Счастливый день

В широкой кровати с белоснежным бельем лежит пожилая женщина лет 75-и. Руки скрещены на груди, цепкий взгляд придирчиво обегает роскошную обстановку спальни: платяной шкаф со вставками из венецианского стекла, русские пейзажи в богатых рамах, пушистый ковер поверх дубового паркета.
Напольные часы в углу бьют восемь. Взгляд дамы останавливается на тяжелых бархатных портьерах темно-зеленого цвета с красиво задрапированными ламбрекенами.
– Ирина! – властно кричит женщина. – Это что за безобразие! На левой шторе семь складок, а на правой восемь! Какая безвкусица! Быстро расправь!
Ее дочь, полноватая женщина лет сорока с невзрачной внешностью, послушно берет из угла металлический поводок и исправляет дефект.
На прикроватной тумбочке звонит старинный телефон. Дочь снимает трубку, здоровается и передает матери. Из трубки слышно:
– Людмила Михайловна, добрый вечер! Это Антонина… Через неделю мне семьдесят исполнится, хочу вас пригласить на юбилей.
– Это что, ехать в твою хрущобу черт-де куда? – зычно усмехается женщина.
– Что вы, что вы! У меня зять бизнесмен, он давно купил мне уютный коттеджик. А банкет заказал в ресторане «У камина», с авторской кухней в средневековом стиле. Тамадой Андрюша Малахов будет, Кобзон споет наше любимое… Хочу пригласить всех сослуживцев.
Лицо Людмилы Михайловны сводит гневной гримасой.
– Ты совсем очумела, Тонька! Это чтобы я, хирург с мировым именем, потащилась на юбилей к какой-то медсестре? Да я только в мединституте шесть лет училась, а не как ты – за пару лет всю медицину постигла! Забудь, что мы вместе сорок лет работали, и больше мне не звони!
Она со злостью швыряет трубку.
– Ишь ты, богатенькой стала… «Зять бизнесмен»… – она тяжело дышит. – А ты, Ирка, сама виновата, что от личной жизни отказалась! Ни мужа, ни детей… Принеси мне валерьянки... скорей! Довела меня эта Тонька!
Дочь послушно идет на кухню, наливает из кулера воды, капает лекарство из пузырька, беззвучно считает. Подходит к кровати, помогает матери сесть, подносит к синюшным губам мензурку.
Мать успокаивается, дыхание выравнивается. Она прикрывает глаза.
Ирина стоит в дверях, одетая элегантно и торжественно: черная юбка-карандаш, белая шелковая блузка, синий приталенный пиджак с баской. Ноги в чулках телесного цвета и замшевых туфлях на шпильках.
– Мама, меня уже ждет такси, до поезда полчаса. Я тебе всего наготовила. Все свежее, натуральное, ешь фрукты и йогурты. Лекарства разложила по контейнерам. Завтра вернусь.
Женщина критически осматривает дочку.
– Ты почему пробор слева делаешь? Сделай справа, так будет лучше.
– Хорошо, мам, но я с детства так ношу.
– Подойди сюда! – требует мать.
– Но я уже обулась…
– Иди, иди! Вернешься – пропылесосишь!
Ирина послушно подходит к материнскому одру.
Людмила Михайловна выдвигает ящик тумбочки, достает маленькую коробочку, протягивает дочери:
– Возьми! Это кольцо с бриллиантом, наша семейная реликвия. Мне его подарил на свадьбу твой покойный отец. Царствие ему небесное! – Взгляд дамы останавливается на портрете генерала в золоченой раме. – Пусть оно принесет тебе удачу! Знающие люди сразу поймут, что ты из приличной семьи, а не какая-нибудь выскочка. И не забывай: ты не просто Ирина Владимировна, ты еще и моя дочь!
Ирина надевает кольцо на средний палец правой руки.
– Не задерживайся! Ты же знаешь: у меня больное сердце, мне совсем нельзя волноваться! – умирающим голосом прощается женщина.
На улице сигналит машина. Ирина целует мать в щеку и быстро выходит.
Услышав скрежет ключа в замочной скважине, Людмила Михайловна встает с постели, сует полные ноги в овечьи тапки и шлепает на кухню. Из окна смотрит, как от подъезда отъезжает такси. Открывает шкафчик, достает бутылку коньяка, наливает полстакана. Пьет, не закусывая. Из тайника достает тонкую коробочку с сигарильо и с наслаждением закуривает.

