Повесть о счастливом мальчике 9-10

9. Учитель параллельных классов

       Всех классов в школе было по три, начальных – по четыре. Некоторых учителей мы знали только в лицо. Они преподавали в параллельных классах. Елена Ивановна была учителем литературы в классах «В».
Познакомился я с ней, когда она работала на замене. Я и раньше её видел, но никак не мог запомнить. У неё были светлые волосы, которые хотелось рассматривать. Чаще всего она носила причёску, которую я называл «как у балерины», это когда волосы закручивались на затылке и этот завиток был похож на плюшку, а иногда она носила косичку, как у наших девчонок, только красивей или просто распускала волосы и подхватывала их заколкой.
       Когда она носила причёску «балерины», её голова и шея привлекали  внимание. Тогда, я знал только одно слово, которым бы мог оценить её внешность: «красивая». Теперь я бы не употребил этого слова, потому что оно принадлежит всем, ну или почти всем, по сути – все люди красивые. По-видимому, меня завораживала её уникальность и что-то ещё, что находится  за пределами осмысления. А ещё удивило то, что я был очарован ею, несмотря на то, что её кожа была белой. Мне не нравились слишком белые люди, которые отдавали голубизной из-за того, что сквозь кожу просвечивались синие вены: они мне казались слабыми. Но когда я увидел Елену Ивановну, всё изменилось, и то, что мне не нравилось вчера – сегодня стала самым лучшим. 
       Однажды случился грипп, и пока он буйствовал, произошло несколько замен. Некоторые длились больше недели, и тогда я был вынужден её искать. В другое время я её мог увидеть в коридоре, на лестнице или в столовой, а иногда в учительской, когда надо было приносить ключ от кабинета и вешать его на специальную доску, на которой были обозначены номера кабинетов.
Прежде чем выйти на перемену, надо было причесаться, на всякий случай. Если друзья не увлекали на улицу или в какую-нибудь игру, то я, томясь от безделья, искал её. Я даже смотрел расписание уроков других классов, чтобы специально столкнуться с ней, но получалось только случайно. Иногда я намеренно поднимался на четвёртый этаж, потом по параллельной лестнице спускался на второй и обратно на свой третий.
        Шансов столкнуться с ней было больше, если совершить вылазку и угадать лестницу, за одну минуту до звонка на урок. Конечно, я не занимался всё время её поисками, только тогда, когда сильно скучал. Просто хотел увидеть, а зачем – не знаю.

