С. Чемберлен. Исповедь бродяги

22.

Скачка во имя жизни.

 


Моя рана быстро зажила и почти не беспокоила меня. На шестой день моего заключения лейтенант Эйб Бьюфорд пришел в караульное помещение и сказал в своей обычной учтивой манере: «Джек, ты знаешь, у тебя может быть еще один шанс на жизнь», и начал объяснять, что генерал Вул уполномочил его предложить мне возможность поехать посыльным в Монтерей, и тогда все обвинения против меня будут сняты. Хотя опасность была велика, я с благодарностью принял этот подарок. Чтобы снова стать свободным, стоило рискнуть даже жизнью. Ромео Фалькон (бандит, позднее был пойман и повешен вместе с пятью членами его банды, на площади в Сальтильо, 19 декабря 1847 года) со своей кровожадной бандой сальтеадорес (salteadores, бандиты, разбойники) стоял между Сальтильо и Монтереем, прерывая всю почтовую связь между ними, и пропуская разве что, только крупные вооруженные отряды. За последние десять дней в Монтерей были отправлены с депешами три гонца. Последний вернулся тяжело раненым и сообщил, что видел трупы двух других, прежде чем он достиг перевала Ринконада, где он и был ранен, а спасся он от погони только благодаря быстроте своего скакуна. Меня отпустили, и я сразу повел своего коня Люцифера в кузницу, чтобы привести в порядок его копыта. Вокруг меня собрались люди из дежурной роты, ибо все уже знали, что мне предстоит опасная поездка, с реальным риском для жизни. Я обнаружил, что грубые старые солдаты очень привязаны ко мне. Даже капрал Кори протянул руку и пожелал всего наилучшего. Джим Шеррод, кузнец нашего войска, изготовил для моей лошади новый комплект подков, которые были прибиты с величайшей осторожностью, ибо плохо подогнанная подкова, или даже один неправильно забитый гвоздь, могли стоить мне жизни.

 


Я должен был явиться к Макдауэллу на следующее утро, в 3 часа. Получив разрешение не участвовать в перекличке, я вскоре уже был с моими дорогими друзьями. Они знали о моем отчаянном шансе обрести свободу, и были рады этому, но все же смотрели на меня почти как уже на труп, ибо опасности в дороге были весьма велики. Отец Антонио дал мне свое благословение, Франсеита повесила мне на шею священный талисман, оберегающий от всех опасностей и злых духов, а затем, с ихними молитвами о моей безопасности, я пожелал всем buenas noches (доброй ночи), и вскоре уже был в лагере. Я посетил Люцифера и нашел его в компании трех моих друзей, которые вызвались присматривать за ним, опасаясь что Горман или кто-то из его команды решат снова вмешаться в мои дела. Вскоре я заснул, но мой ум был так активен той ночью, что я почти не отдохнул.

Я пробудился от своего беспокойного сна в два часа ночи, съел плотный завтрак, пожал руки моим товарищам и оседлал Люцифера, которого хорошо вычистил и накормил сторож конюшни. Лейтенант Бьюфорд вышел из своей палатки и вручил мне дальнобойную винтовку Холла, чтобы я взял ее с собой вместо карабина, и сказал: «Береги себя, Джек», а затем добавил, словно устыдившись мгновенного проявления чувств:  «Джек, если ты потеряешь эту винтовку, я запорю тебя до смерти!». Я прибыл в штаб-квартиру и доложил Макдауэллу в 3 часа, получил депеши и записку «Удачи тебе, Джек» от Макдауэлла, чему я был очень рад. Утро выдалось восхитительным, воздух был прохладным и бодрящим, я был в приподнятом настроении, и тешил себя большой надеждой на успех. Миновав охрану, я вошел в Сальтильо, остановился в баре и наполнил свою флягу «старой ржанкой» (водка). Вскоре я покинул сонный городок и прошел через плантацию кактусов агавы, простиравшуюся на шесть миль за поселением. Люцифер почувствовал бодрящее действие утреннего воздуха и с нетерпением поджидал, когда же его наконец запустят галопом, хотя и теперь он шел бодрой рысью, добрых двенадцать миль в час.

