Прицепщики из книги академия жизни-1

Прицепщик — не профессия, это человек, работающий на каком-либо прицепном орудии — плуге, сеялке, косилке, копнителе и т. п. Можно сказать даже «работавший», так как с каждым годом все меньше и меньше выходят в поле агрегаты с прицепными орудиями, а все больше с гидравлическими и электронными приспособлениями, объединяющими и контролирующими многие рабочие процессы. То есть, работа прицепщика постепенно растворяется и за ненужностью исчезает. Но при нашей, отечественной «автоматизации», при которой, как говорят украинцы, — «нажымаеш кнопку и спына мокра», и сегодня на ряде механизированных работ прицепщики используются, как раньше. А в былые времена они использовались на большинстве работ, не сложных по содержанию, но почти всегда пыльных, грязных и малооплачиваемых.
И трактористам было не сладко, так как вся наша техника вплоть до сегодняшнего дня, далека от совершенства, но попробуйте посидеть на плуге сзади работающего трактора хотя бы день! Из-под гусениц беспрерывно, тем более при движении против ветра, выбрасываются не просто клубы пыли, а целые комья земли, обогащенные остатками прошлогодней растительности. Короче говоря, сзади трактора, что бы он за собой не тянул — плуг, сеялку, сенокосилку и т. п., всегда образовывался своеобразный «микроад», внутри которого, за три трудодня в день, находился прицепщик. Но это, когда агрегат работает. А когда стоит — прицепщик должен смазывать, подтягивать, приносить, относить, ставить сигнальные вешки, чистить, мыть, регулировать, подменять и делать еще десятки разных дел, поручаемых ему трактористом. Он был и прислугой, и мальчиком для битья.
Прицепщиками работали или молодые люди, которые впоследствии учились и становились трактористами, или люди среднего возраста, не имевшие элементарного образования, да и не желавшие его иметь.
Пик востребованности этой категории работников пришелся на период, предшествующий появлению гидравлических приспособлений и навесных сельхозорудий. Тракторов стали выпускать много, при-
 
цепной техники тоже, и прицепщик стал дефицитом. Гораздо легче было найти тракториста, чем прицепщика. Уровень образованности в селе повысился, никто уже не желал глотать пыль и быть прислугой за полставки. Постепенно появилась проблема с заполнением прицепных мест, туда начали посылать проштрафившихся трактористов, но это качественно снижало статус настоящего прицепщика и порождало массу ненужных конфликтов между действующими трактористами и штрафниками-прицепщиками.
Особенно эта проблема стала острой в тех местах, куда большим потоком поступала новая техника, а людей было мало.
Я начинал работать в Казахстане, в период освоения новых земель. Техника туда в первые годы поступала прямо с заводов в больших количествах. Там в те годы постоянно не хватало трактористов, комбайнеров, водителей и т. п. Что же говорить о прицепщиках!
Конечно, мы пытались как-то выходить из такой ситуации, что-то конструировали и приспосабливали, но таким образом решалась только часть проблем. В бригадах прицепщиков не хватало, они были тогда в большой цене, и каждый тракторист пытался их как-то заполучить.
Мне практически никогда не улыбалось счастье иметь помощника-прицепщика. Молодым обычно их не выделяли, а те несколько человек, что числились в наличии — были местные и работали со своими родителями, родственниками или просто знакомыми односельчанами. Нам, приезжим, их уже не доставалось. А если и доставалось, то тоже из числа заезжих студентов, наемных рабочих и т. п. Но это было очень редко и, как будет показано ниже, — не всегда хорошо.
Если честно сказать, то прицепщик нужен был трактористу не столько для того, чтобы быть на прицепе, а для того, чтобы хоть час-два в сутки подмениться. Тяжело одному работать сутками, какую бы работу не выполнял. А мы работали, и давали хлеб. Много хлеба.
Мне никогда не везло с прицепщиками, в одной из былей я рассказывал, как меня чуть не сжег в тракторе  практикант, но после очередной серии неприятностей с этой публикой, зарекся вообще иметь с ними дело.
Приведу случай, происшедший со мной в одном колхозе. Наверное, я первым в истории рассказываю просто о прицепщиках. Шел пятьдесят шестой год, работал я в одной из бригад колхоза им. Чапаева Отдел кадров нами, приезжими, ежегодно закрывал кадровые проблемы по хозяйствам зоны МТС. Местные механизаторы жили  и
работали в своих селах, молодежь училась и заполняла возникающие вакансии, при получении новой техники или увольнении по каким-либо причинам В селах шла внутренняя кадровая ротация, а значительное количество приезжих жило на центральной усадьбе МТС. Ежегодно их перебрасывали в те бригады, по разным колхозам, где возникали кадровые проблемы.
Я в предыдущий год начинал трактористом в колхозе Буденного, затем был переведен одновременно на комбайн и трактор в колхоз «Красное поле». Зимой мы занимались ремонтом, доставкой техники и запасных частей, а летом шли туда, куда было надо. Колхозы зоны нашей МТС располагались веером с лучами по 18—20 км вокруг центральной усадьбы, так что практически не было разницы, куда пошлют.
