Письма отрывок

Света аккуратно сложила листочки со своими наивными, порой нескладными, но искренними, рассказами и стихами.  Вот несколько  записок от Артема, когда он приезжал, еще будучи подростком. 4 года после ее отъезда, он каждое лето приезжал на дачу и приходил в их тайное место. Он рассказывал в своих записях, как он проводит время с другими ребятами, как прошел его год, о своих планах, говорил,  как сильно скучает, как ждет с ней встречи.  Из записок она узнала, что Артем  искал ее, даже провел свое расследование. Он описывал свои беседы с ее бабушкой, которая  говорила ему, что на следующее лето  внучка обязательно приедет. Он описал свой разговор с Дедом  Сергеем, жившим на окраине деревни. Он встретил его, когда тот выгуливал свою козу в поле и дед по  секрету сообщил Артему, что баба Серафима прокляла свою дочь, в порыве гнева, та в ответ перебила всю посуду и поклялась больше никогда сюда не возвращаться. Сима уже отошла от обиды и очень ждет родных к себе, каждую весну делает генеральную уборку перед приездом дочери и все лето ждет, до самой осени… «Но сама виновата, характер такой, злокозненный»  – завершил тогда свой рассказ  старик.
Читая эти строки, Света хорошо представила, свою сухонькую, вредную, но деловитую и заботливую бабулю, ползающую на коленях с тряпкой и моющую каждый уголок в доме к их приезду. Вот она стоит около желтой калитки,  всматриваясь на дорогу в ожидании их, или бежит из огорода при шуме проезжающей мимо машины. Так она всегда поступала перед приездом мамы на выходные. Где ж она теперь?
Последняя  юношеская  записка уже после первого курса, Артем поступил в институт связи, он всегда прекрасно разбирался в технических дисциплинах. В этой записке парень  пишет, что искал ее в соц.сетях, но найти не смог. Рассказывает о своих новых знакомых, бурной студенческой жизни, о том,  как он впервые напился, встречался с девушками.  И в конце – о том, что все еще думает о ней. Что помнит, их встречи в мельчайших подробностях. Особенно последнее лето, которое выдалось аномально жарким, и она часто надевала свой хлопковый коротенький сарафанчик василькового цвета с разноцветными бабочками, и что на нем не было одной пуговки, которую она потеряла в поле, когда они катались на велосипедах.  Он писал, что тогда она очень загорела, и этот голубой сарафанчик необыкновенно ей шел, а ее глаза на загорелом лице, тоже казались очень светлыми, не понятно  голубыми  или зелеными, но яркими и светящимися, как полевые цветы. Он так любовался ею, что не мог придумать слов, чтобы выразить это, и осмелиться, чтобы её поцеловать. Как жаль, что сейчас тебя тут нет, - писал Артем, я бы уж точно нашел слова и уже не вел бы себя как глупый мальчишка.
Свете было приятно, наконец-то через столько лет получить доказательство своим догадкам, узнать, что ее детское чувство было взаимно. Ей захотелось ответить своему другу. Она  достала из сумки стильную записную книжку золотистого цвета, порылась в сумочке в поисках ручки, и не найдя, взяла карандаш и стала быстро записывать, все то, что приходило на ум.
« Здравствуй, Артем. Может быть, ты когда-нибудь найдешь это письмо. Как жаль, что я приехала сюда месяцем позже, чем ты. Я на самом деле очень хотела бы с тобой увидеться. Я тоже была на нашем тайном месте, и рада, что там осталось все как прежде, и что ты позаботился о его сохранности.
Что касается меня – у меня все прекрасно, только писательницей я не стала, и про эту свою детскую мечту почему-то только,  приехав сюда, вспомнила.