На последнем ранчо, в шести милях от города, стоял пехотный сторожевой пикет. Командир, как показалось, засомневался в разумности моего разрешения следовать дальше, хотя в моих донесениях был указан приказ всем охранникам пропускать меня беспрекословно. Он просто сказал, что не проеду я и двух миль, как меня тут же прибьют, и что партизаны постоянно появляются в их поле зрения. Велев ему позаботиться лучше о своей собственной безопасности, я двинулся дальше с ускорением темпа, и когда старина Солнце показал свое огненное лицо над Сьерра-Мадре, я был уже у каменных утесов, в двадцати шести милях от лагеря. Остановившись у родника, я нашел своего доброго коня таким же свежим и бодрым, как и тогда, когда мы только что отправились в путь. Я поднял ему голову и напоил его виски (это был истинный старый солдат), сам напился тоже, затем дал ему попить из родника, и подтянув подпругу седла, снова поскакал.

Я ехал с ружьем наготове и внимательно оглядывался по сторонам. Каменная стена тянулась слева от меня миль на пять, в конце ее виднелись руины двух ранчо. Я видел за много миль стаю стервятников, кружащих в воздухе над этим местом, и был в некоторой степени подготовлен к ужасному зрелищу, которое встретило меня в конце стены. Тело американца лежало на дороге, окруженное сворой койотов, воздух был полон стервятников и орлов, а на теле сидела огромная птица, похожая на сарыча, на самом деле кондор (гриф), который держал всех остальных на расстоянии, пока сам заканчивал свою отвратительную трапезу. Поскольку эти птицы не нападают на живого человека, бедняга должно быть был живым еще прошлой ночью. Через несколько часов кости его будут обглоданы так аккуратно, как если бы их очистил от мяса какой-нибудь хирург.

 

Эта часть моего пути являлась излюбленным местом ladrones al caballo (конных разбойников) в течение долгих лет, и многочисленные маленькие деревянные кресты, установленные по обеим сторонам дороги, говорили о многочисленных ужасных трагедиях, регулярно разыгрывавшихся здесь. Я прошел мимо еще двух останков, просто скелетов, над которыми трудились красные муравьи, завершая начатую стервятниками работу, и вскоре добрался до трех незаконченных земляных брустверов на вершине перевала Ринконада, начатых генералом Ампудиа при его отступлении из Монтерея. Этот перевал из-за многочисленных убийств, совершенных на нем, был известен как «Эль-Пасо-дель-Муэрте», или Перевал Смерти. Это было дикое унылое место, где дорога извивалась вниз по холму почти на милю, и была она довольно крутой. Спешившись и с винтовкой в руке, я начал спуск. Мысли, связанные с этим мрачным местом, многочисленные кресты по обеим сторонам, и царившая странная тишина - все это сильно угнетало меня.

Уже почти спустившись, я вдруг заметил одетого в кожу «гризера», наблюдавшего за мной с вершины небольшого холма на противоположной стороне ручья, который петлял у подножия перевала. Он погрозил мне своим копьем, яростно закричал: «Карахо! Бурро техано!» (Сarajo! Вurro Tejano!, Проклятье! Техасский осел!), и исчез. Я запрыгнул в седло и направился к ранчо Ринконада так быстро, как только позволяла дорога, так как она проходила по руслу реки и была усеяна большим количеством мелких камней. С готовым к стрельбе оружием я въехал на развалины ранчо, через плазуэлу, где несколько негодяев дурного вида бездельничали, закутавшись в пеструю одежду. Они приветствовали меня: «Buenos dias, Americano, como esta,  Senor?» (Доброе утро, американец, как дела, сеньор?). Не отвечая, я вырулил на открытое место снаружи, возле ряда деревьев аламо. Я быстро составил свой план действий и хладнокровно спешился, позвав одного из «гризеров» подойти. Все они выступили вперед толпой, но я остановил их и велел одному принести моей лошади кукурузы и воды. Это было сделано, и держа Люцифера за повод, я накормил его и напоил обильной смесью воды с водкой. Я стоял с винтовкой в руке и пистолетом на поясе, ожидая нападения в любой момент, потому что в этом жалком месте было не менее двадцати человек, и без сомнения, это были партизаны.

