Абдул Ицлаев, хроника войны

 ·
Абдул Ицлаев, хроника войны одного чеченского села, а таких сел с подобной судьбой в Чечении более 400.
Абдул Ицлаев
6 ч.  ·
Зиндан
Текст (ниже) написан в 2007 г., тогда же опубликован  в газете "Чеченское общество". Перепечатали несколько изданий, рассказ также вошел в одну из книг о войне в Чечне. Сегодня читал пост Зарины Ахматовой о событиях в Украине, заново пережил те же чувства, что испытывал тогда, в 2007 г...
___________________________________
Зиндан
Старый знакомый недавно рассказал мне про мясокомбинат в Калмыкии, на котором содержали дрессированного козла. Он становился впереди пригнанной на убой отары и вел овец по узкому проходу вплоть до самого конвейера смерти. Козел в последний момент отпрыгивал в сторону, а овцы, даже потеряв из виду коварного вожака, продолжали идти навстречу смерти. На войне тоже есть и "козлы", и "овцы". Бесполезно призывать одних, не посылать людей на бойню, а других - не ходить на нее. Единожды запущенный конвейер убийства поглощает людей с неимоверной жестокостью. Кто они, эти жертвы войны? Всегда ли "козлы" или "овцы"?
Первая кровь
…Ранняя осень 1999 г. Мое родное селе Гойское еще не оправилось от ран первой войны. Десятки домов продолжают лежать в руинах. Семьи, которым эти дома принадлежат, живут у дальних и близких родственников. У кого есть хоть какие-то деньги - те снимают квартиры.
В селе готовятся к зиме. Заготавливают дрова и сено для скота. Вскапывают огороды, чтобы в предзимье посадить чеснок. Сельская пекарня не работает четыре с лишним года, и люди стараются запастись мукой. В каждом доме всю зиму женщины сами будут печь лепешки.
Чем бы в эти дни не занимались мои односельчане, все носит некий отпечаток обреченности. Совсем недавно закончился провокационный поход Басаева и Хаттаба на Дагестан. В небе над Чечней уже кружат военные самолеты, а вместе с ними - и предчувствие неминуемой беды. Несколько недель не видно улыбок на лицах и взрослых, и детей.
…24 сентября. 11.30. Два штурмовика преодолевают звуковой барьер прямо над селом. На северо-западной окраине рвутся ракеты и бомбы. Там находятся мост через реку Гойтинка и телеретранслятор высотой больше ста метров. Эта телевышка - главная достопримечательность всей округи. В советский период ее гордились и стар, и млад. Ретранслятор еще в первую войну выведен из строя ракетно-бомбовым ударом. Для чего по нему наносится еще какой-то удар - непонятно.
В 13.30 появляются другие самолеты. Они бомбят уже и жилые дома, ближние к телевышке и мосту. Бомбы и ракеты взрываются на этот раз и в юго-восточной части села. Без крыш, окон, дверей остаются два десятка домов. Полуразрушены стены. Где-то полыхают пожары. Но люди как бы и не видят их. От дома к дому передают весть: есть убитые, раненые. Кто - еще надо узнать.
…Село не может нанять пастуха, поэтому жители по очереди выпасают скот. 24 сентября наступила очередь старика Хасана Ибиева. Говорят, он стоял посреди пастбища, выставив вперед посох и навалившись на него грудью. Осколками тяжелой бомбы деда сразило наповал. Он не успел даже понять того, что происходит.
…Мой сосед Ахо Бакаев - старый земледелец. Он с утра проверял в поле состояние оросительного канала, когда два первых штурмовика пронеслись прямо над его головой. Когда самолеты развернулись для второго удара по ретранслятору, летчик в упор расстрелял Ахо. Все осколки пришлись в спину. Родственники увезут Ахо в больницу на Ставрополье. Он выживет.
