Ксюхина охота

               
                Сергеич, сидя в маленьком шалашике, поставленном на скорую руку у края заводи, с огорчением думал о том, что его подсадная уточка совершенно не вызарена. Эта купленная им два года назад кряква, получившая ласково-озорное имя Ксюха за бодрую и весёлую работу, понравилась ему настолько, что он не захотел по окончании сезона от неё избавляться и попросил своего друга, директора охотхозяйства, пристроить её какому-нибудь сельскому жителю, чтобы через год вновь забрать её себе на весеннюю охоту, а там видно будет.
                Тогда после покупки утки, за три дня до открытия, он вынужденно поселил её у себя в городской квартире, застелив пол лоджии парниковой плёнкой, поставив тазик с водой и насыпав в противень пшеницы. Понаблюдав, как утка ходит по лоджии, купается в тазике и трескает зерно, Сергеич, предвидя весёлую ночь и не надеясь на чудо, вздохнул, поужинал и лёг спать. Чуда и не случилось. В начале третьего утра его подкинула в постели душераздирающая утиная осадка, он метнулся к лоджии, а у соседей справа заплакал ребёнок. Повязанная умелыми руками и посаженная в переноску хулиганка угомонилась, после накрытия корзинки пледом опять уснула и ночь закончилась без продолжения дебоша. Следующие дни Ксюха просидела в переноске и только вечером, под присмотром вернувшегося с работы хозяина гуляла по лоджии, купалась, пила, ела и даже приноровилась взбираться на подоконник, откуда подолгу наблюдала за внешним миром, что-то бормоча себе под нос. А на ночь вновь отправлялась в корзину. Сергеичу было её очень жалко, но иного выхода не было – возможности подержать, как бывало раньше, купленную утку в частном доме у приятеля в том году не случилось.
                А через год он с ней не увиделся. Грянула пандемия, весеннюю охоту в регионе не открыли, и Ксюха, пристроенная в какую-то деревню, прожила там с домашними утками два года до этой вот, трепетно ожидаемой охотниками и наступившей, наконец, весны.
                Теперь отвыкшая от вольных зорек утка вела себя очень скованно, только сразу выдала одну хорошую осадку и стала тихо плескаться у берега. Осадка, видимо, была адресована селезню, ещё по темноте перелетавшему через старицу. Он услышал её, жвякнул и тут же плюхнулся немного левее шалаша, но в абсолютно непроглядной чёрной тени маленького островка. Охотник уверенно выстрелил строго по центру расходящихся по воде кругов, где угадывался силуэт птицы, но промазал, а Ксюха замолчала совершенно.
                На рассвете с озера потянуло таким морозцем, что у Сергеича пальцы закоченели в перчатках, а когда стало светло, он увидел, что Ксюха не плавает в воде и не сидит на берегу, а зябко пытается ковылять по льду, который буквально за полчаса сковал воду на несколько метров от берега. Бечёвка нагавки вмёрзла в лёд намертво и нахохлившаяся, взъерошенная утка беспомощно дёргала её, пытаясь добраться до берега, чтобы забиться в прошлогоднюю траву.
Сняв замёрзшую утку и даже погрев её ледяные лапки в своих ладонях, расстроенный Сергеич посадил Ксюху в корзинку, поставил её на сумку с запасной одеждой, лежащую в машине на заднем сидении, и поехал к себе на дачу в деревню готовить обед и встречать друга Сашку, который должен был приехать днём и привезти большую маскировочную сетку для постройки шалаша. Ксюха уселась в сухую тёплую солому, уютно повозилась там, пригрелась и задремала. Но сегодняшние её неприятности не закончились.
