Риданские истории. Оборотень

Вот уже одиннадцать месяцев подряд Чад Санчес пытался забыть те жуткие фотографии, предоставленные ему детективом – стройной темнокожей Кимберли Харрис – для опознания личности по праву единственного родственника, на которых был запечатлен безголовый труп его кузена – Керка Бейли. Чад сразу узнал одежду Керка. Джинсовая рубашка и вельветовые коричневые брюки на подтяжках. Такие уже давно вышли из моды в этих краях и канули в лету. На его окоченевшей руке в луче фотовспышки поблескивала серебряная печатка круглой формы с причудливыми узорами. Без сомнения – это была его вещь. Он снимал ее только на ночь, а все остальное время носил на среднем пальце левой руки.
Чад испытал психологический шок, узнав об убийстве Керка. Ему было трудно смотреть на кровавые картинки, но детектив всячески настаивала на этом. Чад мог бы обнаружить что-нибудь странное на фотоснимках. Например, на одежде убитого или около его трупа. Что-то, что помогло бы следствию в поимке преступника. Но как собрать все мысли в кучу разглядывая останки Керка в луже собственной крови с распоротым в нескольких местах брюхом? Спустя десять самых мучительных в жизни Чада минут Кимберли уехала, оставив ему визитку с номером частного психолога. На всякий случай.
Чад вздрогнул, случайно обронив на стол стеклянный стакан с виски. Остатки алкоголя оставили небольшую лужицу на гладкой деревянной столешнице. Перстень Керка, что передали Чаду как личное имущество погибшего, таинственно блеснул в тусклом свете на его пальце. Он никогда не снимал его в память о Керке. Сегодня Чад изрядно поднабрался буквально за пару часов, проведенных в баре с Джаспером. Джаспер был его другом и работал с ним в офисе. Их разделяла кабинка склочной Венди по прозвищу Венди «Истеричка». Такая же кабинка за тонкой бутафорской стенкой с разрывающимся от звонков телефоном и кипой бумаг в папках, как и те, в которых работали Чад, и Джаспер, и еще две дюжины других офисных рабочих. Пару раз в неделю они проводили вечер в баре, пропуская стаканчик-другой за разговорами о всяком.
– Ты на минуту будто отключился, старина, – сказал Джаспер, отхлебнув из стакана. – Совсем не слушал, о чем я говорю. Ты в порядке?
– Не уверен, Джаспер, – заплетающимся языком ответил Чад и попытался поднять бокал, но лишь размазал виски по столу еще больше. – Черт, не выходит. Ты не мог бы…
– Конечно, – он помог Чаду справиться с этим.
– Я не о том, – помахал головой Чад. – Ты не мог бы заказать еще один виски?
– На тебе лица нет, старина…
– Двойной, – перебил его тот и растопырил два мокрых пальца на руке. – Со льдом.
– Ты медленно убиваешь себя, Чад, – с укором сказал Джаспер, но все же поднялся на ноги и прошагал к пустующей барной стойке. – Двойной виски со льдом, – передал он бармену заказ Чада.
Все остальное было, как в тумане. Обрывки фраз, гул в ушах, круговерть перед глазами.
Последнее, что вспомнилось Чаду на следующее утро, когда настойчивый стук в дверь заставил его подняться из собственной постели – это приглушенный свет ламп на плывущем потолке заведения, испачканные брызгами рвоты ботинки и то, как Джаспер поднимает Чада с мостовой, ухватившись за лацканы его пиджака.
– Перестаньте так долбить в дверь! – воскликнул он, и его голос отозвался болью в висках. – Голова просто раскалывается, – добавил он чуть тише.
Он отдернул прозрачную занавеску с маленького оконца и выглянул на улицу. У его дома припарковалась полицейская машина, один лишь вид которой серьезно насторожил его. Неужели он сделал что-то ужасное прошлой ночью? Об этом не хотелось даже думать.
Дрожащими руками он снял дверную цепочку и провернул ручку замка. Он был настолько пьян вчера, что не помнил, как добрался до кровати, но все же умудрился как-то закрыть дверь на все засовы. «Ты не перестаешь себя удивлять, Чад Санчес», – подумал он.
Одним движением руки он впустил в дом поток свежего воздуха. На пороге нетерпеливо переминалась с ноги на ногу детектив Харрис. У Чада резко участился пульс, как только он ее увидел.
– Доброе утро, детектив, – тихо сказал он. – Вы наконец-таки нашли убийцу Керка и приехали сказать мне имя этого негодяя?
– Боюсь, все гораздо хуже, мистер Санчес. Вы позволите мне зайти в дом?
– Что ж, проходите, – он провел Кимберли в кухню. – Кофе?
– Нет, спасибо.
– А я, пожалуй, выпью.
– Лучше плесните в свой бокал что-нибудь покрепче. Вы не важно выглядите.
– О чем это вы?
– Джаспер. Ваш коллега по работе. Вы провели с ним весь вчерашний вечер в баре, не так ли? – спросила Кимберли, остановившись посреди неубранной гостиной Чада.
– С ним что-то случилось? – глаза Чада расширились от внезапного страха.
– Почему вы так думаете? – подозрительно спросила детектив. – Вам что-нибудь известно о событиях минувшей ночи?
– Частично. Я надрался вчера как скотина, и мало, что помню, – признался Чад. – Так что с Джаспером?
Детектив выждала несколько секунд, глядя прямо в глаза Чаду.
– Джаспер Уайт был найден мертвым под утро в двух кварталах от вашего дома. Смерть наступила предположительно в два – три часа ночи. Его тело обнаружил случайный прохожий, который решил ни свет ни заря выгулять свою собачку. Картина идентична картине с места преступления, где был найден ваш кузен – Керк. Все выглядит так, будто Джаспера и Керка убил один и тот же человек.
– Нет… – прошептал Чад, – Этого не может быть! Только не он! – его лицо исказила гримаса боли и душевных страданий. Он в нахлынувшей истерике затряс кулаками перед самым носом детектива. – Какой псих все это делает? Кто сводит меня с ума? Почему Керк и Джаспер? Я спрашиваю вас, почему?
Чад без сил опустился на колени. Его колотило, словно от холода. На глазах выступили слезы, а к горлу подступил горький комок. К тому же голова болела все сильнее и сильнее.
– Прошу вас успокойтесь, мистер Санчес. Наверное, вы не знаете, но это уже четвертое убийство за год, и нам очень важно найти убийцу. И я понимаю, как вам тяжело сейчас собраться с силами, но вы единственный возможный свидетель…
– Я ничего не видел, – запричитал он. – Я отключился еще в баре. Должно быть Джаспер доволок меня до дома, уложил в кровать и отправился к себе. Вот и все, что я могу предположить по этому делу. А теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое! – вновь перешел на крик Чад.
– Постарайтесь прийти в себя и не наделайте глупостей невзначай, – она ободряюще похлопала мужчину по плечу. – Через день-другой жду вас в управлении, чтобы задать пару вопросов. Не затягивайте с этим. До встречи…
Закрыв за ней дверь дрожащими руками, Чад припал поникшей спиной к стене. Его ноги снова подкосились, и он плавно съехал вниз. Уткнувшись лицом в колени, он какое-то время всхлипывал, коря себя за то, что вчера так напился. Ведь если бы он был в состоянии добраться до дома сам, возможно Джаспер был бы жив этим утром. Самобичевание не покидало его до самого вечера, терзая сознание и разрывая тело Чада на несколько равных кусочков, словно бисквитный торт.
Глубоко в душе Чад ненавидел детектива Кимберли за то, что каждая их встреча рушила его жизнь на части. Через несколько дней после ее визита Чад держал вымокший зонтик над своей головой, прощаясь с Джаспером у его могилы. В скорбящем молчании рядом с ним застыли люди – родственники Джаспера, друзья и коллеги с работы. Многих из них Чад видел впервые, и в тайне он был признателен им за то, что так много их пришло сегодня проститься с Джаспером.
В одно мгновение посеревшие дни наполнились дождевыми лужами на асфальте – слезами небесных ангелов. Гром воспевал панихиду по Джасперу, разбивая небо на крохотные осколки оглушительными ударами.
Чад не выходил на работу несколько дней, пытаясь глушить горестные мысли бокалами с виски. На четвертый день он все-таки приехал в офис, где пробыл лишь до обеда. Телефонные разговоры с клиентами фирмы проходили из рук вон плохо. Чад не мог сконцентрироваться на рабочих моментах и часто психовал, с треском бросая телефонную трубку на рычаг или на стол. Примерно в половине первого дня он со злостью пнул кресло, в котором сидел, и поехал в управление к детективу Кимберли. Уточняя мелкие детали того злополучного вечера, Кимберли записывала скудные ответы Чада в своем блокноте. Ему было тяжело вспоминать минувшие события – тот последний раз, когда Чад виделся с Джаспером, но следствие требовало стрясти с него любые показания.
