С. Чемберлен. Исповедь бродяги

35
Друзья и фейерверк.

Только в середине июня мы получили официальное уведомление о том, что мирный договор между Соединенными Штатами и Мексикой был подписан в Гeаделупе 30 мая 1848 года. В добровольческих лагерях раздавались аплодисменты. «Ура Новому Орлеану! Домой! В Соединенне Штаты!». Все они были в большом ликовании. Но для солдат, настоящих «парней дяди Сэма», мирный договор не имел большого значения, они должны были отбыть свой срок до конца, мир там, или война. Я сам был зачислен только на войну, но по совету майора Ракера решил остаться в моей эскадрилье, охраняя огромное количество артиллерийских и интендантских складов в Монтерее, пока они не будут собраны и отправлены из страны.

 
Я был удовлетворен, потому что мне нравилась Мексика, и у меня было серьезное намерение остаться в стране, сменить Сальтеадор, выследить Эль Туэрто и отомстить за Кармелиту, а затем жениться на какой-нибудь seniorita rica (богатой даме), вернуться в Бостон под именем дон Хуан Пелонсильо, и уйти в Церковь. Но судьба, удача или провидение распорядились иначе. Когда последний фургон выехал из нашего лагеря в Уолнат-Спрингс, мы попрощались с плачущими сеньоритами Сан-Николас и двинулись вниз по дороге Камарго в сопровождении сотен наших прекрасных друзей. Некоторые ехали верхом на мустангах, некоторые на  Burros (ослах), но большинство шли пешком, и все стремясь выбраться из страны, чтобы избежать самых ужасных бесчинств со стороны «гризеров», которые, как казалось, были полны решимости убить всех дружков «yankedos», как назывались их мексиканские любовницы.   

 


На следующее утро,  только мы добрались до большой площади городка Марин, как внезапно прибыл посыльный и вручил майору Ракеру письмо. Это был приказ драгунам вернуться в Монтерей, чтобы подготовиться к путешествию в Калифорнию – для нас это место было пока что полной terra incognita (неизвестная земля). Некоторые из драгун дезертировали еще до того, как мы добрались до нашего старого лагеря, и большинство из нас были недовольны. Но я обрадовался, ибо это обещало новые приключения и впечатления, и я решил пойти туда, даже если мне придется снова подписать контракт. Мы отправились в наш старый лагерь, к большой радости «yankedos» Сан-Николаса. Во время войны многие женщины страны оказались верными друзьями наших «Los Gringos», и мы часто были в долгу перед ними за ценную информацию о передвижениях врагов, их собственных соотечественников. Наши белокурые подруги выказывали крайнее презрение к слабым и развратным «гризерам» и публично восхищались рослым телосложением, светлой кожей, голубыми глазами и добрым и учтивым поведением Los Barbarianos del Norte (северных варваров). Это чувство не ограничивалось низшими классами; sefioritas ricas и «donas puros Castillanas» городов делили его с  poblanas и margaritas из деревень. Как можно было бы предположить, это не увеличило любви hombres (людей)  к нам, и не делало положение «yankedos» теперь, когда их покровители покидали страну, более приятным. Они терпели ужасные оскорбления со стороны вернувшихся мексиканских солдат и ладронов страны — их насиловали, отрезали уши, клеймили буквами «США». а в некоторых случаях они были зарезаны трусливыми «гризерами», которые таким образом мстили беззащитным женщинам.

В Сальтильо было несколько женщин, которые жили с американцами и были образцами своего класса. Когда наши войска покинули город, эти несчастные вынуждены были остаться, некоторые из них были дамами необыкновенной красоты. После того, как мексиканская дивизия генерала Ломбардини вновь заняла этот город, власти устроили грандиозный праздник в ознаменование заключения мирного договора. В полночь Гранд-Плаза была вся охвачена фейерверками и заполнена пьяными солдатами, когда толстый монах-доминиканец, некий падре Олитце, поднялся на фонтан в центре площади и самым пламенным языком осудил всех этих несчастных «yankedos». С дьявольскими воплями выискивали они «жалких тварей», вытаскивали их из постелей в ночных рубашках на площадь, где часами подвергали издевательствам.   Невиданные зверства были совершены над ними при посредничестве не менее жестоких ослов, а затем, в предсмертной агонии, им отрезали уши и наносили последний «удар милосердия» - перерезали им горло. Двадцать три женщины были замучены до смерти в это время, и ни генерал Ломбардини, ни кто-либо другой из мексиканских властей, не обратили на это внимания



36
Экспедиция в Калифорнию.

