Дело Митрофании

Слухами земля полниться, а причудами — свет. Во времена XIX века, слухи, сплетни, пересуды, являлись не просто лекарством от скуки, но народным духовным питанием, даже «просвещением», а для светского общества — исключительным лакомством. Передавались они изустно, от одного вещего голоса к другому. В пути, как правило, обрастали новыми «подробностями». Было чему огорчиться, над чем посмеяться. Но суть в другом. Опыт должен был чему-то научить. Этого-то как раз не случалось.
Со времен Каина преступность стала неотъемлемым фактором жизни любого общества. Без нее, увы, как ни странно, нет «остроты» существования. Иначе не появилось бы на свет увлекательные таинственные детективы. Но детектив детективу рознь.
Роман-исповедь Достоевского «Преступление и наказание», опубликованный в 1866 году, стоит особняком. Это произведение представило обществу его ханжество и двуликость. В художественной форме впервые были обозначены острые противоречия внутреннего мира человека, и победы его эгоистической психологии, оправдывающей противоправное деяние, ведшие к краху личности, к чудовищному злодейству.
Роман производил тягостное впечатление. Но само общество, высказав порицание моральной деградации главного героя, убийцы, жить продолжало, не напрягаясь, по сложившемуся укладу ¬ все, что ни делается, все к лучшему. Бог в помощь.

О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И Опыт, [сын] ошибок трудных,
И Гений, [парадоксов] друг,
[И Случай, Бог изобретатель]
А.С.Пушкин