И все же после беседы с ней о Джаспере Чаду немного полегчало. Часть громоздкого груза точно свалилась с его плеч. Может быть стоило даже записаться к психологу, как ему советовала Кимберли? Нет. Вместо этого Чад прикупил еще одну бутылку в том самом баре, где они часто бывали с Джаспером, и до следующего утра он больше не выходил из своего дома. Виски почему-то не лезло в горло, и он убрал початую бутылку в бар, сказав себе, что обязательно выпьет ее завтра вечером. Как лекарство от стресса и неуемной скорби.

– Слушаю вас, – пробасил в телефонную трубку Франклин Миллер. – Ах, это ты, Чад. Как ты, дружище? Что? Да, сегодня еще могу. А вот завтра утром вынужден буду отправиться в Южную Кантану в гости к Мартину и Дебре. Это мой племянник и его супруга, я как-то рассказывал тебе о них. Они пригласили своего дядю на пикник, по-семейному провести время, ты понимаешь. Да, могу, в восемь вечера… Ага. Хорошо, что позвонил. До встречи! – на том конце провода Чад повесил трубку.
В назначенное время грузный пожилой мужчина вышел из такси и остановился у дверей в бар. Чад подтянулся двумя минутами спустя.
– Привет, Фрэнк, – он протянул Франклину руку. – Давно не виделись, друг.
– Что есть, то есть. Если же лет двадцать назад мы и могли с тобой себе позволить наловить какой-нибудь рыбешки в прудах да озерах, посвятив этому делу целые выходные, то в нынешние времена по самую шею увязли в делах, не так ли? – Фрэнк улыбнулся широкой улыбкой, окаймленной серебристой щетиной. Затем она медленно сползла вниз. – Слышал о трагедии, которая произошла с Джаспером. Мне очень жаль, Чад…
– Все в порядке, Фрэнк. Я справлюсь с этим.
– Если будет нужна помощь… любая, ты знаешь, я всегда с тобой…
– Лучше зайдем в бар, возьмем по бутылочке.
– Что ж. Неплохое начало, – заметил Фрэнк.
– Только…
– Что?
– Мы выпивали с Джаспером за одним из столиков, здесь. Не хотелось бы начинать нашу встречу с тяжелых воспоминаний.
– Мы можем поехать ко мне, – Фрэнк сразу же понял, о чем идет речь.
– Давай сегодня посидим у меня, Фрэнк. Вчера я взял напрокат пару видеокассет с фильмами. Включим по-тихому, поговорим… Выпьем.
– Да, конечно, старина. А виски в этом баре…
– Я всегда беру виски в этом баре, – успокоил его сомнения по поводу качества алкоголя Чад.
– А кроме виски у них еще что-то имеется?
– Полный бар всякого добра! – со знанием дела кивнул Чад и отворил двери в питейное заведение.
По пути к дому Чада общительный Фрэнк рассказывал всяческие истории из своей жизни, всеми силами стараясь отвлечь Чада от горестных мыслей, которые как ни крути, просто так выбросить из головы было невозможно несмотря на то, что Чад всецело старался поддержать разговор. Фрэнк на ходу дымил толстой сигарой, и Чад отметил, что запах дыма казался в какой-то мере даже приятным, тогда как зловоние от сигарет он просто терпеть не мог.
Почти у самого дома из переулка на них вылетел какой-то оборванный заспанный бродяга в рваном тряпичном плаще с мешковатым капюшоном, прервав их дружескую беседу. Не разбирая дороги перед собой, бездомный случайно толкнул в плечо Чада, выбив бутыль с виски из его руки. К счастью, она не разбилась. С позвякиванием она откатилась в сторону и, ударившись о бордюр тротуара, замерла.
– Прошу прощения, сэр, – хрипло каркая, извинился человек и склонился над бутылью. – Вот ваше дорогущее пойло, – было слышно, как бродяга с шумом сглотнул слюну при виде красивой поблескивающей надписи на этикетке.
Он протянул Чаду виски.
– В следующий раз смотри, куда идешь, – недовольно проворчал Чад и небрежно выхватил у него бутылку. – Иначе убьешь кого-нибудь ненароком и сядешь в тюрьму или сам попадешь под машину.
– Вы правы, сэр. Простите, сэр.
– Чего уж там, иди.
– Постой, – сказал Фрэнк и полез в карман. – Вот тебе пару монет. Купишь себе что-нибудь поесть.
– Вы очень великодушны, сэр. Благодарю, сэр.
Бродяга отвесил им поклон настолько низкий, насколько ему позволил склониться возможный ревматизм. По крайней мере заметная ограниченность в движениях говорила именно об этой болезни. Через несколько секунд он скрылся за углом, оставив после себя шлейф бродяжьего амбре.
– Каков чудак, – усмехнулся Фрэнк. – А он позабавил меня.
– Вышло гораздо смешнее, если бы он разбил мой виски, – скептически заметил Чад.
– Обошлось…
Вскоре Чад и Фрэнк уже расположились в гостиной за маленьким кофейным столом. Но его размеров хватало для того, чтобы уместить виски, джин, пепельницу и два бокала. Фрэнк подвинул к столу широкое кресло и с блаженным стоном откинулся на его мягкую спинку. Чад устроился рядом на диване со сбитым покрывалом, на котором и спал. Видеомагнитофон принялся крутить кассетную пленку с каким-то боевиком, и Чад разлил по бокалам алкоголь. Себе излюбленный виски одной и той же марки, а Фрэнку – его чистый джин.
– Спасибо, что согласился встретиться. Мне хотелось с кем-то поговорить о… о Джаспере. Мысли о его смерти крепко засели в моем мозгу и ковыряют каждый оставшийся здоровый нерв. Вот скажи мне, Фрэнк, зачем кому-то нужно было его убивать? Я ума не приложу, – Чад одним махом осушил добрую половину налитого спиртного.
– Если бы я знал, старина, – вздохнул Фрэнк и тоже пригубил свой джин. – Ты хорошо знал Джаспера? Я имею ввиду его вторую сторону жизни, за пределами рабочих телефонных звонков и вечерних посиделок в баре?
– Ты задаешь тот же вопрос, что и эта детектив Кимберли. Если бы она лучше справлялась со своей работой и наконец уже нашла убийцу Керка, то не пришлось бы отпевать Джаспера в старой церкви на углу Двенадцатой и Третьей-авеню неделю назад!  – воскликнул Чад, ударив кулаком по столешнице, и сделал еще один жадный глоток. – И, черт бы меня побрал, я правда очень часто был занят мыслями о себе и о Керке, что даже почти не интересовался жизнью Джаспера, довольствуясь одной лишь его компанией за стаканчиком виски. Знаю, что он жил с матерью. Детей нет. И жены. Он исправно платил все налоги, да еще тратил лишнюю монету на благотворительные фонды. Завсегдатаем в дурных компаниях не слыл. Нет, Фрэнк, хоть убей, а я ничего не понимаю в этой трагедии.
– Как погиб Джаспер? Его застрелили или зарезали, как это обычно бывает в глухих переулках по темноте?
– Лучше бы так, Фрэнк. То, что с ним сделал какой-то озверевший ублюдок, не вписывается ни в какие рамки сострадания к своей жертве. Он просто больной псих. Маньяк и сукин сын! Тело Джаспера, – Чад судорожно сглотнул приторный после виски комок в горле, – было изрезано и изуродовано так, словно его полосовали сразу несколькими зазубренными лезвиями. Джаспера разделали как рождественскую индейку, понимаешь, Фрэнк? Как гребаную индейку!
Чад был вне себя от бессильной злости. Перед глазами кружились снимки Керка и Джаспера. Они смешивались в одно целое и превращались в кровавый фотоальбом. Он заново наполнил свой стакан и отпил из него треть.
– Прости, я не хотел провоцировать твои чувства, Чад, – искренне сказал Фрэнк. – Если бы я только знал…
– Не вини себя за это, – махнул рукой Чад, – мне нужно было выплеснуть это. В кабинете Кимберли мне пришлось сдерживать свою ярость, иначе она силком бы меня запихнула в кресло к какому-нибудь психологу с поехавшей головой, который мурыжил меня до беспамятства, пока я не позабыл бы не только Джаспера, но и свое имя. И тебя. И Керка. Нет, ты все сделал правильно. Прости, если я напугал тебя своим поведением.
– Все в порядке, старина. Но одно я знаю точно – придет время, и этого мясника постигнет такая же участь. С ними всегда это происходит, – голос Фрэнка стал звучать отдаленно, будто он сидел в другой комнате. Должно быть виски крепко дал в голову, подумал Чад.
– Я бы своими собственными… руками, Фрэнк… За Керка… за Джаспера… По-понимаешь?
– И я тоже, старина. Что-то ты неважно выглядишь.
– Я в норме. Это… вис…
Чад мгновенно вырубился, так и не договорив. Мутная пелена перед глазами, а вслед за ней мертвая тишина, чернота…
Последующая за всем этим вспышка яркого света ударила точно в левый зрачок Чада и на какое-то время даже ослепила его. Перед его глазами предстали пульсирующие белые пятна и черные расплывчатые силуэты. Чад осознавал, что уже не спит, но не знал, сколько прошло времени с того момента, как он отключился. Теперь, казалось, голова весит целую тонну, и эта тяжесть сопровождалась такой привычной ноющей болью. Его слух улавливал чьи-то шаги и какие-то знакомые механические щелчки.
