Хаома
в зороастрийской и до зороастрийской ритуальной практике ариев
Как известно, особое место в иранской мифологии и эпосе играет царь Джамшид (Джемшид, Джамшед, Йима; авест. Йима Хшайта; др.- перс. Йама), третий или четвертый правитель из династии Парадата (Пишдадидов). Эпитет Йима – Хшайта толкуется как «правитель, царь» (Э.Бенивестом), либо как Йима Сверкающий, Йима Сиятельный (М.Дрезденом).
Согласно «Хом-яшту» (Ясна 1Х 4-5), его отец Вивахвант первым выжал сок хаомы, и в награду породил сына, в царствование которого не было ни мороза, ни зноя, ни старости, ни смерти для людей и скота, и все люди имели облик пятнадцатилетних юношей.
Йима приносил в жертву Ардвисуре жеребцов, коров, овец на горе Хукарьи, прося власти над людьми и дэвами (Ардвисур-яшт V 25-27); и молился Аши, чтобы удалить от всех созданий голод, жажду, старость и смерть (Ард-яшт ХV11 28 – 31); о том же он просил Дрваспу, принося жертвы («Гэуш-яшт», Яшт 1Х 8-10), и Вайу («Рам-яшт», Яшт ХV 15-16). Поэма «вавилонское дерево» упоминает, что Йима подчинил дэвов. Почитание его фраваши упомянуто во «Фравардин-яште» (Яшт Х111 130).
В «Гатах» Заратуштры Йима осуждается за некий грех. Неясность оригинала (Ясна ХХХ11 8) допускает различные переводы и толкования: либо за то, что ввел употребление в пищу говядины, либо за то, что поклонялся скоту, либо за то, что провозгласил себя Быком-Богом.
Однако нас в этой истории интересует не сам Йима, отец которого Вивахвант первым выжал сок «хаомы», играющую важную роль в культовой практике ариев, а сама «хаома». «Хаома» (авест. Hаоmа) в древнеиранской (до-зороострийской) религии обожествленный галлюциногенный напиток, божество, персонифицирующее этот напиток и растение, из которого он изготовлялся. В самой Авесте хаоме посвящен целый яшт.
Хаома использовалась в религиозных обрядах. Считается, что культ ее восходит к древнеиранскому периоду и образ его имеет точное соответствие с индийским Сомой в ведийской культуре Индии, хотя в виду довольно раннего расхождения авестийской и ведийской традиций и не рекомендуется смешивать их.
Считается также, что Заратуштра сам выжимал хаому и этот обряд сохранился, как неотъемлемая часть зороастрийского ритуала. Наиболее полные данные о Хаоме содержатся в «Авесте», прежде всего в «Яште о Хаоме»(«Хом-Яшт», «Ясна» 9). Следы «хаомы» обнаруживаются и в иных иранских традициях. Высказывается мнение, что, по крайней мере, часть скифов и сарматов почитала Хаому.
Торжественное жертвоприношение Хаома гарантировало в зороастрийском ритуале бессмертие для верующих, а также устойчивость миропорядка в космосе и социуме. Ясна начиналась жертвоприношением быка, затем Хаома растирали и смешивали с молоком. Полученный напиток бессмертия посвящался Ахурамазде. Момент смешивания сока Хаомы с молоком символизировал чудесное явление в мир Заратуштры. С последней в мировой истории ясной (жертвой), которую сотворят саошьянты, мир вернется в изначальное совершенное состояние всеобщего бессмертия.
Отмечаются попытки возвести происхождение этого слова к авестийскому hav- «выжимать». Но само слово «хаома» в качестве названия растения
встречается если не во всех, то во многих индоиранских, алтайских и других языках и имеет почти везде одинаковое значение. Так, согласно мнению известного исследователя тюркских языков А.Дыбо историческое *kumlak “хмель» в новых тюркских языках встречается в следующих вариациях: кыпч., кар. кумлак, кумлах, татар. кулмак, сиб.-тат. кумлак (Тум. ЗС 152), татар. диал., башк. кумалак; ног. кылмак; каз., кирг. кулмак; галт. куманак; хакас. хумнах; шор. кубанак; чуваш. хамла; см. VEWT 299; EDT 628; ЭСТЯ 2000, 138-139; Федотов 11 326; булгар. > венг. komlo (см. Gombocz 1912; MNyTESz 11 537). Из чувашского языка заимствовано мар. umla, эmalэ «хмель» (Ras. CLC 235)».