Экспедиция через Нью-Мексико в Калифорнию была подготовлена в Уолнат-Спрингс самым серьезным образом. Она состояла из рот «D» и «E» Второго драгунского полка, плюс отряд «H»; трех отрядов Первых драгун и Батареи легкой артиллерии Брэгга, теперь под командованием лейтенанта Килберна. Кавалерией командовал майор Лоуренс П. Грэм, а всем отрядом командовал подполковник Джон Вашингтон. Наш лагерь кипел приготовлениями, фургоны были отремонтированы, покрытия заменены, новые лошади и мулы куплены в Камарго, все учения прекращены, и офицеры сделали все, чтобы люди остались довольны предстоящей переменой жизни.

Всех нас, призванных на войну, теперь уволили из армии и выдали зарплату. Мне было жаль расставаться с моими товарищами, которые, казалось, были моими единственными друзьями, но у меня также было и сильное желание увидеть Калифорнию. Я навестил свою подругу миссис У. В. Чепмен, чей муж работал квартирмейстером. Благодаря ее влиянию я получил должность аж Старшего Кучера, с шестьюдесятью пятью долларами в месяц и двумя пайками в день — гораздо лучше, чем те семь долларов в месяц, которые я получал в качестве драгуна.

18 июля 1848 года мы попрощались с Уолнат-Спрингс в последний раз. Утро было восхитительное, рощу наполняли птички с разноцветными веселыми перышками, воздух благоухал ароматами апельсиновых и гранатовых деревьев, вся природа имела праздничный вид, как будто радуясь отъезду северных захватчиков из Мексики. Горн выдал громко и четко: «На коня!», и самая красивая колонна войск Соединенных Штатов, которую когда-либо видели, вышла из леса и направилась мимо Черного форта к Монтерею. Вся команда была одета в ярко-красные фланелевые рубашки и черные фетровые шляпы с широкими полями, и все это, с их белыми поясами, полированным оружием, яркими знаменами и лихими всадницами, скачущими взад и вперед по нашим флангам, производило очень сильное впечатление, редко наблюдаемое в унылой рутинной службе дяди Сэма.

Мы отправились в лагерь в Ариста-Миллс, я остановил там наш обоз из 50 фургонов, поставил палатку и уже собирался обедать, когда подъехала женщина с одним из квартирмейстерских клерков, который указывая на меня, сказал: «Ему» — и уехал. Я спросил у дамы, о чем это он, и она протянула мне записку, адресованную: «Пелонсильо Джеку, Б.П.М. (Босс Погонщиков Мулов). Записка, насколько я помню, гласила: «Дорогой Джек, предъявительница этого, мисс Эллен Рэмси, желает поехать в Калифорнию, и я рекомендовал ей вас как подходящую сторону для заключения брачного контракта.  Она все объяснит. Ваш и т. д., Хью Элмсдейл». Это необычайное послание написал мой друг, служащий продовольственного отдела.

Я взглянул на «предъявительницу» и, конечно же, мой взгляд никогда не останавливался на более прекрасном образце женского рода (физически), чем та самая Эллен Рэмси. Она была полных шести футов ростом, великолепно сложена, с бело-розовым цветом лица, темно-синими глазами, с ярко-золотыми волосами, ниспадавшими ей на спину тяжелыми локонами, одетая в амазонку из синего вельвета и черную кавалерийскую шляпу, из которой свисал белый шлейф. И это чудо собиралось поехать со мной в Калифорнию — фу, черт! Она рассказала мне свою историю: высадилась в Техасе в 1847 году вместе с другими эмигрантами из Шотландии, оспа и корь забрали жизни многих из них, в том числе и родителей Эллен. Достигнув Сан-Антонио, она добилась положения у дамы, чей муж был комиссаром добровольцев. С ними она приехала в Монтерей, а теперь они возвращались в Техас. Она хотела отправиться в Калифорнию, но приказ запрещал всем, кроме замужних женщин, идти с нашими войсками.

