ЛС51 Пушкин, Свобода и Тайная свобода

Пушкин и Свобода,
вольная и тайная … 
желанная и недосягаемая …
неподкупная и услужливая.

От вольности до тайности

Свобода – одно из ключевых слов поэтики и вообще языка Пушкина.
Это штандарт или знамя жития А.С. Пушкина (АСП).
Но это знамя меняло свой цвет по ходу жизни: уже в юношеских виршах смысл термина «свобода» получил у АСП свои полюса: от полюса либертинажа и абсолютизма «вольности святой» до «тайной свободы» реального трудного жития =
1) Ода Вольность (Беги, сокройся от очей…) – 1817 год
Везде неправедная Власть
В сгущенной мгле предрассуждений
Воссела — Рабства грозный Гений
И Славы роковая страсть.
Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье;

2) К Н. Я. Плюсковой (На лире скромной...) – 1818 год
Любовь и тайная свобода Внушали сердцу гимн простой, И неподкупный голос мой  Был эхо русского народа.

Свобода поется и воспевается  поэтом от оды «Вольность» до самого «Я памятник себе» :
1)В оде звучит прямой призыв к освобождению народа от тирании и деспотии
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок.
Питомцы ветреной Судьбы,
Тираны мира! трепещите!
А вы, мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!

Юный Пушкин тут смело надел маску Певца свободы и народного трибуна, примерив тогу республиканца.  Этот «певец свободы» суть  «друг свободы» и «свободы воин», который «поет», «воспевает», «славит» и «восславляет» свободу, «стихами жертвуя лишь ей». Одновременно он публично заявляет что есть тот, кто «идет дорогою свободной», повинуясь лишь своему «свободному уму» и свободному вдохновенью, кто говорит свободно - чьи стихи и «текут свободно», и сами по себе являются воплощенной свободой. Свобода и никаких гвоздей!

За первой русской ирои-комической пародийной поэмой «Русла и Людмила» о деяниях «русских богатырей», среди которых в их квадриге (Руслан–Ратмир-Рогнед–Фарлаф) в киевской вольнице нет ни одного даже славянина (!),  следует поэма «Кавказский пленник», которую автор определил  как «свободной музы приношенье» и сатирическая поэма о нравах, ставшая вскоре «свободным романом» в стихах «Евгений Онегин». 
 
Уже в юношеских стихах о вольнице г-жи Свободы проклюнулся реквизит маскарада = Пушкин в маске Певца свободы пишет несколько самопародийных стихотворений, в которых он готов легко  обменять эту метафизическую свободу слов на несвободу рабской любви красавицы, на страстную любовную неволю и «лобзанья милых дев» (см., например, послание «Кн. Голицыной»).

Дело доходит до того, что Пушкин воспевает отвагу идущего на «мирный бой» в борделе (см. послание «Юрьеву», 1819)

Мы постоянно находим в творениях Пушкина его двуликим, а его пассажи о свободе – двусмысленными. Эту двойственность и переменчивость позиции и даже мировоззрения Паперный Владимир в ст. «Свобода и страх в поэтическом мире Пушкина» описал так:
«Демонстративно циническое и открыто пародийное говорение о свободе в духе либертинажа сочетается у Пушкина с тираноборческим радикалистским говорением, исподволь перебиваемым говорением либерально-пацифистским, и Пушкин - провозвестник политической (то более, то менее воинственной) свободы, ассоциирующий себя с декабристской оппозицией, не мешает Пушкину - антисоциальному либертену, предпочитающему идеологии натуральные наслаждения. Свобода либерализма и радикализма, по своему определению ассоциируемая с законностью, не мешает свободе либертинажа, по своему принципу законности чуждой. Одно невраждебно соседствует с другим.»
//см. Семиотика страха. Сб. статей. Составители Нора Букс и Франсис Конт. М.: Русский институт: "Европа", 2005, с. 102-123//

Пожив самостоятельно в безденежье и вечной нужде при страстном желании «жить красиво в шоколаде», Пушкин быстро сник. Рассуждая о естественной «свободе-воле» черкесов или о цыганской «дикой свободе» Пушкин  сокрушается:

« … И ваши сени кочевые В пустынях не спаслись от бед, И всюду страсти роковые, И от судеб защиты нет.»  (поэма Цыганы, 1824)
«…«В сей век железный / Без денег и свободы нет» («Разговор книгопродавца с поэтом», 1824)
«…свободы нет нигде, ибо везде есть или законы, или естественные препятствия»  //Слова англичанина в черновом фрагменте «Путешествия из Москвы в Петербург» (1833-1834)//

Вершиной этого скепсиса относительно свободы в условиях реального жития является исповедальное «Из Пиндемонти» (которое тоже мистификация– ничего такого у Пиндемонти то и нет…), написанное в роковой 1836-ой в составе т.нзв. расширенного островного корпуса духовной (философской) лирики:

Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова
Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права…                1836 г.