Белые круги наконец исчезли, а вместо них появились люди в форме. И детектив Кимберли, присутствие которой уж точно никогда не сулило ничего хорошего. Скорее наоборот. Она щелкнула кнопкой на миниатюрном фонарике, лучом света которого и проверяла зрачок Чада на реакцию.
– Долго же пришлось дожидаться вашего пробуждения, мистер Санчес, – суровым тоном проговорила она. – Я уже было подумала вы решили нас покинуть. Пульс еле прощупывается, дыхание слишком слабое для человека, тянущегося к жизни. Вы очень сильно переволновались прошлой ночью, не так ли? Организм ослаб и подвел вас. Но это ничего, мы пока здесь сами справляемся. Как раз заканчиваем осмотр места преступления… Ты язык проглотил, Чад? Я с тобой говорю! – она повысила голос, резко перейдя на «ты» и сдвинула черные брови.
– Вы говорите загадками, мэм, – с трудом ответил Чад, все еще лежа на боку.
Он попытался подняться, по инерции вытягивая руки для того, чтобы опереться на краешек дивана. Но руки не послушались. Они были крепко скованы за спиной чем-то жестким. В итоге Чад просто скатился на пол и, с клацаньем ударившись о него подбородком, оцепенело уставился в дальний угол своей гостиной. Он увидел лицо Фрэнка. Такого Фрэнка, которого Чад еще никогда не знал в своей жизни. Тот глядел прямо на него мертвыми, ничего не выражающими большими глазами. Белый ворсистый половой ковер насквозь был пропитан кровью, и стал темно-багряным. Внутренности Фрэнка покоились возле его тела, словно змеи, сбившиеся в кучу-малу. Его живот был похож на небрежно распоротый ножницами мешок. По всей гостиной были расставлены желтые бирки с номерами. Такие же, какие Чад уже видел на фотографиях с места убийств Керка и Джаспера.
Изображение перед глазами Чада вновь поплыло, как и в минувший вечер после виски, которым его в ту же самую секунду и вывернуло. В нос ударил кислый запах рвоты.
– Поднимите его, – тяжело вздохнув, скомандовала Кимберли своим помощникам.
Два верзилы в форме протопали по полу тяжелыми ботинками и, схватив Чада под руки, вернули на диван, усадив его напротив детектива.
– Снова начнешь ломать комедию, как в прошлый раз, Чад, или признаешься, что все эти убийства твоих рук дело? – с полицейским напором спросила Кимберли.
– Я не убивал Фрэнка, – причитал Чад, и его губы тряслись крупной дрожью. Зрачки застилала туманная пелена, готовая прорваться через край водопадом. – Я не убивал… Я не убивал. Я не убивал!
– Сдается мне, это ложь. Посуди сам. Следов взлома нет? Нет. Борьбой тоже не пахнет. В доме были только вы вдвоем, о чем свидетельствуют пальчики, которые вы оставили в гостиной. На столе, бокалах… Я расскажу, как было дело, Чад. Вы выпили. Я бы даже сказала, напились в стельку, судя по запаху, стоящему в этой комнате. Даже экспертизу проводить не нужно на содержание дозы алкоголя в крови. Потом покойный отключился, и ты его разделал. Как и всех остальных до этого. Я могу попытаться понять твое пристрастие к зверским убийствам. Когда мы копнем под тебя поглубже и узнаем биографию поближе, наверняка станет ясно, откуда растут корни зла в твоей голове. Одно лишь никак в толк взять не получается. Почему среди пяти совершенных за последний год жестоких кровавых расправ, три жертвы – твои друзья, Чад? Ты хотел таким образом отвести от себя подозрения? Эдакий страдалец, скорбящий по утратам. Глупо, Чад. И вот ты попался. В собственном доме устроить резню. Возможно, ты и не планировал сделать это здесь, но инстинкт не обманешь, так? Это безудержное желание схватить нож в руки и… Кстати, мы нигде не можем найти орудие убийства. Чем ты его?
– Не убийца. Не убийца, – как заведенный повторял Чад, покачиваясь взад-вперед маятником. – Теперь Фрэнк… Фрэнк! Я не убийца. Не убивал. Не убивал…
– Ладно, грузите его в машину и в управление, – отдала команду Кимберли полицейским. – Я приеду туда чуть позже. Допрошу его, как следует. Мистер Уилсон, мистер Браун, вы закончили? – она обратилась к пожилому бородачу с фотоаппаратом и мужчине среднего возраста с тонкими усиками, который тщательно составлял протокол.
– Да, мэм. Больше нам здесь делать нечего.
– Передайте людям на улице, пусть грузят покойного в труповозку и везут в морг на... – она замешкалась, глядя на «вскрытое» тело. – Пожалуй, убийца уже облегчил экспертам часть работы. Хотя, тут и так понятна причина смерти, все же правила есть правила. Может найдут что-то еще.
После того, как забрали труп Фрэнка и вывели в наручниках сникшего, позеленевшего лицом Чада, в его доме остались лишь Кимберли и ее помощник – молодой парень Эшли, который ни на минуту не выпускал изо рта наполовину скуренной погасшей сигары.
– Ты хотя бы на ночь достаешь эту вонючую гадость из своей пасти, Эшли? – она намекнула ему на окурок.
– Ты каждый раз меня об этом спрашиваешь, Кимберли. Когда ты уже научишься быть оригинальной? – улыбнулся тот и подошел к окну. Было раннее утро.
– Не оригинальная значит? – с притворной обидой воскликнула детектив. – Да уж куда мне прыгнуть выше стажера-выскочки с болтливым языком. Лучше огляди здесь все еще раз и очень внимательно. Может мы упустили какую-то важную вещь.
– Что мы ищем, Кимберли? Мы нашли покойника. Рядом с ним убийцу. Ты видела его руки? Они по локоть вымазаны кровью. Алкоголь тоже присутствует. Мне остается лишь поздравить тебя с успешно раскрытой серией зверских преступлений. И если экспертиза признает этого Чада вменяемым, ему светит такой срок, что из тюрьмы он уже на свободу не выйдет.
– Я не верю, что это он убил. Здесь что-то не так.
– А я думаю, тебе срочно нужен отдых. Возьми выходной, поброди на природе. Подыши воздухом. А я пока подготовлю весь материал и улики, которые добыли. Не парься на этот счет.
– Эшли, – она развернула его от окна к себе лицом, потянув за плечо, – я в норме. Еще раз. Осмотрим. Здесь. Все, – выдерживая после каждого слова напряженную паузу, она сурово глядела в глаза Эшли. Молодой, амбициозный. Где-то даже глупый… Таких нужно иногда приструнить, иначе совсем отобьются от рук.
– Ну, хорошо, как скажешь, босс, – пожал тот плечами и убрал окурок сигары в карман жилета, надетого поверх бежевой клетчатой рубашки. – С чего начнем?
– Давай еще раз осмотрим весь дом. Окна, двери – парадный вход и задний. Представим на мгновение, что убийца не Чад. Тогда каким-то образом настоящий преступник должен был попасть внутрь? Несомненно, это так.
– Но криминалисты уже собрали все пальчики. Кроме отпечатков Франклина Миллера и Чада Санчеса больше никаких не обнаружили.
– Я знаю, Эшли. Просто давай еще раз начнем сначала, иначе, клянусь, я тебя собственноручно придушу. Не вынуждай меня сделать это.
Кимберли начала злиться, и Эшли это понял. Они разбрелись по сторонам. Эшли направился в кухню, проверить заднюю дверь и окна, а Кимберли осталась в гостиной. Через десять минут тщетных попыток найти какие-то дополнительные улики, следы от ботинок или земля, принесенная ими же с улицы, или орудие убийства, или сторонние предметы, оброненные случайно в местах, где по логике вещей они не могли просто так оказаться, они вновь стояли посреди гостиной.
– У меня ничего, – сказал Эшли.
– Та же история, – ответила Кимберли.
– А что, если слухи не врут, – вдруг загадочно проговорил напарник.
– Ты о чем, Эшли?
– Недалеко от места, где нашли растерзанный труп второй жертвы. Помнишь?
– Россказни напуганных убийством ротозеев, живущих неподалеку?
– А вдруг их глаза не лгали?
– Ты и правда веришь в горбатую тень с острыми крючьями вместо пальцев? – с иронией переспросила она. – Не смеши, Эшли. Я таких историй еще в школе полиции наслушалась, когда ты еще начинал учиться в младшей школе.
– А это ты видела? – он указал на пол. Недалеко от того места, где еще недавно лежал труп Фрэнка, на деревянных досках, что не укрыл под собой ковер, были видны четыре глубокие кривые царапины. – Очень похоже на отметины, оставленные, например, крючьями? Такими же острыми железками, возможно, и был убит Миллер.
– Убийца хотел, чтобы мы так думали. Запугать нас, сбить с толку. Выдать Чада за психа-фанатика, повернутого на фольклорах и сказках. Возможно? Да. Вот ты и повелся. Одним словом – стажер.