Краснея, я попытался отклонить ее предложение, но она рассмеялась моей застенчивости и сказала: «После того, как мы проживем вместе год, мы лучше узнаем друг друга, и тогда, если мы захотим, мы сможем пожениться. А если мы не договоримся, то разойдемся с миром». Что я мог сделать? Там сидели эти шесть футов женского совершенства, с обаятельной улыбкой на губах и невинным взглядом ребенка, сияющим в ее голубых глазах! Что делать? Я поступил так, как поступил бы всякий грешник, сдался на усмотрение судьбы и согласился, сказав: «Вот моя палатка и снаряжение, чувствуй себя как дома». Она так и сделала. Ее лошадь была расседлана и привязана к той же палке, что и моя, затем подъехал ослик с ее поклажей, и через пятнадцать минут я едва с трудом узнавал свою палатку. На земле красовался ковер, висело зеркало, прикрепленное к шесту, возникла и удобная на вид кровать, с белоснежными простынями и наволочками! Мисс Эллен, переодевшись в короткое платье и закатав рукава, обнажая пухлые белоснежную мускулистые руки, с большим усердием готовила ужин. «Шотландка Эллен», как ее все прозвали, стала не просто любовницей, но намного больше. Ибо она была еще и превосходной кухаркой, имела собственную лошадь и хороший запас одежды, так что, в конце концов, все было очень даже хорошо.

Я сообщил о своем новом партнере капитану Чепмену, и он любезно дал свое согласие. Ее пример оказался заразительным, потому что, когда на следующее утро мы уже собирались тронуться в путь, из-за поворота дороги у Обиспадо показался обоз из трех больших «фургонов Чиуауа», знаменитой дамы по кличке Грейт (Великий) Вестерн! (Great Western). Она подъехала к полковнику Вашингтону и попросила разрешения сопровождать экспедицию, и полковник направил ее к майору Ракеру, который сообщил ей, что, если она выйдет замуж за одного из драгун и будет принята на работу в качестве прачки, она сможет поехать. Ее светлость отсалютовала по-военному и ответила: «Хорошо. Майор, я женюсь на всей эскадрилье!». Проезжая впереди очереди, она закричала: «Кому нужна жена с пятнадцатью тысячами долларов и с самой большой ногой в Мексике! Ну же, мои красавчики, не кричите все сразу, так кто этот счастливчик?!».
 


Я не знаю, заставила ли мужчин в принятии решения поколебаться мысль о том, что у Грейт Вестерн один муж уже имелся в 7-м Пехотном полку, а другой в драгунском полку Харни, но поначалу казалось, что никто особо и не был расположен принять это заманчивое предложение. В конце концов Дэвис из роты «Е» (той самой, что выпорола Догерти) сказал: «Я не возражаю против того, чтобы сделать вас своей женой, если здесь есть священник, чтобы связать себя истинными узами брака». Со смехом героиня ответила: «Принеси свое одеяло сегодня вечером в мою палатку, родной, и я научу тебя связывать такие истинные узы, которые, я думаю, тебя вполне удовлетворят!». Таковы были нравы армии в Мексике. Миссис Дэвис, урожденная Боргиннис, вошла в бухгалтерские книги компании «Е» как «прачка», и еще она выдавала пайки.

Кроме Грейт Вестерн и моей шотландской лэсси (порода собак), в команде находились миссис Чепмен, жена сержанта де Ланси, миссис Чарли МакКри, и еще была молодая служанка миссис Чепмен. Около полудня мы возобновили наш марш. Мисс Эллен мирно ехала рядом со мной, а я рассказывал ей сказки о своей страшной жизни, и как по этой же дороге за мной гнались когда-то злые партизаны. Я нашел своего партнера более практичным, чем сентиментальным; когда я рассказал, как мои штаны и плоть были разорваны колючками и щебнем, она, не расспрашивая о моих собственных страданиях, хладнокровно сказала: «Жалко, что ты их выбросил! Я могла бы легко починить их для тебя!». Ну, ведь  совсем никакой романтики! Более чем через неделю, мы наконец достигли гасиенды дона Мануэля де Санчеса, что возле Парраса, и с большим трудом благополучно провели караван через опасный перевал Пасо-эль-Дьябло (Перевал Дьявола). Полковник Вашингтон оставался здесь два дня, чтобы дать отдых животным. Лошади драгун сильно устали после долгого перехода, но все мои длинноухие подопечные казались такими же свежими, как и тогда, когда мы покидали Монтерей.