В иранских языках «*haum;a- (для некоторых из приводимых лексем возможна и реконструкция *hauma- 'хвойник, эфедра' отмечаются следующие версии: афг. ;m;m 'кузьмичёва трава, эфедра, хвойник (ephedra)'(Асл. 93), согд. (al-Birum) hwm 'Pflanzenname', кл. перс. hdm 'эфедра, хвойник (ephedra)' (Руб. 734), талыш. hY;ме 'хмель; плющ' (Пирейко 242), ср. авест. haomya- 'zum Haoma geh;rig'; *haum;na- 'хвойник, эфедра': афг. ;m;n m. 'кузьмичёва трава, эфедра, хвойник (ephedra)'(Асл. 92), мундж.y;mana 'хвойник', йидга y;mend 'хвойник'».
Некоторые исследователи полагают, что тюрк. слово имеет, в общем, почти удовлетворительную алтайскую этимологию: ПАлт. *k'iomolV 'вид пахучего съедобного растения', монг. *k;meli 'вид дикого лука/чеснока' (Less. 487), халха х;м;л 'лук монгольский', ТМ *xim;e-kte 'черемуха' (ССТМЯ 1, 318), ПЯп. *kamira 'вид чеснока' (EDAL). Отмечается также, что булгарская форма могла бы послужить источником и славянским, и германским (ср. коллекцию булгаризмов в германских языках, собранную В.А. Терентьевым — Терентьев СТ) формам, и осет. слово также может быть булгаризмом.
Оспаривая аланскую этимологию термина, исследователи, которые склонны усматривать в этом слове тюркскую природу, исходят из того, что в иранских языках словом «хаома» обозначается «хвойник - низкий кустарничек семейства хвойниковых, который внешне не похож на хмель". Следовательно, по их логике, перенос семантики может быть объяснено на функциональном уровне: через переход на хмель для изготовления опьяняющих напитков. "Но непонятно, ставят они вопрос, что подвигло аланов в практике осуществления традиционного для них ритуала перейти на использование другого вида растения, перенеся на него и старое название, если близкие к среднеазиатским виды хвойника, содержащие алкалоид эфедрин, распространены на Кавказе и в Северном Причерноморье? Но считают, если же все-таки принимать иранское происхождение пратюркского слова (в этом случае гораздо лучше выглядит семантическая сторона: чеснок и черемуха еще сопоставимы как резко пахнущие съедобные растения — и ср. параллельное соотношение в индоевропейском (черемуха — черемша), — но чеснок и хмель не сходны ни внешне, ни функционально, во всяком случае хмель используется совершенно не как пахучее растение). Кроме того, как они полагают, «не встречаются случаи, чтобы сам народ называл растение своим именем. Такое название могли дать только соседи». Но, тем не менее, не отрицают и то, что талышская форма, безусловно, поддерживает осетинскую этимологию и то, что хронология аланских фонетических переходов также не противоречит предположению о заимствовании его в тюркский язык».
Упомянутая выше А.Дыбо исходит из такого же понимания вопроса и считает, что в тюркских языках *kumlak - это иранское заимствование. «Предполагаемый иранский источник слова - аланский этимон осет. x°ym;llg 'хмель' — последнее этимологизируется В.Абаевым (IV 261) как словосложение *hauma-aryaka «арийская хаома». Как признают исследователи, этимология слова здесь фонетически безупречна и семантически правдоподобна. И на этой основе названия хмеля в кавказских, тюркских, финно-угорских, славянских и германских языках объявляются аланизмами.
Но на самом деле этот вывод представляется поспешным. Во-первых, непонятно содержание термина «кавказские языки», когда они слишком разные, чтобы могли быть объедиены в семантике единого термина. Во-вторых, почему можно полагать,что «хмель» с самого начала ритуальной практики ариев и есть «хаома», а не какое-нибудь иное растение? Ведь название в течение времени могло переходить с одного растения на другое, что демонстрируют даже приведенные примеры, когда в ирано-тюркских языках под исторически одним названием известны и «хмель»,и «хвойник», и «плющ». Здесь можно привести также русск. (после падения редуцированных) инверсионное (перевернутое) слово мох < из др.-русск. мъхъ, имеющий свои соответствия и в других европейских языках: лит. musos «плесень, мох», лат. muscus «мох», др.-в.-нем. mos «мох, болото». Правда, этимологию его связывают с болотом, где и произрастает, но эта версия представляется ошибочной.
Обращает на себя внимание, что европейские варианты на -s совпадает с индийским названием этого растения «sama», тогда как русск. на -х с иранским – «хаома», что в принципе не удивительно, если учитывать насыщенность русского языка древними иранизмами. Но в целом, несмотря на то,что существует ряд гипотез, ничего определенного о растении, из которого мог быть изготовлен ритуальный напиток ариев, сказать пока невозможно.