Аудитория МГУ. За кафедрой стоит натянутая как струна Ирина и слегка севшим от волнения голосом читает доклад:
– Тема исследования очень актуальна. Двадцатое столетие и начало двадцать первого демонстрируют невиданные ранее по изощренности технологий и грандиозности масштабов формы манипулятивного давления на индивидуальное и общественное сознание.
Члены диссертационного совета внимательно слушают, кто-то делает пометки на листах. Моложавый профессор в очках и с бородкой согласно кивает головой.
За окном ясное голубое небо, на деревьях начинают распускаться нежно-зеленые почки. Птички весело чирикают.
Волнение уходит из голоса Ирины, речь становится все убедительней:
– Теоретические положения и выводы, сделанные в данной работе, могут быть использованы для дальнейших научно-практических исследований по социальной философии, культурологии и политологии. По защищаемой теме диссертантом опубликовано тридцать восемь работ. Исходные положения докладывались и обсуждались на ежегодных международных конференциях, на философском конгрессе в Санкт-Петербурге, на Всероссийских и региональных конференциях, симпозиумах, семинарах и профильных «круглых столах». Материалы диссертации в течение ряда лет использовались автором при чтении философских дисциплин студентам нескольких факультетов.
Аплодисменты. Моложавый профессор истово жмет Ирине руку.
В соседней комнате уже накрыт стол. На тарелках красиво разложены бутерброды с красной и черной икрой, ломтиками слабосоленой семги, сыром и колбасой. Секретарь-помощник разливает по фужерам шампанское. Ирину поздравляют с отличной защитой докторской диссертации.
Все расходятся. Ирина выглядывает в широкий коридор, видит удаляющуюся фигуру моложавого профессора и окликает:
– Герман Романович!
Мужчина останавливается и оборачивается. На его лице удивление.
Ирина с фужером в руке приближается к нему, робко поднимает смущенный взгляд на холеное аристократическое лицо.
– Герман Романович! Я… я так благодарна вам! За все! Вы – мой кумир! И я… вас люблю!
Брови профессора удивленно поднимаются.
– Я влюбилась в вас еще студенткой, и в аспирантуру поступила из-за вас, чтобы вы заметили меня. Но мне всегда казалось, что я недостойна вас. Вот и докторскую защитила, чтобы быть поближе к вам!
Профессор смотрит в лицо Ирины ледяным взглядом.
– Бывает... – Он жмет ей руку. – Еще раз поздравляю Вас, Ирина Владимировна, с успешной защитой. Желаю дальнейших успехов в науке.
Ирина слабо отвечает на рукопожатие. И замечает на безымянном пальце профессора узкое обручальное кольцо.
– Я женат уже сорок лет, у меня дети. Так что извините.
Из окна второго этажа Ирина видит, как профессор выходит из корпуса и садится в черный «лексус». К машине подбегает длинноногая девица в короткой юбочке и эффектно садится рядом, в пассажирское кресло. Профессор гладит ее колено и целует в глубокое декольте. Девушка достает из рюкзачка зачетку и раскрывает для подписи.

В вагоне метро Ирина едва сдерживает слезы. Ее пихают со всех сторон, но она не замечает. Остановка. Двери открываются. Пассажиры выходят из вагона. Ирина запоздало бросается к выходу, но уже поздно. Волной вошедших с перрона людей ее сносит вглубь вагона. Она выходит на следующей станции, переходит на другую сторону платформы, садится в вагон и едет на нужную станцию. С ужасом смотрит на электронное табло часов и бежит вверх по эскалатору, расталкивая стоящих пассажиров.
Когда она выбегает на перрон, мимо проплывает последний вагон уходящего поезда. Какое-то время она бежит за ним, но вскоре останавливается и возвращается на вокзал.
Из окошечка кассы слышится бесстрастный голос:
– На ближайшие сутки билетов в вашем направлении нет! Могу дать только плацкарту в проходящий поезд. Нечего было на «Сапсан» опаздывать!

Ирина заходит в общий вагон. Идет к своему тридцать шестому месту – это у тамбура с туалетом. Слева торчат ноги спящих пассажиров. Столики завалены остатками дешевой еды: стаканчики с недоеденной лапшой, открытые банки рыбных консервов, бутылки из-под пива. Ирина брезгливо морщится, со вздохом забирается на свою верхнюю полку.
Утром Ирина просыпается. Она протирает припухшие от ночных слез глаза и спрашивает в пространство:
– Который час?
– Шесть уже.
– Значит, ехать еще часа два.
Ирина сбрасывает с себя простыню с серым суконным одеялом, спускается вниз и с трудом натягивает туфли на затекшие ноги. Встает, стряхивает с черной юбки серые катышки от постельного белья.
