Осень

Ксюша отсутствовала целый месяц, а сегодня, с самого
утра, дверь её комнаты привычно распахнута. Из комнаты,
заполняя собой кухню, вытекает густой яблочный запах. Так
могут пахнуть только яблоки из собственного сада, к сроку
вызревшие и любовно снятые с отяжелевших ветвей. Мага-
зинные так не пахнут.
Проходя мимо Ксюшиной двери, Наталья Ивановна не-
вольно замедлила шаг и скосила глаза. К своему вящему удив-
лению она узрела картину, глубоко её возмутившую. За столом
в домашней позе, оголённый по пояс, сидел и пил утренний
чай незнакомый мужчина. И хотя частенько жаловалась На-
талья Ивановна на старческую слепоту, глаз её по-прежнему
оставался зорким и фотографически точным. В глубине Ксю-
шиной комнаты углядела она и неприбранную ещё кровать с
двумя привалившимися друг к другу подушками и беззастен-
чиво, в изобилии развешанные на спинках стульев мужские
рубашки и пиджаки.
От неожиданности подобного оскорбительного поведе-
ния жилички у Натальи Ивановны подкосились ноги. Жиличка
никогда не внушала доверия, Наталья Ивановна ожидала от неё
всякого, но такое! Кто бы мог подумать?! Разврат и блуд были
налицо. Необходимо было поставить жиличку на место.
Затаившись, вслушивалась Наталья Ивановна в каждый
звук, исходящий из комнаты жилички. Сначала там стояла
долгая, нагнетающая жажду боя, подозрительная тишина. По-
том по полу простучали босые Ксюшины пятки, и раздался её
смех, такой громкий и несдержанный, что Наталье Ивановне
тут же захотелось плюнуть в бесстыжие глаза жилички. Ната-
лья Ивановна задышала глубоко и взволнованно. Но тут, сияя
раскрасневшимся, под стать своему пунцовому халату, заметно
помолодевшим лицом, жиличка сама появилась на пороге. На-
талья Ивановна раскрыла было рот, но та опередила её. Минуя
всякие другие слова, напрямик, без обиняков, изрекла она то
самое главное, что так неуёмно рвалось наружу.
— Натальванна, можете меня поздравить! С законным
браком!
Ксюша задохнулась и прижала руку к груди. Слова эти
для неё самой были ещё так новы, так непривычны, что в них
не верилось.
Наталью Ивановну перестали держать ноги, и она тяже-
ло осела на стоящую рядом табуретку.
— Как так?
— Серёжа! — крикнула Ксюша в комнату. — Иди сюда!
В клетчатой рубахе, по-свойски расстегнутой на животе,
появился новоиспечённый Ксюшин муж. Стоя на пороге ком-
наты, он смотрел на Наталью Ивановну так, словно та при-
ходилась его молодой жене, по крайней мере, родной тёткой.
Был он от роду человеком весёлым и беззлобным, но на На-
талью Ивановну произвёл устрашающее впечатление. Насто-
раживали его гайдамацкие усы, хитро закрученные на концах.
Таким она не доверяла.
— Ну что ж ты, Серёж... А яблоки?
На какое-то мгновение он пропал в глубине комнаты и
тут же вынес миску, доверху наполненную яблоками, румяны-
ми, сладко пахнущими солнечно-горячим деревенским садом.
— Угощайтесь!
И высыпал яблоки на стол рядом с Натальей Ивановной.
Яблоки раскатились по клеёнке, создав весёлый мозаичный
узор. Они были спелы и крупны. На черенках некоторых из
них сохранились тронутые увяданием, пожелтевшие листья.
Не зная, что сказать, Наталья Ивановна молчала. Такой обо-
рот дела не входил в её планы. Залихватски крутанув кончик
длинного уса и не обращая более внимания на Наталью Ива-
новну, Ксюшин муж, гоголем пройдясь по кухне, заспешил
следом за женой в комнату.
Осень щедро вызолотила московские бульвары. Сверка-
ют позолотой раскидистые клёны и, отдавая дань времени, не-
умолимо бегущему в зиму, медленно и торжественно роняют
свои резные листья. Листья долго кружат в безветрии и опу-
скаются на землю, как стая усталых птиц, закончивших свой
утомительно долгий перелёт.
Ксюша под руку с мужем выходит из дома. Новые туфли,
как стальные тиски, сжимают ноги, привыкшие к свободе раз-
ношенных ботинок. Но Ксюше это кажется таким пустяком по
сравнению с огромным счастьем вот так, неторопливо, рядом
с мужем идти по золотой осенней улице. Она всё ещё с тру-
дом верит в истинность происходящего. Ей всё кажется, что
вот-вот наступит минута пробуждения, сон уйдёт, и останется
лишь долгое томительное ожидание. Поэтому она так часто
вскидывает голову и смотрит на пшеничные, лихо закручен-
ные усы. Муж идёт рядом, молодцевато выпятив грудь. Его
походка, неторопливая важность движений и, конечно, усы
кажутся Ксюше восхитительными. Она то и дело расслаблен-
но припадает к плечу мужа и сбивается с шага. У неё слегка
кружится голова. Осень и любовь пьянят её.
Наталья Ивановна жадно, боясь пропустить хотя бы одно
случайное движение или жест, следит за ними из окна своей
комнаты. Участок обзора катастрофически мал, всего лишь от
подъезда дома до аллеи бульвара, запорошенной осенним ли-
стопадом. Новоиспечённые супруги сейчас видны ей как на
ладони. Муж жилички неожиданно оказывается приземистым
и коротконогим. Она с удивлением обнаруживает ранее неза-
меченную ею, открывшуюся для обзора лысину. Да и сама жи-
личка при взгляде сверху внезапно утеряла стройность, раз-
далась вширь и стала похожа на неторопливо шевствующую
гусыню. Что правда, то правда, идут они чинно, не спеша, как
и полагается идти на людях немолодым, уважающим себя су-
пругам. И вдруг жиличка на глазах у всей улицы, под стать
развратной девке, всем телом прижалась к мужу. Наталья Ива-
новна не захотела больше смотреть на этакую мерзость и ото-
шла от окна. И пока она подогревала остывший чайник, какая-
то смутная догадка всё вертелась и вертелась в ее голове.
Лишь отхлебнув из чашки крепкого, ядрёно настоенного, как
и любила Наталья Ивановна, густо-коричневого чая, она вдруг
соображает о своей промашке. «Муж? Да сейчас все мужья!
Привела — и готово… — рассуждает она, бережно отделяя гу-
бами очередную крупицу от размоченного слабого кусочка ра-
финада. — Ты документ изволь показать… Тогда и поверю…
А то, ишь ты, муж, видите ли…
Внезапно с грохотом раскрывается неплотно затворён-
ное окно, и осень, осердясь, взбрасывает в комнату золотисто-
красный кленовый лист. Наталья Ивановна вышвыривает его
прочь и закрывает окно на все шпингалеты.