10. Елена

       Про себя и вслух, когда рядом никого не было, я к ней обращался на «ты» и звал её Елена. Такое обращение ко взрослой женщине, пусть даже тайное, всё равно было дерзким и волнительным. Её имя и внешность я связывал с каким-то сказочным миром, потому что весь её облик сильно отличался от всех других учительниц и вообще от других женщин, как будто сделана она была из другой материи. Хотелось потрогать её, чтобы убедиться, что она другая. Однако сделать этого не удавалось, но она сама дала мне возможность прикоснуться к себе.
       Она взяла моё лицо обеими руками, и оно оказалось в ладошках. Настроение было хорошим. Её открытая улыбка и задорно искрящийся взгляд сняли с меня оковы, стало легко дышать. Я улыбался в ответ, и мне показалось, что она хочет взять меня на руки.
       – Как ты себя чувствуешь? – спросила она. Елена Ивановна сделала это специально, чтобы я убедился в том, что она не такая как все. Потому что  понимала меня и знала обо всех моих желаниях. В этом я был уверен на все сто. Не было видимых причин подозревать меня в том, что я болен.
       – Нормально, – сказал я, таращась во все глаза на её улыбку, скрывающуюся за серьёзным выражением лица.
Выражение это было не только красивым, но и таинственным. Она не просто глядела на меня, а сильно-сильно всматривалась, будто в моих зрачках было что-то написано мелким шрифтом и, чтобы прочитать, ей пришлось наклониться. Когда она приблизилась, я почувствовал приятный запах. Сначала я подумал, что она заметила маленький осколочек в глазу, и сказал:
    – Это осколок…
     – У тебя тёмно-коричневые глаза, – ответила она и улыбнулась. От её тёплой руки мне стало жарко. Сопоставив все факты, я понял, что она действительно необычная, а иначе я бы не выделил её среди других.
Почему сердце учащённо бьётся, когда мы встречаемся? А если встреча внезапная – то почему перехватывает горло? Почему она знает, о чём я думаю? Почему я скучаю по ней? Почему она пахнет цветами, так что голова кружится? Почему от её руки жарко? Почему она снится? Почему она, а не кто-то другой? Почему?
Наша школа была похожа на большой муравейник и, несмотря на шум и толчею в этой всеобщей суматохе, я порой чувствовал себя одиноким. Это состояние настигает, когда ты выходишь из общей колеи и смотришь на всех со стороны. В детстве это происходило непроизвольно, но постепенно вошло в привычку и стало неотъемлемой чертой моего характера.
        В этом состоянии, которое сопровождалось грустью, я наблюдал за мечущейся пёстрой массой без всякого интереса, потому что в ней не было желаемого или сверхъестественного, не было мечты. Но когда появлялась Елена Ивановна, весь этот мирок окрашивался иными, более светлыми тонами и цвет окружающей среды наполнялся осязаемым воздухом и акварельной свежестью. Грусть исчезала или превращалась в томительное, но радостное чувство.
       Спасибо тебе, Елена Ивановна, за то, что поверила в меня и многому научила. Спустя годы я всё ещё благодарил её, вспоминая нашу последнюю встречу и сожалел, что не сказал ей самого главного. Впрочем, я бы не смог.
Она научила меня понимать свой взгляд. Это может показаться странным, потому что в школе учат совсем другому, но именно этот способ общения я выучил наизусть. И я сначала неосознанно отвечал ей, а потом, когда понял, что она ко мне благосклонна, осмелел и уже целенаправленно посылал ей свои импульсы.
       Иногда я сильно смущался, испытывал чувство стыда и боялся своих мыслей. О, какие это были чистые мысли, если сравнивать их с мыслями взрослого человека! Однако мальчику, пытающемуся познать мир самостоятельно, и этого было много. Мы редко разговаривали друг с другом, чаще всего общались, не произнося слов, наверно, чтобы никто не знал. Это была наша тайна, а всё таинственное не бывает скучным.
       Перевести наши сокровенные диалоги взглядов на русский язык очень сложно, а скорее всего – невозможно, потому что не существует таких ёмких слов. Даже собственные мысли я не мог облечь в ту форму, которая могла бы соответствовать порывам души. Слова, конечно, находились, но они были слишком примитивны. Я был в поиске, и на помощь пришла поэзия. К тому периоду я уже забросил детскую литературу и читал стихи для взрослых. Так я открыл для себя настоящего Пушкина, совершенно другого поэта, о котором школьная программа умалчивала.
       В школьной суете все смотрят друг на друга в день по сто раз, и ничего – никакой информации. Пустые, торопливые взгляды, скользящие или безразличные – да какие угодно. А вот с ней было всё по-другому. Даже издалека, в неудобной обстановке, среди бегающей под ногами детворы, она обернётся и выхватит меня из толпы, посмотрит прямо в глаза пусть даже мельком и скажет, а я почувствую её и отвечу, провожая взглядом до тех пор, пока не скроется в кабинете её белая блузка.
        Таинственность моего внутреннего мира, давала мне некоторые преимущества перед одноклассниками. Иногда казалось, что я вижу всех насквозь и даже читаю мысли. Вот так незаметно, не прилагая усилий, я научился понимать взгляды, но не все, а только те, которые имели значение. В глазах появлялось особенное выражение, и не заметить этого было невозможно. Сердечная мысль или некий душевный позыв, или даже восхищение не имели никакой защиты и обнаруживали себя с лёгкостью. Мальчик или девочка обнажали свои чувства и были в этот момент уязвимы. Если этот проникновенный взгляд был замечен, появлялось смущение и желание накинуть на себя одежду.
       В школьной среде это случается чаще, чем можно было бы предположить. Я тоже систематически засматривался на своих одноклассниц, не отдавая себе отчёта. Просто засмотришься и всё, а если кто-то из них заставал меня за этим делом, то было почему-то стыдно, а бывало, что и меня кто-нибудь сверлил взглядом так, что хотелось юркнуть под парту или бежать на край света. Особенно сильные взгляды, чувствовались даже затылком. Когда я выходил из общей колеи, то видел, как, например, С.К. смотрела на И.Д. и чаще чем нужно задерживала свой томный взгляд на объекте, при этом она пропускала мимо ушей подробное объяснение учителя географии о горных хребтах Северной и Южной Америки.
       Выйдя к доске в конце урока, С.К. беспомощно тыкала указкой в район Гималайских гор, а учитель географии, ветеран войны, снисходительно улыбался. Добрый учитель, у которого взгляд был ещё более проникновенный, чем у нас всех вместе взятых, возвращал дневник, даже не удосужившись открыть его.
 – К следующему уроку выучи, – говорил он всегда в таких случаях.