Главы из книги История башнёра... Добровольцы

Добровольцы
 
                Рядом шарахнула и, зашипев, пошла вверх бесполезная в тумане ракета.   Взревели моторы.
      Пошли.
      Послышались первые разрывы, забарабанило по броне осколками и мерзлой землёй. Танкисты начали отвечать. Они почти спустились к ручью, как  Лёня  прокричал: «Масло под ногами!».   Лопнул  дюритовый шланг маслопровода. Само собой, пришлось остановиться.  Надо ли говорить, что одиноко стоящая машина идеальная мишень? Но, Бог миловал, немцы сверху их не видели – танк попал в «мёртвую зону», оказавшись в глубокой промоине.

      Бой  откатывался всё дальше. Но прибавились новые звуки: кто-то остервенело колотил по броне.  Пришлось открыть люк. Среди нескольких незнакомых офицеров танкисты увидели плотную фигуру в кожаном реглане без знаков различия  и папахе.
     С палкой в руке.
 
     Поговаривали, что от неё доставалось некоторым нерадивым танкистам. «Фигура», являла собой командующего 6-ой гвардейской танковой армией,   генерал-лейтенанта и Героя Советского Союза  А.Г. Кравченко. Слухи о его присутствии в передовых порядках наступающих частей, к несчастью для экипажа – подтвердились. Не слушая робкие оправдания командира машины,  генерал  «на великом и могучем» языке нашем объяснил, что  будет с экипажем, если через пять минут они  не вернутся в строй.  Женька за всю доставшуюся ему войну не припомнил больше, такой сноровистой и слаженной работы своих товарищей.
 
      Саныч болезненно и молча переживал эту несправедливость. Лавенецкий обрушился на нерадивого механика-водителя, а тот лишь огрызался короткими, как автоматная очередь, матюками. Женька не стал добавлять свой голос в этот слаженный и давно спетый дуэт. Тем более бой для них закончился, так и не начавшись. А в долину, между тем, начала спускаться танковая колонна с яркой белой надписью по борту «Уральский добровольческий корпус».

      Очень ёмкое понятие – доброволец, размышлял Женька. Это человек, который сознательно, обдуманно делает  свой выбор и по своему желанию во время войны вступает  в ряды армии. Танкист знал, что  это слово пришло нам из Гражданской войны. Так называли белогвардейцев, воевавших «против своего народа» -  они были сплошь добровольцами. С началом этой войны, названной Верховным Главнокомандующим И.В.Сталиным «отечественной» переосмысленное это определение, снова  стало востребованным.
     Женька считал себя добровольцем.
     Почти.

     Первый раз он с пацанами «бежал на войну» в летом 42-го, когда рвущиеся к Сталинграду немцы подошли вплотную к родной Бутурлиновке. Тогда всю молодежь «добровольно-принудительно» и спешно эвакуировали  в далёкую Сибирь, в Омск.
      Оттуда и был совершён «побег».

      Ну, как же, – без них уже прошла «испанская», бои на Халхин-Голе, «финская», «освободительный поход» в Западную Белоруссию и Украину… Портреты бойцов в газетах, кинофильмы о героях, их ордена и медали, почет и уважение которыми были окружены воины в советском обществе, делали своё дело. Никто не знал о цене «монгольской» и «финской» побед, никто не слышал о чудовищных потерях. Святым неведением ковался предвоенный патриотизм.
 
       Конечно, шестнадцатилетний мальчишка на фронт не попал. В Кургане все они были изловлены милицией. После разборок всю группу беглецов вернули назад,  в Омское фабрично-заводское училище № 15, учиться на плотников. По дороге в Сибирь и произошли события резко изменившие Женькину  мотивацию в отношении фронта.
       До Омска добирались почти неделю в товарном вагоне «40 человек – 8 лошадей» переполненным  всякой шпаной, - будущему «производственному и военному» потенциалу страны. Из сопровождающих, по два вооружённых работника органов на вагон, власть которых заканчивалась за метровым радиусом, в центре которого находилась буржуйка и продуктовые запасы. Да и охранять подростков, особой нужды не было  -  бежать никто и не собирался – слишком голодно в стране. А Сибирь, тоже Россия: доберёмся – разберёмся. Так рассуждали. Верховодили в теплушке восемнадцать человек детдомовских, откуда-то с Украины.

   Трое - здоровые уже лбы, которым самое время служить в армии. Времени свободного было завались. Развлекались, как могли: день и ночь резались в карты. юноша, с двумя воронежскими земляками нехотя был втянут в процесс. Безотцовщина и уличная вольница многому научили его. Но, главное – он был невероятно, неописуемо фартовым.
      Везло ему в карты, как никому!
 
