Фальшивый старик

I

     Он вышел из ниоткуда и отправился в никуда: у него теперь не осталось прошлого, и для него ещё не существовало будущего – пространство времени не имело никакого значения. Однако оставалось лишь то пространство, где находилась неровная и наклонная обширная плоскость, по которой, как оказалось, ещё можно было передвигаться: спотыкаться, скользить, подниматься и спускаться, при всём этом, разумеется, не без многочисленных падений. Как невыносимо трудно, преодолевая различные боли, вставать на ноги и продолжать свой, казалось бы, бессмысленный путь. А идти, двигаться необходимо.
     Такое отрешённое состояние проявлялось лишь у некоторых людей, переживших неутешное горе. Однако, выкарабкавшись из него непонятно для чего, они неизбежно теряли смысл жизни: одни на короткое время, другие надолго, а иные...
     Так и он влачил своё бессмысленное существование. Отрёкся от самого себя. Будущее ему даже и не представлялось.

II

     А ведь год тому назад он, молодой человек, пожалуй, был самым счастливым из всех живущих на свете. Красавица-жена одарила его сначала дочуркой, а потом, года через три, – сынишкой. Эта семейная идиллия у многих знакомых вызывала радость и даже белую зависть; зависть же, какой бы она ни была, всё же остаётся завистью.
     – За что им такое счастье? – недоумевали знакомые и даже друзья.
     – Да уж, – со вздохом отвечали некоторые.
     – И умница-муж...
     – И красавица-жена...
     – А детишки – просто ангелочки.
     – Да уж...
     – И на работе у них всё ладится.
     – Ещё бы...
     – Он директор...
     – А она...
     – И умница вдобавок.
     – Да уж, – наконец с завистливой мечтательностью вздохнула лучшая подруга по работе.
     После шестилетнего счастья вдруг случилось страшное горе: в одночасье не стало ни жены, ни детей. Они погибли в авиакатастрофе где-то в Турции, куда после свадьбы полюбили летать на отдых всей семьёй. Но в тот злополучный день вместе с ними не оказалось его: он сослался на неожиданное срочное дело на работе. Провожая жену и детей, он пообещал, что через пару дней и сам к ним присоединится.
     Узнав об авиакатастрофе из вечерних телевизионных новостей, он тут же чуть было не лишился рассудка... Однако, слава богу, он выкарабкался. Заперся в своей просторной квартире и лишь изредка выходил из неё, выходил, сам не зная, куда и для чего, – в никуда.
     Лицо его заросло уже седеющей, но густой растительностью, волосы на голове значительно удлинились, потускнели, спутались. Одежда на нём висела и выглядела затасканной. Но за постаревшей внешностью скрывался молодой человек.