Отремонтировав фургоны, мы с прекрасной Эллен отправились в Паррас за покупками. В магазине мы встретились с миссис Чепмен и миссис Де Ланси. Сначала я сдерживался, но, к моему удивлению, дамы сами меня окликнули и сказали, что я должен представить им мою госпожу. Я так и сделал. Условности общества были отброшены в сторону и дамы оживленно болтали, торгуясь с продавцами по принципу «оптом дешевле».  После многочисленных покупок мы остановились в пастелерии и отведали сладостей и фруктов, с отличным вином Parras. Был проведен веселый счастливый час, а затем с привязанными узлами мы вернулись в лагерь, где между дам снова заработали социальные ограничения.

После двухдневного отдыха мы двинулись дальше, и ночью достигли большой гасиенды Эль-Поза (глубокий колодец). Она была построена как древний замок, с башнями и зубчатой крышей. Там был целый гарнизон вооруженных пеонов, так как это поместье принадлежало семье Санчес и было очень богато крупным рогатым скотом и овцами, но катастрофически страдало от регулярных ежегодных налетов команчей. Именно в этом месте отряд под командованием Донифана за год до этого разбил большой их отряд, убив пятнадцать воинов и вызволив из плена двадцать три мексиканских девушки. На следующий день мы добрались до маленького городка Аламо-де-Паррас, где полковник Вашингтон и майор Грэм нашли гостеприимство местного алькальда просто замечательным, его вино таким хорошим, а сеньориты оказались такими миловидными и любезными, что приказали капитану Чепмену принять все ихние услуги. Фургоны ремонтировались днем и ночью, даже независимо от того, требовали они этого ремонта, или нет. Это заняло четыре дня, в течение которых нас угощали представлениями типа la corrida de toros (коррида с быками), в которой появлялся матадор и показывал много  мускулов и мало навыков в борьбе с бедными старыми волами, которые - как они пытались нас убедить - были настоящими быками.  Эллен посещала со мной все увеселительные заведения, и я начал по-настоящему любить и уважать бедную девушку, которой было еще только восемнадцать, и про добровольный договор  со мной, и совместное проживание она ничего плохого не думала, поскольку это был один из обычаев ее страны.

Она была мне совершенно верна, и действительно была образцовой любовницей. Я жил лучше всякого офицера, хорошо одевался, и одежда моя всегда была в полном порядке. Она пекла превосходные пироги, которыми торговала (а также втихаря и виски), шила для миссис Чепмен, всегда была занята и добродушна, но к сожалению, у нее не хватило ума на большее, чем отдать себя в лапы этому бродяге Пелонсильо Джеку - Б.П.М. (Боссу Погонщиков Мулов). Что ж, при всех своих недостатках, босс относился к ней ласково и любезно, и защищал ее от всех оскорблений, а однажды даже пустил кровь одному из фуражиров, подлечив его плечо свинцовой пилюлей за то, что он осмелился сделать ей непотребное предложение. После этого случая, никто даже взглядом не пытался оскорблять мою шотландскую лесси.
Наша следующая остановка была на ферме крупного рогатого скота Нория-де-Посо-Кальво на большой дороге в Чиуауа. Наши драгуны в красных рубашках привлекали к себе большое внимание жителей этой части страны, поскольку единственными американскими войсками, которых они видели раньше, были полуцивилизованные отряды полковника Донифана, нещадно грабившие их страну от Санта-Фе до самого Бразоса.

(Полковник Александр В. Донифан, пограничный адвокат родом из Кентукки, служивший бригадным генералом в штате Миссури, был в кампании 1838 года против мормонов, во время Мексиканской войны он возглавлял 1-й Конный добровольческий полк Миссури на марше из Эль-Пасо в Нью-Мексико и Чиуауа, протяженностью в 250 миль. По пути он одержал ошеломляющую победу над численно превосходящими силами мексиканцев в Сакраменто, почти без потерь своих людей).

