Мщение

Выписавшись из психбольницы, Андрей Булезник поехал в город. Он направился к Липе, троюродному брату, в микрорайон. Пока Андрей был в психушке, отец продал квартиру за долги, где они жили вдвоем, и исчез как крыса. Знойный мешок летучего, летнего полдня огромной тепловой воронкой накрыл желтую насыпь и старые развалины колбасного цеха с железной сторожевой будкой. Булезник шел по насыпи и мял в кулаке красную резиновую вульву, размышляя о глобальной мести. В ночь перед выпиской он плохо спал, а утром после завтрака его снабдили рецептом, и проводили в путь. Нормотимики, это жуткая дрянь. Психом в узко медицинском смысле он не был. Просто нервы. Постоянная встряска. Мир, который хочется уничтожить! Это «какая-то психопатия, граничащая с аморализмом», говаривал молодой доктор. Только и всего. Плевать он хотел на их диагнозы. Булезник не любил, когда кто-то копошится в его мозгах. Его мозги – это его мозги, и лучше он их съест, чем позволит какому-нибудь недоучке ковыряться в них сальными пальцами. Поэтому он часто грубил людям, которые все время норовили вторгнуться в его личное пространство. Крыльями буревестника раскинулся вдалеке чугунный мост. Немыми букашками ползли по нему медленные автомобили. Клопы! Огрызки их бесполезных дней влажными шлепками падают в мусорную яму вечности. Мщение! Завалить мир костями – в этом есть определенная эстетика. Став зверем, не нужно больше угрызений совести. Теперь ты свободен и четырехлап. Наслаждайся охотой! Густой внутренний хохот сотрясал Булезника. Душили слезы. Он смотрел с вершины холма на перезревший ландшафт, пыльно ухмыляющийся песчинками нечистого рта. Маленький дымный городишко распростерся на перепутье дорог как гниющий труп собаки, смердя и исторгая из своей утробы жирных белых червей. Пестрый хлам человеческих отбросов навален скрипучей ржавой дланью бульдозера в черные недра бездонного иерихонского котлована, где корни деревьев такие длинные, что тянутся прямо в Тартар. А вон и кирпичный завод, где работают люди, похожие на его отца. Этот завод и есть цель мести! Люди – цель его мести! Все это нераскаявшееся двуногое отрепье! Булезник не любил тратить время впустую. В психушке, по своим собственным чертежам, ему удалось создать хорошую портативную взрывчатку. Как именно? Это не так важно. Взрывчатка, может, и не самая мощная, но достаточно эффективная, чтобы уничтожить с десяток бесполезных людишек. Хотя, все зависит от того, куда ее поместить. Теперь надо было придумать, как спрятать ее в здании завода. Но это потом. Нужно отдохнуть. Колени подкашиваются…
Пятиэтажный панельный дом, в котором жил Липа, одиноко стоял на холме, за которым начинался овраг. Андрей долго барабанил в дверь. За Липиной дверью был слышен шорох, скрип полов и лязганье дверного глазка.
- Открывай! – нетерпеливо рявкнул Булезник, и в замочной скважине завертелся ключ.
На пороге квартиры появился Липа. Длинный, костлявый, большелобый, с коротким носом и бородавкой на лбу. Несмотря на жару, он был одет в толстую клетчатую рубашку, застегнутую на все пуговицы, и гадкие, бесформенные штаны в пуху. Липа – медлительный, прилипчивый зануда и задрот, представитель гнилой вырожденческой ветви, тщедушный образец расовой неполноценности и носитель темных генетических пятен и отклонений, проявляющихся в виде тихих, ползучих маниакальных припадков. 
 В квартире стоял спертый воздух, окна были плотно закрыты.
- Я к тебе на пару дней. Открой шлюзы, – велел Булезник, - Задохнуться можно!
Липа медлил. Он уставился на резиновую игрушку в руке Андрея.
- Это что? – мягко спросил Липа.
- Это? – переспросил Булезник без всякого выражения, показав в ладони резиновую вульву, - Это вагина. Один псих подарил. Хорошо разрабатывает кисть.
Липа вздохнул, подошел к окну и, сделав над собой видимое усилие, приоткрыл раму. Жаркий воздух с хрустом вломился в душную берлогу и кое-как выветрил застоявшийся смрад. Липа поднял томные очи и произнес:
- Я в магазин пойду.