Сутки после первой бомбардировки - самые тяжелые. Ни на секунду не отпускает мысль, что все живое в этой новой войне, наверное, обречено на смерть. Нет света и воды: бомбами повреждены водокачка и трансформатор, во многих местах осколками порваны провода линий электропередач. Нет связи ни с одной живой душой за пределами села. Неизвестно, что происходит даже на соседней улице.
Утром кто-то находит батареи к завалявшемуся у меня старому транзисторному радиоприемнику. Генерал-полковник Манилов - Генштабовский комментатор антитеррористической операции в Чечне - сообщает, что федеральная авиация нанесла удары по военным объектам боевиков в селе Гойское. Генерал перечисляет эти объекты: телеретранслятор, мост, базы на юго-востоке села.
Это похоже на бред. Телевышка с 1996 года стоит с перебитыми опорами. Она не разобрана и не сдана на металлолом только потому, что никто не знает, как ее безопасно свалить. Мост есть мост. А "базы на юго-востоке" - это водокачка да развалины Дома культуры, оставшиеся после первой войны.
Шок
Не правда, что шок, вызванный войной и гибелью людей, отключает память. Наоборот, в минуты смертельной опасности она фиксирует все, до мельчайших деталей. Стоит сосредоточиться - и память в доли секунды вытаскивает из своего "архива" каждое событие, потрясшее сознание.
В тот день, 24 сентября, в углу комнаты сжались в комочек трое моих детей. Моя жена, их мать, прикрывая, сжала их руками и придавила к полу своим телом. Это было то единственное, что она в эти минуты могла для них сделать. Подвала в доме нет, а добежать до соседей не дадут осколки, разлетающиеся по сельским улицам.
Визжала и рвалась с цепи собака. Под вой и грохот низко летящих самолетов и рвущихся бомб я добежал до нее и отцепил. Собака стремглав бросилась в дом. Войдя следом, я увидел, как она ткнулась носом туда же, под "крыло" моей жены.
Через месяц осколками других бомб собаку ранят в живот. Я найду ее мертвой во дворе соседа, в стоге сена. И впервые в жизни подумаю, что каждый человек одинаково тяжело переносить потерю каждого живого существа, с которым его связывала жизнь. Когда жизнь дорогого тебе существа прерывается, начинает иметь значение лишь то, что ты любил его и не в силах забыть.
Сулумбек Вахидов учился в одном классе со мной. В первый класс он пришел на костылях: осколками бутылки были перерезаны сосуды на обеих ногах. Врачи сказали, что он всю жизнь будет хромым. А Сулумбек научился танцевать лезгинку на кончиках пальцев ног, окончил спортфак. Работал учителем, потом пересел на трактор. Пахал, сеял, собирал урожай. Пока тяжеленный Т-150 не переехал его. Сломанными оказались все тазовые кости, разорвало внутренние органы. Кости срослись, но так, что одна нога оказалась намного короче другой. На животе остался не заживающий свищ. Сулумбек не сдался и в этот раз. После первой войны он был одним из немногих, кто самостоятельно восстановил свой разрушенный дом.
24 сентября дом Сулумбека оказался одним из разбомбленных. Он восстановил его и в этот раз. Сулумбек не выдержит третьего за зиму 1999-2000 гг. удара. Приведет после него в порядок крышу дома, поедет в Назрань, чтобы сообщить об этом теще. Там, сидя на диване, и умрет от инфаркта.
Сулумбек упорно возвращал к жизни все то, что разрушила война. Так он боролся с ней, ненавистной и никому не нужной. Не сумев сломать или надломить его, война просто убила Сулумбека. На его похороны пришли сотни людей. И кто-то в тот день сказал: "Пока человек борется с войной и принесенной ею разрухой, жизнь неистребима. Сулумбек всей жизнью доказывал это".
Могут быть довольны, конечно, и "козлы", и "овцы" войны: одним хорошим человеком на земле стало меньше.