Каким земным раем была вся страна от Парраса до этого места! Белые стены гасиенд, ранчо и деревушек были видны кругом, насколько хватало глаз, возвышаясь над полями кукурузы, сахарного тростника и ячменя, в то время как инжир, виноград, груши и арбузы росли в изобилии, а восхитительные паррасские  вина стоили почти столько же, сколько и вода. Дальше местность становилась более суровой и бесплодной, с все более редкими признаками земледелия, но с отличной травой. Примерно через неделю мы добрались до оживленного городка Мапими, занимавшегося добычей серебра, и расположенного у подножия Болсон-де-Мапими (кошелек Мапими, названный так из-за необычайного богатства серебряных рудников в горах). Мы пробыли там два дня, и дальше двинулись по маршруту Донифана в Чиуауа. Дорога шла по высокому плоскогорью с разбросанными гасиендами и фермами по разведению крупного рогатого скота, а также с небольшими участками обработанной земли. Достойных внимания объектов на маршруте было немного. Большинство поселений (пуэбло) состояло из нескольких жалких глинобитных домов, с разрушенной церковью на одной стороне площади и Каса-де-Кабильдо (Casa de Cabildo, ратуша) на другой, патио эль-галло (patio el gallo площадка для петушиных боев) и салоном  для де баде 
(de bade, танцевальный зал), без которого не может жить ни один мексиканец. В Санта-Крус-де-Росалес, примерно в 60 милях от Чиуауа, я набросал рисунок памятника, построенного в честь победы над команчами, издавна терроризировавшими страну. Это причудливое сооружение, единственное в северной Мексике, было спроектировано местным кюре (священник). Он был построен из самана, грубо оштукатурен и, безусловно, смог бы претендовать на звание оригинального. Вверху был грубый цветной лик вездесущей Девы Гуаделупской, под ним был изображен сильно напуганный солдат. Невинная, практичная Эллен, случайно рассмотрев рисунок, бесхитростно спросила: «Неужели он построен лишь для того, чтобы отпугивать койотов?!».  Также, Санта-Крус-де-Росалес известен как место, где 17 марта 1848 года в штате Чиуауа произошло последнее сражение между американцами и мексиканцами. Наши войска под командованием полковника Стерлинга Прайса из Миссури взяли штурмом это место, и захватили в плен генерала Триаса и весь гарнизон.

В Бачимбе, всего в 15 милях от Чиуауа, мы задержались на один день, чтобы колонна могла подготовиться к торжественному входу в столицу этого северного мексиканского штата. Амуниция драгун была приведена в парадный вид, оружие отполировано, и на следующий день, 26 августа, мы вошли в Чиуауа, произведя впечатление на местных. В городе находился большой гарнизон полковника Юстиниани, а Дон Анхель Триас был губернатором.

Мы прошли через город и разбили лагерь возле большого здания, известного как Каса-Бланка, на берегу небольшого ручья. Чиуауа — большой торговый склад Штатов и Санта-Фе, и жители хорошо познакомились с американцами благодаря их общению с торговцами, но похоже, что они не приобрели особой любви к гринго от этого контакта. Население города составляло пятнадцать тысяч человек, но я полагаю, что это завышенная цифра. В честь губернатора полковник Вашингтон дал грандиозный смотр, завершившийся тренировочным боем, в котором его превосходительству показали, как мы отхлестали его paisanos (соотечественников), что, без сомнения, оказалось вполне удовлетворительным, ибо он выглядел как человек, получивший большое удовольствие.

Пока мы оставались в этом месте, моя судьба привела меня к очередному приключению, в котором я едва не погиб. Однажды вечером сержант Мур и Джек Джонс из моей старой роты ужинали со мной и Эллен, а потом сержант вдруг предложил мне и Джеку прогуляться по городу.

Однако, страшные события того вечера заслуживают отдельной главы.




37
Ночное приключение в Чиуауа.

