век отрадии недолог

               

               
МИСТИЧЕСКАЯ  ПОЭМА

               

Претензии  по  нигилизмам
   в  языке  опускать  до  жанру. 
Автор

                Товарищам  в  антанте,
 где  главным  -  Здравый  Смысл.



                ---  *  ---
              Живёт  моя  отрада  в  высоком  терему!
              А  до  крыльца  в  тот  терем,   нет  хода  нико-му...
              И  рад  бы  в  рай  иной  пробраться,  да  эпи-гоны  не  пущают, которые  у  них,  адаптеры  дерьмо-порядков,  лакеев  замещают. В  Отрадии  те  заменители  корпуса  пажей  зовутся    шестерней.
                Когда  же  в  Лучеградец  наезжают  пос-мотреть  и  что-нибудь  вручить,  протекторы  того  политмомента  в  мире, шестёрки  догоняют,  за  фалды  первых  лиц  той  делегации  хватают,  и  далее  несут. 
                Но  ежели  идёт  кто  с  челобитной,  а  в  шапке  мзда,  тогда  с  поклоном  пропущают  и  после  выясняют: кому  куда  и  что. Кому  карету  подают  на  выезд,  кого  спущают  из  крыльца.  Ногами  токмо, в  копчик,  включают  скоростя.
             Вить  давняя  та  песня  не  только  про  любовь  до  гроба  до  зазнобы,  а  про  любовь  и  сердца  и  души  до  жизни,  что  вокруг.  Пока  ещё  глядится  ничего.
             Сейчас  в  Отрадии  житуха  вся  иная,  не  песня   там,  а  быт.   Куда  мы  все  стремимся  и  зачем?  Пожмём  плечами?..
              Любая  сказка  ли,  легенда  начинаются  с  названия,  а  наполнение  её  картинами   воображений, -  дары  от   прародителей   Превышних, и  называются    ат-лант. И  анаграмма  перед  вашими  глазами,  она  даёт  ответ. Между  прочим,  в  иных  странах  он  ценится  на  деньги,  в  иных  местах,   лишь  восхищением... Которое  нельзя   ничем  ценить. А  то  получится  вотще...А  это  пустота.
              Пошто  и  почему?  Да, да, по  кочану!
              Откуда  зачумелый  тип  черпает  факты  мифологий,   чтобы  заполнился  хотя  б  буклетик  на  отчёт? Ему  открыли  все  архивы,  а  он   рождён,  чтоб  сказку  сделать  пылью? 
             И   делают.  И  что?
             А  раритеты,  откуда  он  заимствует  цицаты,  писали  кто-то  и  давно. Писарчуки  при  свалках  вековых  макулатуры,  прорицатели  правителей  поис-чезали  в  нетях.  Кого,  в  канаве  под  забором  у  неронов,  собаки   разодрали  чуточку  живого,  а  кто  и  в  склепе  родовом  тихонечко  истлел. Но  тоже  прежде  полистали  фолианты  из  пергаментов  воловьих,  а  это  уже  прошлый-прошлый  и  запрошлый  век.  А  факты  как  проверить? А  нужно  и  новейшую  историю  писать,  чтоб  не  голодать. А  при  такой  работе,  да  под  водку  иль  по  малости  бурбона,  усталость  клеток    не  убрать!
            И  вообще,  кто  ведает,  а  что  такое  жизнь,  откуда  заявилась? Никто  не   знает  кто  её  родил  и  где  взялась  Земля. Наш  симпатичный  Шарик.  Есть,  правда,  толкователи,  что  будто  бы  опора  наших  ног   звалась  инкогнитой  из  тьеры,  и,  неудобно  говорить,  но  совершенно  была  голой. 
              А  что? Давайте-ка  допустим  вздорную  мыслю,  что  не  было  сначала  ни  начала,  ни  конца!  У  Колеса.
              Куда  ни  глянешь, - пустота! Но  Шарик  уже  был,  правда,   лысый  и  пустой. И  бегал  по  орбите  меж  галактик, пугаясь  непонятных  домоганий  обстоятельств. Боги  наверно,  бастовали,  заместо  их  сияли  призраки    химер.  Или  в  последующем  быте  крылья  антитела   херувимов. Которые  должны  потом  таскать  за   тогами   богов  обтёрханые тряпки. Чтоб  соблюдалось  таинство  процесса  при  моменте. Картина  ясная? 
             И  тишина... Да  нет,  откуда  тишина,  когда  посыпалась  не  манная  крупа,  а  яйца?
             Да,  верно,  мало  кто  про  это  знает,  но  те  химеры,  что  были  за  богов,  которых  утверждать  ещё  не  стали  за  неимением  команды  мудрецов,  за  яйца  спорить  перестали,  решив,  что  против  курицы  они  главней.
            И  правда,  курицу  они  съедят  и  кости  приголубят.  А  что  потом?  Ни  курицы,  ни  крашеных  яиц  нельзя  полопать,  откудова  другая  курочка  явиться  бы  смогла.
            Но  вот  немного  погодя  из  одного  яичка  выстучал  себе  надежду циплачок. Потом  другой,  ещё,  ещё  и - много!
             Да  нет,  поторопились  излагать,  а  торопи-ться  надобно  при  ловле  блох. и  речь  зашла  за  голый  шарик,  похожий  оченно  на  глобус. Сейчас  на  глобусах  рисунки  карт  малюют,  и  редко  где  найдёте,  чтобы  эта тьера  инкогнитой  звалась. Зато  внутри  малюсенький,  но  бар.   А  там  и  джин  и  кальвадос,  и  бужеле,  коньяк  и    ром,  и  даже  водка. У  кого  на  что  было  желание  и  шмотки,  при  бартере  в  обмен.  А  помещение  нача-льника  стола  звалось  конторой,  кабинетом,  а  ныне   вычленили  офис. Толкаются  локтями  англ  и  сакс  и  требуют  чтобы  общались  как  на  ихних  околотках. А  там  оно  зовётся  так,  и  мы  потиху привыкнем. Потому как  скоро  нашенских  славян  под  сводами  Отрадии  убавятся  до  положения  Обмеряных  Беспутно   негров  по  количеству  голов.  И, между  прочим,  голосов  для  Капитолия  в  сенате. Но  это  будто  бы  сейчас,  а  много  раньше..
             Всё  бы  ладненько,  но  тавтологию  запу-стим, глянуть  некуда,  вокруг-то  никого,  сплошная  пустота!  Даже  людей,  которых   позже   обозначили  приматами,  а  уж  позднее  гоминидами  и  сапинсами  хомо. Когда  чуть  поумнели  и  стало  им  куда  расти. И  вот  посля,  сидя  вокруг  приматки-одиночки,  они смотрели,  открыв  рот,  даст  ли  соснуть  из  половиночки  груди  мамашка,  или  пошлёт  дичины  иль  личинки   поискать.
              Кстати,  почему  в  просторах Шилы  расп-лодилось  много-много  гоминидов? Во-от,  сюда  большая  ложка  дёгтя  пригодится  на  прежнюю  науку  целиком  за  её  догмы,  что  крутится  та  тьера  от  вечера  до  утра  и  никак  не  устаёт  при  поисках  белков  и  хромосомов. На  Шиле  и  вокруг, народы  с  узкими  глазами,  видя  плохо,  поступили  просто. Увидели: -  ползёт,  значица  живое.  На  зуб  устроили  и  проглотили. Никто  не  околел,  не  сдох, выходит,  поиски  продолжить  можно. И  ежели  ползёт,  летает,  бегает  и  роется  в  земле,  плавает  в  воде,  берут  на  пробу. Естественный  отбор  решал  проблему  голода  и  простеньких  болезней.
              И,  вообще,  трудиться  надо,  потому  что  без  труда,  (тут  не  о  рыбалке),  маржи  не  будет. Ведь  обдурить  производителя  и  часть  дохода  хапнуть,  разве  это  развлечение,  не  труд? А  он,  к  тому,  и  творческий  и  очень!  Не  сказать  чтобы  физический,  зато  с  огромным  спектром  интеллектов!
             Тогда-то  кто-то  и  пустил  слушок, что  будто  бы  с  другой  галактики,  завистники  соседи,  дабы  в  безделии  тут  не  сидели,  забросили  особенную  Матерь-Гею. Если  по-научному  от  грецких  берегов,  то  Теллиус  Матроною  звалась. Она-то  и  давала  посмоктать  баклу-ши  из  груди  первоприходцам  для  поддержания   каллорий,  а  то    и  хромосом.
              И  как  особенную  тайну,  гражданскую  или  с  войны, но  утверждают, будто  бы   она  пустила  на  просторы  глобуса  и  жизнь. И  даже  человеков  кинула  плодиться,  и  завела  богов,  то  бишь,  бугров  по  всяким  гильдиям  при  ихнем  общежитьи!
             Вот  когда  опять  является  брехня!  Всюду тиражировали  выгодную  некоторым  сделку  с  мыслями, что  будто  бы   какой-то  сорванец   из  вышних  проходимцев,  а  то  и  сам  Всевышний,   вылепил  из  глины  человека. Причём,  по  своему  подобию,  потому  как  под  рукой  натурщиков  не  оказалось. 
              Он  и  бабу,  напарницу,  с  кем  было  бы  под-раться  из-за  яблока  на  дереве  раздора,  лепил  тоже  из  глины,  от  ребра  полученного   раньше   огольца.
              А  вот  слепить,  это  одно,  а  запустить  туда  житуху,  чтоб  с  умом,  совсем   другое.
             Но  научная  та  Теллус  принялась  налажи-вать  на  тьере  при  инкогните  житьё. 
              Она  договорилась  с  мастаками  древности,  что  курица  никак  не  может  быть  зачатком  жизни,  потому  как  сами  боги  её  немедленно  сжуют  с  загадочной  лопаткой  для  пророков. А  вот  яичко  выпить  тут  же  вряд  ли догадаются,  а  пока  будут  мороковать,  почесывая  гривы,  оттуда  вылезет  циплёнок  и  песенку  споёт.  Про  уже  жарено-пропаренного   буша  в  табаке, который  вышел  погулять  до  Верни  Баса.  Естествено,  его  арестовали,  был  без  паспорта,  то  бишь  без  накладной. Но  это  было  уже  мясо! 
             И  боги  согласились  ждать,  чтобы  ещё  на-вылуплялись. И  сделался  поток, и  таким  образом  образовались  фермы,  количество  которых  ограничили  довольно  глупые  ещё  лисицы.  Но  боги  не  позволили  плодиться  трутням-тунеядкам  и  сделали  наоборот,  позволив  из  чернобурок,  да  и  из  рыжих, соображать  горжетки.
             А  в  остальном... Впрочем,  дальше  многие  иль  знают  или  кто-то  им  напомнит  про   маркизу  на  руках  у  Дюка...С  видом  на  огни  над  морем,  где  полыхают  газы   от  Гонгоры.
             Ещё,  как  написали  раньше  на  страницах  альманаха "На  суше  и  везде",  возле  тьеры,  но   ещё  с  инкогнитой,  крутились  было  две  луны.  Но  вдруг  одна  пропала. Вчера  была,  а  ныне  в  вечер  глянули,  одна  осталась,  другую  утащил  галактион! И  все  подумали  на  Гею,  что  слямзила  луну    по  просьбе   корешей  из  НАССА,  чтоб посылать  туда  обмеряных  беспутно  астронавтов. И  тем  доказывать  своё  ля-ля  над  остальными,  кто  прозевал  добиться  тех  же  результатов  в  демократии   намного  раньше,  но  с  помощью  нага-нов,    кольтов  и  обширных  резерваций.
              Но  как  потом  поняли  несколько  учёных  знатоков,  луна  у  шарика  была  одна,  другую  при-писали  из  обломков  толи  самому  Фантому,  что  из  легенд  родился,  толь  из  массы  астероидов,  после  той  планеты,  что  была  до  этого  вблизу,  да  по  прихоти  гипотез  астрономов  развалилась.
              Вот  такая  у  гамноидов  сложилась  разно-образная  история  с  возникновением  житухи  тут  и  около,  вокруг,  хотя,  какая  она  есть,  чтоб  досконально  уверять,  никто  не  знает. Окромя  той  самой  Геи,  которая    спроворила   Смотрителя  за  всем  на  свете,  то  бишь,  себе  напарника  и  бога,  не  только  для    постели. 
             И  Землю,  всё  на  ней,  и  горы  с  водопадами,   электростанции,  и  ухитрилась  получить  вино.  Но  забродившие  вдруг  соки  ягодов  и  фруктов  наказала  разбавлять  водой.  Чтоб  в  пьянку  не  впадали,   как  Дионис,  который  дегустировал  без  всякой   колбы   первые   её   разнузданные   пробы  и  оглашал  вердикт,  готово  пить  или  нельзя,  которым...
            Но  если  под  тот  случай  вдруг  заваливал  Сизиф,   тогда  они  могли  заделать  всякую  содому  при  гоморе  и  даже  без  неё. Дионис  мастер  был  надраться  и  бочку  разломать,  оставив  коллективы  без  вина,  а  вот  Сизиф  по-пьянке  мог  сварганить  чудь  иную,  не  вверх  катить   булыгу,  а  опрокинуть  вниз. И  если  там  постройки  оказались,  люди  или  всякая  скотина,  тогда  беда  похуже  распроклятой  сциллы  при  харибде.Что  переводится,  как  целый  и  горбатый.  Но  это  будет  вам  потом,  на  много  поколений  растянете  резину, покудова  поймёте  головой,  что  у  неандертальцев  тоже  была  тупость.
              А  вот  со  временем  вопрос  у  человечества  решался  долго. Сейчас    почти  решён,  а  вот  как  с  про-шлыми  веками?  Прошло,  а  было,  и  историкам  случалось  матюкаться,  путаясь  в  датах,  и  выслушивать  укоры  за  брехню. Да  и  теперь  ещё,   случается,  исто-рики  залазят  не  туда.  Особенно  приваты,  что  пишут  по  заказам  за  зарплаты. И  этим,  политолагам  и  неким  президентам,  чтобы  набрать  процентов  в  бюллетенях     цифирь   рати.
              Одни  считают  от  рождения  Христа  норма-льным  счёт,  но  тут  же  ставят  дату, - до  того. Славяне  счёт  ведут  от  сотворения  Земли  и  инфузорий  в туфельках  или  калошах.  В  местах,  где  разрешили  быть  воде. И  есть  ещё  примерный  счёт  от  появления  планеты  Наберу  и  строительства  ковчега. Когда  она  вблизи  Земли  летает,  тут  пропадает  старое,  а  из  Ковчега  выпадает  новое.  И  счет  пошедшим  дням  заводит  Ной.  И  жизнь  уходит  в  поиск  топора,  огня  и  колеса.  И  продолженнья  роду.
             Об  Наберухе  надо  бы  поразмышлять  особо. Чего  о  ней  опять  начались  кривотолки. В  годах,  когда  шла   перестройка  помыслов  и  обнаружился  бардак,  да  и  попозже,  когда  посыпался  Союз  Отрадовых  Народов,  индустрию  порушили,  в  столичный  Лучеград  нагря-нула  беда. В  лице  дельца  по  званию  Тузлук. Нет,  сначала    его  кликали  Бутузом.
             Так  вот  в  те  времена  из  городов  и  весей  базары  будто  ветры  унесли,  а  посадили  рынки. А  в  них  обрушилась  свобода  от  всего. И  развелось  мазу-риков,  хануриков  и  простаков,  явились  многие  мещанские  товары,  для  любоваться  и  глядеть,  а  уж  в    отделах  книг  и  прочей  информации, - развалы! Вот  там  статьи  в  газетах  и  журналах  от  хитрокаверзновых  док   на  многие  вопросы  были. А  кто-то  потянул  за  нитку  интерес  про  концы  света,  через  планету  Наберу!
               Как-будто  кто-то  видел   ли,  читал,  что  эта  гостевая  масса  пролетала  тут,  но  много  раньше,  лет    тысяч  три,  а  то  и  с  половинкой  гака.  И  сделала   премного  неприятностей  в  моментах! Во-первых,  про-летая  рядом,  применила  излучение  великой  гравита-ции,  чем  поменяла  полюса  у  терры,  наклоны  глобусов на  девяносто  градусов  сменила! И  экватор  на  сторону  свела. И  вот  зараза!  Не  пожалела,  а  затопила  всё,  вышедшей  из  берегов  водой  из  океанов.
              Погибли  почти  все,  кто  не  позаботился  ковчег  построить. Его    останки,  говорят,  находили  у  вершины  Уралтута,  но  растащили. На  сувениры  всё  ушло. И  даже  имя  Ноя,  многие  заместо  панагиев  носят.
             Теперь  буровят  блогеры,  что  будто  бы  по  осени  и  снова   прилетит  к  нам  в  гости Наберу.  И  всех  угробит  без  остатка.  Ковчег  никто  не  строит,  а  если  строят  потихоньку,  так  от  пандемий. Хотя,  возможна  отводная  информация,  то  есть  чернуха. Фейк,  если  подсказать  жаргоном   саксов.
             Но тушеваться  по-серьёзному,  не  стоит  нап-рягаться. Наберу  не  явится  под  осень,  ей  ещё  лететь  сюда  лет  восемьсот  или  пятсот. Тогда  ещё,  когда  в  развалах  книжных  можно  было  прочитать  про  это  дело,  читали  и  считали.  И  выходило,  много  ещё  ждать. И  можно  подготовиться  при  этакой  возмож-ности  циферной  науки. Тую  Наберуху  при  подлёте  из  инкогниты  до  тьеры,  направленным  ударом  мегамо-щностей    взрывчатки,  от  вредного  нам  курса  отвести.
              Или  бригаду  добровольцем  сгоношить,  которые  моложе,  гожие  стерпеть  дорожные  невзгоды,  и  переселить  на  время  ли,  а  то  и  постоянно,  на  твердь  другой  планеты.  Или  построить  таковую. Ну,  время-то  какое,  господа  момента! Разве  на  просторах  нашей  терры  нельзя  найти  очередного  хома  для  героя?  Хотя   и  с  этим,  какая- то  туфта. То  строил  Гой  ковчег  из   дуба,  а  то  из  тростника. Обломки  от  чего-то  нахо-дили.  Но  мало  ли  в  горах  пасут  баранов  пастухи,  обзаводясь  различным   хламом?
             Но  эта  ситуация  понятна,  с  Наберу.  Там  или  брехня,  если  по-нашенски, или  оставили  возмож-ность  поболтать.  Чтоб  заболтать.


                ---  *  ---
               А  есть  ещё  легенда  греков,  что  будто  бы  оттуда  Гея  придумала  как  быть  и  сотворила  всё,  чего  даже  не  надо.  За  то  её  провозгласили  матерью  рождения  среды.
              А  мы  Историю  как  станем:  оглашать  иль  оглушать.
              Надо  бы  маленько  разобраться,  как  разви-ваться  стала  человеческая  жизнь  от  своего  начала. Первые  приматы,  если  оказались  среди  леса,  масте-рили  шалаши, А  ежели  в  горах,  спасались  чуточку  в  пешерах,  от  солнца  и  дождя  и  всяческих  докук.  Соображали,  где  и  что,  и  говорить  учились,  чтоб  мысли  коллектииву  донести.  И  это  называлось:  жизнь  пещерная-лесная. Землянку,  даже  догадайся,  вырыть  нечем. Лома  не  было  и  кирки. А  уж  лопата  землекопу...Её  придумали  спустя  века. Когда   не  только   цветметаллы   появились,  а  железо  тоже. И  алхимики  родились,  чтобы  пудрились  мозги,  гипнозу   поддаваясь.   
              Потом  пришла  пора изобретать  топор  и  стрелы,  колесо,  и  стали  маленьких  учить,  а  поста-ревших  бить.  Если  зарабатывал  маразмом.  От  тех  времён  родилась  поговорка,  что  гуртаком   и  батька  ладно  бить. А прозябание  такое  обозвали  первобытным,  с  топором  общинным.
              Получилось:  первобытное  в  общинном,  но  житьё.
               Обществом,  то  есть  толпой,  всё  же  научи-лись  добывать  для  всех  подзаморить  червя,  что  часто  гостевал   в  сычугах.
               Ходили  и  смотрели, кто  чего  убьёт.  Кто  суслика,  кто  волка, а  кто  и  бегемота,  а  ежели  общиной,  то  загоняли  в  яму  длинношестного  слона  или  медведя.  Из  овощей  и  фруктов,  ягод, винограда  мороковать  стали  приправу,  чтоб   разбавлять  мясное,  соками  из  ягодки  и  фруктов  запивать.  Одна  вода,  тут  стоит  согласиться,  как-то  ни  в  тую. Но  от  запоров  помогает.
               Да  и  сироп  или  ситро  пили,  всё-таки,  не  все.  И  зависть  их  толкнула  на  войну,  забрать  пожрать  себе,  но  силой  у  соседей! А  ежели  кого  из  раненных  легко  или  придурка  брали  в  плен,  то   превращали  их  в  рабов.  Делать  что-то    нахаляву  в  общественном  хозяйстве,  или,  если  обзавёлся,   в  первобытном  доме  прибираться.
              И  этакий  период  жизни  обозвали  как  владение  рабом. Рабовладельческой  эпохой! 
             Причем  уже  огромных  территорий  те  систе-мы  обращений  составляли,  что  их  владетелей  приз-вали   даже  императорами   значить.
              И  ежели  б  в  одной  стране,  и  ладно, но  зависть  порождает  много  общего  и  вредного  системам  по  соседям. И  возвратило  войны.
              Но  черепки  кидать  в  мешочки  и  считать,  -  в  учётах  такой  прибыли  далёко  не  уедешь,  а  вот  бы  без  войны  заставить  вкалывать  приматов  нахаляву! И  способ  тот  нашли  и  обозвали  феодальным,  Хлеба  растить  и  разводить  скотину,  одомашнивать  различных  птичек,  рыбу  разводить. Чтобы  на  всех  хватало.
             Потому  как  производственным  процессом  для  жратвы  стали  управлять  лихие   доки. И  распо-ряжаться  дележом. Денег  не  придумали  тогда,  и  обходились  бартером, меняли  баш  на  баш  товары  и  предметы.
              И  по  уходу  времени  товаров  стало  больше,  физическим  трудом  кой-где  почти  не  обходились  и  всякие  кулибины  и  фарадеи  принялись  изобретать. Стали  делаться  машины,  появились  фабрики  процессов  и  заводы,  а  продвижение  товаров  обозвали  простенько:  продажа.  Маркитант! А  тут  авантюристам  дело  по  плечу!
              И  кто  сообразил  такую  штуку  раньше,  стал  вооружаться,  чтоб,  будто  бы  богатства  защищать,  а  если  надо,  упреждать  заносчивым  и  чванным. Такое  поведение  соседей  прочие  соседи  обозначили  как  мини,  но  таризм! Штоб  тара  под  награбленое  была.
             И  эта  штука  долго   цокала  на  языках  у  множества  экспертов  среди  богатеньких  милордо-политологов  при  убеждении  других,  что  избежать такого  дележа   нельзя,  и  война  будет,  но  потом. Хотя  желания  пограбить  у  соседей  никак  не  иссякало  и  многие  решались  и  ходили  в  гости  с  топором.
              Такое  дело  чтобы оградить  границей  дого-воров,  придумали  буржуи  МИДы   и   ежели  соседние  строители  нормального  порядка    буржуинов  призывали  воздержаться  от  халявы,  те  кликали   демарш  воору-женный,  заявляя:  тут  антанта!  Её  уж  хрен  возьмёшь!
               Напрасно  раскатали  губы! Сказали  работяги  в  оборотку,  мечтаючи  Отрадию построить,  и   попро-сили:  "Ну-ка,  раззудись  плечо!"
                Оно  и  раззудилось, и  лишь  после  войны  аж  в  сорок  пятом, и  даже  чуть  попозже,  наверное,  устало  побеждать  и  убеждать. Да  и  руководство  изме-нилось  и  принципы  сменило. Шпионов  наплодило  на  пользу  буржуинов  и,  восстановило  статус-кво  буржуям  почти  по  всей  земле. Теперь  на  Шарике  идёт  постройка  глобализма.  В  помощники  набравши  олухов,  околдовавши  их  страшилкой  из  пандемий. И  двигают  к  заветной  цели,  но  как  тяни-толкай. И  цифирью  смакуют  глобализм, стенанием  цепляя   к  ним  рекламу  и  кредит. Ярем  задумали  огромный,  на  миллиарды  населения,  чтоб  было. 
             И  втихаря,  но  для  себя,  любуются  кон-струкцией  ковчега.  А  что  получится  и  все  ли  доживут  из  их  родни,  не  ведают,  а  Глюба  не  подскажет.  Конца,  какой  всех  ожидает  на  Земле,  даже  планета  Наберу  не  знает. Там  холодрыга  хуже  чем  в  озоне. Или  в  азоте,  если  правильно  сказать.
             А  мы  Историю  с почтеньем  продолжим  оглашать  иль,  пренебрегая,   оглушать?

                ---  * ---
       Провайдеры  и продюсоры,  ведущие  возмо-жных  блогерских  фрондёров, жуя  чего-то  от  излишеств  на  рекламах,  вполне  уверены,  что  отрок,  предполо-жим, Катар Иронии,  а  то  из  Энд  да  Лузии, или  задумчивый  парнишка  Средимарта, (ить  впереди  всегда  весна!)  стремится  в  матадоры  и  препятствий  ему  нет? Когда  ему  17 -ть  лет.  А  в  окошке  супротив  -  физи-ономия  Жуйэты. И  паренёк  не  мечется  между  жела-нием  учиться,  познавать  дела  и  славу  Павидло   Пикасы, и  вопросом,  каким   боком  повернуться  к при-нуждениям Природы  познакомиться  с  Омоном  либо  же  с  дуэньей  Кулаковой?  А  может,  надо  отвернуться?
       Или  Жуйете  подмигнуть,  которая  совсем  непротив  сделаться  кокеткой,  она  растёт,  цветёт  и  пахнет!  Ей   только  что  исполнилось  пятьнадцать  лет.
       И  ежели  тот  отрок  сморщится  при  мысли  про  Омона  и  извращеньиц  средь  дуэний,  откликнется  на  полсмущёный  взгляд  почти  что  сверсницы,  махнёт  через  окно  в  лавровые  кусты  и  жестом  пригласит  Жуйэту. 
      А  вдруг  она  засветится  на  это,  на  баловства  при  любопытстве  согласится,  то  в  будущность  страны  надо  поверить. Молодёжь  в  ладах  с  природой,  она  на  правильном  пути  и тем  прибавит  населенья,  с  норма-льным  образом  идти.
       Но  это,  ежели  отсюда  и  туда  глядеть,  на  облака   с  империалами  для  Эмпиреев.
        А как - наоборот?
        Сейчас  в  расхожей  полуразвращённой  жиз-ни,  подсвеченой,  помимо  солнца,  звездами  Парнаса  на  подмостках  шутоломовых  элит,  их  фанатов  почти  что  поголовно  увлекают  в  топи  всяческих  пандемий,  с  первоначальным  званием  той  акции  "Globali."
         А  тридцать  или  сорок  лет  назад  народы  нашенской  Земли  не  сразу  поняли,  что  у  кольца  паршивой  жизни,  но  всё  же  дорогой  и  личной, вдруг  обнаружилось  начало...Для  продолжения  борьбы  за  выживание  особей,   ради  процветания  природы.
         И Шарик  вертится! Крутите  глобус,  и  будет,  как  хотите. 
         Ну,  хорошо,  посмотрим  мы  с  Эмпиреев  сюда. Какие  изменения  увидим?
         Во-первых, переменим  время  и  страну. А  там  другие  интересы  в  жизни,  там  куча  ожиданий,  если  вглядеться  и  кинуть  взгляд  по  времени  вперёд   годов  на  тридцать...А  если  посмотреть  на  скуку  дней  по  выполненью  планов  в  пятилетках...Все  дни  в  трудах! Ну  разве  это  надо?  А  отдохнуть  маненько  в  гамаке  под  яблоней  иль  грушей,  да   книжку  почитать,  обдумать  и  помыслить. Побродить  туристом  в  загра-ницах,  побыть  на  пляжах,  где  нежатся  нудизты?!
       У  нас,  конечно,  можно  полежать  на  диком  пляже  и  посмотреть  нудизтов, о  несвободе  нравов  много  лжи,  и  тоже  можно  побродить  по  холмогорам  в  качестве  зеваки. Но,..впечатлений  некуда  девать.  На  радио  не  пустят  с  этой  темой,  а  на  программах  телеви... Могут  посчитать  за  адалиста,  то  бишь,  за  трутня-тунеядца  и  беспризорного  педика-бича. И  тоже  не  запустят  на  подмостки, а  ежели  забудете  элитных  слов  употреблять,  так  тоже  могут  позабыть  похлопать  по  плечу.  Кругом  своя  бандура.
       Вот  вечерами  кто-то  закликает  малолеток  поднабиться  в  стадионы,  их  приглашает  Победитель  Гной,  петь ему  в  унисон,  и  с  кулаками  в  "Пасаран". И   те,  одно  опровергая, скандируя  другому,  в  тысячные  глотки   подпевают:  "Давайте  перемен!" 
       И  руки  тянут,  будто  требуют  серьёзно.  Не  думая,  не  зная,  перемен  чему,  зачем. Им  просто  скучно   без   отрадии  для   смеха  быть.
        А  в  управлении  вопросами  идеи,  за  стола-ми  Лучеграда  не  оказалось  лоцманов,  кто  знал  бы  главный  курс  надежд  у  пострелят.  Мудрец  один  имелся,  а  он  не  уберёгся,  его  свалил  инсульт,  а  кто  по  праздникам  за  парапетом   усыпальницы  идей  топтался,  будучи  уполномоченным   решать  мороки  для  ума,  не  находя  другой  заботы  молодёжи,  при  отсутствии  для  должности  ума,  возрасту  отроковому  с  беспримерным  равнодушием  кивал.
       А  были  и  другие  люди,  и  с  иной  натурой,  но  таланты   в  кадровых  вопросах  перестали   выбирать,  переведя  вопрос  тот   в  показушную  бодягу.  А  были  люди  в  тое  время,  они  не  извелись  и  по  сей   час. И  среди  них    неравнодушных  прорва...
       Вот  крутится  мужик  по  жизни...
             Сказать  по-правде, этот  сапиенс  хома,  то  бишь,  обычный  работяга,  как  прочие  и  мы,  поездил,  да  и  побродил  в  просторах  длинного  Союза,  в  мечтаниях  найти  отраду  в  жизни, вдосталь. А города  за  память  зацеплялись  ерундой. Туда,  сюда  проехался, в  гостинице  покушал,  переспал,  а  дальше  - в  полевую  партию  путёвка. Топтать  пригорья  и  долины, теодолит таскать,  стучать  по  камешкам  кирочком. И  камералку  нагружать.  Человеку  при  дипломе  факула  наук  по  минералам,  в  общем,  каждодневная  работа.
          Сегодня Ваня, при фамилии Дрючок и  с  клич-кой Сандрыч  или,  Лёха  с  Вернилоха, кому  как  попадётся  на  язык,  домой  не  торопился. Пришёл  во  двор, на  лавку  опустился  малость  отдохнуть  и  осмотреться,  неясную  тревогу  на  душе  поупокоить. Невдалеке,  в  молодняке  ракитника,   увидел  кошку,  она,  опорожнившись  где-то,  сюда  перенесла  приплод.
           Дрючок не  поленился,  перебрался  до  се-мейства  крохотуль, присел на  корточки,  разинул  рот  и  улыбнулся.   Их  было  трое  и  все  разны,  как  на  подбор. Один  белый,  другой  в  серую  полоску... А  третий  был  не  только  чернобурый,  а  самый  заводной. Куда-то  лез,  карябался, стремился,  за  что  мамаша  остепеняла  его лапкой. И он  потом  взглянул  на  Ваньку  черными  глазами  несколько  просительно  и  малостью  с  укором... Что,  дескать,  если  не  заступишься,  не  огородишь  от  последущих  попыток  мамки  дать  мне  трёпки,  так  я  тебе  припомню.  Когда  появится  силёнка.
             Пришлось  Ивану  взять  его  в ладошку,  познакомиться поближе... Оказалось, угрозы  раздавала  кошка! Теперь она  смотрела  с  удивлением  во  все  громадные  глаза. Вернее, очи.
           О, эти  чёрные  глаза! Так  умиляли...Когда-то  кто-то  пел  таковски,  но  не  себе  под  нос,  а  королеве  сердца,  даме  невпронос.
            Ивана  тоже  малостью умилил  тот  безза-щитный  взгляд  и  он  раздольней  улыбнулся.
            Ведь  цвет-то  чёрный! А  гоминиды,  то  есть хомосы  и  доси  суеверны  и  колерам  на  радуге  определили  службу  для  себя. И  хуже  всех  досталась  доля  тёмным  колерам,  а  чёрных,  так  вообще  зачислили  в  нечистые  и  даже  во  враги. И  стали  сторониться  и  показывать  им  зад!  И  презирать  и  убивать!
             "Эх вы, сквозные  недотёпы! Растёте  над  собой  без  спешки!  Пустые  халатрёпы!  Пора  бы  от  приматов   хотя  б  умишком  отличаться! А  то  всего  лишь  разницы  бывает, - на  заднице  короче  мех! В  Обмеряной  Бестолку  загранице  за  чёрный  цвет  всех  африканцев  подняли  над  свет  и  будто  бы  боготворят  такую  расу. 
          А  чёрных  кошек, значит,  опустили  им  взамен  повсюду?!  Как  лешего  сторонитесь, канальи! Так  вы  чертей  не  видели  во  век,  придумали  себе  обманку,  для  ублажения  сидящих  на  душе  ханжей."
          Такие  мысли  посетили  Ваню,  а  крохотуля  кнопка,  что  сидела  в  кулаке  Дрючка,  на  то  ему  сказала,  будто  мысли  прочитала:
          - А  ну  их, ИванСан!  Пошли  ты  их,  чтобы  без  всякого   зиг-зуга,  катились  прямо  аж  туда! 
          Иван  едва  не  поперхнулся.
          - Ну  ты  даёшь!  Такое  извергать  из,  в  общем-то,  симпотной  головы  у  кошки! Нельзя  так  даже  толерантно  думать,  а  надо  прочим  помогать! Чтобы  росли  и  пахли. Пойдём-ка  мы  домой  и  там  рассудим,  как  нам  дальше  родине  служить. А  то  ведь  план  на  достижения  с  нас  спросят!.. И  впрочем. Ежели  ты  имела  мысль,  чтобы  пошли   они  молиться  в  храм  невежеств,  я  согласен.  Их  понастроили  премного,  шустро,  а  кумирян,  как  видно,  не  хватает,   содержать  махальщиков  кадил.
           И  находку,  то  бишь  кошку,  перенёс  к  себе  в  жилплощадь   в  десять  метров,  вместе  с  керогазом  при  одном  окне.  Комната  была  в  бараке  довоенных  лет,  смотрелась  очень  уж  непривлекательно,  зато  зимой  в  ней  было  развлекательно  и  даже  незазорно. Барак  тот  длинный, деревянный,  но  турлучный, строеный  себе,  аж  в  довоенном  молодом  Агадске. Доска  прибита  там  к  столбам, и  доски  тут,  а  между  ними  пустота.  Её  засыпали  землей,  утрамбовали  и  получилась  лепота,  чтоб  спрятаться  от  стужи  или  солнца  и,  если  лился,  от  дождя.
          А  кошечка....Малая  стала  обживаться  и  осматривать  жильё, соображать,  куда  ей  можно,  а  куда  не  надо  снаряжаться. И  сразу  поняла,  что  ей  на  стол,  где  кушает Дрючок, серьёзным  образом,   нельзя!  Хозя-ин  сразу  ей  устроил  поджопниковую  трёпку,  за  одну  только  попытку  туда  прыгнуть,  посмотреть. А  там  лежал  сычуг,  наполненный  вкуснятиной  из  ливера  и  разным  мясом,  и  с  запахом  оттуда  заманухи.
          А  где  работает  хозяин,  стучит  по  клави-шам  машинки  "Эрики",  манюне  разрешалось  и  смотреть  и  нюхать. Тем  более, ВанСан  на  блюдечко  нарезал  всяких  прилагательных  приправ  для  живота,  что  нос  у  Кнопки  притягивался  сам... Да,  ей  имечко  досталось - Кнопка!
          Такая  умница  росла, а  схожестью - пантера. Подобная  у Киплинга  при  Маугли  жила. А  крохотуля чёрная  и  ловкая,  прыгучая, а  любопытная, как  та  Варвара,  которой  нос  едва  не  оторвали  за  засов  в  любую  дырку  на  базаре   города   Невинки!  И  всё  бы  ладно,  да  ростом  очень  уж  мала.  Дрючок  надеялся,  что  подрастёт,  исправит,  где  природа  дала  маху, а  тая - ни  в какую!  Как  вылупком  прибилась   малой  ростом,  так  и  осталась,  два  вершка  едва  ли  наберётся  от  горшка. А  ежели  смотреть  от  пола,  так  с  четверть  в  высоту.  Они  привыкли  друг  до  дружки  и  во  дворе  знакомые  собаки  обходили  кошку  стороной. Бывало-чи,  замызганных  мастей  болонка  рот  раззявит,  внушить  Ивану  страх,  а  кошка  уже  тут,  и  спину  изогнув,  прицелится,  и  цап  по  носу  цуцыня. И  только  визг  в  ответ  на  много  децибел,  и  удалёнка. За  всё  про  всё,  Ван  Сандрович   приклеил  кошке  кличку  Кнопка. Пошто  не  названа  Багирой? Из-за  хабарника,  которым  вырос  Киплинг. Багира  мощною  была  зверюгой,  а  кнопочка  не  зверь, -  понтюшка. Пантера  имя  загра-ничное  носила, а  Ване  вздумалось  найти  душевное, своё.
            Вот  так  и  жили,  и,  вроде,  не  тужили  в  года  правления  страной,  довольным  достижениями  жизни  государства,  чернобровым  Ильичом.


                ---   *  ---
             А в государстве чуть  попозже  развернулся кавардак. Не в  одночасье,  постепено  раздвигаясь  вверх  и  вниз,  когда  глядишь  на  карту,  попёрся  на  Восток.  И  даже  в  Крайний,  на  Чоботке Север, обнаглев, забрался. Тут сопротивлнение  ему  природа  жизни  создавала. Да  и  снабжение  едой  немного  баловало. Оно  плани-ровалось  здесь  по  знаку  первой  группы, к  тому, вокруг  тайга  и  тундра,  сопки,  море  при  проливе  Берег-Лонга,  и  до  Обмеряной  Беспутно  рукавичкой  указать,  где  будто  бы  сплошная  благодать. И  демократии  по  пузо,  свобода  есть  даже  от  денег,  но  тут   уже  дилемма  для  пожрать. Или  сплошное  априори:  покушал,  вышел  потный,  но  тут  им  статус - безработный!
              Зато  столица  Лучеград  ни  на  гран  не  подкачала. Её  "шестерки"  для  Бутуза,  (так  звали  нового  приора  в  это  время),  Гаф -Дай,  Нефпофич- Голубофич, ещё  там  кто-то,  а  позже  и  Хапкофич,  возняв  идею  забугорнейшего  Мифа,  "экономике  башку  свернуть  на  рынок,  а  денег    получить  за  нефть  и  газ  и  ни  хрена  не  созидать!"   
              А  то  и  напечатать, чтоб  не  страдали  всякой  должности   по  офисам  начальники  и  не   тянулись  воровать.
               И  лишнего  на  рынок  выдавать  не  надо,  чтобы  сохранялся  где-фицит.  О  чём  тогда  кричать?  Опять  инфляцию  раздули,  ядрена  наша  мать,  готова  родину  обнять!  Но  без  народа.  А  кто  тут  виноват,  когда  такая  масса  денег  по  карманам?  Всем  хочется  красивое  купить  и  ласенько  пожрать. И  что   тогда?  От  пресыщенья  лопаются  пуза!
        А жизнь  текла... Вот,  скажем,  шли  деньки, когда  кончался  никому  ненужный  год. Да, тот  самый,  знаменитый  разрушением  Союза  обнадёженных  отрадою  людей, и  гибелью  премножества  народа. Примерно  столько,  сколько  по  подсчётам  активистов,  в  погублении  страны,  товарищ Джугин  задушил  своей   усохшею  рукой. Возможно,  ладушки, списали  жертвы  тех  годов,  тридцатых  до  войны,  на  недоучку   семи-нариста.
        А  этих  на  кого  списать  возможно? Которые  в  статистике,  как  жертвы  времени  висят. Имярек  найдётся? Ить  люди  сгибли  в  непонятках  в  пере-стройку,  под  руководством  партии  любимой  и  с  человеческим  лицом! Которое  приклеил  Филька  всем  партийным  членам.  Чтобы  свободно "челноками"  ездили,   для  прокормить,  когда  работы  нету,  дома  престарелых  и  детей.  Не   пухли  чтобы  с   голодухи.  Под  руководством  дураков  возле  галерного  Весла   для  Государства.
       Таких  особ  искать  старательно  не  надо. Поздним  вечером,  но  раннею  зимой,  у  окончанья  года,  в  самолёте  Ил -62-ом,  из  Алма-Иты,  до  пущей  с  редкими  зверьми  летела  группа  мужиков  большого  ранга  государственных  забот.  Они решали:  быть  или  не  быть, на  долго  ли, и  скоро  ли   управятся  с  бодя-гой? И  упивались  властью  над  народом, уподобляясь  тем  ещё  царькам,  что  в  древности  на  облаках  Эмпиреев  сидели  и  сверху  на  людей  с  пренебре-жением  глядели.
       И  тут,  с  таким  же  видом  в  самолёте, вокруг  столика  возле  окна  сидели  и  на  сервис  с  предложением  перекусить  глядели. Покушать  было  что  и  выпить  тоже.  Семужная  икра  и  красных  видов  из  лососей  тоже,  слезистый  сыр  и  буженинка.  В  кофейнике  раскрашеном,  большом,  саксонской  выделки  налито  было  что-то  тоже,  но  по  запаху  оттудова - не  сливки. И  крупной  выделки  мужик  с  далёкого  Упала  косил  туда  глаза. Чего-чего, а  выпить  он  любил,  за  то  и  кличкой  обзавёлся  привозной. приор,  но  залитый  бузой. Теперь  он  ждал  и  для  наполненья,  двинул  с  гранями  стакан.  И  грозно  глянул  на  нахала для  подхвата  у  него  фалдейки. И  с  наполненным  стаканом  двинул  речь  по  существу,  с  которым  они  здесь.
       - Товарищи  охрана, мужики  и  генералы!  Вам  приглашение  к  столу! И  наливать  себе  и  мне  повторно!  И  доложить,  прибудем  или  нет  в  конечный  пункт. Но  прежде  я  имею  слово,  так  сказать,  с  опереженьем,  но  от  души. Всё, мужики! Я,  как  и  все,  согласен,  что  при  фамилии  одной  прожить  едва  ли  можно,  будь  ты  хотя  король  или  визирь  турецкого  султана.  У  нас  вон  даже  бог  фамилии  не  носит.  Народ  особенность  приветит  и  кличкою  отметит. Так  было,  есть  и  будет  завсегда. Словечко,  это  самое,  Бутус  я  отзываю. Конечно,  где-то, кто-то  подприметил  мой колючий, исподлобья  взгляд,  но  то  лишь  соот-ветствует  минуте  в  разговоре,  когда  я  втык  кому-нибудь  давал  или  дополнял  наливки  в  клизму. А  вот  услышал  я,  как  мне  приклеили  прозвание  Тузлук.  Его  я  принимаю. Там  правда  всё-таки  сермяжная,  но  в  сути  верная, ни  дать,  ни  взять. Я, как  и  многие  из  нас,  люблю  маленько  опрокинуть  за  кадык  и  закусить кусочком  балыка  лососной  рыбы  или  икорочки  добавить  в  бутербродик. А  потому  и  от  фигуры,  не  только  от  стола,  несётся  запах  тузлука. Я  всё  сказал,  чего  имел  на  думке,  а  дальше  слушаю  и  пью,  вояки!
       - Так  это, товарищ  президент Тузлук! - Который  был  полковник  ближе,  протянул  наполненный  стакан. -  А  как  нам  доложить,  когда  все  жулики    Союза,  знают,  что  летим  до  белуросов   откушать  драников  с  зубровкой  и  посетить  каких-нибудь  мадам.  И  если  мы  не  под  прицелом  эразэкомпов,  тогда  конечно  долетим. А  если  нет,  тогда  к  Кондратию  нам  в  гости.
      -Ага, - сказал  приор,  а  заодно  хозяин  Лучеграда,  залив  за  воротник  водчонки  и  вдогонку  отправляя  сыр  с  икрой. - Уже  дошло  и  вам,  что  я   Тузлук  с  наливкой  пойла.  И  ладно,  и  готов  как  пионер  махать  рукой  и  требовать  салюта. А  вот  из  южных  гор  пастух  народов,  довольно  громко   бзднул  вливаться  в  славный   этот  коллектив. - И  жестом  обозначив  круг,  продолжил: - Он  на  готовенькое  метит  и  хочет  отделиться  и  боженятком  стать. Впрочем,  как  и  все,  в  республиках  свободных  от  обязательств  друзьякам.  Уже  для  нужников  под  свои  жопы  все  заказали,  где  сидеть  на  позолоте.  Я  попросил,  мне  уточнили,  на  пальцах  доказали  неотложность  встречных  мер. И  хрен  с  помадою  ему,  и  некоторым  тоже!  Киньтанцы  не  дурные,  в  Обмеряну  Беспутно  не  пустят  боговать  ресурсами,  они   на  Шиле  станут  понужнее. Да  и  куда  сбывать  им  собственные  тряпки,  в  разы  дешевле?  Чуть  попозже  под  Лучеград  прилягут  все,  куда  кому  деваться.  А  этот   метит  в  правоверные  аллахи, наземным  Мухаедом  хочет  стать  или   подал   прошение  заделаться  там  ламой,  для  обретения  поджопной  драмы!.. Кумыс   я  ихний  пил,  напиток  славный, но  под  колбасы  из  конины   горилка  даже  лучше  подойдёт! И  вообще,  я  где-то  этих  понимаю, которые  хлебнули   жопой  власти.  А  это  же  зараза! Я  и  сам  такой,  но  глянул  вот  на  них,  япона  мать  банзаев,  и  стал  другим.  И   откажусь  от  власти! По-пьянке  взял,  понюхал  и  понял,  по-пьянке  и  назад  отдам. А  то  наделаю  такого  бедалама...Нет,  нет,  отдам  обратно!
         Так  говорил  бугор  Тузлук,  сидя  в  само-лёте  по  дороге  к  пущам  Белоснежья. Они  летели  с  думкой  знаменитых  драников  покушать,  зубровки  выпить  да  зубром  закусить. Об  этом,  о  последнем,  в  перечислении  задач  на  отдых,  приор  отрадненский  всегда  охотно  помнил,  а  потому  остановил  внимание  на  нём:
      - А  что,  товарищи  умельцы, вопрос  всегда  серьёзный, когда  летишь  вот  просто  так. Без  охраны  тут  и  там,  внизу. Нас  могут   и  сшибить. Как  говорит  мой  друг  и  генерал.  Поэтому  налить  на  посошок,  для  вдруг  чего.  И  всем  без  исключенья.  И  помнить  крепко:  у  Кондрашки  на  ковре,  где   наготове  домо-вина,  всегда  и   все  равны  без  всякого  ранжира!
        Когда  колеса  ихней  гробовины  коснулись  полосы,  лайнер  подкатили  на  рассадник  дорогих  особ,  а  дальше  проводили  в  холл,  откуда  увезли   в  пансионат  для  управленцев. Товарищ, главный  по  Отрадии,  оглянув  круг,  а  не  увидев  ничего  для  интереса,  пожал  плечами  и  спросил:
       - И  это  всё,  чем  удивить  способны? А  драники,  зубровка  и  жареного  зубра  свежанинка  где?  Его  я  раньше  не  видал  и  в  принципе  не  ел. И  вообще,  чего  тут  после  будет?  Мы  отдыхать  сюда  после  трудов  приехали  или  опять  буровить  про  закон? Серьёзные  дела  тут  будут?
      - Конечно,  будут,  товарищ  президент  респу-блики, свободной  от  политического  сора. Ишь,  игра  какая  слов!  -  Вмешался  в  разговор  приятель  из  хохлов  для  незалежности  окраины  огромнейшей  страны,  товарищ  Леонид  второй. И  протянул  навстречу  кружку, с  греющим  нутро.
         Тузлук  и  президент  кружку  принял,  разг-лядел,  понюхал.  И  выпивши,  и  закусив  из  блюдца  драником  и  срезом  свежачка  из  зубра,  едва  не  поперхнулся   крепостью  напитка,  но  сказал:
         - Ты  что-то  тут  балакал  про  свободные  от  нас  республики,  или  я  за  выпивкой   не  понял  сути. Так  это,  подсвети.  Вы,  верно,  там,   в  дворцах  для  отдыха  в  горах договорились  в  чём-то,  опять  же,  расскажи. Чтоб  нам  было  виднее  и  не  стыдно  повторить  зубровки. А  драники  ничё,  но  должен  всем  заметить, там  мяса  зубра  чересчур. Тут  меру  потеряли. И  если  так  в  политике  поступим,  то  можно  оступиться  и  не  туда  попасть. Нам  повезло  ещё  с  товарищем  Загубиным,  долдоном.  Всё  знал  про  всё,  а  самолёт  не  сбил. Не  взял  урока  у  киньтанцев,  что  был  у  них  на  главной  площади   у  двух  восьмёрочек  году.  Но  те  тогда  подумали  не  о  себе,  а  об  народе,  а  этот  думал  о  семье  и  собственной  особе. Он  хорошо  тем  поступил,  что  нас  не  сбил.  Он  нас  не  тронул,  слово  нам  сдержал,  и  мы  не  тронем  с  поговоркой.  Что  нас  не  тронешь,  мы  не  тронем,  а  затронешь,  старших  братьев  позовём!
        -А  это  как,  про  братьев?  Мы  тут,  по  паспортам  понятно,  а  вот  по  сути,  кто? 
        Удивился  кто-то  ближний.
        - Мы  все  отныне  братья  равные  по  курсу  баксов.  А националы,  которые  без  примеси  со  стороны,  чтоб  полнокровки...Ну,  что.  Их  очень  мало,  что  остались... Они  народец  терпеливый,  покудова   друзья-соседи  им  в  задницу  становят  клизму  для  пополнения  ума  таким  макаром. Тогда  они,  конечно,  лезут  в  драку. Их  было  восемь,  а  нас  аж  двадцать  восемь! И  дрались  мы,  покамест  не  сравнялись.  Так  шутники  базарили  на  ярмарках  вокруг  немалой  четвертинки... Да! Так  кто  нас  будет  просвещать  в  те  щекотливые  вопросы,  которые  пока  ещё  на  дне  этой   шикарной  кружки?  Ты,  Леонид,  надеюсь,  не  послед-ний?
           - А  шо?  И  ладно,  товарищ  президент. Но  прежде  надо  бы  посудку  опорожнить. Шоб  не  было  слезы  ни  сразу  ни  потом,  как  говорят  в  народе. Да  и  Шевченко  так  казал,  и  этот,  как  его.... Что  выпьем,  дружка! Где  же  кружка?  А  кружка  всё  ещё  в  руке.  Иль  как,  товарищ  президент.  Разве  не  понятно,  что  Загубин  должен  отойти  в  сторонку  и  после  утомительных  трудов  в  участии  при  подготовке  договоров,  пущай  бы  отпросился  и  ушёл  на  отдых.  Его,  меж  прочим,  за  пределами  ненужного  нигде  Союза,  уже  приметили  и  стали  поминать,  как   мистера  с  горбом. Он  часто  так  глядится,  когда  подстраивает  спину,  чтоб  хлопнули  при  одобрении  ещё.  Они  забыли,  а  я  помню,  есть  у  нас  старинная  примета  для  таких  особен  у  людей,  что  их  только  могила  выпрямит,  но  всё  одно  без  толку...Вот  сколько  помню  я,  из  западнян  нема  приятелей  по  духу,  а  он  завёл.  И  радуется,  сука.  Они  же  даже  выпить  задаром  не  нальют! Я  помню,  какие-то  нахалы,  в  дни  выборов  для  электрорати, наливали   эля  в  пабе,  так  стребовали  фунт  и  стерлинг. И  чтоб  с  автографом  было! Ну,  западные  саксы! А  пробиваются  в  друзья.
         Они,  та  тройка  из  приятелей  по  месту  отдыха,  сидели  ещё  долго,  выпивая  и  посуду  под  закуску  спорожняя.  Где-то  в  других  комнатах  трудились  референты  из  своих...Но  были  и  чужие,  при  подготовке  сверхсекретных  документов...И  на  виду  лежала  подлая  и  новая  печать...
          А  приближался  Новый  Год,  а  что  потом  случилось...

