. Он сказал, что я укутал ее в свою куртку, одел свою - ее шапку и попытался ее вынести, но сил не было. Я упал на нее и лежал, прижимаясь к ее ледяной наготе. Мне не мешали, видимо выглядел я устрашающе. Я был бездушен и безумен. Подошел санитар и поправил ее тело, я лег обратно на нее. Вот это я помню – как мы лежали вместе. Я прижимался к ней, а она ко мне – нет. Я обнимал ее как мог. Пальцы были обморожены и поэтому почти меня не слушались.
Я решил остаться с ней, простил ее опять, хоть она и сбежала.
Она похоронена тут, на нашей с ней земле, рядом с ее любимым озером. Я вспомнил об этом через несколько месяцев. Похорон я не видел, был пьян. Стас согласился отвезти меня в горы на следующий день. Я шел туда, где мы умерли, пешком. Если меня кто-то видел, зрелище было отвратительным. Я не мылся, все еще был в ее крови, пьяный безумный бомж. Есть бомжи, у которых нет квартиры, я был бомжом, у которого нет жизни. За ночь снег лег тонким слоем, пытаясь скрыть место гибели. Я его нашел сразу, вынул водку из рюкзака, выпил, занюхал плохим порошком. Выпил еще и лег. Над головой было небо как в моем сне, безмятежное, вечное, видевшее столько смертей и не почерневшее от горя и скорби.
Вера пришла ко мне. Она почему-то была в шортах и майке, босая, но такая теплая, будто только что была на палящем солнце. Она присела на коленки рядом со мной, глупышка моя, прямо в снег опустилась и положила мне ладони на щеки. «Кит, Никита мой». Я слышал ее, клянусь, я слышал, как она зовет меня! Это мог быть пьяный глюк, но я знаю Веру, все ее повадки. Это была моя дикая кошка, ее грация и чуть хриплый голос. Я наконец-то засыпал. Веки слипались, я улыбался ей. Подумал тогда или сказал вслух: «Верочка моя». Она свернулась калачиком в моих ногах и лежала, пока я не проснулся. Она грела меня всю ночь, ухаживала, как только она одна могла, иначе как объяснить, что человек, пьяный до беспамятства, не замерз за ночь в горах. Я чувствовал, что она целует меня в губы, запах ее, смешанный с алкоголем – она пьяненькая ко мне пришла, кошечка моя. Когда я голову ее поднимал, чтоб косички выправить, я почувствовал, что весь затылок у нее в крови и волосы там были влажные и спутанные, а когда она пришла ко мне, волосы были обычные, мягкие, блестящие, кудрявые. Я все гладил их, запуская пальцы в их гущину. Когда ей лень было выпрямлять их, она ходила кудрявой. Вот и тогда они были непослушными мягкими завитушками. Она положила затылок мне в ладонь, терлась об нее и улыбалась мне полным ртом, а я – ей.
«Любимый мой, прости меня, и себя прости. Иди сейчас домой». Она прижалась ко мне, гладила руками спину. Мне стало не так невыносимо больно, я мог вдохнуть и выдохнуть. Мне захотелось пить. «Пойдем вместе», - я взял ее руку, но уже не почувствовал ее физически как чувствовал еще секунду назад. Она ушла, растаяла просто. Так уходят умирать кошки. Молча, не прощаясь, в какое-нибудь укромное место. Я кричал, ругался и плакал. Почему я не умер? Зачем она меня разбудила, зачем не дала догнать ее и вновь быть вместе? Я встал и пошел домой, как она сказала.
Потом набрал Стасу. Он потом признался, что думал, что отвез меня умирать. Я и сам так думал. Ехал умереть, а она не дала. Стас отвез меня в дом. Я долго стоял на пороге, не решаясь войти, держал ключ, и на секунду мне показалось, что это страшный сон, что она сейчас выбежит меня встречать, заберется мне на руки и предъявит, почему я так долго. Я открыл замок и вошел. В доме была тишина. Пусто. Я заорал, пытаясь нарушить это тошнотворное молчание, пошел в гостиную, опрокинул стул, сбил со стола ее пустой бокал, сорвал с холодильника нашу фотку. Пришел Стас, взял меня за плечи, вручил мне бутылку виски. Я пил, не понимая вкуса, не чувствуя привычного обжигания горла. Кружилась голова. Картинки одна за другой сменялись в моей голове: вот она царственно сидит на полу в трусах и майке и курит кальян, вот грызет черствый хлеб, прислонившись к холодильнику, вот кидает в меня грязные джинсы и орет, что я – свин, вот я люблю ее у этого зеркала.