– Ну ладно, есть еще один вариант. Что, если Санчес или ныне покойный Миллер сами впустили в дом убийцу? Почтальон, доставщик пиццы или какой-то их общий знакомый? Хотя на твоем месте, я бы закрыл это дело, Кимберли, – посоветовал Эшли и вновь достал из кармана окурок сигары.
– До моего места тебе еще далеко. И не ухмыляйся так, – пригрозила ему Кимберли пальцем. – Прогуляемся по соседям. Может и правда кто слышал или видел что-то вчерашним вечером. Если же нет – Чаду воздастся. Но перед тем, как выдвинуть против него обвинения, я еще раз его допрошу.
– Конечно, босс. Ну, за дело?

– Анализ показал, что в крови Чада были обнаружены частицы сильного снотворного, тогда как в крови Франклина Миллера их не было, – рассказывала Кимберли Эшли на следующее утро. Они сидели в полицейской машине на парковке возле управления и пили кофе из пластиковых стаканчиков. – Возможно, это говорит о том, что Чада просто подставили. Пока он спал, кто-то разделался с Миллером и выставил все так, будто это сделал Чад.
– Ты помнишь, что опрос живущих по соседству с ним людей не дал никакого результата? Кроме Чада Санчеса и Франклина Миллера никто не переступал порог его дома, а ты стараешься выгородить этого подонка, Кимберли. Ведь может быть и такое, что он убил Миллера, а потом сам выпил снотворное? Ведь тот, кто его якобы подставил должен знать, что такое полная экспертиза?
– Зачем тогда ему было это делать в собственном доме? – допытывалась до истины детектив, глядя перед собой в лобовое стекло. – Да, бред какой-то. До этого момента жертв находили лишь в глухих переулках и безлюдных улицах. А тут на тебе. В стенах собственного дома. Нет, Эшли, здесь кроется что-то большее. Я чувствую это.
– Суд состоится максимум через неделю, и наш друг отправится в клетку на долгие года. Наверху тянуть не станут с этим. Все очевидно. Есть труп. И есть обвиняемый. Проще простого!
– Нужно взять на анализ бутылки, из которых они пили.
– Боже! Зачем? – Эшли театрально вскинул руки над головой, но не рассчитал высоту свободного пространства, и ударился тонкими пальцами о потолок автомобиля. – Ай! – вскрикнул он.
– Не будешь спорить со старшими по званию, – позлорадствовала Кимберли. – А теперь иди в фотолабораторию, забери снимки и жди меня в кабинете.
Эшли покорно вышел, сжимая в руке стаканчик с недопитым кофе, и детектив резко нажала на газ. Машина взвизгнула, и Кимберли покатила к дому Чада.

– Вспоминайте, Чад, как было дело, – настаивала Кимберли, сидя напротив Чада за столом в допросной комнате. Что-то заставило ее вновь проявить уважение к этому человеку. Возможно, отчасти из жалости к нему, потому что противоречивые друг другу улики, найденные в его доме, настаивали на более углубленном расследовании. И выносить окончательный вердикт пока было рано. – Кто-то еще находился в тот вечер с вами в гостиной комнате? Может быть один из вас заметил кого-то в окно? Или слышал какой-то шум на улице?
– Я ничего не могу сказать. Я отключился почти сразу после того, как выпил пару бокалов виски. Фрэнк… он сидел рядом в кресле. Мы разговаривали. Потом я вырубился. Когда очнулся – было утро. Это все, – Чад обреченно опустил голову на сжатые в замок дрожащие пальцы рук. Он даже не притронулся к стаканчику с кофе, который Кимберли любезно принесла с собой.
– Виски, – кивнула Кимберли. – В вашей крови мы обнаружили остатки снотворного. Частицы такого же средства были найдены в виски. А ведь Фрэнк пил джин, так?
– Да.
– Его напиток оказался чист. Где вы купили виски?
– Я… я всегда беру его в баре у Доусона, это в нескольких кварталах от моего дома. Рядом с отелем «Дешевые места».
– Я знаю где это, – сухо проговорила Кимберли.
– Что со мной будет? – Чад наконец поднял глаза и посмотрел на детектива молящим взглядом.
– В лучшем случае – бессрочное пребывание в психиатрической лечебнице для особо опасных преступников до выздоровления, а после – пересмотр наказания с последующим приговором в виде лишения свободы на срок, который вынесет суд. Это если вас признают психически не стабильным. В противном – вы сразу отправитесь в тюрьму и не выйдете на свободу ближайшие лет пятьдесят за серию жестоких убийств. И как вы сами можете подсчитать, вряд ли этот день вообще настанет в вашей жизни.
Чад испустил протяжный стон, наполненный болью и безысходностью, и снова уткнулся в стол. Уходя, Кимберли обернулась на него и, глядя на обреченного провести остаток своей жизни в полумрачной комнате человека, негромко проговорила:
– Надеюсь, я не зря продолжаю разгребать это дерьмо, заместо того, чтобы просто закрыть дело и бросить вас гнить за решетку, Чад. Что-то мне подсказывает, что у всей этой истории совсем иной конец.
Спустя четверть часа Кимберли взяла с собой Эшли, и они вместе добрались до бара, где работал Доусон, который продал бутылки с виски и джином Чаду, но его не оказалось на месте – в этот день он взял выходной. Кимберли взяла адрес у владельца питейного заведения и вскоре припарковалась у обочины дороги на серой улице одного из захолустных районов Ридана, усыпанного старыми выцветшими коттеджами.
– Так себе квартал, – брезгливо сказал Эшли. Он поправил на себе пиджак и, пригладив рукой лацканы, выплюнул надоевшую ему и уже потерявшую вкус жвачку. – Кажется, здесь целый век ни один из хозяев не слышал о такой вещи, как ремонт.
– Оставь свою надменность, стажер. Не все же такие богачи, как ты. Не многие могут себе позволить заработок величиной в целую треть полицейского жалования и костюм, купленный на барахолке за гроши, – она поймала удивленный взгляд Эшли. – Если ты хочешь произвести впечатление, дружок, мой тебе совет – срежь бирку с названием фирмы – «Одежда так себе» с воротника своего «безупречного» костюмчика, – и она разразилась долгим смехом, а пристыженный Эшли просто-напросто умолк до тех пор, пока они не поднялись на крыльцо дома Доусона. И когда он открыл было рот, чтобы сказать что-то Кимберли, та его тут же одернула.
– Говорить буду я, – деловым тоном предупредила она Эшли и постучала в дверь.
Почти сразу же раздался звук шагов, а за ними щелчок дверного замка. На пороге появился жилистый мужчина среднего роста со скуластым лицом. Глаза у него были редкими – разного цвета, а взгляд часто-часто метался от Кимберли к Эшли и обратно. Он был одет в серую майку без рукавов и коричневые шорты до колен.
– Чем могу быть полезен? – вежливо спросил он, поигрывая прицепленной за карабин к поясной шлевке тоненькой цепочкой с ключами и брелоком в форме маленького глобуса.
– Я – детектив Харрис, а это мой помощник – Эшли Джонс, – Кимберли достала свое удостоверение. – Вы – Питер Доусон? Работаете в баре?
– Да, барменом. Что-то случилось? – настороженно ответил тот, и спрятал связку ключей в карман.
– С чего вы взяли, что «что-то случилось»? – решила уточнить Кимберли.
– Вы ведь не из службы доставки еды, верно? Значит, у вашего визита есть веская и серьезная причина. А как считаете вы? – бармен сдержанно улыбнулся.
– Должно быть, вы правы. Дело серьезное. Вы позволите? – Кимберли сделала шаг навстречу Доусону, намереваясь зайти в дом.
– Прошу меня простить, но лучше поговорить здесь, – он теснее прижался к дверному косяку, закрыв собой проход внутрь. – Мама не важно себя чувствует, это простуда. И если она увидит людей в форме в своем доме, ее просто удар хватит.
– Понимаю. Надеюсь, ничего серьезного?
– Обычная простуда, – повторил он. – Доктор говорит, что она уже идет на поправку.
– Что ж, у меня к вам несколько вопросов. Я не задержу вас надолго.
– Я внимательно вас слушаю.
– Вы знакомы с человеком по имени Чад Санчес?
– Мм, – на миг задумался Доусон, – конечно. Он пару раз в неделю заходит выпить виски. Обычно в компании молодого человека. Его имени я не знаю.
– Когда вы в последний раз его видели?
– С ним что-то произошло?
Кимберли не ответила, буравя его глазами и безмолвно требуя ответа.
– Хм. Пожалуй, я видел его вчера вечером.
– Он заходил в бар один?
– Нет. С ним был еще один пожилой седовласый мужчина.
– И что они делали?
– Ровным счетом ничего, мэм. Этот Санчес как обычно купил бутылку виски и еще одну для друга. Джин. Это был джин.
– И они сразу ушли?
– Да, сразу. А что все-таки случилось?
– Мистер Доусон, – Кимберли снова пропустила вопрос мимо ушей. – Вы держите в своем баре… снотворное?
– Вы с ума сошли! – воскликнул он. – Простите. Конечно же, нет! Какой смысл? Зачем?
– Кто-нибудь еще, кроме вас, держал бутылку с виски в руках, прежде чем она оказалась у Чада Санчеса?