                ---  *  ---
                Ещё  при  власти  для Отрадных  с  махро-вым  криминалитетом  было  почти  кончено,  то  для  блатных  подпольный  бизнес  белой  кости,  модным  и  серьёзным  не  считался.
                Ну,  белые  воротники,  и  что?!  Спецслу-жбам  и  военным  надо  их  перешивать,  а  тем  стирать  рубашу  целиком,  и  получается забота,  чтоб  не  глядеться  конченым  хмырём. Менты,  кто  бутыли-роваать  не  ходят  в  дни  получки  и  аванса,  от  них  процент  качают  и  от  закона  охраняют,  а  прочему  ворью  прихорониться  надо  и  делать  посторонний  вид.
                Поэтому  подпольный  имидж  поведения  для  белой  кости  не  сделал  моды  поиграть  в  простые  карточные  игры. Они  не  знали,  что  такое  штос  и  сека,  где  всякая  раздача  или  спрос,  рождали  радость  или  вздох.  А  если  всучивался  Джокер  к  картам,  где  масть  ложилась  к   той  же  масти,  то  мог  родиться  нерво-трёпный  блеф.
              Иван  Дрючок  хотел  туда  вписаться-подви-заться, поглядеть,  ведь  как-никак  писатель, пусть  даже  районный графоман, но  вид  на  жительство  в  оттель-явидел  ему  зажилил,  не  было  у  Вани  мани  сунуть  им  в  карманы. И  не  умел,  чтоб  без  подначки  и  ухмылочки  подать. И  в  околотке  резерваций  в  Обме-ряно  Безпутной  разрешение  зажали.  Чтобы    пожить  немного  или  глянуть  одним  глазом,  как  живут  там  демократы. А  без  бумаги,  чтоб  Обмеряну  представить,  в  Отрадной   ходу  не  дают. Носить  из  одного  посо-льства  делопутам  из  другого,  коробки  полные  уе.  Лоббировать  проблему для  приора  при  Обмеряных  Беспутно  регионах,  переместить  пятнадцать  трилли-онов  баксов,  на  ихние  ступени  схрона  ввиде  слитков  чистогана  аж  червонной  пробы. 
               А  баксы  задолжала  им  Отрадия,  как  объяснял  им  Первое  Лицо  от  янки, за  противление  развалу  государства   и  продвижению  мещано-светского   уклада  по  стране. С  эротикой  в  конце  любого  госприёма.
                А  в  это  время, примерно  или  точно, по  всей  Земле  соединялись  полы.  Мужской  и  женский. И  делали   партнёр  партнёрше,  новомодным  словом  для  страны  Отрадных, секс.  Ну  не  было  его  тогда,  такого  слова  в Союзе  для  народа,  который  гегемоном  был  и  прлетал! Все  его  не  знали,  а  сленги  старые  употреб-ляли!  И  был  перепихнин,  совокупиться,  просто  жари-ть,  отодрать  и  ползуниху  собирать,  когда  поспела.  И  многие  другие  афоризмы  и  слова,  прилагались  к  местности  полообщений,  сбоку  мужиков. А  что  касается  тут  женщин,  так  это  тайна  как  была,  так  и  осталась.
               Это  прозябание  в  Природе  приспособилось  таким  манером   образовывать  для  хомосов  продление  их  пребывания под  солнцем  и  луной,  а  заодно  посбрасывать  дурную  кровь. Не  станем  порицать  и  спорить,  решали  тут  не  боги,  которых  до  хрена  в  любой  империи  назначили  для  форса.  Решали,  кто  сидел  повыше. А  выше  восседали: прежде  всех  Превышний, этот  только  для  славян,  за  ним  держался Генеральный  председатель  у  Бугров  для  гильдий  при  отделах  профсоюзов,  Провидение,  чтоб  видело  кругом,   и  Император,  ежели  успел  создать  просторы  в  долготу  и  в  высь. В  Отрадной  обозвали  императором  Пётра  и  он  такую  честь  носил  до  самого  одра.
              Когда  он  сгинул,  взяли  в  Рай,  поставили  в  ворота,  чтобы  нормальных  пропущать,  а  грешников,  при  пенделях, - обратно.
              А если  попадался  умный  сильно, или, как  отрадненский  Загубин,  обласканый  на  западных  кумирнях  для  всяких  брэндов  на  рекламах  за  умение  лизать  им  сапоги, тех  немедля  оживлять  и  на  переучёбу  отправлять.  Но  это  наставление  Петру  давалось  от  апостолов  нормальных,  которые  душевную  работу  доверяли,  но  не  всем.
               И  ежели  подумать, так  Загубин,  прошлый  наш  держатель  Главного  Весла, как  раз  на  переделке  ожидает  результата. А  скоро  будет  или  нет?  На  то  у  самого  Превышнего  спросите. А  впрочем,  знает  и  Кондратий,  заказы  поступают  первому  ему.
               В  отделе  на-на  технологий  "Склочники"-  запарка,  не  хватает  кадров!  До  сей  поры  не  могут  опустить  на эпигонов  высших  гильдий,  невидимость  при  спросе  на  ковёр  перед  начальством. В  военном  деле  тоже  неувязка. Глобальных  скоростей  достигли,  а  чтобы  ту  ракету  проследить  радаром... Тут  целая загадка. Если  горизонт  пересекли, всё  ясно,  их  не  перегнать,  а  вдруг  не  одолели  растоянья, - тогда  без  окуляров  видно,  обыкновенным  глазом. Такое  уже  было  с  самолётом-невидимкой  у  Обмеряно  Беспутно,  для  управления  с  радара,  а  сбили  над  Бакланами  его   почти  рогаткой.
              Жизнь  пошла  простая, и  в  кодле  умного  ворья  семитов, играли  в  преферанс  и  покер. Забавы - с  интеллектом, а сервисом  чисты. За  исключением,  пожалуй,  алкоголя,  который  пить много  и  открыто  запрещалось. Нормы  приличия  откуда-то  велись,  колючим  взглядом.   Но   в  комнате  для  отдыха  души,  и  на  диване  делая  для  пасссии  восторги, и,  разумеется,  гедо  и  низм  себе,  не  возбранялось.
              А  вертухаи,  что  крутились  возле  интересов  Тузлука,  были  из  другого  кодляка.  Открыто  в  преферансы  не  играли,  и  разве  что  подпольно, но  в  очко... Когда  все  остальные  отдыхали,  принимая  внутрь  бордо.  Или  что  нравилось,  по  вкусу.
               В  очко  играли  там  и  сям.  Но  там  играли  вольно,   без  запретов  и  даже  с  интересом, а  сям  такое  запрещали. Не  сообразили  бы  шантаж  на  ровном  месте  иностранные  спецы. Они  любили  выпить,  разумеется...Но деньги  просто  так  навязывать  не  будут!
              А  про  очко  ещё  была  загадочка:  какое, где!? Если  проигрался  кто  в  обычную  игру  при  картах,  набор -  двадцать  одно,  то  интерес,  конечно,  есть,  но  невеликий  вызывает  смех. А  если  ожидается  впиханчик  анусу  под  копчик,  тогда  ажиатаж  возможен  в  коллективе. Таких  специалистов  по  стране  не  мало,  да  и  по  миру  мужеложвство  у  юристов  на  счету.  Если  со  скандалом  при  садизме.
              Ещё  чего  в  моменты  интереса  к  шантажу... Если  возникало  ожидать  на  посмотреть  интимное  на  корпусе  страдальца  игрока,  то  кто-то,  будто  бы  забывшись  в  эпатаже,  принимался  пошептать  на  сторону  частушку.  А  кодло,  тоже  перемигиваясь, уже  погромче  повторяло  тот  куплет,  совсем  забытый  даже  исполнителем  из  чеховсих  Судетов,  Карелом  среди  богов. 
               Про  геморрой  напоминали,  что  цветочком  там  пылает  и  хочется  туда  взглянуть,  когда  хозяин  забывает,  что  скромностью  страдает:
              "Как  у  них  в  задочке  роза  расцвела!"         
               Опять  же  правда, некоторые  свитские  в  картишки  перекидывались  часто.  Свободы  было  много  вокруг  бугрова  сервиса для  Тузлука,  когда  его  обслуживал  заботами  Нефцофф.
              Тот  успевал,  меж  всяким  делом  госуда-рству, подсунуть  шеф-бугру-приору,  из  погребов  для  пойла,  наборы  ароматов  бренди,  джина  ли,  бордо,  клико  и  хереса,  от  французов привозили  молодое  бужеле.  И  дегустацию  каркаских  вин  иной  раз  проводили. Которых  в  байках на  такую  тему любил  пригубить  Джугин. А  тут,  и  втихаря,  на  него  равня-лись. Ведь  как  сберёг  Страну  при  всяких  сказках!  А  брали  мзду.  Без  греха  людей  даже  в  Раю  найти  довольно  сложно. Так  что  шпицрутены  при  наказаниях  на  зонах  читаются  как пыльная  легенда, побольше  сказка  и  враньё,  чем  траты  на  посудницы  для  слёз  в  мемориале  о  стойкости  защитников  ворья  из  госбюджета.
               Предлагалось  многое  из  марок    погребов  Европы,  и  ежели  чего  покрепче, - виски,  ром,  бурбон  и  кальвадос  остохренелый, но  лучше  шёл  коньяк,  который  Арманьяк. Тогда  товаришок Тузлук  закатывал  пророческую  речь. Играл  застёжками  у  помочей  для  брюк,  смотрел  на  оппонета  и  вещал  одномоментно:
              - Вот  ты,  почти  мой  тезка,  япона  мать  их  самураев,  стоишь  тут  истуканом,  как  будто  это  я  обзан  наливать  тебе  в  фужеры  пойла,  а  ты  потом  их  будешь  осушать! Напрасно  бросился  сюда,  надумав туфлями  под  ваксой,   ступать  на  хрен  знает  чего. Такое  уже  было  и  мы  даже  тевтонов  били  и  чудили  с  ихней  яростью  на  льду. Правда,  тут  пробивается  и  кривда. Мне  времени  в  достатке  нету,  приезжают  часто  гости  и  надо  принимать. Опять  же  смех  и  горе! В  стране  у  нас  своих  финансов  нет,  никак  не  организуем  выпуск,  так  западные  люди  нам  в  ящиках  привозят  свои  деньги,  всякие  уе! А  мы  на  них  у  них  же  покупаем  шмотки  и  жратву!  Опять  выходит  хохма,  что  ихним  салом,  а  нам  и  по  мусалам  достаётся  даром! Правда,  у  них  сала  нету,  у  них  какой-то  шпик,  ещё  бекон  из  ветчины  на  сковородке  заливается  яйцом! Ага. Так  вот,  опять  по  теме. Моя  старуха,  или  Прушкин  её  по-другому  называл...Да!  Подруга  дней  моих  суровых,  прочла  в  газетах  как-то  хренотень. Как  будто  тех  тевтонов,  что  в  озере  чудно  купали,  крушил   не  Шурик,  собиратель  в  Старом Поле   тостов,   а  зади-ристые  ляхи!  Предки  докера Валенсы! А  Ржевскому  пришлось  купать  толпу  одетых  в  кожухи  варягов  с  Шуриком  в  компашке! Идущих  с  промыслом  разбоя  в  Новый  Город! И  после  будто  тех  тевтонов  ляхи  из  поляков,  крупно  били  и  даже  посещали  их  в  Барбании,  и  нарушая  там  покой  у  крепости  из  кирпича  Мальторга,
                Ещё  в  Отрадной  Джугин  в  лагеря  сажал  людей  за  то  что  мало  пили.  А  Фапкофич   выхва-ляется,  суёт  в  помощники  разваливать  хозяйство  пузатого  Гаф-Дая, а  раньше  раздавал  народу  обещалки,  ваучером  звал  на  рынок  дураков. Ещё  кого-то  прочит   заменить  меня,  чтоб  после  не  кивали  для  проклятия  царя.  Историки,  япона  мать,  порхатые  всё  пишут  наизнанку!.. А  я  согласен,  я  больной.  Но  выпить-то  могу  и  нужно! И  ты  себе  налей  и  пей. Или  меня  не  уважаешь?...То-то, пей!
                И  нёс  лингвистики  пустую  ахинею,  с  матерью  япошек,  и  поминая  нужным  словом  в  прошлом  битых  рыцарей  в  железах  от  тевтонов.  И  уж  совсем  по  пьянке,   вздымаясь  во  весь  рост,  будто  бы  на  танке, взывал,  затеяный  собой,  послушать  диспут  за  житуху, которая уже  перешагнула  горизонт!  При  помо-щи  порхатых,  которым  акции  народного  газпрома  поообещали  напихать  взамен  их  исторических  хлопот  на  пользу  демократии  в  подъездах.  Где  стало  можно  и  поссать. А  иногда:
              - Япона  мать,  ни  бзднуть  и  ни  понюхать! - кричал Тузлук,  чем-то  возмущаясь  среди  валютовских  шестёрок.
               Другие  президенты  и  бугры,  и  даже  Филимон  Загубин, который  был  недавно тут  приором, немножечко  стеснялись  выдавать  народу  этакого  типа  интервью,  а  этот  тем  доказывал  придворным  вертухаям,  что  свой  у  них   до  самой  гробовой  доски.
                Насчёт  последнего  аспекта  надо  бы  заме-тить,  что  окруженье  Тузлука  особо  уважало  не  только  поведение  его  в  общественном  быту,  но  понимание  заминки  у  других,  попавших  в  обстоятельства  по  простоте  общений. Которых,  если  время  позволяло,   выручал,  не  позволял  отставки,  чтоб  место  потерять.
                А  те,  которые  ему  фужеры  подавали  с  пойлом,  и  поощряли  пить  до  дна,  те  в  это  время  государством  управляли. Подавая  подписать  Указ,  где  раньше  с  ним  всё  обсуждали,  как  непременные  идеи  от  его  ума.
               Ничтяк!  Когда-то,  ещё  будучи  не  очень  и  большим  работником  от  парт-номенклатуры  у  себя  в  надгорьях,  он  часто  опускался  до  низов  проблем  постройки  социальной  жизни,  и  с  работягами  судил,  как  лучше  утрясти  поставленный  вопрос. Теперь  почти  что  так  всё  происходит,  Тузлук  привычек  не  меняет, да  только  результат  кладут  не  в  тот  карман.
                Вот  если б  не  вливали,  а  вместе  бы  вникали,  куда  и  почему  девалась  совесть... И  кто  её  транжирил  или  крал...
                А  получается,  что  где-то  в  небесах   бугры  над  гильдиями  строек  и  попоек,  слегка,  а  то  и  сильно  оторвались  от  артели  по  норме  заливать  за  воротник. И  вот  Сизиф,  заместо  чтобы  выкатить  булыгу  на  пригорок,  пустил  её  на  волю.  Теперь  та  с  грохотом  несётся  вниз,  ломая  по  пути  постройки  и  людей,  а  Дионис  об  это  время  пляшет  под  проделки  кастаньет  или  рулады  из  гитары.

                ---  *  ---
              И  в  этом  же  анклаве... Но  в  подвале,  при  разрушеных  стенах  когдатошнего  замка  Ухарёва, что  раньше  княжил  в  этих  околотках  при  выпасах  говяжих  стад,  в  картишки  шпилилась  свободная  на  этот  час  от  службы  шушера. Придворной  гвардии  особых  пору-чений  для    приора. 
              Играли  тут  суръёзно,  раскидывая  карты  в  штос,  в  буру  или... 
               В  очко  только  подпольно,  то  бишь, набрать двадцать  одно. Отдельно  собираясь  гуртачком  и  сторожась  заклада  вертухаев,  которых   напихали  для  обслуги  интересов  государства  службы  всяких  стран.
                По  договору  уплатить  деньгой  или  поста-вить  на  кон  голенький,  как  все  святое, анус. Для  восторженного  смеха.  И  руки  в  гору  за  такое  восхищение   в  моменте  подняли  почти  что  все,  кто  был   в  эту  минуту  не  на  службе  этикета  возле Тузлука,  как  меж  собою  величали  свитские  ребята  шефа  непривычно  новым  словом. Когда  имели  уважение  или  боялись  "крыс". По  новой  моде  вместо  всенародной  клички    Хануря.
              Кому  везло,  кто  пролетал,  а  господин  Кобец  и  политический  делец  потел  и  приголубливал  удачу. Масть  прилегала  к  масти,  и  часто  джокер   приходил. Особенно  когда  ложились  два  туза  друг  к  другу.
               Но  Ерофей  Кобец  Удачу  погубил. Когда  явился  снова  джокер, Ерохин-Елисраков,   его  пригубил,  подзабыв,  что  он  мужского  рода  и  выходки  такие  не  простит,  где  он  претит  народу. И  джокер  точно  больше  не  являлся  и  карты  все  ложились  врозь.  Кобец-Ерохин-Елисраков,   чего  ни  сунет  в  банк,  надеясь  на  удачу,  а  там  ему  финец,  то  бишь  на  полшестого  столбунец,  которого  лесбийская  братва  даже  на  вид  не  обожает. И  разве  что  минет,  при  дозе  алкоголя  или дури.
                Ерохин  быстро  проиграл  из  наволочки  всё,  до  нитки. Но  у  него  заядлость, - надо   всё  вернуть  и   отиграться! И  он,  едва   сменился  фарт  со  штоса  на  очко,   пошел  ва-банк,  когда  собралась  там  значите-льная  сумма  в  баксах. Назначив  на  расплату  обещалку: честь  гвардейца  при  дворе  у  Тузлука  или  баксами  отдать  посля. Если  коллектив  распорядится  голосами.
                На  честь  товарищи  смеялись,  а  жизнь,  которой  тут  подразумевается  замена  на  "очко"  не  в  унитазе..,  Согласились  разыграть.
                В раздачу  выпала  десятка!  Все  напря-глись, теперь бы...  Туза   всмятку! Но  на  взятку  кинули  валета. Ерофей надеялся,  банкир  девятку  сунет  на  добавку,    и  он  к  прокладке  выдавил   "четыре  сбоку",  но  десятку. 
                Всё!  Лопнули  надежды  и  надо  расчита-ться...А  он  на  банк  выкладывал  мечты.  Банкир  смеётся  и  требует  в  наличие  снимать  штаны.  Хохочут  и  свидетели  расчёта, ожидая  в  продолжение  добавки,  на  кон,  натуральной ставки. Ведь,  если  в  банке  недо-стача, так  это  же  дефолт! А  за  него  нужен  ответчик.  А  кто  заказывал  ва-банк?!  А  этот,  новенький  гвардеец,  Ерофей  Кобец!  И  проигрался!.. Так  раз  такое  дело  - уплати! Ты  жизнь  поставил,  - выпал  жребий!
               Или  подставь  задок  на  погляденье  за  расчётец  с  банком. Туда  ить   каждый  голодранец  на  свой  черёд  обязан  инструмент  свой  вставить,  и  на  время  жопу  погорельца  поиметь.  В  науку,  чтобы  на  халтуру  не  раскатывать  губу, а  то  ведь  и  туда  придумают  чего-то  вставить. Играя  в  карты,  все  равны!
             А  жизнь,  она  и  есть  Игра! И  есть  у  ней  конец, который  смотрится  в  торец.   Трубы.  А  у  неё   очень  далёко,  но  светится  Надежда.
                Когда  банкир  закончил  башли  собирать  в  мешок,  и  глянув  строго  на  Кобеца,  кивнул  на  кре-пкую  скамейку, для  организации  станка,  чтоб  там  руками  придержаться,  покуда  огольцы  построят  череду,  за  букву  гэ  им  сзади  подержаться.  Усёкши  ту  картину подготовки  экзекуции  для  отвращения  нахальнейшей  халявы, Ерофей  Ерёмович  взмолился  голосом  побитого  хмыря:
             - Братва, асессоры  хором  и  теремов! Ну  подождите  вы  с  горячкой! Я  прикажу,  мне  денег привезут. В  Агадске  должников - тележка  и большая  бочка  у  меня! В которой  барели  считают! На  это  время,  послезавтра  подойдёт?
                Асессоры  переглянулись  и  кивнули,  закон  такой  имелся, - подождать. Они  предпочитали  посмо-треть,  что  будет  у  станка,  Елисраков  же  решил,  что  это  Честь,  а  ею  не  торгуют,  и  предложил  послать  за  баксами  гонца.
                А  в  этот  час,  где-то  далёко, в  краях  Агадска, сидел  за  ужином  Дрючок,  приглаживая  Кнопку. О  чём-то  думал   и  стучал  другой  руки  ногтём  по  шахматной  доске,  решая  хитрую  закрутку    Фишера,  когда  он  Спаского  натягивал,  имея  шансы  на  очко.  Перебирая  мысли, Сандрыч  уронил  себе:
                "А  что?  Определённо  есть  дилемма; народ  потиху  раздевает  шантрапа,  а  государство  оголяют   господа.  И  снова,  но  не  в  сказке,  получается, - король-то  голый,  рыночные  суки! А  эти  по  привычке  норовят.  на  каждый  личный  юбилей  добавочку  до  звёздочек  привесить.  Или  им   супружницы  внушают  глупость  славонравия,  а  эти,  отказать  чтоб, - слабаки? Привыкши  спать  под  тапками  наложниц  иль  жены."
               А  в  это  время  в  Лучеграде  беседовал  с  шестёрками  Тузлук, налёгши  грудью  на  столешницу  с  сервисом  для  перекусона. И  пристально-дотошно  разглядывал  по  очереди  свитских,  про  дружбу  средь  народов  рассуждя:
         -Ты  спрашиваешь,  кто  такие  большаки? Сейчас  не  знаю,  но  ещё  до Бонапардию  стремлений  подражать  и  до  прононсов  от  французов,  просились  у  министра  держиморды немца,  как там его? Да, херра  Бакенбарда,   гражданство  им  Германии  продать. Потом  евреи  прихватили  до  себя  эсеров,  при  Советах  всё  перемешалось,  а  теперь  все  просятся  проведать  Ткеля Вива. И говоришь,  собрался  агромадный  список  из  охотников  таких.  А  ты  тот  список  прогляди  и  отпущай. Которые  охотники  туда  проехаться  пожить,  пущай  поедут.  Которые  умеют  что-то,  чтоб  особенное  сделать,  вели  им  обождать  распоряжений. Которые  учиться  там  хотят,  пущай  уедут  не  надолго,  ностальгия  их  воротит. Борзых  интеллигентов,  которые  болтают,  а  место,  где  надо  просверлить,  чтобы  поставить  указателя  не  знают,  спущай  с  цепи. Ату  его  на  Запад! Полезных  человеков придержи. Я  ехал  для  чего  с  любимых  гор  в   хоромские  квартиры? Чтобы  наладить  жизнь  кругом!  Приехал,  а  тут  пьют!  И  наливают  мне. А  пьяному  не  только  лужа-океан,  он  море  выпьет  при  закуске  огурцом!..Вот  так  попал  я  в  слабаки,  по  пьянке  делая  карьеру  для  приора,  при  звании  Ханурь  или  Бутуз. А  что?  Упитанный  и  невоспитанный.  Умишка  мало,  а  говна  собрать  можно  мешок.  Бутуз  и  только! Или  ханурик в тузлуке! - Заключил  он  горько,  подставляя  эпигону  рюмку,  чтобы  мимо  не  пролил.
        И  получалось  будто  бы  самокритично,  даже  с  покаянием. И  только. Должность-то  народу  не  вернул. Спокойно.

                ---   *  ---
                А  что?  Закон,  повсюду  свой  Закон,  и  в  нужниках,  если  судить  по  изложениям  на  стенах.
                Кобец  распорядился  подыскать  посла  за  интересом,  покуда  он  договорится,  что  и  где  позычить  под  процент  или  найти  халяву,  бывшую  лафу. Наличкой  и  какой  купюрой,  и  в  каких  уе. А  вдруг  предложат  золотишко,  тогда  как  быть? Ведь  перевозка  осложняется,  если  везёшь  "слезу  или  рыжье  с  при-весом  из  песка".
                И  Ерофей Ерёмыч  Елисраков,  если  в  паспорте  читать, а  также  бывший  Иванов,  что  сделался  Кобцом,   связался  с Николай  Степанычем  Огинским,  который  числился  нормальным  референтом  губернского  лица  в  Агадске.  Слагались  байки,  будто  у  тургусов  в  сундуках  хранились  многие  богатства   в  золоте  и  всяческих  уе  и  даже  платины,  в  мешке  от  бывшего  оленя. Их  можно  просто  взять  и  куда  надо  переслать.
                И Николай  Степаныч  цепочку  связи  кинул на  Дрючка. Давнишним  подопечным  в Суркумане,  который  много  знал  людей  при  золотых  запасах, и  мог  сообразить  какой-то  ход  для  выручалки,  возможно,  нужного  хмырька  из  подлипал  у  Тузлука. Хотя  имелся  слух,  что  и  Дрючок  не  без  греха  перед  законом  государства  и  тайги, и  мог  иметь  харошую  на  нужный  час  заначку. Но  эта  информация -  себе, Огинский, пощурившись  на  сигарету,  щелкнул  зажигалкой  из  Тифлиси  и  добыл  огня
                Посредник  не  вникал  особо,  соображая  более  чем  надо,  и  номер  позывного телефона  для  цепочки  из  столицы  дал. И  просьба  в  помощи  нашла Дрючка  и  озадачила  немалостью  вопросов.  И он,  взглянув  на  молодого  и  московского  гонца,  офицера,  серба, надпоручика  Прыщичка,  при  военном  аташе, в  делах  для  иностранцев, отчего-то  усомнился  в  нём. И  сам  решился  до  столицы  довести  товар. Дорогу,  куда  надо,  Иван  имел  своей  цепочкой  и  добирался  быстро,  но  на  перекладных.  На  военных  самолётах. В  армии  об  это  время  офицерам  и  солдатам  было,  в  общем-то,  хреновенько  служить. С  довольствием  задержка,  а  уж  с  деньгами  явная  беда. Поэтому  договориться  было  даже  просто. И  Ваня  полетел.  Сначала  до  Храбровска,  потом  до  Оська,  а  там  и  до  Лучеграда  почти  рукой  подать. И  обошлось  дешевле,  чем  аэрофлотом  доле-теть. Намного.  Если  посчитать,  что  платой  несколько  бутылок  водки  посчитали. Ну  и  с  десяток  палок  колбасы. Помимо  прочией  жратвы  в  дороге людям,  озабоченным  в  поездке.  сервисной  нирваной  для  галанта  имиджу  Надежды,  в  переходной  период  у  страны..
                В  Лучеграде  Иван  договорился,  чтобы  приставили  охрану  для  проехать  в  машинёшке  по  проспектам  до  развалин  Ухарёва,  но  всё  равно  поверх  "рыжья"  устроил  в  рюкзачок  картошки. Косил  под  хуторского  недотёпы-шалуна. Ребята  с  автоматами  после  перестройки,  скорей  всего  досмотрят  иномарку  и  седоков  её  в  дублёнках.  Или  особ   при   смокин-говых  парах  и  в  унтах  иль  в  торбозах  из  меха  рыси.  Но  это  уже  степень  разгильдяйства  или  мастерства  экспертов  у  спецслужб,  а  то  и  подворотних  урок.
                Когда  в  развалах  Ухарёво  Дрючок  вручил  поклажу  Ерофею,  тот  был, конечно,  очень  рад. По  случаю  такому  вечером  они  маленько  посидели  возле  бутыльца  и  изливали  души  до  конца. Насколько  позво-ляли  службы  у  Ивана  и  Кобца.
                Расхристаный  после  приёма всяческого  пойла,  и  долгого  сиденья  в  обсуждении  инертных  интересов  возле, Ван Сандрович   потребовал  дать  слово  обещать,  вдруг  явится  внезапная  охота,  вручить  ему  бумагу  на  кредит. На  предъявителя,  бессрочно!  И  без  ограничения  желания  в  объёме!
                - Не  знаю,  нужен  будет  или  нет,  такой  неограниченный  кредит, -  немного  пьяно  обставлял  проблему  гость  из  дальнего  далёка.  - Но  он-то  в  общей   сумме,  и  на  много  лет!  А  каждодневно  много  мне  не  надо. Ну,  миллион,  другой,  на  вдруг  объявится  тревога. И  заметить  надо,  в  деревянных,  нашенских,  родных, а  не  у  энтих, как  их,  затёрханых  у  жоп,  уе!  Идёт  или  не  знаешь  как  сольётся?  Я,  конечно,  угрожать  не  собираюсь,  а  вот  обиды  не  сдержу. Я  же  не  из  тех,  кто  в  Гданьске  духарился  аж  при  Ильиче  Втором,  и  тот  их  прижалел  и   выгрузил  из  золотых  запасов  государства  двести  тонн!  А  ныне  новый  в  Польше  объявился  бусурман  и  требует  ещё  им  золота  отправитиь.  А  хрена  бубликом  ему  на  день  рождения  миледи! Ещё слыхал  я,  что  у  Тузлука,  новенький  делец  из  коренных  семитов  объявился.  Некто Бэ Хафкофич. Ишь,  сколько  за  заборами  столицы   Борисов  подсо-брали!  Так  вот,  очередной  ханурский  фаворит крутит  крупными  деньгами,  но  в  основном  в  уе.  Ты  нужный  человек   в  каком-то  роде  Тузлуку,  и  попроси  Абрамыча,  он  не  откажет  и  хитрым  людям,  даст.  Ты  вдумайся,  кругом  воруют! Надысь,  вон  триллион  пропал.  А  десять  миллиардов  в  хате  полкана,  так  это  мелочь.  К  тому,  кому  он  собирал,  за  бугор  уже  свалили.
                - Да  что  ты, Сандрыч,  будя! Я точно обещаю!  Конечно,  если  буду  жив  и  поживать,  и  на  бабло  чужое  ротик  раззевать.   
               - Успокойся,  гоминид,  всё   ладушкой  сойдёт,  Не  делай  пыли, сидя  на  муке. Не  знаю,  ты  слыхал  ли,  а  я  узнал,  что  господин  Хафкофич  добывает  миллиарды  Тузлуку  в  бюджет.  Из-за  границы,  в  долг! А  десятину  для  себя  гребёт. Усёк,  какой  тебе  я  выделил  крючок?  Ах,  да,  ты  вышивкой  не  занимался  и  узоры  тайных  операций-провокаций  не  постиг. Так  постигай,  и  частину  с  десятины  добывай. И  мне,  как  он  ему,  маленько  откладай. Хорош,  Ерошка?
             - Ну ладненько,  я  всё  учту  и  сделаю  как  надо.
             Отбоярился  как-будто  Ерофей. 
              На  время  ли,  а  то  и  навсегда. Судьбу  себе  сам  строит  каждый,  а  что  получит  на  конец, не  угадать  ни  картам,  ни  волхвам.


                ---   *  ---
                "Вот  катавасия  началась,  а  я  насквозь  идейный  и  стал  раскидывать  умом: куда  нас  пригла-шают?  И  понял,  в  поворотный  круг,  как  паровозы  загоняют! Видал  когда-то  я  такое  на  станции  большой  в  депо! Вот  только  двигали  в  то  время  мы  туда,  а  нас  теперь  не  только  просят,  требуют  властя  бежать обратно.
                Да, Ерофей  Ерёмыч  Елисраков-Иванов, работник  комсомола  в  прошлом,  а  теперь  с  фамилией  Кобец  ещё  и  адмирал   у  сволочей  охотского  разлива!  И  приспособился  у  Тузлука  на  госсовете  от  имени  богатого  мадьяра  Сорнова  указивки  подавать:  когда  свертать  направо,  а  когда  и  обождать. А  хапок  уже  сидит  который  нам  по  счету? И  сколько  ещё  будет устроителей  селенг  и  пирамид  не  африканских, свойских, скупающих  за  рубль  народное  добро, и  обмывающих  халяву  забугорным  пойлом! Чего  надо  признать,  оно  вкуснее,  если  смаковать,  внимая  запахам  букета.
                Елисраков-то  способен  предавать.  И  раз  и  два,  и  много  сороков. Но  ежели  про  это  все  не  знают? Так  это ж - козырь  в  рукаве,  а  мне  уже  он  выдал  стратегическую  тайну!  Какая  она  есть,  ну  пусть  будет  тактической...А  свет  в  конце  длинюсенкой  трубы,  чего  он  есть?  Понятно?  Но  только  надо  строить.  Всем!   А  то  было  построили,  да  не  нраву  всем.  И  те  стали  ломать,  от  нехрен  делать.  А  чтобы  защитить  от  дуроломов  нормальное  житьё  комсо-мольцев  не  нашлось  и  пионеров  тоже,  а  только  активисты  коммунистов.  Да  и  те,  как  Нестор  Ванович  Махно  показывал  скаутам  интимное  в  окно.  А  надо  было  пулемёты."
             Так  думал  про  себя  Дрючок,  мысленно  оглядывая  время.
              К деньгам  Ван Саныч  относился  несура-зно.  Есть  они  на  жизнь  и  сколько  надо,  - хорошо.  А  нет,  а  то  и  очень  много,  чтобы  из  дурости  блаженства,  возможно  было  рвать  их  и  метать, - такого  не  потребно.  Тогда  страдает  голова  и  мысли  бегают,  куда  не  надо.  Является  на  душу  непокой  и  хочется  докуку  ту  отбросить.  Вместе  с  пришлыми  от  случая  деньгами. А  это  тоже  неприлично  для  натуры. Деньги  могут  пригодиться  для  помочь  уйти  от  нищеты,  а  то  и  просто  похмелиться.  Бывает  и  такое  с  алкашами,  спасает,  от  беды  улечься  в  гроб, стопарик. Так  жили  многие  тогда  при  воспитании  марксизмом,  такая  была  иногда  морока  для  души  и  проходила.
        Нет,  Иван  не  был  сотворён  крутым  нас-только, чтоб  позволительность  иметь  на  околотки  региона  глянуть  свысока.  Но  как работник  сферы  СМИ,  как  литератор-публицист,  имел  возможность  попроситься  на  рыбалку  у  реки  или  на  море. Но  чаще  получалось -  у  реки. У  товарищей  своих  по  интересам  до  рыбки. Мальмишку  в  струях  половить  и  харьюза  понюхать  с запахом  огурчика  из  грядки.  Когда  того  кладешь  на  зуб  после  рюмашки.
       А  заодно  поведать  миру  о  достижениях  хапков  при  перестройке. А  как  прокладывть  дорогу  вертолёту  с  цифрой  шесть   не  дело  для  профанов  на  рыбалке,  на  то  имеется  пилот.  А  он  по  просьбишке   Ивана  летал  по  поймам,  и  вдоль  русел  рек.  Вода  которых  подавалась  к драгам  на  промывку  многих  кубометров тундры.  .
       А  сверху  видно  много  земснарядов, черпа-ющих  из-под  себя  породу  для  промывки  шлаков,  в  надежде  получить  хоть  малость  золотишка  в  экономику  страны,  да  и  кармана. И  вот  на  берегах  районных  рек  и  по  распадкам  меж  курганов,  сопок  и  холмов  растут  завалы  отработанных  пород,  являя  глазу  для  пейзажу  и  уму  раздумий,  мучающих  душу.  Мнится,  будто  наземь  заявился  молох,  убивающий  и  землю,  и  живот  живого.
        Или  разгневали  своею  жадностью  Всевыш-нюю  Активность,  а  та  решилась  эвтаназию  принять,  чтоб  сделать  жизни  на  Земле  покрышку. Не  мучить  ни  себя  чтоб,  ни   живьё  любое, а  всё  освободить  от  благодати.
       Что  такое  эвтаназия?
           Эвтаназия, - лишь действие, которое приво-дит  к  смерти  пациента. Главной  ее  целью  является  лишение  физических стр-аданий.
             И  в  эти  ж  времена  паскудства,  председа-тель  у  артели  и  бугор  среди  бандитов  и  воров  всего  района  Глеб  Полушкин,  обкатывал  в  башке  вопрос  об  паритетном  мутачке  Дрючке.  Решиться  надо  было  сдать  Ивану  шестерню  сорновскую,  что  носится  по  региону  с  догмами  для  рынка,  с   потрохами.  Или  с  едва  обкуренным  намёком  подождать?
           Дрючок  пообещал  и  слово  сдержит,  он  с  политики  имеет  неплохой  бакшиш. А  что  предложит  заграница, в  лице  подкупленных  темнил  из  эпигонов? Деньгами  отчебучит, - нет  вопросов,  согласие  дадим,  но  если  намекнут  на  что-то  лишнее,  подобное  не  только  чёрной  метке... Не-ет,  такой  подход  не  нужен. Они,  конечно,  могут  откупиться,  однако,  и  скорей  всего,  наёмника  пришлют,  чтоб  кокнуть.  Свидетель  им  не  нужен,  а  киллер  под  рукой.
           Да, разговор  как-то  случился  с  бывшим  диссидентом,  а  ныне   атаманом  при  районе  казаков  аж  из  Даварии,  по-за  Саманами, и  заодно  едва  не  папой  римским,  а  по-местному  закону  тёмной  ночи,  вор,  пыряющий  заточкой  под  брюшину  "карасю". Получился  вывод,   что  варнак  тот  не  намного  меньше,  - если  в  крупном  спецотделе  опер-генерал  при  рынке.
             Когда  подумать,  от  перестройки  ни  бардак  ни  кавардак  не  кончились,  а  потому  как  были  так  и  продолжали  появляться  самозванцы  и  агитаторы  различных  авантюр.   Что  интересно,  этот  представи-тель  забугорных  дерьмократов, сложением  телес  и  голосом  бычары  очень  походил  на  минотавра,  когда  стоял  заслоненным, в  тенёчке.
           Но  это  так,  для  страхолюдности  прислали  казака  из  забугорья,  как  пугача.  А  кто  Иван,  если  не  волшебная  загадка? Со  стороны  взглянуть, - обычный  лох,  каких  братки  теперь  кладут  за  лишный  вздох  в  отсутствии  бабла.  А  если  колупнуть...
           Полушкин  на  лужайке  для  тонзуры  в  голове  пошарился  и  кое-что  нашёл.  А  вот  идти  ли  дальше  и  вскрывать...Да,  денег  у  Ивана  много,  вот  бы  взять  и  отовариться  по  полной. А  самого,  вдруг  кочевряжскую  устроит,  навек  бы  уступить  ребятам-супостатам  в  фирме,  где  на  дежурстве  бабушка  с  косой.
           Так  сколько  места  на  земле,  где  она  пухом  простирается  покойникам  по   старости  и  жмурикам  в   стрельбе...  Везде!..
          Примерно  так  подумалось  бугру  среди  воров  и  золотостарателей.
              Характер  у  него,  сказали  бы  когда-то:  ни  то  ни  сё, ни  кукареку вообще.  И  не  нордический,  а  периодически  пердический. Завистит  от  того,  чего  украсть, забрать  иль  просто  слямзить. Натурой  он  халявистый  и  вор. Воздержаный,  где  надо,  обождёт,  но  жадностью, - куркуль  из  закалённых. Воспитан  школой  семилеткой,  улицей,  ремнём  отца,  покуда  тот  вертелся  в  жизни,  да  инерция  швырнула  вон  из  круга.
               Полушкин  даже  думал,  что  в  помощниках  имеется Фортуна,  которая  с  дороги  убирает  всех,  кто  лажу  подставляет. Вот  и  отца  прибрала  вон,  а  он,  Мандро,  наследником  остался. И  вес  его  среди  воров  с  коронами  поднялся.
                Вообще-то,  Глеб  Полушкин  не  дурак,  он  книжки  иногда  читал,  когда  на  глаз  попалась  интересом. И  любопытным  как-то  объяснял:
                -Да  вот  читал  недавно  книжку,  щас  их  выпускают цельными  вагонами,  с  прицепом  для  свобо-дной  тары. И  там  написано,  что  Алитет  уже  спустился  с   холмогор. И  я  представил,  как  он  там  старался.
                Давненько  я  читал,  что  забирался  он  на  сопку  на  собаках,  с  мороженой  горбушей  для   харчей, а  теперя  с  горки  на  собаках  и  захочешь,  не  попрёшь. Снегом  сильно  припушило  землю, склоны  там  крутые,  заставят  торопиться. А  собаки - кувырком? При  старых  комуняках  написана   та  книжка,  а  щас  читаю, сочинил  не  Стёмушкин, не  Хренушкин,  мутак, а  воспитанник   из  юрты  иностранец   с  именем  Сергеич  и  Рыл  Хрэна  Юрка. Серёгой  он  родился,  это  знаю,   и  жил  обычным  пацаном,  пока  не  научился  толковать  и  кое-что  писать. И  получатся  стало - Юрка - Урка,  долбо... Да! Он  и  пригласил  Литета  в  рынок  на  Агадске.  Рыл Хрэна  получается  всё  им  готовил. из  другой  столицы  Нужный,  который  при  царях  там  раньше  был.  Вот!  А  раз  мужик  он  современный,  то  должен  был  сообразить.  Оттудова  съезжать,  как  пацаны,  на  тазике  быстрее! Раз,  и  тут,  у  магазина,  и  заливай  за  ворот-ник.
                Как  он  жил  все  эти  годы  на  верху? Сбрехали,  будто  бы  Литет  обогатился  и  снова  в  куркуля  оборотился,  найдя  хорошую  сосулю  платины  и  втихаря  её  продав.  А  те,  за  то  что  место  указал  находки,  ему  харчишки  привозили. И  кушал  от  оленей  мясо, спасаясь  от  цинги  сухим  и  привозным  лимонником  с  усуринских  земель.
               А  здесь  себе  фамилию  сообразил  другую, кооператив  открыл,  чего-то  создавая, нанял  на  работу  местных   негров-алитетов,  и  живёт  на  нашем  рынке, довольно  справным  стариком, под  званием  аж  пред-седателя  совета  околотка! И личный  магазин  имеет  "Сукин  кот!" Который  шмотками  из-за  бугра  торгует. Мне  показали  как-то  Алитета  мудреца. Здоровый  дядька, во!  И  что  нехарактерно  у  тех  чобчей,  не  курит  и  не  пьёт! По  возрасту  нельзя  аль  завязал?
              И  интересно  ещё  что,  он  стрелок  хороший.  Тут  жизнь  не  как  у  мамочки  Спересыпь,  где  управляются  пером. А  выстрел  слышен  быстро  и  далёко,  и  вдруг  чего,  за  ножик  прибегут  благодарить. Здесь  суд  короткий,  как  когда-то  был  законом  у  ковбоев.  У  нас  он  тоже  будет  долгим, и  вряд  ли  кончится   ношением  на  морде  знака  дурака. А  вот  с  Рыл  Хрена  заковыка. Рычуха  раньше  шла  об Стёмушкине  Тихоне,  будто  он  на  гору  Алитета  загонял. А  как  решил  спускаться  и  громить  советы,  так  сунули  Рил  Хрену! А  он  мужик  нормальный  и  за  воротник  лишка  не  заливает.  Я  как-то  был  с  ним  в  одной  кодле,  так  он  и  губы  не  помазал  и  морду  воротил. Он  накануне  перебрал, а  тут   переживал. Я  предлагал  по  банке  опрокинуть,  так  он  как  глянул  на  меня  медведем,  что  мне  пришлось  сбежать. А  что?  Свободно  мог  пырнуть  ножом,  которым  мясо  у  губы  срезают. А  с  Алитетом  я  поговорить  хотел  и  даже  встретил  как-то  у  конторы. И  он  не  изменился,  я  сразу  его  физию  узнал.  Нос  плёский,  глаз  узкий,  он  что,  на  чобчу  не  похож?!
              Я  говорю,  привет,  Литет! Со  мною  выпьешь? Он  глянул  на  меня  серьёзно,  оглядел  и  усмехнулся. И  спросил.  А  в  гости  позовешь  с  ночёвкой?  Баба  есть,  с  которой  переспать? Я, конечно, малость  труханул  от  неожиданной  подножки.  И  говорю, конечно,  есть.  Но  личной  нету. Они  все  обшие  у  нас.  Какую  сгрёб,  такую  и  тово... Но  ежели  ты  хочешь  поиграться  столбуном,  уговорим  любую. А  он  мотает  головой. Да  нет,  хозяин  жизни  у  других.  Мне  некогда  трепаться.  Прожил  какую  жизню,  а  семьёй не  обзавёлся.  И  стороною  обошёл  меня. И  что  затронуло,  он  прав. Подходит  старость, а  опереться  на  плечо,  никто  не  станет  рядом. А  Джугина  глупцы  ругают. А  он  из  лагерей,  кто  не  обзавёлся  бабой,  мужиков  не  выпускал  на  материк. На  поселенку  только. Толковый  был  товариш,  и  я  на  таковых  иметь  гнилого  зуба  запрещаю. Я,  если  что, в  разведку  с  ним  пойду! Меж  прочим,  я  его  делами  тут  интересовался. Посля  разгона  лагерей,  на  поселёнке  тут  осталось  много  беспредельных  сук. И  ежели  нальют,  то  сочинают  сказки  про  порядки  в  зонах. И  вот  про  одного,  так  вообще  в  героя  против  строя  выводили.  Полковничек  Картавин  был,  так  про  него  будто  кино  сбирались  строить. А  он,  кто  если  против  только  губы  раскрывал, в  него  тэтэшку  разряжал  не  вынимая  из  кармана  рук.  За  этот  беспредел  писали  на  него  не  раз  телегу  самому,  в  столицу,  Джугину.  А  тот,  решивши  разобраться,  из-за карказких  гор  позвал  знакомца  по  таким  делам  Еберию.  А  тот  уже  сюда  комиссию  направил.  То  дело  шили  вслух,  и  на  Картавина  приш-ла  бумага,  чтоб  он  нашёл  законные  путя  для  оправданий.  А  он  собрал  по  лагерям  сучат  и,  выста-вив  охрану,  объявил,  что  сюда,  на  ихний  лагерь,  едут  заговорщики,  под  видом  следачей.  И  станут  убивать. Так  надо  тут  оружие  с  хранения  убрать,  людям  раздать  и  встретить  тех  гостей  гостинцами  в  свинце.  То  есть  маслятов  не  жалеть.  Но  в  лагерях,  бывало,  сидели  не  только  дураки,  встречались  те,  кто  мозговали. И  они  выслали  навстречу  комиссарам  разведку,  упредить,  что  замышляют  против  нормы  власти  под  руководством  полкана. А  те  поторопились  и  стали  не  стрелять,  а  лагерь  окружать.  Тогда  картавинцы  прорвали  цепи  нападающих  и,  захватив  машины,  рванули  убежать. Но  опоздали  с  думкой.  Большими  силами  их  стали  окружать  и  гнать,  и  перебили  всех  поштучно. А  самого  Гаркавина  потом  нашли  в  шалашике  из  кедрача,  но  поздно. Патроны  кончились,  а  потому  не  он,  а  им  занялся  Михаил  Топтыгин.  И  неторопливо  скушал. Знаки  различия  и  голову  оставил. Чтоб  опознали.
              Так  обсуждая  времена, Глеб  Полушкин  включил  магнитофон  от  Сони,  и  там  рванулись  звуки  марша  про  солдатскую  мечту-воображалку,  с  именем Марлен. И  Мандро принялся  махать  руками  и  что-то  даже  подпевать. Нравился  ему  такой  порядок  топать  столбуном  в  толпе,    или  на  броне  орать  про  прошма-ндовку,  отраду  легионов  иностранцев,  которых  в  Африке  для  наказания  хранят. Хотя  Полушкин  ни  хрена  особых  знанимй  не  имел  по  этому  разделу. В  киножурналах  про  войну  видал  и  только. А  кто  кого  в  боях  обхаживал,  за  что  и  сколько,  не  вникал. Политика  была  ему  до  фонаря  у  зайца, он  улицею  жил,  как  всякий  недотёпа  общих   вожделений.
                И  сколько  таких  было...И  сейчас,  до  жиз-ни  равнодушных. Не  зная,  что  без  них,  погибнет  и  Земля  родной  Вселенной,  остынет  Солнце.
                И  наступит  Аспиду  полнейшая свобода! Которую  уже  видать  с  порога.


