ЛС28 Пушкин и месть поэзии в нужнике жизни

 
рис, Simeon Solomon - Bacchus 1867  = Дионис. Картина Симеона Соломона

Пушкин уверял, что поэтом простительно быть до 30 лет, а потом, если всё еще тянет писать, советовал засесть за прозу

Этому фрагменту его Завещания поэтам и пушкинского Нового Завета он следовал как истинный апостол и пророк библейский

Из письма 1832-го по поводу разрешения государя  издавать Пушкину политическую (!) газету :
«Стихотворений помещать не намерен, ибо и Христос запретил метать бисер перед публикой… «

В 1830-х писать стихи и публиковать их даже ради приходов от стишистой торговли  Пушкин находил равнозначным метанию бисера…  = занятием более, чем недостойным даже по критериям умеренного демократа Христа ( в его дефиниции!)
Христа Пушкин назвал в 1821-ом умеренным демократом, написав вскоре и кощунственную поэмку Гавриилиада — дипломную работу в школе афеев доктора  У. Хатчинсона
Белинский недоумевал и негодовал _ поэт Пушкин по его диагнозу, если и не исчез вовсе, то вроде как обмер … смолк
Белинский болел сифилисом и его мозг дал течь … Ничего Пушкин не обмер — он вырос, возмужал, служил оловянным солдатиком в дежчасти власти и Никса-1 очень уважал ... Он решил быть у кормушки как все «не дураки»
Пушкин инструктировал умничающего выходца из литовских земель окрест Вязьмы князя-поэта Вяземского: поэзия должна быть глуповата …
Но сам оставаться глупцом в дурке под флагом «Корабль дураков» долго не желал и корабль сей покинул …  как челн в Арионе
В своем ретроградстве поэт, уже отказавшийся от свободного незаказного слова  Поэта в пользу миссия Пророка при царе Горохе и подавший ему прошение с клятвой вассала :

был так отмечен графом Струтынским (Пушкин передал ему разговор с Царем в Чудовом монастыре 18 сентября 1826 г):

"Молодость – это горячка, безумие, – говорил Пророк Царю. – Она ведет к великой глупости, а то и к большой вине. Вы знаете, что я считался революционером, конспиратором, врагом самодержавия. Таков я и был в действительности. Свобода, ничего не признающая ни на земле, ни на Небе; гордыня, не считавшаяся с традициями и обычаями; отрицание всякой веры в загробную жизнь души, всяких религиозных обрядов – всё это наполнило мою голову соблазнительным хаосом… Мне казалось, что подчинение закону есть унижение, всякая власть – насилие, Царь – угнетатель и что похвально покушаться на него словом и делом. Я не помнил себя от радости, когда мне запретили въезд в столицы и окружили надзором. Я воображал, что стал великим и до чёртиков напугал правительство. Но всему своя пора. Всё ребяческое слетело. И когда я осмотрелся кругом – я понял, что казавшееся доныне правдой было ложью, что любил – заблуждением, а цели – грозили падением, позором! Я понял, что свобода, не ограниченная Божеским законом, о которой краснобайствуют молокососы или сумасшедшие, гибельна для личности и общества…»

Цицерона не читал!? Это Пушкин то!? Не верьте никому — и особо афею!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Fare thee well, and if for ever
Still for ever fare thee well.  Byron

Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай Байрон 
I
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,

Лукавит и мистифицирует нас Наше тогда еше не Всё, но уже с прицелом …! Это типичная маска Пушкина в мистериях Элевсина и ДиОниса (др.-греч. ;;;;;;;;, ;;;;;;;;, ;;;;;;;;, микен. di-wo-nu-so-jo, лат. Dionysus), Ва;кхос, Ба;хус (др.-греч. ;;;;;;, лат. Bacchus) = единственного бессмертного трижды рожденного (из лоно матери земной, бедра Зевса и сердца своего) от семени бога Зевса (Зеуса, Деуса) девой Семелой фракийской
 
прим. О маске миста: Отпущенников, поклоняющихся Либеру и Либере и надевающих при этом маски из коры (луба, лыка), назвали именно либертинами. Маска выступала как символ божества, поэтому, одевший маску как бы сливался с ним. Об исходной греческой традиции В. Буркерт писал: «Внешним атрибутом и инструментом совершаемого богом (Дионисом.) преображения была маска <...> при подобном преображении почитатель и бог сливались в одно; и тот, и другой назывались словом "bacchos"». В греческой традиции Дионис не только бог вина, но «одновременно и бог масок».