– Это исключено. Я лично принимаю весь товар у доставщиков, прячу в погреб и запираю его на замок. Ключ только у меня и мистера Моргана. Это хозяин бара.
– Вы работаете в перчатках?
– Так требует мистер Морган. Чистота и порядок. Наше заведение пользуется немалой популярностью в городе, и работа требует соблюдения некоторых мер…
– Ясно. И еще одно, мистер Доусон. Ближайшие несколько дней не покидайте Ридан, – перебив, предупредила его Кимберли. – Всего доброго.
И прежде, чем он успел высказать свое недоумение и протест, Кимберли спустилась с крыльца и зашагала к машине, брошенной в отдалении.
– У вас имеется собака? – перед уходом спросил Доусона молчавший до сего момента Эшли.
– Нет. Собаки у меня нет, – он отрицательно помотал головой. Приветливое выражение на лице Доусона уже несколько минут как сменилось полным замешательством.
– Очень хорошо. Бывайте! – и Эшли бросился вдогонку за Кимберли.
– А ведь я заметила, что ты все время пялился в одну точку, – бросила ему та, когда Эшли поравнялся с ней. – На что ты так уставился?
– С того ракурса, где стояла ты, видно не было, но я четко различил отметины на полу за Доусоном. Кстати сказать, он не очень-то мне и понравился. Ты видела, как его маленькие глазки суматошно бегали по нам, будто муравьи?
– Так что там было, позади Доусона? – нетерпеливо переспросила Кимберли, приближаясь к автомобилю.
– Так вот. Они похожи на царапины, что остались в доме Чада, помнишь? Четыре кривые борозды.
– И ты думаешь – Доусон, это тот оборотень, о котором судачат в городе? Нет, Эшли. С таким подходом ты всю жизнь будешь перекладывать бумаги в кабинете. Если пройдешь психиатра, конечно. Не вздумай ляпнуть шефу полиции о своих наблюдениях, иначе я тебя сожру целиком и не подавлюсь.
Они сели в машину, и Кимберли завела мотор.
– И все-таки кое в чем я тобой соглашусь, стажер. Неприятный тип этот бармен, однако возникшая неприязнь – не повод записывать человека в список подозреваемых. Мы ровным счетом ничего не можем ему предъявить. Вынуждена признать, что единственный человек, который фигурирует в серии убийств, сейчас сидит под замком и дожидается суда.
– Значит, мы закрываем это дело?
– Нет, Эшли.
– Как это, нет?
– Не мы. А я закрываю это дело, – с довольным надменным видом Кимберли посмотрела на удивленного и слегка обиженного помощника. – Да ладно тебе, не бери в голову. Сегодня же доложу шефу, что дело можно считать закрытым.
– А за меня словечко замолвишь? Я показал себя неплохим специалистом в этом расследовании.
– За то, что всюду пришлось таскать тебя с собой? – притворно возмутилась Кимберли. – Ну нет уж, дудки. Рано тебе еще надевать на голову лавровый венок.
– Боишься, что раньше тебя дослужусь до шефа полиции? – усмехнулся Эшли и сунул в рот окурок сигары.
– Опасаюсь, что твое раздутое эго просто-напросто тебя раздавит! – на этой минуте подшучиваний друг над другом детектив Харрис включила скорость и поддала газу, да так, что расслабленный Эшли резко вжался в спинку сидения, ахнув от неожиданности.

Прошло около недели, и Чад в страхе и угнетении дожидался суда в камере предварительного заключения, находящейся в управлении полиции. После визита к Доусону Кимберли сразу же вернулась в бар и спросила мистера Моргана, не прикасался ли он к бутылке с виски, которую продал Чаду бармен, но оказалось, что мистер Морган ни разу за день даже не объявился в своем заведении. Это подтвердили свидетели – работники бара.
После того, как был подготовлен и приведен в порядок весь материал по делу Чада Санчеса, шеф полиции посоветовал взять Кимберли пару выходных, чтобы восстановить силы. Она была не против, но в первую же ночь, ближе к рассвету, в ее спальне раздался тревожный телефонный звонок. Не открывая сонных глаз, она на ощупь искала раздираемый звоном аппарат, шаря рукой по квадратной тумбочке.
– Харрис. Я слушаю, – сказала она в трубку.
– Кимберли, – звонил сам шеф полиции, и голос его был взволнован, – обнаружен еще один свежий труп. Кажется, у нашего убийцы появился подражатель. Или… или ты ошиблась и взяла не того. Срочно приезжай на место преступления. Нас ждет очередное море работы.
Он быстро продиктовал ей адрес и прервал связь. Кимберли с минуту лежала в кровати без движения, пытаясь понять, не сон ли это? И если это реальность, а так и было, то Чад не убийца, ведь он находится в полной изоляции от мира. Но тогда кто? Оборотень? Слухи о нем давно уже расползлись по всему городу, пугая суеверных горожан. Какая чушь.
Кимберли шлепнула себя ладонями по щекам, чтобы скорее проснуться. Времени на кофе не было, и спустя две минуты она уже мчалась в машине по пустынным улицам. Небесная даль была раскрашена фиолетовыми красками светлеющего неба. Звезды, все до одной пропали, будто кто-то их смахнул огромной рукой с небесной скатерти точно хлебные крошки.
Кимберли свернула с дороги в глухой квартал с двухэтажными домами, спортивной площадкой и парой небольших магазинов. Впереди виднелись горящие синим и красным цветами маячки полицейских автомобилей и грузная труповозка. Мистер Уилсон и мистер Браун – парочка криминалистов, были уже там вместе с шефом полиции.
Кимберли припарковала свой автомобиль рядом с остальными. Вслед за ней на место преступления прибыл и Эшли. Шевелюра на его голове была потрепана. Он, как и Кимберли, по-видимому, был поднят из постели телефонным звонком. Излюбленный костюм в этот раз сидел плохо, а ворот на рубашке был впопыхах не застегнут.
– Что у нас здесь, мистер Ривера? – устало спросила Кимберли, остановившись рядом с шефом. В нескольких шагах от них на асфальте лежала в крови убитая женщина.
– Та же картина, Кимберли, – он пальцем указал на труп. – Тело иссечено глубокими рваными порезами. Следов нет, да и негде им тут отпечататься. Из улик лишь связка ключей с брелоком, но вполне вероятно, что они выпали из рук убитой. Она могла жить, например, в этом доме или в этом, черт возьми, – он нервно поткал пальцем по сторонам, целясь в кирпичные стены расположенных рядом зданий.
– Простите, сэр, – сказал Эшли. – Могу я взглянуть на ключи?
– Да, конечно, Эшли. Они у мистера Брауна, – небрежно бросил он. – Кимберли, – он слишком серьезно взглянул в ее глаза, отчего той стало несколько не по себе. Отчасти оттого, что мистер Ривера в этот момент яро переживал новое убийство, а отчасти – за его суровый и твердый нрав, – распутай это дело. Даю тебе два дня. И что бы через два дня на столе у меня был полный отчет с именем настоящего преступника, ясно?
– Да, сэр. Я немедленно займусь этим, – ответила Кимберли, с облегчением подумывая о том, что этих слов не слышал Эшли.
– Эй, Кимберли! – вдруг воскликнул Эшли, находясь в десяти шагах поодаль. Он тут же затрусил бегом обратно, позвякивая связкой ключей у себя перед носом. – Кимберли, не узнаешь эту вещь?
– Хм, выглядит знакомо. Цепочка, ключи и брелок в виде глобуса… это же ключи Доусона? – шепотом произнесла она имя бармена.
– Именно! – у Эшли загорелись глаза от возбуждения. – Теперь он от нас никуда не денется, ручаюсь за свои слова. Он получит по заслугам за свои злодеяния.
– Доусон? – удивился шеф полиции. – Это тот бармен, что продавал виски Чаду Санчесу?
– Да, верно, – ответила Кимберли. – Однако у нас на него ничего не было, что можно было бы ему предъявить и нажать как следует.
– Очень плохо, – сухо проговорил мистер Ривера и обратился к Эшли: – Сейчас же бери с собой двоих полицейских и мухой арестовывать этого Доусона по подозрению в убийствах. Сделаете все по-тихому и привезете его прямиком в мой кабинет.
– Да, я знаю, как это делается, сэр…
– Сделать все быстро и тихо, стажер! – рявкнул шеф полиции, и Эшли тут же сдуло ветром.
– Но, сэр! – воскликнула Кимберли. – Я должна произвести арест самолично. Все-таки это и мое дело тоже. К тому же, Эшли…
– Не переживай за Эшли. Да, он выглядит напыщенным индюком, но парень он крепкий и не глупый. К тому же этот Доусон может быть вооружен.
– Я – тоже полицейский! – не сдавалась Кимберли.
– И один из лучших в моем управлении, – ответил Ривера. – Незачем рисковать всем вместе. Хотя, если говорить открыто, я уверен, что до риска дело не дойдет. Тот, у кого нет времени на сон ночью – спит днем. Доусон из таких. Я больше, чем уверен, Эшли найдет его спящим в кровати, и уже через час-два мы выбьем всю правду из этого отморозка. А ты нужна мне здесь. Осмотри все еще раз хорошенько. Уже начинает светать. Мало ли что мы упустили по ночным потемкам?
