ЛС34 Пушкин Муки и радости Отступника

В 1821 г Пушкин написал  творение Наполеон - последнее в духе модного тогда либерализма середины «мистического десятилетия» правления российского вождя Великой Скифии немецкого скифа Александра 1 :

Чудесный жребий совершился:
Угас великий человек.
В неволе мрачной закатился
Наполеона грозный век.
Исчез властитель осужденный,
Могучий баловень побед,
И для изгнанника вселенной
Уже потомство настает.
В котором есть строфа такая:
Когда надеждой озаренный
От рабства пробудился мир,
И галл десницей разъяренной
Низвергнул ветхий свой кумир;
Когда на площади мятежной
Во прахе царский труп лежал,
И день великий, неизбежный —
Свободы яркий день вставал, —

Пушкин с 13 стихов 2-строфного творения «два в одном»  Свободы сеятель  пустынный  возвестил коллегам и сподвижникам, что он убежал с поля боя за «общее (но абс. чуждое ему) дело рес-публики» и остался верен а ля Таня Ларина одному алтарю – Аполлона и музы Эвтерпы.

Этот бастион отступников он подкрепил в 1823-ем Гавриилиадой и Демоном, 15-кратным воспеванием ножек в главе по имени Хандра -  первой в еще не романе, но стихотворной уже поэме-сатире Евг. Онегин и последним (по явке с повинной) либеральным бредом  набиравшего лавры венка славы поэта

В 1827-ом отступник Пушкин, уже перешедший на службу в дежурную часть власти нового царя-вешателя по сговору в сентябре 1826-го, пишет Арион - первое послание декабристу Пущину с самооправданием себя уникально любимого по формуле Онегина = Любите самого себя ведь Любовью шутит Сатана:

А я - беспечной веры полн -
Пловцам я пел.... Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный....
Погиб и кормщик и пловец! -
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.

В 1835 Пушкин пишет послание Ивану Пущину на юбилей разгрома бунта декабристов (вольный перевод оды Горация «К Помпею Вару» (кн. II, ода VII).

прим. Гораций с Помпеем Варом участвовали в республиканских легионах Брута и сражениях против Цезаря Октавиана-Августа при Филиппах и бежал с поля боя

 ; Кто из богов мне возвратил
Того, с кем первые походы
И браней ужас я делил,
Когда за призраком свободы
Нас Брут отчаянный водил?
 Ты помнишь час ужасный битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеты и молитвы?
Как я боялся! как бежал!

Так понял это признание Горация Пушкин, который «не верит трусости Горация»: это так «хитрый стихотворец хотел рассмешить Августа и Мецената своею трусостью, чтобы не напомнить им о сподвижнике Кассия и Брута»

Важным в этих посланиях бывшим со-ратникам по делу либерализации крепостной  рабской России славам (slaves), сервам  и нам, его шибко любящим, было  следующее:
1) автор объявлял, что отступил и стал отступником как Иуда  из Скариот и друг Гораций
2) автор сознавал, что это смахивает на предательство
3) автор мучился тем, что знал – такое не прощается и возмездие неотвратимо как веревка для Иуды и позор для беглеца Горация
4) автор искал самооправдания и брал пример с Горация и заимствовал идею адвокатской речи: Я – Поэт и ничего более. Для поэта нет общего дела . У него оно свое и его миссия -петь  у алтаря Аполлона, потешая Эвтерпу. Поэт может изменить только своему Богу и это его единственный грех.  Поэт может и мерзкий, но не надейтесь – не как вы все чернь толпы народа ползучая, смердящая и презренная – иначе! Поэт – особая сущность = он избранник богов, он почти бессмертен, а его памятник нерукотворен и к нему не зарастет народная тропа (как в ватерклозет на перроне жд-вокзала «Там Бов»)
5) автор  делал неоднократные тщетные попытки оправдаться – и это свидетельство = червь сомнений и муки совести разъедали его душу, ломали дух и, в коне конца рокового пути к судьбе (доли, уделу, юдоли), свели его в могилу с пулей в животе

Свидетельство мести  отступнику: после отпевания в гроб с телом усопшего Пушкина  две персоны вложили свои белые перчатки  = масон Жуковский и масон Вяземский. Есть разные толкования этой публичной акции. Я придерживаюсь такой:
Масон снимает перчатку и кладет ее с телом брата тогда, когда дело мести  брату за нарушение обета и омерты в дело строительства Храма  сделано – он умывает затем руки;  омовение – древнейший ритуал очищения от скверны и грехов…

***

Ликбез «Мозгопротез»

Приложение №1  Письмо ходатаю при Дворе Романовых  62. А. И. Тургеневу.
1 декабря 1823 г. Из Одессы в Петербург.
*** Я обнимаю вас из прозаической Одессы, не благодаря ни за что, но ценя в полной мере и ваше воспоминание и дружеское попечение, которому обязан я переменою своей судьбы. Надобно подобно мне провести три года в душном азиатском заточении, чтоб почувствовать цену и не вольного европейского воздуха. Теперь мне было бы совершенно хорошо, если б не отсутствие кой-кого. Когда мы свидимся, вы не узнаете меня, я стал скучен, как Грибко, и благоразумен, как Чеботарев,
исчезла прежня живость,
Простите ль иногда мою мне молчаливость,
Мое уныние?.. терпите, о друзья,
Терпите хоть за то, что к вам привязан я.
Кстати о стихах: вы желали видеть оду на смерть Наполеона. Она не хороша, вот вам самые сносные строфы:  Когда надеждой озаренный... < * > Вот последняя: Да будет омрачен позором… < * >
Эта строфа ныне не имеет смысла, но она писана в начале 1821 г — впрочем это мой последний либеральный бред, я закаялся и написал на днях подражание басне умеренного демократа Иисуса Христа (Изыде сеятель сеяти семена своя):
Свободы сеятель пустынный... < ** >
Поклон братьям и братье. Благодарю вас за то, что вы успокоили меня насчет Николая Михайловича и Катерины Андреевны Карамзиных — …
Братья  и братье …
Adieu!