– Скоро туалет закроется, идите скорей, – советует полная женщина, сидящая напротив.
Ирина открывает дверь в кабинку и с ужасом смотрит на пол: там из угла в угол перекатывается грязная жижа.
– Ну, чё испугалась? – слышится за спиной насмешливый голос соседки. – Смотри, как надо!
Женщина в трикотажной пижаме и клетчатых шлепках прицеливается, отталкивается левой ногой и ловко прыгает на чугунный унитаз. Дверь захлопывается. Ирина смотрит на свои черные замшевые туфли на тонкой шпильке, вздыхает и возвращается на свое место.
Проводница приносит черный чай в стакане с подстаканником. Ирина достает из сумки от Louis Vuitton батончик гематогена и завтракает. Потом включает электронную книгу, читает.
Соседка разгадывает кроссворд. Два парня, брюнет и белобрысый, играют в карты.
Из тамбура в вагон заходит потная тетка с объемистыми клетчатыми баулами.
Продавщица: А вот фужеры поющие! Эти под шампанское, эти под коньяк, эти под водочку. Возьмите, недорого отдам, по семьсот пятьдесят всего, а если две коробки купите, так еще дешевле. Женщина, возьмите, не пожалеете!
Соседка: В Гусь-Хрустальном чуть не вдвое дешевле!
Продавщица: До Гуся еще доехать надо. А вы думаете, я за сколько купила, за столько и продавать буду, что ли?
Брюнет: А вы станьте торговым представителем, будете по той же цене продавать.
Продавщица: Не хотите фужеры, тогда купите лягушку денежную.
Она достает из большой сумки стеклянную пирамидку и трясет ею в воздухе.
Продавщица: Вот, деньги на нее прям так и сыпятся!
Брюнет: Лягушка ваша тоже поющая?
Продавщица: Нет… не поет она.
Брюнет: А-а… Была бы поющая, я б купил.
Продавщица жестом уличного фокусника достает из недр сумки стеклянную туфельку.
Продавщица: А вот подставка под сотовый телефон. Когда он звонит, туфелька светится от батарейки. Сверху ручку вставить можно. Сто рублей всего стоит.
Брюнет: Туфля вместе с телефоном продается?
Продавщица: Вот нахал-то! За сто рублей чего захотел! Девушка, ну купите туфельку! Я же вижу – она вам нравится.
Ирина берет в руки аляповатую вещицу и рассматривает со всех сторон.
Продавщица (торжественно): А теперь – гвоздь сезона! Дельфин достает из коробочки зубочистки!
Она демонстрирует умения сувенирного китообразного.
Брюнет: Дельфин-то хоть поющий? Тоже не умеет? Ну вот…
Белобрысый: Не люблю зубочистки…
Ирина достает из косметички зеркало и припудривает покрасневший нос. А торг продолжается.
Продавщица: А вот музыкальная шкатулка. Когда дарите жене колечко, она открывается и поет.
Брюнет: Уж больно большая! Может, у меня и жены-то никогда не будет. Прикажете этот сундук всю жизнь с собой таскать?
Все улыбаются. Ирина с интересом смотрит на веселого попутчика. Разглядывает его длинные тонкие пальцы, ловко тасующие колоду карт – обручального кольца и вправду нет. Стройное поджарое тело, узкое смуглое лицо с цепким взглядом близко посаженых карих глаз, шапка кудрявых волос.
Ей вдруг становится смешно. Она улыбается, потом прыскает со смеху.
Продавщица: (все еще с надеждой посматривая на пассажиров): Я же вижу, что вы хотите купить! По глазам вижу!
Некоторые пассажиры протягивают купюры и забирают сувениры. Торговка закидывает оставшийся товар в сумки, подхватывает их и, вполне довольная, идет в другой вагон.
– Проигрался ты, дружок, в пух и прах…– Брюнет кидает на стол веер козырных карт. – Ты бы сразу всю шваль сбрасывал, зачем на руках-то держать?
– Да, Витек, ловкий ты! – огорченно вздыхает проигравший.
– Не ловкий, а сообразительный. У меня бабушка была чемпионкой лагеря по шашкам. И в простые могла, и в стоклеточные, и в поддавки.
– И в «чапаева» тоже? – интересуется белобрысый.
Ирина хихикает, представив, как старушка в платочке и очках точным щелчком скрюченных пальцев сбивает шашки противника.
– А я тоже была чемпионкой лагеря по шашкам, – говорит она. – И по шахматам имею первый разряд. А по ночам, в палате, мы даже в карты играли! И в «дурака», и в «акулину»!