                В глубокой промоине при выезде с грунтовой дороги на древнюю бетонку по самые пороги в жидкой глине стоял покоцанный жизнью уазик. Вокруг него ходил незнакомый мужик в болотных сапогах и лопатой тыкал под мосты и колёса, пытаясь, видимо, понять, на чём повис его пепелац. Объехать его, в принципе, было можно, но это было бы верхом неприличия по отношению к брату-уазоводу. Поэтому, Сергеич подъехал вплотную к промоине и с сочувствующим видом поздоровался. Мужик несколько секунд взирал на кажущийся огромным на тридцатипятидюймовых злых колёсах лифтованный Патриот и попросил:
                - Браток, дёрни что ль! Тебе ж как не хрен делать!
                «Дёргать» Сергеич люто не любил, считая это последним из способов спасения, вредным для техники и опасным для людей. Но он, полагаясь на свою машину, рассчитывал обойтись без внедорожных приключений, тросы на лебёдки не намотал - они так и лежали в сумке в багажнике, а динамическую стропу вообще не взял. Возиться с намоткой троса не хотелось, а мужик уже тащил из своего уазика ржавый стальной трос с крюками. Стальной, отсохни его кардан!
                - Слышь, давай так, - пошёл на компромисс Сергеич, - Я дёрну слегка и если не пойдёт, отстёгивай своё орудие убийства, а я намотаю нормальный трос на лебёдку. Потому что, дёргать сталью – ну это, не обижайся, братан …
                Мужик не обиделся, кивнул и полез за руль. А Сергеич отъехал назад на длину троса и очень аккуратно потянул. Уазик, вроде как, зашевелился в промоине и Сергеич, обнадёжившись, дал тросу небольшую слабину и несильно дёрнул. Ну, как не сильно… Привыкнув в компании друзей к динамическим рывковым стропам, он не рассчитал и при рывке не только лязгнул зубами, но и получил по затылку прилетевшей с заднего сиденья утиной корзинкой, которая отрикошетила от него, потом от подголовника пассажирского кресла, ударилась о панель и открылась, засыпав салон соломой и утиными испражнениями. Ошалевшая от такого стресса Ксюха металась по просторному салону, истерично крякая и навешивая Сергеичу оплеухи крыльями, пока не зафиксировалась на спинке заднего сиденья и не нагадила на него.
                Уазику, однако, этого рывка хватило, чтобы освободиться. Мужик свернул трос, не вникая в суть происходящего в салоне Патриота, благодарно помахал рукой, выбрал правильную траекторию проезда через промоину и исчез. А Сергеич с трудом скрутил перепуганную утку, вернул её в корзинку и, в голос смеясь и матерясь, долго чистил и отмывал салон, благо рядом журчал весёлый весенний ручей.
                Вечером они вдвоём с приехавшим Сашкой пробрались по весенней распутице на другую старицу, где у самого входа в небольшой спокойный залив поставили просторный и очень удобный двухместный шалаш, накрыв его привезённой сеткой и немного домаскировав лапником. Получилось шикарно, особенно с учётом того, что берег был не плоский, а приподнятый над водой и высаженная Ксюха оказывалась, хотя и прямо перед шалашом, но ниже линии выстрелов, в полной безопасности.
                Сергеич сел на стульчик и повёл перед собой палкой, словно ружьём, прикидывая сектор стрельбы и оценивая видимость.
                - Сань!- попросил он, - Прорежь две маленькие бойницы, а то сетка такая густая, что стволы не высунуть, не зацепив.
                - Не дам резать! – отозвался Сашка, - Сетки дорогие нынче. Так стреляй, через ячейки.
                - Так перед рассветом и так не видно ничего, а тут ещё эта паутина с лоскутами! Просто две бечёвки перережь и завяжи на соседние ячейки и всех делов!
                - Не буду! – отрезал Санёк.
                - Вот ты жопошник! – ласково сказал другу Сергеич, но настаивать не стал.
                Утром они засели в шалаш как раз в тот идеальный промежуток времени, когда на старицах и разливах начинает активно просыпаться живность, глубоких чёрных теней уже нет, весь пейзаж окрашен в оттенки тёмно-серого, предметы ещё не имеют резких очертаний, но крякаша уже ни с чем и ни с кем перепутать невозможно.