Сули
У моего шестилетнего сына есть друг-ровесник Сулиман. Все зовут его Сули. Это - белобрысый, худющий, безобидный сельский мальчуган. Тем не менее, он - единственный человек на белом свете, которому я не решаюсь посмотреть в глаза.
Отец Сули - Ризван был на два года моложе меня. Мы всегда жили рядом, огород к огороду. Только забор и отделял наши дома друг от друга. Я хорошо помню и деда Сули, Хасана. Он был хром и держал сад. В нем он проводил почти все лето. Ставил где-нибудь под деревом стул и как бы издалека присматривал за своим нехитрым хозяйством.
Чеченцы недавно вернулись из выселения. Только-только начали обустраиваться. И времена эти - начало 60-х годов прошлого столетия - были тяжелыми для всех. А для нас, мальчишек с растущими организмами, - еще и несытными. Через заросли кукурузы, которой засевались все огороды в селе, мы пробирались к забору и начинали ждать, когда дед Хасан уйдет в дом. Он же, как теперь понимаю, ждал нашего появления. Едва заслышав, как мы перешептываемся за забором, садился спиной к нам, клал подбородок на руки на костыле и "засыпал". Мы наедались, в зависимости от сезона, черешни, яблок, груш, слив впрок.
Ризван с детства выполнял по дому всю мужскую работу: возил и рубил дрова, косил сено, сажал и убирал огород, ухаживал за скотом. Лет с 15 начал ездить на шабашку. Это была сезонная работа, на которую из еще тогда безработной Чечни в Россию, Казахстан ежегодно выезжало по 130-150 тысяч человек. Они строили дома, коровники и кошары, дома культуры, школы и больницы - все, до чего не доходили руки местных строителей. Заработанных за сезон денег едва хватало до следующей весны.
Ризван был одним из немногих, кто не пожелал ходить по этому замкнутому кругу и начал искать работу в самой Чечне. Нашлось только место чабана в колхозе в высокогорном Итум-Калинском районе. "На безрыбье и рак рыба", - сказал мне тогда Ризван и перебрался с семьей жить в горы. Пас овец, сажал картофель и морковь - ничего другого земля в высокогорье не родит. Я видел хижину, в которой семья Ризвана жила. Никто, кроме него, не назвал бы ее домом. Для Ризвана же было достаточно того, что он имеет крышу над головой и может честным трудом зарабатывать на жизнь.
Колхоз, в котором работал Ризван, к моменту распада СССР пришел в упадок. Ризван не впал отчаяние, взялся откармливать скот на продажу. Я встречал немного людей, которым хлеб насущный доставался более тяжким трудом.
В октябре 1999 г. вал огня, который генерал Шаманов гнал впереди наступающих российских войск, обрушился и на горные районы Чечни. Ризвану удалось перегнать в предгорное Гойское несколько бычков, коров, овец. К этому времени многие жители села, спасаясь от беспрерывных налетов авиации и артобстрелов, перебрались в Ингушетию.
…Село наглухо заперто: ни въехать, ни выехать. Больного, раненого в больницу, и то не вывезти. Да и не знает никто, работает ли она. На дрова рубятся сады. В желтой от примесей глины воде из Гойтинки уже через час выпадает десятисантиметровый осадок. Барражируя над селом, вертолеты в упор расстреливают все, что движется. Умерших хоронят рано утром или поздно вечером, когда авиации в воздухе поменьше. При ее налете или артобстреле укрываются в вырытой могиле. Больше негде. Когда умер ребенок - внук старика Рамзана Тепсаева, хоронить пошли двое - Ризван и его друг Леча Хажмурадов, такой же трудоголик. Их через полгода и расстреляют вместе. В тот момент они будут на околице рубить кустарник на дрова.
Убийцы будут на БТРах. Они ударят по двум чеченцам из пулеметов и, уже мертвых, сбросят с обрыва в реку. Потом поедут на заставу внутренних войск там, где некогда высился взорванный к этому времени "федералами" ретранслятор. И будут пить водку.