Мы добрались до города и некоторое время гуляли, время от времени выпивая в разных местах, пока не остановились в салоне  de bade (для танцев), где фанданго было в самом разгаре. Комната была полна уродливых головорезов, которые приветствовали наше появление свирепыми возгласами и непристойными шутками. Здравый смысл и нелишняя осторожность должны были заставить нас тихо удалиться, но это было не в нашем стиле, поэтому мы с важным видом подошли к бару и заказали напитки. Затем, выбрав в партнеры трех самых красивых сеньорит в зале, мы заняли места на полу и начали было  танцевать, когда Мур вдруг закричал: «Я ранен!», когда  гризер ударил его ножом в бок.
 

Мой револьвер моментально был извлечен из кобуры, и увидев уродливое создание, крадущееся с ножом к двери, я вскочил на стойку, выстрелил сначала поверх голов толпы, азатем и храбрецу в спину. С воплем он упал замертво. Женщины скрылись через черный ход, а мужчины выхватили ножи и бросились к нам, но мы заняли хорошую позицию за стойкой. Следующие два выстрела уложили еще двоих, после чего уроды отступили и столпились в дальнем конце зала. Из их болтовни мы поняли, что они послали гонца за огнестрельным оружием, так что наш единственный шанс был действовать быстро. Я зарядил три пустых патронника своего револьвера, единственного оружия в нашем маленьком отряде, в то время как истекавший кровью Мур и Джонс  разломали огромную дубовую скамью и сделали дубинки из ножек.   Затем, раскачав эту тяжелую скамейку, мы бросили ее, и пролетев через всю комнату, она как таран повалила мерзавцев, сбив по крайней мере половину из них на пол. С громкими криками мы бросились на них с дубинками, и они сбежали через заднюю дверь.

После победы нашим первым действием было укрепление нашей боевой позиции: двери были заперты, к ним придвинули скамейки и столы. Мы потушили почти все свечи и почувствовали себя в полной безопасности, так как это был каменный дом, окна которого были хорошо защищены железными решетками, как в тюрьме. Расположившись в углу комнаты с раненым Муром, мы ождали развития событий. Снаружи послышался тихий ропот толпы, затем последовал дружный залп, и через оконные решетки в комнату хлынул целый дождь пистолетных пуль, но мы были защищены тем, что находились за линией огня. Было около полуночи, и я был уверен, что мы продержимся до рассвета, и Эллен, встревоженная моим отсутствием, сообщит об этом начальству, и в город будет обязательно отправлен патруль, чтобы разыскать нас.

Выстрелы продолжали раздаваться, и в разные окна влетали пули, когда внезапно все звуки стихли, за исключением тихого гула толпы. Вскоре по каменной мостовой послышался равномерный топот солдатских сапог, затем прозвучала резкая команда по-испански, и звон мушкетов возвестил о прибытии патруля. Услышав громкий стук в дверь и команду открыть, я спросил, кто там. «Патруль!», — последовал ответ. Сопротивляться солдатам было безумием, поэтому мы отодвинули баррикаду, открыли дверь, и вошел лейтенант с фонарем, и еще полдюжины солдат. Нас взяли в плен, пришли другие солдаты и осмотрели мертвых «гризеров». Из замечаний лейтенанта я понял, что он чем-то очень доволен, и что у нас все в порядке.

«Carajo! Shingara! esto homhre esta ensebado!», — воскликнул он пиная сапогом мерзкого ladron , которого я застрелил первым. Затем он сообщил нам, что будет охранять нас до лагеря, и для нашей же безопасности нам лучше помалкивать об этой потасовке. Мур встал и мог без посторонней помощи очень хорошо ходить — его порез хоть и был длинным, но не очень глубоким — и, прихватив несколько бутылок pass whiskey, мы вышли из здания, и в сопровождении сержанта и шести солдат направились, по теперь уже безмолвным улицам, к нашему лагерю. Толпы не было видно, взошла луна, заливая одну сторону улицы потоком света, а на другой гротескные тени причудливых мавританских зданий придавали этой сцене театральный вид. Мы вышли на длинную улицу, ведущую прямо к лагерю, и охранник оставил нас, еще раз предупредив, чтобы мы молчали о ночных приключениях.

