Омерта

Мое детство прошло на Украине, в городе Никополе. Это был русскоязычный город, с двумя украинскими школами на сто тысяч населения. Градообразующим предприятием в Никополе был Южнотрубный металлургический завод и лето, практически поголовно, дети проводили в самом большом пионерлагере "Восход", принадлежащем этому ведомству.
Путевка стоила копейки, располагался лагерь на берегу Каховского водохранилища, был даже свой бассейн, который, правда, запускался только к середине сезона, и большую часть времени он стоял закрытым.

Каждый год я безропотно отправлялся в лагерь как на повинность, но с каждым проведенным там месяцем, мне становилось все более очевидна вся ненормальность того, что в нём происходит. Местная молодежь любила посещать лагерь с развлекательными целями: парни ухаживали за девочками, смотрели на открытой площадке кинофильмы, избивали вожатых и мальчиков, в которых они видели своих конкурентов за женское внимание.

Единственным недоступным для их посещений местом оставалась танцплощадка. Местные стояли за забором, мрачно курили и обсуждали танцующие пары, сплевывая себе под ноги.
Иногда приезжала милиция и устраивала за ними гонки на мотоцикле. Местные уходили в одну дырку в заборе и через час возвращались через другую.

Поскольку это была городская окраина, разговаривали они и матерились исключительно на украинском языке.
На эту особенность я обратил внимание только в свой последний сезон в лагере, когда в наш отряд "заехало" пару местных переростков, каким-то чудом "отхватившие" путевки, хотя на тот момент одному  исполнилось шестнадцать, а другому шел уже восемнадцатый год, но формально он еще считался школьником, поскольку только что закончил десятый класс и нигде еще не работал. Сначала весь отряд рассчитывал обрести в них друзей, надеясь на покровительство от преследований местной шпаны, но вскоре выяснилось, что задачей этих двух хлопцев было подчинить себе руководство лагеря и оторваться по полной.

Я оказался в первом отряде случайно, мне было двенадцать, но поскольку я выглядел старше своих лет, то и тянулся к обществу более старших ребят, как это и бывает в подростковом возрасте.
Мне довелось  наблюдать изнутри, на примере жизни небольшого коллектива, как распоясывается садизм, как расползаются его метастазы, как коллективный страх овладевает людьми и делает их заложниками двух негодяеев.

Они начали с избиений и унижений детей в своем отряде. Сначала это были мальчишки, затем им под руку стали попадаться и девочки, осмелившиеся протестовать против криминальных порядков шпаны с окраины, превратившей три десятка человек в послушное стадо. Когда встал вопрос об исключении "поганых овец" из лагеря, девочки бегали к руководству ходатайствуя за них.

Забегая вперед скажу, что дело кончилось коллективным изнасилованием двенадцатилетней девочки из другого отряда. В изнасиловании принимали участие не только эти два подонка, но и мальчишки из моего отряда, повинуясь стадному инстинкту, превратившему их в бездумных исполнителей чужой воли. Так зло порождает еще большее зло, заражая его жертв.

Я уехал из лагеря через неделю. Собрал свои вещи в одно из посещений мамы и, ни слова не говоря, покинул территорию лагеря. На выходе, в обнимку с пионервожатой, сидели эти два урода, курили и пытались изображать дружелюбие. Они боялись, что заговор молчания по воле случайного свидетеля может прерваться, и все дерьмо всплывет наружу. Они боялись, но не сильно. Нас с детства учили, что "закладывать" нехорошо.