А про тебя я иногда все-таки вспоминала. Не знаю, как бы сложилась наша судьба, если бы мы продолжали встречаться, получается, что ты был моей первой любовью. Я сейчас взрослая и затрудняюсь ответить, что такое любовь. Но то, что было между нами, и о чем я сейчас вспомнила, это на самом деле самое чистое, светлое, радостное, волнующее чувство. Когда не нужно никаких подтверждений, слов, даже поступков, просто нескончаемое ощущение счастье, вне времени, вне пространства, безграничное. Вот это и есть любовь. И очень хорошо, что с нами это случилось. И может нам даже повезло, что нам пришлось расстаться, что это необыкновенное, божественное чувство осталось незамутненным. Все было на грани недосказанности и от этого более целостно и прекрасно. Даже слова в том случае, если бы они уже были сказаны друг другу, облекли бы это волшебное безграничное чувство в какую-то форму, заключили бы в какие-то рамки. И,  кажется,  тогда оно могло бы стать чем-то обыденным, хотя и красивым, но уже земным. А так это было просто соприкосновение, с чем- то заоблачным, манящим.   А может, произошло с нами потому, что   мы так много времени проводили,  как птицы на ветвях старого тополя, так близко к небу??
Артем, я не знаю, хотела бы я прожить с тобой долгую и счастливую жизнь, иметь детей, семью, идти рука об руку.. Наверное, нет.
Но я очень бы хотела встретить тебя и прожить с тобой один необычный  день, целый день, до самой последней минутки.
И вот наступило бы утро,  весеннее утро. И мы совсем еще маленькие дети, такие, какими мы были, когда только познакомились, гуляли б,  взявшись за руки, слушая пение птиц, играли в прятки, собирали первые желтые цветы, смеялись без причины, шалили, бегали друг за другом, и валялись в мягкой, теплой от яркого весеннего солнца траве.
И так наступил бы полдень, жаркий летний полдень. Солнце в зените. Густая зеленая листва, чуть повяла от летнего зноя, запах полыни, свежескошенной луговой травы.  Над раскрывшимися ромашками, колокольчиками, васильками – лениво порхают мохнатые бабочки. Слышится стрекотание кузнечиков, с озера доносятся голоса купающийся детворы, плеск воды. И мы с тобой юные, счастливые, влюбленные, с разбегу, взявшись за руки, прыгаем в освежающую озерную воду. А вынырнув - долго целуемся в воде. И пусть этот день длится бесконечно. И мы с тобой не устанем долго обниматься, целоваться в луговой траве. Помнишь,  я тебе как то сказала,  что ты тот,  кого любит Солнце. Тогда ты уснул на солнцепеке и,  проснувшись, был красный, как вареный рак, но на следующий, же день  кожа твоя не стала слезать, а  приобрела ровный красивый коричневый оттенок.
Я тогда тебе даже завидовала. Мы с тобой не устанем целоваться, но солнце утомленно начнет движение на запад.
Мы оглянемся, и заметим, что листва кое-где на деревьях уже приобретает золотисто-кровавый оттенок. Станет немного  зябко, и ты будешь обнимать меня все крепче и крепче, чтобы согреть и защитить от осеннего холода. Мы будем очень бережны и нежны друг к другу. И медленно с наслаждением, как вино из черной смородины мы будем пить мгновения этой осени, пытаясь растянуть это ощущение немного горького ускользающего счастья. Мы будем ездить на велосипедах по лесным тропинкам, собирать букеты из опавших листьев, осыпать ими друг друга, надевать венки из разноцветной листвы и последних цветов друг другу на голову. Я буду кормить тебя с руки сладкой поздней малиной, брусникой. А если захочешь, то будем собирать лисички. Ты же любишь их жаренными с картошкой, я постараюсь, не устроить пожара  при их приготовлении. Мы затопим деревенскую печь, а когда выглянем в окно, то увидим, что уже стемнело, и с неба хлопьями, медленно падает первый пушистый снег.
Так наступит зама. И останется совсем немного времени, чтобы сказать друг другу о главном, просто обняться и уснуть рядом как маленькие дети, без забот, хлопот и планов назавтра.
А в это время за окнами закружит метель, и колючий, искрящийся от мороза снег засыплет всё вокруг, занесёт наш маленький домик по самую крышу так, что тот превратиться в сугроб. Небольшой холмик среди таких же сугробов и молчаливых зимних деревьев, цветущих белым снегом…
Я хочу прожить с тобой только один день, равный жизни».
Света поставила сегодняшнее число. Улыбнулась. Положила свое послание наверх коробочки, уверенная в том, что когда-нибудь обязательно они проживут этот день.