Шаббат и сало

Утро в ту субботу началось с телефонной заливистой трели. Помните, были такие телефоны, которые не катались в сумках или карманах мир посмотреть и себя показать, а дожидались хозяев дома? Ну да, не все вспомнят: до эры мобильников оставалось ещё лет пять, а уж до эры смартфонов и того более. Повелитель телефонной трубки, не открывая глаз, приложил её к уху и недовольно-сонным голосом осведомился, какой хрен звонит в столь ранний час выходного дня и какого хрена этому хрену, собственно, надо? Услышанное заставило-таки его сократить поток русского языка, рвущийся наружу, и открыть глаза.

- Просыпайся, душенька моя, - сообщил он пытающейся спать рядом деве. - К нам едет гость. Его надо встретить. Он чудесный человек и правоверный еврей.

- Ох, - только и оставалось сказать деве. Потому что гость - это непременно сразу переставший быть томным день. А из закуски в холодильнике есть только сало. Два кило замечательного солёного сала. Которое никак не может быть кошерной пищей. А гости - они хитрые. Винца или водочки они с собой везут, а вот закуску почему-то нет. Но делать было нечего, гость таки уже в пути...

В ближайшем к дому магазине два бородатых товарища (один таки вправду правоверный еврей, что сообщала миру кипа, украшавшая его макушку, а второй просто еврей, хоть и не особо религиозный, но всё же не забывающий в нужный день испить вина так, чтобы не отличать Амана от Мордехая) взяли две бутылочки водки "Еврейская кошерная". Потом подумали немного - и взяли ещё две. А что, день долгий, ночь впереди ещё длиннее. Пригодится. На закуску, правда, денег не осталось совсем, ну и ладно. Дома что-то найдём.

- Буду я, друже, с ней разводиться, - после всех положенных тостов за встречу, за родителей, за хозяев дома, за тех, кто не с нами и т.д., сообщил гость.

- Это с чего это? - удивился хозяин. - Вроде ж у вас любовь, всё такое...

- Любовь! - страдание в красивых чёрных глазах гостя стало почти материально и грозилось затопить небольшую кухню. На стареньком столе - такие у всех, наверное, были, с выдвижным ящичком, куда скидывали всякую мелочь, попадающую в разряд "в хозяйстве пригодится" - по самому его центру стояла бутылка "Кошерной", уже изрядно опустевшая. Рядом - кувшин с разведённым черничным вареньем. И тарелочка с хлебом. Ну, тем, что осталось от недавно целой буханки: чуть более трёх корочек. Гость придержал скорбь и страдания в собственных глазницах и, сквозь них, осмотрел явства. Скорбь стала больше: еды на столе не прибывало. Он вздохнул и продолжил: - Любовь... какая может быть с ней любовь?

И он налил по новой. Выпили, хлебушком занюхали...

- Она что, изменила тебе? - с любопытством спросил хозяин. Гость прослезился, шмыгнул носом, вынул из кармана огромный носовой платок и шумно высморкался.

- Нет! - театрально вскинув к небу руки, воскликнул он. - Ах, если бы всё было так просто!

Хозяин спешно протянул ему до половины наполненную рюмку. Выпили. Занюхали. Непрошенная слеза, скатившись по небритой щеке гостя, скрылась где-то в волнах чёрной бороды.

- Если бы она изменила мне, я бы понял... - трагичным шёпотом сообщил он. - Я бы всё понял. Да, я не самый хороший человек. И не самый хороший любовник. Она может захотеть другого мужчину, она же красавица... Но нет же, нет! Она верна мне, как верны подсолнухи солнцу, как верны семь нот утреннему гимну, как... - следующее поэтическое сравнение в голову не шло, так что прозвучало просто: - А, наливай, что ль!

Пустая бутылка отправилась под стол. Последний кусочек хлеба вслед за ней покинул тарелку, чтобы стать закуской. Две пары тёмных глаз одновременно уставились на опустевший стол. На всякий случай взгляды переместились на подоконник - но и там ничего не было. Ни съедобного, ни алкогольного.

- Милая, - позвал хозяин. - А достань нам, пожалуйста, водочку из холодильника!

- И на закуску что-нибудь бы, - добавил гость. И продолжил трагический рассказ: - Если бы моя женщина мне изменила... Но она сделала хуже! Она сегодня... сегодня! В шаббат! Затеяла уборку!!! Представляешь? В моём доме, в шаббат! Уборку!!! О, позор мне, позор!

И на этой трагичной ноте он немедленно выпил. И с превеликим удовольствием закусил выпитую "Кошерную", благословлённую, если верить надписи на этикетке, самим главным раввином Земли Обетованной, немалым таким кусочком свиного сала. А что оставалось делать хозяйке, кроме как нарезать некошерное: мужчины хотят закусывать, другой же закуски в доме нет...

Хозяева дома замерли, ожидая возмездия. Где ж это видано, чтобы столь правоверный еврей так оскорбил Б-га и остался безнаказанным? Но небеса не спешили покарать ослушника, молнии не летали средь крашеных в голубое стен, не скакали Всадники за окном - в мире были всё та же тишина и гармония.

- Но как же, - наконец, не выдержала хозяйка. - Мне не жалко, конечно, но... это же САЛО!!!!!

Гость, подхватив тонкими пальцами музыканта ещё один кусочек запретного явства, снисходительно посмотрел на изумлённую деву, воздел перст указующий куда-то под абажур и назидательно произнёс:

- Если сало назвать "шало", оно становится кошерным! - и добавил, чуть помолчав: - А с ней разведусь. Она же не только уборку в шаббат делала. Она ещё и стирать собралась!