Новая жизнь

Юноша был ни то, чтобы красив, но недурен собой. Внешность его ничем не выделилась бы в толпе у метро. Имя его звучало редко – окружающие предпочитали звать его на «ты», а сам он не привык представляться. Итак, человек вошёл в квартиру.



В квартире было тихо и достаточно темно. Пасмурное небо, кажется, давило на дома тяжелым грузом. А город жил обычной жизнью – загорались золотистыми пятнами фонари в сумраке, люди спешили, машины безрезультатно пытались продвинуться по бесконечной пробке от центра к окраинам, спальным районам, похожим на огромные муравейники. Обычное осеннее уныние.



Человек мельком глянул в окно, на улицу, полную машин, и горящие фонари и шумно выдохнул.



Его жизнь представлялась ему самому никчёмной и неприметной. Сегодня он окончательно понял, что все достижения, которые и раньше не вызывали особенной гордости, запахли пылью и тоской. Человек думал о том, что ничего хорошего он так и не сделал, что упустил сотни возможностей. Несколько лет он барахтался, пробовал себя в разных делах, но, как ему часто говорили, не достиг особенных высот. Раньше он обижался на такие комментарии, но в глубине души всегда был уверен, что ничего не добился.



Конечно, он слышал в свой адрес и похвалы, но обычно находил их льстивыми и излишними. Он обычный. Он не сделал ничего выдающегося, ничего не создал. Подумаешь, как-то увлёкся поэзией и рисованием… Но ведь этим увлекаются сотни, тысячи молодых людей и большинство из них куда талантливее дилетанта.



Человек ушёл в ванную, взял с раковины упаковку сменных лезвий для бритвы…

Он не был одинок, у него были неплохие друзья, он был влюблён. Но ни друзьям, ни своей любви он не говорил о том, что чувствует себя слишком глупым и бездарным, что боится так и не вырваться из бесконечной серости однотипной работы, что чувствует вину за бесцельность своего существования, что… Он не говорил очень многого. Иногда из-за нежелания беспокоить окружающих, иногда из-за того, что считал свои проблемы слишком мелкими. Раза два или три, правда, он предпринимал попытки заговорить о своих чувствах, о желании умереть, но от него отмахивались, отвечая что-то вроде «нам всем бывает тяжело», «займи себя чем-нибудь и отвлекись» или «у тебя нет проблем, ты просто себя накручиваешь».



Человек сел на пол, не глядя резанул лезвием по запястьям. С некоторым отвращением посмотрел на струйки темно-вишнёвой крови, стекающей по рукам на пол, и закрыл глаза.



Он давно заметил, что глядя в зеркало по утрам, видит опустошённое и уставшее лицо. Это раздражало, и человек отказался от отдыха, стараясь каждую минуту что-то делать, оправдывать своё существование. Он продолжал улыбаться, выполнять свои обязанности, поддерживать чистоту в доме, а заодно и видимость благополучия. Он считал, что никогда не был счастлив и считал, что это справедливо, потому что счастье – для умных и предприимчивых. Он не собирался обращаться за помощью и участием к кому-либо, чувствуя себя недостойным чужого внимания. А сегодня обрубил концы окончательно – попросил девушку больше не звонить и намеренно оскорбил ближайших друзей.



Человек не помнил, сколько времени прошло, да ему и ни к чему сейчас было время. Умирать ему категорически не нравилось. Собственное частое, хриплое дыхание резало слух, жутко ныли от боли мышцы, сведённые судорогой, а свет казался странно тусклым и мерцающим. Врут, нагло врут классики, говоря, что смерть от кровопотери легка… Но вот сознание поглотила абсолютная тишина и отсутствие каких-либо ощущений. Человек прерывисто вдохнул, надеясь, что тем всё и кончится. Каково же было его удивление, когда в коридоре послышались отчётливые, уверенные шаги. Он попытался подняться, но ноги не слушались, и ему пришлось опереться о раковину, чтобы встать и не поскользнуться в вязкой луже собственной крови.



Гость оказался бледным черноглазым мужчиной лет сорока, одетым в старомодный смокинг. Он приподнял цилиндр и улыбнулся со странной смесью хищности и грусти:

- Дивный вечер, kid… Хотя, ты к этому уже не имеешь отношения, - немного хрипло произнёс незнакомец.

Человек вдруг осознал, что гость не отбрасывает тени и в резких, худых чертах его лица отлично виден ощерившийся жуткой улыбкой череп. К тому же, у его визитёра странный акцент, который невозможно привязать к определённой точке на земном шаре.

- Что ты за?.. – человек так и не смог подобрать подходящее слово, не решаясь назвать незнакомца «тварью».

- Мы уже встретились. Так что не бойся, хуже для тебя уже не выйдет, - гость отодвинул человека с прохода небрежным движением трости, заглянул в ванную, брезгливо кривясь в сторону кровавой лужи на полу. – Jou ma[2]… Жизнь стала таким дерьмом или люди слишком поумнели? Ты сам это сделал?

- Я, - человек потупился, ощутив внезапный приступ стыда и отвращения, бессознательно спрятал располосованные руки за спину. – Но тебе какое дело? Кто ты вообще такой? Ангел смерти? – запальчиво выпалил он, скрывая за раздражением собственный страх и непонимание.