В первых числах октября 1874 года в Москве неожиданно тревожно загудели церковные колокола. За одной обителью «зазвенела» другая, подхватила третья… Такое случается лишь во времена надвигающий всеобщей опасности. Народ призывали к молебну. Эхом откликнулись церкви Санкт-Петербурга, других городов. Что происходит? Какая напасть грозит благополучному российскому государству, которым управлял Александр II, Освободитель?
Никто толком ничего не знал, все довольствовались лишь слухами. Они были невероятными, смущали души верующих, стыдно было произносить. Но слухи множились и, наконец, кое-что прояснилось — заговорили о необычном происшествии. Каком? Вскрылось преступное деяние, не простое, не золотое, но подлое — это подлог, обман, воровство, нечестные торгашеские манипуляции. Назывались цифры — на сотни тысяч рублей. Да нет же, нет, на миллионы! Спаси, Господи, нас грешных! Так кто же виновен, купцы взбаламутили спокойствие? Опять же нет! Страшно произнести. Говорите! 
Церковники…
Клевета! Не может быть! В суде разберутся, страшно накажут кляузников!
На суде все выяснилось — молиться надо было, действительно, во спасение души и стойкости представителя высшего духовенства из лона гордой русской православной церкви. В числе мошенников, людей корыстных, злобных, падших, оказалась…
Однако, от слухов перейдем к фактам.
5 октября 1874 года в Московском окружном суде с участием присяжных заседателей началось слушание дела по обвинению целого ряда лиц в подлогах, мошенничестве, растрате чужого имущества. Случилось невероятное. Главной обвиняемой была начальница Московской Епархиальной Владыче-Покровской общины сестер Милосердия и Серпуховского Владычного монастыря игуменья Митрофания. Ее ждала скамья подсудимых. Процесс начался…
Отметим, что игуменья Митрофания была хорошо известна не только в Москве, Санкт-Петербурге, но и в других городах России. Ее считали подвижницей, крупным деятелем Русской православной церкви — в миру звали Прасковьей Григорьевной Р0зен. Она была баронесса, дочь генерала, героя Отечественной войны Григория Розена. В правление Николая I служила фрейлиной при императрице.
Но в монастырь ушла рано, в 26 лет — облеклась в святой ангельский образ, послушница дала обет Богу — творить благо и бороться с греховными напастями.
Основная причина пострига — девушка была очень религиозной, близких родственников у нее не осталось, найти жениха не сумела — крупная, с волевым мужским характером и таким же складом ума. Кто ее суженый? Где найти подходящего? Такой еще не родился! Художественно одаренная, помимо религиозной деятельности, Прасковья до затворничества занималась иконописью, учителем у нее был известный живописец Иван Айвазовский.
А ее внешний облик? О, остерегайтесь. Игуменья во весь рост, казалась, тёмной могучей тучей — с головы до ног, укутанная в чёрное монашеское облачение — в правой руке чёрный посох, в левой четки. Глаза крупные, бесцветные, ледяные, навыкате. Вырезанные ноздри, пухлые губы, в дополнение тяжелый подбородок. Ее взгляд мог пригвоздить человека на месте. Она знала себе цену и являла само величие духовной власти. Если не будешь выполнять ее указы, пеняй на себя. Со свету сживёт.
Судебное дело возбудили 25 января 1873 года, когда в петербургской банкирской конторе Чебарова был замечен некий приказчик, Бейлин, по происхождению еврей, который пытался дисконтировать векселя, хотел узнать о набежавших процентах. Его действия показались подозрительными, проверили векселя – они были подложные, принадлежали некоему купцу Лебедеву и своей подписью их заверила… игуменья Митрофания!
Бейлина арестовали, допросили, он во всем признался, пострадавшего Лебедева привлекли к ответственности. Ниточка расследования привела к главной подозреваемой, которая очень быстро стала главной обвиняемой - Митрофания. Это был шок не только для церковников, но и для общества в целом.
Вот как охарактеризовал натуру обвиняемой известный русский юрист, судья, возбудивший судебный процесс Анатолий Фёдорович Кони. По его заключению, эта женщина обладала обширным умом, но характер имела чисто мужской, деловой. Удивительно энергичная, настойчивая, она влияла на окружающих и делала их послушными орудиями своей воли.
В чем же суть преступления, свершенного предприимчивой игуменьей? Вопрос очень непростой. Все, что она ни совершала, все во благо своей епархии и церкви - создавала общины сестер милосердия. 
Свое немалое наследство - сто тысяч рублей - отдала на церковные деяния. Благородный поступок – пожертвование, все заметили. Кто последует? Никого. Поговорили, одобрили и успокоились. Жертвовать подобные суммы никто не желал, в Москве хватало других церковных просителей.
Деньги главной монахини пошли на строительство зданий, обустройство новых общин. Но благотворительной суммы оказалось мало, крайне мало. Строительство расширялось и требовались многие сотни и сотни тысяч рублей. Нужны были миллионы. Как быть?
Поиск денег стал головной болью игуменьи. Не было покоя ни днем, ни ночью.  Оставалось одно - заняться коммерцией. Торговлей. Нарушение церковного устава? Хуже - уголовно наказуемое преступление!
Торговать монахиням запрещалось по закону. Исключением оставались изделия ручного труда: свечи, рукоделие, церковная утварь. Но монахине нужны были большие деньги — строительство развернулось масштабное.
Увлеченную Митрофанию в добыче денег охватил азарт – она предлагала на продажу не только подложные векселя, не стеснялась участвовать в купеческих торгах, стала активной перекупщицей. На рынок уходили: лес, сукно, мясо, оружие, иконы, церковные кресты. Все, что попадало под руку, оценивалось и отправлялось на прилавок. Но денег все равно не доставало…
Не будем разбираться во всех деталях этого нашумевшего судебного дела, обмана властей и безвинных людей. На эту тему есть серьезные исследования - достаточно познакомиться с выступлениями известных русских судебных ораторов XIX века. Разбирательство дела Митрофании длилось рекордные одиннадцать дней.
Сама подсудимая, величественная монахиня, не стеснялась своего положения и манипулировала свидетелями. С ее подачи они давали ложные показания. Главная монахиня России лгала сама и призывала к этому своих послушниц.  Она зарвалась!
Слишком очевидны были ее неблаговидные дела. Выступавшие адвокаты не раз уличали игуменью в обмане, называли точные данные по бумажным договорам, подложным векселям и другим бумагам.
Государственным обвинителем на процессе был оберст-прокурор Константин Жуков. В своей речи он произнес следующее: «Над этой толпой  царит фигура женщины… в монашеском одеянии… она окружена таким  штатом, такой толпой клевретов, которые при малейшем ее знаке бросаются и совершают все, что укажет эта женщина. Вот в какой среде совершены преступления…»
Игуменья не признала себя виновной. Но суд присяжных был суров, не пошел на уступки и Митрофанию признали виновной почти по всем пунктам обвинения. Правда, учли, что игуменья заслуживала и снисхождения.
Тем не менее Митрофанию лишили всех прав состояния и приговорили к ссылке в Енисейскую губернию, на 14 лет. Так впервые российская судебная система доказала свое умение отстаивать закон и правду, проявив в полной мере зрелость, устойчивость и неподкупность.
Но вскоре, выяснилось, что справедливые усилия судей и прокуроров были напрасны. Господа присяжные старались тоже впустую. В стране был и другой суд, куда более высокий. Высший!
Игуменья не поехала на берега сурового Енисея. За нее заступилась госпожа императрица Мария Александровна, супруга императора Александра II, урожденная немецкая принцесса…
Уставшая от судебного процесса Митрофания отправилась поправлять свое подорванное здоровье в теплые края, на юг России в Ставрополье. Там ей предлагалось отдохнуть от трудов праведных, набираться сил, здоровья и писать свои иконы. После Ставрополья монахиня два года прожила в святом Иерусалиме, где ознакомилась с жизнью древних иудеев и вполне довольной вернулась домой.
Умерла игуменья в Москве в 1899 году в возрасте 73 лет. Похоронена на территории Храма Покрова Пресвятой Богородицы в Рубцове - это в Москве, на Бакунинской улице.
Едва после окончания нашумевшего судебного процесса с Митрофанией минуло тринадцать месяцев, как в декабре 1875 года, в Малом театре в Москве появилась комедийная пьеса автора, известного драматурга Александра Островского. Он представил свой сценический вариант нашумевшего дела. Его пьеса называлась очевидно остро - «Волки и овцы». Одной из главных героинь выступала некая Мурзавецкая, (от слова «мерзавец»). Властная, жадная дама хотела обобрать богатую вдову Купавину, владевшую богатым поместьем и крупными лесными угодьями… Не удалось.
Островский был знаком с судебным процессом над игуменьей Митрофании, не мог пройти мимо и не откликнуться. Своей героине дал соответствующую фамилию. Москвичи намек поняли правильно.