Искусство охотника

                Если где-то ещё и сохранился тетеревиный рай, в котором десятки косачей каждую весну организуют свои брачные ритуалы на одних и тех же полянах и опушках, не обращая внимания на охотничьи шалаши, то уж точно не там, где жили и охотились Женька с Серёгой. В их краях тетерева тоже не переводились, но были очень строги и места своих токовищ меняли постоянно, перелетая из одного укромного уголка обширного урочища в другой. К тому же в основном токовали маленькими группами, а какой правильный охотник станет «бомбить» ток, состоящий из пары-другой петухов? Это ж не ток, а слёзы. Причём, и такой скудный ток сегодня мог быть в одном месте, а сразу после постройки охотничьего укрытия сместиться в любую сторону – вот и созерцай издалека, лёжа в свежем, пахнущем срезанными ветками шалаше.
            Набегавшись в предыдущие годы за такими кочующими токами и понастроив без толку добрый десяток шалашей, оба они готовы были заклевать любого, кто счёл бы весеннюю тетеревиную охоту простецкой и не трудовой. 
            Впрочем, одно перспективное тетеревиное местечко в урочище они всё-таки вызнали и теперь четвёртый день пытались там застать ток, однако вдруг пропали тетерева. Драгоценные апрельские дни ускользали один за другим, всё уменьшая и уменьшая шансы на успех, но охотники не раздражались и не огорчались, им нравилось ловить удачу вдвоём – были они близки во многих своих представлениях о жизни, оба умели и говорить, и слушать, и смеяться, и быть серьёзными; и помолчать, думая о своём, умели тоже, не считая молчание тягостным или скучным.
            Жили они у Евгения на даче, в старом рубленном доме, просторном, крепком и очень чистом внутри. Дом стоял в середине единственной деревенской улицы, а сама деревенька, почти полностью дачная, была сейчас, в апреле ещё не отогретой и безлюдной. Днём они отсыпались в доме, смотрели телевизор, читали журналы и книги, вели неспешные разговоры, а поздно вечером, вернувшись с тяги, тщательно готовили деликатесные блюда из добытых вальдшнепов, а потом вкусно и неторопливо ужинали на маленькой веранде. Иногда проникновенно потягивали за ужином своё любимое красное полусладкое, в другой раз чисто по-русски пропускали пару стопок под селёдочку с лучком, но пили всегда аккуратно, чтобы не размякнуть и угадав к рассвету, уйти на ток.
            Ток был километрах в четырёх, за полем и за нешироким, прорезанным высоковольткой лесом - не далеко и не близко, а именно так, чтобы ходить туда в потёмках пусть и не в лёгкую, как за околицу, но и без надрыва. Подъехать поближе к току можно было и на машине, но они не желали нарушать предутреннюю магию урочища урчанием двигателя и светом фар. В прошлую весну, накануне закрытия охоты, Женька неожиданно застал там аж два десятка косачей, но отохотиться на них они уже не успели. Собирался этот ток и теперь - за неделю до открытия не поленились приехать и проверить. Знатное оказалось местечко. Участок бывшего совхозного поля, заросшего разнотравьем и реденькими кустиками, почти правильным квадратом вдавался в березняк, разбавленный кое-где тёмно-зелёными пирамидами елей, а позади был обрезан грунтовой дорогой, старой, постепенно зарастающей и совершенно пустынной в это время года. Квадрат был не больно велик, и два шалаша, построенных в кустах по его сторонам, давали хороший шанс, даже если бы косачи смещались от одного края тока к другому. Но тетеревов не было. Откуда-то издалека, с каких-то мелких токов, каждое утро доносилось их чуфыканье и бульканье-бормотание, но Серёгу с Женькой этими звуками уже было не заманить, беготнёй по всему урочищу они были сыты по горло и поэтому терпеливо ждали. 
Однако на пятый день Сергей сказал:
             - Неправильно охотимся. Вроде трудились, искали, шалаши ставили, тропу топчем, но всё равно неправильно. Не будет удачи.
              Евгений глянул на него поверх книжки. Было не понять, всерьёз это Серёга или с подначкой.
              - То есть?
              - Валяемся на удобных кроватях, в чистоте и сухости, баньку топим, новости по телеку смотрим, не охота, а курорт. Не для нас такая охота.
              - Что предлагаешь? Дом запереть и в лес уйти?