 

Пасо-дель-Муэрто.


Я спросил, сколько кукурузы они смогут мне продать, сообщив им, что мне нужно столько, чтобы было достаточно для двухсот лошадей, которые прибудут сюда через час! Это заявление произвело на них желаемый эффект, и головорезы собрались вместе на совет, яростно при этом жестикулируя.  Затем к перевалу были отправлены всадники, несомненно чтобы разведать, приближаются ли сюда означенные две сотни лошадей. Я зарезервировал veinte fanegas de niaiz, tres pesos la fanegd (двадцать бушелей кукурузы, по три доллара за бушель), чтобы заплатить за них сразу, как только колонна прибудет. Видя, что подпруги все еще тугие, я сел верхом и с приветствием «Adios Senores», поехал шагом. Мне пришлось проехать несколько сотен ярдов, чтобы скрыться с их поля зрения, с неприятной мыслью о том, что я легко могу получить эскопетный шар (пуля) в спину, но я благополучно добрался до темной линии чапарраля (кустарник), и прибавил скорость.

Я был уже примерно на полпути до конечной цели, но моя лошадь все еще не подавала признаков усталости. Дорога к Монтерею была почти ровной, и опять в голове у меня появились обнадёживающие и радостные мысли. Я оставил Ринконаду примерно в пяти милях позади и мог видеть маленькую глинобитную фонду, известную как «дом на полпути» (он стоял на полпути между ранчо и Монтереем), когда вдруг облако пыли поднялось над дорогой примерно в полумиле впереди, привлекая мое внимание. Я отъехал ярдов на пятьдесят от дороги, и спрятался вместе с лошадью за кустом юкки. Группа всадников дикого вида вскоре показалась в пыльном облаке, и остановилась не более чем в двухстах ярдах от моего укрытия (182,88 метров).

 
Они как будто искали причину происхождения той пыли, которую недавно поднял я сам, и которая до сих пор еще не осела над дорогой. Тот, кого я счел лидером из-за его команд и выдающейся внешности, ехал верхом на белом мустанге, который нюхал воздух и громко ржал. Чтобы помешать Люциферу ответить, я пригнул его, заставив лечь на землю, но внезапный яростный крик партизан сообщил мне, что меня заметили.

Я вскинул ружье, взял на мушку вожака и выстрелил, но к несчастью промахнулся, хоть и выбил из седла другого бандита. Еще один вопль раздался у меня за спиной. Головорезы из Ринконады раскусили мою кукурузную уловку и бросились в погоню. Я вскочил в седло и рванул в заросли справа от меня, получив вдогонку залп эскопетных шаров, но остался без повреждений. Чапарраль рос кустами, и при той скорости, с которой я двигался, я никак не мог уклониться от них. Мой конь преодолевал некоторые в прыжке, но через большинство из них он просто проламывался. Острые шипы раздирали мою плоть и сводили с ума животное своими жестокими ударами. После короткой скачки я убедился, что оставил своего врага позади, поэтому перешел на рысь, сворачивая в сторону своего прежнего пути, чтобы вернуться на дорогу.  После долгой поездки я добрался до нее, в двух милях от «дома на полпути». Здесь я остановился и огляделся. Впереди все было чисто. Я мог только различить белые горы на краю Монтерея, в семнадцати милях от него, где была особенная вершина Серро-ла-Ситта, или Гора Седло (Cerro la Sitta, or Saddle Mountain), очертания которой я безошибочно определил.  Я почувствовал себя почти в безопасности, так как смог бы доехать туда за один час, и еще мне говорили, что где-то здесь рядом стоят пикеты Второго Драгунского полка. Однако,  маленькие облачка пыли, вздымавшиеся над равниной сзади, как и блеск лезвий копейщиков, показывали, что мои враги все еще преследуют меня.