– А что, слабо устроить турнир между вами и генами моей покойной бабушки? Щас вот только вызову дух бабы Поли, – предлагает Виктор.
Все смеются. Парень ловко тасует карты.
– На вас сдавать? – Брюнет кивком приглашает Ирину в игру.
Та машет рукой:
– А-а-а, давайте!
В ее глазах вспыхивает детский задор. Она легко выигрывает три партии подряд.
– Гениально! Светлая голова! – восхищается Виктор. – Вы, наверное, профессор?
– Ну-у… почти… Надеюсь, скоро получу. Я доктор философских наук…
– Впервые встречаю такую удивительную даму: и красивая, и умная. Разрешите поцеловать вашу ручку.
Виктор галантно целует ухоженную руку с аккуратным французским маникюром и обращает внимание на кольцо.
– О, какой красивый камень! Бриллиант чистой воды! Пять карат!
– Что вы! Всего четыре! Это семейная реликвия, мне досталась от прабабушки по отцовской линии.
– У вас день удачно начался, Ирина! Если вам так везет, давайте попробуем сыграть на деньги! Всего по сто рублей с носа, идет?
Компания весело режется в карты. Рядом с Ириной растет стопка купюр. Ее щеки разрумянились, глаза блестят, ей легко и весело среди случайных попутчиков. Ирина прихлебывает чай из стакана в подстаканнике.
– Какой вкусный! Как в детстве! И подстаканник красивый, под старину.
– Из чего же вы дома чай пьете?
– У нас семейная традиция, как в старой доброй Англии. Каждый вечер пьем чай со всякими печеньками, пироженками и конфетками. Что я себя помню, ни разу не пропускали. У нас чашки кузнецовского фарфора, такие тоненькие, что просвечивают. Но пить чай из стакана в подстаканнике, оказывается, тоже великое удовольствие.
Заглядывает проводница, собирает со стола стаканы и предупреждает:
– Поезд прибывает на станцию через двадцать минут!
Она уходит в другой конец вагона, откуда вскоре доносится ее пронзительный крик:
– Кто взял стакан с подстаканником? Кто не сдал? Сейчас буду проверять у всех сумки!
Взлохмаченная, сердитая и явно не выспавшаяся проводница ходит по вагону и проверяет рюкзаки и сумки подозрительных, на ее взгляд, пассажиров.
– А ну, открывай! – указывает Виктору на клетчатый рюкзак.
Тот с усмешкой расстегивает его. Стакана там нет.
Проводница бросает оценивающий взгляд на Ирину, на ее сумку темно-шоколадного цвета с бежевыми вензелями, карамельными кожаными вставками и позолоченной фурнитурой и вдруг принюхивается:
– Ой, что за аромат такой чудесный? Это от вас? – спрашивает она Ирину. – Что за духи?
– «Шанель номер пять».
– М-м-м… мечта всей моей жизни… – Проводница уходит в служебное купе, ворча себе под нос: – Ездют тут всякие, а потом стаканы пропадают…
Виктор сгребает карты в кучу:
– Ира, ты проиграла! Вчистую!
– Как? – Ирина растерянно смотрит в пустой кошелек.
Поезд скрипит тормозами и останавливается. Ирина выходит на перрон, щурится от яркого утреннего солнца. За ней выходят Виктор с Сеней.
– Как же так, – жалуется Ирина. – Нет… этого не может быть. Ведь все шло так отлично…
– Да не расстраивайся ты! Щас найдем укромное местечко, и отыграешься, – подмигивает Виктор.
Они идут к электричке, что стоит в тупике. Забираются в пустой вагон и раскладывают карты на жестком сиденье. Ирина снова оживляется, забывает обо всем на свете. Парни подбадривают ее, восхищаются логикой мышления и продуманными ходами. Около нее растет денежная стопка.
– Ира, ты опять по нулям, – констатирует Виктор.
– Как это? – удивляется Ирина.
– Не горюй, у тебя есть шанс отыграться! Поставь на кон колечко! – предлагает Виктор. Сеня же опускает глаза и криво ухмыляется.
Ирина переводит взгляд с кучки денег на сверкающий камень, потом – снова на деньги. Медленно снимает кольцо и кладет поверх купюр. Сеня раздает карты.
– Ира, ты полный банкрот! – Виктор опускает кольцо в карман черной джинсовой куртки, сгребает купюры в рюкзак. – Очень жаль, но уговор дороже денег! Я же говорил, что моя бабушка была чемпионкой лагеря, правда, лагерь был на Колыме! Баба Поля шустрая была: как пойдет на Средной рынок, так обязательно что-нибудь сопрет!