              Сергей одобрительно поднял указательный палец, констатируя совпадение мыслей…
                Они решили ночевать в роще на берегу маленького пруда, бывшего пожарным водоёмом стоявшей тут когда-то соседней деревеньки, лет двадцать уже как совершенно исчезнувшей. Это и по-походному, без домашней расслабленности, и в то же время удобно – отсюда до тока совсем близко, можно и поспать на час дольше, и в нужное время сесть в шалаши.
                Старый пруд притаился в низинке, с трех сторон закрытой лесом, и теперь, казалось, удивлённо отражал блики их костра, коих давненько уже никто не жёг на его уютном берегу. Палатку с собой друзья не потащили, а соорудили из небольшого отреза парниковой плёнки и веток двухместный шалаш, вполне достаточный для короткого охотничьего сна. Расположились на походных трёхногих стульчиках у огня и с аппетитом ужинали взятыми из дома припасами. Над входом в шалаш, на одном из сучков каркаса висели тороки* с парочкой вальдшнепов, добытых на тяге километрах в полутора отсюда.
                Евгений вдруг расстегнул внешний карман рюкзака, достал оттуда книжицу в мягком переплёте и принялся читать в свете налобного фонарика.
                Сергей даже жевать перестал от такого зрелища.
                - Ты чего это, книжку с собой взял?! Не хватает тебе вот этого всего? – он обвёл широким жестом окружающее их пространство, - Под книгу будешь медитировать?
                - Увлекло сегодня днём. Необычно написано и очень нам близко, хотя и на другом континенте.
                - Что это?
                - «Путешествие в Икстлан» Карлоса Кастанеды. «Искусство охотника».
                Серёга пожал плечами.
                - Не слыхал? Вот послушай:
                «- Искусство охотника заключается в том, чтобы быть недостижимым. Я уже тебе говорил, - спокойно продолжал дон Хуан, - что быть недостижимым вовсе не означает прятаться или скрытничать. И не означает, что нельзя иметь дело с людьми. Охотник обращается со своим миром очень осторожно и нежно, и не важно, мир ли это вещей, растений, животных, людей или мир силы. Охотник находится в очень тесном контакте со своим миром и, тем не менее, он недоступен для этого мира.
                - Но тут у тебя явное противоречие, - возразил я. - Невозможно быть недоступным для мира, в котором находишься постоянно, час за часом, день за днем.
                - Ты не понял, - терпеливо объяснил дон Хуан. - Он недоступен потому, что не выжимает из своего мира все до последней капли. Он касается его слегка, оставаясь в нем ровно столько, сколько необходимо, и затем быстро уходит, не оставляя следов.» 
                Несколько минут они молчали, взволнованные гармонией и смыслом, в которые складывались слова книги, потрескивание костра и тишайшая апрельская ночь. Грубоватый в речах, но очень чуткий к вещам духовным Сергей, прищурившись, постукивал попавшейся под руку веткой по горящим поленьям, выбивая миниатюрные фейерверки искр, и примерял на свои жизненные устои только что услышанное. Крутил и переворачивал так и сяк звучащие в памяти фразы, прислушивался к ним, стараясь понять свои ощущения.
                -  М-да, цепляет. Ну, у нас здесь своя философия, ты б вон те кругляши подтащил, охотник.  Прогорает, а на огонь ночью смотреть – наипервейшая из медитаций.
                Женька встал со стульчика, убрал книжку и отстегнул с подвесов рюкзака коврик. Аккуратно уложил в костёр несколько толстых сучьев, расстелил коврик рядом с костром, скинул с ног «хаски»** и растянулся на боку. Дым от костра, до этого поднимавшийся строго вверх в неподвижном воздухе, незамедлительно наклонился и игриво потянулся к лежащему человеку.
                - Отстань! – Женька махнул на костёр рукой, - Гори, как горел, нечего крутить.
                Серёга усмехнулся в усы.
                - Скоро с пеньками разговаривать начнёшь… Чего лёг-то? В сон клонит?
                - Да я не спать, так просто.  Уж больно хорошо! Сказка! Да и ноги томятся. Теплынь-то вдруг пришла какая, надо было летние берцы обуть…
                Он с наслаждением пошевелил остывающими, возрадовавшимися пальцами ног и придвинул к себе пластиковую мисочку с недоеденным ужином. Стукнул по рукоятке ножа сваренным вкрутую яйцом, зашуршал скорлупой. Серёга аппетитно хрумкал свежим огурцом, заедая им бутерброд с поджаренной на костре сосиской. От огурца исходил радостный аромат летней свежести, приправленный дымком. Все эти запахи, вкусы и звуки, живущие внутри освещённого костром круга, были настолько чисты и ярки, что у Женьки даже глаза пощипывало, но не от дыма, а от безбрежной благодарности судьбе за то, что всё это есть в его жизни.