 

Ринконада

Я спешился, проверил ружье и поправив седло, принялся вытаскивать шипы из своих и лошадиных ног. Сделав это, я пошел пешком, чтобы дать нам обоим отдохнуть. Я прошел с полмили, когда опять показались партизаны. Их мустанги казалось летели, но им все равно не хватало скорости, чтобы догнать меня. Сев верхом, я продолжал идти легкой рысью, а мой дух поднимался от ожидания хорошей гонки, и моей кажущейся безопасности. С торжествующими криками мчались «гризеры», думая, несомненно, что моя лошадь уже вся измотана, и будучи уверенными в своей непременной победе. Когда они приблизились слишком близко, я крикнул и дал полную волю своему славному чистокровному кентуккийцу. Я так вырвался вперед, что казалось, будто они стоят на месте! Я повернулся в седле и послал в их сторону насмешки и проклятия. Но радость моя оказалась преждевременной. Выехав из зарослей и приближаясь к маленькой глинобитной хижине, вдруг толпа одетых в кожу негодяев, точно таких же как и те, что преследовали меня сзади, выстроилась поперек дороги с копьями наперевес.

 

Я определенно попал в ловушку: отряд сальтеадорес впереди, еще один идет сзади, слева от меня высокие скалистые горы, через которые и сам Козел не смог бы перелезть, а справа от меня опять этот адский чапарраль. Одна только  мысль о том, чтобы снова в него вломиться, заставляла меня вздрагивать от ужаса. Я чувствовал себя потерянным, и пули уже засвистели у меня над головой. Несколько моих врагов скользнули в кусты, чтобы преградить мое отступление в этом направлении. С чувством, сродни окунанию в ледяную воду, я все-таки сцепил зубы и снова повернул своего бедного скакуна в чертов чаппарраль, и снова мы мчались через эти дьявольские кустики, а также минули заросли мескитовых деревьев и кактусов. Со всех сторон раздавались дикие вопли и выстрелы. У меня закружилась голова, и я был готов потерять не только хладнокровие, но и само  сознание. Выиграв некоторое расстояние, я неожиданно наткнулся на трех партизан, идущих наперерез. Я пролетел мимо них как пуля, и они тоже рванули за мной в погоню. Вскоре я выехал на ослиную тропу и, освободившись от колючих насаждений, наконец увеличил скорость коня и проскакал несколько миль, прежде чем позади не затих шум погони.

Я было пустил Люцифера рысью, когда вдруг, к моему величайшему ужасу обнаружил, что он потерял одну из своих передних подков! Меня пробрало холодным потом, при виде этого несчастья. Я почувствовал себя обреченным. Но мне удавалось держать свою бедную лошадь в темпе до той поры, когда вдруг прямо передо мной не разверзлась глубокая пропасть, а ослиная тропа исчезала в ее темноте. Это была одна из тех барранкас, характерных для этой страны, и вымытых проливными дождями на протяжении веков. Я спешился и обнаружил, что тропа идет вниз зигзагообразно и не превышает трех футов в ширину. Понимая, что это мой единственный шанс на удачу, я попытался спустить Люцифера вниз, но он наотрез отказался и отпрянул, приседая и фыркая от испуга. Крики моих безжалостных преследователей снова раздались сзади, и я занервничал и испугался не на шутку! Я сделал большой глоток из своей фляги и дал немного отхлебнуть своему дрожащему коню, как вдруг мне в голову пришла одна мысль - шторки, которыми мексиканцы закрывают глаза упрямых мулов! Мой носовой платок тут же был повязан на глаза Люцифера, и это сработало как волшебство! Разумное животное медленно, но верно шло рядом со мной. Это была опасная авантюра! За мной шел жестокий, дикий враг, а я сползал по почти отвесной стене пропасти, причем скала с одной стороны терлась об мою лошадь, а с другой зиял провал неизвестной глубины. Один неверный шаг опрокинул бы нас в вечность! Уверенный в интеллекте моего благородного спутника, я снял с его морды шторку. Он огляделся и, казалось, с первого взгляда оценил ситуацию, а когда мы подошли к опасному повороту зигзагообразной тропы, то та рассудительность, которую он проявил в тесном месте, поставив все четыре ноги предельно близко друг к другу, была просто невероятной, и было в этом даже что-то по-человечески разумное.