– Слушаюсь, сэр, – покорно склонила голову Кимберли. Ей было очень обидно за решение шефа.
В этот момент сработала рация в его автомобиле.
– Ривера на проводе, – сказал он в рацию. Были слышны какие-то хрипы и шипения, похожие на голос человека, но слов Кимберли разобрать не могла. – Что??? – в ужасе закричал Ривера. – Я уже еду!
Он бросил электронный прибор на сидение.
– Так, грузите труп! И все по машинам! – объявил он людям. – Врубаем сирены и мигом в управление! – потом он сказал Кимберли: – Как закончишь здесь – тоже приедешь в управление. У нас восемь трупов полицейских, дежуривших этой ночью в участке, и сбежавший заключенный Чад Санчес. Теперь я уже просто ничего не понимаю. Ладно, допросим Доусона. Возможно, его успел подставить и сам Чад Санчес, подкинув нам его ключики. Запутанная история, Кимберли. Очень запутанная…
Оставив детектива Харрис в глубокой задумчивости, он с визгом умчал. Зверства, которые разгорелись в этот месяц с силой урагана, не укладывались в голове Кимберли. Мысль, что закралась вдруг ей в голову, ей захотелось отогнать прочь. Но все-таки Кимберли пришлось дать волю своим воспоминаниям. Два с половиной года назад ей уже пришлось столкнуться с похожим убийством. Недалеко от Риданской бухты на склоне гор, был обнаружен труп детектива Барбары Смит. Ее тело было изрезано на куски, а убийцу так и не удалось найти. Она расследовала убийство полицейского Джефа Харриса, который в свою очередь прибыл на то же место двумя днями ранее, чтобы докопаться до истины, как погиб Альберт Джонс – местный учитель. Все три смерти случились там, в горах. Кимберли пришлось заморозить дело, спрятав папки в архив. Как раз в то время и поползли слухи о каком-то оборотне с длинными когтями. Но Кимберли никогда не доверяла слухам. Ее всегда интересовали только факты, а их было совсем немного. Точнее, совсем никаких.
Кимберли оглядела все вокруг того места, где был обнаружен труп женщины, обшарив каждый дюйм в свете карманного фонарика. Никаких следов или улик. Совершенно ничего. Только связка ключей, которую увез с собой Эшли, как доказательство для предъявления обвинений Питеру Доусону.
Кимберли уже шла к своей машине, когда в темном узком проулке напротив, куда не проникал рассвет, освященном одной тусклой лампой, она увидела что-то пугающее. Безобразную горбатую тень человека, падающую на стену. Не сходя с места, она тряслась, будто от беззвучного хохота, и болтала длинными руками с острыми крючьями заместо пальцев.
– Должно быть у меня галлюцинации, – прошептала Кимберли и достала из кобуры револьвер. В горле разом пересохло. Она не сводила глаз с черного дергающегося пятна. – Так. Соберись, детектив Кимберли Харрис, – сказала она себе. – Это всего лишь игра воображения, и никакой не оборотень. Наверняка, пьяный бродяга, только и всего.
Она осторожными шагами направилась в проулок. Затем ускорила шаг. Тень все еще оставалась на том же месте, потрясывая в воздухе своими крючьями. Когда оставалось футов сорок до поворота за угол, где находилась неизвестная тварь, та вдруг нырнула куда-то в сторону, и ее тень исчезла со стены. Детектив Кимберли прижалась спиной к холодной кирпичной кладке и глубоко вздохнула. Досчитала до трех. И только потом резко выскочила из-за угла.
Через мгновение два коротких шумных выстрела спугнули птиц, воркующих на ближайших крышах. Они тут же вспорхнули в небо и понеслись прочь от громких звуков.
В это же самое время Эшли с двумя полицейскими оставили автомобиль кварталом ниже дома Доусона. Они торопливо продвигались по пустой улице. Эшли взглянул на часы – четверть шестого утра. Голова кружилась, глаза смыкались. Полночи ему было не до сна – уж слишком сладка оказалась эта белокурая «исполнительница желаний», за которую он отвалил аж половину своей премии, целых два раза продлевая моменты удовольствия. Они провели вместе три часа в его спальне, и она ушла, так и не назвав ему свое имя. Хотя так даже лучше. Интрига! Игра до конца. А через двадцать минут зазвонил телефон, и Эшли пришлось прибыть на место убийства, изо всех сил стараясь не уснуть за рулем.
Полицейские ступили на территорию Доусона. Все, что виделось глазу вокруг, было погруженным в дремоту. Ни звука. Ни движения. Они сделали несколько осторожных шагов вперед, вскинув наизготовку свои револьверы.
Вдруг раздался шорох. Он исходил из-за кустов, растущих возле дома Доусона. Эшли дал команду «стоять», без слов подняв кулак вверх. Все застыли на месте, вглядываясь во мрак густой листвы. За шелестом послышалось животное ворчание. Полицейские крепче сжали оружие.
– Что, если это оборотень? – шепнул один из тех, что помоложе.
– Все это разговоры глупых людей, – возразил второй. – Не будь дураком, поверившим в такую чушь.
– Тише, – шикнул на них Эшли. Он хотел бы верить в эти слова, если бы не глубокие царапины на полу от когтей, замеченные на полу за спиной бармена и зверская расправа над каждой жертвой. Уже тогда он крепко поверил в то, что Доусон и есть настоящий убийца, но настаивать на своей точке зрения при Кимберли не смел. – Смотрите лучше в оба. Давайте, за мной.
Они снова начали движение к зарослям. Послышался глухой короткий лай и визг, за ним невнятное бормотание и хрип. И когда ветви кустарника разъехались в стороны, глазам полицейских предстала жуткая картина. Им навстречу вышло существо, похожее на какого-то мифического зверя. Оно было сгорблено, а на спине виднелся длинный панцирь, образованный закрытыми крыльями, как у саранчи. У него была продолговатая морда с вытянутыми вперед мощными окровавленными челюстями и невысокие козлиные рога. Тело узловатое и сморщенное, словно бревно. Такие же ноги и руки. Вместо пальцев оно имело… длинные закрученные внутрь когти! Тоже вымазанные в крови. Это существо застыло перед полицейскими футах в тридцати, впившись в них своими мертвыми бесцветными глазами.
– Оно что, сожрало собаку? – молодой полицейский почувствовал, как холодеет от страха, а голос вдруг стал таким тоненьким и хилым. Он в нерешительности топтался на месте, все крепче и крепче сжимая в руках револьвер. – Оно и нас всех сожрет.
Второй полицейский, что минуту назад его высмеивал, теперь и сам сомневался в своей точке зрения. Он украдкой взглянул на Эшли. Тот был бледным и молчаливым.
Монстр растопырил руки перед собой и медленно начал движение к полицейским. Какой-то непонятный хрип и кашель вырывался из его пасти. Он тянул острые крючья вперед, нацелившись на служащих.
Эшли надавил на тугой курок. Пуля револьвера пронзила грудь монстра. Вслед за его выстрелом раздались еще несколько. Стреляли полицейские, поборовшие в себе страх. Ни единого промаха. Существо свалилось замертво, не издав больше ни единого звука. Зато из кустов выскочило что-то еще. Лохматое и большое. Оно остановилось возле поваленного навзничь существа, уткнулось мордой в тело и… заскулило?
– Это что, собака? – удивился второй полицейский.
– Живая, – подхватил первый. – В чьей же крови тогда его пасть?
Собака с ворчанием обнюхала труп и трусцой припустилось к крыльцу.
– Вот что. Осмотрите все в доме Доусона. Надеюсь, его мать еще жива, – скомандовал Эшли. – А я погляжу на эту тварь поближе. Никогда не видал ничего подобного.
Он склонился над убитым. Раны были обагренные обычной алой кровью. Никакой зеленой или черной субстанции, как правило, наполняющей организм таких же злобных фантастических существ из кинофильмов или книг. Эшли нахмурился. Он нажал пальцем на челюсть странного зверя, но почувствовал отнюдь не плоть и не древесную оболочку, а мягкую гладкую ткань. Ткань? Эшли занервничал. Он ухватился обеими руками за рога существа и потянул на себя. К его недоумению, голова так и осталась в его руках, а сам Эшли повалился назад, потеряв равновесие. Он слышал, как полицейские выбили входную дверь и поглядел в сторону дома. Через несколько секунд снова раздался лай, а еще напуганные женские голоса и крики. Вскоре во двор высыпали люди и, отпихнув от себя полицейских, бросились в направлении к Эшли.
– Питер! Питер! – кричала женщина в возрасте, бежавшая рядом с девушкой и молодым мужчиной. – Милый мой Питер!
Эшли автоматически перевел взгляд на убитого монстра. И увидел безжизненное лицо Доусона с открытыми глазами, глядящими в предрассветное небо. Рядом валялась тряпичная маска с длинными челюстями и рогами. Очень необычная бутафорская маска, выполненная на все десять баллов! Как и весь остальной костюм. И даже кровь на пасти и когтях выглядела натурально, но все же оказалась густой застывшей красной краской. И только кровь Доусона была настоящей и еще теплой на ощупь.