В колхоз Чапаева я прибыл уже с определенным опытом работы, и, как в предыдущем колхозе, был одним из самых «энерговооруженных». Трактор и самоходный комбайн. Начало моей механизаторской деятельности совпало с периодом расцвета прицепных зерновых комбайнов. Самоходный С-4, в то время советский первенец, был далеко не совершенным и использовался в основном  при обкосах  полей и прокосов загонок, для прохода прицепных комбайнов.
В уборку я комбайном прокашивал на весь колхоз загонки, затем садился на трактор и буксировал прицепной комбайн. Когда комбайн стоял по разным причинам и по ночам, приходилось прицеплять плуг и пахать зябь. Сменщика мне не дали, так как комбайн работал по 18—19 часов, и не было смысла делать замену на 3—4 часа, тем более что еще техуход занимал до часа времени.
Должен признаться, что, несмотря на врожденную патриотичность, очень не хотелось после жаркого и пыльного дня идти в ночь пахать зябь. Утром с 6-ти опять же под комбайн. А дремать за рычагами, когда комбайн сзади косит, — нельзя.
Бригадир тоже понимал это, а все равно просил, если есть малейшая возможность — пахать ночью. Зябь-то поднимать надо, сроки уходят. В такие моменты я всегда в ответ просил на ночь прицепщика, но, как правило, не получал.
В пятьдесят шестом году в Казахстане был неплохой урожай зерновых. За обещание выложить на союзный стол миллиард пудов зерна Брежнева взяли из Алма-Аты в Москву, не дождавшись итогов уборки.
Под тот же миллиард начала поступать дополнительно сельхоз-
— 163 —
техника, эшелонами шли укомплектованные водителями автомобили из воинских частей, впервые на целине появились студенты. К нам в бригаду попала группа будущих культработников из украинского города Проскурова (ныне Ивано-Франковск). Они работали на зернотоке, разгружали-погружали машины, очищали зерно веялками и т. п. Что интересно, все будущие культработники были девчатами. Парень — всего один. Будущий вокалист, довольно высокого роста, он очень неуютно чувствовал себя с веником на току среди девчат и постоянно просил нашего бригадира дать ему какую-нибудь другую работу, хоть прицепщика, но только не «подметалы».
Бригадир никак не решался, но однажды после дождя, когда и косить было нельзя, да и на току было мокро, он дал мне этого «артиста» в прицепщики, наказав мне при этом воспользоваться случаем и до вечера разбить освобожденное от соломы большое поле на загонки, так как в ночь выйдут пахать все трактора бригады.
Мы с Павлом (так звали студента) очень оперативно разбили поле на загонки. Высокий сам по себе, да еще с палкой-вехой в руках, Павло смотрелся идеальным ориентиром для меня при разбивке загонок. Его было видно с одного конца поля на другой.
В одном месте борозда попала прямо на старинный колодец, вырытый в балке еще на заре освоения этих степей. Колодец выделялся вросшим в землю бетонным кольцом, вокруг которого было выложено что-то вроде отмостки из крупных камней.
Я запомнил это  место  и, чтобы не иметь лишних проблем ночью, занял для себя загонку, где-то третью от той, где находился колодец. Пахота — дело хоть и необходимое, но довольно нудное и пыльное, не говоря уже о том, что шумное. В принципе, к реву тракторного двигателя привыкаешь и просто не замечаешь его, а вот однообразие и пыль — донимают. Часов до трех ночи все шло хорошо. Тепло, двери кабины сложены, двигатель ночью лучше тянет, Павло беспрерывно поет украинские песни, стараясь перекричать рев двигателя. Иногда это ему удается. В общем, все хорошо. Но так как он ночью и днем спал, а я работал, то часам к четырем мне стало трудно осознавать, что вокруг происходит. Начал приходить сон, и я все чаще «клевал» носом по рычагам. А Павло все пел ….
«Слушай, Павло, — говорю ему, — ты когда-нибудь на тракторе ездил?» «А як же, — отвечает, — я ж из сэла, а батько мэнэ вжэ ро-

кив пьять бэрэ з собою у полэ, на трахтор». «Ты видишь, я не могу больше, уже месяц скоро без нормального сна. Давай поспим хотя бы с час, а потом продолжим». «Та ни, давайтэ я пройду до краю, та вас разбуджу, там развэрнэтэсь и опьять я поиду. Я цэ вмию». Ну, думаю, давай посмотрим.
Мы поменялись местами, он положил свои длинные руки на оба рычага поворотов, тронулся с места и опять запел. Я несколько минут наблюдал за ним, как он орудует рычагами, как будто хором дирижирует, послушал его песни и незаметно... отключился.
Проснулся от непривычной и явно неуместной тишины. Темень, прохладно, невдалеке слева и справа мирно поблескивая фарами, гудят трактора в загонках, где-то рядом подают сигналы сверчки. И никого...
«Павло», — закричал я в темноту, не понимая, что происходит. «А-а-а», — откуда-то издалека послышался стон-голос. Я передвинулся вправо, на место тракториста, так как голос слышался с той стороны, достал спички, сложил вместе несколько штук, чиркнул о коробку и от неожиданности отпрянул назад.
