Пельменное счастье

Просыпалась, не открывая глаз шлепала в спальню к родителям проверять тишину. В свои пять знала разную тишь. Сегодня субботняя.
Звук открываемой двери и папа с огромной сумкой, мама смеющаяся на пороге стряхивая шапку.

Как повернула ключиком завод в  механической шкатулке. Папины руки разбирающие белеющие маслянистые шмоты сала, красное мясо, пропитывающий резкостью лук.
Важно шуршащая мясорубка выдавала ровную колбасу фарша, а мама уже доставала муку, желтенькие серединки яичек и меня, перемазанную любопытством.

В кажущемся бедламе строгая система. Мужики, папа и старший брат, на мясе, мы с мамой на тесте. Сколько в жизни налепила этих кружочков и не сосчитать. Лепили в три руки, а мама закидывала ещё тёплые от рук пельмени в большую кастрюлю с лаврушкой и перцем. Папа любил с бульоном.

Первый пельмень отцовский. Важным видом обжигаясь не успевающим остывать пельмешом, так что из-под усов шёл пар, пробовал. Якобы досолить, или что-то добавить, но на моей памяти ни разу не было ничего добавлено или убавлено, но это так и оставалось ритуалом.

Особое место занимала словесная перебранка. Папа, любитель выпить, отменная язва, и степень  зависела от принятого градуса. В пельменные дни папа был трезв.
— Так, лепщицы, за простой лишитесь пельменей, — говорил он постукивая малюсенькой ложкой которой отщипывал от фарша, — папа, я сейчас, это вы такие быстрые,  я не успеваю. Обиженно сопела я, - Вы вот там сидите только мяско, кладёте, а мне: колбасу раскатай, нарежь, кружочки прокатай! Да ещё что бы ровненькие были, а то ведь забракуешь!
— Забракую, — говорил в усы папа, — и тебя в пельмень заверну. Будет у нас большой счастливый пельмешек!

Папа был бытовым актёром. Мог разговаривать серьёзно, но его выдавали глаза. Серые как грозовое небо, в пельменные дни они становились пронзительно голубыми, из них уходила тоска по непознанному.