В село приедут работники прокуратуры, чтобы расследовать это двойное убийство. Оперативники и следователи даже не попытаются выяснять, куда после пиршества на заставе БТРы направились…
У Ризвана останется 8 детей, один другого меньше. У Лечи - четверо.
Сули - младший в семье. Он не помнит отца. И молча застывает на месте, когда его закадычный друг - мой младший сын устремляется мне навстречу, возвращающемуся с работы домой. А я вспоминаю рассказы стариков из своего детства о временах, когда живые будут завидовать мертвым.
Иногда кажется, что взгляд Сули будет следовать за мной всю жизнь.
Смерть, бегущая следом
"Со смертью близких понемногу умираем и мы". Эту фразу много лет назад я вычитал у болгарского философа Атанаса Далчева. Так или иначе, каждый человек проходит через череду естественных смертей. И это, как бы кощунственно это не прозвучало, понятно: для каждого пробивает некий миг, за которым жизнь прекращается сама по себе. Но как относиться к тем смертям, которые наступает по вине того или иного "козла"? Боль от таких смертей вдвойне острее. Бессилие перед лицом вселенского зла притупляет чувства, куда-то уходят страх и паника, но не боль, не само зло.
Память называют живой, наверное, только потому, что она хранит не "фотопортреты", а действительно живые картины жизни людей, живших в одно время с тобой.
…Саламбек Сосламбеков остается в моей памяти четвероклассником, которого я учил. Мне было 19 лет, я учился на заочном отделении филфака пединститута и работал учителем в родном селе. Когда Саламбек знал ответ на заданный классу вопрос, его черные, как угольки, глаза зажигались, и эти искорки, казалось, разлетались по всему классу.
Саламбека расстреляли с воздуха в начале декабря 1999 г.. Приблизившись, войска расстреливали Гойское уже и из артиллерии. В "окно" между этими обстрелами Саламбек вывез мать в соседнее Алхазурово. В следующее "окно" поехал на своем "Москвиче" за домашним скарбом. Как бы гостеприимны и щедры не были люди, принявшие тебя и твою семью, сложно прожить без собственной ложки и кружки, одеяла и подушки…
К крыше "Москвича" было привязано два стула, к ним - черенок от лопаты с куском белой материи. На этот "белый флаг" на дороге у въезда в село Алхазурово и спикировал штурмовик. Ракета не оставила Саламбеку ни одного шанса выжить. Он не успел даже выпрыгнуть из машины. Видимо, Саламбек не увидел открывшего на него охоту самолета.
Через два месяца жертвой другой "охоты" станет Сапа Умаров, одноклассник Саламбека. На этот раз убийцы будут на машине. Они въедут в Гойское вслед за Сапи и на глазах у пришедших в ужас женщин и детей начнут бить в след парню из ручного пулемета и автоматов. Один припадет на колено и выстрелит в колено Супьяну Литаеву, который попытается собой закрыть Сапи. Супьян упадет, и "снайпер" добьет Сапи. Работники прокуратуры соберут и увезут с собой все гильзы. В Гойском их больше не увидят. Никто не узнает и результатов следствия. Да и было ли оно?!
Муса Дадаев, мой одноклассник, был старше всех в классе. Только он один уже в восьмом классе брился. Окончив школу, отпустил иссиня-черные усы. Балагур и жизнелюб, в школе пчелой, кружащей вокруг медоносного цветка, вился вокруг нашей одноклассницы Коки, но женился на другой, враче. Когда дом в Гойском в 1996 году разбомбили, поселился в поселке Кирова - пригороде Грозного. Говорил, что обязательно возвратится в родное село. Все так и случилось: задержанного во время зачистки в поселке Мусу нашли убитым на территории заброшенного нефтеперерабатывающего завода, привезли в Гойское и похоронили на сельском кладбище.