Что последовало за этим, должен признаться, плохо помню. Мы вдоволь напились еще в танцевальном зале, а теперь уселись на тротуаре, на залитой лунным светом стороне, и снова приложились к aguardiente del Paso, и Мур тоже пил с нами.  Мы выпили за здоровье учтивого офицера, и его бдительного ночного дозора, выпили за здоровье всех местных злых гризеров, и за мое здоровье выпили тоже, вспоминая мою стрельбу в кабаке, а потом меня попросили спеть «Битву при Буэна-Виста», состоящую из четырехсот стихов, сочиненных нашим поэтом Хэппи Джеком из 1-го Драгунского полка.  Первый куплет был:

это было 22-го, в ясный денечек.
мы заметили улан, и в два часа они стрельнули, а мы ответили тем же!
 «черт возьми - крикнул Старый Зак - начинайте игру!».
хор:

бодрей ребятишки!
никогда не будет сказано
что в Первом Драгунском
служат трусы!
 

Я начал со второго куплета, когда на нас внезапно обрушился град камней с темной стороны улицы, а затем на нас набросилась еще одна злая толпа. Я получил удар по голове, подобный кувалде, и все мое лицо начала заливать кровь; вокруг меня были кружили темные лица и сверкающие ножи. Я почувствовал слабость и подумал, что мое время опять пришло, и на этот раз уже точно, но мысль о том, что меня разрежут на куски, приводила меня в отчаяние. Подарив им содержимое четырех камор барабана моего револьвера, я бросился сквозь толпу с криком еще более диким, чем их собственные вопли, используя свой разряженный револьвер как дубинку. Мур и Джонс неслись по улице, как олени, далеко впереди меня. Я уже не был слаб и немощен, я как будто полетел над землей от страха, и приземлился на берегу реки, аж в сотне ярдов впереди моих преследователей. Я видел как Мур свалился без сознания, а Джонса не было видно вовсе. Смертельная опасность и кровопролитие полностью отрезвили меня, и я с первого взгляда оценил сложившееся положение вещей. Я мог бы легко добраться до лагеря в одиночку - наши белые палатки сияли в лунном свете, почти в двух шагах от меня. Но мой долг был - спасти сержанта, или погибнуть вместе с ним. Я повернул его на спину, и обхватив его одной рукой за шею, а другой за ноги, ноги, взял его на руки и вошел в реку, глубина которой превышала два фута, а ширина — двадцать ярдов.

Камни полетели вокруг нас, один попал Муру в спину с нездоровым звуком, а меня от удара толкнуло на колени.  Я встал, пошатнулся и  снова упал в прохладную воду. Я знал, что на меня напали дьяволы, но больше ничего не мог поделать, когда до меня донесся женский голос, кричащий: «Мужайся, Джек! Я здесь!». Затем последовали ругательства на хорошем английском и несколько выстрелов, и меня вытащили из реки на берег, и я оказался на руках у мисс Эллен, окруженной несколькими драгунами.

Меня отвели в мою палатку, где хирург обнаружил, что мой скальп сильно ушиблен и порезан, но мой крепкий череп все еще в порядке. Мура, любимца офицеров, отвели в больничную палатку. На следующий день ко мне явился майор Ракер, отругал меня и поклялся так, как мог поклясться только Черный Дэн, что уверен в том, что виноват во все толькоя, и если Мур умрет, то он меня наконец-то повесит! А потом поблагодарил меня! Джонс сначала обнаружил что Мур лежит без памяти, а услышав мои выстрелы, решил что я продержусь еще немного, поэтому он быстро добежал до караулки, где как раз была Эллен в поисках меня, и они с охранником быстро рванули к нам на помощь, и прибыли как раз вовремя.

Ракер расследовал это дело, и полковник Юстиниани, командир гарнизона, сообщил ему что офицер, командующий ночным патрулем сообщил, что при попытке арестовать банду ладронов он встретил сопротивление, и патруль убил пятерых из них, один из которых был известным убийцей, неким Рамиресом, более известным как Эль Эскорпион, и за голову которого была назначена награда в тысячу долларов! Эта награда и была выплачена доблестному лейтенанту. Неудивительно, что он так сильно настаивал, чтобы мы молчали!