      В тот день пацан выиграл в «секу» кучу денег. В буквальном смысле. Набил ими полную пазуху. Ещё золотые часы, большой нательный крест из жёлтого металла и несколько колец. Женька понимал, что всё не кончится добром. Но остановиться уже не мог.  Цыганча – худющий цыган с гривой иссиня-чёрных волос, державшийся особняком, но охотно  развлекавший путешествующих заводными песнями  под битую-перебитую гитару, предупредил – ночью  везучего парня будут резать.
      Он и спас Евгения.

      За золото, кому – то из начальствующего состава, парня, на  короткой остановке перевели в  «больничку» - такую же, но  «командирскую» теплушку. Конечно он отблагодарил цыгана половиной шальных денег и по приезде в Омск искал его, но безуспешно: поговаривали – то-ли сбежал по дороге, то – ли выбросили его на ходу из вагона…

      А «лбы» приходили в училище в поисках фартового, и даже подрезали, - не до смерти, -  одного из воронежских. На память. И тогда фэзэушник, приписав себе лишний год, (документы «потерял»)  поступил на ускоренные  пулемётные курсы 2-го Омского военно-пехотного училища. Здраво рассудив, что, стены казармы сохранят его лучше всякой милиции, а там фронт, которого «лбы» боялись, как «чёрт ладана»!
      И,  ещё - мальчишка зарёкся играть в карты.

      Где-то застучал тяжёлый пулемёт. Звук этого «дятла войны» вернул «башнёра» на землю. Не смотря на потрясения последних двух дней, всё же был один замечательный момент: исчезли чирьи. Как, когда и почему юноша не знал. Но отметил один момент. За три месяца «своей» войны при нечеловеческих  условиях существования, - холоде, голоде, тяжелых  боях -   он, почти  не видел больных. Только раненых и убитых. Страх погибели так мобилизовал защитные функции организма, что его, казалась  теперь не возьмёт  ни одна зараза!

       Подошёл Саныч и велел «башнёру» идти с ним к комбату. Что за напасть. Капитан Алабян был не тот человек, которому без особой на то нужды хотелось показаться на глаза.  С  сухим, измождённым и острым, как топор лицом жёлто-коричневого цвета,  большими тёмными  глазными впадинами и неприятным, остановившимся взглядом,  всей сгорбленной своей фигурой свидетельствовал – я твой приговор суда!
      
      «Ты что, знаешь немецкий? – спросил Саныч. Юный танкист, аж остановился от неожиданности. «Никак нет, товарищ гвардии лейтенант!» А потом вспомнил: в  составе, где везли шпану, были, какое-то время,  немцы Поволжья. Там он и услышал хлёсткое длинное ругательство: «Kreuzhimmeldonnerwetternocheinmall». Так и не узнав перевода, Женька вставлял его где попало, пока им не заинтересовался особист. Еле отбился.
 
      Они быстро нашли комбата, но толмач был уже не нужен. У командирской машины среди офицеров мелькал штабной переводчик. Башнёр, «на всякий пожарный»  пристроился подальше, у  «Виллиса», чтобы не попадаться начальству на глаза.

      Допрашивали мальчишку, - буквально Женькиного сверстника - высокого, белокурого, чистого лицом немца в сером эсэсовском мундире – уже с какими-то побрякушками на нём, - среди которых выделялся серебряный череп «Гитлерюгенд III Рейх». Короткие его ответы вскоре превратились в длинный монолог, обращённый к небу, куда был устремлён взгляд его красивых серо-голубых глаз. Немец, раскачивался слева направо, как-будто мантру читал. «Я выбрал эту войну. Я доброволец! Если вы понимаете, о чём я говорю…  Доброволец! А вы -  рабы…  Мои братья  из «Валлонии» отомстят… Я не боюсь вас… Презираю…».
 
      Лицо его,  искаженное  бранью, стало отвратительным и чем больше он говорил, тем выше была тональность его голоса, срывавшегося в петушиный крик. Переводчик еле успевал за ним. Юный танкист слышал, как говорили, что многие выходившие из огненного кольца были пьяные в дрезину.
     Но не этот!

     Держась рукой за Железный крест он, уже   визжал: «Свиньи! грязные свиньи! вы не достойны даже жить рядом с ними! Вы рабы! И всегда будете таковыми… Ваши жёны уличные шлюхи, а дети -  мерзкие бастарды…»
Бах!
Бах!
Бах!
     Шесть выстрелов в упор капитана Алабяна разнесли в куски  череп нациста.  Кто шарахнулся от комбата, кто, наоборот, бросился к нему - капитана повалили в снег, а он бился  в их руках и кричал жутким, рвущим душу голосом: «Ненавижу! Ненавижу…».

     В Ростове на Дону всю его семью -  старуху-мать, жену, сестру, трех дочерей  четырех, семи и двенадцати лет, фашисты сожгли живьём в их маленьком домике на окраине города во время акции устрашения…