Взрыв учебной торпеды

Этот случай произошел весной 1972 года на базе подводных лодок 19-й бригады в Малом Улиссе, что во Владивостоке.   Но в Советском Союзе все подобные происшествия засекречивались, и некоторые данные до сих пор неизвестны. Хотя о некоторых можно прочитать в интернете, если знать, где искать. 

Например, я прочитал в истории головной лодки 611 проекта Б-62 такие случаи. Например, 31 августа 1971 года при взрыве во время погрузки торпеды на пирсе погиб командир БЧ-3 лейтенант Коновалов и матрос Сажин, находившийся на надстройке.  Есть еще одна запись, относящаяся к весне 1972 года. Написано - погиб командир торпедной группы лейтенант Олег Колясов. Причина требует уточнения.

Скорее всего, это случилось именно во время этого случая, о котором я хочу поведать.

Я не помню точную дату, когда это произошло, но что случилось весной, скорее всего, в апреле 1972 года, помню. В это время я проходил службу на подводной лодке того же проекта, что и Б-62, и в той же 19-й бригаде подводных лодок в Малом Улиссе.  Был начальником медицинской службы Б-63 (командир - капитан 2 ранга Сергиенко). Наша лодка недавно завершила капитальный ремонт в 178 военном заводе и успешно сдав все задачи боевой подготовки, вошла в первую линию кораблей Тихоокеанского флота.

Сказать, что все подводные лодки то и дело болтались в море, нельзя. Выходы были только на сдачу задач боевой подготовки и проверки работы каких-нибудь систем той или иной субмарины. А так как лодок было много, и недокомплект врачей в 6-й эскадре, в которой относилась 19-я бригада, был большой (что-то больше десяти врачей), плюс кто-то был в отпуске, болел, так что медикам не приходилось долго пребывать на суше, их то и дело посылали в море на "чужих" подводных лодках. Не был исключением и я. А так как лодка или корабль сопровождения не мог выйти в море без врача (никто не застрахован от той же травмы во время выхода), то "морячил" я много.

Вот и в этот день, о котором пойдет рассказ, я вышел в море на "чужой" подводной лодке для выполнение роли объекта торпедной стрельбы для атомной подводной лодки из базы в Павловском.  Для этих целей есть полигон, куда запрещается заход всех и военных, и гражданских судов. Полигон обозначен на картах, но никаких ориентиров на поверхности воды не имеет.  Но меня, как доктора, это не волновало. Я находился на своем боевом посту - в офицерской кают-компании второго отсека. Там находились не только стол и диваны для приема пищи офицерами,  холодильник, сервант  для посуды, но и медицинские принадлежности - укладки для медимущества и бестеневая лампа над столом, которая включалась на полную мощность во время операции на этом столе, превращавшемся в операционный при нужде.

Моряки-подводники народ крепкий, хилых в подплав не берут, так что чаще всего помощь приходится оказывать при травмах - ранах, ушибах, или головной боли для особо нервных.  Помимо этого, начальник медицинской службы является командиром второго отсека, так что пока лодка отходила от пирса, дифферентовалась, и потом шла в море, мне надо было находиться в коридоре у динамика громкой связи и дублировать команды из центрального поста матросам в своем втором отсеке.

Наконец лодка вышла из бухты Улисс и легла на курс в сторону полигона.  Я мог находиться в кают-компании или пройти по отсекам.  Обычно во время выходов в море  я читал книгу, которую брал в библиотеке береговой базы. Чаще всего это были военные мемуары иностранцев, потому что наши маршалы и адмиралы только начинали их писать.

По громкой связи из динамика в коридоре через открытую дверь кают-компании я слышал, что творится на лодке и вокруг неё.  Вот мы вошли на полигон, объявлена боевая тревога, лодка погрузилась и объявлен режим тишины. Дизель-электрическую  субмарину 611 проекта, идущую на малом ходу под электромоторами, очень трудно обнаружить гидроакустикой,  но  атомоход даже первого поколения смог это сделать, и выпустил учебную торпеду в нашу лодку.  Стрельба была успешной, и обе лодки пошли на всплытие.  Но то ли командиры что-то неправильно рассчитали при выполнении маневров, то ли не слушали друг  друга с помощью гидроакустики, но атомоход ударил нашу лодку по касательной в носовой части.  Атомоход намного больше по водоизмещению "дизелюхи", которую просто отбросило в сторону и в глубину.  Я сидел на диванчике за столом, читал книгу, и когда меня бросило на стол, успел руками саммортизировать, иначе ушиб грудной клетки  был обеспечен.