У военнослужащих, в очередной раз "зачищавших" поселок, не было претензий к Мусе. Не спросив у него даже паспорта, они приготовились сжечь стог сена у соседа Мусы: под стогом, мол, спрятано оружие. Муса тогда и сказал: "Зачем сено-то сжигать? Давайте я его уберу. Человеку корову надо кормить".
Стог не тронули, а Мусу увели с собой…
Зиндан
В моей памяти не просто имена, а живые образы еще десятков моих односельчан, ставших жертвами бессмысленной жестокости бессмысленной войны. Я знаю, как жил и как погиб каждый. В моей душе нет ни страха перед смертью, ни сожаления о том, что я любил этих людей при их жизни, а воспоминания о них продолжают приносить невыразимую боль. Когда же удается обуздать эмоции, война начинает представляться бесконечным калейдоскопом смерти невинных людей.
…Вот бездетный старик Али, сосед Сулумбека, наклонился, чтобы разглядеть блестящий предмет на земле. Тронул его костылем, и в близорукие глаза ударило пламя взрыва, а в грудь - множество осколков. "Побрякушка", сверкавшая на солнце, оказалась не разорвавшимся снарядом к подствольному гранатомету.
…Ровесник Али, немногословный и набожный Хусейн Тужиев всю жизнь проработал в местном совхозе бульдозеристом. Весной 1996 г. его дом артиллерией разнесло буквально в щепки. Хусейн как-то сразу одряхлел, сгорбился, почти ослеп. Он подорвался на мине в Грозном, где в полуразрушенной хибаре прожил последние шесть лет своей жизни.
…Ахмед Умаров. Предельно вежливый со всеми, он умел оставаться незаметным. Я не знаю случая, когда бы он кого-то обидел словом ли, делом ли. Во время очередной зачистки в феврале 2000 г. его задержали, увезли в Ханкалу. Избитый до полусмерти, он провел почти пять суток в зиндане. После освобождения Ахмед медленно угас, растаял. Эта смерть подкосила и Косама, отца Ахмеда…
Весной 2000 г. я впервые с начала второй войны выехал за пределы Чечни. Когда остался позади блокпост "Кавказ" на Чечено-Ингушской границе, буквально физически ощутил, как плечи и душа освободились от многотонного груза внутреннего напряжения, как расслабляется все то, из чего сотканы плоть и душа. В этом - за блокпостом "Кавказ" - мире, находящемся всего лишь в 60 километрах от моего родного дома, как оказалось, светило и согревало солнце, улыбались люди… Мне показалось, что я в первый раз за многие месяцы вылез из зиндана, а эти люди даже не знают о его существовании…
Мир, мне кажется, до сих пор ничего не знает о войне в Чечне.\\\\\\\\\\\\\Миллиардеры и цыгане
Мутуш Танов
Клеймить, ..бесплодная затея
Нас разводящих через карты
цыган .Страшней есть богатеи
Через войну на миллиарды

Сосущих из народов кровь
Миллиардеров клан  воров
\\\\\Читай ещё друг и об том.
трудягой будь Потом поэтом
.
 \\\\\\\\\\\Перс царь Амади 1 век "Войны и революции устраивают богатеи ,чтобы черпать золото из крови воюющих сторон" Алексей Шмаков депутат царской Думы  1878-1930гг стр 13 "Тайное мировое правительство"
Взрослые и дети
Знайте  миром этим
Рулит очень хитрый  бес
Под названьем "ФРС"

Быть невежами нельзя
В бой зовущие друзья
Знайте ,за спиной враг бдит
И в войне тот победит
Кому баксы даст рука
Из печатного станка .
 
Магомед Шагаипов
" Желтоголовый уж улизнул, обворовал всю страну и дальше будет сосать нашу кровь, Елизавета значит замешена  в кровососании нашей страны ".Е Федоров"Каждый день, в виде налогов, платим закулисе миллиард долларов..."2022Г.