Когда мы спустились на дно, моя нервозность слегка оставила меня, и я почувствовал себя более спокойным и собранным. Теперь я был в глубоком ущелье или барранкас, стены которого возвышались на сотни футов с каждой стороны. Небо выглядело снизу темно-синим, настолько глубоким был провал. По дну бежал небольшой ручеек чистой воды. Я поливал водой Люцифера, когда крик с края обрыва сверху и выстрел, а затем еще один, сообщили мне о том, что мои преследователи прибыли. Я прикинул, что видимо им потребуется столько же времени, чтобы спуститься вниз, сколько потребовалось и мне, но к моему великому удивлению, их легкие и подвижные пони спускались вниз без особого труда. Я взял ружье и выстрелил в переднюю лошадь, и имел удовольствие видеть, как она вместе со всадником летит в ужасную пропасть. Затем, в качестве прощального приветствия, я издал драгунский клич и погнал коня вниз по ущелью быстрой рысью. Тропа шла вверх на склон таким же зигзагом, но у меня не было никакого желания карабкаться по обрыву перед лицом активных врагов. Я был удовлетворен тем, что двигаюсь в правильном направлении, ибо этот маленький ручеек был истоком реки Рио-Сан-Хуан, протекавшей мимо Монтерея. Дно оврага было очень извилистым, делало много подковообразных изгибов, так что в любом случае я не мог видеть вперед на слишком большое расстояние. Крики партизан эхом разносились по барранкас и служили мне хорошую службу, позволяя определять расстояние до них, и я вновь почувствовал уверенность в том, что пройду через овраг безопасно.

 

Овраг «барранкас».


В соответствии с инструкциями, я поместил свернутые депеши в ствол моего пистолета в кобуре, чтобы, когда всякая надежда на удачу исчезнет, выстрел из него уничтожил их. Дважды я уже думал, что это время настало – когда хотел застрелить депешами «гризера» в Ринконаде и еще раз, когда направлялся в «дом на полпути», но я сейчас решил, что уже все опасности миновали. Однако, проехав чуть дальше я был поражен, увидев мельком блестящие шляпы, прыгающие над левым краем обрыва! Часть шайки, несомненно, осталась сверху на равнине, чтобы перехватить меня при выезде. Высокие стены становились все ниже и ниже, по мере того как я летел вперед, потому что теперь я подгонял Люцифера шпорами. Мы прошли несколько миль, когда выскочили на широкую дорогу, пересекающую ущелье. Я спрыгнул и повел своего потного коня по правому краю, но если бы не вид пляшущих шляп наверху, я бы пошел по левому, так как именно с той стороны лежал Монтерей.

Вскоре я добрался до вершины оврага и оценил ситуацию. Ничего не говорило о присутствии партизан, кроме маленьких облачков пыли, поднимавшихся над кустами на другой стороне, в миле позади меня. Зубчатая цепь гор, тянущаяся слева от дороги, ведущей от Ринконады к мельнице Ариста-Миллс, казалась такой же близкой, как и тогда, когда я съехал с дороги, хотя маленькое глинобитное здание было едва различимо в нескольких милях от меня. Ближе к Монтерею меня порадовала кажущаяся близость хорошо известных  объектов. Маленькая деревня Сан-Катарина была совсем рядом, холмы Федерасьон и Соледад возвышались позади, а Обиспадо возвышался величественно и мрачно, словно преграждая путь с севера. Но более важные дела привлекли мое внимание. Мой вальтрап порвался, вторая подкова была потеряна, а копыта сильно изношены. Я расседлал коня и тщательно поправил попону, снова оседлал и как можно туже натянул подпруги.  Увидев по пыли, что бандиты все еще преследуют меня, подняв голову Люцифера и отдал ему почти все виски, которое оставалось, сам допил последние капли, вскочил в седло и поехал как раз в тот момент, когда из оврага хлынули, словно мутный поток грязи, «гризеры» (мексиканцы).

