Цудзуки

Праздник начинается в апреле, я заранее готовлюсь к нему, собирая украшения, чтобы вспомнить запахи времени, которые окружали меня целый год.

Май пахнет мусором и гарью, обнажив всю грязь после растаявшего снега. Серая трава тлеет чёрными волнами, подгоняемая ветром.
Розовый фантик от конфеты убегает от ползущего языка пламени, которое ещё больше разгорается по поверхности.
Огонь бросался на него, пытаясь схватить алым кончиком, но каждый раз, подхватываемый потоком воздуха, фантик поднимался выше и дразнил его, медленно переваливаясь в воздухе из стороны в сторону.
Он приземлился у моих ног.
Болтаясь на веточке, он не мог улететь, привязанный за холщовую верёвочку.
От него пахло мусором и гарью, со стороны, которую укусил огонь.

Свежий запах пылинками летает в воздухе, проникая в ноздри. Поворачиваюсь к солнцу, смотрю на него, щурюсь и чихаю. Громко, с размахом, так, чтобы слышали соседи. Они оглядываются, а мои глаза смеются.
Свежескошенная трава умирает, отдыхая на чуть нагретой земле, отдавая последнее, что у неё осталось - запах.
Не надевая перчаток, хватаю охапку травы и бросаю в общую кучу, над которой поднимается еле уловимое для зрения испарение влаги и невидимый аромат, улетающий вверх к верхушкам деревьев, смешиваясь с ароматами неба.
Зелёной лентой я привязываю к веточке траву, собранную в июне.

Июль, наверное, самый летний месяц в году. Уже сильнее припекает солнце. Нагрелись водоёмы и тело радо прохладной воде. В эмалированном тазу со сколотыми краями, лежат фрукты, залитые колодезной водой.
Зубами вгрызаясь в остывшую плоть, освобождаешь сок, который брызгами вырывается наружу. Яркие краски плодов мозаикой рассыпаются на столе, падая на пол.
Пчёлы раздражают своим жужжанием, прилипая к спёкшемуся на солнце соку.
Пахнет фруктами и другой запах даже не приходит в голову.
Ожерелье из вишнёвых косточек, раскрашенное цветами фруктов, чуть покачивается, словно танцует, напоминая об июле.

Окунаясь в море, подальше от берега, где оно ещё сохраняет прохладу, наслаждаешься ощущением свободы, которое уносит тебя в небо.
Расставляя руки и ноги в разные стороны, ты лежишь на волнах звездой и смотришь на редкие облака, умиротворённо летящие в небесном океане.
Песочный замок, построенный на берегу, смывает волной. Она же уносит резиновые тапки в море, которые обрадовавшись, что сумели убежать с горячего песка, играют с водой, перекатываясь на волнах.
На губах остаётся соль, облизав их, хочется пить. Даже вода не помогает смыть солёный вкус. Тебе кажется, что ты пьёшь море. Белая ракушка с зелёными полосками от водорослей, занимает своё место, напоминая мне об августе-месяце.

Вечерами становится прохладно. Угли гудят в мангале, крышкой накрыт шашлык, нанизанный на шампуры. В налитую рюмку падает жёлтый листочек, постепенно распрямляясь, словно оживая.
Ворочая угли, искры устремляются вверх, а дым летит в лицо, заставляя водить хороводы вокруг мангала.
«Дым, дым, я не вор», - говоришь про себя детское заклинание, но всё равно бесполезно. Дым лезет обниматься.
Мир желтеет вокруг и становится похож на маринад, в котором лежит мясо.
Сентябрь пахнет шашлыком. Уголёк в сетке будет напоминать мне о запахе этого месяца.

Октябрь – это грязь, смешанная с запахом сырости. Всегда дождь, всегда грязно и, кажется, это никогда не закончится. Грязная свежесть. Сырость, которая проникает всюду и создаёт дискомфорт. Из дома нельзя уйти, сразу пусто, серо и сыро. Словно на душе прошёл дождь.
Ничего не хочется, просто обнять кружку с горячим чаем и смотреть в окно, как по стеклу ползут капли.
Бесформенный болванчик из глины. Мелко нарезанная фольга, которая имитирует слёзы. Слёзы — это вода. Вода — это сырость. Сырость – это октябрь.

Снежинка из пластика, напоминает мне ноябрь, первый снег. Абсолютно пустой запах, который вымораживает кругом все ароматы, заставляя их засыпать, укутывая снежным одеялом сверху.
Снег прячет жизнь, которая была до этого.
А снежинки никак не пахнут и вспомнить мне нечего.
В ноябре моя память не пахнет.

В мандарин я втыкаю иголки от ели, делая оранжевого декабрьского ёжика. Можно было бы поставить тарелку с оливье, но мне, кажется, это будет чересчур. Еда и так захватывает весь январь.
Иголки со временем станут жёлто-серыми, оранжевое тело усохнет.
Но я знаю, что эти колючие поделки из декабря, который пахнет мандаринами и ёлкой. Запах, который пахнет детством, волшебством и сказкой, которая со временем исчезает.

Самым памятным остаётся январь. Я вешаю на ветки упаковки от чипсов, орешек, конфет и другой ерунды, называемые мною снековыми украшениями. Половину января ты ничего не делаешь, развлекая себя яркими пакетиками, из которых соблазнительно пахнет вкусняшками.
Весь январь ты занимаешься глупостями, поэтому я делаю украшения из различных упаковок, но они радуют меня надеждой, которая была со мной короткое время.
Январь пахнет мечтами.

В память о феврале я вешаю печеньки, но обязательно отгрызаю от них кусочек, чтобы они не были целыми, как и сам месяц. И ещё упаковки от лекарств, почему-то именно в этот месяц, они подкашивают здоровье.
Печеньки и лекарства. Симбиоз торта и чеснока, камфорного спирта и шоколадных конфет.
Чтобы совсем не загрустить, добавляю баночки, которые оставили сине-коричневые следы на моей спине. Они ударяются друг о друга, издавая звуки немых колокольчиков, словно им не хватает нот, как мне не хватает дней в феврале, который пахнет печеньками и лекарствами.

«Пришёл марток, одевай сто порток», как-то так говорится в пословице. Я вешаю варежку. Вторая где-то потерялась. Кто носил её неизвестно, но она всегда попадается мне в марте, когда я начинаю разбирать вещи, пытаясь найти одежду весны.
Она пахнет надеждой, теплом и надвигающейся весной, хотя шерсть так пахнуть не должна, но она пахнет именно так.
Март пахнет ожиданием и тюльпанами, а потом всё становится скучным до самого лета.

Апрель пахнет сакурой, лепестки которой падают сверху на воспоминания, заставляя почувствовать прошедшее время.

04/2022