Шатаясь, иду в нашу спальню, вот наша кровать, шмотки накиданы везде, вот она стоит в окне в пледе утром и пьет шампанское. Она была везде, одновременно в каждой комнате и говорила. В голове звучал ее голос, я чувствовал, как она прикасается ко мне, ее запах, губы влажные на моих губах, я целовал ее, поймал в проходе и прижал к дверному косяку. Я сходил с ума. Упав на пол, я заснул.
Проснувшись, я встал и пошел в магазин за виски, по пути раздобыл немного порошка.
Я не знал времени, не помнил, ел ли, мылся ли, спал ли. Не было я.
Чтобы не смущал солнечный свет своей жизнерадостностью, чтобы не обнажал мое жалкое существование, шторы были всегда опущены. Как будто в доме был траур. Но это не так. Гробовую тишину в доме разрывали дребезжащие звонки телефона, потом звонки в дверь. Телефон я больше не заряжал, дверь открыл совсем, чтобы перестали стучать. Отвечать и открывать было некому. Мое тело лежало на полу, ожидая смерти. Все, что еще было во мне – скучало по Вере, я хотел поскорее к ней.
34.
Так мучительно уходила из моего тела душа.
Говорят, время – лучший лекарь. Наверное, это - правда, если есть, что лечить. А мне лечить было нечего. Душа вылетела, а тело было проспиртовано так сильно, как препарированные лягушки в колбах в кабинете биологии.
В дом приходили люди, проверить, не помер ли я, не устроил ли пожар, хотели прочистить мне мозг и вернуть обратно в строй.
«Надо жить дальше, делать хоть что-то, пока не умрешь», - Стас говорил без конца одно и то же.
Последнее время Вера часто была со мной. Как-то я очнулся от того, что она сидит у меня на руках. Обозвала меня свиньей, потерлась об меня щекой, взяла за руку и стала тянуть на улицу. Я послушно последовал за ней и снял капюшон куртки с головы, потому что все вокруг было зеленое, солнце прямо палило. Видимо уже было лето.
Она была в платье коротком, ветер его раздувал и я смотрел, чтоб он не оголил ее больше, чем положено. Я так верно ощущал ее руку в своей, что поверил, что она вернулась ко мне. Она уверенно вела меня к берегу озера. Там, среди сосен, на поляне, покрытой вереском и осокой, стояло несколько выцветших венков, стаканчик от выгоревшей свечи и крест с табличкой. Все было заросшее, выцветшее и не вписывающееся в природу совсем.
- Кит, убери эту пошлость, - как всегда по-хозяйски заявила она.
Я усмехнулся: «Моя, ты меня на субботник привела что ли?»
Она села на свою могилу, подобрав под себя ноги:
- Я так по тебе соскучилась, больше не уйду.
- Не уходи, умоляю, - я встал перед ней на колени, обнял ее за талию и уткнулся головой ей в живот.
- Субботник в твоей душе сейчас будет. Срочно убери это, оно давит меня, оставь только вереск.
Я стал вырывать траву вокруг нее, собирать валяющиеся ветки, выкинул все это уродство - венки, свечки, табличку, убрал крест. Остался только холм с фиолетовым душистым ковром, покрывающим его.
Вычистив все, я как есть – в грязных штанах, с немытыми руками побрел до магазина.
- Я тебя тут подожду, - сказала она, - и кальян захвати.
В магазине на меня внимания не обратили, видимо привыкли ко мне такому за эти полгода.
Купил ей вина, себе виски. Не торопясь дошел до дома, взял кальян и пошел к ней.
Она, как и обещала, сидела там же, только одела теплую толстовку.
Я раскурил кальян и мы стали болтать. Я думал, что буду рыдать, что не смогу быть тем Никитой, каким она меня знает, но оказалось все проще. Мы понимали друг друга как раньше с полуслова, смеялись над общими приколами, вспоминали все, что с нами происходило. Я целовал ее, обнимал, признавался в любви, а она смотрела на меня своими космическими глазами, и я понимал, что она меня любит. Потом мы лежали, обнявшись, так и уснули, я спал, закинув на нее, как обычно, ногу.
Вера моя будила меня каждое утро, шепча мне на ухо: «Никита, вставай». Она помогала мне днем убирать и чинить разгромленный дом. А вечерами она ложилась мне под бок, обнимая и баюкая меня своим мерным сапом.