                «Хорр, хор-хор…» послышалось вдалеке справа. Охотники перестали жевать и одновременно подняли головы. Звук, словно умышленно созданный природой для таинства весенней ночи, приближался. Над крайними деревьями неторопливо протянул вальдшнеп. Его силуэт был хорошо виден на фоне звёздного неба. «Цуик... Хорр, хор-хор… Цуик…»
                - Смотри-ка, тянут ещё, да как близко!
                - По такой погоде до утра могут мотаться.
                Они проводили кулика радостными взглядами.
                - Да-а-а… - выдохнул Сергей, не вкладывая в это никакого конкретного чувства или смысла, а как раз от избытка и неохватности этих самых чувств и смыслов, - Ну, что, чайку, что ли...
                - Котелок повесить?
                - Давай. Почаёвничаем, да и правда вздремнуть уж пора.
                Женька поднялся на колени, не слезая с коврика налил из полуторалитровой бутылки воды в котелок. Вода весело-утробно булькала в пластиковом горлышке.
                Утром, с восходом солнца, они удачно отстрелялись. У каждого были разрешения на двух косачей, но они взяли только по одному. Не дала охотничья душа внести раззорение в невеликий, всего-то в дюжину голов ток. Даже предыдущие годы не дали о себе знать желанием добыть побольше, в счёт прошлых неудач.
                Всё случилось быстро. Женька не стал любоваться на весенний тетеревиный ритуал, хотя ещё накануне мечтал об этом больше, чем о выстреле. С первых минут тока понял, что стоит засмотреться, очароваться и сдавит горло восторгом, не поднимется рука, чтобы взвести курки старенькой, ещё отцовской двустволки. А добыть надо. Хотя бы одного за несколько лет добыть, после таких-то физических затрат. И он выстрелил первым – быстро и аккуратно, по крайнему молодому петуху, чтобы не зацепить самого матёрого токовика. Ну, и Серёге пришлось тут же отстреляться из другого шалаша. Ему было труднее, от его укрытия птицы были на пределе верного выстрела, но всё получилось. Природа, наконец, приняла друзей как охотников и наградила радостью прекрасной, достойной добычи.
               
                - Ничего не забыл?
                - Нет. Подожди только, я шалаш разберу. А потом до второго дойдём.
                - Утиные ж не разбираем.
                - Сравнил! Если здесь оставить, какой-нибудь залётный стрелок просечёт тему, выбьет ток. Да и тетеревам без шалашей спокойнее, не дураки ж они совсем.
                Евгений скинул с каркаса пучки травы и ветки, разрезал стягивающие остов хомуты. Разбросал траву, ветки оттащил вглубь рощи, жерди засунул в куст. Отряхнул руки, взглянул на друга, молча наблюдавшего эту картину. Усмехнулся с некоторой неловкостью.
                - Искусство охотника состоит в том, что ты касаешься мира вокруг тебя с осторожностью. Помнишь?
                Но он мог не смущаться - взгляд Сергея был серьёзен и глубок.
                - И уходишь быстро, не оставляя следов?
                - Да.
                Они закинули за плечи рюкзаки и ушли берёзовым перелеском, обходя ток по широкой дуге.

                На следующее утро они уехали в город. Тронулись рано, едва стала видна желтая полоска на востоке, чтобы добраться к своим квартирам до дневных пробок.
                - Ты куда? – удивился Евгений, когда сидевший за рулём машины Серёга на выезде из деревни повернул не к мосту через Линду, а выключил фары и с одними противотуманками поехал полем к высоковольтке.
                - Проверить хочу, неужели распугали?
                Он остановил уазик, не доехав немного до пруда, выключил двигатель, открыл дверку. Светало и становилось уже всё видно вокруг. Они просидели минут пятнадцать в полной тишине, разбавляемой только звуками далёкой железнодорожной станции. Серёга вдруг радостно улыбнулся, пихнул друга локтем: «чуффшшии…» - донеслось со стороны поля, где вчера стояли их шалаши…





*тороки – подвесы из кожанных ремешков, паракорда или другого мягкого материала для переноса мелкой дичи, крепящиеся за кольцо на поясе, патронташе или ягдташе (охотничьей сумке).
** «хаски» - марка утеплённых охотничьих сапог.