Пролог

Прогуливаясь по мощеным улочкам Весеннограда в огромных сапогах, профессор Весенного университета, известного своими запоминающимися увеселительными попойками, заканчивающимися каждый раз арестом очередного пьяного студента, философствующего на тему возможности существования Зрящего, Любомир Глядский, с прискорбием замечал последствия постепенного наращивания влияния архимандрита Осмомысла и его Церкви, созданной во славу Зрящего. Некогда именно на этой улочке располагался самый большой на континенте алхимический магазин его бывшего коллеги, профессора кафедры алхимии, Владимира Дворового. Благодаря сему «чуду света» Весенноград был полон ученых-алхимиков из соседних стран и считался поистине богатым городом, способным прокормить все земли Столичного. Ныне же ни алхимического магазина, ни «паломников», ни Владимира Дворового не было на этой улице. Профессора сожгли на костре год тому назад за «пропаганду демонического учения». Кафедру алхимии в Весенном университете тоже закрыли.
На улицах Весеннограда были видны также последствия половодья, накрывающего город каждую весну. На древнем языке его даже называли «Каса тре ласа», что означало «дом трех озер», так как на окраине города подряд расположены три богатых водой и редкой рыбой озера: Весенна, Добра и Съмерта. Ежегодно они уносили жизни сотен горожан, пока люди не научились определять времена возможных наводнений. Сейчас, дай Зрящий, бедствие несет гибель разве что десяти непредусмотрительным жителям города.
На месте алхимического магазина ныне стоит очередной Храм культа Зрящего, возле которого на деревянном пьедестале, который выглядывал из воды, подобно Ноеву ковчегу, стоял в белой рясе с пошитыми по краям узорами из чистого золота старый монах. Огромные глаза его, которые максимально пытались вылезти из глазниц, безумно смотрели на прихожан, которые, будто бы под гипнозом, завороженно слушали речи проповедника, раскрыв свои беззубые рты и стоя по колени в глубокой луже. Профессор Любомир осторожно подошел к храму и, слившись (во всех смыслах этого слова) с толпой, присоединился к лекции оратора. Монах проповедовал с особой яростной страстью, безумно махая своими костлявыми руками: 
- Истинно говорю Вам, пожалуй, нет более опасной твари, низшим демоном именуемой, как двоедушник. Рождаются сии гады из чрева смертной женщины, позволившей себе зачать ребенка во время цикла греховного. В результате грязного соития рождается нечистый демон с расколотой на две части душой. При том невозможно предсказать, предугадать и предвидеть, как проявят себя эти души. В самых тяжелых случаях для демонов, но в самом лучшем варианте для рода людского одна душа твари будет бодрствовать днем, другая – ночью, что приведет, несомненно, к мучительной гибели существа оного и вздохнет человечество облегченно, постучит по дереву, переплюнет через левое плечо. В худшем случае души вступят в самый настоящий союз друг с другом и приспособят хозяина к жизни средь мирного люда.
Пожалуй, самая пугающая и опасная способность двоедушника -  заблуждение. Одна из душ принимает форму уже почившего господина и вторгается в доверие близкого ему человека. И вот же какая оказия, «завладев» душой умершего, несмотря на то, что внешность двоедушника совсем не меняется, ему верят! А вдруг и средь нас сейчас стоит черт в человеческом обличии!? – монах обвел своим безумным взглядом толпу так, что еще чуть-чуть и глаза бы точно вылезли из глазниц. Народ засуетился, стал подозрительно друг на друга оглядываться. Получив необходимый эффект, монах продолжил свою речь:
- В доказательство слов своих расскажу историю одну. Жили-были муж, жена и двое дитёнков. Семья эта была зажиточная: большой дом, кирпичом обделанный, ухоженный сад, где росли красные розы и левкои, гвоздики, рабастанские лилии, они могли позволить себе прислугу. Погиб патриарх семейства на войне кровопролитной за Отчизну и за веру к Зрящему. Подселился к горюющей вдове демон поганый, двоедушник, почуяв золотую жилу, и подло «отнял» душу у павшего смертью храбрых воина, хозяина дома. Вдова приняла его в дом, как родного, потому что в ее глазах он и был родным ей человеком. Дети привязались к нему, как к родному отцу, потому что в их сердце он и был их родным отцом. Забыли они свои горести, а демон бессовестно подпитывался их заботой и любовью. Как следует напитавшись, двоедушник зверски убил «жену» и детей, предварительно замел следы, переведя вину на их прислугу. И скрылся…
- Тю, а как Вы, милостивый слуга Зрящего, узнали об истинной природе сего инцидента, если двоедушник умело заметает следы? Чушь собачья! – не скрывая своего скепсиса, вмешался профессор, скрестив руки на груди.
- А как-иначе-то!? – «закипел» монах. - Только демон способен на столь подлое коварство…
- Вчера вот на этой же самой улице мужик свою бабу прилюдно отымел и забил до полусмерти. Как Вы это оправдаете, господин священник? – наседал Любомир.
- Тьфу ты, какой срам говорите! Грех! А насчет ситуации скажу: бей бабу молотом – будет баба золотом! – поучительным голосом ответил монах и возвел руки к небу.
- А в чем тогда, собственно, разница получается? Что там из бабы пытались «золото сделать», что здесь. Мыслится мне, что Вы сами еще тот двоедушник!
- А Вы, господин, позвольте узнать, откуда к нам понаехали? – недовольно спросил один из прихожан. Судя по виду – крестьянин.
- «Понаехал» я отсюда. Хотя и бывал я в разных странах и уголках мира…
- Понятно все с Вами, гражданин. Не нравятся наши устои и мораль - валите в свои Рабастаны! – выкрикнул кто-то из толпы.
- Прально! Не мешайте нести настоящую культуру в массы! Зрящий все увидит и накажет неправедных.
- Педик какой-то!
Профессор Любомир посмотрел на прихожан, вздохнул и ушел прочь. В тот же день он провел свою последнюю лекцию. Больше его никто в городе не видел.