Не то что бы я сразу повеселел и стал жить как раньше, сил и желания жить так и не появлялось, но Вера была для меня как костыль для хромого – она меня поддерживала.
Со временем я привел дом в порядок. Денег у меня совсем не было. Я пропил все. Периодически приезжал Стас, Алена с маленьким сыном сидела. Стас пытался меня вернуть в туризм. Но я не мог физически, да и не хотел. Тело было ослаблено, я одряхлел как старик и выглядел соответствующе. Однажды я увидел в озерной глади наше с ней отражение и не сразу понял, что рядом с моей красавицей стою я, сначала не узнал себя в том старике.
В округе меня считают бирюком, имидж сложился без моего участия, исходя из слухов о гибели Веры. Все думали, что у меня крыша поехала. Люди видели, что я разговариваю, смеюсь, бурчу, думали, что сам с собой, опасливо глядели в мою сторону. Им было и страшно и любопытно. Я их заблуждения не развенчивал – мне ничья компания, кроме Веры не нужна.
Как- то Стас приехал под вечер. Он смотрел на меня озадаченно и мялся не решительно.
- Ты чего? Сказать что-то хочешь?
- Скорее показать, - неуверенно проговорил он, - просто не знаю, как ты отнесешься.
- Да никак, заранее говорю, так что показывай смело, - пожал плечами я.
Мы вышли на улицу, пошли к его автомобилю. Мне было действительно все равно, я просто томительно доживал свою жизнь, зачем-то оставленную мне Верой. Меня ничего не радовало и не огорчало, эмоций не было абсолютно никаких.
-Помнишь, мы на Новый год девчонок возили на собачью ферму? Мне мужик тот позвонил недавно и попросил приехать. Знаешь же, что у нас слухи быстро расходятся. Короче, он знает про Веру. Он помнит ее, помнит, как она с псиной его играла. Короче, он прислал тебе вот его, - и открыл дверь машины.
Оттуда с лаем вывалился длинноногий нескладный кусок меха. Глаза цвета воды, лает, бросается на руки – засиделся в салоне. Стас в ужасе осмотрел салон – щенок времени не терял и в отчаянии сгрыз угол пассажирского сидения.
Я посмеялся. Неугомонный вился в ногах и требовал игры. Перед глазами всплыла картинка, где его отец повалил Веру в снег и лизал ее, а она хохотала.
Вера смотрела из дома, на улицу почему - то не пошла. Она умоляла его взять.
- Оставляй, - сказал я, как всегда выполняя любое Верочкино желание.
- Понимаешь, я все-таки за него ответственность несу. Ты его голодом не уморишь? Его ведь выгуливать надо, - сказал Стас.
- Вера не даст уморить, - я взял его на руки. Щенок был счастлив и лизал мне лицо, - эй, полегче, меня только Вера целует, - рассмеялся я.
Стас вздохнул и уехал.
Ну а мы остались дома. Съездили все вместе ему за кормом, игрушками и кроватью.
Вера назвала его Волк.
Этот безумец ко мне сильно привязался и везде следовал за мной. Да у него, собственно, выбора не было – как можно остаться равнодушным к такому крутому парню как я.
Осенью мы съездили к тому мужику на собачью ферму и взяли еще одного щенка. А весной у нас их было уже четыре. Я заботился о них, занимался, как мог, а потом пошла эта тема с собачьими упряжками. Стас силком меня впихнул туда, чтобы мы все не умерли с голоду.
Я построил просторный вольер, организовал небольшой маршрут прямо от своего дома по побережью. И принял у себя первых туристов.
Того Никиты, который был раньше, уже нет. Я больше не шучу и не балагурю вместе с туристами. Катаю их, даю играть с собаками, устраиваю ночлег и все. Мне в тягость их расспросы о том, как я стал этим заниматься, один ли я живу и так далее.
Возможностей для развития в этом направлении много, но я не готов к этому, оно мне и не надо.
Благодаря собакам я не забываю жить.
Вера всегда со мной. Она устраивается у меня на руках, обнимает меня за шею, и я говорю ей тихонько, что совсем скоро мы будем вместе – летом купаться в прохладных водах любимого озера, а зимой – кататься в Хибинах по ослепительно-белому снегу.
Октябрь 2020.
Одна вторая
© Copyright: Ирина Колдаева, 2022
Свидетельство о публикации №222040301264
Свидетельство о публикации №222040301264
Рецензии