Последовала команда из ЦП "Осмотреться в отсеках", я её повторил для своего отсека. У нас повреждений не было. Я сообщил об этом в центральный пост. Наша лодка всплыла и запустила дизеля, но шла на малом ходу. Командир и верхняя вахта поднялись на надстройку. Увидели солидную вмятину  в легком корпусе в носовой части. Недалеко от нашей лодки болталась на волнах "обидчица" - атомная подводная лодка. Все это я узнал много позже, а пока находился в своем отсеке по боевой тревоге., как и весь экипаж, гадая, что там наверху. Я знал, что сейчас идет доклад в штабы, которые организовали эту учебную атаку, там решают, что делать дальше и куда идти лодкам.  Но особо рассуждать мне было некогда, ко мне косяком пошли травмированные при столкновении лодок. У кого ушиб, у кого ссадина, а то и рана, в основном на руках. Причем шли все - и офицеры, и мичмана, и матросы.  Такие столкновения не выбирают, кого пощадить.

Наконец, по шуму забортной воды я понял, что наша лодка дала ход и пошла под дизелями. Оставался вопрос - куда.  Ведь обе лодки получили повреждения, и хотя они далеко не смертельные, но их надо устранять.  Особо этот вопрос волновал меня - я ведь "чужак" на этой лодке.  Когда дали отбой боевой тревоге,  и я поднялся на мостик, увидел вмятину на носу лодки, но вот атомохода уже не было. Он развил большую скорость и ушел в базу. Из разговоров командира и вахтенного офицера я понял, что и наша лодка идет в Павловск, где базируются атомные субмарины. Но спрашивать, почему и зачем, не следовало, и подышав свежим воздухом, я спустился в кают-компанию.

Сколько времени наша "дизелюха" добиралась до Павловска, я не помню.  Вообще в этот день у меня в голове смешались временные ориентиры. Через какое-то время шумы воды за бортом уменьшились, дизеля прекратили работу, и я понял, что скоро мы куда-то пришвартуемся. И не ошибся.  Был дан отбой боевой тревоги, команда привести все механизмы в исходное положение, и экипажу, за исключением вахты, выйти на пирс.  Тогда поднялся на мостик и я. Мы были пришвартованы вторым корпусом к атомной подводной лодке, которая возвышалась над надстройкой нашей дизельной лодки. Гуськом, по одному, экипаж нашей (вернее, "чужой") лодки переходил через надстройку атомной на пирс. За ними вышел и я, озираясь по сторонам, замечая в надвигающейся вечерней темноте огромные корпуса атомоходов. Тогда я был не в курсе, что это за проекты советских субмарин.

Экипаж построили и куда-то повели. Видимо, разместят в казарме лодки, экипаж которой в море, подумал я. Так и случилось.  Казармы была просторней, чем на нашей береговой базе,  для офицеров несколько комнат. Меня пригласил к себе старпом, сказал, что я могу уехать общественным  транспортом во Владивосток, они в моем присутствии не нуждаются, лодка будет в Павловске до получение нового приказа. Он выписал мне командировочное удостоверение, чтобы меня не остановил патруль.

На перекладных я добрался до автотрассы Владивосток-Находка, и там на автобусах с пересадкой в Артеме поздно ночью добрался до офицерского общежития на береговой базе 4-й бригады  подводных лодок, что в районе стадиона "Авангард" во Владивостоке.

Нетерпеливый читатель может задать вопрос: "Где же про взрыв учебной торпеды?" Не волнуйтесь, будет и про взрыв, тем более что я приехал поздно ночью, все офицеры уже спали, и я ни у кого не мог ни узнать, ни рассказать, что со мной приключилось. Выспаться мне не удалось, ведь к 8 часам я должен быть на подъеме флага на береговой базе в Малом Улиссе.  И лишь после этой традиционной процедуры на берегу бухты, где выстраиваются экипажи всех подводных лодок бригады, находящиеся в базе, я смог доложить своему командиру о своих злоключениях.  Тогда-то я и услышал о происшествии на пирсе  19-й бригады.  Передаю его, как запомнил, и с чужих слов.