 АСП был именно учеником М.Т. Цицерона  в части одной особой идеи либерализма этого знаменитого римлянина: в сер. I в. до н. э. Цицерон писал: «...мы склонны к благодеяниям и щедры вовсе не для того, чтобы требовать благодарности (ибо благодеяния своего мы в рост не отдаем, но по натуре своей склонны к щедрости)...». «Другой «частью», или стороной, социальной добродетели следует считать благотворительность (beneficentia), которую еще можно определить как доброту (benignitas) или щедрость (liberalitas)»

  «Среди всех проявлений достойного - о котором мы говорим, нет ничего более замечательного и более важного, чем объединение людей друг с другом в некое сообщество, взаимополезный обмен и сама любовь, объединяющая род человеческий, начинающаяся прежде всего с того, что дети любимы своими родителями, и весь дом объединен узами супружества и потомством. Мало-помалу любовь эта распространяется все шире, сначала на родичей по мужу, потом - по жене, потом - на соседей, потом - на сограждан и тех, кто является союзником и другом государства, а потом - на весь человеческий род. Такое состояние духа, проявляющееся в том, чтобы воздавать каждому свое, щедро и благожелательно блюсти общечеловеческое сообщество, о котором я говорю, называется справедливостью (iustitia), за которой следуют благочестие, доброта, щедрость, доброжелательность, любезность и прочее в том же роде. Все это неотъемлемо от справедливости и является общим для всех остальных добродетелей». То есть, «liberalitas» («щедрость»), как функция и атрибут любви, оказывается семантически связана с растительной метафорой «liberi» («дети») и оплодотворяющей функцией Либера. По мнению Цицерона «...готовность творить добро», тесно связанную со справедливостью, «дозволяется называть либо добротой, либо щедростью». Из всех качеств человека благотворительность и щедрость, как полагал Цицерон, «наиболее свойственны натуре человека», однако «...щедрым может быть только законное действие».

С представлением о законности действий было связано и появившееся юридическое понимание свободы. В римской правовой традиции была выработана приписываемая Цицерону формула: «Libertas est potestas faciendi id, quod jure licet» («Свобода - это возможность делать то, что дозволено правом»). Цицерон также писал: «Свобода - это зависимость от законов». Но у него «libertas» («свобода») имеет значение «отсутствие вожделений». То есть человек, ограничивающий свои желания рамками закона не вообще или абстрактно свободен, а свободен конкретно - от вожделений. То есть правовой запрет является основанием общественной нравственности или морали. Именно Цицерон ввел в латинский язык сам термин «moralis» (моральный)

(см. Утченко С.А. Трактат Цицерона «Об обязанностях» и образ идеального гражданина // Цицерон М.Т. О старости. О дружбе. Об обязанностях / [пер. с латин. и коммент. В.О. Горенпггейн]. 1974)

Свобода как естественная необходимость познать Порядок Вещей, делать только то, что дозволено законом и правом, свободно принять зависимость свою от законов власти …  вот Моральный Кодекс либерала Пушкина с момента сговора с новым московским и Всея Руси царем. Либерализм как свободное сознательное исполнение предписаний власти, прописанных ею в Законе.  Такой свободный вассал феодала и есть теперь для Пушкина  идеал примерного благонадежного либерального дворянина. 

Либеральность как свобода дворян против тирании смуты, безакония, бунтов черни и бесправной толпы

И. Л. Солоневич: 0 «Русская интеллигенция есть самый страшный враг русского народа».
«Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, лживую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр»

Осознал ли себя Пушкин отступником от идеи истинной либерализации  рабской России и покаялся ли он ?   Да… но с русским «но» - когда поезд ушел, а перрон расплавился от параши опоздавших на пути в Цивилизацию и оказавшихся в эволюционным тупике у закрытого горла пузыря выживания… с поллитрой под мышкой и мухами дяди Онегина

В 1836 он сделал мистификацию — будто бы перевод из Пиндемонти, хотя ничего подобного итальянец не писал:

Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
— Вот счастье! вот права...

Это ведь из оды Горация к Меценату …

А Гораций был такой же бежавший с поля боя трус… и отступник …

Жалел ли Горацио о содеянном?
Нет!
Он же Поэт!