Ми9 По любви или по случаю. Лестница

Как я уже упоминал – мне всегда хотелось серьезных отношений с той единственной, которая создана только для меня. Чтобы она была бы эталоном: красоты внешней и внутренней, чтобы в этой красоте я находил новые прекрасные черты, чтобы богатство ее внутреннего мира не давало бы отвлекаться на других, посторонних, чтобы в нем я всегда находил что-то новое, чтобы ее суть не давала бы расслабляться, а, наоборот, чтобы я все время пытался достигать ее уровня, стремился бы к ее высоте и красоте. И, чтобы в результате обретения такого совершенства, наши дети, мое продолжение (да, такое понимание возникло у меня еще с отрочества), были бы продвижением к тому идеалу, который я определил для себя давно, как только стал отчетливо воспринимать этот мир…

Судьба уже делала мне такие подарки авансом, когда я еще не был к ним готов. Я еще в школьные годы встречал близких к этому идеалу, и они даже, порой, проявляли ко мне интерес, дарили мне некие надежды. Но потом и они понимали, что я еще не дорос до таких серьезных отношений и их уводили более подходящие, зрелые соперники, а мне, еще зеленому, нечем было их удержать… А иногда, обманувшись моими внешними данными, приняв меня поначалу за более взрослого, уже состоявшегося, в скором времени мои избранницы роняли пелену с глаз и, разочарованные, возвращались к своим, не столь эффектным, но подходящим по статусу партнерам.

С некоторыми у меня, со временем, начинали вырисовываться долгожданные контуры отношений, как, было, с той 16-летней балериной, близкой к совершенству внешне. Но я, из-за недостатка опыта, семнадцатилетний, принимал естественную в ее возрасте игру в неприступность за решительное отвержение и, под звучавшую внутри мелодию: «Пусть твердят, что каждый пишет в 19 лет…» (Или в 18? Или в 17?), «грусти не тая…» уходил в одиночество мечтать о ней, единственной…Не хватало приобретаемой с возрастом рассудительности (и – толерантности, что ли?), чтобы подождать немного, закрывать глаза на ее поиски, пока она не обожжется, не увидит, что ее тактика жесткого приручения не всегда действует и бывает попросту ошибочной.

Возможно и моя балерина, не попав из кордебалета на сольные партии, со временем мягче стала бы относиться к постоянным поклонникам, пусть и не выставляющим за «французскую любовь» французские духи или французский коньяк в российских ресторанах, под французскую музыку…А гордая юная леди, опустившая робкого ухажера с небесных высот на землю откровением: «У меня есть молодой человек!», постепенно привыкла бы, что ее перед сменой (или после нее) у заводской проходной каждый день встречает тот же самый «непонятливый влюбленный».

Но эта всепоглощающая влюбленность не мешала мне заполнять паузы в многонедельных поисках той, единственной и неповторимой, случайными интрижками, наподобие той, которая могла произойти под лестницей в чужом подъезде…

С ними с самого начала было ясно, что они возникали лишь для того, чтобы «черед отвести», лишний раз убедиться в своей привлекательности для непритязательных девчонок, только что вступивших на тропу поисков жертв, пробудившейся сексуальной активности. А тут бывали и совершенно буквальные совпадения…

Так, выходя после смены с завода, я в толпе у проходной обратил внимание на крепенькие красивые ножки «товарища по труду», агрессивно выглядывающих из-под короткой тесной юбки. Подняв взгляд чуть выше, я с удовольствием отметил, что и там было весьма завлекательно: округлая небольшая грудь, распирающая ткань клетчатой рубашки, плотно облегающую ее стройную талию… Подняв глаза еще выше, я понял, что, если бы я начал изучение этого предмета сверху, то, наверное и продолжил бы свой путь в одиночестве – нет, ничего непривлекательного в ее веснушчатой мордочке не было, но и особо привлекательного – тоже.

Мы, как бы, даже не знакомились, просто обменялись именами и, не останавливаясь на этом, продолжили разговор, начатый не нами. Мы погуляли в скверах, начинающихся у завода, обнаружив, что стемнело, как повод для того, чтобы начать целоваться прямо на людных бульварах.

Она жила у завода, я проводил ее до кирпичной пятиэтажки. Посидели, как с той, похитительницей карандашей, под лестницей в подъезде. Нацеловавшись до одури, я первый потянулся к выходу. Она пыталась меня удержать еще, целуя мне руки. Взглянув на дальний подъезд дома, где, как сказала, она жила, мы увидели группу ребят (совсем, как у дома той любительницы косметики…

- «Меня дальше не надо провожать, - встревожено сказала она. – Эти ребята не любят, когда я появляюсь с кем-то. Будут цепляться…» Я повернулся, собираясь уходить. Она схватила меня за рукав:
- «А ты даже не спросил, когда мы можем встретиться! Ты уже не хочешь?» Я промолчал, довольный, что не надо врать, будто бы хочу… Нет, ну соблазнительная фигурка…Но мордашка…Видали мы получше!

Она, оттолкнув меня, бросилась бежать к тем ребятам. Что-то возбужденно заговорила, показывая рукой в мою сторону.
«Ну вот, - подумал я, - лень было спросить номер ее телефона!»

Выждав для солидности полминуты, я, не торопясь, зашагал к дороге. Никто меня не преследовал…А может быть, она, упоенная обидой, вовсе и не натравливала на меня своих соседей…Может, совсем наоборот…
Но больше ее я нигде не встречал. Ни на заводе, ни у проходной…