                ---   *  --   
         Поговорил Дрючок  с  Кобцом, но  миновали  сроки.  И   опять...
          Из  мишуры  для  офисных  болванов,  моби-льник, для  крутых  владельцев, разнёс по кабинету  дре-безду! Асессор, то  бишь  купидом,  шестёрка, что  из  свитских  приживал  из  новодельцев Тузлука,  хреновину  для  связи  тиснул  к  уху,  с  грозою  указал:
          -  Я  слушаю,  у  вас  пара  минут  для  изло-жения  желаний!
           - Ишь, ты!  Никак, сам  лично  Ерофей?! Туды  его  в  кадушку  с  хреном,  но  покудова  без  соли! Ты  глянь,  прошёл  аж  целый  кус  столетья, из  тех  ещё  времён,  как  ты  в  советники  до  Тузлука   ушёл,  а  голос  твой  не  изменился.  Как  был  он  апробирован  на  лесть   любому  гоминиду,   так  и  теперь, как  пионер,  всегда  готов  лизнуть. А  ты  меня  узнал  по  баритону?
           - Ты...это... Лёха  с Вернилоха?! Ну,  этот, который  с  идолом  за  пазухой  от  профсоюзов  гда-ньских  докеров  носился,  имея  тамошнего  Лёху  за  кумира  и  будучи  в  политике  обычным  ду...слабаком. - С  восторгом  удивился  баламут,  играя  языком  словами, и  пальцами  на  полированном  столе  и  оставляя  там  следы  из  гав-кота  котлетки.
           "А  верно,  кто  способен был  внушить  в  любой  из  забегаловок  в  таверну  иль  корчму,  когда  распалось  государство  из  нормальных, что  в  чебуреках  мясо   не   из  милых  нам  приятелей  в  дворах?"
          Так  подумал,  представляя  кабинет  далёкого  засланца,  Ван Александрович  Дрючок  и,  хмыкнув  в  трубку,  глубоко  вдохнул.  И  будто  в  сожаленьи  изло-жил:
           - Уж  нет   того  хмыря  из  профсоюзов. Был  Лёха  да  заторопился  и  в  президенты  удалился. Но  вскорости  понял,  что  коммунист  ты   с  потрохами  или  так,  обычный  активист,  а  требуют  подать,  чего  желают  жены  или  левретки  пассий.. А  они  уже  сегодня  захотели жить  при  коммунизме,  который  сильно  хаяли  вчера  и  продолжают  ныне,  нисколько  не вникая  в  суть  системы  без  поддержки  всеми. Ведь  сколько  там  людей  и  столько  мнений! А  всё  раздать  нельзя,  на  щучий  день   чего-то  надо  ныкать. У  нас  вон  нечего  уже  украсть. Но  не  раздали,  а  слямзили,  и  даже  не  втихую.
           - Да  знаем  мы  про  этого  козла,   они  с  такой  же  зверской  шерстью  всюду! - Вставил  свою  фишку  вертухай  приморского  разлива, разглядывая обувь на  ноге, которая  торчала на  столе. - Живуч  проказник  с  длинными  ушами, как  бывший  стукачёк.  Люстрацию,  а  с  нею  перлюстрацию   прошёл  лихаче-ски  и  суд  его  не  стал  лишать  удачи.  А  он  хотел  остаться  рулевым. За  скипетр  подержавшись,  власть  кружит  в сером  веществе  опилки  любому  лоботрясу,  желания  возносит  до  небес. А  вот  народ  его   претензии  отверг,  не  выбрал  президентом  по  второму  кругу... Кто  галочку  на  бюллетени  поставил  не  ему,  кто  жопу  показал,  но  теперь  ему.  Ввергая  себя  в  стыд,  в  опасность  наказания  за  глум, но  принцип  удержав  как  стоик. Я  сколько  произнёс  тут  слов,  меня  встрясло  от  возмущения  моих  пороков,  и  кто  я  в  самом  деле,  не  пойму. Во  мне  и  человек  и  зверь,  лохматенький  шакал.
          А  ты, Ван Саныч,  охлократ  из  тех  охлюстов, наверно  разгадал  Сваленску  и  послал  ходить  по  шпалам  вдоль  и  поперёк,  выглядывая дырку, какая  подойдёт!?  А,  дорогой  Дрючок?!  Ну  и  фамилию  тебе  всучили  предки!  Как  раз  по  этим  временам,  ты  присмотрись,  охлостам  пенделей  дают!.. А  номер  от  мобилы  кто  тебе  всучил?  Я  ж  его,  тово,  давать  не  разрешаю!
          Иван,  прослушавши, кивнул. Голос  тот  нормально  принялся  на  слух  не  сразу,  а  в  подкорку  спрыгнув, изменился.  В  нём  сломалась  амплитуда   высоты,  остался  низкий  тон, а  он  примацкую  зависимость  со  всеми  потрахами  выставляет.  На  этот  вывод  у  себя,  под   крепким   ещё   скальпом, Дрючок по-новой  хмыкнул. Он  литератор,  он  представил  ногу  на  столе  и  голос. Мягкий,  низкий,  но  на  высоте  персоны  там,  где  Ерохин  восседал,  задравши  ногу.  Вот  в  эту  ногу,  вдруг  оказавшись  там,  Дрючок  не  промахнулся  бы,  стрельнув  из  пистолета.  Несмотря  на  то,  что  деется  сейчас  на  свете. Теперь  кругом  бардак.  И  там  он  тоже.  Ментам  до  Фени  положение  в  стране,  их  гнобят  даже  недоноски,  а  выстрелить хотя  бы  вверх,  заставить  повернуться  до  порядка  пропитым,  но  вымытым   лицом,  им  нечем. Чтоб  не  отняли  недо-вольные   по  жизни  земцы,  начальство  не  даёт  пистолей. Иван  зубами  скрипнул.  Всё  это  он  подумал  сгоряча,  а  раздумавши,  понял,  что  из  рогатки  даже  вряд  ли  б  стрельнул.  Среда  творит  бардак,  она  же  поглощает,  когда  не  терпит  дурака.  Дрючок  ещё  раз  хмыкнул,   а  шеей  ворохнув,  пустил  подтрунку.
            - Да  ясно. Кто  скрывается  от  щедростей  всевышних  Провидений,  берёт  говно  из  псевдонимов,  тот   телефонов  не  даёт.  Его  приходится  с  натугой  до-бывать. А  ты,  вон  сколько  времени,  за  знаком  птички   схоронился.  Называешься  Кобец!.. Но  не  орёл, - обычный  гоминид! Соображалки  не  хватило  или  за  прошлые  грехи  ответить  струсил?.. И  сделал  бы  себе  орла  в  геральдике  времён  от  новых  исчислений, и  чтоб,  как  у  Горыныча,  из  каждой  морды  пламя,  а  меж  ушей  короны!  Ить  ты  втихую  признаёшь  себя  за  гения  в  любом  строи-тельстве,  задуманном  Мамоной.  В  заначке  денюжки  растут?  Но,  вдруг  узнав  меня,  спустился  наземь, и  вс-помнил  про  грехи  из  подворотен  жизни. Или  я  оши-бся? Растратич  и  Истратич! Фамилию  напрасно  ты угробил. Исконно русская была, ИвАнов! А я  фамилию  свою  теперь   домашним  объявляю.  Всем! А  иногда    по  госделам.  Чтоб  всюду  помнили:  я  по  фамилии  Дрючок! А  это  много  значит!  А ты  даже  псевдон  мой  в  литкружке  забыл.  Иль  припомнил!? Ах,  да,  упот-ребил  недавно,  это  я  забыл  про  свой  слоган  от  графоманов!
           Поднялся  вдруг  до  самого   абсида  голос  из  мобильника,  который  был  в  Мандоке  или   ближе  чуть,  на  входе-выходе  в  ворота  на  Каркас.
          - Из  Тихомурска  может  поезд  тронуться, если  туда,  и  из  Ростока, - на обратно. Но  это  в  рассуждениях  политруков  по  философии  да  в  песенке  поётся,  а  в  жизни  чаще  всё  через  бандитскую  ялду. Однако  же,  мы  ездим. Хомо,  то  бишь  гоминид,  со  дня  рождения  привык  перемещаться, чтобы  найти  чего-нибудь  поесть и  развиваться.  И  сапиенсом  вырости  не  только  над  собой,  откладывать  и  силу  в  череслах  потребно. Про запас. Без  силы  знания  бессильны  при  строительстве  рассвета  там.  И  здесь,  у  горизонта. Да  ты  не  обижайся  на  количество  глаголов,  люблю  я  поболтать.
           Ещё  хочу  спросить  я  на  пока,  но  нажимая  на твою  амбицию  и  не  снимая  тонуса  в  глаголах,  Ерофей Ерёмыч! Или  Гарпия  свет Кобец?!. Не  надо  отрекаться,  если  что,  а  в  общем, молодец. Нам  надо  на  своём  стоять! Так  вот,  слыхал  я  краем  уха,  а  ежели  точнее, из  телека  повыростала  клюква,  что  будто   в  Лучеград  от  Романовых  корней  явились  и  продают  для  имиджа  в  элитах  всякие  геральдики  фамилий  и  родов.  Графьёв,  баронов  и,  может  статься,  великих  и  светлейших  из  князей  или  маркизов.  Ты  в  них  не  записался?  А  то  у  нас  почти  все  мэры  застолбились. Покудова  в  графья  определились! В  бароны  постеснялись  подаваться,  там  множество  цыган,  и  надобно  локтями  разгребаться. А  вот  в  графья... Пока  втихую,  но  за  горизонтом,  - свет  не  только  к  коммунистам  обещается  пробиться...Ага  или  пока?  И  я  не  понял. Ты  не  застолбился  во  дворяне  званьем?  Напрасно,  и  на  жаль  любителям  трепаться  языком!
            Но  тут  его  прервало  голосом  приора, который  вдруг  вошёл  и  отдавал  кому-то  указивку:
        - Которые  не  пьют,  сейчас  уйдут,  которые  хотят  перекусить,  к  столу  садятся. Потом  я  стану  тут  работать,  нарисовать  надо  наброски  речи.  Тогда  за  дверь,  пожалуй,  всем.  С  той  стороны  захлопнуть. И  это!  Ежели  из  крупных  ханурей  из-за  границы  вдруг  нагрянет,  мне  чтобы  графинчик  от  грузин  боржоми. Это  будет  знак,  что  я  бухой  и  больше  принимать  креплёного  не  буду.  Понятно  всем?  Тогда  всем  наливай  и  закусить  давай.
            Приятель  бывший  не  ответил  Александ-рычу,  мобильник  отключил,  но  мысли  погодя  всё   же  оставил, перейдя  из  офиса  в  другой.
 
                ---  *  ---
          - Ой,  как  можно загибать  такое,  товарищ Ваня!?  Хотя,  согласен,  теперешнее  время  глушит  в  памяти,  чего  даже   не  хочешь.
           - Эк,  марцифан  тебе  на  душу,  а  то  и  прямо  в  анус-гузно! Запор  сообразить  заместо  пробки. Ты  славно  говоришь,  почти  верлибром.   Да,  да,  я  тоже  помню  как  ходил  ты  приглядеть  за  нами  в  литкружок  от  имени  райкома  комсомола, и, наверное,  гэбе.  И  в  газетёнки  ты  писал  неплохо  о  всяких  достижениях  эпохи.  Но  как  только  Загубин,   к  тому  ещё  долдон, с  цепи  сорвавшись  у  жены, на  пробу  для  мещан  заразы  в  бытовухе,  объявил  коперативам  двери  ширше  распа-хнуть, вы, комсомола  вожаки, как  будто в деловом  экстазе,  пооткрывали  видео-клозеты  и  стали  денежки  грести  от  дураков  по  интересам  в  разные  мешки  не  по  реестру,  а  по  росту. Я  понял  всё  ещё  тогда,  но  в  поддавки  как  не   играл,  так  и  не  буду. Это  ты  должон  не  только  помнить,  а  иметь  зарубку  на  носу, товарищ  гарпия  Кобец!  Или?.. Нет!  Гарпия  орёл,  но  очень  уж  падлючий. И  как  ты  не  нарвался  на  него,  когда  искал  замену  званий  предкам?! Ах, да,  его  уже  прихва-тизировала  фирма! Звалася  Склочники,  но  это  хоть  понятно, а  стала  пухлой  задницей  залётного  орла  по  званию  гарпия! И  что  вас  тянет  голубиться  с  той  Европой?!  Оттуда  спид  сманули,  помимо  трипперка  и сброшенных  болячек  сифли-дрома,  шанкера  и  прочих  удовольствий  докам,  а  ныне,  я  слыхал,  в  эфир  пихают  всяких  прошмандовок. Язык  сующих  между  ног  друг  дружке! Меж  прочим,  приёмчик  тоже  стыренный  у  древне-гречечких  богинь  разврата! Европа  сюда  грязи  от  своих  сынков  миллионеров  ввозит,  а  вам  никак  ни  в  досыть?!
            И  снова  в  голосе  металл.  Не  олово,  не  золото,  а  сталь. Дрючок  не  собирался  угрожать  напра-сными  словами, он  злился.
          - Ага! -  Врубился   в  монолог  Дрючка оппортунист Иванов  и  Кобец, - Раз  разошёлся  нервами  и  в  ход  пускаешь  языка, значит  ты  решил  напомнить  тягости  минулых  дней?  Моих! А  я,  меж  прочим,   тебе  за  пазухой  носил  спасибу  долго.  При  этой  жизни,  думал,  ты  забудешь  про  те  башли,  а  ты - наоборот.  Явиться  хочешь  лично  и  теперь?  Жизнь  танцует  гопака,  никто  не  спорит,  а  на  жаровне  пляшет  жареный  цыплёнок-табака  и  держит  паузу,  наверно,  ожидая  петуха. Да  нет,  на  этот  раз  туда  журавль  должен  заглянуть. Довольно  глубоко.
           И  заглох,  и перестал  талдычить  Ерофей  Ерёмович  Кобец-Ерохин-Елисраков-Иванов и он  же председатель  для  советов  в  холдинге  директоров   охотского  прилива, при  кличке  заведения   "Гарпия".  А  Ваня  раньше  справки  наводил,  на  упреждение  возможной  заковыки.  И  вышло:  Гарпия  в  Обмеряной  орёл,  у  древних  греков  в  заведениях  кумирен - шлюха  из  затейливых  богинь,  и  даже  сволочь,  а  где-то  с  крылышками,  так  зовётся мышь. Знать,  не  миром  только  мазаны  придумки.
           Последнее  Ивану  не  по  нраву, он  уважал  таких  мышей. Они  служили  тоже  символом  ему,  но  где-то  в  тайнике  души. Как  заговорщику  супротив  власти  прохиндеев.
           Холдинг  занимался  ино-нано-технологиями  разных   по  заказу  государства направлений, имея  деньги  из  бюджета  и  младоудальцов  под  управленьем Тузлука. Приора,  и  даже  пионера  в  новой  жизни. Который  перед  тем  Зарубина,  с  отметкой  замарашки  на  видном  месте, определили   в   почётные   сидельцы,  за  пределами  далёких  уж,  когда-то  родненьких  погостов. С  возможностью,  однако,  ностальгию  одолеть  и  крышеваться  поблизу  столицы.
          - Тут  ты  во  многом  прав,  товарищ  гоминид,  но  Елисраков, -  покивал  себе  и  в  трубку Ван  Сандрович  Дрючок,  бывший  собутыльник  и  подельник   генди-ректору  в  каком-то  заведении Кобцу,  в  захолустнейшем  и  грязьненьком  Агадске. - Времечко  в  один  конец  трубы  втекает,  и  из  другого  вытекает  и  меняет  много  глупого  на  многие  удачи. Тебя  вон  кинуло  в  какую  высоту. Успел  примазаться,  куда  стремянкой  не  достанешь. Небось,  со  многими  владыками  проэктов,  сидишь  на  дружеской  ноге  и   между  пальчиков   ноги, по  указанию  рекламы,  и  как   советник  или  полный  референт, грибочки  выгребаешь. Но  это  так  я,  движков  торговли  начитавшись! Она  теперь  нам,  пишут  же  они, заглавный охмуритель  простаков. Я  вот  прикинул  как-то: ты  адмирал  охотского  прилива,  а  заодно  и  флибустьер,  и  вдруг  в  столице! А  моря  там  прили-чного  немае! Конечно, адмиралов  развелось   до  хрена  и  больше,  огромный  мегапояс  небоскрёбов  понастроили  уже,  затмите  скоро  самою  Обмеряну  Беспутно! И  даже  знаю,  жив  ли,  нет,  был  адмирал  газетчик  из  рода  тех  туземцев,  по  жанру  близкий  литератор,  хотя,  если  копнуть  поглубже, то  - слабак.
          - А  род  тот  и  сейчас  при  фаворе  у  свитских   приживал  в  столице   проживает! Почти,  как  в  коммунизме,  если  несерьёзный  разговор! -  со  смехом  перебил  Иванову  мыслю  Кобец. -  Внук  старого  Какашки  чего-то  умного  вдувал  когда-то  в  ухо  Тузлуку  и  заслужил  хорошей  трёпки  по  плечу. И  я  слыхал  недавно, что  собираются  на  наши  околотки  втулить  из западного  рынка  хренотень,  с  названьем  толи  шока  с  терапией,  толи  жопа  с  трипперком!
          - А  может  речь  о  СПИДе  происходит? - спросил  Дрючок,  поглаживая  кошку  и  почёсывая  прирастающее  собственное  брюхо, сидя  у  стола  в  Мозоле.  Где  после  куса  зельца,  прилагал  рюмашечку  ко  рту. - На  Западе  сейчас  в  почёте  эта  добывайка.  Негры  где-то  эту  штуку  на  конец  поймали  и  дальше  понесли. Теперь,  кто  не  имеет  этой  вичи, пособия  на  бедность  лишены. У  них  цветёт  махровым  цветом  охота  на  халяву,  а  демократы  начеку. Особо,  ежели  поход  до  урны  на  носу. Электорать  у  них  неплохо  почитают. А  ежели  лоббируют  проблему,  так  вообще  халява  и  хапок!
             - Да  нет, Ивашка  Охлократий,  я  полностью  уверен,  будет  не  до  слабеньких  ужимок.  -  При  сих  словах  сидящий  где-то  в  кабинете  офиса-конторы  западного  толка, Ерофей  Ерёмович Ерохин и  Кобец-Иванов,  ухмыльнулся,  посмоктал  гаванскую  сигару  и  добавил: - А крупные  особы   из  отсюда, кинутся  порвать  повсюду  волоса.  Прямо  сразу,  как  только  сообщат  им   с  биржи,  что  ценные  бумаги  на  бабло,  что  раньше  им   из  западных  посольств  презентовали  за  фимиам  свободной  демократии   повсюду  тут, про-стенькой фанерой  полетели  по  стране  без  остановки  и зацепов.  Внук  сочинителя  про  пацана  и  волонтера  в  помощи  слабеющим  туземцам,  будучи  в  завидном  вузе  болтуном,  так  и  остался  с  интересом  к  этому  моменту.  И  обещал,  что  если  что,  тотчас  угробит  аргументы  не  только  в  пользу  шока,  а  даже  шопинг  запретит.  Не  будет  рынка,  чёрных  понедельников  и  пятниц!  Правда,  у  него  в  напарниках  Хафкофич,  а  эта  рыба  ещё  та  и  очень  сходит  на  зубастого  кита. Ну  есть  же  поговорка: а  вот  два  друга,  хрен  и  ему  подпруга! И  с  этой  дружбы  что  можно  поиметь?  Вот  то-то. Гарантии  нельзя  давать  ни  чёрту,  ни  подпруге.
            Дрючок  всё  это  выслушал  и  в  монолог   включился,  и  статус-кво  восстановил:
            Однако,  отчего-то  по-немецки. Который  с  детства  не  любил,  учил  паршиво  в  школе  и  еле-еле  шкандылял  на  двойки-тройки. Но  как-то  с  дуру  затве-рдил  тираду,  что  иногда  произносил. И  щас  её  послал  в  мобильник;
                - Zum Befehl, main Herr, ich  melde  gehorsam! Алло! Ты  слышал  и  понял? Я  тоже  ни  хрена  не  знаю,  чего  тебе  сказал.  Там  слово  есть  про  херр,  вот  это  помню. Про  то  училка  говорила,  что  то  не  член,  а  господин. Так  кто  же  спорит? У  каждого  мужчины  он  хозяин,  а  значит  господин  при  нужном  положении  напарниц. Я  иногда  заглядываю  в  телек, и там  такие  выкиндосы  от  натуры  человека  кажут, что  много  верится  с  трудом. И  я  про  этот  шок,  что  в  экономику  грядёт,  оттудова  слыхал.  Ему  уже  площадку  застолбили  и  обозвали  биржей  блатарей.  Так  что  ты  готовься  к  шоку,  чтобы  в  шопинги  пройти  без  всякого  укола  шпилькой  в  жопу. Я  почему  тебе  ввернул  немецкую  тираду?  Она  оттуда,  с  запада  пришла  и  долго  будет  колобродить! Да!  Чтобы  не  забыть,  а  то  разговоримся  и  профукаю  вопрос. Ты  распорядись  там изготовить  для  меня  бумагу  или   визу,  разрешение  на  безвозвратный  и  неограниченный  кредит  из  трёхвы-сотной   банки  нашего   всеобщего  врага  и  дружбана. Мне  нужны  будут   финансы.  Немного,  но  чтобы  каж-ный  день.  Ты  должен  помнить  мои  филантропические  трюки. Ну  эти,  беспризорные  собаки,  кошки  и  много  появляется  бомжей! А  кто  им  чуть  поможет,  кроме  я?! Когда  ты  где-то  там  продулся  до  прямой  кишки, я  приволок  тебе  под  долг  от  банка  из  Обмеряной   Беспутно,  приганстерских   уе.  На  сколько  помню,  да  и  ты  запомнил,   на  семьдесят  кусков  тогдашных  баксов. Бог   тогда  любил  в  раздачу  сунуть  тройку  и  семёрку,  а  вместо  туза  джокера  давал.  А  там  как  раз  они  семьей  и  были. Правда,  золото  ценилось  так  себе,  но  было  его  там  с  телегу  или  больше,  а  это   потянуло  на  седьмицу  в  десять  раз  при  тыщах  баксов. С  ними  ты  пошёл  в  реальный  бизнес  и  вырос  до  небес,  а  на  них  понаростали  дюжие   проценты,  с  цифрой  восемь  при  нулях.  Я  не  считал  насколько  вырос  потолок,  но  ты,  ежели  приспичит,  озаботься.  Потому  и  не  прошу  подразгрузить  тележку,  а  токмо  выделить  кредит.  Каждый  день  мне  нужен  милллион.  Да  ты  не  морщись  и  не  хлюпай  носом,  - рублишек  милллион!  Наших, деревянных!  А  куда  я  их  истрачу,  то  деловарие  моё,  наш  дорогущий  кандидат  на  должность  ел  басы  в  стране  соседей,  товарищ  Ерофей. И  не  вздумай  затевать  игру  в  пятнашки.  Во-первых,  это  хлопотно  и  сложно,  а  во-вторых,  своих  проблем  у  тя  премного,  а  зачем  ещё  приобретать? Я  знаю,  Тузлуку,  он  там  поближе  и  виднее,  ему  вы  наливаете  бузы,  чтоб  никогда  не  просыхал.  Так  вот  и  у  меня  имеется  бумага,  окстись,  сиречь, не  беспокойся,  она  даёт  гарантию  открыть  любое  дело  по  вендетте  при  изъятии  персон  из  оборота. Вот,  вот. И  называется,  как  раньше:  слово  налагается  на  дело,  того  самого  отдела,  который  в  кагэбе  никто  не  отменял,  хотя  название  конторы  изменилось! Не  хмурься,  дорогой,  я  повторяю, тех  указаний  из  шестой  палаты  никто  не  отменял. Но  это  так,  напоминанье  про  устав  для  членов  ложи  мастеров  от  мастерков  во  дланях.  Вы  ж  иногда  хоть  чуточку,  но  думайте,  что  служите  стране  с  большими  тайнами,  а  их  уметь  хранить  необходимо. И  если  что,  то  с  ними  помереть. Как  истинный  асессор  при  дворе  и  этот  старичок...Ага!  Иван  Сусанин! А  деньги,  пони-маешь  ли,  статья  особая,  другая. Ты  должен  помнить:  на  них  Сусанин  не  позарился.  Не  помню  только,  предлагали  посполиты  или  нет,  они  характером  сплошные  скупердяи,  хоть  и  слывут  носителями  высокомордия  и  гонора   в  презрении  к  другим.
          И  всё, друг  наш  ты Ерофей  от  Еремея  из  Елисраковых  творцов! Нам  пора, тебе  пока!  Я  завтра  позвоню,  если  надобно  напомнить,  а  в  понедельничек  чтоб  бумаженция  была  готова.  Через  недельку  мне  зайти  или   напомнить?  К  тебе  и  лично  в  кабинет  или  через  секретаршу  получу  бумагу?  Пассия  цветочки   обожает?  Я  помню  преференции  твоей  особы,  ты  умел  прелестниц  выбирать  с  характерами  фурий  при  фигуре. Женат  или  отложено  на  старость?..  Понял,  пропустим  эту  тему. Кстати,  я  тогда  лично  приволок тебе  мешочек  золотишка,  а  не  передал  с  порученцем,  который  прибежал  ко  мне  с  пороком  на  лице  и  с  просьбой  выручить  тебя,  не  то  придётся  приставлять  к  виску  обрез  от  винтаря.  Долг  в  картишки  дело  не  шутейное,  но  строго  добровольное.  Или  плати  или   причастие  прими.  А  надпоручик   мог  мешочек  опри-ходовать  в  свою  заначку.  Я  видел  на  лице  его  тот  робкий  интерес  к  возникшей  обстановке. Выходит,  в  понедельник  мне  заявиться  лично  тоже?  Ладушки,  хоть  и  живу  далековато  от  столицы,  но  нарисуюсь  обязательно,  будь  спок!
            - А  где  ты  проживаешь?  Я всё  хочу  тебя  спросить.  Ты  пишешь,  издаёшься,  какой  имеешь  псевдоним?  Ты, может  быть,  на  этих,  как  их,  на  Бункеров  при  Мильбионах  замахнулся, а  я  с  тобой  как  с  графоманом  средненькой  руки,  слогами.  Так  самолёт  тебе  подать? - Пырхнуло  в  далёкой  трубке,  верно,  издеваясь  от  души. Кобец,  то  есть,  когда-то  был  товарищ  Иванов,  умел  и  подленько  подтрунить  и  просто  пошутить. Теперь  хотел  он  вызнать  тайну,  где  обитается  Иван.
          Дрючок  на  это  тоже  пырхнул,  но  город  указал: 
           - Да  некогда  писать  и  издаваться,  и  псе-вдонимы  применять, Не  обожаю  фарисейства. Под  зва-нием  чужим  довольно  много  врут.  Но  книжку  почи-тать  люблю.  И  нет,  у  нас  в Мозоли, не  было  аэро-порта  и  тогда,  сейчас, тем  боле   глухота. Самолёт  не  присылай.  К  тому,  я  не  люблю  халявы.
           -  А если  геликоптер? Да   нет, на  нашенском  я  тоже  не  летаю,  при  холдинге  имеем  стрекозу  Снегорского  на  полозах.  Другие  часто  падают  и  без  заказа   на   убой   клиента.
            Подсказала трубка, усмехаясь. Ерёмыч хошь  засранец,  но  помнил  про  пристрастия Дрючка  упот-реблять  засратые  слова. Он  пускает  в  разговор  их  потому,  что  в  прошлые  года  велела  секта  графоманов  в  секции  от  литкружка. Чтоб  видно  было,  кто  дурак,  а  кто  придурок,  и  его  сразу  -  от  винта! А  Ванька  блефовать  любил.
           - И  вертолёт  тут  отпадает.  У  нас  об  эту  пору  по  округе  грязь.  А  посадить  на  грейдер  и  привлечь  внимание  народонаселения...Ну,  как-то  не  по мне. - Иван   Дрючок  на  заковыку  покривился, пригла-дил  Кнопку и  кошке  улыбнулся. -  Ну  всё,  пока.  Прибуду! Ты  тама  не  забудь  до  водочки  мальмишку  приложить  копченую.  Или  хрен  ма  её  в  столице?  Тогда  я  попрошу. Чтоб  из  Агадска  летуны  с  десяток  тех  гольцов  доставили.  Или  не  так?
           -  Никак!  Заткнись,  дурак!  Ты  заказал,  а  тут  на  губы  накатился  жир  мальмы.  Мине! От  самого  Загубина,  как  будто  получил  привет! Как  ты  его  по-новому  зовешь? Гоминид,  примат  или  аж  целый  гоминдан,  которые  на  Шиле  были,  когда  их  разбомбили  абмеряны  без  путчей  изопами  бредней.  И  не  шуми  в  дороге,  духарясь.  А  то  Лукавый,  будущий  приор, с  виду  не  очень  чтобы  очень,  но  всё  на  ус  мотает. Люди  засекли. И  должен  от  себя  добавить,  по  мне  он  не  Лукавый,  как  по  всевдону  отмечают,  а  луковый,  по  дыху  из  души.  Со  временем  догадку  подтвердит  не  только  время,  запахи  его  делов  тоже  впрягутся.  Как  если  б  ты  помыслил  при  гротеске.
           - Ну,  сразу  в  сракопад  и  приводить  него-жие  сравненья!  Я  пиво  не  особо  обожаю,  ты  знаешь,  а  тут  разнообразие   воображаемых  бутылок  ли  бока-лов. Из  самого  Баварска! Ну,  в  общем,  тоже  губы  раскатал,  но  стану  ждать.  Терпение  имею,  как  и  Бог  велел.  Но  с  водочкой,  не  с  пивом!  Смирновки  с  Гавралтара  закажи.  Ага?  Да  проследи,  чтоб  без  туфты, не  гнали  чтоб  пурги,  а  то  все  навострились  рынок  укреплять  количеством  товара.  И,  гоминид  порхатый,  будь!  Бумагу  заготовь. адьюнкт  среди  халявных!  А  в  отношении  Лукавого,  согласен.  Что  интересного  заметил,  кто  б  ни  держал  за  бороду  козла  или  орла,  который  ныне   нарисованный  на  флаге,  они  всегда  советуют  народу  кушать  лук.  От  всяческих  недуг!... Ещё  чуть  не  забыл! Ить  я,  давно  как  не  геолог,  а  потому  живу  на  юге,  а  там  чинарики  растут.  Я  прихвачу...Да  нет,  не  чинари  из-под  колёс  транзитных  поездов,  не  те  бычки,  что  в  детстве  где-то  пацанами  собирали!  Не  знаешь  чинарей,  а  жаль.  Ну,  кедровые  орехи  помнишь?  Они  на  вкус  похожие. Бурундуки  их  обожают,  и  если  кто  заначку  их  разграбит,  чтоб  зиму  миновать, находят  где  сучёк  рогаткой  и  головы  туда  кладут.  И  мы  орешки  щёлкали  в  охотку!  А  ежели  их  кинуть  в  самогон  и  подержать  хотя  б  недельку...Вот  это  лепота! И к  тому - лекарство! Ладно,  будь!  И  в  рот  тебе  побольше   марцифанов! Да!  Я  вот  чего  забыл  спросить  тебя  в  свободную  минуту!  Ты  почему  набрал  себе  псевдонов  полные  карманы?  Что  нахаляву  подвернулись,  да?!
         - Да  нет,  тут  вот  какая  штука. Мы  времени  подвластны.  Ты  согласен?
          - Ну,  так  куда   ж  деваться?
          - А  жизня  нам  какая  далась?  Кажный  день  знакомец  новый  и  требует  звонка.  И  чтоб  никто  из  посторонних  не  пронюхал  про  наши  деловарства. И  каждому,  а  он  обратно,  позывной. Вот  и  набралась  куча.  А  у  тебя  не  так?
          - Согласен.  Было  так.  Теперь  я  сокращаю  круг  общений. Одних  поистребляли  из-за  башлей,  других  подставило  бабьё  из  хулиганских  побуждений,  а  третьи  скрылись  за  бугром.  И  кто  куда,  а  многие  искали  пэмэжэ,  чтобы  обетованное  жульё  проведать. И  если  повезло,  там  и  остались. Сволота  и  гоминиды!  И  даже  не  звонят.
              Поговорили.  Ну  и  что?  Они  же  сапиенсы  где-то  хотя  б  чуть-чуть!  Имеют  право  на  понос  словами.

                ---  *  ---               
             Красивое  на  незнакомую  дорогу  жизни  выпадало  время:  что  хочешь,  то  и  дей,  когда  в  карма-нах  полненько  идей.  Насчёт  пополнить  нужные  запасы  в  доме  иль  на  даче.  И  ствол  шпалера.  А  то  и  новенький "дегтярь" иль  смазанный  автолом  "шнеллер"! 
            На  выяснение  погоды  в  регионе,  с  личным  интересом  вышел  Глеб  Полушкин,  с  кличкою  давней-шею  ватаги  пацанов  Мандро.
             Как  председатель  для артели, к  тому,  "хозяин"  положения  района,  он  знал  что  деется  вокруг  и  дальше.  А  про  Дрючка  Ивана  ведал  больше. Что  он  не  только  тут  заметный  литератор  и  в  почёте  у  властей, а  на  полигоне  у  старателей  бульдозером  тол-кает  не  всегда  порожнюю  породу. А  дома  у  себя,  нанятая  старуха,  а  может  и  под  страхом,  гонит  первачёк,  и  этим  кормится  Дрючок  и  держит  кодлу  ханурей  для  личных  потреблений. И,  разумеется,  имеет  втихаря  навар  из  самородков  и  песка. А  что  совсем  уж  интересно, его  не  беспокоят  никогда  властя! Ни  общие  и  не  спецы,  ни  сразу,  ни  посля.
            "Он  откупается  от  них,  или  -  агент  хомутный!? Ежели  бытует  откуп,  то  фигня,  а  ежели  агент,  то  уже  плохо. За  ним  бы  топтуна  пустить,  да  кто  возьмётся  шкуру  подставлять,  вдруг  шилом  кто  пырнёт  или  заточкой? Но  на  агента  не  похож,  обычная  писака.  Красуется  в  газетах,  грозится  книгу  написать.  К  нему  надо  сходить  потолковать. Вдруг  кипешнёт, - маслину  в  лоб. А  шмон  расставит  точки!"
            Решился  на  такой  генплан  на  свой  карман Полушкин.
           Не  знал  Мандро,  однако,  одного. Что  инте-ресный  ему  Ваня,  очень  далеко  не  прост.
              Сапёрная  лопатка,  нож,  кинжал,  сапог  и  бляха  при  ремне. И  поворот  на  шее  головы,  при  каверзе  случая. И  это  всё  при  молодости,  в  секции  Актива  Молодых  в  стране  Отрадных,  Дрючок  прошел,  когда  готовился  в  ряды  защитников  отеческой  земли. Но  огорчили  младо-патриота  и  не  взяли,  плоскостопие  нашла.  И ограничения  в   наборе.
              Хрущ,  который  обзавёлся  властью  после  недоучки Джугина,  и  утвердил  задумку:  тройку  жёстче погонять,  и  всех  догнать  и  перегнать. И  целину  поднять  и  сократить  расходы  в  оборону. Чтоб  тунеядцы  не  плодились  по  стране  и  планы  выпол-нялись.
                И  вот другая  жизнь  настала  для  страны  и  для  Ивана  Сандрыча  Дрючка.  И  перебирая  нети,  он  прикинул,  что,  пожалуй,  эти  навыки  ещё  сгодятся  при  раскладах,  где  появится  тупик. 
                И  разговор,  когда  его  затеял  гость-приватвор  Глеб  Полушкин, Дрючок  не  игнорировал. Вникал. А разухабистый  Мандро  внедрялся  оппоненту  в  душу,  собираясь  заиметь  козырную  и  личную  "шестёрку". И  почти  шопотом  внушал:
                - Ивашка! К  тебе  у  нас  служебный  разго-вор. Да  не  оглядайся! Кто  у  нас  и  что  они  хотят,  вот  эти  пацаны? Ты  это  хочешь  знать? Да все  ребята,  которые  хотят,  чтоб  ты  делился  с  ними  тем  баблом,  которое  нахапал,  проживая  в  Вернилохе,  на  нашенской земле  и  по  её  законам. Это  раз. Второе,  знаем  мы,  что  ты  в  натуре  вор. А  вор  или  сидит  в  тюрьме  или  у  нашей  кодлы  на  скамье,  вблизи  параши. А  за  столом  сидят  ребяты,  которые  в  законе. Понятно  или  нет  я  козыряю?
                И  громко  топнул  торбозом  в  роскошном  мехе  рыси. Которая  теплом  делась  и  модницей  была.
                Дрючок  пожал  плечами  под  ковбойкой  старого  замеса  моды,  закрытыми  сукном  домашнего  халата.  снял  с  загривка  Кнопку.  Она  любила  там   мурлычать. Иван  любимицу  погладил, улыбнулся, и  в  морду  у  халящика  не  бросил, а  спокойненько  спросил:
                - И  как  нам  быть  тут, Кнопка?  Он  в  кодле  заседает  главным  заводилой  и  требует  бабло,  а  я... Я всего  лишь вольный  каменщик  масонской  лужи! Такого  ты  не  знаешь,  не  проходили  в  школе? Оченно  возможно,  тогда  в  детали  не  входили. А  щас  другие  времена  и  очень  может  статься,  что  вор  в  законе  и  смотрящий  околотка, - не  за  городом Агадском только, Глеб Мандро!  Но  тоже  член  той  самой  лужи,  где  сижу  и  я.  И  мы  с  Сысоем  Кожемякою  не  только  в  дружбе,  а  и  в  делах  довольно  плотные  партнёры.  Делишки,  правда,  мелкие,  едва  иной  вопрос  на  миллион  потянет.  Но  в  баксах  и  других  уе! Тогда  как  обернётся?..Ну  хорошо,  если  совета  хочешь,   то  мне  разрешено  его  подать. Иди-ка  ты,  пожалуйста,  домой  и  хорошенько  поразмысли  над  затеяной  борьбой  порочных  кланов.  Ich  melde  gehorsam, main Herr! Вы  поняли  задачку? Немецкий  я  включил  зачем? Не  уважаю  очень! И  с  обожанием  произношу  я  слово - Хер-р! Я  в  оккупации  страдал  от  немцев. Над  малышом  любили  издеваться. Один  даёт  кусочек  шоколада,  другой  хохочет  и  берёт  обратно.  И  сжирает! А  я  глазами  провожу  квадратик  и  бяку  немцу  покажу.  А  он  меня  по  вихрам  сильною  рукою - бац!..Нет,  немцев  не  люблю  я  вспоминать,  а  тут  вот  вспомнил. Наверно с  ним  тебя  сравник. Такая  же  паскуда. Да!  И  ещё  раз  кстати! Ежели  найдёшь  канал,  как  можно  обсосать  нелады  с  Кожемякой,  передай  ему  привет  от  Чурбана.  Сысоич  знает  кто  такой  этот  проситель,  они  сидели  как-то  вместе  в  пересылке,  ещё  при  хаме  Хруще,  давно. Да, ихнему  знакомству  больше  лет,  чем  этой   Кнопке,  а  ей  уже...  Она  старуха. Но  рыбу  любит,  жизни  нет! Особенно  сырую  и  нежирную  навагу. Но  ежели  подсуну  свежую  мальму  иль  корюшку,  спасибо  тоже  скажет. Так  ты  на  что  определился,  идёшь  покудова  домой?
              Мандро  при  недовольности  глазами,  всё  ж кивнул.
              - Ты извини, кажись, я  тут нарвался. Попхну домой,  делов  других  навалом.
              - Ты  правильно  надумал, пока  что  гоминид  Полушкин Глеб. В живых  остаться, выбор  верный, -  сказал  Дрючок,  упрятывая  блеф  за  губы,  и  лаская  в  фалдах  сюртука, который  он  носил  для  форса, ребристую  "лимонку",  что  имелась  про   запас,  к  таким  же  причиндалам.