– Что вы сделали с моим Питером! – слезы катились по щекам женщины. Она припала к Доусону, обняв его за грудь. – Проснись, сыночек! Это твоя мама! Что же ты молчишь? Питер! Питер!
– Вы за это ответите, – Эшли услышал угрозу в голосе мужчины, обращенную к нему. Молодая девушка в этот момент пыталась оттащить мать Доусона от его трупа, но та не желала выпускать тело сына из своих объятий. – Вас отправят за решетку надолго. Вы сгниете в тюрьме, если не умрете раньше от рук тех, кого вы же туда и засадили!

Чад Санчес меланхолично пялился в оконное стекло безлюдного вагона. Большинство пассажиров сошло в Южной Кантане. Стрелка наручных часов приближалась к десяти вечера, и через двадцать минут поезд должен будет затормозить на Риданской станции. За минувшие двадцать лет Чад обзавелся пышной седой бородой, компенсируя ею недостаток волос на голове. Лицо изрезали глубокие морщины, глаза ввалились внутрь, а некогда прямая осанка дала слабину, прогнувшись вперед. Выглядел он довольно устало, и если заглянуть ему глубже в глаза, то можно даже сказать – жалко и измучено.
Двери, ведущие в тамбур позади Чада, со стуком разъехались в стороны, и он услышал шум колес, бьющихся о стыки рельсов. Чад не стал оборачиваться. Ему было наплевать. Он продолжал разглядывать проносящиеся перед глазами холмы, деревья и бетонные столбы.
Шаги стали ближе, и вот пожилой мужчина в широких очках присел напротив.
– Вы позволите? – вежливо поинтересовался он у Чада высоким голосом.
– Пожалуйста, – с безразличием махнул тот рукой.
С минуту попутчик молчаливо и пристально разглядывал Чада поверх толстых стекол и пару раз приглаживал жидкие усы, похожие на видавшую виды зубную щетку. Чад пытался не обращать внимание на явный интерес незнакомца, но вскоре не выдержал.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил он.
– Вы ведь Чад Санчес, не так ли? Я вас почти сразу узнал, – восторженно проговорил тот и отложил саквояж в сторону, который до сих пор держал в охапке. – Вы мой кумир. Нет, правда. Я восхищаюсь вами. Я прочел уйму газет, в которых писали о вас, но у меня столько вопросов к вам. Не посчитаете меня слишком дерзким и навязчивым, если я попрошу вас рассказать вашу историю? Так сказать, из первых уст! Ну, прошу же!
– Мне нечего вам рассказать, – отрезал Чад и поднялся со своего места.
Он прошел в дальнюю часть вагона и сел на другое сидение. Но через мгновение перед ним вновь возник любопытный собеседник.
– Если вы боитесь, что я передам вас в руки полиции, – он перешел на шепот, – то вы глубоко заблуждаетесь. Клянусь своей честью, буду молчать о том, что встретил вас.
– Черт бы вас побрал, я и так направляюсь в Риданское полицейское управление! – выругался Чад, но тут же взял себя в руки. – Простите за вспыльчивость.
– Это вы меня простите, сэр, я слишком увлекся своими желаниями. Соблазн велик, сами понимаете, – он беглым взглядом окинул Чада с ног до головы еще раз. – Я знаю, и мне, право, тоже очень жаль вашего покойного кузена Керка… Так зачем же вы направляетесь в полицию, мистер Санчес? Неужто спустя столько лет, решили признаться во всем и сдаться? О, Боги, опять я пытаюсь влезть в вашу жизнь.
– Выходит, что так, – слегка мягчился Чад. Да он и сам понимал, что должен поговорить с кем-то об этом. Треть жизни, что он провел, как в аду, сильно пошатнули его. – А знаете, что. Я поведаю вам свою историю.
– Оо, это так великодушно с вашей стороны! Начните с того момента, как вам удалось сбежать из тюрьмы? Все, что происходило с вами ранее, мне уже известно из газетных статей. Вы лишились своего кузена и близких друзей, вам были выдвинуты обвинения в серии жестоких убийств в тех далеких восьмидесятых годах, и вы ждали суда. Что же произошло после?
– Во-первых, начнем с того, что я вовсе не убийца и к убийствам не прилагал своей руки.
– Разумеется, я никогда бы не подумал, что вы способны на такое! Вас просто подставили, это же любому ясно!
– Выходит, что так. В тот промежуток времени, когда якобы я совершил побег, я должен был крепко спать в камере на жесткой койке до самого утра. Однако, когда я пришел в себя, то вокруг меня не было каменных стен и металлических прутьев решетки. Стояла глубокая ночь, и над головой сияли звезды. Я очнулся на берегу реки Вайи в высоком буреломе под мостом. Рядом со мной лежал мой собственный чемодан, набитый одеждой и принадлежностями для бритья, а также деньги, новый паспорт и записка.
– Просто невероятно! – ахнул собеседник. – Как в хорошем детективе. Продолжайте!
– Так вот, в записке было несколько слов о том, что я должен бежать из города и найти жилье в Южной Кантане. Устроиться на работу под новым именем, снять на первое время комнату и забыть все, что было. А главное – не попадаться на глаза полицейским и не болтать ничего лишнего, особенно незнакомцам. Наверняка ориентировки с моей фотографией были разосланы по всем ближайшим городам. Я не знал, кто мой покровитель, и зачем все это делает. Я сделал все, как он велел и прожил в спокойствии около года. Но потом моя жизнь стала похожей на сожженную резиновую калошу. И тогда я понял – все, что происходило со мной в Ридане, просто цветочки.
– Что вы говорите! И как же складывалась ваша судьба в Южной Кантане?
– Стоило мне завести приятное знакомство или небольшой роман, я тут же получал анонимку с угрозами быть разоблаченным, либо с предупреждениями об их смерти. Одно из двух по принципу – орел или решка. Сначала я не придал этому значение. Пока моя подружка не бросила меня, грозясь пойти в полицию и выложить обо мне все, если я не отвяжусь от нее. Потом был убит один из моих новых товарищей. Его кто-то застрелил в собственной квартире.
– Это ужасно, мистер Санчес. После этого ваши страдания прекратились?
– Они только начинались. За двадцать лет обитания в Южной Кантане я приобрел дом, но не успел застраховать, как он сгорел дотла. Кто-то устроил поджог, пока меня не было. Купленный мной подержанный автомобиль также был взорван на парковке в тот момент, когда я находился на какой-то там одной из многочисленных работ. Меня ведь часто без причины увольняли, я и сбился со счета. А еще выселяли из съёмных комнат и квартир. Кстати, в нескольких забегаловках, в которых я часто обедал, тоже в последствии отказывались меня обслуживать и выставляли на улицу. Моя последняя любовница была убита. Ее тело нашли в реке. И каждый такой случай сопровождался угрожающими и насмехающимися анонимками. В конце концов, я поставил палатку прямо на пепелище. Там, где стоял мой дом. Соседи без злобы прозвали меня «турист». Но я не обижаюсь на это. И стараюсь не говорить с ними лишний раз, чтобы не навлечь на них беду.
– У вас тяжелая жизнь, мистер Санчес. Не каждый вытерпит все это.
– Это и жизнью-то не назовешь. Скорее кукольным театром, в котором я являюсь марионеткой. Этот анонимный подонок отравлял мое существование двадцать лет без перерывов и отпуска. Он как заноза в заднице, которую не достать, как ни старайся. Он превратил мою жизнь в сценарий, написанный им, а я просто не могу отказаться от роли и уйти из этого кино. Это подло и несправедливо.
– Почему вы ни разу не обратились в полицию, мистер Санчес?
– Он угрожал разделаться со всеми, кого я когда-то знал. До последнего человека.
– Кого же? Насколько я осведомлен из прессы, у вас не осталось родных и близких друзей.
– Да, вы правы. Но оставались еще люди, которые так или иначе были тесно знакомы со мной. Те, кому я никогда бы не пожелал смерти. Например, детектив Кимберли Харрис. Она профессионал своего дела, и выполняет важную работу, поддерживая порядок на улицах города. Или Питер Доусон – это один бармен, который в свое время так любезно подливал мне виски в бокал…
– Так почему же сегодня решились обратиться в Риданское управление?
– Я получил новое анонимное письмо, в котором было сказано, сделать это. И я был не против. Я так устал, что даже возликовал в душе.
– Я понимаю вас. А что до ваших знакомых… Они оба давным-давно убиты, мистер Санчес, – нахально заявил попутчик.
– О ком это вы? – переспросил Чад.