Грузить учебные торпеды в подводную лодку - задача БЧ-3 (минно-торпедной части) и водителя автокрана, который поднимает торпеды и с помощью матросов  подводит торпеду к торпедо-погрузочному люку.  Наши торпедисты это неоднократно делали.  Сама торпеда не имеет боевой части, т.е. взрывчатки в передней части торпеды. А если торпеда с ядерным боезарядом, её грузит специально подготовленная команда, включая водителей и крановщика.

На этот раз грузили учебную торпеду. Но я не знал до этого, что и такая торпеда опасна. Вернее, не сама торпеда, и одна из её частей. Этой частью является кислородный баллон, являющийся топливом для парогазовой торпеды. А кислород, как известно, масло опасен.  Вот с этим баллоном и случилась беда.

Когда торпеды доставили на пирс, чтобы загрузить в подводную лодку, обнаружили, что из одной выходят пузырьки воздуха. Её забраковали и отставили в сторону, чтобы увезти в арсенал, где они хранятся.  Но какой-то матрос, проходя мимо полированной поверхности торпеды, погладил её. А руки у всего экипажа дизель-электрической подводной лодки, если человек не носит кожаные перчатки, имеют тонкий слой масла. Спросите, почему? Отвечу. Потому что, передвигаясь по лодке, каждый офицер или матрос открывает меж-отсечную дверь, прикасаюсь руками к специальному рычагу, прижимающему очень плотно эту дверь к отверстию в стенке отсека.  А так как среди этих матросов есть и дизелисты, руки у которых априори в масле, то и руки у других членов экипажа тоже становятся маслянистыми.  Я все годы службы, летом и зимой, по лодке ходил только в кожаных йх  запах дизельного топлива.  Выходя в город в выходные дни, я после душа переодевался во все чистое, чтобы не "вонять".

А так как кислород маслопасен, баллон и рванул.  Разорвал оболочку торпеды, убил офицера, который грузил торпеду, пару матросов (одного на пирсе, второго случайно проходившего по надстройке субмарины (чаще называют верхней палубой, но это неверно).  Осколок долетел до другого пирса и ранил офицера в ягодицу.  Видимо, этим погибшим офицером и был командир торпедной группы Олег Колясов.  А подводная лодка была Б-62.

Как мне рассказали, на базу буквально через полчаса прибыли из штаба флота, включая командующего.  И тут прошел слух, что пускает пузырьки воздуха и вторая торпеда. И эти все государственные мужи с погонами с большими звездами, рухнули на землю, стараясь спрятаться за бордюрными камнями, забавно отставляя свои немаленькие задницы.  Говорили мне, вид был еще тот, но тревога оказалась ложной.

После этого ни о каком возвращении аварийной лодки после столкновения с атомоходом, где в носовых торпедных аппаратах могли заклиниться учебные торпеды, быть не могло. И эту лодку отправили от греха подальше в бухту Павловскую залива Стрелок, где все внимательно обследовали. Но что с ней стало, я не знаю.  Вскоре по Тихоокеанскому флоту объявили готовность №1, но об этом я уже писал.

А эти происшествия засекретили, и о них можно узнать разве что по косвенным признакам.  Лодка Б-62 в скором времени была исключена из состава военно-морского флота, переоборудована в УТС - учебно-тренировочное судно.  Эта же участь постигла и мою родную лодку - Б-63. Только вот у неё судьба оказалась еще тяжелее. Она утонула у пирса, потом была поднята и разделана на металл.

Фото на заставке к рассказу сделано примерно в тот период. Наша Б-63 стоит слева у пирса, а две лодки 641 проекта с другой стороны пирса. Чувствуется ранняя весна в бухте Малый Улисс.  В тот период в Малом Улиссе базировалась одна 19-я бригада 6-й эскадры, а лодок в ней хватало. А сейчас базируются  3-4  дизельные лодки, а у остальных пирсов - ракетные катера, другие корабли, которые в 70-е годы были в Большом Улиссе.