                Ксюха, высаженная в заботливо очищенную Сергеичем от веток, сучков и прошлогодней травы прибрежную воду, на этот раз вспомнила всё и принялась орать звонко и настойчиво, периодически вставая в воде вертикально и хлопая крыльями. Купалась, ныряя и закидывая воду себе на спинку, чистила пёрышки и вообще вела себя шумно и бесшабашно, радуя охотников и украшая собою мир.
                Первый селезень купился на её возню уже минут через десять. С противоположного конца старицы донеслось его жвяканье и он появился в поле зрения охотников едва ли не в штык, летя прямо над серединой озера метрах в десяти над водой. Увидев и услышав его Ксюха просто зашлась в оглушительной осадке, не к месту вызвав у Сергеича воспоминание о его лоджии, а селезень заложил большой круг над шалашом и плюхнулся прямо в горло заливчика – зеленоголовый красавец-жених в свадебном весеннем смокинге. Он был элегантен и не отразим, и Сашка не удержался, шепнул Сергеичу:
                - Смотри, у него шампанское с собой и букет цветов!
                У обоих охотников ощущение красоты дичи и нежелание забирать у природы эту красоту всегда входило в противоречие с процессом охоты и вызывало сложные эмоции. Но без выстрела красота всего процесса не имела бы естественного завершения, поэтому когда селезень начал гордо приближаться к утке и вплыл в левый сектор стрельбы, сидящий справа Сергеич коснулся коленом Сашкиной ноги и шепнул:
                - Твой!
                От выстрела Ксюха даже не вздрогнула. Разочарованно посмотрела на опавшего на воду селезня и подгребла к кромке воды, где начала доставать со дна какую-то вкуснятину. Через несколько минут полной тишины Сергеич просунул под сеткой шалаша длинную ветку и пошерудил ею в прошлогодних листьях прямо над уткой.
                - Ксюха! – прохрипел он сквозь сетку, - Прекрати жрать! Мне что, станцевать перед тобой?!
                Ксюха вздёрнула шею, покрутила головой и не найдя ни одной причины, по которой она должна была прекратить, продолжила трапезу. Вновь работать она начала только минут через двадцать после того, как поела, посидела на сухом бережку, обсохла и прихорошилась.
                - Вот ведь цаца! – прошептал Саша с улыбкой и тут же пихнул Сергеича в плечо, - Смотри, бобры плывут!
                У противоположного берега старицы были явственно видны две большие чёрные головёшки, которые гуськом неторопливо плыли в сторону заливчика. Ксюха тоже заметила их, немедленно замолчала, отплыла под прикрытие лежащего в воде бревна и, втянув голову, долго наблюдала за неведомой опасностью. Бобры в заливчик заплывать не стали, а скрылись под берегом старицы, но Сергеичу пришлось выходить из шалаша, чтобы расшевелить оцепеневшую утку. Только увидев человека, Ксюха зашевелилась, встряхнулась и начала раскрякиваться. Следующий час она орала так добросовестно, что охотники удивлялись, почему к ней не слетелись селезни со всей округи, но второй селезень появился очень нескоро, когда уже стало совсем светло и встающее из-за леса солнце начало отогревать этот озёрный мирок. Приплыла стайка нырков – два селезня и пять уточек, над озером в разных направлениях пролетело несколько чирков и крякв, и только потом послышалось далёкое жвяканье. Селезень прилетел с того же направления, что и первый и сразу сел на воду далеко от залива, метрах в ста от шалаша. Он плавал там, видимый как на ладони, на совершенно чистом открытом зеркале и звал утку, а Ксюха, не умолкая, звала его. Селезень был осторожен и никак не хотел сдаваться, конечности у охотников уже начали затекать от неподвижности, но Саша шептал:
                - Не двигайся, всё равно она его перекрякает! – и интрига длилась бесконечно.