                ---   *  ---
                А  время  тянется  резиной  и  жизнь  прохо-дит  стороной,  и  Ваня  в  ней  как  многие  вертится. Сегодня  здесь,  а  завтра  там...  Где  городок  Мозол. 
                Он  и   верно,  ничего  гляделся.  Южный,  маленький,  зелёный  и  до  моря  близко. А  лисапетом,  так  рукой  подать! Населён  пенсионерами.  Работы  нет,  разрушено  давно,  что  слыло  мелким  делом,  а  крупных  не  водилось, - провинция  глухая  и  по  временам,  что  были. Паслась  на  выгоне  худоба,  давая  молока,   в  седой  высокой  лебеде  копались  разные  хохлатки,  да  возле  дождевой  запруды  грудились  ради  мяса  гуси, утки. И  индюки  о   чём-то  клокотали.
           Жизнь  города  творилась  в  центре,  где  грудился  автобусный  вокзал, послевоенных новостроек, и  в  здешний  тупичок,  когда-то  забегали  электрички.
           В  округе  малая  торговля,  как  и  всюду,  и  мусорные  баки.  А  возле  них  паслись  бомжи. Из  бывших  тут  жилья  владельцев,  обиженных  судьбой  ли,   скорей  всего, при   черной  масти  покупцов,  искателей  клиентов. Из  тех, кто  нарывался  на  мухлёж  при  картах,  кто  искал  в  напёрстках  счастья,  кто  по  пьяни  с  дозой  клофелина  подписал  бумагу,  ну  и  многих  посадили  на  иглу,  для  дури  в  голове.  В  таких  делах  и  местные  властя,  стыдясь  внутри  себя,  но  прилагали  руку.  Им  втолковали,  что  теперешний  порядок  рынка  будет  продолжаться  долго, и  даже  на  века. А  чтобы  всё  было  путём  для  этакого  толка,  разгоняют  на  большие  скоростя  инфляцию  и  разрешают  банки  открывать  с  большим  процентом,  чтобы  в  кредитное  то  поле,  загонять  овец. И  если  где-то  будет  тормоз, возьмут  в  призыв  хотельников  халявы.  А  те  приду-мают  не  только  пирамиды,  ипотеки,  в  глобализацию  пихнут  здоровье  целых  наций!
                Зато  вокруг по  выходным,  по  городам  и  весям,  при  аулах,  размахивают  ярмарки  товаром!
                Благопристойная  картина  на   виду,  у станичных  казаков  в  степных  размахах,  да  и  в  аулах  на  горах,  и  в  поймах  мелких  рек.
              Танцуют  все! В  бешметах  и  в  национа-льных  платьях!
              Но!
               "У  нас  цензуры  нет  на  принцип  жизни,  а  вот  кинжал  имеет  каждый! Но  фанатам  у  кумирен  элгэбе  рекомендуют  примириться  с  мыслю,  что  здесь  их  примножать  не  собираются  никак. Напртив,  ту  заразу  будут  пресекать  и  жалом  у  кинжала!"
                Вот  типа  этого  житья  и  тут  перебивалась  шантрапа. Простые  люди.
            Помимо  власти  младодемократов  и  либер-реформаторов, любой  уездный  городок  имели  под  со-бой  торговцы  и бандиты. И  этот  не  был  исключён  из  новых  в  жизни  правил. Смотрящим  был  из  паханов  каркаских  гор  окраски, а  их  тут  много. Грузины, осетины,  азеры,  армяне,  любой  из  дагестанских  мог,  абхазцы  тоже  в  список  попадали  удачных  торгашей.
          Среди  таких  Ван  Сандрович   Дрючок  с  не-давних  пор  тут ошивался,  имея,  правда,  виллу.  Замок  не  построишь, вид  не  позволяет,  нету  гор,  да  и  испортить  имидж  перестройки  демократы  не  дадут. Тут  вам  не  Запад,  чтоб - сразу  и  везде!  А  вот   землицы  с  зеленью  дерев  для  парка  выделили, красоту  пропа-гандировать  возможно. 
          Что  интересно, Ваня  прожил  жизнь  не  зря, и  воздвигая  себе  виллу, нововводимых  пластиков  не  потреблял. А  только  штукатурку  и  известковый  мел! И  вдруг  оказия, - пожар! Так  гори  ж  ты  ясно! Дерево  сгорит,  то  ясно,  а  погодя...В  какой  стране  живём?! И  фрины  помогают  издавна  и  щас  заказы  только  присылайте. Это,  если  дерево  купить,  а  что  касается  песка  и  глины,  кирпича...Глаза  раскройте!
           Вилла  строена  в  три  этажа  из  привозного,  красного  окраса  кирпича,  ежели  поверить  фирменным  рекламам,  итальянского  замеса.  Издалека  возили?  Рынок!  А  при  нём,  да  с  местным  норовом,  будут  ещё  долго  делать  всякие  ядрёные  дела.
          Имела  вилла  крышу  в  два  поката, ну  а  в  торец,  с  видом  на  просторы  мелкого  и  тёпленького моря, -  бельведёрского  покроя  башню. Туда  бы  пушку  или  пулемёт!  Для  понимания,  кто  в  тереме  живёт  об  это  время. Богатыри!..Да  нет,  на  них  несхоже,  имидж  хаты  не  такой.  Но  ежели  сказать,  что  торгаши, - похоже.
          Жильцов, когда  отсутствовали  гости,  мало.  Жена Полина,  она  работала  в  администрации  района  при  отделе  общих  разговоров  счетоводом. 
           Был сторож  при  хозяйстве, и  он  садовник  из пенсионеров, Иван Иваныч. Служивший  за  жильё  в  подсобке,  к  тому  и  полный  кошт  имел,  чтоб   в  нужный  час  поснедать. Помимо  небольшого  счёта  в  банке,  для  если  вдруг  сменяется  и  власть, прокан-товаться  хоть  бомжом  в  посадке.
            Дворняга  из  породы  лаек  обреталась  в  будке  у  крыльца,  и  звали  его  Ванька,  а  в  доме  за  хозяина  был  рыжий  кот  Иван.  Моду  на  Иванов  тут  внедрил  Дрючок. Который  тоже  Ваня.
           Гараж  при  флигельке  с  постройками  для  всяких  нужд  и  с  раритетной  машинёшкой  "Опель для кадетов"  тоже  обретался  во  дворе  с  забором.  На  "Опеле" Дрючок  иной  раз  выезжал,  когда  накатывала  скука. Ездил  на  рыбалку  половить  бычка  или  тарашек  у Гербянска,  в  Жарополь. Или  на  блуд  на  дальней  стороне,  в  Кабальнике.
          С женой  перебивался  он  нормально,  но  жизнь  уже  познавши,  понимал,  что  человек  имеет  от  природы  незадачу. Да  и  женился  он  нечайно, при  забулде  в  дальней  стороне. К  тому,  Иван  не  мог  по  воспитанию  из  детства,  обижать  отказом  слабый  пол.
           Случилось  ему  как-то  в  местный  праздник, лет  несколько  назад  на  северах, сидеть  в  компании  артельщиков  знакомых  по  работе. Гульё  раскинулось  в  бараке  общежития  в  когдатошной  столовой  зале.
           Толь  сроки  вышли  тягостей  души,  иль  срок  настал    напомнить  добрым  словом  человека,  но  выпивали,  сидя  за  артельным  тёсаным  столом  кагаль-ником. 
           Довольно  молодые  все  и  отчего-то  злые,  а  веселились  от  души, не  озираясь  на  приличия  и  многодецибельный  ор. И  нализались  сверх  достатка. И за  столом  Иван  узнал  себя  пообочь  с  симпатичною  и  зрелою девицей  и  принялся  ей  угождать,  знаки  внимания  давать  и  обнимать  и  даже  лобызать  не  очень  то  втихую. Девица  уже  тоже   под  елеем   градусов  была,  а  дальше  всё  случилось  просто.  Они  в  какой-то  уголок  укрылись  и  соединились. Ещё  бы!  Давалочка   блажененько  бухая  и  без  нацицников,  ле-жит  как  солнышко,  раскинув   ножки,  и  дышит  глу-боко,  хватая  поцелуем  рот  Ивана... 
           И  бог  им  в  помощь,  но  Они  сказали,  чтобы  и  вы  им  помогали. Отсылая  Купидона  посветить   из  свысока  звездами.
           Хотя...Зачем  брать  им  в  аренду  из  заморских  мастеров  благоуханья,  когда  есть  Ладушка  и  сын  её,  славянской  крови,  Лель.
           И  Ваня  ладушку,  оголодав,   лелеял! И  как-то  по  свободе,  позже,  поощрил  себя:
               "И  то:  смазливенькая  баба  и  фигурой  хороша, ни прибавить, ни отнять! И в меру  килограм-мами  набита."

                ---  *  ---
           А  вообще,  за  обликом  моральным  человека  Союз  особенных  народов,  которые  при  Джугине  строили  мечту,  довольно  бдительно,  со  строгостью  следили. И  принимали  меры  вплоть  до  отчужденья. То  бишь  изгоя  из  рядов  или  страны. Однако  ж,  время  изменило  наставленья, и  что  готовую  судьбу  с  собой   не  носят, знают  все. Иван  Дрючок  себя  не  нагружал,  чтоб  очень,  и,  как  многие,  иной  раз  и  хитрил.
             Мысль  так  устроена  у  человека:  она  пронзила  и  решила! Иван  на  это  плюнул, погладил  Кнопку  и  принялся  электробритвою  приглаживать  харизму.  а  уж  затем,  мохнатым  полотенцем,  облаго-родил   память,  не  забыв  помацать   шипром  и  лицо.
         С чего-то  вдруг  забралась  в  голову    наста-вница  из  литкружка,  довольно  зрелая  талантом  и  годами  писантеса  по  фамилии  Треска. 
         А с  именем,  так  вообще,  какой-то  загибон  случился! Аскольдой  записали  её  в  метрику  оригиналы  мама  с  папой,  чиновники  науки  по  истории  страны  в  цокольных  архивах  всякой  власти.  Годами  прозябая  в  затхлой  сложности  бумаг,  и  обойдя   беду  приобрести  злочастную  чахотку  и  умереть  без  горя,  в  характер  всяких  казематов  для  хранилищ  документов  добавляли  романтизм.
         Прежде  те  хранители  глубокой  старины  звались    простенько, коллежскими  шпаками,  в  заседа-ниях   по  спросу,  с  рангом  номер  восемь,  а  при  отрадненских  властях  стали  называться  учзавед-столами. Они  и  учудили  при  рождении  надежды  им  на  старость,  придумав  имечко  на  славу. Они  хотели  даже    притулить,  основателей  славянства  перед  запорожьем,   прозвания  и  клички,  но  получались  сложности  на  слух. Ну  что  за  имена,  какой- то  княжий  Кий, как  будто  в  биллиардном  клубе,  Щека! Больная  у  кого-то,  что-ли?  Хорива!  Корявая  хоризма?  С  такими  именами  в  князи?! И  предки  отступились. А  уж  по  мере  роста  милого  подростка  старались  подбодрить  и  ничем  не  обделить  слабую  ещё  натуру. Пихали  ей  без  жадности  от  папы  и  от  мамы,  и  всё  вмещалось  ей  и  в  душу  и  на  ум.
         И  вся  она  росла  в  противоречиях  при  всяческих  контрастах!  Её  и  били  и  любили.  Родители  любили,  нежили,  а  били  мужики.  Не  специально  и  не  толерантно,   и  даже  не  случайно,  так  получалось  по  природе,  когда  стучали  "фабержем".  Интимно, но  по  ягодицам
           За   годами  её  жизни  было  множество  зас-луг  в  служении  искусству  словаблудием   на  встречах   творческих  натур  для  лириков  и  физиков. Особняком  в  литературе  числилось  собрание  произведений  детворе  аж  в  трёх  томах! Изданых   не  в  центре,  правда,  тут,  в  анклаве,  литература-то,  однако,  средняя! Обычно  из  таких  уходят  в  классики  по  смерти. И  то,  если   общественность решит. Или  кто-нибудь особо. Обычно  требует  того  лоббирующая   пресса.
            При  доме  творчества,  что  в  городском  саду,  в  отдельной  комнате  старинного,  улагского барака,  при  писсоюзе  области, кучковались   журна-листы  городских  газет  для  малость  поразвлечься,  потрепаться  языком, перебирая   сплетни  про  себя   или  соседей,  и  всякие  там  слухи.
            За старшину  в  решении  вопросов,  то  есть координатором  у  них  была  глава  писательских  собраний  Аскольда  Лёвапольдовна Трескова.
            Теперь  она  уж  средних  лет,  пожалуй,  даже  и  бальзаковский  перевалила  возраст, ухоженная  очень  за  лицом,  фигурой,  при  росте  сто  шестьдесят  пять,  не  обременилась  лишним  весом, а  потому охотно  прихо-дила  на  беседы  в  "литобледенение".  Где  говорили,  выбирали,  обсуждали  и  даже  двигались  нестройными  рядами,  но  вперёд,  к  победе  изма,  который  победит. А  после  тех  занятий  переходили  к  интересам  личных  хобби. А  вот  по  этому  вопросу  литератор  Ван  Дрючок,  усёк,  что  им  интересуется  весьма  серьёзно, наставница  по  всем  делам,  Трескова.
           Дрючок  прикинул  на  себя  её  потребность  в  экзальтации   моментов,  пожал  плечами,  понимая,  что  может  их  вполне   удовлетворить.  Отказывать  Иван,  конечно,  мог, и  приходилось, когда  не  нравилась  матрона  ли,  девица.  Но  ежели  душа  не  отвергала,  никак  не  мог  он  даме  отказать  в  её  желании  восторгов. Воспитан  не  таковски.
            И  в  этот  раз,  когда  Аскольда  взяла  его  под  руку,  другую  протянув  для  поцелуя,  Дрючок,  заметив  новый,  неожиданной  расцветки  и  игры  лучей  зелёный  камень  на  указательном  её  персте,  в  перстне, намерения  возможной  пассии  отверг, и  вставил  изумленье:
              - О, Аскольда,  душевная  какая! Ты  даёшь! Ты  што,  приехавши  Спересыппь,  в  Агадске  таких  нет!  Откуда  льётся  свет,  который  с  глаз  нельзя  отвесть?! Аскольда  батьковна,  про  перстень  я! Но  это  же  алмаз  такой  расцветки!  Не  могет  быть!? Хотя,  в  Якурске,  говорят,  нашли  трубу  в  которую  запрятали  страну. А этот  камень  положили  сверху.
             Не  сдерживая  нервов,  Иван  сдержал  гала-нтность,  но  перешёл  на  ты.
             И  задержал  ту  руку, чтоб  не  мимоходом  перстень  рассмотреть.
             Про  камень  он  слыхал, его  ей  подарил  заезжий  гоголь,  которому  она  заделала  в   докумен-тальный  опус  (любезную  в  похабстве) для  времени  терпимую литзапись. Тот  парень  был  мужик  ещё  при  теле,  войну  прошёл  танкистом,  а  в последний  день  войны  ему  пришлось  заняться  Прагой. За  что  заделали  его  потом одним  из  кавалеров для медали  Золотой  Звезды.
              Иван  Дрючок  всегда  был  любопытным,  и  этот  случай  исключением  не  стал. И  как-то...
              При  встрече  творческих  дюдей  с  трудо-виками,  вносившими  свой  вклад  в  труде  "за  того  парня" в  пятиилетку, Дрючок  тихонько  перебрался  к  нужному  герою,  и  оказавшись  рядом,  постучав  ногтём  по  лучику  звезды,  спросил:
            -  Если  не  секрет,  Валёк, товарищ  капитан, пошто  сияние  звезды  не  на  моей  груди? При  чём  тут  ты?  Звезда  за  что?
           Валёк  поморщился  чуток,  взглянув  на  Ва-ньку,   слегка   повёл  плечом  и  уронил, скрипя  зубами:
            - Остался  из  немногих  жив,  когда  вступали  с  боем  в  Прагу. Наверное,  за  то.
           На  жизнь  люди  смотрели  разно.
            В  столичном  Лучщемграде   начальствовал  стратег  по  нации  из  чурок,  как  обзывали  таковых   иные  зековские  "люди".  И  с  высоты   значительности статуса  поста, тот тактик  ли  стратег  моментов,  решал  насущные  вопросы  для  страны.  И  для  себя.
            А  этот  ветеран,  знакомец  у  Дрючка,  был  просто  воином,  освободителем  Европы  от фашизма!
           Офицером,  командиром  взвода  танков  в  роте!
            Которой  был  приказ  ворваться  в  город,  и  оседлав  на  Влтаве  мост,  не  пропускать,  а  истреблять  врагов!
            Фашистов  рота  не  пустила,  и  самоходок,  единиц  пяток,  поистребила. Но  и  от  роты  и  от  взвода  капитана Вэ Толстых,  остался  только  капитан  в  живых.  А  остальные  полегли  за  город  Прагу.  В  числе,  по  формуляру,  ста  и  плюс  пятидесяти  тысяч  жителей    Союза.  Наполненных  отрадою  Особенных Народов!
            И глаковерх,  прочтя  доклад  про  операцию  изгона  фрицев  за  пределы  Праги,  а  он  во  всё  вникал,  и  ткнул  карандошом  на  мостик  через  Влтаву  и,  уточняя  для  себя,  спросил:
            - Тут  жертвы  были  чересчур? Я  сделал  из  доклада  вывод,  что   здесь  сражались  долго  и  округ.
            - Да,  товарищ  Джугин. Жестокие  бои  тут  были. Из  всех,  кто  мост  оборонял,  в  живых    комвзвода  капитан  Толстых  остался. За  заряжающего  был,  В  стволе  дымилась  пустота. А  капитан  везунчик. Ни  раны,  ни  контузии  при  нём!
            - Контузия  была...Ишь  ты  какой  и  моло-дой. -  В  приложеньи  документов   главковерх  рассма-тривал  фото  и  вырезку  с  газеты. - Лет  ему  всего-то  девятнадцать,  после  училища  сражался   год,  а  звания  досрочно  брал  в  боях... Ага,  за  Булатон  аж  дважды.  Вот  потому  и  постеснялся  доложить.  А  за  бои  тут,  в  Праге, к  награде  он  представлен?
           - А  там  есть  списки,  товарищ  Джугин!
           - Представить...Хорошо, я сам займусь героем,  Которого  снаряды  не  берут,  контузии  обходят  стороной...  Обязательно  вручить  ему  Звезду  Героя! За  то  что  жив  остался  в  переделке  штурма.  И  запоздал  за   капитуляцию  из  фляги  потянуть.
           Иван,  теперь  это  оформив  в   памяти    заруб-кой,  взглянув  на  сохранившую  себя  Аскольду,  когда-тошный  их  выбор  на  все  сто  одобрил. Ну  что  тут  скажешь  супротив,  когда  на  всё -   вопрос: берёте  се ля ви? Ему  вот  тоже  предлагает  жизнь  оскомину  "черешнями" набить...
           Ещё  об  этой  писарчучке  трепались  языка-ми,  что при сношении  полов - богиня! В перепихнине  может  умереть  со  стоном! Ан  не  умрёт, не  время!  Изнемогает  и  сама,  и  загоняет  до  бессилья  пахаря  любого.
            "И  правильно, - скавзал  себе  Иван  на  эти  мысли.- Я  лично  не  встречал,  чтоб  отключилась  от  утехи  баба  наших  сёл.  А  ежели  казачка,  так  это  ж  пахарь  не  вотще... Жену  имел  и  пассий  кучу,  и  друга  выручал  насчёт  супруги...Хотя,  про  это  дело  могут  быть  и  сказки.  А  ежели  не  сказки...Тогда  он  недруг,  а  не  друг!  И  сволочь  полная  при  том!  Таких  я  б  из  рогатки,  и  обязательно  в  яйцо!" 
           При  власти  для  Отрадных  бабоньке  Аскольде  не  приходило  вздумать  поразвлечься  и  взять  для  позывного  слово  куртизанка  иль  лоретка,  гейша  и  гетера,  а  на  свободе  поведения  при  дерьмократах  она  взяла  своё  и  стала  выставляться. То  бишь,  ноги  раздвигала  только  свитским  из  обкома  партии,  не  ниже. Обкомы  профсоюзов  в  перечень  не  шли. Они  не знали  где живут  лоретки  и  кто  левретки. В  жизнь  светскую  не  шли.  Трудяги.
            И  тут  Аскольда, обнаглевши,  подзабыла,  что  прошмандовкам  помоложе  пооткрывались  тоже  те  дороги, и  продолжала   предлагаться. Но  скоро  обна-ружила,  что  интерес   к  её  персоне  пропадает  и  ей  не  удаётся  затащить  в  постель  кого  ей  надо. Даже  чтобы  сбросить  накопившихся  дурных  кровей.
              И  вот  по  этому  вопросу Ваньку  как-то  заманила. Дрючок  тогда  был  помоложе  и  податлив  на  такое  дело,  а  плюс  к  тому  был  интерес. Как  начинающий  прозаик  он  многое  запоминал. Да  и  Аскольда  иногда  бухтела,  из  крайности  бросаясь  на  другую. То  хвалилась  импозантностью,  а  то  хулила  наполнение  души.
            - Ты  знаешь,  милой  мой  Дрючок,  в  прямом  и  переносном  смысле,  я  почти  всегда  хожу  дурная  и  хочу всего  и  много. Перепихнуться  -  раз!  И  чтобы  много  в  доме  было  бы  вещей. Красивых. Жратвы   любой, какой  каприз  захочет.  И  любви!  Чтоб  я  его  и  он  меня  безмерно  и  всегда!  А  супротив -  зачем  же  жить?!
            Насчёт  любви  она  страдала  долго. Сама - писатель  неплохой  в  провинции,  а  муж  геолог,  тоже  из  фартовых,    нужный  оченно  по  службе,  а  потому  не  мог  сидеть  в  конторе,  а  молоточком  камешки  долбал  в  полях  или  горах.
                На  этой  почве  разногласий  в  уложении  для  статуса  семьи,  Аскольда  сделала  себе  презент  и  затащила  в  дом  секретаря  обкома!  А  в  доме  уложила  и  в  кровать.  Рядышком  с  собою. Назло  себе  и  свету  при  багетах  и  богемах  партии  родной,  в  которой  слыла  ветераном  и  борцом  за  дело  женщины  в  постели.  И  узнавая  осуждения   в  глазах  малознакомых  и  просто  пуританских  нравов  женщин,  иной  раз  ядовито  усмехалась. Не  открыто,  про  себя.
                "Вы  малость  подождите,  дамы. Нагрянут  времена,  когда  от  скуки  развлечений,  вы  станете  друг  дружку  осуждать  даже  за  мелкие  заколки  в  волосах,  при  недостатке  блеска.  А  уж  за  малую  цену  подвески  или  панагии,  будут  хохотать.  А  за  отсутствие  при  вас  ночного  пахаря!..Ему,  пожалуй,  имя  подойдёт  бой-фраер...  Или  френд...И будут  презирать,  если  меняете  их  редко.  И  разумеется,  охотницы  найдутся   посчитать  аборты. А  уж  рожать...Ни  в  коем  случае!  Конструкция  фигуры  пропадёт! А  вы - мадона!  Или  целая  звезда  ве-личины  особой. А  вдруг,  да  первой  леди  у  страны?!"
                Наперсник  в  приключениях  по  блуду,  и  первый  секретарь обкома   Клим  Абрамович  Шалункин  заработал  статус  статс-говна  среди  товарищей  по  службе  много  раньше,  закончив  перед  этим  вэпэша  и  "академию  трепангов"  при  цека.
                А  с  ним  ещё  история  пивная  приклю-чилась,  которая  в  легенду  бы  вошла  надолго,  когда  б  была  Астория  в  округе.  Но  ресторации  с  таким  названьем  не  было  вблизи,  а  мужиков  обиженных  довольно  много,  и  потому  скандал  в  каръеру  памятью  не  лёг  надолго. Даже  фамилию  третировать  забыли. Для  саги  не  герой.

                ---  *  ---
            Страна  жила  по  плану  и  каверзу  по  плану  запихнули  в  папку  и  привезли   на   территорию, воспетую  за  платину  и  золото  геологом  Тресковым, в отчётах  полевых  работ,  и  в  худлитературы  книгах.   
            Иван Дрючорк  в  одном  и  том  же  месте,  не  одномоментно  и  не  вместе,  но  встретил  кавалеров  для  медалей  и  героев  разных  дел. Причём,  не  этих,  что   кончились  недавно,  а  той  ещё,  с  последним  Рейхом,  при  гитлерюгендах  с  кусачими  нацистскими  зубами. Которых  победители  со  злобой  вышибали.
             И  удивительно  вдвойне! Знакомцев  и  прия-телей  по  месту  жительства  на  отдыхе  в  Мозоле  встретил!  Иван  оттуда  десять  лет  тому  и  снова  возвращаться,  там  дом  родительский остался. И  отдохнуть  чуть-чуть. А  ветеранов  средь  героев  поднял  в  перезды   ветер  перемены  жизней  у  народов.  Кото-рым  все  воротья  распахнул  в Европу  Филимон   Загубин,  и  к  тому,  раззява,  для  тяги  западной  в  Отрадию,  и  эпигонам  истой  дерьмократии  у  них. Вот  про  фанатов  этих интересно. Кого  ни  колупни,  ну  скажем,  на  таможне, - имеется  граж-данство  про  запас. Чтоб  вдруг  чего,  скандальчик  учинить  международный,  для  привлечения  чиновников  ЕС  в  разборку. А  ежели  копнуть  поглубже,  окажется  те  лица,  многие  года  назад, имели  вид  на  жительство  на  наших  околотках,  приехавши  из-за  бугра! А  тут  освоившись  и  даже  размножившись,  устроились  нас  хладнокровно  поучать. Загляньте  в  институты: кто  в  кафедре  сидит  главою?  Или  доцентом,  ректором,  и  в  академиках  их  много...А  в производствах  их  найдёте?...В  сталеварах,  в  слеса-рях?
          В  жизни  случаев  премного  складываются  в  горку,  а  тут  сложились  не  в  курган  даже,  а  в  сопку! Иван  и  тут  попался  на  зубок    потребы.
          Властя, перебирая зевоту при днях  текущих,  решили  и  героям  сбавить  скуки,  и  стали  их  возить  по  регионам,  показывать  стране. Напоминать  в  науку  молодёжи  о  гордости  побед  их  поседевших,  или  уше-дших  к  верхним  людям,   предков.
         Не  думал,  не  гадал  Дрючок,  простившись  с  капитаном,  героем  пражских  дел  у  Влтавы,  что  очень  скоро,  в  этой  же  слободке Вернилох, что  рядом  с  Суркуманом,  где  основной  кружок  элитных  бонз  харчится, он  встретится  с  героем-летуном, который  навещал  рейстаг  у  лип  в  числе  других  аж  в  сорок  первом.  С  заданием  насыпать  шороху  с  небес,  для  образумить  прусаков  поменьше  духариться.
            И тоже  был  четверг,  пасмурный, не  рыбный,  а  день  литературный  для  местного ДэКа. Ивану  позвонили  в  литкружок,  велели  приодеться  и  при-чепуриться,  вплоть  до  запаха  из  "Ралли", и  явиться   поприветствовать  значительных  гостей. От  имени   трудяг  при  местном  регионе.
           До информации  по  околоткам  дозвониться  далеко  и  долго, дело  к  вечеру,  а  коль  мероприятие  назначено  сюда,  не  стоит  волновать  телефонисток  там,  а  надо  поискать  отгадку  в этом  холле. Иван  решил  найти  немедля  Елисрака-Иванова,  и  обнаружил  в  писсуаре,  где  тот,  опорожняя  мочевой  музырь  и  лыбясь,  заодно  обсасывал  сигару  Кастро. Толи  случайно  стало  совпадать  с  сигарой,  толи  от  зависти  к  герцогу  Мальборо  и  сэру.;; Уинстон-Спенсеру.  А  что? И  позавидуешь  невольно  и  за  эталон  возьмешь. Какую  жизнь  пришлось  протопать  Мальбору. С  рождения  почти  курил.  И  пить  начал  оттуда.  В  армии  служил, зато  не  занимался  спортом,  онанизмом  тоже  не  пришлось  интересоваться,  потому  как  по  любви  женился,  а  женушка  досталась   в  унисон  по  чувствам. Да  и  работа  отнимала  время,  хоби  тоже. Одних  заборов  канонирам  сколько  он  построил,  каменщиком  будя, и красок  масляных  испортил  при   написани   картин. И  книжицы  кропал  по  интересу  дел  в  стране,  войну  прошел  и  не  одну.  И  золота  в  Трансвалии  пограбил,  как  обыкновенный  подворотний  штыб. Авантюрист  и  только! Но  прожил  девяносто  лет.  А  кто  из  блогеров  при  нынешних  раскладах   сумеет  протя-нуть  до  этих  лет?  К  тому  ещё,  если  из  светского  болота.
             Но  это  так  подумал  бывший  друг,  а  затем  спросил:
              - Что за  дела, Ерёмыч?!  И  почему  спешим?  У  нас  отходит  поезд? - толкнул  Дрючок  под  бок  начальника  надзора  двух  систем. Одна  от  комсомола, другая - кагэбэ.
         - Куда  спешить,  ещё  не  знаю,  а что  нам  выпить  опосля  им  помогать,  вот  это  твёрдо  объясняю. Привезли,  аж  хрен  его  откуда,  какого-то  героя,  который  в  сорок  первом, августовским  летом,   посещал  рейстаг  для  рейха  на  самолёте  с  грузом  бомб.  Ему  за  это  выдали  героя,  а  он  в  ответ,  как  ветеран  тех  лет,  стал  выставляться,  и  начал  нахаляву  пить. И  я  уверен,  нам  нальют. И  также  безвозмездно.
           При  этом  заключении  тирадной  мысли  Кобец  нахально  улыбнулся. В  сортире  некого  боятся  обоссать. А  он,  с  крутого  поворота  торсом,   не  постыдился  сделать  это  на  лодыжку  торбосов  давнишнего  приятного  врага.
         - А  как  его  зовут? - спросил  Дрючок. -  Не  Таровиноделов? Который  с  генералов  в  композиторы  пошёл.
          - Да  нет,  этот  генерал,  как  тот,  который  капитан  и  бился  в  Праге,  тоже  не  был  чуркой.  На  все  знамёна  для  реляций  о  победах,  кацо  и  прочих друзьяков  не  насточило. -  Не  снял  ухмылку  и  застегнул  ширинку Иванов-Кобец-Исракич. -  А  этот нашей  масти  и  генерал-майор  Лакшин.
          - Ты што?! Никак ещё Матвей  Андронович, при  собственной  персоне?
         - Ну  да,  а  ты  откуда  его  знаешь?
         - Да  этот  тоже  мне  земляк  в  каком-то  роде,  и  я  уверен, мы  за  старое  знакомство  с  ним  немного  выпьем!
         В  порывах  чувств  едва  не  закричал Дрючок.
          Ещё  бы,  тот  давешний  межсобойчик  Иван  до  мелочей  припомнил.
          Он  как-то  был  наездом  дома,  в  городке  Мазоле.  Приют  у  него  тама  был,  хотя  родителей  не  стало,  но  -  родина,  отчизна,  отчий  дом! Всегда  его  сюда  тянуло. Тепло  на  Юге, но  Север,  если  отпускал,  то  редко. На  северах  просторно  духу  человека,  лишнего  на  обиход  не  надо,  а  сколько  есть,  хватает  поделиться.
           И  вот,  когда  бывал  он  тут  наездом,  то  обязательно  захаживал  в  редакции  газет  до  журналистов.  Поговорить  и  показать,  чего  надумалось  и  написалось,  и  ежели  просили,  под  стук  стаканов разрешал  те  мысли  изложить  в  печатном  виде. А  журналюги  жадные  на  новостя,  они  всегла  просили.
            И  как-то,  за  распитием  бутылки  коньячка  у  самого  главреда,  не  понарошку  заставил  постучать  стаканом  о  стакан  Дрючка  и  новичка  для  его  ока,  но  видом  старичка. С  пиджака  которого  на  лацкане,  светилась  золотом  звезда.
         Главред  их  познакомил  и  поведал  про  возникшую  возню  вокруг  проблемы  мемуаров.  Все  знаменитости,  толи  от  скуки  на  досуге,  а  то  по  прихоти  модистов  при  отделах  партидеологий,  взялись  биографии  военных  дел  писать.  А  тямы  не  у  всех  хватало  излагать,  чтоб  можно  было  книгу  полистать. Мемуарной  мак-культуры  и  без  них  хватало.
         И  по  совету  журналюг  газеты,  героя  натра-вили  на  Дрючка,  сватая,  чтоб  сотворить  литзапись.  На  титульном  листе поставить  имя  и  фамилию  героя-хвастуна,  а  деньги  за  труды  у  пишмашинки  работяге, или  на  пропой. Тут  надо  поканаться,  возьмёт  ли  верх  трудяга.  Обычно  брала  верх  охота  пообщаться  у  бутылки. И  даже  не  одной.
         За  это  сватовство  Иван  Дрючок  послал  их  неприлично далеко.  Герой  обиделся,  но  пить  не  отказался,  когда  же  нализался, доказывал  Ивану,  что  принимать  любую  славу  пополам  не  грех. Её  всегда  делили.
         Иван  опять  послал,  но  и  добавил,  что  если  славы,  то  большой  и  одному,  но  сам  он  не  летун   на  службе, пущай  заглянут  в  трудовую  книжку. А вместо  славы  любит  обаятельных  бабец,  для  чтоб  пере-пихнуться,  если  находилось  время  и  кровать.
         На  этом  деловые  отношения  ушли  на  дно  и  утонули.  Они  расстались  в  непонятке,  но  ежели  встречались  иногда  случаем,  не  сторонились,  выпивали  по  знакомству  за  здравие  и  долгие  года.
         И  вот  опять  им  ненавязчивая  встреча. И  как  обычно -  полный  зал  охотников  халявы  посидеть  без  дела,  посудачить,  если  что,  со  сцены, потом  податься,  где-нибудь  тихонько  выпить,  и  опять  же  толковать  про  жизнь.
        Президиум  на  сцене  в  два  ряда  и  полон,  а  выход  до  трибуны  спрятан  под  ковром.  Из-за  трибуны,  впрочем,  только  открывали  говорильню.  По  поручению  и  с  толком,  имела  слово  председатель  писсоюза  Аскольда  Лёвапольдовна  Трескова. Она  гляделась  хорошо,  даже  шикарно. Меха  на  шее,  на  груди, на  рукавах,  всё - чернобурки,  на  пальцах  перстни  все  в  огнях,  особенно  играл  зелёным, драгоценным светом  карбункул,  как  говорили.  Или  берилл.  И  взгляды  при-влекал зевак  и  всяческих  мазуриков-ловчил,  которых  время  наплодило  много. 
         Когда Трескова  успокоилась, и  предоставив  слово  председателю  района,  села,  Иван  Дрючок  интригу  камня  не  отбросил,  а  напротив,  оседлал:
         "Нет,  это  же  не  тот,  последний  камень  там-плиеров,  для  разгадки  тайны  общака  их  "околотка"  при  святом  Граале,  как  пишут  в  книгах  мастера  халявы  на  ихние  уе. Я  тем  интересовался. Возможно,  даже  не  берилл. Подозревают,  что  сия  вещица,  ошибочка  природы  у  якуртов.  О  голубой   слезе  писа-ли  много,  и  даже  Конан  Дойл  участвовал  в  процессе  охмурения  общественного  мнения  на  тот  гусиный  случай, а  нам  придётся  думать  и  над  сим. Красивый  камень,  прямо  изумруд   по  цвету".
         В  тональности  эксперта  заключил  Дрючок,   и  по  привычке  лазая  ногтём  в  носу. И  в  то  же  время  не  выпускал  из  вида  в  зале  лиц  мазурных  дел,  которые,  наверняка,  тем  камнем  увлекали  мысли.
         Меж  тем  его  просили  тоже  отозваться  толикой  соображалки  о  герое  прошлых  лет  и  ветеране,  на  что  Дрючок  отвлёкся  не  тотчас,  а  поперхнувшись,  сделал  вид  страдалица  от  хвори. Ему  поверили,  переключили  интерес  к  другому,  Иван  же,  тотчас  удалился  в  зал,  захомутал  под  руку  молодого. Который,  как  Дрючок  то  знал,  "работал"  по  "слезам"  района.
         - Привет, Дирол! Ты  тоже,  я  так  понял,  глазик  бросил  на  берилл  зелёный  на  перстне  у  Тресковой.  Советую  свой  интерес  переместить  от  этой  дамы  на  другую. Их  до  хрена  сегодня  в  зале. На  многих  кольца,  броши,  серьги  с  камнями  алмазов  и  рубинов. А  этот  ты  оставь  мине.  Я  пасу  его  давно  и  дал  бы  отступного,  но...Ты  же  знаешь,  иной  раз  я   бушую,  а  с  этой  дамой  я  хочу  перепихнина.  И  не  позволю,  чтоб  при  мне, интеллигентную  мадам  обидели  интимной  позой.  Могу  ить  пристрелить. Не  веришь?  Сомненья  прочь  и  посмотри.
          И  показал  из-под  полы  жилета  маузера  ствол.
          - Хорош,  Хреновый  Нос!  Я  понял  и  ушёл. До  завтра! Надеюсь,  если  обойдётся,  за  эти  слёзы  ты  заплатишь  мне  или  Казбеку.
          - Однако,  ты,  Дирол,  рискуешь  поплатиться  нижней  головой. Чем  писать  тогда  будешь?  Да  и  марух  глазами  только  жарить  сможешь. И  это  только  так,  на  вдруг  чего. А  ежели  серьёзно,  Казбека  я  не  знеаю... А  вот  Вахо... Тот  не  черченец,  а  ивангуш, стилет  в  его  руках работает  красиво. Я  попрошу  его  сегодняшний  наш  спор,  решить  на  мою  пользу. И  он  мне  не  откажет...А  ты  иди,  попей  покуда  браги  или  квасу. Пиво  щас  хреновое  у  нас. А  крепкого,  я  знаю,  ты  не  любишь...Ну,  ну, из-под  забора  гоминид. Иль   сапиенс  при  полном  хоме? Ну,  ладушки, пока!
          И  хлопнул  по  плечу  Дрючок  детину,  заверить  чтоб  в  серьёзности  мыслей.


                ---   *  ---               
           Да,  а  тогда,  намного  раньше  лет,  они  прос-нулись  по  утру.  Кругом  навалено  измятое  шмотьё,  хмельные  лица  шарились  глазами,  верно,  имея  тоже  в  голове  мыслю,  чем  глотку  промочить  и  червячка  бы  приморить.
           И  Ваня  огляделся  и  сказал:
            - Случаем,  в  пьяном  виде  вброшеный  наперсник,  ты  кто  такая  будешь  финтиклюшка?  Хотя,  всё  прочее  потом,   а  щас  пойдем-ка  мы  ко  мне  и  похмелимся. А  то  и  отдадимся  без  зажима  друг  от  друга сладострастью. Тут  хатка  у  меня  давно  припасена,  как  только  начали  толкать  в  житуху  прихватизацию  жилья  и  прочих  фондов,  для  потребления  народом  из  общего  котла.  Идём, Ладуха! - закончил  приглашенье  многословием Дрючок,  любитель  длинно  говорить,  чтоб  удивить  и  утвердить. И  мысли  у  себя  взмутить.
             Нет,  Иван  не  возвышал  себя  таким  мане-ром,  болтал  он  больше  для  себя,  как  литератор.  Чтобы  слоганить  мысли  без  дефектов,  когда  их  заносил  при  неудобьях  в  любой  поганенький  листок,  от  цыбика  для  чая   до  пачки  папирос.
            Внутри  квартира  оказалась  ничего.  У  входа  сразу, - печка! Вроде  как  "буржайка", но греет  хорошо  и  углем  и  дровами. Вместились  нары  на  двоих,  а  можно  величать -  топчан,  нормальный  столик  у  окна  при  лавке, а  по  углам треноги-пуфики  под  мехом  тутошних  зверей. Уже  четыре  гостя -  не  вприсядку. А  кроме,  выступы  в  стенах, - эскедры древних римлян,  тоже,  чтобы  опереться задним  крес-тецом. У  входа  вешалка  -  олении  рога,  тут  принято  простое  не  держать  подспудно,  а  у  порога,  для  обувки,  листик  транспортёрной  подавалки, ленты.  Ведро  для  нужд,  по  прозвищу Параша, холодильник из Саратова  и  ящик  вроде  рундука  иль  сундука,  кто  в  этом  понимает.
            Они  разболоклись  для  простоты  общенья,  Иван  занялся  потихоньку  стол  перекусоном  заполнять. Добыл  из  холодильника  шматочек  брынзы  и  сычуг. Это  тут  рубец, желудок  от  оленя,  зельц, набитый  гречкой,  ливером  и  просто  мясом,   шпигом,  чтобы  смачнее,  мягше  бы  была  набивка.  Вещь  вкусная,  за  уши  не  оттянешь,  слушая  оттуда  хруст.  На  сково-родку-разлетайку  уложил  хорошенький  шматок  свежа-тинки,  бекона.  Заставил  зашипеть.
                Иван  Дрючок  не  портил  ветчину,  катего-рически  не  заливал  желтком  любых  яиц! Сия  возмо-жность  убирала  сочность  и  сушила  вкус. Капустка  заменяла  те  утраты. Особенно  сырая  и  с  лучком.  И  соусом  взбодрённая  томатным!
           Малознакомцы  неспеша  и  с  толком  стали  потреблять,  что  выложил  им промысел  от  бога. Нашлось  и  горла  сполоснуть  наливкой  из  брусники,  жимолости,  голубики,  княженики  и  морошки, чего  Иван  из  ягод  догадался  в  банке  первачком  залить  и  довести  до  нужного  процента  в  крепости  удара  по  мозгам. Затем, уже  как-бы  супружески,  опять  соединили  набредуху  поиграться  столбунцом, и  перешли  к  беседе  за  обычное  бытьё. 
           Молодая  душка  назвалась  Полиной.  Иван  поморщился,  но  кадыком  сыграл  и  проглотил. Тут,  по  соседски  у  него,  аж  три  Полины  было,  и  эту  он  принял  шутя.
            - Ты  што,  тут  замуж  хочешь  выйти,  или  по  вольной  посношаться?  Сношаться  можно  вволю,  разре-шаю,  природа  человека  такова, а  замуж  кто  возьмёт?  Разве  придурок  наподобие  меня,  такую  раздолбуху.  Сама-то  как  попала  в  севера,  на  эти-то  широты? 
         Оказалось,  дядя  Пендрик   работал  тут  на  трассе  экспедитором-водилой,  а  позже  стал  начальником  снабжения на  участке  трассы. Ну  и  сексотом  для  системы "Севулага",  как  догадался  Ваня  про  себя.
          А в нынешнее время здесь  Иван  Дрючок бульдозеристом  вкалывал,  имея  совесть  и  желание  прибавить  чуть  в  заначку. На  сучий  случий,  как  привык  он  утверждать.  В  старательской  артели  толкал  к  прыбору на  промывку отработанные  штыбы  приисков, которые  когда-то  были.  И  здорово  тужили  от  цынги,  и  в  их  числе  Иван  терял  тут  зубы. Тут  заставляли  пить  ли,  полоскать  настоем  хвои  от  цынги,  но  помогало  врад  ли. Болезни  челюстей  потиху  пропадали,  но  зубы  тоже.
            Теперь  кооператоры  повторно,  а  может  в  третий  иль  десятый  раз,  мыли  залежалую породу,  извлекая  иногда  крупици  золота  упущенных  растяпами  до  них,  когда-то. И этим  жили, ежели  фортуна  улыбалась, и  подставляясь   в  заманухи,  забавляясь  их  житухой.
            А  дальше,  дальше  годы  потянулись,  при  обновлении  устройства  отношений  и  сношений  по  стране  и  околоткам,  да  и,  наверное,  в  загробном  мире.
            Семейные  привычки  потихоньку  изживаться  начали  ещё  с  кончины  Джугина,  форма-цией  считаясь  стадной,    а  новые,  от  нигилизма  почко-вались  и  росли. Одна  из  прежних  как-то  сохранилась,  по  четвергам  на  рыбный  день  ходить  в  дэка  культуры  для  посещения  литературного  кружка. Но  перед  тем,  как  обязаловка  и  норма,  зайти  в  парную,  что  при  бане,  и  обстучав  о  дерево  столешницы  копчёного  леща,  посасывая  пиво, вести  элитный  разговор  любой  случайной  темы.
                Иван,  пожалуй  что  в  охотку,  почитывал  не  то,  что  ринулось  на  рынок  ныне,  а  классику,  которая   от тех  ещё  времён  довольно  редко  издавалась  и  на  глаза  не  попадалась. Зато  тех  книг  в  библиотеках  из  разог-наных  в  горячке  лагерей   было  навалом,  их  раздавали  по  рукам.  И   тут  под  руку  подвернулся  тот  Щедрин,  который  рассказал  как  генералов  прокормил  мужик. И Зощенку  перечитал, а Паустовского  и  ранее любил. Из  книг  военных  нравилось  житьё Некрасова  в  окопах  для  солдат,  про  Ваську  Тёркина  читал  и  про  судьбу  маль-чишки,  которого,  как  мог  спасал  от  бед  мужик  из  каторжан  нацизма  Соколов. Ещё  он  как-то  вспомнил,  что  смотал  на  ус,  как  главный  комиссар  для  совещания  министров  собирал,  и  вот  чего  внушал:
                - Мы  не  копиисты  в  полном  смысле, они  нам  не  нужны. Если  мы  купили  что-то,  то  купили  посмогтреть,  нужно  это  нам  или  не  нужно. И  если  нужно,  сделать. Но  не  копию,  а  лучше,  чтобы  на  века!
                И  были  холодильники  похожие,  но  лучше,  радиоприёмники -  на  многие  года. И  самолёты, и  ракеты!
              Иван  послушал  как-то  репетицию  артистов  из  народа,  что  обнажали  глупость  ревизоров  в  прежние  года,  где  бригадиром  Гоголь  выступал. Затем  подсунул  кто-то  томик  Гашека  про  Швейка. Ивану  он  понравился,  в  мозгах  застрял  настолько,  что  сам  решил  приколы  находить  и  вписывать  в  запкнижку.
            И  получалось:  будто  бы  нормально  жизнь  текла. Был  занят  интересным  делом. И  без  натуг,  а  просто  так,  как  бы  от  скуки.
            Хотя,  бывали  и  докуки  от  болезненных  людей.
                С бандитами,  из  типа  подворотних,  Дрючок  встречался.  Иногда. Они  обычно  обяъвляли  ему  гоп  со  стопом. Типа,  руки  вверх  и  вывертай  карманы. Иван,  конечно,  руки  поднимал,  но  разговором  отвлекал.
              "В  карманах,  ребятишки,  мелочь. А  вон  в  сараюшку б   заглянуть."
               Они  туда  глазами  упирались,  а  Ваня  в  них  стрелял.  Из  рукава  выпрыгивал  для  этого  какой-нибудь  калибр.  Обычно  копия   для  мини-пистолета,  чтоб  женщина  могла  стрельнуть. Бандитов  Ваня  не  жалел  и  разговоров  заводить  не  собирался. Гопстопники  ведь  тоже  не  вникали,  кто  идёт  и  что  несёт. Они  карманы  после  вывертали.
              Дрючок же, не  страдая  от  болезни   при маркизе  Сада,   не  наслаждался   попаданием  по  ихним   яйцам.  Он  не  был  демократом  и  страдания    пожиз-ненным  не  делал  даже  сволочам. И  подобньных  хомов, хотя  и  редко,  но  охотно  сокращал  путём  стрельбы  в  иное  место. И  чаще  всего  в  лоб,  как  чемпион  в  стрелковом  тире.
             Такая  вот  была  житуха.  Иногда. Когда  Дрючёк  кумекал  головой,  мечтая. А  чтоб  серьёзно, - было  раз. Мечты  откуда-то  берутся,  вообразить  в  деталях  нужно. За  ним,  наверное,  следили  следопыты  из  бичей.  Они  хотели  выпить,  но  чтоб  иметь  возможность,  нужна  и  подготовка. Продумать  надо,  что  к  чему,  на  всякий  случай  тару  и  винтарь. А  вдруг  придётся  не  просить,  а  убеждать. И  вот  они  Дрючка  остановили. Один  молочную  бутылку  протянул  для  наполнения,  другой  загородил  дорогу  винтарём. И  оба,  во  все  четыре  глаза,  ворожили   тару.  Чтобы  сухая  не  была.
              Иван  всё  понял  и  взмолился,  повесив  на  губу  всегдашнюю,  при  толерантности,  ухмылку.
               - Ребяты! Как  же  так?  Я  только  что  из  хаты,  с  собой  горилки  не  ношу. И  дома  нет,  даю  вам  зуб,  скончалась. Но  в  магазине  всегда  есть!  Теперь  же  власть  сменилась,  ханурь  не  запрещает,  он  сам  употребляет. Чего  вам  не  туда?
               - А  денег  выдашь  на  бутылку?  -  В  ответ,  с  распахнутой  улыбкой,  нашёлся  бич,  который  помоложе.
                - Ребяты,  с  распахнутой  душой  бы,  но...
                Но  тут  их  перебил  прохожий  и  тоже  улы-бнуться  не  зажилил,  а  сказал:
                - Ребята,  мужики,  я  слышал  и  согласен  поддержать  их  просьбу.  Мне  деньги  тоже  позарез  нужны.  И  много.  Как  понимаю,  у  них  нет,  а  у  тебя  навалом.
                И  незнакомец,  одетый  бесупречно  под   привата,  из-под  полы   костюма-тройки  вынул  рево-львер. И  наведя  на  тоже  импозантного  Дрючка,  продолжил  монолог:
              - Не  знаю  как  вас  величать,  синьор  или  барон, но  деньги  уважают  счёт  и  время. А  время,  так  вобще. Вы  где  предпочитаете  обрадовать  мой  лапотник-бумажник,  на  улице  иль  в  доме?
                И  тут  случилось  так,  как  Иван  воображал  подобную  картину. Он  тоже  улыбнулся  и  указал  на  дверь  жилища.
               -  Как  можно  с  таким  делом  нам  на  улице  торчать?  Мои  занычки  в  схроне,  их  надо  доставать  и  посчитать. Признаюсь  вам,  негожие  знакомцы, я  не  веду  им  каждодневнот  счета.  Я  ить  делец  из  местных,  балансы  забугорные  ведут. Так  что,  пройдёмте?
               И  снова  показал  на  дверь. Они  туда  уткнулись,  трое.  А  обернулись  на  Дрючка  и  встретили  зрачка  от  браунинг-волыны. В  бичей  Ванюшка  не  стрелял,  он  просто  взял  обрез  и  выкинул  в  кусты.  А  незнакомец  элегантно  потянулся  до  кармана,  разгрузить  чтоб  от  нагана  и  всадить  Дрючку  маслину  в  лоб,  но  запоздал  секундой,  а  чуть  будто  подумав,  опустился  в  подорожную   полынь.