– Питера Доусона убил Эшли Джонс из своего револьвера, приняв его за какого-то там оборотня только потому, что тот был одет в вызывающий костюм для вечеринки. Накануне убийства, вечером, Доусон проводил время в кругу родных и друзей. У них была эдакая костюмная вечеринка, навроде той, что бывает на Хэллоуин. Они напились, среди ночи друзья разъехались по домам, а он, его мать и сестра с мужем улеглись спать. Причем Доусон так и уснул в костюме жуткого монстра. Может быть все и обошлось, да собака сестры Доусона запросилась на улицу. И вот, пьяный Питер справлял нужду вместе с псиной в кустах у собственного дома, когда на его территорию вошли трое полицейских, в их числе был и Эшли Джонс, и расстреляли Доусона практически в упор из трех револьверов. Кстати, Эшли Джонса позже обнаружили повешенным в тюремной камере. Он отсидел всего полгода, когда произошло это печальное событие. А что до Кимберли Харрис, то она погибла даже раньше Доусона. В глухом переулке. Ее труп с перерезанным горлом нашли спустя пару часов после ее смерти. В луже собственной крови. Убийцу так и не поймали, а ведь он оставил после себя немало жертв, в числе которых и Франклин Миллер, и Джаспер, и многие другие.
– Откуда вы можете все это знать? Вы это сами придумали, да? – недоверчиво уставился на мужчину Чад.
Тот медленно снял очки. Теперь глаза его почему-то вдруг показались Чаду знакомыми.
– Ты совершенно прав, ничтожество. Все это я придумал сам. И реализовал, – хрипло ответил он. От его высокого тона в голосе не осталось и следа. Затем мужчина сорвал с себя усы, оказавшиеся ненастоящими. Рывком распахнул ворот куртки и дернул себя за пухлую шею. С противным треском накладная кожа отлепилась, демонстрируя взгляду худой подбородок. – Теперь ты узнаешь старину Керка, а?
Чад не мог поверить своим глазам. Перед ним действительно сидел его постаревший кузен. Но в его глазах не было прежнего дружелюбия. Напротив, все его естество выражало злобу и ненависть. Керк буравил взглядом Чада, словно желал прожечь его насквозь.
– Ты не умер! Как же это возможно? – выдавил из себя ошалевший от такого представления Чад.
– Когда погибают самые близкие тебе люди, Чад, ты невольно меняешься. Становишься злым. Вот ты не стал таким. Ты, наоборот, совсем расклеился. И знаешь, мне кое-что доставляло большое удовольствие все эти годы. Смотреть, как ты страдаешь и мучаешься. Так же, как страдал я, после взрыва самолета. Ты помнишь, кто опоздал на рейс, и его пришлось отложить на другое время?
– Керк, мы ведь обсуждали это с тобой двадцать пять лет назад! Я не виновен в смерти Николь и малышки Одри! Я любил их тоже!
– Если бы ты вовремя отвез их в аэропорт, они были бы живы, – процедил Керк сквозь зубы. – Но ты не очень-то и торопился поспеть ко времени. Тебе всегда было плевать на нас. Ведь ты любил только себя. Я проклинаю тот день, когда попросил тебя об услуге. Они не должны были лететь на том неисправном самолете, не должны были!
– Керк, я умоляю тебя, успокойся!
– Я еще не закончил. Наберись терпения и слушай, – распалялся Керк с пеной у рта. – После того, как ты стал виновником трагедии в моей жизни, унесшей моих жену и дочь в той авиакатастрофе, я долго вынашивал план своей мести. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти подходящего бродягу, похожего на меня комплекцией. Детектив Харрис произвела фотографическое опознание, и для тебя оказалось достаточно этих жалких снимков, чтобы без колебаний признать в них труп своего кузена. Конечно, мне пришлось подкупить человека в морге закрыть глаза на группу крови того несчастного бродяги, ведь я не врач! И я не брал его анализы прежде, чем крепко врезать ему по голове. Кстати, башку я отнял уже после его смерти. Я был гуманным.
– Ты превратился в психа. Что с тобой случилось, Керк? – Чад испытывал жалость и отвращение к этому человеку, который когда-то был ему самым близким.
– Я надел на мертвеца свою одежду с документами в кармане и перстень. Ты забрал его из морга? Вижу, что забрал, – довольно проговорил Керк, глядя на палец Чада, на котором он столько скорбных лет носил печатку в память. – И вот потом началось все самое интересное. Ты наверняка слышал о зверском убийстве женщины-детектива по фамилии Смит? Это случилось полутора годами ранее моей блестящей инсценировки. Ее истерзанное тело нашли недалеко от Риданской бухты в горах. В город поползли слухи о страшном звере с длинными когтями. Я подхватил эту идею. И мне даже понравилось потрошить своих жертв. Я готовил для тебя роль серийного маньяка-психопата, которого впоследствии упекут за решетку лет на двести. Я помню, как подкараулил Джаспера. Он даже не успел пикнуть, когда я всадил ему в грудь нож. Кстати, детектива Кимберли тоже убил я. Это было забавно. Я притворился тем самым существом из городских мифов. Сгорбился и трясся, словно паралитик. А между пальцев вставил крючья для мяса, чтобы они походили на гигантские когти. Право сказать, она чуть не зацепила меня из револьвера, но ты же знаешь, какие женщины не расторопные. Я почти не сделал ей больно. Нет. Всего лишь рассек горло, только и всего. Я даже подхватил ее на руки, чтобы она не расшиблась головой об асфальт, и аккуратно положил на спину, – он сделал небольшую паузу, затем продолжил сумасшедший для Чада рассказ: – А хочешь узнать, как умер твой друг Фрэнк? Он исходил кровью, как свинья, пока ты мирно спал на своем диванчике. Тебе наверняка понравился виски со снотворным? Этот коктейль тоже я приготовил. Я следил за тобой с полгода. За каждым твоим движением. Я знал твои привычки, места, куда ты ходил. И, конечно, виски, которое ты хлестал каждый день. Так что, купить бутылку у Доусона и подменить ее практически на твоих глазах в глухом проулке, притворившись беспечным бродягой, не составило никакого труда. Вот, – он порылся в карманах, достал несколько монеток и швырнул их в Чада. Они с бряцаньем ударились о его грудь и посыпались на пол вагона, – это мелочь, что любезно подал мне Фрэнк в тот вечер. Она мне не пригодилась. Я хотел, чтобы ты гнил в тюрьме, Чад, но потом передумал. Этого было бы недостаточно в уплату долга за смерть моих девочек. Я во второй раз подкупил человека, но уже в полицейском управлении, который принес тебе отравленную снотворным еду. За полночь я разделался с одной дамочкой, с которой провел весь вечер в шумном кабаке, и подкинул на место преступления стянутые у Доусона ключи от дома. Я хотел немного позабавиться и над ним заодно, но все вышло гораздо увлекательнее в конце концов! – казалось, Керк вновь пришел в восторг, описывая сцены преступлений, словно театральную пьесу. – И потом я доложил об убийстве в полицию с уличного телефонного аппарата. Таким образом я сократил список жертв в управлении на целых четверых полицейских и одного шефа полиции. И, конечно, понизил для себя риск провала моей дерзкой операции. Далее я прокрался в участок и по одному вырезал шесть полицейских. Это было очень трудно, сам понимаешь. Последние двое чуть было меня не сцапали, прострелив мне руку. С тех пор она плохо работает, – он продемонстрировал медленные натруженные движения левой кисти, покрутив раскрытую ладонь навесу. – Я привез тебя к реке в багажнике автомобиля. Твои вещи на тот момент были уже собраны, и я бросил чемодан с запиской и деньгами рядом. На протяжении следующих двадцати лет я упивался местью, играя твоей жизнью так, будто каждый раз ставил ее на карточный кон какого-нибудь казино.
– И тебе стало легче, кузен? – с ядовитым презрением в голосе спросил Чад. Он смотрел на Керка пустыми глазами, переполненными слез, которые вот-вот были готовы прорвать плотину век и бурным потоком пуститься вниз по морщинистым щекам. А поезд в этот миг замедлял свой ход. Они уже приближались к Ридану.
– Нет… Не стало, – выцеживая паузу между двумя словами, ответил тот. – Пришло время закончить эту историю. Для того я и пригласил тебя в этот вагон анонимкой.
Он тяжело поднялся на ноги. Не сводя пристального взгляда с Чада Санчеса, Керк пошарил руками на дне своего саквояжа и выудил оттуда две бутылки знакомой Чаду формы.
– Ты узнаешь этикетки? – Керк отступил на пару шагов назад и потряс бутылями, наполненными какой-то жидкостью, которая с бульканьем отозвалась на его движения. – В этих бутылках некогда был разлит тот самый дрянной виски, который ты так любил вечерами приговорить без остатка!
В его глазах воспылала новая волна ненависти и ярости, а Чад молча наблюдал за его действиями и не знал, как себя вести. Он просто ждал, что произойдет дальше, шумно сглатывая подступившую к горлу слюну.
Керк поднял обе бутылки над головой, затем с размаху разбил их у ног Чада. Осколки звонко разметались по вагону, а брюки и ботинки Чада мгновенно пропитались резкой вонючей жидкостью, запах которой был далек от запаха виски. Керк достал что-то из своего кармана.
– Что ты делаешь? – закричал Чад и вскочил с сидения. Он прислонился к холодному вагонному стеклу спиной, будто искал в нем спасения, и ошалело глядел на кузена. – Это что? Бензин? Ты с ума сошел!
– Будь ты проклят на земле и на небе, Чад Санчес! – прохрипел Керк и высек искру кремниевой зажигалкой.