Безграничная, «царская» и «божественная», свобода поэта, свобода поэзии, свобода творчества и ничего и никого больше = это метатема размышлений поэт-человека Пушкина в последнее десятилетия жизни. Эту свободу Бочаров С.Г. определил как „свободу», которая «почти совпадает с самой поэзией»
//см. Бочаров 1974 - С. Г. Бочаров. «Свобода» и «счастье» в поэзии Пушкина // Поэтика Пушкина: Очерки. М., 1974//

Относительно «либеральной свободы«, как «дарованной высочайшей волей», «законной свободы мыслить» - высочайшей заслуги «перед народом», восславляемой» свободы, «священной свободы», «вечной свободы» и т. д. -  он в конце жизни (насильственно прерванной однако) был уже полным скептиком. О Свободе как «горном идоле» он уже речи не вел вовсе и в либеральный бред более не впадал. Он стал законником и служил власти.  В ее дежурной части …

II. Cтрах свободы

Страшно аж жуть

Во всех рассуждениях о свободе у Пушкина явно или в фоновом режиме присутствует …страх: -  слышится «Клии страшный глас» , - тираны у него трепещут - и станут вечной стражей трона / Народов вольность и покой = пугает он царей - муза свободы это «грозой царей» (пужалка) – в тирании что-то пугающе страшное – революции несут «грозную свободу» (народ боится не молнии, а грома…!)

Творение «Кинжал» (1821), написанное по поводу убийства студентом Зандом чиновника Коцебу, которое было чисто уголовным а не «тираноборческим» ибо жертва не был тираном… , кончается страшным намеком богобоязненным:
В твоей Германии ты вечной тенью стал, Грозя бедой преступной силе - И на торжественной могиле  Горит без надписи кинжал.

Пушкину стал страшен кровавый радикализм членов и особо главарей тайных обществ, которые оформились на его глазах  и с которыми он тесно общался «на югах». Слова Фуше «Республика должна идти к свободе по трупам»  и «Я готов обнимать свободу на куче мертвых тел»  Камила Демулена приводили Певца свободы в оцепенение дворянина-помещика, рискующего потерять ..  цепи на руках и ногах его рабов, а самого себя найти повисшим на вилах, корчащимся на дыбе или вертеле, валяющимся на плахе с неумело отрубленной головой … или просто описсссывшимся в спальне горящего барского дома… среди уже угоревших деток и изнасилованной женки …
Когда на площади мятежной
Во прахе царский труп лежал,
И день великий, неизбежный -
Свободы яркий день вставал...   «Наполеон»
...Ты видел <...>
Свободой грозною воздвигнутый закон,
Под гильотиною Версаль и Трианон...  «К Вельможе»

В начале 1820-х главным героем Пушкина стал «страх политического насилия террористической революции». В 1825-ом  в «Борисе Годунове» у него народ безмолвствует = он тупо ждет очередной разборки среди калана правителей. В 1823-ем он уже открыто заявил А.И. Тургеневу, что с либеральным бредом он покончил еще в 1821-ом, что отрекся от «вечной свободы», прославленной им в оде «Наполеон» (1821), что вот его «Свободы сеятель пустынный» (1823)  с формулой:
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

Этим бичом Пушкин погнал бред либерализации рабской России прочь … от себя. Ибо Любите самого себя.  Ему было недосуг рубить сук, на котором было тепло и сытно его гордой попе. Мерзок? Оно конечно. Но не ухмыляйтесь = не так мерзок как мы, иначе. Их мерзость аристократична, сыта, и даже чем-то симпатична..
 
III

Fin

В ИТУ родителей в глуши  Михайловской губы Пушкин много думал о себе любимом и прозрел = с его беспечной верой и увлечением модой либеральной непродуманной и глупой по сути болтовни недалеко и до Соловков, а то и сибирских острогов да рудников…  Крайним проявлением нового политического умонастроения Пушкина стало признание и оправдание крепостного рабства: в деспотическом государстве (1825-1826), существование рабов необходимо для лучшего порядка управления и во избежание волнений.
 
Летом 1826 незадолго до казни пятерки «декабристов» Пушкин написал прошение-покаяние простить взять его взад с приложением клятвы верности  вассала главному феодалу и обещанием никогда не бузить и ничего … ни гу-гу… не прекословить.  Это была расписка сервилиста и отступника.  После коронации царь-вешатель вызвал его к себе в Чудов (!) и … Пушкин  подал царю своего «Пророка»(во втором варианте без слов «убийца»!) , в котором он сам себя лишал права самостоятельного свободного голоса Поэта, надел уздечку и  потопал … оказалось в западню и потом на Черную Речку.

В благодарность самодержцу и хозяину певец свободы написал «Стансы».  Ярлык «шпиён правительства» ему моментально прибили на сюртук с полным на то основанием.

В 1828 г он уже открыто горевал:
Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
В безумстве гибельной свободы,
В неволе, бедности, изгнании, в степях
Мои утраченные годы …     «Воспоминание»

Затем в шинельной записке «О народном воспитании» Пушкин  дошел до целовальной ручки - рекомендовал властям ввести тотальную строгую  цензуру в учебных заведениях, сделать их казенными (полностью подконтрольными), не пускать учиться за рубеж, а студентам и лицеистам (!) запретить писать и печататься (!), окружив социум тотальным недоверием …

О Новом завете Пушкина и его Завещании  цеховикам мы уже горевали …
Консерватизм позднего Пушкина вырос из его радикализма: поэт пел не прочным общественным устоям, а грозной власти, способной переменять мир.
//см. Паперный Владимир. Свобода и страх в поэтическом мире Пушкина//

В конце жизни Пушкин уже был в мундире царедворца, жил напротив дворца царя, а  женка его щеголяла в неофициальных, но вряд ли тайных, фаворитках Самого и была «примой-танцовщицей” интимных балов в Аничковом. Сам «певец свободы тайной» Пушкин пользовался поистине царской  кредитной линией = почти уже единственной статьей прихода денежных средств в жившей на широкую гону семьи, свалившейся в крутую долговую яму.