Душа болит, а сердце плачет...

-- Море гоняло волны. Они, как на крыльях летели к берегу и медленно  откатывались назад. Мохнатые пальмы, насытившись солнцем,  опускали  свои шапки.
  Люди  начинали медленно  расходиться по домам. Заспешил и я, но увидев знакомую  фигурку, одиноко сидящую на скамеечке, остановился.
Присел рядом. Женщина  с палочкой и глубоко надвинутой на лоб шапкой, задумчиво смотрела  на море.
 По всему было видно, что она никуда не торопилась. Хотя вечерние улицы всё больше освещались электрическим светом, на них все меньше становилось людей.
-Да-а,  да-а,-  проговорила она,- видимо, чтобы начать разговор.
 - Хотите, я по дороге отвезу вас домой,- предложил я  старушке.
- Нет! Мне здесь спокойнее и легче. А дома одиноко и тоскливо. А вам бывает тоскливо?
- Бывает, когда из дому уходит куда-то жена, дети живут в другом городе.
- И что вас успокаивает?
- Я пишу.
 Рядом бегала,  помахивая хвостиком собачка.
-  А я  не люблю  писать. Только сижу и думаю. Думаю дома, думаю сейчас.
- О чем?
- О жизни?
- Она у вас удалась?
- Я не об этом думаю, а о том, что она на закате.
-  Ма еш( что есть), так говорят израильтяне.
- Когда я была маленькой, наш дедушка всё повторял:
- Малым  не будешь, а старым будешь.
-Тоже верно! И никуда от этого не уйдешь.
- Можно сказать ещё по другому, как поет Вахтанг Кикабидзе:
- Мои года- мое богатство!
- Тоже верно! Так что  же вас печалит?
- Одиночество… Хотя хватит об этом, моя подруга на соседней скамейке уже заждалась.
 Через пять минут, взяв её под руку, она медленно  вместе с ней пошла по пустынной набережной.
Что-то было тоскливое в их сгорбленных фигурках, старомодной одежде. Всем своим видом они не вписывались в современные контуры набережной.
 - Брошенки,- проследив мой взгляд,- промолвил  седой мужчина в старой   фуражке.
-Их мужья бросили?
- Насчет мужей не интересовался, а вот дети их оставили.
- И вам об этом сообщили,- съязвил я.
- Я с ними как-то летел  из Канады в Израиль. У меня там тоже живут двое сыновей. У этих женщин дочери уже много лет в Монреале, а их матери остались в Израиле,  как и я.
- Почему же не уехали к детям?
- Там холодно, нужен английский язык,  там совсем иной ритм  жизни. Здесь на каждом шагу русский язык, море, дышать легче…
Тем временем на набережную вышла большая семья: двое пожилых, молодая пара с тремя детьми. Сразу стало шумно, весело.
- Душа болит, а сердце плачет.Знаешь такую песню Михаила Шуфутинского?
-  Мой собеседник закурил, потом погасил сигарету:
- Врачи запретили.
-Да не расстраивайся ты. Придет лето,  опять полетишь в Канаду.
- Да уже  я давно  купил  билет  на самолет,- приду к тебе страховку делать,- подмигнул мне,- сразу тебя узнал,- только…
- Что только?
- С каждым годом мне всё тяжелее и тяжелее летать на самолете через океан.
- Дети прилетят!
-На бейт кварот( на кладбище).
- Почему так печально?
-У них же сумасшедшая жизнь, вздохнуть некогда…
 Через несколько дней  я снова увидел знакомую старушку.
 Она точно также  задумчиво смотрела на море, что-то шептала сухими губами. По им я прочёл , что она повторяла одно и тоже слово:
 -Бро-шен-ка, бро-шен-ка.
Средиземное море гнало свои волны к берегу  точно также,  как   Атлантический океан   в далекой  Канаде.
 А мой собеседник- седой мужчина в  старой фуражке,  больше на набережной не появлялся...