– Как же я домой доберусь без денег? – разводит руками Ирина.
– Могу на велике довезти. Вон, у меня в сарае стоит.
Они идут по смолистым шпалам и выходят к двухэтажному деревянному бараку. Он обшит почерневшими досками, большая часть окон заколочена.
Дверь в квартиру Виктора и Сени, обитая драным коленкором, даже не заперта. На электрической плитке стоит зеленая эмалированная кастрюля с пригоревшей картошкой в мундире. У стены – разложенный диван с засаленной обивкой, к стене ржавыми гвоздями приколочен плюшевый ковер с оленями. Окна завешены мешковиной. Из-под кухонного стола-тумбы выскакивает мышь и юркает под диван.
– Так, Сеня... Я даму провожу, а ты к моему приходу нажарь котлет с картошкой. Если пригорит как в прошлый раз, в нос получишь! – Виктор игриво шлепает друга пониже спины.
Сеня послушно кивает.
Из покосившегося сарая Виктор выкатывает старый проржавевший велосипед. Ирина садится на раму, и они едут по пустым улицам. Здесь просыпаются поздно.
Ирина вспоминает:
– В восемнадцать лет я на картошке познакомилась с Андреем из университета. Мы ходили в кино, на выставки… целовались в телефонных будках… А вечером он отвозил меня домой на велосипеде... Какое это было счастье! А когда мы решили пожениться, мама спрятала мой паспорт. Она считала, что Андрей малоперспективный. Я недавно нашла его в «Одноклассниках»: он сейчас директор банка на Кипре. Женат, трое детей…
Наконец они подъезжают к шикарному дому сталинской постройки с видом на Кремль. По широкой лестнице поднимаются к двустворчатой дубовой двери подъезда.
Виктор присвистывает:
– Это твой дом? Ни фига себе!
– Мой дедушка, Владимир Петрович, закончил Институт красной профессуры в Москве. До войны заведовал кафедрой марксизма-ленинизма в Университете, бабушка преподавала французский язык там же. Вот и получили от государства квартиру.
Они проходят мимо консьержки со спицами в руках. Та приветливо кивает Ирине и возвращается к вязанью. Поднимаются по широким лестницам с чугунными стойками перил на последний этаж и останавливаются у квартиры.
– Какой сегодня необыкновенный день, – говорит Ирина.– Со мной такого никогда не было.
Виктор прижимает женщину к стене, окрашенной бежевой масляной краской. Длинными пальцами проводит по щеке, медленно скользит по шее к ключице. Оцепеневшая от неожиданности Ирина испуганно смотрит на Виктора. Он наклоняется и целует Ирину в губы, умело лаская языком. Ирина закрывает глаза и расслабляется в его руках. Рука Виктора скользит от колена по бедру, залезает под юбку, гладит между ног. Ирина постанывает от удовольствия. В мужчине просыпается зверь, он возбуждается и овладевает женщиной. Ирина почти не сопротивляется.
Виктор подносит свою руку к глазам, видит кровь.
– Что это? У тебя месячные?
– Нет, рано еще…
– Ты что, девушка?
– Да, – шепчет Ирина. – Была… Всё берегла себя… для него…
Обескураженный Виктор пятится к лестничному пролету. Ирина съезжает по стене на пол и закрывает лицо ладонями. Виктор убегает.
Ирина дрожащей рукой вставляет ключ в скважину. Это удается ей только с третьей попытки. Она заходит в прихожую, закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной. Из спальни слышится голос матери:
– Ирина? Ты почему так поздно вернулась? Где ты пропадала? – Не услышав ответа, Людмила Михайловна продолжает: – Ты же знаешь, у меня больное сердце. Мне нельзя волноваться… Иди сюда и рассказывай!
Ирина стаскивает непривычно грязные туфли и бросает на коврик. Держась за стены, обшитые гобеленом, она проходит в комнату и плюхается в роскошное кресло, обитое мягкой коричневой кожей.
– Ну, как всё прошло? – не отстает Людмила Михайловна.
Ирина, засыпая, отвечает:
– Знаешь, мама, это был самый счастливый день в моей жизни…
Ее руки бессильно повисают, пальцы разжимаются. Сумка шлепается на пол и опрокидывается. Из нее выпадает подстаканник, стакан катится по дубовому паркету. У ковра с пушистым ворсом он останавливается.

Полную версию и окончание можно прочитать на ЛитРес
Лора Кулик "Счастливый день"