                ---  *  ---
       А на  горячих  облаках  Эмпиреи  богов,  в  назначенные  сроки, сидели  члены  для  Советов  Бригадиров.  Где  Превышний  был  за   генсекретаря,  как  и  в  любом  бюро,  откуда  стырили  пример  партийцы,  а  прочие  бугры  имели  гильдии  по  нуждам  для  народа  под  рукой,  и  тем  руководили,  блюдя  положенный  устав.
       Им  очень  повезло,  работы  было  мало,  народ  привычки  приспособил  к  нуждам  каженного  дня  и  всё  крутилось  тихим  колесом  по  жизни.   Особенных  претензий  мало  выдвигали,  разве  что  торговцы  возникали  иногда.  Они  искали  заковычки  для  решения  вопросов  сбыта  залежалого  товара. А  собиралось  иногда  его  премного.  И  чтоб  не  затовариться,  бросали  наземь  иной  раз  заместо  снега  манку,  а  иногда  и  яйца,  чтоб  голод  отвратить  семитам. Если  библии  или  заветы  ветхие  не  врут.
       А  вот  надзорному  Бугру  за  действами  в  быту  не  повезло. По-нашему  теперь  такая  должность  создана,  чтобы  приглядывать  за  уложения  в  стране,  то  бишь,  за  Конституцией,  откуда  вытекает  агромадная  маржа,  кто  споры  в  трактованиях  статьи  сумеет повернуть  к  себе.  Когда  они  возникнут.
      А  на  Эмпиреях  с  империалами  под  задницы  сподобных,  прозвание  в  других  местах  тому  владыке  Зевс.  По-нашему,  Превышний. Выше - никого.
        И  вот  Превышний   из  доносов  сообразил  себе  таблицу  для  статистики,  где  получалась  диаг-рамма  в  никуда! Хошь  бей  в  колокола!
        В иных  местах  преобладали  по  рождению  особы-однополы,  и  спустя  годы  лет  в  пятнадцать  возникала  напряженка  в  отношениях  с  природой. Природа  требовала  роста  населения  в  родах,  а  вот  с  рожанием беда. Мужик  без  бабы  обойдётся  при  знакомстве  с  Кулаковой  или  же  с  Ононом,  и  бабы  приспосбились  пощупать   пальцами  звезду  иль  овощами,  а  то  и  языком  подруги...И  развели  в  своей  среде  эпикурвью!
        А  кто  рожать  от  этих  привелегий  будет? И  возникали  непонятки  и  на  основе  ихних  бнспорядков,  бунты. Вот  этим  и  занят  был  Генеральный   Секретарь  Превышний.
       И  вот  когда  на  облаках  Эмпиреи  решать  те  неотложные  вопросы  собирались  всевозможные  Бугры,   из  эпикуреи  долдоны  и  безразмерные  канальи   ломились  до  Диониса  развлечься. Ломать  не  строить,  а  пить,  так  ром  из  бочки,  Сизиф  такому  делу,  как  дружбан,  охотно  поклонялся  и  камень  в  этот  день  не  трогал,  а  если  позволял  себе   немножко   шухарить,  пущал  его  на  низ.
         Дионис  охранял  большую-пребольшую бочку,  чтобы  не  слямзили,  пока  приблизится  пора,  когда  из  винограда  станут  выжимать  ногами  соки.  А   лысеющий  Сизиф, начальник  местной  стройки,  был  дружбаном  у  Диониса  и  постоянно  рядом  находился.  И  если  было  что  налить  из  бочки,  то  зачерпывал  и пил.  Таким  порядком   календарь   у  них  служил  и  Бухусу. Который  на  строительстве  был  главный.
        А  на  земле,  почти  в  землянке,  обитали  Кнопка  и  Дрючок. И  время  коротили  разговором.
         - Вот  мы, как  добрые  товарищи,  приятели,  а  то  и  друзьяки,  милый  мой  дружок  и  Кнопка,  завели  беседу  про  общения  на  нашем,  русском  языке. Толи  во  сне,  толи  по  телеку  я  с  кем-то  зацепился  скабрезной  мыслёй. При  следущей  картине.
        У  деревенской  бабы  спрашивают:
        - Дарья!  Ты  помнишь,  как  тебе  ломали  целку? Ты,  Кнопушка  такое  слово  знаешь?
        - Нет.
        - А  баба  Дарья  знает  слово,  и  краснея,  отвечает:
        - Как  же  мне  забыть  такое  дело?! Вон  там,  под  старой  гливой  у  соседки  с  гамаком,  ихний  Гришка    уговаривал  меня  лишиться  целки.  Мы  в  ту  пору,  девки,  ходили  без  трусов,  так  он  меня  облапывал  а  я,   толкая  его  в  грудь,  просила: "Гришка,  миленький,  не  трогай   непотребное  мени! Мамка  кажет,  чтоб   ни  за  щё,  никому  не  подвернула,  а  возьмишь  замуж,  будешь  обходиться  без  неё!" А  он  бормочет:  "Ну шо  ты  мне  за  сказки?!  Ноги  раздвигай!  Потом  построим  жизню,  на  север  подамося, построим  хату,  заведём  детей"  Я  и  поверила,  расслаблась... И  вот  уже  как  сорок  с  гаком  лет,  Григорию  Матвеичу  Скирденко,  я  законная  жена.  И  он,  зараза! Обходится  без  целки!
         А  в  городе  про  целку,  Кнопушка,  спро-сили, так  большинство  в  смушении  молчит.  А  когда  поставили  ребром  задачку.  Какое  есть  иное  слово  по  этому  вопросу?  Так  только  престарелая  учителка  Татьяна  Дмитровна  Рябая,  тоже  сильно  пырхая  в  платок,  но  довела  до  сведения  умеющих  послушать,    она   до  сей  поры  ещё,  хоть  старая,  но  дева. По-книжному  сказать,  девица. Замужем  не  была,  а  без  венчания  попами  лишаться  дара  от   природы  запре-щалось  домостроем. Могли  по  голой  заднице  пройтиться,  обложить  позором  на  скамье  средь  хуторского  круга.  А  это  в  слободе,  где  каждый  знает  своего  соседа. Вот  так-то  жили  в  старину  страдальцы  и  терпели.  Не  только  богу  поклонялись,  сторожились  и  соседей. Трудно  жили. А  про   лексику  продолжим  разговор,  иль  как?  Не  интересно,  Кнопкка?
         - Ты  продолжай,  Лександрыч. Быстрей  проходит  время  и  скуки  нет .
         - Ну  хорошо. Тогда,  как  быть  при  сочета-нии,  ложись?  Или  правильней,  кладись? Так    талды-чить  и  писать,   требуют  академики  наук  и  тамошние  члены.
       - Да  какие  ж  это  члены?! 
       Вдруг  разъярился  кто-то  в  голос  пожилой  матроны  у  распахнутой  двери. Оказалось,  Ваня  про  такие  редкие  слова   распространялся   слишком  громко  и  заинтересовал  вопросами  из  лекции  соседей.  И  те,  выходит,  возмущались  а  матрона    раскричалась:
        - У  него  не  член,  мочалка, если  говорит  кладись?! Как  ему  жена  под  членус  укладётся,  если  это  очень  неудобно  и  вообще  несвычно  говорить.  Член  её  толкнёт,  она  и  упадёт! Укладку  пусть  на  голове  построит  из  волос   и  уши  закрывает!
          - А  что?  И  правда,  - прохрипел,  смеясь,  Иван. - Вон  в  кино  показывают  часто  про  войну.  Кидают  вдруг гранату  и  кричат,  ложись!  И  солдаты  падают  и  ложатся,  а  вот  чтобы   клались  в  штабеля,  не  встречалось. Вишь,  какая  петрушка  вырастает, а?

                ---   *  --- 
               
             Тут  надобно  иметь  ввиду  Отечество  и  Веру,  естественно,  и  Царь  чтоб  удержался  в  голове.
              Сначала  возьмём  Веру.
              Боги,  или  как  их  величать,  вот,  скажем, Сотворители  всей  жизни  в  нашенской  системе,  что  под  Солнцем,   управляющим союзом  для  отрадных  хомов  сунули  нормального  примата  из  семейства  гоминидов,  ежели  смотреть  издалека,  но  не  в  бинокля  окуляры.  А  вот  когда  в  упор  посмотришь  или  фотку  в  фас, - на  лбу  не  малое  тавро  от  вара  кипятком  увидишь.
              Так  это  сказки  или  как?  Соседи  распо-ведали  со  слов  той  акушерки,  когда  она  глядела  в  раскорячку,  облегчая  роды  и  сбавляя  крик.
              Когда  же  бабии  стенания  приглохли и  вылезло  оно, акушерка   передала  его    дьяку  и  удали-лася  помыться,  то  вылупок,  рукою  дьяка  в  зад  благо-словенный  видеть  свет,  залился   счастьем  с  криком  и  улыбкой.  А  недовольный  ором  поп  схватил  его  за  ногу  и  сунул  головою  в  пар   бадьи, восторги  укрощая.
             Но  сказкой  были  не  покрыл.
             Ить  в  шайке  был  не  пар,  а  вар  неосту-жённый!
             Попик  спохватился, и, вылупка, опомнившись,  поднял  на  высь. А  то  б  сварился  целиком,  как  у  Ершова  царь  маразматишка,  пытаясь  выманить  судьбу. Из  старика  хотел  оборотиться  в  молодца,  ныряя  в  чан,  да  и  сварился.
              Но  разглядевши  у  пацанчика  лицо, - на  нём   родимое  пятно  внушительных  размеров,  подельщики ударили  от  удивления  по  ляжкам.
              Никак  кто  сглазил  или  проклятье  нало-жил?!
               От  крёстных  поп  и  дьяк  отговорились  проще,  крестясь  и  утверждая,  что  метку  посадил  архангел,   направляя  новобранца  в  добрый  путь.  Затем  перекрестил  и  махом  сделав  крылья,  то  бишь  ноги, скрылся.
                Теперь  бы  обождать  благих  вестей  от  отрока,  когда  на  ноги  станет  мужиком. Покуда  ж  положились  на  всемилостивого  бога.  Или  на  сына,  на  Исуса  и  Христа,  пока. 
                И  время  побежало...
                Или  не  так  всё  было? Так  почему,  с  тех благословений  херувимов,  народов  кучи  полегло?
                А  если   глубоко  подумать:  то  кто Загубина  в  Отрадную  поставил?  Как  вопрос,  известно  интересный?  Но...
             Конечно, можно  допустить, что  тут  ошибо-чка  природы...Нет,  нет! Гондон  отбросьте  думать,  оттуда  незадачка  не  попрёт,  изобретатель  всё  продумал!  Такой  брачок  природой  предусмотрен  и  может  быть  там  всё,  но  не  такая  метка!
             Поторопились  сотворять  дитя  папашка  с  мамкой,  будучи  со  свадьбы  подшофе?  Так  вылез  бы  оттуда  дурачок,  а  если  с  родинкой,  так  не  таких  размеров! Природа   разбирается  сама  и  знает, что  со  спермой  делать  и  когда.
              А  может  опосля,  уже  когда  оформился  младенец  в  матке  и  скрюченым  неправильно  лежал,  а  его  папка  изредка  долбал  правилом  не  по  попке,  а  по  подставленному лбу? 
              Такое  ведь  возможно,   когда  супруги  ждут  управы,  а  им  приспичит  невтерпёж? И  надолбал  приличную  на  вид  отметку?
             А  вылупок,  когда  на  свет  явился,  -  на  взгляд,  так  человек  при  обаянии  в  глазах,  с  улыбкою  в  зубах  и  руку  держит  пионерски  "Я  готов!"
             Потом  поняли  многие:  готов  на  должность  простака. а  далее,  что  выйдет. Но  дело  всё-таки  не  в  том. Не  хомосы  пустили  вылупка  на  свет,  а  вурдалаки.  Которым  разрешили  шухарить  с  народами  отрад-ненских  земель,  за  наплевательство  к  идеям  братства  или  помощи  в  труде.
              Долбо-скр-ёб!  Рождёный  в  созданой  трудя-гами  среде  подхалимажа,  которую  лелеяли  в   столице  многие  из  свиты  для   приоров  из  проректоров, доцентов, аспирантов  и  завлабов-референтов,  и  даже  ниже  болтунов.
              И  многие  увидели  и  разгадали  метку,  что  этому  тупице  веры  нет. А  большинство  из  хомосов,  встряхнутых    много  раз  судьбой  страны,  и  сами  простаки,  поверили. 
              Долдоны  -  ведь! Напрасно!
               Тогда  Создатели  сей  хрени  послали  три  предупрежденья,  приняв  в  гарантию  для  упреждения   народов  в  жертву  тысячи  людей.
               А  остальные  вновь  не  вняли.
            Когда  случился  кавардак  и  СОР,   то  бишь  Союз  Особенных  Республик  тормашками  подался  до  горнила  Ада,  Иван,  тогда  механизатор  рудного  забоя  прииска  золотодобычи  под  кличкою  Алёха  с  Берилоха,  прикинув  и  поняв,  что  будет  завтра  и  посля,  поклялся  собственной  душе  ни  дня  на  новодельцев  бардака  не  опираться. И  делать,  если  что,  на  поперёк.
          Он  почесал  за ухом, за  другим, потрогал  за  загривком  и  понял  истину  процесса  в  новой  жизни.  Чтоб  ноги  двигать,  надо  жрать,  а  чтобы  хавку  добывать  подаваться  надо  в   эти,  как  их,  в  андегра-унды,  чтоб   обходить  законы  власти. Он  даже  кошку  разбудил  спросить  совета.
          - Ты  слышишь, Кнопка?! Как  тут  по  жизни  повертаться, когда  подножку  ставит  свежая  мысля? Ить могут  быть  и  здесь  ингридиенты  дерьмократов,  когда   увидят  до  себя   нейтралитет  вплоть  до  бойкота от  имени  меня. Мне  тут  остаться  или  ходу  в  партизаны  дать? .
             -А  што  ты  тут  дождешься,  когда  не  ста-нем  сраки  им  лизать? Такое  твой  характер  не  позво-лит.
                И  верно! О том  периоде  народной  власти  ешё  Прушкин  пророчески  писал:
                "Товарищ!
                Ить  на  обломках  самовластья
                Напишут!.. 
                чьи-то...  имена!"
              Имена, правда, написаны  не  все,  а  многие  не  те,  бумаги, верно,  не  хватило, но  Дрючок  послу-шался  любимицы  совета  и  ушёл  из  приисковой  госс-истемы  в  кооператив  старательской  артели Вернилоха. Тоже  приняв  под  руки  бульдозер,  чтоб  на  промывку  подавать  вторичное  сырьё. Но  это  так  сложилось,  без  охотки,  по  провидению  судьбы.
          И  всё  бы  обошлося  малым,  но  вдруг  свалился  будто  ниоткуда  казус.  Дрючка  Ивана,  когда  он  проходил  мимо  дэка  культуры,  взял  за  пуговку  плаща  из  брезентины  человек  с  улыбкой  Черномора,  витязи  которого  остались  будто  в  сказке,  но,  одномо-ментно,  неясной  тенью  стояли  за  спиной,  на  фоне  листвениц  тайги  по краю  лужайки. Иван   даже  встряхнул  плечами. Опять  волхвует  Прушкин!  Хотя  моз-гами  был  сухой,  ни  грамма  выпивки  не  принял,  а  эта  самая  далекая  мистраль  пригнала  мистику,  и  та  зачем-то  беспокоит.

                ---  *  ---
            На  северах  погода  летом,  иногда  бывает,  изливается  дождём,  и  в  этот  августовский  день  он  лил  как  из  пожарной  шланги. Сравнение  с  ведром  негоже.  Иван  после  работы  экипирован  как  надо  на  капризы  у  погоды,  хотя  в  одежде  иногда  чудил. А  в  этот  час  при  башлыке  на  нём  и  кожаная  шляпа,  для  оберега  от  воды,  и  шел  он  потихонечку   домой.  И  было  уж  прошёл  строение  эпохи,  но  вздумал  спрятаться  под  козырёк  у  входа,  втянуть  дымка  из  папиросы  Беломор. 
            И  вот  его  захомутал  какой-то  член  при  форме  егеря  иль  с  рыбнадзора,  под  макинтошем  из  Болоньи  от  дождя  и  с  мокрой  и  мухортой  мордой,  а  сверху  только  башлычок.  На  северах  это  бывает, - от  комаров  спасает.  А  мужика  Иван  тут  раньше  не  видал. А  служба, кургузую  улыбку  спрятав,  так  сказал:
             - Ну  ты  гляди!  Я только  что  подумал, как  найти, а  он - навстречу  с  важной  перевалкой!  Здоров,   Алёха  с  Вернилоха  и  по  фамилии  Дрючок, а  по  натуре  жлоб. Я  не  обознался?
            - Да  нет, товарищ незнакомый, я  бы  назвал  вас  в  звании,  покудова,  каплей... А  то  и  киписам,  когда  на  ум  придёт.  И  вижу,  вы  из  новых  командиров  здешнего  масштаба  из  команды  первого  лица  на  околотке,  сиречь,  приора-мэра  при  Агадске, советника  госслужбы  положенного  класса,  Иссидора  Сидорыча  Маклака. И  всё  равно  лизать  туфлю  не  стану,  не  буду  носом  целину  пахать! И  членом  партии  не  был,  и  клятвы  не  давал  я  младогосударству,  а  вот  на  днях  себе  поклялся,  капиталистам  не  служить  пажом!  Адью,  шестёрка  Тузлука,  пока! А  жлоба  ты  ввернул  напрасно. Разве  есть  причина  мою  персону куркулём  назвать? Чевой-то  ты  мине  Светлейшего  из  Хурувимов  в  сревнение  подсунул? У  биоргафии  его  такое  есть?
            -  Да  знаем  мы  тебя,  Иван! Живёшь  под  маскою  хмыря  и  нигилиста. В  открытые  бойцы  ты  не  годишься,  но  ежели  не  любишь  дураков  при  всякой  власти,  то  значит  наш  гвардеец  из  запаса.. И  мы  берём  тебя  на  службу  в  штат  сексотов  на  особый  список,  без  бумаги. На  память  полагаясь,  отбираем  нужных  родине  особ. А  тут  как  был  ты  работягой,  так  и  останешься  пахать.
          - Ага!  За  оперов  всем  пузом  напрягаться  и  приобретать  килу! А хрена  всем с  присыпкой  мака  сверху  мёда  на  крепком  столбунце! Закладывать  людей,  писать  отчеты, кому  и  кто,  чего  сказал!   
           И в заключенье  ариозы Ваня  показал  ладош-кою у локтя  немалый  тот  размер  растения,  что  любит  не  жару,  а  тень.
            - И  будя,  гражданин  Дрючок,  кончай  трепаться.  Договор  мы  заключили,  считай  поставили  печать. Работай,  забавляйся  с  жонкой,  ходи  на  литкружок,  обледеняйся.  Тебя  там,  кстати,  очень  ценят  за  задиристый  плужок.  От  нас  там  за  талантами  присмотрит  комсомол.  От  них  дежурит  там  какой-то Ерофей Ерёмыч  Иванов  иль  Елисраков, а  в  принципе, козёл!  Кругом  пооткрывали  видеосалоны,  порнуху  западную  крутят.  Так  вот  среди  умельцев  бить  баклуши  с  тех  бобин,  этот  самый  Иванов  у  них  умелец  всем  развешивать  лапшу  на  уши  и  лопатой деньга  загребать!... А  может,  прикрывается  деньгой.  Такая  крыша  много  стоит. И  всё!  Пакеда,  до  свидания, привет  семье,  как  говорит  один  товарищ!  За  Полюшкой  ты  пригляди,  она  вроде  толковая  и  в  меру  толстая  бабец. С  советами  не  лезет. Но  бабе  хочется  всегда  хоть  краешком  взглянуть  на   незнакомый  ей  конец.  Хотя,  мы  тоже  любопытны.  Теперь, усё! Пока!
           - Какой  усё?! Ты  смотришь  наперёд?  Кто  крутится  из  новеньких  в   хоромах  Лучеграда?
          -  В   столице  я  не  знаю,  а  на  подходе  указали,   как  прибудет,  крышевать  из  Нужного  гонца.  Ему  чтоб  показали  стратегический  альянс  сырья  и  денег,  а  лестницу  каръерную  устроить  так,  что  вроде  не  было  никак. Удивления  не  строили бы  чтоб,  скоростям  разбега. Ему  в  администрации  побыть,  по  нефти  с  газом  пробежаться  для  знакомства, у Тузлука помощником немного  покрутиться,  а  после  дать  ему  поджопника,  чтоб  одному  покрепче  закрепиться! Усёк  задачку  или  как? Нам  в  Лучеград  не  лезть,  а  помогать  отсюда.  Крепить  рублём  ему  устои,  а  прессу  тоже  поддержать,  скрывая  имидж  блеском  лака,  но  самим  сидеть  в  тени.  А  вот  когда  взойдут  от  нашенских  стараний  всходы,  за  ними  приглядеть,  полоть  и  поливать  и  оставаться невидимкой  без  всяких  нана технологий  при  прополке. Тебе   советуют,  на  стать  определиться  на  югах. Особу  за  смотрителя  тех  мест  тебя  не  знают,  но  примут  за  гвоздя  от  самого   того  лица. И  ты  его  рукой  на  регионе  останешься  нас-колько  нам  прикажут. Прикинь!  Команды  пишут  в  теремах  или  в  хоромах  Лучеграда,  а  ты  на  месте  их  коррекцией,  нам  в  русло  нужное,  наводишь. Ты  будто  не  дурак  и  должен  разобраться,  что  в  прежние  года  товарищ  Джугин   пользовал  плоды  торговли  с  капи-талом  от  буржуев  для  подъёма  экономики  Союза,  уже особенных   народов. А  мы  оставлены  зачем  в  толпище  свитских  у  приоров  регионов?  Вот  то-то,   будь,  и  для  страны  старайся!
            - Да   ты,  товарищ  в  макинтоше  из  боло-ньи,  напрасно  брызжешься  слюной!  Тут  дело  в  том,  кто  под  какою  звездочкой  родился,  а  в  этом  мне  не  повезло.  Родили-то  меня  под  знаком  Пердуна!..Да, да!  Ну,  этот,  Громовержец,  который  у  славян  погодой  зап-равляет!  И  этот  вот  Перун,  на  ожидания  народов  дождика  в  четверг,  метал  лишь  молнии  и  грохотал  грозою. А  дождика-то  -  фигу,  не  то  что  льёт  сейчас! Выходит,  толку  из  меня,  как  молока  из-под  козла  у  новеньких  ворот!  А  ты  мне - обещалки! 
          Иван  Дрючок  швырнул  под  ноги  одного  бычка  и  взял  из  пачки  заготовку  под  другого.
            - Ну,  ну,  а  паники  не  строй,  приказы  выполняй,  и  если  что,  рубаху  рви,  а  прежнее  верни  устройство  государству! - Красивым,  твёрдым  басом  наставил  неожиданный  иль  ментор,  иль  трибун. - И  кстати.  Ты  слыхал  про  итальянца  Гарибальди?  Не  про  Тольяти,  этот  молодой.  А  про  Джузепе! Который  колотил  австрийцев,  освобождая  родину  свою  от  оккупантов! Ну и  байки  сочиняли  про  него,  что  будто  он,  довольно  сильный,  молодой,  в  отместку  портил  по  гимназиям  австриек, делая  хорошеньких  мулаток. Так  как  тебе  тот  партизан?
           - Джузепа  у  меня  на  полочке  средь  книг  давно  лежит.  Из  библиотеки  лагеря  для  зеков,  где  занимались  воспитанием  по  указивке  Джугина,  аж  при  том  социализме  у  цека. И  я  тут не  при  чём.
            - А  ты  при  том,  что  будешь,  как  и  он  когда-то,  партизанить! И  между  нами  переписки  не  вести. По  всем  другим  вопросам  жизни,  почта  есть  и  телефоны,  а  если  надо  передать  приказ  оттуда  или  информацию  туда,  то  только  языком  и  в  ухо. И  кстати,  ещё  про  макинтош. Ты  вроде  сам  в  такой  одежке. Ещё,  к  чему  приплёл  про  капа  с  лейкой,  у  Брехуницина  украл,  как  литератор? Так  он  и  сам  из  плагиаторов  бубновых.  Вот,  вот,  сначала  простенько - старлей,  затем  кап-лей,  а  выше  уже  ранги... Кавторанга,  каперанга  и  не   райские  сады,  а  полные  исчадий  наполнял  ады. 
            Иван  угнулся  головой,  махнул  рукой  и  рассмеялся.
            - Я  просто  так  сказал,  для  связки  слов,  что, дескать,  много  знаю,  а  тут  выходит,  что  обидел  тем  каплеем. А  по  одёжке, - наблюдательность  моя.  Я  тут  у  них  бываю  и  кутюрью  играю. На  тебе-то  што  висит,  от  дождика  хоронит?! Хламида,  фасоном  макинтош  из  городка  Болонья, что  в  итальянском  сапоге  витает! Разведка! А  я  из  тут,  на  мне  из  парусины  тонкой  масхалат. А  этот,  что  карабкается  к  славе  мировой,  как  был,  так  и  останется  пеньком  трухлявым. И  головой  с  маразмом. Он  кавторанга  в  лагере  приметил,  а  ты,  мне  кореш,  на  свободе  и  все  ещё  каплей. Ха-ха, ей-ей, на  этой  службе  хрен  дождёшься  козырей! Хотя  они  и  на  особый  случай  не  нужны. Уж  обойдёмся  сами. А вот  насчёт тут  золотишка  отыскать  чуток  лишка,  так  ты  напрасно. Его  тут  днём  с  огнём  не  сышешь,  повыгребали  всё!  И  под  землею  хрен  осталось.
              - Э, нет, товарищ  дорогой, - качнул  напер-сник  головой. - В  те  времена  тут  много  чего  было. Когда  закончилась  гражданская  война,  то  контрики  остались. Да  и бандиты-урки,  противники  для  власти  офицеры,  и  армия  политврагов. Они  надеялись  верну-ться.  И  вот,  вернулись. И  если  говорить  о  золоте,  там  были  хитрецы  геологи. И  когда  видели,  что  жилы  с  наполнением  песка  и  самородков  есть,  уводили  в  сторону  работу  драг  и  всех  старательских  бригад. Оставив  на  потом  запасы  самородков  и  песка.  Так  делали  враги  народной  власти  и  в  храброваских  краях,  и  в  Бодайбоге,  да  и  в  иных  местах.  И  тут  ещё  есть  много  самородков  тоже, да  и  побочных  руд.  Ты  хоть  тихушник,  но  стратег.  А  там  работа  тактикам  на  каждый  день  и  мы  туда  тебя  не  пустим. Но  золото  нам  надо  про запас, в  заначку. Усёк?  Вот  в  этом  духе  действуй!
            На  том  и  разошлись,  поднявши  руки  для  пока.
             А  удяляясь, Иван  думал,  что  понапрасну  главный  человек  в  политике  страны  товарищ  Джугин,  размышляя  над  уроком  трепача, вникая  в  мелочи  деталей  из  досье  изменика-фронтовика,  предложенный  работником  особого  отдела  приговор  поставить  капитана  к  стенке,  вздохнув  и  глянув  в  потолок, крас-ным  зачеркнул. И  жирно! 
             Превышний  средь  Эмпиреев  и  Генсекретарь  Совета  у  Бугров  Сверхнеба,  который  там,  вверху,  в  горячих облаках,  как  на  подушках  сидя, нахмурился  бровями,  и  в  негодовании  к  деснице  шую  приложил  со  стуком,  и - наоборот. Не  одобряя! 
             Он  угадал:  семинарист  жалеет  зря,  но  изме-нять  решения  не  стал. Пускай  тот  очень  крепкий  промах,  уроком  для  людей  послужит  горьким. Ведь,  кроме  бывшего  семинариста,  с  дотошностью  никто  не  знал,  что  есть  над   мирозданием  Земли  Совет  Святых  Бугров,  то  бишь, те  Силы,  что  люди  Богом  величают  и  только  лишь  они,  людские  помыслы  венчают.
                Да!  А  кто  же  этот  тип,  который  друж-бой  с  Ванькой  повязался?
               А! Николай  Степаныч Огинский  имел  характер  тихий,  а  с  псевдонимом  Буремглов,  он  даже   книжный. Чего  читал,  того  и  нахватался.  Но  книжки  он  читал  нормальные  и  актуальные,  а  потому  и  воспитание  поверх  образования  имел,  при  стройке  коммунизма  для  народа,  очень  инженерное  и  нужное,  полезное.  А  членом  был среди  большевиков,  для  партии  тогдашнего  прогресса. Их,  правда,  оставалось  мало. Которые  готовые  на  дот  плашмя.  или  под  суд  во  имя  правды...А  коммунистов  испортила, без  спора,  вэпеша. От  настоящей  жизни  увела  в  болота  вразумлений  очень  скушным  словом,  и  там  в  безделии  увязнув,  заговорили  тему. Трибунов  не  было,  чтоб  раздувать  из  искры  пламя.  И  освещать  дорогу.
              Наверно,  потому, Огинский  вдруг  раздумал  топать  по  делам,  а  хмыкнул  и  пожал  плечами. А  улыбнувшись,  подал  голос:
             - Губошлёпов  развелось,  не  дай  нам  боже!   Книжонку  приобрёл, читаю. Там  кто-то  излагает  взгляд  на  времена  войны. Ещё  гражданской. Как  ставил  жизнь  на  хуторах  Махно. Он,  пишут,  к  грамоте  тянулся  хорошо  и  строил  жизнь  по  обстоятельствам  и  книгам. И  свои  знания  закладывал  в  основы  быта  на  деревне,  называя  их   Анархией  и  матерью  порядка. Но  приц-епил  в  основу размышлений  древнейшего  философа-мыслителя  из  греков,  Эпикура. Который  утверждал,  что  строить  отношения  между  людей   надобно  таким  порядком,  чтоб  было  жить  удобно  всем.
             - А  имечко  придумал,  ничего. Тогда  ещё,  пожалуй, не  курили,  а  вот  теперь...Пока  обдумываешь,  куришь. И  будто  бы  находится  ответ, - поглядывая  обочь,  проговорил  Дрючок. - Вот  мне  моё  фамилиё  негоже.   Как  применить  по  жизни,  можно  и  убить.  А  позывной  имеется, который  Дереза  для  фельетонов,  этот  можно  применять. Убить  нельзя,  а  проходиться  напоказ  по  задницам  у  разгильдяев,  в  самый  раз.
             - Ага, - кивнул  Огинский,  кидая  под  ноги  бычка. - Тут  есть  тот  самый  здравый  смысл. Вот  я  и  думал.  А  почему  не  так?  Живут  коммуной,  значит  строить  отношения,  чтоб  без  обиды  никому!  Сейчас  же  кто-то  хочет  так  построить  отношения  и  ищет. Но  получается  бардак.  Мешают  многие  друг  другу. Ага?
           - Да  что  поделаешь?  -  Иван  Дрючок    снова  огляделся  и  ноги  осмотрел.  Дождь  не  прекращался. - Согласен.  Сначала  воспитать  надо  людей,  а  уж  потом...Джугин  занимался  этим  делом,  да  мещане  одолели,  зависть  поселив  в  кубышках. И  как  ни  странно,  это  продвижение дурных  мыслей,  поставило  подножку  и  называется,  как  ты  сказал,  я  вспомнил:  эпикурвей. Почти  точь  в  точь,  кабы  не  одна  буква.  Всё  прочее  для  них...Так  что,  пошли?

               
                ---   *  --
            А  вот  Отечество... 
             И  каково  ему...Настройка  новой  жизни  ушла  на  глубину  процесса,  а  глазу,  даже  с  явностью  дурному, виден  стал   маразм  властей  и  подлипал.  И  облик  насаждаемого  НЭПа  прояснился,  хотя  его  ещё  стеснялись  называть  капитализмом.
           Иван  Дрючок,  прикидывая  мысль  на  обстановку,  пришёл  к  понятию,  что  новодворские  ребята  ведут  народы  не  туда. Капитализм  у  тутошних  славян,  при  Джугине  хлебнувших  малостью  отрады,  невозможен  априори. Имеется  ввиду  буржуй  норма-льный,  в  меру  наглый  и  неспособный  на  большой  обман. Законам  там  привыкли  подчиняться.  Потому  как  вдруг  какому  члену  вынесен  вердикт  банкротства,  ему хоть  вешалку  ищи,  хоть  пулю  в  лоб  пускай. А  тут,  да  после  стольких  месяцев  гуляний  бандитизма, нигилизма  и  с  памятью  о  Несторе  Махно,  наши  оторвилы пока-жут  столбунец  не  только  в  то  окно,  а  даже  из  ширинки.  Потому  как  напридумали  кредиты  выдавать.
            А  Ван  Сандрович  Дрючок,  в  период  пере-стройки  нормы  жизни  на  бардак, тоже  поднабросил  на  себя  немного  шику  от  крутого письмесмена.  С  уклоном  в  элитарность  местного  бомонда,   держащего  мохнатый  хвост  фортуны  в  порченых  руках. И  он  решил  расширить  кругозор  и  посетить при  Дэ Культуры  Фонд  Забытого  Искусства  от  проказливых фигур  Суркуманского  района,  новоявленных  кубистов, футуристов,  импрессионистов,  открывшим им абст-рактное видение  предметов. Теперь  всё  это  обзывают многие "мазней", лишают  права  знаться  беспристрастно,  как   классное  искусство. Но  это  враки. Кто  башельки  имеет  на  уе, тот втихую пинакотеку  посещает  и  восторги  не  скрывает,  обзаведясь    тряпицею  под  грунтом,  измазаной  хвостом  рептилии  или  клювом  киви.
            Иван   как  раз  туда  стремился,  но  как  бы  невзначай  у  входа  в  холл  был  встречен  дамой  при  хвосте  через  плечо  давношней  чернобурки. Тут почти что  все  носили  мех, и  эта  бывшая  лиса  была  не  хуже  первосортной,  как  патронесса  местного  бомонда  утверждала  меж  собой  и  гласностью  народа.
            - Пардоньте  мне,  мадам,  протиснуться  бы  надо,  ить  я  ищу  хозяйку  тутошних  владений  в  этом  холле.
            Дрючок  ладонью   показал  на  дверь,  в  сия-ньи  голубой  покраски.
             - Так  это я. Конечно, да!  Я  Президент Совета  Попечительского  Фонда  имени  Пинакотеки  для  этого  района!  Полина  Карповна  Изволина! -  Пред-ставилась  она  с  изящненьким  апломбом  в  реверансе,  на  изгибе  выставив  фигуру  и  право  на  битьё  по   выставленному  заду  любыми  фаберже.  И  руку  сунула  для  поцелуя,  определяя  в  нём  холуя.
             "Во,  здравствуйте,  опять  Полина!...Да лад-ненько, играть,  так  уж  по  полной!" 
              Сказал  себе  Иван  и  запястье  дамы  подержал  меж  пальцев. Но  сдержался,  не  облобызал,  не  плюнул,  но  в  глазки  посмотрел  и  улыбнулся. И  подумал:
             "В  кабак  её  сведу,  а  дальше  как  природа  нам  укажет."
              В  загибах  мыслей  Иван  Сандрович    час-тенько  бывал  прав,  природа  здесь  запросы  выдвигала,  а  женщин, супротив  тут  очень  нехватало. А  эта  дамо-чка - ничё,  фигурой  отвечала,  возраст  тоже  подходил,  и  вообще,  как  мужика, толкала  на  интим   Дрючка.
           Поэтому и вслух, в  поддержку  тех  сентен-ций  Ваня  изложил:
            - И  что  вы  попечительствовать  могёте?  Если  не  секрет  объём  финансов  фонда  имени  кого?  Подозревать  могу,  что   холдинский  баланс  ничуть  не  уступает  вашим  формам  необузданых  и  мной  подоз-реваемых  страстей. Я,  кстати,  тут  недавно, и в  некотором  роде,  имею  отношения  и  к  бизнесу,  и  к  местному бомонду. К литературе тоже. А вот  пинакотеки  вспомнить  не  могу. Не  пахнет  бабою  Ягой,  а  я   из  чистокровных  сказочных ристалищ  и Западу  лизать  на  заднице  мослы  из  принципа  стесняюсь,  то  есть,   априори. Кстати,  хрен  возьмёшь! Так  переводится  у тутошних  славян  это  слово,  ежели  приспичит  донести  для  западного  гостя  смысл.
           - А  вы  взгляните,  ежели  достойны  оценить  и  восхититься. Вот  копия  шедевра  бессмертия искус-ства!  Квадрат  Малевича  теперь  любого  цвета! 
            И  дамочка, входя  в  словесную  игру,  рукой  под   лайковой  перчаткой  указала  на  портрет  рисунка.
            -Хотя,  если  сказать  меж  нами...Мне  тут  не  очень  всё  по  нраву. И  даже  помещение-музей,  где  всякое    фекалиё   прячется  от  глаз  туземцев.
             Дрючок  прищурился  на  даму  и  согласился  поиграть.
             - О.о!  У  вас  и  Пашка  Пикассо  с  великой  темой Герники! И  есть  ему  фанаты! Конечно,  он  бессмертен  при  картине   тех   пожаров  на  акции  фашистов, и  одновременно   смешон  в  своих  стараниях  почесывать  яйца  на  набросках,  не  издавая  визга  от  щекотки. А вот  еврей  и  армянин  Хочувбурьян  пописал  в  эту  амфору  из   древней  Шилы   для  камфорных  утех. Когда  его  оставил  Паша  в  закрытом  зале  для  показа  худпроделок,  но  без  био-туалета. Конечно,  если  верить  на  слово  рабам  вранья,  свидетелям  негожим. Вообразили  много. Возможно,  и  хитрее  всех  казался  композитор  и  славой  мировою  обладал,  а  мочевой  пузырь  имел  обыкновенный.  И  малость  не  уссался  на  паркет  проказника   земель  франко-испанских  Пикассы.  Чего  такое  я  запомнил?  Да  книжку  прочитал  недавно  известного  семита  из  Брадвая,  который,  если  съездишь  в  Ризу,  то  найдёшь. Живёт  ввиду  у  моря  с  интересом  выбрать  весь  янтарь  для  воссоздания  утраченной  легенды,  в  отношении  украденой  светлицы  крохо-борами   нацистов.
              Все  люди  могут  обходиться  малым. За  иск-лючением  теперешних  мадам  и  малолеток,  в  издер-жках  воспитания  рассудка. Я  и  свою  Полину  убедил,  что  в  доме  лишнее  тряпьё  и  вещи, прибавляют  нам  заботы. А  кросота  для  восприятия  душой,  для  глаза - простота. И  если  кто  навязывает  нам  от  футуризма  и  ландшафтов  огруженных  выкиндосами   воображений  тех  особ  какие-либо  штучки,  так  то  от  глупой  зави-сти. И  только. Я  понимаю, Пикассо  нужны  большие  деньги  для  той  житухи,  где  идолов  из  дураков  он  принимает  с  видом  царственой  особы.  Он  издевается  над жизнью,  но  живёт,  пока  отпущен  ему  срок. Но  я  ему  поклонником  не  буду  и  в  его  кумирню  не  войду,  если  возможность  подвернётся. Ни  за  что! И  даже  под  конвоем  если,  то  под  пулю  лягу! Принцип  мой  такой,  глупостям  не  поклоняться. Есть  здравый  смысл  у  жизни.  Так  более  чего?!
             Рассыпался  словесами  местный  литератор  без  разбора  выражений  при  элегантной  даме,  впрочем,  при  одеже  у  неё, -  почти  что  неглиже. Под  шубкой,  правда. И  готовая  поэтому  на  всё?
             Но  это  же  опять-такие  предположение разнузданой  натуры  у  Дрючка  в  эту  минуту.  Поэтому Иван  пожал  плечами, и  в  принципе,  не  уважая  посещения  таких  вот  злачных  мест,  всё  же  предложил:
              - А  что  если  Полину  Карповну  ваш  недостойный  восхититель  пригласит  немного  посидеть  в  открытой  только   что  по  воле  моды  ресторации,  в  таёжной  вокруг  нас  прострации?  Вы  не  откажете  нахалу?  Я  уверяю  вас,  что  радости  от  жизни  мы  берем  не  потому,  что  разрешают  обстоятельства  и  сроки  пребыванья  на  нём. - Иван  с  заряженой  усмешкой  стукнул  в  твердь земли,  внедавне  заве-дённой,  для  шику  средь  районного  бомонда, тростью. - А  ради  удовольствия  при  негах.  Вы  обожаете  часы  лобзаний,  я  тоже,  как  и  все,  люблю   при  этом  нежностью  делиться. Вот  вы,  как  вижу,  много  повидали  в  жизни.  А?
            - Естественно,  в  мои-то  годы!
            -  И  я  признаюсь  вам,  что  вы  мне  нрави-тесь. Ага?
             - Ну,  хорошо.  Ага.  И  дальше...
             - И  вот  скажи,  что  делать  дальше?
             - Как  что?! Сношать  и  жарить,  играть  под  одеялом  и   пусть  играет  патефон!
             - Согласен.  Если  есть,  то  можно. И  где  ты  предлагаешь  заниматься  экзальтацией  для  тела? У  меня  нельзя. Там  ждёт  меня  жена. Пока  ещё  гражданская. Но  долго  ли  печатью  грюкнуть?
              - Тогда  ко  мне  пойдём!
              - Договорились?!  Вы  хватаете  меня  под  руку  и - вперёд! При  непременном  приложении,  чтоб нравилась  мне  дама...А  ты  мне...ничего,  годишься. И  не  волнуйся,  я  тоже  подойду. Параметры  мои  все  в  норме.
           Нахально  утвердил  Иван  и  вдруг  заразно  рассмеялся.
               -Ты  что, Иван?! Сорвался с  пихнуна  у  собственном  тазу?
                - Да  нет,  я  о  другом. То  правда,  гоминида Карповна,  слушок  такой  прошёл,  что  ты  однажды  на  Артуре  Клёнове,  гитару  разобрала  на  куски, то  бишь  на  деки?
                -А  ты  б  не  разозлился,  когда  он  в  самый  цимус,  когда  меня  вибрация  схватила, процесс  оста-новил!  Алкашик  шелбунашик! Не  можешь,  так  не  лезь  на  бабу,  не  соблазняй  посулами  на  час,  а  сделав  на  минутку. Пришлось  заставить  говорить  гитару. А  то  на  ней  он  мне  романсы! А  мне  чего,  семнадцать  лет? За  пятьдесят  с  лихвой! Или  за  сорок,  но  возраст  этих  леди,  которых  описал  ещё  отец  Бальзака  я  миновала.  Пенсионеркой  скоро  буду!  А  потому  мне  до  гитары  дела  нет,  а  антуражик  сделай  и  удовольствия  подай!  И  ты  получишь  оплеуху,  когда  негожимы  словами  бросаться  не  устанешь.  Придумал,  гоминиду!
                - Так  то,  по-книжному  всего-то,  человек! Я  ж  тебя  не  курвой  обзываю!
                На  эти  откровения  души, Дрючок  присту-кнул  тростью  крепенько  асфальт,  и  тоже  от  души. Что  занимательно  в  его  экипировке  было:  разлетайка-плащ  из  прушкинских  времён, и  с  тростью  не  вязалась  феска,  с  кисточкой  иранского  визиря,  при  широченных  на  меху  от  россомахи  торбосах.