                И жених не выдержал. Он поднялся с воды, заложил над заливом два больших круга и сел совсем близко от шалаша, но очень неудобно – его почти скрывал плавающий валежник, за которым Ксюха пряталась от бобров. Сквозь лоскуты сетки и веточки лапника Сергеич выцелил его шею и голову, задержал дыхание и выстрелил через ячейку сетки. Он не увидел результат выстрела, так как поле зрения вдруг закрылось тучей каких-то мелких частиц. На воде что-то плескалось, Сергеич решил, что сделал подранка и стал спешно менять патрон в получоке (стрелять с такого расстояния из чока - точно разбить птицу), но его остановил ироничный Сашкин бас:
                - Да перестань, вон он лежит, нормально всё, - и тут же вдруг, - Э, слышь! Ты сетку прострелил!
                Сергеич поднял глаза от ружья – в воздухе порхали, медленно опускаясь на землю, мельчайшие фрагменты камуфляжных лоскутов и сеточной бечёвки, нашинкованных дробью, а прямо перед ним в сетке зияла очень удобная для обзора и стрельбы дыра.
                - Я тебе говорил, что нужно резать бойницы!
                - А чего ты стволы-то не высунул?!
                - Высунешь их через такую дырочку! Ты видел, какой он строгий? А что сел прямо напротив меня и я стволы ему прямо бы в клюв выставил, ничего?!
                Снизу послышалось кряканье, приглушённое жеванием добытого из воды лакомства. Буйная Сашкина фантазия отреагировала немедленно:
                - Вон даже Ксюха над тобой ржёт!
                - Ладно, - сказал Сергеич, - Пошли доставать, а то ветерок поднимается, отнесёт птичек на середину озера, чего делать будем…
                В следующие три дня они втроём с Ксюхой добыли ещё несколько селезней и в день  отъезда Сергеич с грустью задумался о том, что же делать с пернатой охотницей. Вновь обращаться в тот же адрес с просьбой пристроить утку было некорректно. Выпускать на волю… Такого он в принципе никогда не делал – подрезанная, не летающая, привыкшая к постоянному подкармливанию утка на воле обречена. Был один очень гуманный вариант – выпустить в городском зоопарке «Лимпопо», где кряковые в большом количестве обитали на незамерзающем канале и где Ксюхе чудесно жилось бы среди своих и в полной безопасности, но это значило больше никогда её на охоту с собой не взять, а жаль! Всё же он склонился к этому варианту, как вдруг…обычно это и случается – вдруг…запиликал мобильник. Звонил их с Сашей общий друг Илья.
                - Вы там с Саней закончили? Удачно?
                - Закончили. Нам хватило.
                - Утки целы? Не зацепили дробью, тетеревятник не пришиб?
                - У нас одна моя и была. В полном здравии.
                - Она прям твоя? Отдавать не должен? Слушай, привези её мне, а! У моего приятеля-заводчика их десятка четыре, но все свои. Свежая кровь нужна! На следующую весну опять возьмёшь её. Ну, или какую захочешь.
                Сергеич, сняв кепку и придерживая левой рукой под мышкой Ксюху, от всей души перекрестился на дальний угол огорода.

                Они встретились на островке безопасности у въезда на большую круговую развязку. Илюха приехал со своей корзинкой и Сергеич достал Ксюху, чтобы пересадить. Из окон медленно проезжающих мимо них в плотном потоке машин горожане с непонимающими улыбками смотрели на сидящую в руках охотника дикую утку; некоторые даже опускали стёкла и пытались делать фото телефонами.
Сергеич, привычно прижимая Ксюху спинкой к своей груди, чтобы не расправила крылья и сидела спокойно, снял с её лапки нагавку и погладил по шелковистой головке.
                - Ну что, девчонка? До следующей весны!
                Ксюха, положив голову на бок, скосила на него карий глаз и ухватила клювом за палец.