- А я посплю, - с этими словами Булезник, не разуваясь, улегся на диван. Он знал, что может спать здесь сколько угодно, может жить у Липы сколько захочет, потому что Липа никогда ему не откажет. После того как Липа ушел, Андрей Булезник уснул. Ему снилось деревянное месиво старого дедовского дома, белоголовый идол в лесной чаще. Булезник спал на спине, закинув руки за голову. В углу рта поблескивало олово. Его сухожилия были напряжены и неподвижны как сугробы. За окном, над оврагом беззвучно парил ястреб. Хлопнула входная дверь. Липа, вернувшись из магазина, внимательно и застенчиво рассматривал Андрея. Рыцарски жесткое, белесое, надменное лицо спящего Булезника было напряжено. Темнеющими кругами пролегли под глазами синеватые тени. От него пахло чем-то казенным и приторным. Проклятая, адская атмосфера отстойника. Вонь столовой, тревожные прикосновения холодных пуговичных пальцев больничной пижамы к голой груди. Горсть таблеток на тумбочке. Светлая решетка окна. Несколько психов, запертых в тесной палате. Постоянное присутствие их тошнотворных мыслей, каждодневный отчаянный бред этих безымянных фанатиков, болезненные сны и рефлекторные судороги потных тел, отмеченных фурункулезом. Все это признаки великой беды. Тревожные фантомы, мечущиеся за толстым стеклом, навсегда отлученные от мира. Многоногая железистая масса с обнаженными нервами, приползшая из Адской Бездны Лет. Плевали они на ваше человечество, на ваших цветущих детишек, на ваши прелые житейские радости! Мир давно перестал отождествлять себя с ними. Но есть те, что переходят дорогу на лунный свет, возвращаясь к истокам, становясь блаженными зверями и птицами в логове новорожденной Жизни. Они больше не боятся и не колеблются. Ничтоже сумняшеся. Праздные рыбьи потроха под праведным гнетом сверкающей кухонной стали – пора вспять. Regressus ad uterum! Отныне пористая пещера материнской матки станет их последним прибежищем. Андрей Булезник видел сон. Сочный, еще не созревший мир змеился между запредельными скалами, по земле бродили ящеры. Время испытаний. В полдень, страшное солнце жгло тучные равнины и седые горы, над которыми разверзлось глубокое небесное хайло. Клубящиеся облака выделывали всякое. Из базальтовых пещер сонно выглядывали бородатые гиганты. День открытых дверей затянулся на миллионы лет. Белые дни зашторивали балконы пространств, гнезда домишек висели на стрелках часов сквозь стены, пробитые ими, и низвергали самих себя в пустоту. Зелье цветов трупы одни порождает, умирала на солнце медуза вниз по тропе между камнями, расплаты не избежать. До этого никто не умирал наверняка, но, если что, стрелять надо прямо в башку, чтобы самому выжить. Теперь на этой планете некому жить. В космосе – белый льдиноголовый звездолет-разведчик, в иллюминаторах рожи космонавтов. Позади - гниющее чрево Земли, впереди - красная химера Марса, посередине – огонь Возмездия…
Булезник проспал пару часов. Проснувшись, он пошарил вокруг. Вот, ****ь! Резиновой вульвы как не бывало! Этот извращенец спер ее! Сволочь! Надо поймать его, пока не поздно! Булезник выбежал на улицу и громко позвал Липу. Бесполезно. Этот урод наверняка уволок ее в какой-нибудь грязный сортир. Андрей недолго искал его. Он вскоре обнаружил Липу на стройке недалеко от дома. Нашел его по свежей куче дерьма, которую тот успел наложить при входе в недостроенное здание. Он знал его повадки. Облегчившись как следует, этот конченый засранец уединился в углу. Он держал красную вульву перед собой, и даже не счел нужным спустить штаны. Липа стоял спиной к Булезнику, постанывал и вертел задом, намереваясь ловчее вставить.
- Эй! – крикнул Булезник, - Назад, дебил! Нельзя!
Липа вздрогнул и повернул через плечо побагровевшую рожу. Было поздно.
- А! – слабо вскрикнул он, и судорога оргазма прошла по его телу.
- Беги! – заорал Булезник и бросился к окну, - В ней детонатор… - голос его сорвался на хрип.
Липа стоял с расстегнутой ширинкой, беспомощно держа в руках предмет своего вожделения. Он ничего не понял. Из вульвы вырвался столп огня, и сильный взрыв потряс здание стройки. Непроглядная известковая тьма клубилась в воздухе. Чуть позже раздался вой пожарных и полицейских сирен. Липа с оторванным членом в руке упокоился под бесформенной грудой обломков. Там же вперемешку с кровавым тряпьем валялись останки Булезника. На стройке обнаружилось скопление взволнованных людей, пожарников и полицейских. Вдалеке мирно коптили трубы кирпичного завода…