Любовь во время войны

Посвящается M.R.

“Ты животное особенное,
К дикой жизни приспособленное
В развороченном раю”

(Пикник)

***

 -- Или;, Или;! Лама; савахфани;? - тихо раздалось из угла.

Адина привыкла слышать этот безнадёжный шёпот отчаяния каждую ночь, но ответа на него не слышала никогда.  Куча серых тряпок зашевелилась, заохала, из нее показалась голая тонкая нога. В противоположном углу подвала, где они прятались, захныкал разбуженный младенец. Жизнь брала свое и даже сейчас люди любили и рожали детей. Женщины, старики и дети безуспешно пытались спать каждую ночь. Удавалось это только грудным младенцам. Да и то не всегда. Если бомбили, то не спал никто.

“Скоро они начнут возвращаться” – подумала Адина и сердце ее сжалось. “Он вернется, он вернется” – повторяла она как заклятие мантру и сама себе не верила. Никто никогда не знал кто вернется. “Господи, только не он! Только не он! Пусть он вернется”.

-- Эйтан!

Группа мужчин в изорванных одеждах ввалилась в подвал. Сразу стало шумно и сыро, запахло стрелянными гильзами, пОтом и кровью.

Адина подбежала и подхватила Эйтана из слабеющих рук его товарища. Женщины привычно засуетились, укладывая своих воинов. Перевязочные материалы не первой свежести и дефицитная вода бережно передавались друг другу.

Вскоре все было кончено и только стоны в темноте выдавали присутствие раненых людей.

Адина закончила перевязывать раны Эйтана, укрыла его ветхим одеялом и полным неизбывного горя голосом тихо произнесла:

-- Вас так мало вернулось в этот раз...

-- Мы попали в засаду, - прохрипел Эйтан.

Адина молча держала в руках его ладонь, прижимая к губам. Эйтан полуспал, полубодрствовал. Ближе к рассвету начали шевелиться старики, закашляли по углам, завозились, пытаясь сохранить ускользающее тепло.

-- Ты спишь? - прошептал Эйтан, пытаясь в предрассветном мраке разглядеть лицо Адины.

-- Нет, мой родной, не спится мне сегодня. Впрочем, как всегда.

-- Ты знаешь, я был уверен, что не вернусь. И последнее, что я бы видел перед смертью -  были бы подошвы ботинок с налипшей серой глиной впереди ползущего человека. Не твои глаза, не твой голос, не твои руки! А грязь, выстрелы и ледяной дождь.

Адина только молча сильнее сжала его в объятиях. Эйтан тихо застонал.

-- Молодые люди, кусочка мыла не найдется? Или хоть обмылочка? - перед ними остановился седой косматый старик в сером длинном до пола халате.

-- Дедушка Ашер, - обрадовалась Адина, -- для вас найдется, конечно.

Она пошарила рукой в большой холщовой сумке, нащупала на дне обмылок и протянула розоватый потрескавшийся кусочек старику. Он его взял, но вместо того чтобы уйти, присел осторожно на краешек их лежанки.

-- Да.... - протянул он, словно продолжая какой-то давний и привычный разговор, -- вы вместе вот, а нас жизнь раскидала с моей Дорит.

Адина и Эйтан много раз слышали эту историю, но не хотели обижать одинокого старика и поддержали игру:

-- Почему вы расстались, дедушка Ашер?

-- Потому что самолёт Москва - Нью Йорк не оставил нам шансов, - горестно покачал головой старик. -- Она улетела туда, где Бродский и вечный ноябрь. А я остался там, где навсегда Есенин и май.

Эйтан и Адина не знали о чем и о ком он говорит, но от этих имен и названий веяло прошлой жизнью, красотой и отсутствием войны. Старик еще посидел, потом с трудом поднялся, охая, и шаркая удалился в полумрак дальних углов подвала.

-- Бедный старик, - глядя ему вслед протянула Адина.

-- Нет, - вдруг решительно возразил Эйтан. -- У него была жизнь до войны. А что знали мы с тобой? Мы родились на войне и на ней и умрем. Как все здесь, - он окинул взглядом огромный подвал где теперь жили люди.

Адина вздрогнула, а он продолжал:

-- Жизнь меня разочаровала. Она не стоит того, чтобы ее жить. Ничего хорошего ни с кем не произойдёт. Зачем чего-то ждать? Это бессмысленно. Ты все равно будешь разочарован. Просто жди, стиснув зубы пока умрешь и будь благодарен смерти. Люби смерть, а не жизнь. Ты не имеешь значения. Никто и никогда не рад тебя видеть. Мы все одиноки. Заточенные души в безобразных телах. Одиночество - это единственный нам подарок от Бога. Твоё последнее состояние все равно будет одиночество. И грязь на ботинках товарища.