- Я - философ, немного маг, своего рода коллекционер и… Полагаю, моя биография не слишком тебя интересует? Меня зовут Барон Самеди, но вообще имён у меня достаточно. Со смертью мы старые приятели, хотя насчёт ангела ты мне польстил.



Услышав имя Барона, человек побледнел ещё больше. Что-то такое он читал… О духе смерти, могущественном лоа. Но зачем Барону – могущественному и чтимому духу, вдруг понадобился самоубийца, который и при жизни ничего путного не сделал? Видимо, вопрос слишком явственно читался во взгляде человека, а может, Самеди имел достаточно опыта, но ответил он уверенно, со снисходительной улыбкой:

- Мне просто интересно, почему людям больше нравится драматизировать и попадать в мои руки, чем решать свои ничтожные проблемы. Тебе жилось так плохо? – Барон выудил из внутреннего кармана пиджака плоскую флягу, основательно приложился к ней, протянул собеседнику. – Пей.

Человек машинально принял флягу, пригубил и закашлялся – ром, плескавшийся в ней, был не лучшего качества, но очень крепкий. Лоа тем временем прошёлся по квартире, глянул в окно и неопределённо хмыкнул, потом обернулся к собеседнику:

- Так я жду ответа.

Человек потупился. Невыразимо обидно ему было за собственную глупость, за слабость, за потраченную ни на что жизнь. Самеди не торопил с ответом.

- Я во всём виноват, - наконец проговорил человек, без оттенка вины или сожаления, как непреложный факт. – Я ничего не добился. Я не смог бы стать счастливым, потому что я не выдающийся, я не достаточно умён и…

Барон засмеялся, прерывая покаянную речь. Смех его был принуждённым и вызывающим, будто древний дух старался подчеркнуть, насколько самоубийца не прав.

- Да уж, таких как ты стало много, - наконец изрёк он. – Слишком. Ты был великолепен и слеп… Впрочем, в этом нет твоей вины, - Самеди заглянул в глаза человеку и тот почувствовал леденящий холод, который поднялся из глубин сознания, заполнив всё. - О нет, ты не вполне виноват. Тебя научили этому ещё в детстве – считать себя недостаточно хорошим, недостаточно способным. А ты так ни в чём и не разобрался…

- Потому что я слишком глуп, - безнадёжно отозвался человек, хотя особой уверенности в его словах теперь не было.

- Потому что ты слишком слеп. Ты думаешь, что счастливыми становятся самые умные. Но нет никого счастливее, чем абсолютный дурак.

Так сказал Самеди человеку, и тот понял, что это правда. Как он был непонятлив… Его счастье валялось тут же, под ногами, а он просто не сумел разглядеть его, заботясь о том, какое впечатление производит на других. А Барон продолжал:

- Ты должен был понять только одно – вокруг тебя находятся не те люди. Что за радость слушать упрёки и верить им? Ты ведь много сделал! Когда-то ты был талантливым и мог бы стать великим поэтом, если бы твои родители не назвали твои стихи «слабоватыми». Если бы твоя девушка не отговорила тебя от художественных курсов, потому что «это пустая трата денег и у тебя едва ли получится», ты понял бы, что неплохо рисуешь и мог бы этим жить…

И он рассказывал и рассказывал, и рассказывал обо всех тех случаях, когда предрассудки и чужое мнение помешали человеку реализовать себя. А умерший слушал и понимал, что позволил испортить свою жизнь.

- Ты мог послать их всех! Мог выгнать эту девчонку, которая сказала, что ты ни на что не годен! Мог избавиться от общения с теми из друзей, кто считал тебя слишком слабым или глупым! – лоа махнул рукой, будто объяснять было бесполезно. – А, что с тебя взять… Ты выбрал смерть, самую глупую и низкую смерть из всех возможных. Потому что поверил чужим оценкам.



Человек слушал всё это с возрастающим ужасом и слёзы текли из его глаз. Он понял, что сотворил, и принялся молить Самеди о втором шансе, о случайности, которая спасла бы его и дала шанс исправить свою судьбу.

Но Барон молча достал и закурил какую-то мерзостную сигару, закурил и размеренно изрёк:

- Я нисколько не виню тебя. Всего-то четвёртая жизнь, где уж тебе быть терпеливым и мудрым... Но я не верну тебя. Ты не готов, ты снова поверишь, что чего-то недостоин. Мне нужно, чтобы ты научился, а так ты всё позабудешь, что я сказал. Поэтому, следующая твоя жизнь должна учить независимости. Постарайся как можно дольше не попадаться мне, парень.



Мир вокруг человека начал тускнеть и расслаиваться, будто был соткан из дыма сигары Барона. Наконец, вокруг остался лишь туман, в следующую секунду подсвеченный ярким красноватым светом. В нос ударили незнакомые, но с этого мига родные запахи, хотя увидеть ему так ничего и не удалось.



Новорождённый котенок запищал и слепо уткнулся в бок матери. Он был неясного рыже-коричневого окраса. Обычный дворовый кот, рождённый в подвале жилого дома. Начиналась новая жизнь.