                ---   *  ---               
           А Ванечка  Дрючок, принялся  строить  рас-сужденья,  для  удлинения часов  в  наличной  жизни. Спешить  ему  не  надо,  на  это  нету  плана. 
            Придя  домой, Иван  обычно  у  стола  сади-лся,  из  графинчика  затычку  вынимал,  поближе  придви-гал  набор закусок,  рыбы  или  мяса,  с  добавлением  солений  от  братков  в  Балконах  или  из   Шилы. Кинь-танцы  молодцы,  умели  приготовить  перекус  довольно  вкусно. Затем  он  наливал,  в  напёрсток,  в  форме Индогуся  из  калёного  стекла,  абрикосовой   наливки,  настояной  на  зверском  перваке. И  опрокидывал  в  себя,  понюхавши  засим  запястье  и  приглашая  разделить  трапезу  кошку.  И  тут  же  от  окна  являлась  Кнопка  и  сначала  нюхала  тарелку,  а  дождавшись  одобрения,  брала,  чего  хо-телось,  коготком  и  ела. Дрючок  оглаживал  любимицу  и  слушал  Новостя  из  радиона  и  в  двух  каналах  на ТиВи.
                В  минуту,  что теперь,  он  отсмотрел  конц-овку  у  кина  Подкидыша  и,  гладя  Кнопку,  отчего-то  стал  раздумывать  про  главную,  в  хреновенькой  коме-дии,  актрису.
                "Итак,  как  литератор  должен  я  понять  себя!  Верно  ли  осмысливаю  жизнь  и  памятных  людей? Насколько  помню, Фанни Ги;ршевна  и  Фе;льдман,  то  бишь, Ране;вская  актриса  родом  из  семьи  торгую-щей  посылами  хотений. А  если  так, то  где-то  в  подсознании  она  имела  мысль  о  превосходстве  над  другими,  понятием,  что  жизнь  дана  не  всякому  такой  простой  и  обеднённой  прелостью  мечтаний. И  доживи  до  этих  лет  Фаина,  она,  увидев,  как  люди  огружают  при  протестах фонари,  сама  бы  кинулась, пожалуй,  вместе  с  просветителем  Андреем Цукерманом  и  актрисой  Ахтыжаковой,  с  идеей  разбомбить  не  только  народовольческий  Совет  в  Союзе  коммунистов  для  отрады,  но  коммунистов  перевешать,  как  Муссолини  взвесили  за  яйца  в  прошлые  года. Народ  обманывал,  свинья!.. И  глотку  драла  бы  по  полной,  чтобы  бросили  не  атоммную  бомбу,  а  с  нейтрино,  дабы  не  осталось  ничего  живого  навсегда! Но  получалось,  вместе  с  ними. И  стали  думать,  обождав  и  посмотрев,  что  сделано  за  пару  лет  спустя,   властями,  держащими  за  фалды  сюртуков,  от  Запада  посланцев. Толерантностью  гружённых  свысока! 
              А  как  звучит  она  на  нашем  языке,  тая  толерантность?  Толерантно,  значит  снисходить! Прос-тить  засранцев  за  упорство  чаять  что-то  вредное  для  демократов, и  по  задам  погладить,  и  печенюшкой  угостить. Но  тоже  снисходя.
                Имея  нефть  и  газ! Как  в  Картаре,  Обмане!  И, пожалуй,  даже  больше. И  ею  утоляясь  не  как  там  или  в  при,  балтайских  скандир-нравах,  а  как  на  дворе  у  куркулей.  Подспудных  почитателей   гестапо   и  под-данных   баши,  по  имени   Остапа-Берты  при  Марии,  а  также  Бендера  оглы  и   с  Сулейманом! За  тем  аж,  полным  газов,  морем. Которое  иной  раз  полыхает.
              Фаина  бросилась  б  в  столицу  и  протянула  руки  ухватить  и  придушить  обидчика  Отрады  у  народа. Которым  был  тогда  непросыхающий  Ильич  Второй,  под  чёрными  бровями  и  с  кучей  орденов?
               Ах, да!  Ещё  он  разрешил  тихонько  на  полтинник  воровать  у  государства  и  сваливать  в  края  на  пээмжа,  где  обетуют  предки  всех  семитов. Чтобы  для  бывшей  родины  у  палестины  слямзить  чуточку  землицы. Так  или  не  так?"
               И  при  таких,  довольно  непростых    воп-росах,  мыслитель  забирался  коготком  в  ноздрю  и  думал  дальше.
             А  в  это  время  в  область  и  округ,  будто  кто  спустил  со  сворки  массу  непонятных,  но  летающих  страшилок.  Их  видели  кругом  и  многие  туземцы.  Снимали  на  фото,  слали  в  новостя  газет  и  где  просили.  Будто  бы  обвал  случился  в  поднебесьи  и  лоботрясы  кинулоись  об  этом  сообщать  кому  попало.
            Дрючок  их  тоже  видел  и  даже  пообщался с  любопытства,  помахав  рукой. У  бухты  Гутнора  сто-ял  он  как-то,  глядучи  со  скуки  пред  собой,  и  увидел  агромадный  шарик,  спрыгнувший   из  неба  и   висящий  над  землей. То  есть  над  берегом  заливчика,  но   супротив  себя.  Иван  раззявил  рот,  и  усмехнувшись  наглости  разведчиков  Вселенной,  махнул  для  приглашения  рукой  себе  под  ноги. Де,  ежели  вы  гоминиды,  то   вот  сюда  сидайте!
          Те,  верно,  долго  совещались,  но  вынесли  вердикт  на  полную  ничью. Не  приглашать  Ивана  в  гости, и  представителя  на  берег  не  пускать. Но  чтоб  понятно  было  для  Дрючка,  что  всё  для  них  понятно,  они  качнули  корпусом  похожего  на  дирижабель аппарата,  как  если  б  было  чем  понятным,  но  другим.  Обидно,  кто  же  спорит,  да  времени  преображаться  нету.
           "Ну  вот, - сказал  себе  с  усмешкою  земля-нин  и  Дрючок, - приятелями  стали".

                ---  *  ---
           Иван,  как  всякий  литератор,  был  себе  ана-лизатор,  а  потому  случаи  неприятности  в  стране  в  копилку  знаний  собирал.  Не  будучи,  однако,  абсо-лютным  кабалистиком, приветы  от планиды  СОНа,  связывал  с  приходом  к  власти  одиозного  владельца Главного  для  лоцмана  Весла,  которого  иные  прозывали  Простаком.  Со  лбом  при  красной  и  не  малой  метке,  после  урона  капель  кипятка   в  довольно  мрачном  детстве.  Тогда  в  семье  пришлось  упрятывать  от  активистов  коммунаров  следы  кумирства  янусам  и  фарисам,  прочим  хамельёнам  и  даже   тайным  паханам. Как  всяческий  болван  при  вере  в  мистики  и  личную  халяву  ли,  фортуну  и  удачу.
            А катастрофы неожиданно свалились на людей, как - будто  кто-то  их  в  иных  местах  сгребал  до  кучи,  а  ныне  выдавал  с  наказом  бросить  всё,  и  сесть  разгадывать  кроссворды  верхоярусных  богов. И  думать!
            Почти  об  это  время  меченый  тавром судьбы  Загубин,  принявший  на  себя  неограниченную  властьь  огромного  колхоза,  каким  ему  казался  СОР  иль  СОН,  кто  как  толкует  сбор  аборигенов  при  отраде,  понял,  что  если  есть  возможность  указать,  так  надо   же  давать   работу   гарбузам! 
           И объявил свободу выборам  на  предприя-тиях  начальства,  (как  в  своё  время  Керевский  на  фронте   отменил  приветствие  для  сдачи  чести  воин-ским  чинам),  а  этот   вкупе  сделал  вне  закона  всякую  сивуху  и  табак.
           Чтоб  не  курили  да  не  пили  гадости,  а  ставили  в  отчётах  галочки,  поднимая  план  как  ероплан.
            В  ответ  за  покушение  на  устоялые  привы-чки  у  народа, Зелёный  Змий   рыгнул   огнём. Де,  замахнулся  ты  на  качество  и  без  того  хреновой  жизни.  Уймись  же,  отщепенец!  Ни  мужики  такое  не  поймут,  а   бабы  радость  примут  временно,  а  после  мордобой  устроят.  Цветами,  но  тебе!
           И  оказалось,   углядел  Зелёный,  как  одна  бабёнка,  разъярившись  счастьем  от  житухи,  в  анфас  при  человеческом  лице  у  коммуниста  Просто  Фили,  швырнула  презентабельный,  в  шикарной  красоте  букетик.  С  дарительным  при  благодарности  письмом  и  голышом,  омытым  запахом  воды  из  туалета,  пожилой  уже  француженки  Коко. На  дружбу  всех  мещан  и  толерантность!
           Однако этим  проискам  внимания  Превыш-них  сил  Порядка,  Загубин  не  подставил  уха,  не  стал  искать  значительных  корней. А шестерня  угодников  и  вовсе  раззудилась, бульдозеры  пустили  разделывать  на  свалках  стеклотару  под  орех, да  изводить  повсюду  виноградную  лозу.  На  самогон  кидали  на  прилавки карамельки  для  детей.
           Ломать -  не  строить,  душа  долдонов  не  болит. Тут  можно  повториться. Возможно,  где-то  и  когда-то,  капли  раздолбают  камень  на  прямой  дороге  для  отрады  у  народов.
           Тогда-то  и  рвануло  на  земле  для  чёрной  воли  в  конец  апреля,  чтобы  поближе   к  майским  дням  большого  стратегического  трёпа,  подумали  б  не  об  огромных  птицах  в  небе,  а  о  перепёлках  на  столе.
           Там  много  положили  жизней  жители  Отрадного  Союза  просто  так,  за  то  чтоб  слушали   доклады  для  строительства   социализма  не  с  хариз-мами  при  ватниках  из  ситца,  а  с  человеческим  лицом  поверх    манишки. 
            На  этот  казус  Провидение  сказало: "Да  будет два,  а  после  поглядим!"   Столкнув  и  потопив  в  Цемесской  бухте   ****ский  теплоход. Заканчивая  этим  им  сезон  раздолья.  И  погубив  впридачу  около  полтысячи   любителей   развлечься  в  порно.
             Но  научного  марксизма  эпигоны   славят  подплеяду  из  своих: и  Фридриха,  и  Карла,  и  Володю!
             Кто  спорит?  Умные  ребята  были. А  кто  теперь  сидел  в   светлицах  Лучеграда,  направляя  перестройку  и  верхушек  нахватавшись?  Цитатники  и  только! И  дети  их  такими  будут,  потому  как  яблоки  от  дерева  не  катятся  далёко. А  к  ним  же   прикатили  с  Запада  ЕГО. Нет, точнее  будет  сказано  ЕГЭ.
            И  где-то  там,  в  далёкой  выси,  где  прожи-вают  мистики  в  закрытых  сундуках, проснулось  Про-видение,  и  почесав  об  ногу  ногу, послало  при  тона-льности   особой,  с  толерантностью  указ:
            "Вы, люди, в  околотках  беспорядка! Уйми-тесь торопиться  в  неразгаданную даль, определитесь  для  начала:  почему,  кому,  за  сколько  жертв,  а  уж  потом  воспойте  аллилую. А  то  нам    некогда  считать  ваши  убытки. И  в  назидание  вам  наущенье  ещё  одно  приходится  послать!"
             И  на  железную  луку  дороги,  что  возле   Многомассы,  в  начале  лета  и  тоже  в  конце  века,   Провидение  не  малое  послало Горе.
           Под  него  попали несколько  вагонов  со  взрывчаткой, она  взорвалась Погибли три-ну-надцать  невиновных человек, еще  семь  сотен  с  лишком   приня-ли  на  койки  лазареты.
          А Просто  Филя,  на  саммитах  в  загранке,  по  поводу  признания  его  стараний  в  разрушеньи  братской  дружбы  по  Отрадному  Союзу,   плескал  руками  на  доклады,  рвал  на  гузне  от  восторга  волоса. 
            Особо  его  радовал  успех  от  всходов  демократии  в  просторах  СОРи  и  сбор  обломков  кирпичей  на  сувениры,  от  сноса  злободневного    забора,  вблизи   великолепно  толерантных  лип,  чино-вников  еэса.
            И  с  железной  лобызался  Тьфучэрт,   Рей-гномом  и  с  его  супругой,  да  прочие  творил,  негожие  для   имиджа  хранителя  Весла  на   Родине,  дела.
          А  что  с  таким  охвостьем  из  буржуев  могли  поделать  силы  мистики  и  кабалистики?  Они  в  Спартакии  в  декабре  седьмого  дня, напомнили,  что  могут  за  отказ  от  назиданий строго  наказать. И  сделали  трясение  жилищ.  Ломали  горы  и  туземцев,  мало  что  жалея, пускали  на  износ.
           Граждане  со  всех  земель  Отрадного  Союза  бросались  допомочь  толоками  страдалицу-народу,  ещё  внедавне  пережившему  обидный  геноцид  от  своры   террористов   из  фанатизных  кумирен  в  мочь  за  веру.
           А пока  липсис  у Ивана Богослова  мотался  по  стране,  предупреждая  разными  погромами  людей,  народы  всюду  горлопанили  проклятия  Загубину, и  сил  небексных  отвести  молили  беды.
           И руки  сами  больше  к  государевым  делам  не  прикладали. Подумать  хорошо,  так  что  им  было  ожидать  и  от  кого?
           Тот  год  был  показателен  бездействием  умов  по  управлению  СОРом, а  на  замен,  ретивость  болтунов  от  депутатов  проявлялась  явно. И  мало  кто  кивал  на  чаяные  знаки  Провидений,  с  намёками,  что  ещё  можно  много  изменить,  свернув  на  главный  путь.
            Но  все,  кто  мог  решиться  вставить  голос  за  страну,  и  понимая,  что  сие  напрасный  труд,  на  знаки  положили,  что  смогли. И  даже  в  унитазы  поплевали,  занимаясь  нужным,  но  другим.
            И  ни бюро  из  коммунистов,  ни  съезды  депутатов,  ни просто  Филя, помеченый  аж  Сатаной  в предупрежденье  и  знание  паршиво  языка  родного  при    должности  такой, прислушаться,  понять  не  захотели,  как  будто  охватила  лень. Или  на  плешь  свалилась  дополнительная  одурь. Как  на  цветущий  ствол  могу-чего  татарника  в  обочине  дороги,  блин  жующего  вола.
          Взывали всем  простые  люди,  нормального  ума.    Опомнитесь,  безумцы!   Ломать  и  перестраивать не  надо,  Натуры  не  было,  социалку  строили  с  нуля!  Так  продолжайте  строить! Ведь  славно  получалось, что  даже  зависть  появлялась  там,  куда  адепты  ихние  кивали. На  Запад,  господа!  На  Запад.
          На  этот  зов  мудрейших  сбегались  даже  НЛО,  которые  вблизу  летали  и  это  дело  понимали. 
          Да, где  там, злободневным! У всех  в  карма-нах  партбилеты  и  корки  вепеша, они  и  без  дипломов  для  спецов  всё  знают, а  потому...
          Послали  всех,  и  именно  туда!
            А  Ван  Сандрович  Дрючок,  задумчиво  пощипывал  ноздрю,  и  ковырялся  там, в  носу..
           Характер у него норди...,нет, так  грубо  и  высоко  Дрючок  не  забирался  на  планиду. Натура  у  Ивана  вулканическая,  а  сам  он,  сукин  сын,  любит  полежать, поспать  под  непогоду. И  может  не  про-снуться  вообще  при  эдакой-то  жизни! Но  ежели  мысля  какая  шило  в  задницу  воткнёт  или булавку, и он проснётся!.. Тогда  к  нему  не  подходи. Пепел,  мелкие  породы  мантии Земли забросит  на  такую  высоту,  что  самолётам... У  них  там  биотуалеты,  а  тут  природа  обосралась,  и что, куда,  когда?  На  землю  лаву  испражненипй! Горячую  ещё!.. А  товарищ,  дорогой  Дрючок,  покудова  остынет.   
            Потом  усядется  за  стол  поснедать,  или  в  диване  посидит  над  думой,  что  делать  дальше,  вдруг  понадобится  жить. 
            А  между  тем,  поглаживал  спроть  щерсти  кошку,   ногтём  уничтожая  в  гнёздах  гнид  у  блох.  Делая  приятно  Кнопке.  Эх,  человеку  кто  б   прият-ности  позволил.  Всё  добывает  сам.


                ---   *  ---               
                А  если  человек  в  лесбесах  блудит,  тогда  там  как?
                Вот  как-то  по  Артеку  песенка  бродила  из  тамошней  афорки  тем.
                "Я  ждала  и  верила, думала,- рожу! А  пошла  проверилась, - с  триппером  хожу!"
                Но  это  случатся  стало, и  довольно  часто,  уже  во  времена,  когда  Джугин  ноги  протянул,  а  Хрущ  свои  поставил  для  зачистки  языками  прилипал. И  время  стало  называться  потеплением,  хотя  с  весны  не  поступало  указаний  снизить  цены  на  пяток  процентов,  зато  по  осени,  годами  чуть  попозже,  на  мясо  вскинули  цену.  И  отменили  для  студентов  при  обедах  хлеб,  будто  бесплатный.
                И получалось,  что  пандемия  политбрехни  довольно  глубоко  в  иммунитет  людей  забралась. А  вдруг  расположилась  поверху,  на  скальпе?! Тогда  были  моменты  неповиновений,  бунтов,  а  позже  болтология  ушла  из  кухонь  в  магазины,  где  очередь  и  слушателей  море. И  песню  уже  пели,  что  будто  образованные  просто  одолели  мысли  против  бога  подавать.
                К примеру, жила  и  иногда  бродила  по  столице, под  руку, супружеская пара. Он член  бюро  средь  коммунистов, по  статусу  названий,  почти  что  рулевой  Державы.  У  генерального  в  замену,  на  подхвате,  чтоб постоянно  под  рукой.
                Его  избрали  из  работников  крайкома,   руководить  в  цека  прослойкой  идеологов  в  отделах,  чтоб  дело  трудовых  резервов  укреплять. Помимо  дела партии  и  целиком  марксизма. С  супругом  хорошо  и  ясно, ему  приятная  дорога  впереди  и -  перспектива  роста.
                А  вот  для  слабой  половинки, - хренотень  и  нервотрёпка! Ну,  кончила  показывать  билет  для абитура,  взамен диплом  вручили,  с  возможностью  работать  или  нет. Ведь  ей  супруг - большая  шишка  в  партии  единой  и  большой!  И  он  способен  обеспе-ченную  старость  предоставить  ей!  И,  разумеется, себе. А  ежели  захочется  чего-то  там  супружнице  срабо-тать, - свободный  выбор  службы  от  окраинов  Терепска  аж  до  самой  Нюшки. Но  можно  и  не  в  поперёк,  а  вдоль  страны  прикинуть,  место  поискать  в  Горбатах  или,  ежели  на  карте  показать,  то  на  острове  Чавычине  иль  ближе,  в  степных  просторах Ах-Малы.
                Но  тут  вопрос:  зачем?!  Ведь  муж,  по  положению,  на  всё  способен  для  жены,  да  и  сейчас  живут  почти  при  коммунизме. Работают  они  и  вправду,  по  возможности,  а  кушают,  когда  потребуют,  всегда.    
                И  есть  до  гробовой  доски  квартира!
                Но  всё  равно  супруга  в  непонятке  и  кучу  нервов  выкладает  не  крича,  и  с  толком.
               И  вот  чего  тихонько  исторгает:
                - Ну,  хорошо, Филончик. - Жена  иной  раз  обзывала  мужа  так, в  пику  за  энергию  в  работе  на  работе. -  Я больше  не  хожу  в  сарай,  что  видится  от  всюду,  и  мне  б  работу  подыскать,  чтоб  не  сожрала  скука. И  где  она?  Изволишь  ты  сказать,  в любой   приёмной, - секретаршей?! 
                -Ты  выступаешь  не  по  делу, Доро  Фея! - Тотчас  возник  с  протестами  Загубин, но  сразу  был  от  возражений  отстранён  продлением  диалога  жены.
                - Подстилкою  начальству  быть,  а  попро-сту, - шестеркой  предлагаешь?  А  вот  тебе  фигуру!  - И  Фея  показала  дулю.  -  Я  как-то  позвонила,  ещё  намного  раньше,  половинке  Ильича  Второго, Витюше-Пинелопке. Не  стану  врать,  она  вникала. Но  как  только  намекнула  я,  что  может  статься  неприятность  мне  по  отношению  работы  у  тебя,  она  как  взбеленилась! И  приказала  более  не  трогать  тему,  где  может  быть  не  так  её  супругу, дорогому Ильичу. Вот  если  ей  угрозы  лично, -  хрен  пройдут! Пристрелит  негодяя  и  с  места  не  сойдёт!  А  если  угрожает  что-то  Лёне,  стерпит!  В  защиту  станет  грудью,  а  то  на  эшафот  взойдёт,  забравши  на  себя  все  вины  мужа.  За  ради  Лёни  всегда  готова  утопиться,  а  то  и  застрелиться. Вот  так, мой  просто  Филя,  и  мне  тоже  дорогой!  И  мне  быть  как?  За  ради  чтоб  ты  жил,  я  не  могу  топиться. Ты  без  меня, - долдон  Загубин,  при  пустой  башке! Я  знаю  языки,  а  ты  не  знаешь  как  ввернуть  по-нашенскому,  выя. И  промолчу  про  всякий  уд, короткий  или  длинный. И хватит  балагурить,  лучше  отдохнём! Сегодня  мы  диван  не  приминали.
                - Но  это  ты  мне  слова  не  даёшь  поста-вить  элегантно, дорогая Фея! - Засунув  руки  в  брюки,  заявил  супруг. -  И  разве  ты  не  знаешь,  что  догмами  нельзя  построить  коммунизм?!
                - Опять  ты  лезешь  не  туда! Причём  тут  партия,  а  мне  её  дела?! Работать  я  не  буду. Неохота, точка! Я  у  тебя  по  нашенской  супружеской  беседе  всё-таки  жена,  а  если  взять  по  статусу,  то,  кто?! Как  понимаю  я,  я  есть  законнная  жена  у  генсекретаря! Которым  завтра,  я  слыхала,  утвердят  тебя.  По  предло-жению  товарища   при  маразматических  началах  в  министерстве,  который  заработал   позывную:  Нет! 
                И  будет  кто  у  нас,  по  штату  среди  многих  государств,  больших  и  малых,  ты?!  Главнее  президента  или  как?  Возьми  вон   Рейха  Гнома,  с  его  первейшей  леди  у Беспудченской  страны  мадамой  Нюськой,  он  может  что-нибудь  решить  без  спроса  у  сената? Вот  то-то!  А  кто  тебе  укажет,  если  что-то  вдруг  не  так? И  вдруг  он  что-то  скажет,  но  не  так, ты  куда  его  пошлешь?! Соображаешь,  что  к  чему? Всё,  решено.  я  работаю  у  генсекретаря  народов  СОРа  референтом! Вернее,  не  работаю,  а  числюсь. Живу,  как  я  хочу. И  ты  без  моей  воли  тут, - ни  шагу! Ещё  я  промолчу  про  обязательства  твои  в  постели!  Пока  справляешься  с  задачей,  ладно. Но  если  вдруг  чего. Мой  разрушитель  и  супруг  Загубин!..
               - Ну  вот,  опять  ты  угрожаешь,  и  дема-гогию  плетёшь!  Ты, Феюшка,  пойми! Причём  постельные  вопросы,  когда  нам  строить  коммунизим?!  В  интимные  моменты  партия  не  влазит  никогда!  Или  сказать  иначе  можно? Завсегда?! Чтоб  не  было  излишеств  при  запрпосах?
              Загубин  почесал  в  раздумьях  плешь  с  нашлёпкою  под  цвет  бордо  из  радужного  спектра,  и  погодя  повёл  рукой.
               - Ну  не  могу  я  ни  понять,  ни  угодить  твоим  капризам, Фея! Чего  ты  хочешь  от  меня? Что   ты  лентяйка,  это  я  понял. Ты  даже  жрать  не  сможешь  приготовить,  вдруг  окажись  с  тобой,  на  территории  другой.  В  степи  или  в  лесу! Но  ты  затронула  вопрос  алькова! И  там  тебе  не  мило? Чего  бы  ты  сменила?
                Супруга  тронула  причёску  на  висках,  закинув  не  худые  руки,  а  толерантно  улыбнувшись,  сворковала:
                - Заделай-ка  ты  так, мой  Филя. Куда  б  ты  не  поехал  что-то  подписать,  на  корабле  иль  в  самолёте, бери  меня  с  собой  как  референта. Ну  правда,  ты  без  спросу  у  меня  ведь  всё  равно  не  обещаешь  никому  и  ничего.  Давай,  чтоб  дальше  так  и  было.  И  будут  ладушки  всегда,  Загубин. А  коммунизм  тебе  построить  не  дадут,  у  них  задачка  хуже.  Меня  предупредили,  что  ежели  чего,  меня  убьют.  А  что?  Они  правы.  У  них  красвое  житьё. Ты  должен  помнить,  мы  ездили  смотреть  на  Бенилюкс. Вот  сделай,  как  у  них  все  магазины  чтоб  у  нас  неоном  освещали  ярко.
              - Ага,  ещё  ты  вспомни   фильдеперс  для панталонов,  тебе  его  хвалила  бронзовая  леди. 
              - Не  бронзовая,  а  железная.  Да,  леди  Тьфучэрт! - С  вызовом  поправила  супруга.
              - Железа  я  не  видел,  а  бронзы  было  полно  в  волосах. Да  и  на  морде. Зачем  ей  краситься  в  её-то  годы?! Ей  мало  собственного  мужа? - Опять  засунул  руки  в  брюки  Филимон   Загубин.
               - Она  старается  смотреться  поприличней.  У  неё должность  первого  министра!
               - Чему  я  против,  что  ты  возникаешь? Пусть  привлекает  мужиков.  А  я  при  чём?
               Наверно  возомнил  себя  и  гоголем  ступил  несколько  шагов  перед  супругою  Загубин.
              - Не  надувайся,  это  не  причём. Насколько  понимаю  я  в  таких  вопросах,  они  обдумали  в  политике  вопрос.
               И  Дорофея,  отступив  на  парочку  шагов, цепким  взглядом  оценила  первого  секретаря  крайкома.
              - Какой  вопрос,  когда  мы  тут  в  отпуске  живём?!
              - Вопрос  про  нужного  для  них  шпиона,  Филя! Не  забывай,  что  ты  партайгеноссе,  а  у  них  капитализм. И  это  мы  живём  похуже  чем  у  них.  Вот  и  настроились  они,  чтоб  нам  помочь. - С  назиданием  внушила  Дорофея.
              - Но  я  не  понимаю  в  этом! Шпиона  из  меня  не  выйдет!
              -  Ещё  как  выйдет. Только  не  шпион. Фу,    грубо  как  звучит!  А  вот  гарсон,  с  твоей  фигурой,  подойдёт. Одеть  ливрею, и -  полный  шик! Они  станут  тебя  толкать,  как  нужно  поступать.  Помощники  найдутся  подсказать.
                - Ну, пошутили, Дорофея, хватит.  Давай  поговорим  про  фильдеперс. Я  вот  подумал. Зачем  я  в  их   болото  влез.  Которое  политикой  зовётся.
                - Да  ты  не  влез,  тебя  тащили  за  уши  и  толкали  в  зад. Когда  ты  стал  вопросы  задавать  на  сборах  активистов  нужные  начальству. Они  стареют,  им  нужна  замена. На  большом  посту. А  ты  и  по  теперь  таким  остался.  Которые  умнее,  тем  носом  зад  клюёшь.
                И  Дорофея  улыбнулась,  нисходя.
                - Ну  что  ты,  дорогая  Фей?! Зачем  ты  ставишь  на  ребро  вопрос.  Мы  просто  говорили, чтобы  времечко  убить.  Сейчас  у  нас  его  навалом. Или  как  простые  люди  говорят.  Премного?
                - Ну,  хорошо,  мы  времечко  убили.  Так  тоже  люди  говорят. А  я  скажу  опять  своё. Чтоб  политбюро  осталось тут! - И  ткнула  пальцем  под  себя. - Чтоб  главной  была  я! Когда  чего  из  главного  решают.  Тебя  они  уговорят,  ты  спляшешь  под  их  дудку,  а  я  им  кукиш  поднесу,  ты  подпись  не  поставишь  и  за  шпиона  не  сойдёшь  и  не  предашь  Отчизну.  А  втёмную,  конечно,  могут  пользовать  тебя,  как  дурочка.  Но  это  будет  без  меня!  Понятно?!  А  что  касается  угрозы  моей  жизни...У  них  какой-то  есть  лейкозик. Когда  ему  дают  свободу  в  теле, он  по  крови  гуляет  и  человека  разрушает. А  прозвище  тебе  дадут, сатрап! За  многие  погибели  людей. На  жаль,  я  не  узнаю  про  такое  и  спутать  карты  не  смогу.  Да  и  молчать  мне  будет  трудно...
                Теперь, наверное, забыли, что женщины, даже  военной  тайны  вообще  не  зная,  не  могут  безработным  удержать  язык,  И  супруга  человека,  не  ростом  больше,  а  иммунитетом  для  охраны  государ-ства,  как-то  прокололась,  и  когда  тот  час  настал,  погибла.  От  лейкозы.
                Впрочем,  она  и  мужу  как-то  возразила  резкими  словами.
                "Если  в  этом  государстве, Филя,  громко  ничего  сказать  нельзя,  без  страха  пострадать  за  мысли,  такого  государства  сохранить  нельзя  А  вы  название  ему  сменили. При  Джугине, я помню,  государство  обнадёженных  народов  было,  ГОН!  Хрущ  сменил  на    СОН. Будто   бы  загнал  в  мороку, а   теперь   вокруг  всё   СОР!?"
                Забыла, верно, - в  мире  государств  с  иным  укладом  нет,  все  защищают  собственную  суть  иль  честь. Ежели  имеют. А  если  чести  нет,.. Зачем  вести  дебаты?  Но  сказала,  верно, чтобы  мысль  утрамбовать. Об  это  время  многие  так  деют. Ведь  быть  в  каком-нибудь  резерве  эмпиреи  поприятней,  чем  без  надежды  жить.
                И  как  много  громких  слов,  когда  загадка  как  была  неразрешённой,  так  и  осталась  ею. Прока-жённой. Кто  прав,  кто  виноват,  что  жизнь  сломалась  у  супруги  президента?  Кто  предал,  для  кого  или  чего?  Чтоб  сбросить  диктатуру  пролетариев  взамен  на  демократию  в  штанах? Чтоб  яйца  проще  почесать?  А  что  иного  стоит? Кто  думать  станет  и  зачем?  Первой  леди  государства  нет  давно,  теперь  обходятся  без  леди.  А  толку  из  того?
               О  чем  станем  молчать? 
                Снова  о  лесбесах? Они  со  временем  все  сбрендят,  как  и  в  целом  мир  подсолнечной  системы. И  отпадёт  необходимость  строить  дошлые  ковчеги.  Об  этом  мало  ещё  знают,  но  при  движении  к  детальному  знакомству  с  цифирью,  узная,  ужаснутся.
                И  станут  жить,  как  многие  уже  сегодня,  одним  моментом  или  днём. Насытившись  рекламою  дельцов  для  дураков.
                А  что  чего  теперя  стоит? Глянешь  на  экраны  от  тиви, - танцую  всё,  дрыгая  ногами  и  всеми  телесами! Или  болтают  языками. И  эту  беспредельную  возможность  балагурить,  менять  на  домострой  и  ска-льные  пещеры,  добычу   мамонтов  и  добывания  огня?! И  в  лохмах  меха  содержать  партнёршу?!
                Окститесь,  господа  момента! 
                Потом  ведь  надо  будет  вспоминать  что  есть,  откудова  пошёл  туманный  Альбион,  когда  он   всякий  раз перед  глзами,  стоит  только  ткнуть  смартфон  или  забраться  в  паутину?
                А  вера!  Что  с  нею  делать,  когда  кощу-нствуют  все  отроки  любых  конфессий? Ни  папу  ватиканского  не  чтут,  ни  разных  самураев  веры  и  индуцсов  вместе  с  Кришной, родного  патриарха,  мусульман  и  чистой  веры  иудеев  во  главе  с  Исусовым  Христом, неспешно,  меж  жеванием  хрустяшек  и  глотками  колы,  посылают,  кто  куда  дорогу  знает.
                И  это  только  ягодки,  а  колупнуть  Историю, какие  там  цветочки! И  ежели  сказать  о  физиках,  там  всё  хоть  чуточку  понятно,  они  заняты  изучением  и  воплощают  в  жизнь  добытых  знаний  в  ГМО  или  в... Ну  да,  оттуда. И  железяки  в  оборонку!
                А как  смотреть  на  лириков и  клириков, и  всяких  социологов,  экспертов,  кутюрье, и  мастадонов  языка  из  множества  доцентов,  ассистентов,  аспирантов  и  проректоров  с  высотных  этажей  науки?
                Но  если  особливо  рассмотреть  экскурсии  в  запрошлые  года  историков,  то  надобно,  чтоб  разо-браться  в  их  исканиях,  порвать  не  только  волоса.
                История  у  человеков  развивается  оттуда,  когда  необходимым  стало,  чтоб  пожрать. А  с  этим  делом  было  туговато,  не  все  умели  добывать.
                Но  в  головах  у  Робина  и  Гуды  потиху  заводились  мысли,  насчёт  туманов  в  Альбионах,  когда  не  всё  было  видать. Но  можно  слышать  лошадей,  когда  фырчат,  не  очень  чтоб  довольные  поклажей. В  которой  было  что  пожрать  не  только  рыцарям  орала,  но  всем  охранникам  и  мулам. И  ослам.
                А  Робин,  проживая  с  Гудой  в  зарослях  густых  гаёв,  намастырился  ловить  не  только  глухарей  и  рябчиков  силками,  не  луковой  стрелой,  а  из  арбалета  опереньем,  в  проворных  ланей  попадать. И хорошо  владел  стрелами,  попадая  и  в  тумане,  кому  понадобилось  бы,  в  глаз.
              Да,  времена  такие  были  и  за  них  истори-ков  не  нам  судить. Покушать  и  тогда  хотелось,  да  и  докторам  истории  сейчас.
              У  нас,  вопрос,  конечно,  глупый,   переве-лись  совсем бандюги-варнаки? Вон  когда  ещё  гулял  Кондрат  Булавин,  наверно,   от  него  на  всякий  посох  на  последнюю  дорогу,  благословение  пошло.  И  в  кучера  его  сажали,  обряжая   скорбный  путь.
                А  Сенька  Разин  разве  от  красивой  жизни    на  кичку  и  в  сарынь   желающих  сзывал. А  чтоб  пожрать  досыта  и  с  собою  взять. Да  и  персидскую  царевну  бросил  в  волны  не  за  просто  так,  а  чтобы  не  пропала  бы  в  плену  от  голодухи.
                А  Пугачёв,  товарищ  Емельян,  вздымал  народ  с  насестов  по  какой  причине?  Опять  же  с  голодухи.  И  кто  был  сыт,  с  Емелькой  не  пошёл  супротив  власти,  а  сдал  им  супостата.
                И много-много  раз  случались  выступления  и  бунты  тут. И  в  Мире. И  толи  ещё  будет,  если  жадность  не  уймём. 
                А  воспитание  нормальной  жизни  возвер-нём!
                Вот  тут,  подперши  пальцами  одной  руки  затылок,  другой  ладошкой  гладя  Кнопку,  задумчивый  Дрючок  себя  спросил:
                - И  кто  виновен  в  нашей  нервотрёпке,  ежели  потребовать  ответа поимённо?  Из  полного  набора,  что  в  лачугах  Лучеграда. Как  думаешь  об  этом  ты, милейшая  мне  Кнопка? Ты  не  заметила,  лачуги  брал  я  в  скобки.
               - Эх,  Ваня!  А  не  пошел  бы  ты  чуток  подальше  тех,  куда  ты  посылаешь  всех?! У  самого  ума  не  стало?
               - Ума  хватает,  да  и  душа  скребётся, ей  оченно  неймётся  отрокинуть  стопоря,  в  помин  супруги  нового  сатрапа,  дражайшей  Феи. Имейся  мне  возмож-ность,  я  б  с  ним  потолковал  не  только  словом. Стреляться  на  дуэли  вызывали  простаки,  а  вот  коснуться  если  кулаком  виска  или  глазницы,  чтоб  засветились  фонарями  клики   здравой  мысли. И  я  бы  вопросил  пристрастно,  держа  кулак  в  отмашку:
              И  ежели  чего  сказать  Загубину, так  это  он   переместил  с  Упала  в  Лучеград  заклятого  себе  врага. Произнести  по  первым  буквам  нашего  позыва,  так  получается  брехня. А  если  их  наоборот  поставить,  начальные  три  буквы, то  вывертается  словечко  с  матогоном.  А?  И  почему  его  дела  оттуда,  не  отдал  на  изученье  в  кагэбэ?! Ведь он  из  подкулачников  устройством  мозга! Но  притворялся,  что  святой  и  верный  партии  работник. Как  в  своё  время  Хрущ  обставил Джугина,  играя  верного  бойца  за  дело  пролетарского  бича. Ты  потому,  что  сам  такой?
              А  если  вообще  сказать,  когда  твою  персо-ну  предлагали  в  разгильдяи  для  политбюро,  пошто  не  отказался  брать  весло?
               Сказал  бы:  я  механизатор,  могу  педали  нажимать  в  копнителе  соломы.  И  всё,  ребята!  Я  остаюсь  работать  в  эмтээсе  при  колхозе  Ильича! Который  первым  начинал  в  Отрадной   перестройку,  а  продолжатель  его  дела  не  бросал,  а  красивенько  дела  его   венчал.  А  я  всего-то  тут  колхозник  рядовой  и  просто  Филя. Но  только  не  Филон! Филонам  не  дают  награды,  ежели   обычный  гоминид. Вот,  если  гоминдан  или  гунгуз, какими  рисовали  нам  врагов  из  тех  краёв,  где  утро  красят  нежным  цветом,  тогда  другое  дело.
             А  ты  полез  штурвалить  делом  комму-нистов! Глуп-из-денщиков! В  болоте  для  буржуев  проживаешь, и  более  никто! И  жизнь  твоей  супруги,  так  выходит,  на  тебе,  на  совести  твоей  висит  и  давит  душу!  А  ты  живой  и  доси,  и  нет  мыслей  других,  как  только  аллилую  петь  адептам  дерьмократов  и  профсоюзам  влейсибе. И  кстати! Кнопка! Что  есть   для  бумеранга  арбалет?  Про  Робина  и  Гуду  я  слыхал,  но  с  ними  не  живал.  Про  Робина  писали,  что  он  владел  стрелами,  а  тут  какой-то  арбалет.
              Кнопка  посмотрела  с  удивлением  и  указала  на  окно  хвостом.
              - Ты  где  меня  Ван  Саныч  приобрёл? В  кустах  ракитника  нашёл. А  там  про  арбалеты  ничего  никто  не  плёл, и  козлов,  которые  в  политику  полезли  сами,  и  прихватили  супругов,  в  наставники  нам  не  давали!  А  ежели  ты  грамоте  обучен,  так  просвети,  внуши  души  прекрасные  порывы,  а  я  тебе  напомню,  вдруг  при  старости  маразмом  отличишься. А  вот  учитель  ты  толковый,  я  слушаю,  ты  пой.
              Дрючок  на  этакий  пассаж  не  смог  сер-диться  и  поплёл,  как  если  бы  он  лекцию  читал  в  центральном  вэпэша. Но  прежде  обернулся  к  стенке  и  ткнул  туда  перстом.  На  карту СОН,  строителей  Отрады  для  народа. И  повёл  рукой,  охватывая  всё  простраство   государства  в  ушедшем  красном  цвете.
             - Тут  где-то  спрятан  арбалет.  Сегодня  для  политиков,  которые  в  светлицах  Лучеграда  в  руко-водстве,  задача  есть,  мещанское  отродье  натравить,  направить  на  раздрай  у  экономики  своей  страны,  в  угоду  забугорным  капиталам,  а  в  сущности,  предательство  и  шпионаж. А  бумеранг,  когда  работает  нормально,  всё  возвращает  на  круги  своей  страны.  И  наказует  всех,  кто  предавал,  презрением  на  веки. Такая  вот  моя  мысля, - с  серъезностью  сказал   Ван Алек-сандрович  Дрючок.

                ---  *  ---
            Биография  Дрючка  обширная,  как  и  у  многих,  впрочем,  и,  можно  так  сказать,   простая. Правда,  с  романтическим  налётом.  Но  не  от  ветра,  а  от  книг. И  было  впрочем,  что  Иван Дрючок  дёргал  рычаги  бульдозера  на  полигоне  у  старателей  артели. Разносторонний  был  чудак   в  отрадной  жизни.
            Когда  рождались  кооперативы,  сообразил  и  взял  за  самогон  железного  коня,  в  аренду.  Толкать  на  полигон  и для промывки  золотопороду. А  заодно  у  мужиков,  пока  властя  не  запрещали  гонки  первачка  совсем, (Север  всё  же), но  всё  же  втихаря, стал  пользовать  возможность  поменять  на  выпивку  песок  и  самородки. 
           Про  этот  промысел  он  не  скрывал  огла-ски,  легально  чтоб  сбывать  питьё,  покуда  разрешали  для  сугреву  продавать, - всё  ж  "рынок".  А  потому  ему  знакомы  были  питухи  не  только  Верилоха. 
           А  за  "Сухой  закон",  запущеный долдоном,   люди  литкружка  "Мы  эпигоны"  Загубину  ещё  один  псевдон  всучили.  И  стали  обзывать - завистливый  Тихушник. За  непонятки  в   благозвучьи  слов  в  его  речениях  и  заодно  припомнив  Прушкина  с  его  Гаврилиадой.  Охотника  до  разных  фрейлин,  который  был  готов  на  всё,  за-ради  лобы-зания  Марией-Аннушкой-Еленой, Евой! Его ланит   у  заднего  прохода,  а   это  вам  не  шутки,  когда  такое - в  сон! И  всяческим  лесбоям  в  зависть,  узнай  они  о  том. Вот  это  всё  и  члены   литкружка  приклеили,  воображая,  натуре   с  человеческим   лицом   и  с  государственным  веслом  под  мышкой. В  отместку  за  вменённые  проказы.  А  что  ещё  могло  толкнуть  его  в  афёру  для  прикрытия  порно? Только  древняя  германская   игра  под  Локимана,  что  у  последышей   в  почёте  фарисеев.
            И  выходило,  этот  гений,  обычный  червя-чок  в  природе,  подвержен  всяческим  мистическим  усладам,  давая  полную  свободу извращениям  при  изображении  мыслей?
            И  в  сущих  днях  безгрешным  не  ходил? Откудова  иначе  дым? За  этот  дым  он  эпиграммами  платил?
           Потомок  арапчонка  Гонибабла  руку  наби-вал  пером  от  гуся  с  нехрен  делать,  и  выдумал  бой-фраера  Гаврилу, красавца  с  мордой  эфиопа,  и  аппа-ратом, стоящим  от  зари  и  до  зари, ежели  не  врёт  бумага  манускрипов  афроидов.
           Но  это  ж  мистика  опять, пусть  даже  мно-говековая! Замешана  в  легенде  или  в  сказке  самого  злодея!
           Такого  пахаря  он  сунул  в  сон  еврейке  Еве,  чтобы  пошло  отсюда  население  Земли? А  Ева  дура?  Вкусив  запретного,  но  сладкого  до  смерти,  Елене  рассказала  о  восторгах  в  теле,  а  та  с  Марией-Маг-далиной  поделилась. Потом  дошло  до  Анны  Шлиц,  а  бабы  тайну  удержать  даже  военную   не  могут,  а  тут,  при  зависти,  сплошная  языкам  забава.
             Ещё  один  Гаврила,  и  вовсе  не  красавец,  а  просто  заводной  литературный  прохиндей,  объявился   в  прозе,  про  как  делать  гонорары  лоху!  У  них  какой-то  Ляпсус  в  треуголке  с  фамилией  Никифор  прихва-тизировал  с Гаврилой  тему  для  таскания  с  собой  по  этажам  изданий,  с  пафосом  без  меры,  но  по  теме. И  с  благим  видом  пополнял  карманы  авторов  баблом. Иван  Дрючок,  Гаврилу,  для  себя,  переиначил  в  мыслях  на  сатрапа  в  жизни,    тем  более,  всё  это  не  было  враньём. Легенды  на  глазах  рождались.
          Меж  тем,  запросы  на  рыжьё  полезли  за  трояк  в  уе  и  выше,  лишь  за  единый  грамм.  А  ежели  снимать  в  золотниках...То  выходило  очень...  и  не  худо. К  тому,  помимо  всех  стараний  для  артели, в  конторе,  каждому,  кто  в  штатах,  вручались  белые  конверты.  Чтобы  не  падали   кальсоны  и  рейтузы.
           Когда-то  так  была  устроена  оплата  в МТС,   сельскохозяйственных просторов у  Союза  обнадёжиных  людей.  Колхозный  трудоденнь  за  то  что  вырастит  потом  из  овошей  приплодом  в  килограммах,  а  для  поддержания  штанов  на  каждый  день,  аванс  от  эмтээса,  но  в  рублях  на  средний  трудодень. Поклонник  кочанов  от  кукурузы  на  "Ай-какая  ферма"  в  Обмеряных   Безпутно  штатах  Богупротивный  Хрущ,   такой  раскладик  отменил.  Верно,  позавидовал   ничтожной,  но  всё-таки  добавке  на  столах  трудединицы. Считал,  что  строить  можно  всё:   социализм  при  коммунизме  у  себя  на  хате, самолёты  и  заводы,  и  посылать  в  космос  ракеты!  Не  обязательно  с  приличным  брюхом. На  свой  живот  при  этом,  он   взглянуть, наверное,  стеснялся.
             И  было  бы  ничё,  но  старенький  иванова  эс-сто  однажды  ночью  подпалили.  Навряд  ли  чтоб  нечайно  иль  по пьянке,  скорей  всего  старался  конкурент,  его  сосед.  Он  тоже  был бульдозерист,  толкал  под  промприбор  породу,  а  по  слухам,  в  последние  деньки,  порода  повалила  тут  с  великим  смаком  самородков  и  песка.  А  председатель  их  артели  вздумал  подключить  к  толканию  Ивана,  чтоб  план  подзолотить.  Но  Федя,  машинист  бульдозера  другого,  был  не  просто  скопидом, а  невероятно  жаден,  и  кру-той. Поэтому  Иван  подумал  на  него,  когда  кормилец  сгиб  в  техническом  пожаре.
             Председатель Глеб  Полушкин, с  хорошим  опытом  мужик   на  этом  деле, правда,  посочувствовал  Ивану,  потрогал  голову  в  виске,  потыкал  пятернею  воздух  и  предложил  покудова  заняться   избитым  в  прах  и  будто  бы  ничейным  агрегатом.  Ушедшим  в  лом  в  преклонные  года,  да  в  недосуг,  оставленный  ржаветь   в  морошковом  болоте. 
             Оттуда  и  пошёл  Иван  Дрючок  как  будто  в  "люди"  в  тутошних  местах,  хотя  особо  не  старался  выставляться, чтоб  не притягивать  завистливые  взоры, не  подарить  кому-либо  бельма.  Наверное  Мамона  или  выше,  от  самой  что  ни  есть  космической  Эмпиреи,  поддержали  ухаря. Интереса  для?