Адина сидела в уголочке лежанки, притянув колени к подбородку.

-- Видишь эту перчатку? - он протянул ей жесткую, измазанную запекшейся кровью перчатку. -- Когда мы возвращались назад, на дороге лежала отрезанная кисть руки. Давид подошел и снял с нее эту перчатку. Спокойно, цинично. Нужная в хозяйстве вещь, и никто не осудит. На войне как на войне,  -- голос Эйтана был монотонен. Он говорил совершенно без эмоций, разве что легкое удивление сквозило в его голосе.

-- Эйтан! Что ты такое говоришь! - от отчаяния и бессилия Адина заплакала.

Он опомнился, взгляд его сфокусировался на ней и уже более ласково он произнес: 

-- Мы можем с тобой навсегда уйти с этой войны. Домой. -- Он нежно погладил ее по спутанным волосам.

-- А где дом?

-- Хочешь я тебе покажу? Я видел его сегодня. Мне хочется спасти тебя, но воюя я не могу это сделать. Пришло время закончить войну.

-- Но как мы можем ее закончить? - воскликнула Адина. -- Мы и не видели ничего кроме войны. Разве в наших силах прекратить ее? Разве есть способ?

-- Есть более чем один способ уйти откуда-то, - Эйтан смотрел в ее глаза, приподнявшись на локте. -- Любовь не может жить на войне.

-- А как же мы? - прошептала она в ужасе:

“В Своей доброте
Господь дарует нам, что мы хотели –
Любовь, любовь, любовь:
Любовь во время войны.”

Эйтан удивленно посмотрел на нее:

-- Откуда эти стихи?

-- Помнишь выжившую из ума старуху из восточной части подвала, которую хоронили на прошлой неделе?

Эйтан кивнул головой.

-- После похорон ее имущество быстро расхватали те, кто был поближе. Но была среди ее вещей тетрадка стихов, на которую никто не претендовал. Я ее забрала. Не знаю кто автор, да и не сказало бы мне ничего его имя. Хотя наверняка ему был поставлен памятник и дети складывали туда цветы, я помню как дедушка Ашер рассказывал мне о таком.

Они погрузились в молчание, думая каждый о своем. Эйтан неожиданно взорвался:

-- Бог дарует нам любовь во время войны! Где же справедливость? Может быть Ему было бы лучше даровать нам отсутствие войны?

-- Я не знаю, Эйтан, мне нечем тебя утешить, но могу сказать лишь одно: представь что было бы с нами, если бы Бог был к нам справедлив, а не милостив?

-- Где же Его милость? Война – это проклятие!

Адина подавленно молчала.

-- Пять утра. Скоро совсем рассветет. Вставай, пошли. -- Эйтан встал, слегка пошатнувшись и застонав от боли и протянул руку Адине. -- Пришла пора уйти с этой войны.

* * *

Серое небо сливалось с грязной захламленной землей насколько хватало глаз. Выл ветер, гоняя остатки человеческой жизни. Уныло громыхала ржавая железка. Они прошли несколько миль никого не встретив. Одежда их намокла от предрассветной влаги, волосы налипли ко лбу. Вдруг на горизонте показались серые машины в столбах пыли.

-- Ложись! - крикнул Эйтан и с силой дернул Адину за руку вниз. Они вжались в холодную землю за камнями. Люди в грузовиках проехали мимо, угрюмо сжимая в руках винтовки, мрачно глядя перед собой в одну точку.

-- Это свои или чужие? - спросила Адина, после того как конвой скрылся на горизонте.

-- Разве тут есть свои? - безнадежно отозвался Эйтан.

Адина удивленно посмотрела на него:

-- А эта война, она против кого?

-- Война всегда против жизни, - устало отозвался Эйтан, - Вставай, пошли. Он снова протянул ей руку.

Рассвет смотрел им прощально в затылок когда они подошли к обрыву. Адина взглянула вопросительно на Эйтана.

-- Я покажу тебе как летать, - отозвался он в ответ на немой вопрос в ее глазах и ободряюще улыбнулся.

* * *

По серому предрассветному небу летели два ангела, взявшись за руки.

 -- Мама, смотри - ангелы летят! - мальчишка лет пяти приподнял голову с циновки и с восторгом смотрел в тусклое небо. Мать пошевелила остатки поленьев в догорающем костре и не поднимая головы отозвалась:

-- Спи, ангелов не бывает. Это вражеские ракеты.

* * *

Иллюстрация с сайта hytomyr.mir-kvestov.com.ua/quests/60-minutes-zombi-apokalipsis