III

     После почти годового самозаточения в своей квартире он в таком виде пришёл в незнакомый ему провинциальный город – вернее, городок. Идя по улицам, он набрёл на столовую и вошёл в неё. Время ещё не было обеденным, потому столовая оставалась пустой, если не считать троих проголодавшихся. Повара на входе увидели незнакомого бродягу, но его старческий вид вынудил их сжалиться над ним. Его разместили в стороне, в углу между двумя большими окнами, и принесли ему большую тарелку горячего супа и несколько кусков ржаного хлеба. Сердобольность в русских женщинах ещё сохранилась в провинциях.
     Уже подходило обеденное время, и один за другим появлялись люди. Они, зайдя в зал просторной столовой, невольно обращали внимание на старика, который не спеша доедал свою тарелку супа и ни на кого из вошедших не смотрел. Покончив с едой, он равнодушно отвернулся к окну и так просидел какое-то время... И вдруг старика что-то насторожило: он увидел молодую женщину, ведущую за руку девочку лет шести.
     Подойдя ко входу в столовую, они остановились: молодую мать с дороги окликнула, вероятно, подруга. Мать подошла к ней, оставив девочку на месте. Девочка же увидела в палисаднике столовой бурого щенка и поманила его. Он, виляя хвостиком, подошёл к ней.
     – Ух, какой хорошенький ты, – радовалась она, гладя его по спине. – И как тебя звать?
     Щенок продолжал вилять хвостиком.
     – Никак, – ответила девочка вместо щенка. – Тогда я назову тебя Дружком.
     Как бы в знак согласия щенок жалобно заскулил. В это время подошла мать, взяла дочурку за руку и, пожурив её, завела сначала в комнату, где моют руки, а затем в зал столовой.
     Старик обратил на них внимание, и они заметили его, хотя и не сразу.
     – Мамочка, – обратилась дочурка за столом, – смотри, какой жалкий дедуля там, в углу.
     – Давай кушай, – сказала мать, но так и не повернулась в сторону старика.
     – Ну мамочка...
     – Не балуйся, – строго заметила мать.
     В это самое время старик вышел из-за стола и направился к выходу. Проходя замедленным шагом мимо их стола, он оглянулся на них. Девочка вспыхнула радостью, а женщина так и не решилась на него взглянуть, хотя и ощутила на себе его тёплый взгляд. Старик вышел на улицу и остановился на крыльце здания. К старику медленно, всё так же виляя хвостом, подошёл щенок. Несколько мгновений старик смотрел не него, и вдруг лицо его исказилось безотчётной обидой, и он ногой отшвырнул щенка. Тот с жалобным визгом укатился вглубь палисадника. Это увидела девочка и вздрогнула.
     – Что с тобой? – испугалась молодая женщина.
     – Злой этот старик...
     – Ну да бог с ним, со стариком...
     – Нет, мамочка, он не злой...
     – Ну да, он не злой.
     – Нет, он несчастный.
     Молодая женщина вздохнула и вывела девочку из-за стола.
     Кроме того, в самый момент, когда старик отшвырнул щенка, вышел на крыльцо взрослый мужчина и возмутился:
     – Эй, старик, а иначе нельзя было?
     Но на это возмущение старик стыдливо и спешно отвернулся и вновь отправился в своё никуда.
     Молодая женщина с девочкой вскоре вышли из столовой и остановились на крыльце. Девочка позвала к себе Дружка, но он к ней не подходил: смотрел с обидой и недоверием. Очеловеченные глаза Дружка были наполнены слезами.
     – Мамочка, давай его возьмём к себе.
     – Не говори ерунды, – возмутилась мать.
     Она спешно увела дочь от этого места, как от проклятого, но непонятно почему оглядывалась, как будто кого-то потеряла; оглядывалась, как будто желала найти некую пропажу.

IV

     А меж тем старик брёл в своё никуда. Он со стыдом осознавал свою безотчётную обиду. Эта девочка напомнила ему его дочурку, которая также некогда любила играть с домашними братьями меньшими. Он боялся оказаться там, где прошлое заставит его вновь страдать. Эта девочка встревожила его и будто возвратила ему нечто, чему он очень обрадовался.
     Так вот, он вышел из ниоткуда и отправился в никуда. И всё же (спустя год после трагического события) эта девочка, хоть и невольно, напомнила о некогда счастливом времени. Он отправился в никуда с улыбкой. Но, проходя мимо храма провинциального городка, он на несколько мгновений приостановился и загляделся на него. Старик ещё раз улыбнулся, но тут же ужаснулся, оказавшись как бы на распутье.
     Наконец он осознал свою фальшивость, свою мнимую старость, за которой скрывался ещё живой молодой человек. Ему не хотелось уходить из этого городка. И эта девочка, и эта одинокая – почему-то именно так показалось (или хотелось так) старику – молодая женщина со стыдливо опущенными глазами как бы не хотели его отпускать в никуда. Они же и напомнили ему самое счастливое прошлое время.
     Так он начал заново ощущать своё присутствие в пространстве и времени. Распутье, на котором он оказался, заставило его переосмыслить многое: не то чтобы обрести новый смысл своего существования, а поверить в необходимость продолжения жизни человека вообще...