                ---   *  ---               
             А  вообще-то,  кто  такой  Дрючок,  чтоб  рассуждать  с  большим  апломбом,  забираясь  мордой  не  худою  в  фотки  или  выбираться  на  экран,  когда  настойчиво  просили  для  примера,  показать  районным писнезменам,  к  почину  перемен  у  государства,  эпатаж  для  интеллектодежды? И  был  чтоб  кутюрье, в  анализе  вопросов  по  пошиву  всяческих  штанов  и  гардеропов  для  мещан,  имеющих  запросы,,  чтоб  дорогие,  модные  настолько  им  гляделись,  для  зависть  поиметь  других.
             И  он  устраивал  им  с  выпивкой,  конечно,  за  их, от  ширых  душ  подачу,  класс галантерейно-шмоточного   взгляда  и  подхода  к  моде, заливая  выпивкой  жратву  и   одобряя  мысли:
                "Мещанин  в скудоумии, всегда  богатства совмещает  с  нравами,  которых  попирают,  в  общем,   не  ногами,  а  языками. Вы  гляньте  на  экран,  когда  они  в  дебатах  восхваляют  власть."
            Но  приходилось  прибавлять  не  только  мы-сли   иной  раз. 
           Власть-то  кооперативы  разрешила  строить! И  кредиты  выдавать.
            А Ваня Александрович Дрючок, всего-то, - бульдозерист,  ну  и  пилот,  и  штурман. И  оплот  великих,  и  всё  же  тайных  планов! Если  будет  золото  с  промывки  да  в  карманах!  А  нет,  так  все  -  вонючий  экскремент!  Никто  им  даже  пива  не  поставит.
             "И  на  хрена  они  полезли  в  воду  без  забродов? Или  знали  ту  дорогу? Или  хитрющую  имели  заготовку:  вначале  разрешить  артели  создавать,  чтобы  отраду  прежних  лет  отнять? А  уж  потом... Гуртом,  конечно,  батьку  бить  способнее,  но  и  дурака  свалять, - будет  на  кого  кивать."
             А  год  уже  пошёл  девятый  на  шестом  десятке  лет  правленья  охлократов,  как  Аристотель  в  древности  такую  штуку  обозвал. И  третий   уж  сезон,  как  узаконенный  мазурик,  иной  раз,  временную  власть,  из-под  божественных  штиблет  лучеградской  Феи,  хотел  немного  поиметь.  А  ему  совет  совали,  чтоб  исполнил   повеления Таран Идамы.  Оттуда  вроде  бы  виднее,  что  сказать,  а  сделать  здесь.
               А относительно  альтернативы  всякой  мысли  иль  проекту, такое  слово  только  что  ввели  в  политкорректность, оно  покудова вращалось  в  тех  кругах,  где  управляют  деньги.  Как  всюду  было  и  теперь  бытует:  "у  кого  байстрюк  побольше,  тот  и  хулиган!" Ещё  про  музыку  трактуют,  что  кто  заказывал  её,  тот  и   приглашает  Магдалину  на  мине... у  кабинет.
               А  вот  в  среде   адептов   либеральности,  что  лезла  на  маёвках,  митингах  и  в  драках  на  столбы, чтоб  поорать  оттуда, толерантность  приживалась  только  с  кулаком  или  в  баксах.  Если  оказался  безработным  дураком. Либералы  хаяли  паскудными  речами  всё,  что  было  нажито  строительством  в  Отрадной. И  партию,  и  армию,  ментов  и  кагэбэ,  бесплатную  учёбу  и  хреновые  харчи  студентов.  А  заодно  и  медицину,  при  скудеющих  сарказмах  эскулапов. Но  слушать  это  было  ни  в  дугу. Простой  народ  ушей  не  закрывал,   но  даже   если  и  внимал  он  смыслу,  то  большей  частию  плевал. 
             Тем  паче, что  долдон   издал  закон  про-жить  без  водки,  и  курево  урезал  до  губы.  Фабрики  остановил,  даже  махры  не  стало,  и  мужиков  он  сильно обозлил.  Обдумывая  это,  Иван  как-то  спросил  у  Кнопки:
              - А  ты  что  думаешь  о  нашем  повелителе  Отрадой?  Простак  наш  чиканулся,  расширяя  кавардак,  или  с  ущербою  родился?
               Кнопка  полизала  ему  щеку  и  сказала:
                - Мужик  он  подневольный,  под  тапками  у  женщины  живёт. И  этих  слушает  наказы, которые  живут  в  чужой  земле. И  что  тут  умного  сказать? Тем  боле  я, простая  кошка. Он  что,  страдает  скудоумием? Ишак?  А  думать  разучился?
                - И  точно,  так.  Когда  касается  подумать  о  народе,  тупой,  как  валенок  в  распутицу  весной. Про  ишака  не  знаю,  а  что  козёл,  то  точно. Чего  ему  ни  сунут,  он  думает - ворота  иль   железная  стена.
                А  время  барабанило  и  год  прошел,  и  только   Фил  Загубин  укрепился  в  мысли,  что  всё  идёт  путём,  как  грохнулся  Чертополох. 
              Ещё  минуло  с  пару  лет,   и  снова  пара  въедливых  ударов от  Планиды. Взрыв  у  Артамаза,  и - Спиртак!
               Земле  трясение  устроил  бог  политпогоды Громовержец  де  Перун,  предупреждая  меченого  хрена  от  заскоков  в  голове. 
              А  Ваня... Он  анализатор  был   на  те  года,  и  решения  властей,  почти  что  все,  уже  имелись  в  голове! И  он  решил  обставить  власть  в  составе  аж  всего  цека.
              Сообразил  скупить  побольше  карамелек, мармеладок, марцепану,  где   сладкое  оставили  для  деток,  когда  на  полках  сахар  разгребали.
             "Теперь  на  самогон  в  работах  обопрёмся.  У  нас  такая  вещь  всегда  была  заместо  баксов  и  валюты  забугорных  мест.  И  ныне  перебьёмся!" 
                В  те  времена  Иван  Дрючок малостью  хитрил,  играя  в  кошки-мышки  с  новыми  властями  по  отношению  к  проблеме  потребления  сивушных  масел. И чтобы  не  отпугивать  клиентов,  у  двери  приглаше-ние  прикнопил, на  принтере,  тогда  ещё  новинке,  цветным  глаголом  приглашал:
                "Окститесь,  граждане,  остановитесь! Вок-руг  во  всяком  месте  есть  первак  и  крепкие  настойки  ягод  из  тайги,  и  только  тут  Бенедиктин,  с  рецептом  самого  Спинозы! Которому  за  триста  лет   до  нашей  ери! А это  выдержка  какая!? Кто  примет, -   сразу  с  копыток! Но  память  не  теряет  и  помнит,  сколько  надо  заплатить  за  запахи  старинного  букета.  И  чем.  А  принимаем  всем!  В  уе  и  в  деревянных,  песком  и  железякой,  кроме  слёз!  К  ним  проявляют  интерес  товарищи  с  Каркаса:  Вахо,  Казбек  и  Газгирей."
              Вникая дальше, до  Дрючка  дошло,  что   кооперативы  странные  пошли,  социализмом  там   и  равноправием  не  пахло.  Их  объявляли  на  заводах  и  в  конторах  разной  масти,  где  можно  было  сколько  надо  хапнуть,  для  корпуса директоров.  Из  средств  на  предприятиях  госфондов!
             И  тут  подумалось  Ивану:
              "А  что  же  я?  Артель  какую-никакую  сварганить не смогу? Ну, скажем,  для  отвода  глаз  и  возведенья  пьедестала с  яхонтами  имиджу  своей  персоны.  Который  с  видом  на  Парнас,  аж  в  самом  Париже! А  то, - редактором  заделаться  иль  книги  издавать.  Теперь  на  энтом  рынке  такому  благодать. От  всяческой  порнухи,  приключений,  мемуаров,  до  детективов   с  романтизмом,  при  драмах  нынешнего  дня  с  перепихнином.
          Вон  сколько  раз  ханурика-приора  из  отрадной  в нетях стороны,  в  мешок  дерюжный  запихали  и  бросали  с  высоты! А  ведь  спецы  из  исполнителей  такой  чернухи  украли  эпизодик  из  кина! У  Моголя  в  мешок  запихивала  ведьма  дьяка  и  прочих  ловеласов  с  домоганием  причуд  для  экзальтаций.  А  дьяк  и  ведьма,  это  вам  не  чудо?  И  весу  в  тех  хотельщиках, ежели  прикинуть,  надо  крана  нанимать.  Или  Макуле  кузнецу  стараться.  И  то,  при  приложении  триперстия  туда,  сюда  и  до  пупа. Ну  и  поджопник  чёрту.  Что  скипер  на   Диваньке,  что  равный  по  объёму  и  по  весу  муниципальный  заседатель  и    ханурь, поднакопили  сала  за  сотню  килограмм  при  каждом.  А  сколько  хохотали  у  теремковского  моста, на  Перинеях  возле  вертолёта  тоже,  когда  достали  из  мешка  персону  Тузлука,  сиречь  приора,  а  на  морде  у  него  ни  малого  следа  от   сочинённого  разбоя!
            Вот-вот, Ван Сандрыч!  Сочинили! Но  ты,  глядеть  со  стороны, оченно  завзятый   и  можешь  выдать  всякую  муру  за  правду,  внедрить  головотяпам  мысль,  чтоб  не  смеялись,  а  поверили  в  твою  несметную  деньгу? А  ну-ка,  постарайся,  приложись!"
               Вот  жизнь,  герой  тех  дней,  почти  прожил, осталось  мало  перекрёстков. Кому-то  малостью  помог,  а  многим -  ни  фига.
            И  он  старался  и  внедрялся,  и  строил  вовсе  не  простую  жизнь.  Хотя  показывал  простое,  ведь  усложняем  её  сами,  но  тут  уже  судьба  распо-рядилась.  И  сколько  приложил  усилий  сам.
        Но  есть  один,  но  каверзный  вопрос. Родили,  чтоб  пожить  и  умереть?
        И  всё!?...
        Или  не  всё? А  что  ещё?
               
                ---   *  ---
                Меченый  проказою  Загубин,  не  глядя  в  гороскоп  Отрадии, вдруг, красуясь,  объявил,  что  дерьмократия  пришла сюда,  в  отрадную  когда-то,  всюду,  навсегда  или  надолго. И  в  образе  для  сапиенса  с  хомой!
                Тут  стоит  усмехнуться. Лицо  в  социализме  человека  не  может  оставаться  без  души,  в  против-ности, то  автомат. Чего  всегда  и  всюду  добивается  Мамона  для  получения   маржи,  чтоб  с  гаком.
               А  Филенька  Загубин  совсем  забыл  слова  герцога  Мальборо  и ;; сэра Уинстона Спенсера, что  этой  гадости,  буржуям,  замену  бы  найти,  да  негде. Он,  правда,  пользовался  благами  страны  Отрадных,  но  как  много  думающий  и  временный,  ан  гость. А  вот  пожить  среди  людей  не  привелось,  сравнить  ему  в  ту  пору  было   не  с  чем.  Но  афоризм   его, запомнив,  применить  бы  стоило  повсюду. Для  лучшей  жизни  у  людей.
              На  Северах  отрадненских  раздолий  по  ут-рам  употребляли  чай. Да, да,  хошь  демократия  вступила  навсегда  или  надолго,  а  пили  только  чай. Сначала.
               И  не  пиит  так  оскандалил  демократов,  а  было  время  воздержания  от  споров  по  поводу  приличных  мнений.
                Чай-то  ставили  на  стол,  смотрели  в  само-вар,  на  черепушки  фарфора  в  раскрасках,  но  не  пили,  а  сосали  языками  с  блюдец.  И,  следом  уж,  лакали  самогон. Из  цветастых  тех  же  чашек. Или  простую  водку  пили. Хотя  у  первача  намного  больше  поме-щается  сивухи,  которая  сбивает  с  толкача. То  бишь  кладёт  в  любое  место  алкаща,  но  обязательно  плашмя. Чего  ещё  тут  правда, - не  обязательно,  чтоб  к  верху  пузом  иль  спиной.Иной  раз  получался  лежебока.
              Смешно  или  серьёзно, но  управляющий  страной Загубин, сумел  так  рассчитать для  заманухи  коммунистов-простаков  в  словесную  бодягу  для  общения  с  альтернативой  взглядов  демократов  западного   толка,  что  после  предложения  пить  чай,  они  в  знаки  протестов  бросились  на  всякий  бормотель. И  ежели  кто  призывал  к  дебатам  по  моменту,  то  не  стесняясь,  били  даже  без  обувки  в  жопу  и  этим  очень беспокоили  Европу. Она  им  предлагала  толерантность  на  словах,  они  же  прислоняли  её  к  телу.
            Про  всё,  что  было  ему  раньше  и  потом,  рассказано  другими  строчками  письма,  в  листах  пред-полагаемой  поэмы.
             Пожалуй, можно  отступить  при  сообщении  наметить владеющему  правом  на   Весло,    прозвище  Ну, простофиля! Его  так  обозвали  невзначай  на  литкружке, а  что  долдон,  внедрилось  широко  и  укрепилось  раньше  не  в  провинции, а  в  столицах. Разговор  зашёл  как  раз  про  упражнения  с   девицами  у  Прушкина  и  прочих  свитских  кавалеров.  Да  и  не  только  по  столице.   Интерес  касался  муниципалитетов  тоже. Тогда-то  кто-то  и  задал  вопрос.
            -  А  что  у  нашего  Филона,  довольные  в  семье  усе?  Или  в  политику  подался  он  с  рожна,  как  многие,  которые  уже  покрыты  прахом,  хотя  прияте-лями  были  Бахусу  и  этому,  который  хулиганил,  проживая  в  бочке?.. Вот, Дионис,   сукин  сын!  Зачем  в  вопросы  пьянки  он  погружает  жителей  Отрады?! Ведь  демократией  клянусь, хотя Отраду  обозвали  тройкой,  она  всегда  тверёзая  была,  и  если  обгоняла  ляхов  иль   ордена  мальтийских  прахов, то  только  интересу  для.
             Вот  потому  и  кинулись  кричать  в  дебатах, перечисляя  знаменательные  даты,  решив  в  конце  концов,  что  оппонент  Загубин,  как  ни  крути,  дундук  или  долдон.  Работая  в  степи,  ещё  тогда  с  цепи  сорвался  и  потому  наделал  много  пыли  всюду,  куда  б  ни  кинулв  его  судьба.
           Что  интересно,  среди  великих  предков  в  эту  кучу  разгильдяев  попали  почти  все  политики  и  литераторы,  кто  оказался  на  слуху. Начали  с  Запада,  а  кончили  Востоком.  Включили  императоров,  трибунов,  который  переплыл  при  старости  широкую  реку  под  пляски  рук  киньтанцев,  и  кинули  туда  Пол Бота. С  какого  бы  рожна  тогда,  те  гробили  б  людей,  а  не  курвей...То  бишь,  жадных  до  стенания  в  любви  дава-лок?
              - А  что?  И  точно! -  влез  в  эти   рассужде-ния  Дионис, который  в  это  время,  объятый  ленностью,   слушал  мысли  из  Вселенной  и  более   не  делал  ничего. И  рассмеялся,  заглядывая  через  плечо   немолодого  графомана  в  газету  про  житуху  при  царе, последнем   Николашке,  когда  его  женулю,  как  одинокую  берёзку  или  липку,  обдирает  Гришка,  да  ещё  Раскрутин. - Вот,  пишут,  будто  Гришка  впихивал  свой  член  царице,  как  баловство  на  сельском  сене. А  столбунец  у  Гришки,  говорили  с  восхищением, большущей  длиноты  и  толщины. 
              Вот  это  вошь! Кричали  оппоненты. Но,  думаю, брехали  с  зависти  момента. Не  может  член  расти  до  этаких  размеров  ни  у  тебя,  ни  у  меня!  Осёл,  ишак  и  помесь  от  коня, возможно,  мул,  способен  обладать.  А  чтобы  так  сказать,  разглядывая  член,  даже красавица Тамара, тифлизская  царица   не  могла. Брехать  царица  не  любила. Я  помню,  я  подглядывал  сквозь  щели  в  облаках,  когда  персидский  царь  передавал  Тамаре  восторги  из  души.  Тогда  она  ещё  и  укоряла. Что  ежели  ты  царь,  так  инструмент  имей  приличный,  чтоб  даме  не  краснеть  перед  собой  за  допуск  до  энергии   звезды.
             А  графоман  приличных  лет,  читая  ту  газету, вдруг  стукнул  кулаком  в  столешиницу,  посля  восклинув:
             - Чего  ты  споришь,  Дионисий?! Ить  Гришка  молодец,  на  то  он  и  Раскрутин! Перетоптал  всех  во  дворце  бабец  и  добираться  захотел  до  благордий  при  училище  девичьем. Там-то  помоложе  звёзды! Но  запретил  городовой.  Ни-ззя!  Сказал.  Там  царь  и  бра-таны  гарцуют. А  будешь  выступать,  претензии  иметь, накажу  ребятам,  так  те  тебе  организуют  сто  первый  километр  возле  любой  столицы. Пришлось  Раскрутину  заглохнуть. Но  интересное  что  тут?!  Все   минуветки  после  экзальтаций  с  Гришкой,  совет  давали  всем  подругам  с  Раскруткиным  комиссию  иметь. И  чтобы  кажная  совала  вспомоществование  для  Фонда  Гришки,  не  то  за  жадность  будет  ей  кирдык  под  дизель  сапогом. Раскрутин  деньги  раздавал  из  Фонда  неимущим,  или  кто  просто  голодал. А  вот  на  пьянку, -  хрена!  Деньгами  не  давал.  Но  наливал,  если  посуду  тот  ханыга  подставлял. Ещё  про  те  дела  в  округе  говорили,  что  мол  страною  управляет  тройка  не  кобыл  и  жеребцов,  а  баб.  Под  приглядом  Гришки.  Вот  так  бы  и  у  нас  устроить,  чтоб  за  властями  был  уход,  как  и  за  тройкой. Но  кнутом.
              А?  Товарищ  Дионисий! Я  почему  к  тебе  с  вопросом.  Ты  ить  философ,  а  потом  ханурь. И  кстати,  выпить  мужикам  всегда  охота.  Чтоб  было  бы  об  чём  поговорить.
              - Ая-яй! Ничтожный!  Про  Гришку  ты  не  можешь  много  знать. Я  как-то  слышал,  будто  он  набил  оскомину  на  бабах  и  перешёл  на  мужиков. Условие  поставил,  чтоб  в  карты  поиграть.  И  ежели  кто  в  штос, нет,  кабыть,  в  очко  продуется,  то  чтоб  ему  вставляли  столбуна  самому  в  анус. Прознав  про  этот  казус,  я  решил  проверить  лично  и  приказал  разведать,  где?! Оказывается,  в  мыльне  князя  Андриана,  его  между  собой  Пузырь  зовут. Живот  сильно  здоровый,  любитель  растегаев  кушать,  чтоб  о  двенадцать  этажей. Их  было  трое: Гришка,  Пашка  и  Пузырь. Гришка  за  ведущего,  Пузырь  хозяин  как-никак  той  площади,  а  как  они  уговорили  в  акте  педерастии  участвовать  попа  Питрима,  при  сане  митропопалита?!  Ума  не  приложу. И  вот  они  покушали, любимое  вино  у  Гришки,  шампанское  Клико  попили  и  кинули  картишки   поиграть.  И  вскорости  митрополит  продулся  так,  что  и  кальсоны  пришлось  снять.  Но  это  по  уставу  тайной   гильдии   педросов.
             И  вот,  когда  Питрим,  при  голых  ягодицах,  стал  где  надо  в  стойку  вывернутой  кошки, вдруг  задребезжал  звонок. Настойчиво  и  громко. Но  он  не  перестал  звенеть,  а  дверь  открылась. И  внутрь  ввалилась  Ворубаха  Анка. При  имени  таком  и  весе  в  сотню  с  лишком  килограмм.
              И  закричала:
              - Мужики!  А  я?!  Очередь  наверное  моя!
               И  тогда  лишь  огляделась  и  оценила  выгоду  картины, растеряного  вида,  группы  голых  мужиков.
               И,  хитро  усмехаясь, опять  нахрапа  понесла:
               - Эге,  да  тут  я  тоже  в  банке!  По  сотне  катеринок  с  каждого  орла! 
               Покуда  прочие  кидали  на  себя  одёжку,  в  себя  пришёл  сельчанин  Гришка,  и  положив  в  ладошку  небывший  в  работе  на  сегодня  член,  пригласил  широкозадую  Анетку.
              - Гляди. Если  увидела  чего  и  где-то  ляп-нешь,  его  ты  тоже  больше  в  руки  не  возьмёшь  голубить. Ко  мне  и  до  царицы  больше  ни  ногой. Повелеваю. А  ежели  ступнёшь,  по  лестнице  покати-шься  долой.  На  те  екатеринки,  которые  считала,  и  я  имел  рассчёт. Найди  возможность, передай  в  мой  фонд.  И  брысь  пока!
                Сказал  не  грозно,  тихо,  лишь  перстом  пошевеля,  указав  дорогу.

                ---  * ---               
            А с золотостаранием Дрючка  распорядилось  время  так.  Однажды  Ваня  принялся  оглядывать  то  место,  где  сломаный  бульдозер  приржавел  и  дал  в  болоте  бурый  колер. Нет,  сначала  у  него  пристукнул  дизель. Хозяин  толь  напился,  толи  кто-то  стукнул  по  затылку,  в  куточек  прислонил,  налил  соляры  и  бензина  по  кабине.  И  поджёг. Не  первый  прецедент  в    демократической  державе,  конкуренция  толкает  всё  вперёд,  отраду  изживая.
            А  трактор  полыхнул  и  весь  к  утру  сгорел  с  останками   от  пьяного  водилы.  Бытьё  же  стало  вовсе  беззаветное,  уже  начальству  стало  по  фигу  до  всяких  случаев  на  производстве  и  в  быту,  а  голодающим  ментам,  тем  более.  И  всё  потихому  забылось.
             Ивану  скинула  бригада  ту  железку  на  поруки, чтоб  посмотреть  и  разобраться  с  толком. И  если  что,  то  руки  приложить  бригадой. А  по  нахаловке  продуманных  идей,  бульдога  не  в  метал-лолом  порезать,  а  что-то  из  него  скумекать.  Такой  кормилец  не  труха  в  старательской  артели.
             И  Ваня  руки  приложил,  узнал  болячки  у  движка,  и  сбагрил  с  рук  мороку,  играя  простака. А  сам  переселился  в  Вернилох,  что  рядом  с  Суркума-ном,  и  стал  кликаться  Лёхой  с  Вернилоха.
               Да,  отчего  он  бросил  трактор!  Нет,  не  бросил,  а,  по  совету  опыта  из  жизни,   продал  задёше-во,  прикинувшись,  что    заимел  килу  и  стало  больно  повернуться.  И  все  дела  по  боку:  здоровье  всё-таки  дороже.  И  даже  при  таблетках  из  аптеки.  Они  не  лечат,  а  колечат. Так  Гиппократ  напоминает  из  оттуда,  веля  к  народу  обращаться  за  советом. И  обходиться  без   лекарств,  а  травами   крепиться.
              А  было:  как-то  утром  он  у  отвала  раски-нул  бивачок.  Рядом  разложил  ряднинку,  печёных  штук  пяток  картошек  и  яичек,  лучок,  и  огурец  из  банки  от  мадьяр,  бутылочку  кефира  и  манерку  с  ягодным  настоем  в  первачке. Морошка  там  и княженика,  жимолость  и  голубика. И  привозные  абрикосы  из  Мозола. И  вот,  когда  устроил  он  на  отдых  чрево,  после  приморенья  червячка, и  стал  водить  от  нехрен  делать  пальцами  по  моху,  нащупал  что-то  непонятное  у  трака  и  поинтересовался  поглядеть,  откинув  пластик  мха.
             В  земле  наткнулся  на  предмет  и  тот  предмет  достал  на  божий  свет. А  это  оказалась  сумка,  под  нужный  инструмент!  Но  в  ней,  поверить  трудно,  а  самородков  и  песка,  чтобы  поднять  и  на  ладошке  взвесить,  надо  приложить  усилия!
              Дрючок  быстренько  свернул  работу  и  двинулся  домой. А  там Иван,  доставши  курево  и  задымив,  обнял  головушку,  уткнувши  взгляд  в  туманный  беспредел, принялся  чего-нибудь  скумекать. Но  мысли  почти  сразу  от  богатства  убежали. Огромная  докукв!  Ведь  ежели  прознают  ушлые  ребята  такое  положение  вещей,  считай,  -  кащей. Но  не  бессмер-тный,  а  кости  от  него. За  эдакие  башли  закатают  где-нибудь  под  наледь  и  ищи-свщи!
             "Ich  melde  gehorsam! И  я  и  да! Осмелюсь  доложить  себе,  но  будет  очень  глупо! Не  надо  выс-тавляться,  -  подумал  Александрыч Ваня. - Не  надо  в  жизни  ничего  менять  для  удивления  соседей,  которые  способны  просчитать  моменты!"
             Кнопка,  увидев  на  лице   хозяина  заботу, вскочила  на   плечо  ему,  спросила,  промурлыкав:
             "Ты  что,  Иванушка,  невесел,  чего  ты  голову  повесил?  Или  зазноба  изменила,  или  судьба  поворотила  не  туда?  Или  привычка  подвела?  Так  ежели  привычка,  так  ты  её  не  тронь,  покамест  перетрётся."
             "Ладно, Кнопа, я  это  сотворю. Я постара-юсь  подержаться  наплаву. Вот  только  память  у  меня,  ну  очень  беспокойная!  Всё  помнит."  - Иван  так  мыс-лям  покивал  и  кошечку  погладил.
            И  долго  не  менял  обыденных  моментов.  Перенеся  в  другое  место  ту  затырку  и сотворив  заначку,  почти  полгода  ремонтировал  досадливый бульдозер.  Нанимал  помошников,  чтоб  починить  мотор  и  завести,  наладить  гусеничный  ход  да  и  найти  купца,  чтоб  сбагрить  с  плеч  докуку.  А  уж  потом...
            Потом  он  будто  бы  лечился  и  бросил  для  начала  пить.  Да  и  курил  от  случая  к  другому. А удалившись  отдохнуть  душой  в  другое  место, до  при-ятного  знакомца, попал   на  повод  для  кого-то  за  сто-лом  гульнуть. И  на  празднике  чужом   чудно  женился.
          И  выпала  ему  женой  Полина. Теперь  он  с  ней  роднился. Сначала  в  Вернилохе,  где  прозвали  его  Лёхой,  потом  носило  по  агдамским  весям,  пока  не  бросила  его  планида  на  берег  мелко-тёпленького   моря  в  городке  Мозол.
               
                ---   *   ---
              Стояли  будто  в  одиночестве и в виду  природы  потихонечку  грустили,  наверно,  каждый  о  своём. Вздохнув  чему-то,  Иван  Сандрыч   уронил  недоумение   печально:
             -Чего,  Полина  Карповна  младая,  завесила  туману   на  глаза?  Ещё  не  осень,  чтобы  засыхать.
             - Вот  ты  подначкой  занялся,  а  я  качаю  головой  как  раз  на  старость,  наш   молодецкий  пахарь. И  стало  грустно. А  тебе  смешно.
             - Думать  надо,  я  не  против,  но  не  мни  о  глупостях,  и  много. А  возо  изыми. Тебе  ж  вреднее  будет,  когда  поймёшь  или  заставят.
              - Ладушки,  попробую  учесть.  Но  время  ос-тановишь?
               - Эк,  мыслителей  подразвелось,  туды  вас  у кадушки  с  буквой  гэ! С  этим  трудности  всегда  у  многих. Но  надо  помнить.  Ежели  чего  построил,  значит  жил  не  зря. Пойдём-ка  мы  в  кабак,  зайдём  поснедать. Стареющая  дама,  всеобщая  любимица  и  честная  давалка,  раз  хочется  всегда.
             -Ну  ты, трунить-то  перестань! И  без  того  мне  тошно. А  то  придумаю   тебе  такую  контрибуцию,  что  ты  рассыпешься  от  смеха. К  примеру,  ты  попросишь  удовольствий,  а  я  не  дам. Но  в  ресторацию  пойдём. Платить-то  будешь  ты! Я  хоть  хреновая,  но  не  портовая,  и  дама.
             - Ишь,  игра  словами! Девицей  не  назвалась,  там  может  и  не  дать.  А  дама... Букву  можно  уронить... И  ходу, перекусим!
          А  ресторан  неподалёку, на  опушке  нахо-дился,  в  рассаднике  для  злющих  комаров, и  назывался  простенько  "Везувий". 
          - И то! -  Качнул   на  голове  фуражкою  Дрючок.  Сегодня  он  под  офицуцера  из  фильма,  поручика   рядился. - Уж  ежели  идти  в  полон  до  Запада,  так  разве  можно  обойтись  без  низкого  поклона  для  лизнуть? И  я  могу  лизнуть   у  копчика,  но  только   кирзачом.
          Сказавши  так  и  сплюнув,  литератор    ска-берзой   прикрылся.
          -  И  гадят  же  на  всё  мещанским  задом,  что  создавали  тут  прожить,  родить  детей  и  развиваться. Возможно,  и  другие. До  того!  А  я  вот  помню,  что  при  Джугине  страна  среди  простых  людей  имела  звание  Особенный  Соююз. Ты  тоже  это  знаешь  и  молчишь.
            Изволина   не  стала    ему  дакать,  а  просто  отвернулась,  окинула печальную  тайгу  с  поникшими  ветвями  увядавших  дерев,  и  глубоко  вздохнула.
            Да,  жизнь  менялась  колесом. Уже  минули  годы, когда  про  капитализм  трепались  только  откровен-ные  нахалы,  все  остальные  трёкали  про  дундуков  при  власти,  гнобили  мусоров  и  армию,  склоняли  комму-нистов, и  за  дело! Теперь  офонаревшие  фанаты  для свободы  при  торговле  всем  без  тормозов,  уже  во  всю  имели  всяческий  гешефт. Было  при  царях, до  революции  и  НЭПА  и  требовали  после,  когда  Союз  Отрадных  рухнул,  чтоб  покупатель  стал  покладистом,  но  иногда  и  прав. Болваны,  чего  вдруг  захотели!
             Такое  требовал  иной  раз  и  Иван  Дрючок,  и  ожидал  сейчас,  с  гарсона  в  ресторане  сервиса, уже  у  частного  лица.
              Доставши  из  кармана  заготовленный  из  старой  книги список  блюд  давнишнего  меню,  заказывал  с  прононсом, будто  бы  пришлёпнутый   по  физии  француз. Ещё  от  Бунопартия  оставленный  в  Отрадной  жить  и  наставлять  не  столько  деток,  но  гувернировать  отцов.
            Но  Ваня  лишь  играл,  любил  он  развле-каться  иногда,  разнеживая  душу,  и  продолжал,  почти  гнусавя:
             - Вот  что,  милок  среди  буржуев. А  ну-ка  прикажи  нам   судака  миньон  с  меньором  и  с...  минетом! Но  это  ж  хулиганства  стать! Или  минет  тогда  звучал  как  Роттендам? И кто сие  исполнит? Где?! Вы  время  воротили?!  Тащи  сюда  деваху  западного  толка,  пущай   организует  здесь   нескромный  тот  приём!
               И  поднимая  голову,  смотрел  в  глаза  вла-дельцу  развлечений, с  угрозою  внушения  нравоучений,  чем-нибудь  существенней,  чем  собственный  кулак.
               -  Вот  тут  написано  про  суп  Озель.  Рас-порядись  достать  корений!.. А  тут, читаю  я,  -  шавель!  Изволь,  чтоб  было  с  молоком  китихи  Она  ить   деткам  даёт  грудь!  Подделок  нам  не  надо,  дорогуша!  Рушить  государство  только  начинаем,  а  враки  пущены  вперёд?  Я  повторюсь:  не  надо!  Любая  фирма  или  даже  корпорация  ума,  должна  держать  не  только  имидж,  но  и  вкус  продукта!  Ить  мы  ещё  пока  в  Отрадной   проживаем,  а  тут  не  имидж, - вкусная  жратва  в  почёте! Попробуй  борщ  хохлушки  и  сравни  со  щами  у  кацапки!  И  скажи  мне  громко,  сколько  наливать  мне  после  щей,  и  сколько  до  борща.  Эгей? Ну, то-то! Стакан,  не  меньше  надо  опрокинуть! Итак:  закажем  рыбный  пиллерс. Так  сказать,  основу  к  переходу  до  закуски. А  вот  матлот...,  конечно,  интересно,  но  где  возьмёте  судака  под  именем  Жуанваниль?... И  кстати  про  Ивана,  это  я!  Вот  видишь  ли,  дражайший,  ты  хочешь  поразить  меня  меню  с  миньетом,  но  рыбы  нужной  там  до  хренушки,  а  тут  нема!  Того  нема  и  этой,  даже  корюшки  найти  не  сможешь  в  эту  пору.  Мальма  сойдёт!  Но  это  же, голец  из  океана! Довольно  жирный  и  большой.  Во  Франции  не  знаю,  а  тут  его  навалом. Прикажи  испечь,  а  лучше  пусть  нарежут  золотокопчёными  кусками,  чтоб  капал  из  них  жир. И  коньячку,  но  только...Впрочем,  прикажи  от  братьев  Кастро  рому  принести. Я  пил  когда-то  тут,  когда  сюда  возили!  А  оборотов  было  восемьдесят  два!  И  стоил-то  всего  возле  пятерки,  четыре  семьдесят  за  половину  литра. Давай,  неси!..  Ещё  чего  закажем,  чтоб  было  в  интерес,  что  заходили  к  ресторатору  в  везувьевых  пинетках. Да!  А  ты  Полина  Карповна  чего  не  вставишь  своё  фи?  Изволь  подумать,  что  нам  подойдёт  из  западной  номенклатуры  прибамбасов. А  я  не  подведу,  в  свободные  часы   у  набредухи  нетер-пения  убавим.Я  ей  оставлю  вставить  клин.  Пойдёт?!
          Изволина  взглянула  на  Ивана,  прищурясь, подморгнула,  а  войдя  в  игру,  кивнула  на  ливреи  для  гарсона.
          - А  ну-ка,  сукин  сын,  сообрази  нам  кокиль,  но  вместо  рыбы  рябчика  туда! 
          И  сукин  сын,  и  полненький  фигурой  по-ловой,  сиречь,  официант,  стал  откликаться  на  призыв:  "Гарсон, а  ну-ка!"  и  даже  - "Человек",  "Милейший" и  просто:  "Подь  сюда, проказник!"
    Гарсон  и  правда  был  одет  настолько  элегантно,  что  надо  беспримерно  восхищаться. Костюм  шевётовый  для  "смокинга  иль  фрака",  при  манишках  в  рукавах  и в  позументах  серебра, на  кадыке  цветная  бабочка  поверх  "воротника",  готовая  взлететь.  Или  упасть.  И  чисто  выбритая  физия,  без  баков  и  усов! Когда-то  так  артисты-мужики  смотрелись,  но  им  ведь  каждый  раз  цеплять  на  новый  образ  грим.
     - Гарсон! Твою  ядрёну  мать! Раз  вы  пошли  на  западный  манер  времён  Буонапартия  и  позже,  я  стану  кликаить  вас  на  те  манеры  тоже.  Скажем, именем  Хома! -  смеясь,  сказал  Иван,  раскуривая  трубку. - И  сколько  ждать  нам  консоме  из  рябчика  от  самого Жульена  иль  Жуана?  Мы  сможем  покурить  и  станцевать?  Я  вижу,  вы  вернули  на  паркет  кадриль  и  танго.
      Да,  музыка  из  радиолы  выдавала  танго  и  пара  молодых  закручивала  ноги,  а   изгибая  корпуса,  грудью  грудь  пихала  в  небеса.
          - У  нас  любой  клиент  с  грошами  прини-мается  в  закон  обслугой, - поведя  с  недоумением  плечами, сказал  гарсон  Хома .- А  тут,  ваше  степенство  и вассиясь,  и  вы,  мадам,  для  нас  княгтня,  должны  понять, - закон  имеется  насчёт  меню  и  вам  придётся  подождать.  Рябчика  нам  надо  заказать,  чтоб  им  занялся  дядюшка  Володин.  Он  теперь  в  посёлке  единственный  охотник  на  экзотику  зверей. Но,  может  статься,  в  погребах  у  них  найдётся  захудалый  рябчик.  Придётся  ждать, мои  вы  господа. Ведь  вы  зациклились  на  этой  птице. А  вообще-то,  дорогие письмиссмены,  время  крепко  изменилось. Хозяин  кто  теперь? Теперь  он  деловой  и  даже  можно  выразить  мыслю,  богатый деньгами  буржуй. А ресторацию  открыли  тут  недавно.  И  мудро  поступили.
    Иван  невольно  улыбнулся.
    - И  подают  котлеты  тут  из  рябчика  давне-нько,  как  я  понял? Ну  как  же?  Тут  тайга!
    -А  если  да,  так  почему не  так?! -  Гарсон  с  поклоном  ухмыльнулся.
    -Но  это  же  почти  разор! Хома! - Вдруг  вспомнив, вставил  обращение  от  мастера  по  прозе  господин  Дрючок.
     -Ми  крутимся, как  белка  в  колесе  картины,  где  добывают  изумруд,  наш  господин  сегодня! Сказать  по  правде,  ми  таки  добавили  туда  немного  и  конинки.
     - А  плепорция  какая? Неуж-то  поровняли  ростом  вы  коня  с  той  птичкою?! Хома!
      -Таки  ви  правы, да,  приходится  один  кла-сть  к  одному,  а  остальное  подвергать  уму. Возьмём-ка  счёты  и  станем  косточки   передвигать. Вот  видите,  одним  подвинем  рябчика,  а  ниже  двигается  конь!
      Торжественно  поведал  половой,  указывая  дланью  на  костяшки  раритета.  Обрамлённого  в  квадрат. Или  в  параллелепитед?


                ---   *  ---
                А  за  соседним  столиком  другой  шёл  раз-говор. Клиент  заказывал  покушать,  предоставляя  даме  тяготы  переговоров  с  половым  по  поводу  разнообразия  в  меню  и  всяческих  ферментов  в  блюде. И  кое-что  уже  в  заказ  включили,  оставалось  подобрать  чего-нибудь  для  понимания  внутри  сычуга  гамы  вкуса моложавой  дамы.  Матрона  это  сотворила,  гарсон  же  возразил:
                - Мадам!  Хоть  этот  Фаберже  однофамилец,  однако  же  француз! А  тот,  который яйца  императору  катал,  тот  нашенский  товарищ-гражданин. Вам  какой  угодно  приглядеть?  Да, да,  из  консоме  фриволь  или  Марусю  от  Максима?  Но  блюда  те  белогвардейцев,  которые  в  Париже  поселились  и  ездили  в  авто  шоферами  такси. Имея  заводную  ручку  и  наган. Но  только  те, которые  с  проносом  говорили.
                А  в  зале  для  кухместерской  об  это  время, подле   кастрюлей  и  судков,  шеф-повара  между  собою,  развлекаясь,  про  консоме  затеяли  раздор. Надзору  никакого, хозяин  заседал  среди  акционеров  из  концерна, имея  на  контроле  ценности  бумаг  для  рыночной  маржи. И  повара, перебирая  вилками  в  жаровне  мясо,  кости,  кавардак  пропавшей  при  хранении  баранины,  почёсывали  головы  и  говорили  вперебой:
                - Кудышная  блоха!  Что  сделалось  с  проду-ктом! И  как  теперь, куда  его  девать? Отдать  собакам,  вряд  ли  станут  жрать.
                Говаривал,  не  сдерживая  голоса,  один. Ему  же  возразил  поопытней  товарищ.
                - Чего  ты  распускаешь  нюни, дурья  голо-ва!  Ты  хорошенько  всё  прожарь,  да  и  залей  подливой,  красным  соусом  поверх,  а  сверху  зелени  поболее  стряхни. Вот  дурень!  Ему  побольше  пойла  наливай  и  все  дела. Да  по-французски  поддавай. Он  же  такой   же    жулик,  как и  ты  в  своей  конторе! Сожрет  да  и  прихвалит  ту  собачинку,  что  бегала  на  днях.  Или  барашка  сгнила? Ото  дела!!  Как  будто  в  первый  раз  кормить  их  всяческой  заразой!  Это  ж  не  большевики,  а  куркули! Тех,  настоящих  коммунистов  я  помню  пацаном.  Их  тут  колоннами  стреляли. Так  вот  средь  них,  которых гнали  в  лагеря  в  колоннах, не  было  ни  штуки  подлецов,  их  всех  завистники  скормили  в  зоны,  а  дети   их   теперь  сидят  в  обжорке. Так  что  этот  корм,  что  ты  готовишь,  как  раз  ему  набить  бы  пузо.
                И носитель  позументов  фирмы  и  повар-ского  колпака, а  заодно  помощник  тутошнего  шефа,  выслушав  приятелей  и  похихикав,  клиенту  приготавли-вал  аспези  фрю  из   Кули-буль,  при  консоме  рояль  и  консоме  Озели! 
                Нормально,  если  разобраться  между  знатоками обсуждаемых  вопросов. Взглянув  на  жид-кость,  её   бы  можно  предложить  жтвотным,  а  оста-льное,  разве  в  выгребную  яму  отнести.
                Но,  извините,  как  же  можно  не  роп-тать?!  Это  блюдо-юдо  ждал  клиент! Ему  налито  "бужеле" из  ближнего  подвала  с  самогоном  и  с  настоями  напитков  местных  трав  из  привозного  винограда,  в  сверкающий  под  люстрами хрусталь, Смирновка гаврилтарская без малой  даже  тени,  от  шелупени  тутошних  пройдох!  Той  марке  от  отрадненской  и  старой  водки  построена  была  средь  скал  базальтовых  контора,  а  теперь  воздвигли  мировому  брэнду небоскрёбный офис!  И  знатоки,  посмаковав  ту  водку  лишний  раз,  кивали,  одобряя. При  малом  исключении,  заметить  надо. Кто  пил  на  околотках   местного  розлива  водку,  те  не  кивали,  а  отрицательно  качали  головами. Тутошняя  водка  мягше,  как  утверждал  забытый  уж  сатирик  Лайкин.  Она  другой  водой  налита  к  перегону,  а  потому  и  мягше.  Вода  такая  под  ногами  тут. Агадска.
                А  всякое  другое  пойло  наливают  да  и  пьют,  вплоть  до  самогона,  ежели  по  спросу.  Бурячный  тоже  подают  любителям  для   нюха  у  туземцев. Ить,  рынок,  гос пода  момента.  И  вы  нисколько  не  роптали,  когда  вам  предлагали  местные  барыги  хулиганить  и  вас  поставить  в  дураки. Но  эти  мысли  толечко  об  водке. Её  теперь  навалом,  по  любой  цене  и  глотке.