Но мы не согласны с такой постановкой вопроса. Нас интересует аланский этимон современного осетинского x°ym;llg 'хмель', который, как уже отмечалось, этимологизируется В.Абаевым (IV 261) как словосложение *hauma-aryaka «арийская хаома». Но вот вопрос, если согласно В.Абаеву существовала «арийская хаома», значит, должна была существовать и «неарийская». В противном случае, зачем в названии растения должен был присутствовать различительный эпитет «арийский»?
Как представляется этой «неарийской хаомой» было махъ < (* ма(р)хъ)- общее название злаков у восточно-кавказских народов, иначе алародиев, заимствованную у них на заре веков древнеиранскими племенами, правда в перевернутом и в несколько искаженным виде, что вполне закономерно, учитывая звуковые сложности алародийских языков.
Опережая вопрос, почему направленность заимствования из восточнокавказских языков в иранские, поясним, что аланский язык априори не может быть источником заимствования данного слова для автохтонных кавказских языков, как это было в случае с тюркскими языками. Слишком велика хронологическая несовместимость аланских и древних кавказских племен. Кроме того, ритуал «Хаомы» отмечали задолго до появления аланов на мировой арене,в связи с чем аланский язык как источник заимствования из обсуждения исключается. Не может являться источником заимствования анализируемого слова и древнеиранские языки. Трудно себе представить ситуацию, чтобы оседлые земледельц Кавказа могли заимствовать название аграрной культуры у кочевых арийских скотоводов. Это в принципе нонсенс. Поэтому остается искать его корни в местных языках.
Для обозначения различных видов злаков в восточно-кавказских языках существуют несколько вариаций данного слова.
Ячмень: чеч. мухъ, инг. мухъ, багв. муйа, тинд. муйа, муа, год. муъа, цез. махъа, хвар. махъа, бежт. о(н)хъ, муькье, гунз. огь, гин. махъа, лак. хъа, дарг. мухъи, мухъе, арч. маха, лезг. мух, мых, таб. мух, агул. мух; крыз. мых; будух. мух, удин. му; хинал. махъа.
Зерно (при черодовании звуков гь – х в даг. языках): авар. мугь, анд. мугьукарат. мугьа, ахв. му(н)гьи, тинд. мугьу, цез. мугьу, хвар. му(н)гьу, бежт. мугь, гунз. мугь, гин. мугь(у), арч. мугь. Сюда же хинал. магъ «поджаренная с конопляными семенами пшеница».
Голозеренный ячмень: авар. маг1ар, агул. маг1ар. В обоих случаях гортанный -г1 < гь, который в свою очередб восходит к х(хъ). К дагестанским лексемам здесь примыкает и слово «маха» для обозначения одного из древнейших видов пшеницы представлено и в грузинском языке. Ныне встречается лишь в лечхумском говоре. По С.С.Орбелиани «маха – хлебный злак похожий на полбу». В.Л.Менабде отмечает, что «пшеница махо… как прототип културной пшеницы занимала обширную земледельческую область как в Азии, так и в Европы и Африки (Пшеницы Грузии, 119). Однако он не приводит сведения о том, как называлась эта важная аграрная культура в областях своего распространения.
Кроме того,фрагментами приведенной выше праформы махъ < *ма(р)хъ,точнее фрагментами основы косвенных падежей его *ма(р)хъар являются и названия поля во многих дагестанских языках: авар. хур, анд. хур, карат. хуре, гьур, ахв. хури, тинд. ***а, чам. хуйа, ботл. хури, год. хури, лак. хъу, къур, дарг. хъу, арч. ух, таб. ху-т1ил, агул. ху, хуй (мн. хув-ур, хупп-ур), рут. хуй.
В рассматриваемом контексте интерес представляют и ритуальная пища дагестанцев – густое варево из различных видов злаков, сваренных вместе, название которого наиболее полно сохранилась в аварском «мугь», а также слабоалкогольный напиток на основе муки из жареного ячменя, чье название частично нашло отражение в современном рутульском «х-ян». Во всех остальных случаях прежние названия поменялись на другие. Мы полагаем,что именно этот напиток мог послужить прототипом до-зороастрийского ритуала «Хаома» древнеиранских племен, который они заимствовали вместе с самим сакральным действом. Ритуал на основе продуктов земледелия, как и растительный культ никак не мог возникнуть у скотоводов. Тем более, если и название его со всей очевидностью заимствовано у чужих народов.
Свидетельство о публикации №222040800558