 

Мексиканские партизаны.
Люцифер теперь усердно трудился. От остановки у него затекли суставы, а партизаны настигали меня и подошли уже так близко, что некоторые из них раскручивали лассо для броска. Должен был я снова подняться наверх? В полном отчаянии я вытащил небольшой кинжал, нанес им моему страдающему коню укол в шею, и выхватил пистолет для последнего выстрела. На землю закапала его кровь и мой любимец прибавил скорость, его ноги восстановили свою силу, и когда мы мчались через Сан-Катарину, я был уже на добрых четыреста ярдов впереди. Бандиты проехали еще немного, но обнаружив, что это уже бесполезно, отсалютовали мне на прощание шарами Эскопета и, встряхнув копьями в бессильной ярости и ненависти, развернулись назад! И наконец, я был в безопасности!


Я пересек овраг по дороге, ведущей к мельнице, сполз с седла, обнял за шею запыхавшегося коня и заплакал, как ребенок. Теперь волнение прошло, я был слаб и должен признать, что немного пьян, но я не забыл поблагодарить Всевышнего за его защиту, во время этой моей опасной поездки. Топот лошадиного галопа по монтерейской дороге заставил меня вздрогнуть, но о радость! Я узнал яркие одежды 2-го Драгунского полка и вскоре был окружен отрядом кавалерии из пикета, стоявшего в Молино-дель-Ариста! Сев на одну из ихних лошадей, я добрался до лагеря.


Я рассказал все офицеру, руководившему пикетом, моему старому знакомому, длинному Тому Гиббонсу. Меня очень любезно приняли и предоставили другую лошадь для поездки в Уолнат-Спрингс, штаб-квартиру генерала Тейлора. Лейтенант Гиббонс пообещал отправить Люцифера в лагерь по мягкой земляной дороге, которая вела вокруг города рядом с ранчо Сан-Джеронимо, чтобы избежать мощеных улиц. Я сел верхом и поскакал, въехав в город по Калле де Монтерей и направляясь к Гранд-Плаза, а жители и солдаты гарнизона с удивлением взирали на мой потрепанный вид. Продолжая идти галопом и не останавливаясь, чтобы отвечать на вопросы, я проехал по Королевскому мосту у Черного форта и остановился в тени великолепных лесов Сан-Доминго, известных как Уолнат-Спрингс.


 

Монтерей.

Показав свои бумаги часовому, я был пропущен к генералу Тейлору, который сидел в одной рубашке за столом и беседовал со своим начальником штаба, майором Блиссом.

 

Сэм отдает депеши  генералу З. Тейлору.

Я передал бумаги самому генералу. Протянув к ним руку, он заметил на конверте записанное время, когда я покинул штаб генерала Вула, и взглянув на свои часы обнаружил, что я добирался всего девять с половиной часов! Это было расстояние в восемьдесят миль и еще я, должно быть, проехал много лишних миль, когда меня загнали в чапарраль и барранкас. Мой благородный Люцифер, как я гордился этим его доблестным подвигом! Офицеры собрались вокруг и стали расспрашивать о моей поездке. В нескольких словах я изложил основные факты, когда генерал Тейлор приказал мне назвать мое имя, возраст и компанию майору Блиссу, добавив: «Я запомню вас!». Затем меня взял на себя ординарец и отвел в квартиру моих старых друзей, «H G Company» из 2-го Драгунского полка. Распространился слух, что в лагере находится парень из 1-го Драгунского полка, приехавший из Сальтильо в одиночку, и мое появление вызвало бурные овации. После обильного глотка aguardiente меня отвели к ручью, вымыли, одели в новую одежду, ибо моя разодралась в лохмотья, а затем усадили за великолепный обед (какими отличными фуражирами, должно быть, были эти 2-е Драгуны!), за которым я, уже со всеми подробностями, поведал о своих приключениях. Затем я проспал до ночи, когда за мной пприслал человека майор Блисс, из Массачусетса. Я явился к нему и он сказал, что если мои офицеры порекомендуют меня, то я буду назначен к нему на службу, но я честно признался и рассказал ему обо всех своих проблемах, и он согласился, что мой послужной список видимо помешает моему дальнейшему продвижению по службе. Он дал мне пропуск на увольнение до той поры, пока его не отменят, и еще дал много хороших советов.

На следующий день я отправился в город с несколькими парнями-секондс (Seconds), и прекрасно провел время. В конце недели я вернулся в Сальтильо с войсками, охранявшими большой квартирмейстерский обоз, и все обвинения с меня были сняты.