Волга в ветках

   Две серые цистерны с жидким кислородом стояли вертикально, и от них, по асфальту, стелился пар. Он был белым и плотным, словно сделанным изо льда, порубленного в мелкую, невесомую пыль. Я прижался подошвами к канализационному люку, чтобы хоть немного согреть свою обувь и ждал. Каждые десять минут мимо меня медленно проезжали машины скорой помощи. Они не включали звук сирен даже при движении по городским улицам и только молча сверкали во все стороны синими проблесковыми маячками. В народе говорили, что на этот счёт существовал тайный запрет от самого губернатора, не желавшего сеять среди населения нашей области лишнюю панику. Вероятно, слухи... Однако, иных версий, способных дать другое, вразумительное объяснение происходящему, ни люди, ни власти, так до сих пор и не придумали. Я сошёл с люка и, встав носками на бордюр, начал раскачиваться вверх-вниз, перегоняя кровь себе в ноги. Стало лучше. Из скорой рядом со мной на руках вынесли двух бледных стариков с пустыми взглядами и пересадили в инвалидные кресла. Если бы у них были закрыты глаза, то их было бы невозможно отличить от покойников. Зима ещё не наступила, и я вдруг подумал о том, что последним снегопадом, который они увидят в своей жизни, может стать снег из маленьких кусочков ваты, которым им будут протирать кожу, перед тем, как воткнуть туда шприцы с лекарствами.

   Двадцать минут назад, моя бабушка сидела тут же, в отцовской машине, а я стоял снаружи и разговаривал с ней через окно. Она выглядела испуганной. Я машинально, тайком, сделал фотографию - на всякий случай, на память. Ей было восемьдесят четыре года, и уместить в список её хронических болезней ещё одну страшную строчку уж точно бы не получилось. К тому же теперь, после смерти деда, жить дальше она явно не хотела. Будущее исчезло, и всё, что ей оставалось, это копаться в собственном прошлом. Стены её квартиры заполнились рядами старых, портретных фотографий, среди которых, единственным цветным пятном, в кольце чёрно-белых мертвецов, висело моё детское лицо, что обиженно кривилось от солнца. Бабушка всегда была доброй и совершенно не злопамятной, но за последние три года, я услышал от неё десятки неприятных историй о людях, что её окружали. Одни отказывали в гостеприимстве; другие устраивали пьяные скандалы, прикрываясь своими высокопоставленными детьми; а третий, поехав смотреть их только что построенный дом в деревне, весь день ходил с недовольным видом. Следующим утром, на деревянной, свежеокрашенной лестнице, нашлась его истлевшая до основания сигарета, что лишь по счастливой случайности не стала причиной пожара...

   Двери приёмного отделения открылись. Бабушка, держась за моего отца, прошла в соседнее здание. Отец, который тоже болел, но не так сильно и опасно, успел сказать, что ей собираются провести обследование лёгких, и это займёт ещё около двух часов, так что стоять здесь для меня нет никакого смысла. Темнело. Я бесцельно побрёл вперёд по двору больницы и вскоре, через дыру в заборе, выбрался наружу. Буквально в нескольких метрах отсюда начинался лес, а вдоль него, в обе стороны, уходила грунтовая дорога. Колеи от колёс были заполнены лужами. Кое-где из воды выглядывали размокшие доски и обломки красного кирпича. Я направился влево. Далёкие многоэтажки горели вечерними огнями. Некоторые окна светились ярким, фиолетовым цветом, и я воображал, что там живут инопланетяне. Позади залаяли собаки. Я обернулся. Стая меня не заметила, но идти обратно тем же путём было невозможно. Сверившись с навигатором в телефоне, я понял, что проще всего ненадолго нырнуть в лес и обходными тропами вернуться к больнице. Времени на это хватало.

***

   Я спрятал телефон во внутренний карман куртки, чтобы он не выключился от холода и окунулся в чащу. Бесснежная осень. Конец ноября. Среди деревьев стоял туман, что поднимался сюда с Волги. После строительства Жигулёвской Дамбы, она здесь стала очень широкой, похожей на море. Если взглянуть на старые карты, то можно увидеть, что внизу, под водой, спрятаны дороги, болота, деревни. Водохранилище, словно большая, голубая стёрка, заштриховала эти земли, присоединив их к реке. От влажного воздуха в сочетании с быстрой ходьбой, я начал кашлять. Голова закружилась, и мне пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Тогда, в паре десятков метров впереди, я снова увидел собачью стаю. Только вот двигалась она уже с другой стороны. Животные проносились сквозь лес большой колонной, и их совсем не интересовало моё существование. Десятки фигур в мутной, белой пелене казались призрачными, ненастоящими. Присмотревшись, я с удивлением обнаружил, что кое-где, среди собак, виднеются кошки. Они вместе спасались от чего-то страшного. Спотыкаясь и ломая ветки, толпу замыкала корова.