Прямо передо мной (сантиметров восемьдесят от правой гусеницы) серело бетонное кольцо, и зияла дыра колодца. И именно из его глубины исходил тот стон. «А-а-а, рятуйтэ»! «Павло, — промелькнуло в голове, — как он туда попал? Живой»?
Посветил спичками — ничего не видно. Кричу «Павло, ты там?» «Тут, я, тут, рятуйтэ мэнэ, бо по голови якись жабы та жукы лазють!»
Я сделал из тряпки факел, намочил его в солярке, зажег, стало виднее. Картина впечатляющая — на дне заброшенного колодца, по шею в воде, весь увешанный чем-то непонятным, перепуганный насмерть, стоял несчастный прицепщик-студент, опираясь локтями о заплесневелые камни ствола колодца, и беспрерывно кричал: «Рятуйтэ, рятуйтэ!»
Быстро снял проволоку, с помощью которой опускали-поднимали плуг, и подал ему. Павло ухватился одной рукой за проволоку с таким отчаяньем, что чуть и меня не стащил к себе. Что делать? До его головы от меня где-то три метра, да сам он около двух, да еще мокрый. Мне эту пятиметровую «гирлянду» на проволоке не поднять, тем более что в данном случае на его перепуганное тело не действовала никакая выталкивающая сила, скорее наоборот, действовала затягивающая.
«Подожди, — говорю, — я ребят позову» «Ни, ны кидайтэ мэнэ, бо я помру», — вопил он, царапая камни. Я все-таки пошел к бли-

жайшему трактору. Сняли еще одну проволоку и втроем еле-еле вытащили моего прицепщика, клацающего зубами от страха и холода, обвешанного всем тем, что накопилось за многие годы в заброшенном колодце. Я завез его на полевой стан. Собрал у ребят кое-какую одежду, помог умыться и устроил спать в нашей будке. Слава Богу, что его сокурсники уже спали, а то им было бы, что рассказывать по приезде домой, в Проскуров.
Утром я поехал разобраться, как; получилось, что, работая на две загонки левее, мы оказались там, где был колодец. Провести «следственный эксперимент» было просто. На желтом стерневом фоне все было написано языком плуга и гусениц трактора.
Павло пел, пока я бодрствовал рядом, а как только я заснул, он, даже не проехав до середины загона, тоже задремал, и трактор пошел пахать сам. По закону сопротивления почвы и логике жизни, трактор всегда как бы пытается выйти влево, то есть из борозды. Неуправляемый, он и ушел влево, постепенно увеличивая угол ухода. Пересек одну, вторую загонку. При переходе через очередную борозду его сильно качнуло. Павло очнулся, увидел, что трактор уходит из бо-розды, выровнял его и пошел пахать уже по другой загонке, именно по той, где находился колодец. Проехав немного, снова задремал. Трактор затянул плуг на окружающие колодец камни и заглох. Павло проснулся, не поняв в чем дело, выскочил из кабины и... попал через кольцо в колодец.
Я никому ничего не сказал, но к обеду об инциденте знала вся бригада. И тут выяснилось, что за неделю, пока Павло ходил в прицепщиках, он успел с одним трактористом свернуть в рулон сцепку чужих борон и затащить их на посеянное поле, с другим — забросить плуг почти на кабину, а со мной — упасть в колодец.
Во всех случаях все могло закончиться гораздо хуже и не только для него, но (за неимением людей) эти случаи хранились как бригадная тайна. Я даже в душе сожалел, что отказался от услуг Павла, все-таки живое что-то с тобой в кабине всю ночь присутствует. Но дня через два Павло, это ходящее несчастье для всей бригады, сделал то, что удержать в тайне не удалось.
Его взял на ночь один местный тракторист. Пахали рядом с селом, и он пошел домой за куревом. Павло его заменил, и вот что из этого вышло. Пахали «гуськом», два  трактора-один за одним. Павло шел сзади. В принципе — это не сложно, следи за бороздой и соблюдай дистанцию. Все было хорошо до тех пор, пока не заснул тракторист переднего трактора. Он на конце поля перепахал дорогу, затем поле с молодой капустой и остановился лишь в озере за овощным клином. Павло, подремывая, ориентируясь на борозду, так и шел за ним по всему пути, пока не выехал на плуг стоящего впереди в воде трактора. Опять же, к счастью, его двигатель заглох сам.
Узнав об этом, я перестал сожалеть о том, что у меня нет прицепщика. Я внутренне понял, что если хочешь жить — лучше работать самому.
Конечно, это мое личное мнение, тем более мнение из тех лет, когда я думал, что мне не будет износу, и мог работать без подмены сколько угодно. Скорее всего, оно субъективно, и нельзя по отдельным случаям и по случайным людям, судить обо всей миллионной раньше армии прицепщиков. Не буду повторять, как тяжела и как необходима эта работа Работа, без которой не было бы хлеба, да и многого другого на нашем столе.
Слава тебе, простой прицепщик!