  Мираж исчез, как плохо схваченное воспоминание о далёком прошлом. Я снова достал телефон, но точки моего местоположения, из-за отсутствия интернета, там уже не было. Наверное, стоило просто двигаться дальше, чтобы, дождавшись следующих изгибов тропы, по их узору понять, где я нахожусь, и куда мне нужно идти... В лесу, в жизни... В любом случае, я сделал иной выбор. Я направился туда, откуда убегали животные. Постепенно темнея, лес стал чёрным и мрачным, будто в нём можно было встретить Кошмаров из четвёртых Героев Меча и Магии. Кашель накатывал с новой силой, и я подумал о бабушке. Не я ли её заразил? Нет ли моей вины в чём-то другом? В день смерти деда, я собирался поехать к нему в гости, в деревню, но на улице было слишком жарко, и я поленился, оставшись в городе. Он несколько часов возился с установкой антенны на крыше дома, а потом, уставший, пошёл мыться в баню, и у него остановилось сердце. Если бы я тогда был там и полез наверх сам, то, возможно, всё сложилось бы иначе...

   Спустя несколько сотен метров, лес расступился, и я вышел на небольшую поляну, покрытую высокой, мокрой травой. На тёмном небе не было видно ни луны, ни звёзд, однако оно будто светилось изнутри, словно экран телевизора, который включен, но ничего не показывает. В середине поляны стояла целая улица из маленьких, одноэтажных срубов. Заборов тут никто не строил, а по утоптанности тропинок, соединяющих разные жилища, можно было легко понять, кто с кем дружит, и кто кого ненавидит. У ближайшего из домов, орудуя топором, работал мужчина. Он осторожно демонтировал окна и складывал их в телегу, запряжённую лошадью. У него была длинная борода с сединой, и простая, сельская одежда, что выглядела уже даже не старомодно, а, скорее, исторически. Я подошёл поближе и помог ему с последним из окон. Мужчина смотрел на меня с любопытством, но сам разговора не начинал.

   -Не подскажете, где мы находимся? Как отсюда выбраться к городу?

   Незнакомец вогнал топор в пенёк, и где-то вдалеке обеспокоенно зашумели курицы.

   -Заблудился? А я уж думал, ты из комиссии, по плотине этой. Затопят нас, не передумают уже, наверное... Сказали, что время ещё есть, но мне бы с родителями помочь. Машину б за ними прислать, да и людей серьёзных, чтобы уговорили их уйти отсюда. Живность бросать не хотят, ценности оставлять тоже не собираются. Даже окна, и то потребовали снять, а сами - ни в какую...

   Он кивнул в сторону дома. Я заглянул в опустевший оконный проём и увидел там двух стариков, в свете ночной лампы. Бабушка вязала, дед читал книгу. На фоне играло радио. Старый спектакль, с эталонными, советскими голосами, в котором говорили о больших стройках, войне, космосе... Я начал вслушиваться, узнавать детали и вспоминать его название, но тут меня отвлекло сообщение, что пришло на телефон. С лёгкими бабушки всё было в порядке. Врачи уверены -  сейчас ей совершенно ничего не угрожает. Обойдётся. Но это же временно. Своей смерти ты не почувствуешь, так что она не в счёт, а вот с другими всё обстоит страшнее... Бабушки и дедушки, родители, старшие родственники, учителя...  Вода начнёт прибывать постепенно. Она будет плавно, спокойно и безжалостно поглощать пространство твоего прошлого, но ты спасёшься - ведь это не цунами, а всего лишь наводнение. Беда в том, что в конечном итоге, спасение достанется только тебе одному. Те, кто сбежать не смогут - останутся здесь навсегда.

   В груди вспыхнула резкая боль. Я опёрся руками на подоконник. Старики удивлённо, испуганно подняли на меня взгляды. Задыхаясь от кашля, я упал вниз, к земле. Гораздо раньше своей очереди.

Россия, 2022г.