                ---   *  ---               
     Но  это  там,  в  поварне.  А  в  зале  предсе-датель  у  совета  в фонде  покровительства  бомонду,  в  пинакотеке  здешней  смешаной  и  негустой  тайге,  у  Вернилоха,  подала  голос  до  гарсона:
            - И  долго  же  нам  ждать  перекусить, сложа  в  коленях  руки?
             Вонзив  глаза  в  гарсона  и  поведя  плечами, недовольно  ожидала  продолжения  движения  моментов  Изволина  Полина.
             - Я  тоже  поддержу  загадку, -  усмехнулся  верхнею  губой  Дрючок,  показывая  зубы   с  самоварным  блеском  на  коронках. - Курей  тут  извели  заезжие  семиты,  они  их,  как  и  насаждающие  орднунг  немцы  любят. Помню  хорошо   тех  устроителей  порядка  зигфридов,  хотя  и  был  я  пацаном. А  рябчиков  давно  в  помине  нет.  Последнего  тут  пристрелил  приезжий  из  Лучеграда, насколько  помню, аж в политбюро  нача-льник. Он  заявился  с  интересом  побродить  в  охотку  по  тайге,  а  рябчика  ему  держали  на  пеньке,  бечёвкой  привязавши. А  вот  у  Доминиканца,  который  в  Суркумане  служит  инже-нером  на  проходке, а  управляет  кульманом  в  конторе, имеется  довольно  крупный   попугай. А  то  и  два. Его,  наверное,  поджарят  нам  и  опустят  в  консоме,  в  горячий  супчик. Тот  какаду  иль  ара,  я  слыхал,  размеров  аховских,  и  ежели  проказник инжинер  Данилыч  не  сильно  возбухал,  не  спит  в  обнимку  с  тулкой,  он  разрешит  послать  куда  не  надо  какаду  или  ару.  Ещё  бы,  если  птичий  полиглот,  и  в  диспутах  про  жизнь  оратор,  стал  посылать  хозяина  в  промежность  горному  барану  нюхать  яйца. Который  обитает  далеко,  в  каких-то древних Гиндру-кушах-Гимна-лаях! И кстати, Карповна,  покуда  станем  ждать  в  торговой  точке  свой  заказ,  вы  не  смогли  бы  мне  помочь  немного  просветиться  в  вашенских  владеньях,  относителдьно   хранилища  пред-метов  для  импрес  и  сионизма,  где  несомненно  зна-чится  велбасом  сам  Пабло  Пикассо!
           - О, дорогой  и  редкий  посетитель! Импрес-сионизм, кубизм,  иллюзии  момента или абстрактное видение  предметов, лишают  некоторые  вещи  знаться  как искусство. Я  это,  кажется,  уже  вам  говорила. Но  это  же,  отнюдь! 
             И  глянула  на  Ваню  так,  что  будто  бы  его  суждение  навеки  оскорбит  её,  и  отпихнёт  не   хилого  работника  в  постели. То  бишь,  ночного  пахаря, бойфренда,  ежели  сказать  нормальным,  иностранным  языком  у  светских  дам.
            Иван,  с  недоумением пожав  плечами, её  заботу  подтвердил:
            - Я  не  поклонник  Пикассо  и  всякому  подобию  его  издержек  при  кубизме.  И  вообще  я  удивляюсь. Однажды,  как  я  слышал  анекдот  или  легенду  его  холла,  художник  делал  копию  с  яиц,  но  не  своих,  а  Фаберже. Случайно  или  пьяный,  он  взглянул  не  с  тем  углом  на  идеал  и  эталон  возмо-жных  вожделений  у  девиц, и  психанул.  И  к  яйцам  пениса  приделал!  Но  тоже  поленился  доставать  свой  из  ширинки  для  натуры,  а,  вообразив,  нарисовал  у  стовбуна  приличный  треугольник,  чтобы  столбун  нашаривал  у  набредухи  щелку  лично,  без  подсказки,  сам!  И  что  в  итоге,  я  спрошу  у  вас,  матрона?...
           - Но  ведь  за  вашего  урода  люди  платят  деньги! Да  и  какие! И  чтобы  только  посмотреть  в  картине!
            Схватилась  за    свои,   свекольные  от  воз-мущения,  ланиты  Изволина  Полина.
           - Ах,  дорогая  патронесса! Но  это  ж,  потребители,  сплошные  дураки!  Они  об  этом  знают,  да  вот  престыж  мешает. В  сумашедшем  доме  позво-лительно  не  то!.. И  что?!
           Но  времечко  бежало,  Иван  вопросы  зада-вал,  наверно,  подзабыв,  что  патронесса  была   ягодка  такая,  что  о  том  не  забывала  никогда. И  потому  прищурясь,  огляделась  и  сронила  с  языка  настырно  и  нахально:
           - Хорош  бузить,  наш  ненаглядный  визитёр. Мы  время  упускаем,  зная  наперёд,  что  ресторатор  врет. Не  будет  нам  ни  рябчика,  ни  консоме,  и  мне, наверное,  без прелюбодеяния  придётся  обойтись. А  надо  б  указать,  что  мы  с  тобой  почти  что  одногодки.  Дитёныши  войны...Как  там  поётся?...Я  ехала  домой,  луна  была  грешна... 
            На  это Ваня  улыбнулся, ладошку патронес-сы  притянул  к  себе  и,  поприжав,  глазами  возмутился.
            - Оставьте,  ладушка,  классичиские  грёзы,  то  прошлые  мечты. Теперь  всё  проще,  и  вам  в  ландо  не  ехать,  а  пешком  идти.  Давайте,  милочка,  намёки  бросим  и  займёмся  нашими  делами,  чтобы  поближе  быть  телами! -  Он  осмотрелся  и  сказал,  указывая  на  пальмы  в  кадках  и  фикусные  листья  при  таверне. - Мы  тут  покушали,  набрались  сил  и  ждать  особо  романтичного  не  стоит. У  капиталистов  всё,  и  консоме  обман,  и  внешний  вид  обслуги  тоже  для  рекламы.  Ни  рябчика  не  будет,  и Жульен  проспит  своё  дежурство.  Но  ежели  потом  мы  возвратимся,  нам  подадут  не  каплуна,  не  рябчика  при  перьях,  а  голого  Ару. Я  знаю,  у  кого  давненько  в  клетке  прозябает  эдакий  из  Африки  наглец.  Пойдём,  покувыркаемся  в  алькове, покуда   ты  согласная  на  грех?
           Она  нахмурилась,  наверное,  на  "ты",  но  с  натугой  улыбнулась  и  кивнула.  Ну  кто  сказал,  что  спроть  природы  можно  "шалунишек"  придержать? А  Ваня  поощрил  тирадой:
              - Вы такая  чудная  мамзеля, что  я  остано-виться  не  могу! Душа  распарилась  и  мягкая,  как  свеженький  зефир, а  столбунец,  как  огурец!
          Иван  Дрючок  гарсона  жестом  пригласил,  распорядился  временем  на  вечер,  всучил  баксочер-вонец  чаевых. На  том  они  ушли  к  своим  заботам.
          Тут  надо   бы  напомнить  биографию  работ-ницы  района  и  жильца,  Полины  Карповны  Изволи-ной,  рождёной  до  войны. Работала  она  в  райиспол-коме,  обычным  инженером  на  подхвате,  статистику  про  план  в  отчётные  журналы  заносила,  для  профсо-юзов  собирала  взносы  и  незаметно  задирала  нос,  как  активистка. При  этих  показателях  была  смазлива,  фигуру  статною  имела,  средненького  роста,  приятной  при  необходимых  формах.  А  потому,  мужей  меняла, не  то,  чтоб  как  перчатки,  теперь  иные  времена,  но  всё-таки  довольно  часто. А  вообще-то,  стоит  приглядеться,  и  получается,  что  всё  наоборот. Мужья  её  меняли,  уходя,  не  выдержавши  уличной  рекламы  на  безала-берность  жены  в  этических  вопросах.  Детей  не  завели  за  этой  нервотрёпкой.  И  выходило,  прожила  за  зря.  Ни  для  других  стараний  не  осталось,  и  ни  подспория  на  старости  себе. Бывает  так  судьба  распорядится,  и  в  общем-то  нередко,  когда  захочется  не  только  укусить,  а  посмотреть  на  локоть. Да  уж  довольно  поздно.
            Как  кончились  те  сутки,  Иван  охотно  вспоминал.  Воистину  в  народе  возносили  приговорку  не  напрасно,  что  ежели  бабульке  сорок  пять,  она  на  ягодку  похожая  опять. Изволина  не  подкачала  и  всё,  что  знала  в  упражнениях  на  койке  показала. Да  и  Иван  не  лыком  оказался  шит,  помимо  выкиндосов  от  Полины  придумывал  свои. Труды  на  пользу  Купидону они  прикончили  с  рассветом,  ещё  хватило  сил  принять  от  Бахуса  по  рюмочке  иль  две  наливки,  а  уж  тогда  они  откинули  коньки.

                ---   *  ---               
       И  вот  проснувшись  и  голову  под  краном  от  напруги  остудив,  Иван  со  злостью  хлопнул  кулаком  о  стену.  Ну  надо  же,  так  славно  пробежало  время,  они  дождались  супчик  консоме  из  птички-невелички, или  из  какаду  гиганта, и  откушали  с  него  помалу. Потом  ещё  чего-то  поклевали  из  сервирзных  посудин  для  восточных  немцев,  затем  залезли  на  извозчика,  что  тоже  тут  в  новинку, коняка  их  отвёз  к  прелестному  алькову   для  Изволиной  Полины. 
       И  надо  же,  теперь  Дрючок  никак  не  вспо-мнит,  что  хотел  он  сделать  утром,  чтоб  успокоилась  душа. Одеваясь,  он  топтался  на  ковре  Изволиной  халупки  при  бараке,  оглядывая    стены,  потолок,  окошко,  занавески,  рога  оленьи  для  амуниции  у  двери,  и  стол  с  остаками  еды. Полина  сладко  спала,  подсунув  кулачок  под  щеку,  чему-то  улыбалась. Ещё  бы,  после  эдаких  трудов  кохання!
        И  тут  Ивану  стрельнуло  в  мозги! Он  с  вечера  замучился  гадать,  чего  они  сожрали  в  консоме  Жульена,  какую  птичку. Он  предположил,  что  ару-попугая, а  ежели  не  так?
         "Да,  надо  уточнить, склероз  не  путать  в  голове  с  похмельной  забывалкой. Поехали-ка,  Ваня,  навестить,  покамест  утро,  Данилыча,  вдовца.  А  вдруг  не  спит?  И  просветит,  избавит  от  сомнений,  а  может  и  нальёт.  Случайности  бывают."
         И  поехал  всё ж  узнать  про  жизню  попу-гая, которого  они  сожрали  накануне,  когда  поверить  и  улыбке  и  словам  Охрима  чи  Хомы, что  в  ресторане  вкалывал  гарсоном.    
         Дрючок  прошёл  в  халупку,  где  обитал  хозяин  кульмана  в  бюро  проэктов  для  района. С  порога,  здрасте  прокричал.
         - Ты  этого,  Данилыч, свою  Ару  или  Какаду,  я  слыхал,  всё  ж  пожертвовал,  чтоб  скушали   засранцы!  Теперь  такое  время,  приличного  буржуя  не  найти.  Одни  авантюристы!  Совсем  он  надоел, тот  самый  как  найду,  или  шальную  сумму  брякнули  на  стол  официанты? Но  только  ты  учти,  заказывал  я  мадмазели  рябчика,  чтоб  в  консоме, и  денег  много  не  давал,  знавая  про  писец  у  ихнем  холодильнике  со  льдом  в  подвале.  Птичек  таких  нет,  а  залупленый  в  ливрею  с  позументами  гарсон  Охрим  или  Остап  подал.  Так  как  дела  с  той  птичкой?  Кто  кого  водил  среди  трёх  сосен?
         Данилыч,  горячась,  прихлопнул  себе  ляж-ки.
         - Да  опаскудел  какаду  умом!  Совсем  шальная  стала  птица!  И  это!  Уже  предчуел,  что  я    его  отдам  в  кранты  и  проклинал  меня  во  весь  хри-пучий  голос.  И  северный  курвина  с  Ткеля Вива  не  рыдал,  а  хохотал,  и  обещал  устроить  мне  агадскую  вендетту!  Поверишь,  этот,  что  теперь  шеф-поваром  в  открытой  ресторации  Везувий,  достал  и  стал  рас-сматривать  старинную  от  тех  ещё  времён  заслу-женную  бритву, что  у  цирюльнях  старых  были, так  какаду  залился  смехом  И  закричал  против  постыдной  жизни:
         "Режь,  Охрим,  кадык, засранец!" 
          И  головы  лишился.  Кровь  брызнула  по  сторонам  и  клетку  вон  того...Заплечных  делов  мастер,  засранец,  торопился.
         И  показал  кивком  на  брызги  не  шампан-ского,  а  запечёной  крови.
         - Так  ты,  я  вижу,  в  панику  ушёл, - сказал  Иван   Дрючок,  в  ноздрю  мизинец  загоняя  и  продувая  после  нос. - Поверил  попугаю. Тут,  впрочем,  я  согласен,  слыхал,  в  народе  говорят,  что  даже  кошка,  ежели  обидеть  её  кровно, то  может  сглазом  наказать. Вызовет  на  голову  твою,  ну-у,  положим,  что  не  взгляд  горгоны,  а  от   Эмпиреев  засланца. Ну  эти,  что  сидят  буграми  у  богов  по  гильдиям  на  облаках  и  когда  нехрен  делать  на  земле,  играют  в  карты. А  ежели  такое  как  с  тобою  дело,  то  принимают  жесткое  решенье. Или  кирпич  на  крыше  оторвётся  с  гололёду  и  прямо  в  темя. Или  подсунут  какаду,  как  вон  следы  бордовые  остались...А  это,  сам  должон  понять,  уже     паскудникам   до  плана  методичка.
        - Да,  всё! Пошли  вы  в  задницу  тому  пьянчужке,  что  после  выпивки  пердит  в  светлицах  Лучеграда!  И  между  прочим,  его  не  похоронят  в  той  стене! А  я  с  охотой  сдохну,  чтобы  не  видеть,  как  эта  хрень,  которая  зовется  жизнью,  рассыпется  в  песок  и  порохню.  И  вы  ещё  потом  мне  зависть  принесёте  с  пирожками  на  поминках  сверху  стаканОв!  Да  приходите  завтра! В  самый  раз! Вот  только  выпить  приносите  сами.  Сейчас  хотел  с  тобою  выпить,  а  вспомнил,  что -  амбец.  Всю  выпил  накануне.  Так   это  вам:  адью,  пакедова,  прощайте!
         И  точно  так,  на  следующий  день  пошёл  слушок,  что  инженер  Павлючко  Серафим  Данилыч  удавился. Верёвку  кинул  с  потолка  и  все  дела.  Дрючок  на  это  удивился,  а  много  позже,  согласился.
         Конструктор  рассчитался  с  будущим  и  прошлым,  а  прочим  оставалось  утирать  усы. Оставил, правда,  Серафим  бумагу,  в  которой  объяснил,  что  по-льзоваться  бритвой  не  схотел,  кабы  рука  б  не  подкачала. А  лезвие  щербатое,  старо, по  хате  будет  много  грязи,  а  так,  сухой.  Толкнул  ногою  табуретку,  и  - дела. И  виноватый  только  он.  Остохренело!  А  так  ему  покой. Без  бюрократов  с  автаназией  ушёл.


                ---   *  ---               
            Ещё  чего? 
             Бежало  время. Как  многие  грибы  поганки,  пооткрывались  всюду  банки,  а  в  них  процентами  на  вклады  побежали  незастенчивые  цифры  со  знаком  даже  восемьсот! Понятно,  что  истерика  пошла,  крути-ли  в  "Селенгах"  проценты,  как  пластинки  на  виниле,  соображались  "пирамиды",  вещь  не   новая,  но  дураков  хватало. И  Ваня  понял,  что  пришла  пора  сыграть  в  "щаланду",  которую  когда-то  Костя.  в  Пересыпь  полной  приводил. Тут, - кто  рванёт  вперёд!
             Иван  довольно  осторожно,  тихо,  как  бы  всё  чужое  на  процентах,  золотишко  в  баксы  прев-ратил. И  в  банки  поместил  и  стал  у  них  акционером. А  заодно  вникал  в  их  тайности  работы  рыночных  хапков. Властя,  по  директиве  Тузлука, пооткрывали  чартеры  из  Агадска  до  Ахласки,  а  в  ихних  городах  имелись  филиалы  банков  из  швейцарских  "шалунов",  услугами  которых  Ван  Дрючок  пренебрегать  не  стал  и  счёты  там  пооткрывал. Не  дюже  и  нахальные.  чтобы  бельмом  казаться,  но  миллионов  несколько  туда  в  учётных  единицах  в  коробки  уложил.  И  вроде  бы  забыл,  будто  на  ренту  полагаясь,  заморозил. Единый  раз,  правда,  отправил  сотню  тысяч  баксов  для  в  Беловежске  Батьке.  Хоть  малостью  помочь.  И  продол-жал,  как  и  положено  еврею,  а  он  гражданство  на  эту  лажу  приобрёл,  чтобы  видать  со  стороны, как  рвение  звенит  и  шпорой  и  подковой  в  приятелях  семитах,  когда  те  "рыли  землю,  помогая  и  внедряя".   
            А  времени  не  мало  утекло, Иван  и  видом  изменился,  душой  остепенился,  настаники,  напарники,  исповедальники,  а  также  паханы  поделянных  участков,  его  зауважали. К  тому  он  не  перечил  бегать  слухам,  что  он  у  Тузлука  в  обслуге,  и  всем  его  почти  людям  приметный,  а  потому  держался  снобом. Но  только  видом,  но  не  языком.
                Вот  тем  прибором  Ваня  сторонился  вся-ческих  дискуссий,  а  катавасий  вообще  не  допускал  зачатков. На  этот  выпендрон  политпогоды  он  дейст-вительно  имел  мандат  ли,  ксиву,  что  и  менты  и  бешники,  и  бисты,  почтительно  кивали,  отступая  на   шаги. Уважительною  корочкой  был  документ от  Интерпола. И  этой  политуркой   Ваня  не  шалил,  а  ежели  унюхал  где,  чтоб  дурью  торговали, немедля  извещал  от  том  корреспондентов,  даже  проживающих  в  Париже  и  посещающих  Булон. Наркотиков  гешефт  Дрючок  не  только  презирал,  он  никогда  их  в  плен  не  брал.  Всегда  припоминая  наущенья,  что  в  СОНе,  всякая  зараза  для  здоровья  попиралась,  а  многие  болезни  поисчезли.  Забыли,  что  такое  оспа,  малярия  и  чахотка,  и  многие  ещё.  И  с  воровством  боролись  не  на  шутя. 
                Страну  воров  начал тихонечко  лелеять    ещё  товарищ  Бережной! Для  этого  созданы  суды  товарищей, навроде  офицерской  чести,  чтоб  брали  мелочные  случаи  в  поруку.  Украл  немного,  его  берут  на  воспитание  переступать  пороги  жадности,  чтоб  рот  не  раззевал  на  многое,  чего  увидели  глаза. 
                А  время   у  Ивана  документы  обновило. И  новый  был  нормальною  защитой  от   излищества  докук. А  кроме  ксивы,  лежал  и  пистолет. Военных  лет  "ТТ". Купил,  наверное,  чтоб  мужество  имелось  в  кобуре. А  то  крутые  оторвались  и  даже  в  кабаках,  под  нос  метрдотелю, совали  страхаля  обрезком  Моськи. И  хорошо,  не  с  танка  пулемётик Дегтяря  иль  соро-капятку  наставляли.  Бандит,  не  только  среди  дюн  бандит,  а  сколько  их  у  Орибасом  постреляли!  И  вообще,  пройдитесь  по  погостам  в  городах  и  весях,  где  плиты  на  могилах  мрамором  блестят.  Вы  приглядитесь  к датам.  Которые  из  девяностых,  с  теми  ясно,  братки  лежат.  Они  хотели  жить  прекрасно,  однако  просчитались...
              С  чужого  горя  сдача  причиталась,  её  вручало  Провидение  потом,  услугами  вендетты...
             А  пистолет,  заслуженный  "ТТ",  Иван  не-чаянно  и  где-то  потерял. Иль  хапнули  воры.  Дрючок  по  жизни  в  мелочах  растяпа,  когда  есть  выпить  и  пожрать, А  пил  он,  в  общем,  в  меру,  употребляя  цифру  три,    и,  разве  иногда,  бывало,  что  перестарался  бдить,  как  в  случае  с  волыной.
             Взамен  утрыты  он,  наверное,  на  время, приобрел  из  раритетов  брауниг  для  женщин. И  положил  в  карман  для  документов  пиджака. В  заднем,  было,  полежал  обтёрханый  "ТТ".  Но, -  было.
            И  всё  бы  ладно,  но  иногда  и  скука  нападала. А  скуку  гнали  разговором. Однажды  Кнопка  хлопнула  хвостом  по  лавке  и  вроде  как  с  укором  посмотрела  на  Дрючка. 
- ВанСандрыч!  Извините  за  упорство,  но  вопрос  задать  возможно? Я  тут  про  личную  особу  в  качестве  тебя.
- Давай,  интересуйся.  Я  вижу,  ты  пристро-илась   у  этих  стенах  вести  досье  на   графомана,  который  потихонечку  кропает  про  историю  времен  при  околотках  города  Агадска.  Я  понял  правильно  или  в  изнаку? 
- Ага!  И  дельно! Вот  мы  живём  с  тобой  в  таковском  помещении  уже  не  мало.  Я  вижу  как    ведёшь  себя  и  как  общаешься  с  другими. И  поняла,  Иван,  ты  здорово  и  сильно,  и  даже  дюже  умный! Я  выразилась  точно?  С  позиций  приживалы  при  натуре подхалимки,  чтоб  не  довелось  тут  голодать.
И  посмотрела  на  окно,  где  в  глубоком  блюде  лежал  порезаный  давненько  зельц. Его  Дрючок  любил  особо  как  мясное  блюдо,  чтоб  силы  не  терять  в  похотном   месте, а  Кнопка  обожала  нюхом, - пахучим  привлекал  рубец.
Иван  на  эти  сказки  усмехнулся,  качнул  кудлатой  головой  и   похвалу  отвел  рукой.
- Какой  там  умный,  когда и  ты,  простая  одомашенная  кошка,  нашла  во  мне  какой-то  искро-мёт?! Выходит,  я  простак  или  дурак  и  часто  выставляюсь. Вот  задаюсь  иной  раз  простеньким  вопросом,  а  допетрить  не  могу.
- А  ты  разгадывай-ка  вслух.  Возможно  я  немного  помогу.
- Ну  вот  положим,  я  вычитал  в  ненужной, дюже  жёлтой  прессе,  что  этот,  как  его,  Раскрутин  Гришка  отказался  выдвигать  свою  персону  на  премию  Альфреда  то  бишь  Нобля,  который  альтруист. Ефимыч,  и  он  Раскрутин,  к  тому  времени  две  книжки  написал. А  Ворубаха,  его  баба,  толкала    в  задницу,  чтоб  в  номинацию  попал. А  он  отрёкся. Скромностью  страдал  и  на  других  кивал. И  что,  не  врал?  А  я  ему  поверил,  как  сам  старейший  графоман. Слыхала?  Теперь  какая  твоя  помощь?
- Так  ты  же  сам  вот  здесь  глаголил,  что  он  пример  с  Толстого  взял!
- Ага,  сказал. - Согласно  покивал  Дрючок. - Тот  тоже  отрекался  брать  оттуда  славу,  как  ты  поняла,  аж  четыре  раза. А  деньги  вообще  считал  наш  Лёвушка  заразой. И  к  этим  разам  на  отказы  прибавить  надо,  что  Толстой  владел  французским  хорошо,  неплохо   собственным  и  горцев  на  Каркасе  понимал  и  даже  итальянцев   матом   допекал,  а  вот  английского  не  знал! А  скандинавы  принимали  аглицкий  язык,  чтоб  понимать  друг  друга. И  швед, который  там  король  сидит  на  троне,  слушает  от  номинанта  обращение  к  себе  и  прочим.  И  ту  речугу  рекомендуют  помнить  наизусть.  Не  по  бумажке,  чтоб  читали,  а  то  из  суммы  премии  для  мира  на  переводчика  изымут  несколько  уе. А  это  автору  убытки. Толстой,  правда,  на  эти  тонкости  плевал,  как  и  на  деньги,  а  вот  Раскрутин  спасовал.  Английский  и  французский  языки  он  в  тонкости  не  знал. Он  много  раз  их  слышал,  а  чтоб  учить,  заматывать  мозги  для  кругозора  только, - дудки. И  потому  пошёл  в  отказ. А  Ворубахе  так  сказал.  Вот  за  подготовку  речи  и  прочие  расходы  с  меня  хотят  схарчить  маржу. Ты  возместишь  убытки?  И  та  сказала,  нет! Она  капиталистка  и  деньгам   подбивала  счёт. И  книжек  не  читала,  а  только  сплетни  понимала,  давая  им  дорогу  в  свет.  Который  во  дворцах  все  излучали.
Дрючок  остановил  речение  передохнуть,  а  Кнопка  влезла:
- На  том  и  кончили  обсасывать  вопрос?  Ведь  так,  Иван?! Или  и  я  сглупила. А  если  я  права,  тогда  возьму  от  пирога  начинки. Сегодня  там  мальма,  а  с  неё  жиру...Красота!  Ага?
- Ага, моя  хорошая,   бери,   из  пирога.  Я  никогда   не  против.

                ---   *  --
             Года  раздолья  интересов,  воля  духа  и  свобода  от  всего  и  для  всего,  по  территории  Отрад-ного  Союза  полыхнули  быстрым  палом.  Перемеща-лись  люди,  мысли,  непостижимые  объёмы "барахла"  внутри  госфондов, и  как-то   хомосапиенс  Дрючок, смо-тря  по  обстанеовке  в  разговорах, вдруг  попал  в  далёкий  бывший  прииск Вернилоха,  от  Суркумана  в  трёх  шагах, теперь  почти  растащенный  на  интересы  для  артелей  золотакопателей,  в  виде  небольших  наде-лов  околотков   в  подотчёт.
              Они,  джентльмены  тутошних  удач  на  тех  участках,  уже  по  многу  раз  базарили   породу,  ежели  считать,  так  семеринка  наберётся,  и  брали  золотишко  самородком  и  песком,  но  уже  довольно  скупо. От  случая   до  слоучая  удачи,  ежели  кому-то  очень лично  повезёт. Золото  уже  валило  на  породу  в  кубик  грам-мамы  и  даже   милиграммы.
             Толи  ветром   перестройки  занесло, а  то  - неведомая  сила  при  подшлёпке  от  самой  Мамоны,  но  оседлым  стал  Иван  на  время,  покудова  смотрел  направо  и  налево  из  окошка  в  Вернилохе.  Правда,  втихаря  имел  через  окошечко  торговлюшку  "сивухой",  в  оплату  принимая  золотой  намыв.  А  каждую  грам-мульку  заныкивал  в  тайге,  в  дупле  бурундука  или  кедровки.  Собаки  ушлых  "казбичей", которые  Каркас забыли,  или  особых  чинарей,  чтобы  не  брали  след  в  заначку,  Иван  использовал  махорку,  изъятую  давно  у  прапоров  разграбленой  каптёрки.  Промеж  всего,  Иван  Дрючок  и  тут  бульдозером  толкал  породу  для  работы  драги,  а  уж  потом  читал  газеты,  задирая  ноги  на  решетку  задней  стенки  у  кровати  и  прилагая  мысли  на  раздумья  всякого  момента  новостей.
             И  как-то  отдыхая  таким  чином  с  Кнопкою  на  вые,  вычитал  Иван  про  золотишко,  которое  добыли  здесь,  а  отдали  туда.
             Уже,  пожалуй,  и  не  ждали,  а  он  почил,  товарищ  Бережнов  и дорогой  Ильич. Все  думали -  инсульт  Кондратий  приволок  в  подарок,  за  неимением  с  приколами  медали  иль  необычного  авто. Ханурики  из свиты  опровергли  сказку, иное  рассказали: "Он  вопреки  наставнику  из  бочки  Дионисия, который  было  завязал, употреблял  за  воротник  побольше  нас  без  перекуров,  а  потому  от  перегруза   скис."
              Иван  Дрючок,  узнав  про  новость, даже  пожимать  плечами  поленился. "От  перегруза, дорогой товарищ  и Ильич  Второй  потопал  не  туда,  эт,  точно! Я  как-то  посчитал,  от  нехрен  делать,  его  жена  любимая Витюша  ему  мундир  на  левой  стороне  суровой  ниткой  укрепляла.  И  не  раз! Но  я  не  это  посчитал,  а  ордена,  медали  и  вес  металла  в  лычках.  А  он  ить  маршала  погонища  носил  и  метил  в  высший  эшелон  пере-меститься,  которых  на  Земле  всего  чуток  за  дюжину  особ  по  списку. Он  здорово  перетомился  от  ношения  наград,  и  от  потери  сил  с  жизнею  простился!"
              Его  и  хоронили  вроде  как   с  чудинкой. Пожалуй,  в  саркофаг  ни  из  стекла  иль  янтаря  улечься  он  и  не  просился,  предвидел  инцидент,  когда   пройдёт  немного  лет  и  кто-то  тоже  схочет  в  такой  славе  обогреться. И  выбросят  и  увезут, и  втихаря  схоронят    в трёкурвянке,  как  обормота  из  слободки. И оклевещут. Таков  закон  у  кодла  свитских. Он  и  попросил  в  стене  кремлёвской  выдолбать  немного  кирпичей  для  ниши  с  урной  праха,  на  том  уста  хотел  сомкнуть,  глотнуть  глоток  простой  свободушки   для  банки.
                Опять  же  хренушки  в  амбарах! Когда  один  из  свитских,  при  чувстве  близкого  свидания  с  косой  старухи   в  стираном  хитоне,  попросил  на  память  всем  народам,  его  фамилией  назвать  какой-то  город,  то  Бережнов,  губами  мысли  пожевав,  пожелал  обдумать. И  вот  чего, наверное,  надумал!
              "Как интересно мне  предположить. Товарищ  наш  по  партии навдруг проснётся,  рукой  вокруг  полапает, а  Джугинграда  нет!  И  что  тогда?.. Да  это  ж  по  доносу  срок  на  всю  громадную  и  на  века  катушку! Или  кирпичная  стена  для  установки  там  проказника  идей!  И  стрельбы  в  него  из  винтаря! И  чтобы  точно  попадали  в  лоб,  в  кружок  зелёнки.
             И вообще! Где  столько  городов,  как  их-то  по-научному  назвать!? Ага! Сколько  мегаполисов  отдать в  политбюро?  А  там  ещё  в  цека  народу  уйма! И  кавалеров  звёзд  надо  наделать, и  каждому  подай  хоть  по  звезде! А  без  наград,  заслуженных  у  яму, мне  кто  позволит  раздавать  им  города?  Загвоздка!"
            Вот  так  подумал  и  уснул, а  после  город  для  просителя  зажал. А  по  скончании  его  денёчков, супруга Супизслова  приехала   пособолезновать  не  чёр-ным  цветом,  а  светом  радуги  полуденного  солнышка  с  дождя,  и  с  кучею  докучливых  вопросов  к  старикам. Которые  сидели  на  скамейке  в  череде  по  той  же  теме   до  Кондрата.
            "Вам  тоже  скоро  удаляться  в  мир  несве-жего  дыхания,  где  пахнет  серой  и  смолой. И  если  посмотреть  реестры,  то  вы  работали  не  так  ударно,  чтоб  сам  святой  вратарь Петро  распахивал  бы  персонально  раевские  двери. У  вас  награды  на  грудях  в  звездах  пятиконечных  за  всякую  халтуру, и  это  отрицать  никто  из  вас  посметь  не  сможет. А фактор  недоимки  аргументов  вызовет  у  тамошних  чертей  сов-сем  не  те  вопросы.  Пошто  несёте  звёзды  в  ад, когда  за  колосальные  труды  вы  получали  трудодни  с  хорошеньким    привесом   и  вам  умощена  дорога  в  кущи  Рая. Нет,  святой  Петро  за  этакую  лажу  на  ту  стезю  вас   не  пропустит!" 
            В  общем,  их  работу  разнесла  на  кости  и  убедила  тот  вопрос  пересмотреть.
             И  Бережнова  порешили  положить  у  стенки  для  светлиц,  среди  хоромин  знатных  для  Отрадной лиц,  которые  усопли  раньше. Поставили  почётный  караул  из  офицеров,  те  трижды  выдали  салют  из "Калашей"  и  стали  погребать. Что  интересно,  когда работники  из  похоронной  службы  принялись  гроб  с  генсеком  бывшим  опускать,  толи  покойный  маршал  неоправданных  надежд,  а  толи  гроб  поторо-пились  удалиться  и, чекалдыкнувшись  об  угол,  обвалились  ближним  краем  с  глаз. Это  отметил  бы,  само  собой,  и  ватерпас. Киношники  не  уронили  хватки  профи  и  засекли   минуты  те  на  плёнках, а  бузотёры  при  поминках  даже  ухмыльнулись,  без  одобрения  качая  головой  и  двигая  плечами. А  позабывшись,  стали  чокаться  посудой  впосошок  товарищу  по  бесподобной  службе.
            "Куда  спешить,  а,  главное,  зачем,  ежели  известно  от  пелёнок,  что  все  там  будем,  и  может  быть,  неочерёдно?"
             Да  времечко  приспело, - удивлялись  все. Следом,  обгоняя  ожидания,  поспешили  отнести  грехи   на  рассмотрение  Петра  последыши  идей  строительства  за  горизонтом  непоняток. А через  тройку  лет, в  присутствии  парсуны  на  картине Ильича, под псевдонимом Ленин, старики  политбюра  посовещались, и державное, огромной  тяжести,  весло,  вручили  молодому  помыслами  жлобу. И  он,  держа  под  мышкой  основной  закон  для  управления  страной,  и  директивы  партии,  её  устав,  для  сверки  направления  движению  трудящихся  колонн,  на  демонстрациях  успехов, ступил  на  верхнюю  ступеньку  власти  с  потаёной,  но  радостной   слезой.
             И  пробыл  целый  год  перестановок  подли-пальной  рати,  покуда  меченый  заразою  в  пандемиях  на  партбюро,  набрал  команду  заседателей-асессоров-агрес-соров, при  бригадире  подлипал  из  Тарантамы,  где  нахо-дился  ихний  штаб. Прикрытый  кодлой  болтунов  приват-доцентов, с  начинкой  догмами  врагов  отрадненских  народов. И  принялся  третировать,  пожалуй,  всех,  кто  не  поддался  его  взглядам  на  строительство  дороги  до  Кумирни  Сект  и  Фондов. Где  управляла  импозантная  матрона  с  именем  Мамона.
               И  тут  обрушилась  на  территорию  страны  лавина  перестройки.  Она  катилась  в  околотки,  кувыркая  судьбы  хозяйственных  построек  и  людей. Не  строя,  а  ломая!  И  кто-то  обвинил  в  грехах  постигших  перестройку Второго  Ильича! Дескать,  он,  ещё  когда  начал  разлущивать  народов  спайку, пуская  в  самотёк  хозяйства  у  страны, сдавая  долг  сгниелой  аж   двести  тонн   запаса  из  госхрана  золота  в  один  приём,  для  возрождения  там  посполитой,  но  с  другого  краю. А  сам  разруливал  охоту  на  привязанных  вепрей,  через  глазок  от  Цейса.
                А золота  опять  потребовал  привезть  туда,  но  уже  новый  президент,  без  посполитых,  в среде  интеллигентных  либералов. Усталый  помогать  присталым,  который  всю  недавность  был  на  службе  в  ихнем  кагебе  под  кличкой,  для  Запада  пригодной,  Кролек.
             Вот  эту  новостишку  и  стал  обдумывать  Иван,  приглаживая  Кнопку  на  плече,  которая  любила  ему  дунуть  в  ухо  нужную  мыслю. А  он  прикидывал,  что  очень  может  быть,  похоже  тоже, как  и  там,  послал  бы  комуняк,  где  нет  дорог,  но  есть  туманы.... А  профсоюзы  вам  не  секта  с  бога  матерью  при  ниц  в  костёле,  задравши  на  настенные  иконы  покорно-равнодушный  зад! 
             Тогда  без  чинарей,  а  только  сами, - опре-деляющая  сила  и  топор.  Тот  самый,  который  был  домоклой  железякой  для  всякого,  кто  предаёт  других. Прослушав  как-то  сообщения  про  гданьские  делишки  бедокура  Кролика  Валенски, Иван  прикинул,  что  и  он,  вздумай  заняться  не  литературой,  а  посильной  помо-щью  опущеных  до  голода  туземцам,  тоже  отослал  бы  некоторых   в  анус  нездорового  слона... Болящего  дры-снёй. А то  ведь  некоторые  члены  партии  уже  зажи-лись  так,  что  отличить  капитализм  от  коммунизма  на  своём  подвории,  при   справненькой   лачуге,  не   умеют.
          Иной  раз  Александрыч,  как  завзятый  лите-ратор,  а  то  и  полный  корифей,  любил  поглядывать  в  окошко. Подперевши щеку  кулаком,  глядел  как  ветер  надрывается  со  свистом,  чтобы  сорвать  с  деревьев  листья,  и  думал  с  грустью  про  отчизну,  которую  под-сунула  судьба.
          На Небесах, по  его  версии, Эмпиреилов  силы  проводят  экскремент...
             Ну да, - эксперимент! Задумали, наверное,  помочь,  чтоб  на  шестую  часть   Земли  для  суши,  что-то  провернуть  полезное  и  аборигенам  из  ансамбля  для  отрадных  сделать  лучшее  житьё. А  получилось...Ни   хрена  не  вышло,  потому  что  размышления  про  бумеранг  несут  душе  обман. И  если  ты  добро  посеял,  то  пожинаешь  бучу.  Вот  спрос. Есть  у  начала  жизни, скажем,  хоть  конец  или  яйцо? Пожалуй, да. С  курицей  наука  все  же  помирилась,  договорилась,  посчитать  её  одёжкой  скорлупу,  а  вот  с  идеями,  как  мир  построить  выше,  дальше  и  умнее, покудова  ничья. Никто  не  знает  чего  строит  и  где  ему  конец.
            "А  вы  не  поздно  спохватились,  господа,  которые  на  крыше? - подумалось  Дрючку. - Ну  да,  у  вас  бинокля  нет  и  вы  оттуда  проглядели,  что  маразматики  Отрадной  поставили  не  на  того  коня.  А  спохватившись,  стали  шуговать  народы,  чтобы  вернуть  на  прежнюю дорожку. Шугнуть,  конечно,  надо,  но  зачем  ваши  кликуши  со  званием  партайгеноссе  погубили  много  люду, у  которых  даже  сбоку  не  было  припёку!?...Ну,  я  согласен,  дураков  убавить  надо  на  земле, особенно, которые  при  власти. Но  эти-то  причём?! Чертополоские простые  люди,  которые  в  Степнати  проживали  тоже,  в  луке  жэдэ  дороги  возле  Акромнаса  во  время  взрывов  простаками  оказались... А  на  теплоходе  Адмирал!  На  параходе,  эти  вообще... Они  должны  были  с  Природой  поквитаться,  дурную  сбросить  кровь,  кто  дома  задолжался  с  этим  делом, а  вы  им  из  глобального  пришили...  Убрать  политбюро  в    составе  полном  стариков!  Должны  вы  были! Они  своё  отжили,  они  не  сапиенсы  больше,  им  некуда  расти. И  не  гоминиды  из  приматов, а  гоминданы,  последыши  гунгузских   околотков,  что  на  Шиле.  Им  на  пенсию  пора!   
            И молодого  вертухая  там  не  надо,  который  нахватался  из  газет  вершков  со  всяких  заказных  подвалов! Он  же  не  сын  кухарки  царской,  а  нынешних  времён  механизатор!  А  вы... Вы  петрить  не  годитесь,  а  вообразили... За  что  вас  высоко  так  вознесли  да  и  богами  объявили?! Иде  заслуги?  Иль  научились  у  Хруща  и  Второго  Ильича,  вешать  побрякушки,  под  звон  литавр  и  гром  из  пушек?! Ещё  мысля  какая  до  меня  дошла.  Лет  несколько  назад,  когда  живой  был   Джугин,  внушали  у  народа  мысль,  чтоб  чистыми  ходить  и  телом  и  душой. А  щас  чего  вам  не  хватает,  чтобы  народу  этим  услужить? Мочала  нету  вылупку  хоть  задницу  очистить? Да,  слышал  я,  в  больницы  стали  принимать  со  шмотками  из  дома.  И  простыни  чтоб  были,  и  халат,  а  кто  здоровьем  обзавёлся,  тому  жену  с  кроватью,  чтоб  без  скрипа.  Социализм  вы  извели  под  ноготь,  негодяи! Занимаясь  не  насущностью  народа,  а  импозантностью  своей   персоны!"
          Таким  вот  образом  бездельничал  Иван  Дрючок,  когда   хандрили  и  погода  и  душа. И  что  тут  удивляет, на  это  соглашалась  егоза  и  Кнопка.  На  шее  у Дрючка  пригреться, с  задумчиво  открытыми  глазами  за  окно,  и  чтобы  долгая  лежала  тишина...В  бездельи. А  это,  между  прочим,  плохо,  когда  не  трудится  душа.
           "Ага?" 
            Спросил  у  Вышних  Генеральных  Сил  Дрючок. 
               Они  подумали  и  согласились,  а  в  утешение   велели  Громовержцу  послать  привет  без  пыли  и  дождя,  но  громко. Чтоб  содрогнулася  земля.  и  в  ней  туземцы. Способные  к  раздумьям.

                ---   *  ---
             Обдумывать  иные  обороты жизни, герой ненужного  бы  времени  Дрючок,  отправлялся  иногда  и  в  парк.  Для  отдыха  и  горло  сполоснуть  чуть-чуть.  И  этим  занимался:  пиво  пил,  облущивая  крабов  на  тарелку  для  других, он  крабов  не  любил, зато  мотал  на  ус  за  стойками  дебаты, и, если  надо,  их  поддерживал  кивком. А  те  взамен, - ему  приятели  в  знакомство.
             А  он  им  свежих  пончиков  по  пятачку,  что  были  раньше,  а  щас   только  за  запах...  Которых  в  постном  масле,  по  наущению  готовить  их  по  способу  евонной  матери,  то  бишь  у  матери  Дрючка,  нажаривал  премного  в  этом  кафетерии  умелец-шеф. Иван  отдал  ему  секрет  приготовленья...И,  между  прочим,  на  запах  пончиков,  их  привлекательность  и  относительную  мягкость,  для  тех,  кто  от   внимания  цынги  не  пострадал, сбегались  отдыхающие, а  запивая  вкусность,  предпочитали  пиву,  из  разных  ягод  местный   морс.
             Средь  городского  парка,  на  площадке  имелся  столб,  как  было  в  разных  городах  и  раньше,  на  нём  висели  сапоги,  их  выставляли  поглазеть  на  дурака,  который  зарился  иметь  немного  славы.  И  кто  желал  похвастать  той  забавой,  лезли. Иные  добывали  сапоги,  но  вскорости  плевались.  Кирзачи! Иван  залазил,  добывал  и  тоже  злился,  меняя  кирзачи  на  крабов  с  пивом  у  хозяина  столба.  У  стоек  с  пивом  толпилися  бичи,  а  если  выходной,  и  работяги.  Обсасывали  крабов,  рыбу,  хлебали  пиво  и  курили,  и  толковали  за  житьё. Интересуясь,  кто  кого  сожрёт  в  добыче  власти:  меченый  Мамоною  Филип  Загубин, из  южного, приморского  крайкома, или  Тузлук-приор  и  горлохват, налитый  выпивкой  под  самый  зад? И  в  больщинстве  держали  мазу  за  любителя  налить  за  галстук.  Нахрапистый  мужик,  а  главное, - был  мастером  не  только  выпить,  но  и  послать  на  длинную  дорогу  оппонента.  А  это  знак,  что  свой,  и  если  что, не  сразу выдаст,  а,  стопку  поднесут, прикроет.
                Иван  по  обиходу  джинсов  не  носил, - карманы  не  по  нраву, а  в  ширинку  чтоб  попасть  и  яйца  почесать,  опять  досада. В  амуниции  Иван  Дрю-чок, и  правда,  иногда  чудил. Приспело  время  развлекухи,  он  мало  думал  о  работе  и  еде,  как  жить  на  дальше  и  ожидать  чего. Но  это  не  всегда, а  редко  о  завтреве  не  думал,  а  потому...
                Нет,  личного  портного  заводить Иван  не  стал,  он  не  повеса  и  не  сибарит. В  витринах  мага-зинов  выбор  был  от  всяких  кутюрье  в  Парижах  до  местных  мастеров  для  моды  интриганских  дам. Дрючок  в  нормальную  погоду  для  променада  с  нехрен  делать,  напяливал  концертный  фрак  иль  смокинг,  на  голову  пристраивал  какой-нибудь  колпак  ли  канотье,  а  то  и  камилавку, - в  нужный  по  сезону  цвет, - берет. Была  бы  треуголка  Бонопарта  или  времён  своих  царей, Иван  бы  обязательно  у  зеркала  примерил,  и  могло  статься,  сделал  бы  визит,  достойным  потре-паться  языком  значимым  лицам  региона. Как-никак,  а  он  и  литератор,  деятель  культуры,  которую  еще  не  затоптали,  почитая  за  высокую  ещё  для  сапиенсов  планкой.
           И  вот  однажды...
            Светило  солнышко,  туманилась  луна,  была  весна  в  агадском  регионе  и  стала  зеленеть  тайга. 
            А  на  душе  Дрючка  неясная  тревога. Чего-то  ей  хотелось.  А  вот  что?
             Поэтому  Иван  решил  пройтиться,  размять  ходульки,  оглядеться. И  ноги  сами  понесли,  где  люди. В  парк! Там отдыхают,  а  то   и  промышляют.  Кругом  же  рынок!
          За  столиками  с  пивом  толкотня. Все  мужики,  и  ржут. Дрючок  свернул  туда.  Где  весело,  там  интересно.  И  можно  чуточку  принять  на  грудь. Хотя  Иван  до  этого  не  падкий. Он  употреблял  по  малости,  когда  случалось  сходка  мужиков  и  отвер-теться  было  трудно.  Рюмки  три  он  принимал,  а  дальше  всё.  Кадык  заслонку  закрывал,  как  кто  команду  подавал. Ни  трезвый  и  не  пьяный  становился. И  вот  досада,  неделю  или  больше  он  не  пил,  чтобы  теперь  не  устоять  и  искуситься.  Кругом  же  коллектив,  прикладываясь  к  кружке,  надобно  узнать  про  тему  и,  если  что,  включиться.
          А  темой  была  печка.
           Кругом  же  север  и  надобно  тепло. И  если  обзавёлся  домом...
           Один  тут  обзавёлся,  почти  закончил  строй-ку,  осталось  выложить  голландку,  чтоб  можно  прис-лоняться  к  грубке. И  печь  ему  сложили,  кафелем  покрыли.  Красота!  Дровишек  наложили  и  зажгли,  а  тяги  нет.  И  темнота. Кто  ни  зайдёт,  тикает,  глаза  ить  выедает.
           И  мужики,  присасывая  пиво,  слушая  историю,  детали  обсуждают  и  дают  советы  как  там  быть.
           Дрючок  тоже  вникал  в  детали,  их  излагал  печник. Мужчина  средних  лет,  схвативший  срок  аж  в  Беловежье  за  браконьерство  среди  зубров, и  выйдя  тут  на  вольную  при  поселении. Ввиду разора  баламутами   Отрады. Иван,  прослушав  скалазубные  подначки  и  прикончив  пиво,  предложил.
           - А  что,  земеля,  не  твоя  неделя,  если  мы  гуртом  тут  отоваримся  и  двинем  посмотреть  на  мастерство  твоих  стараний  у  голландки.  Насколько  помню, я  на  целине  и  летом,  когда  на  поле  нехрен  делать,  тоже  ладил  печки,  под  руководством  мужика  оттуда,  где  схлопотал  колонию  преперсонально  ты. И  если  этим  коллективом  мы  пойдём  и  глянем...Как,  мужики?  Я  хоть  мало  пью,  на  выпивку  кидаю...И  что,  пошли?
          Мужики  опять  заржали,  заряжаясь  любопы-тством,  и,  зашедши  в  гастроном,  пошли.
             Дрючок  голландку  разобрал,  чтоб  не  дымила,  а  погодя,  сложил. И  кафелем  обделал,  чтоб  блестела.  Правда,  перед  этим  затопив. С  тех  пор  средь  веловежцев  Дрючок  приятелей  имел.  И  часто  в  гости  заходил. Не  забывая  брать  с  собою  Кнопку.
              И  вот  в  году,  наверное, последнем  в  про-шлом,  нашумевшем  веке... Да,  они  встречали  кагалою  Новый  и  год   и  новое  столетие.  Была  большая  пья-нка.
              По  телевизору,  передавая  власть  другому,  трёкал  языком  Тузлук.  Правда,  напоследок  извинился,  если  что  не  так  он  совершал  по-пьянке. Дрючок,  особо  не  вникая  в  обязательные  речи,  извинения  принял. Он  понимал, Тузлук  работал  под  присмотром    специальных сил Обмеряных Бепутно  околотков  и  вертухаев  Бахуса,  с  наказом  присмотреть, дабы  не  смог  просохнуть.
               И  вот  погрюкавшись  стаканами  по  случаю  салюта  в  честь  товарища  Лукавого  иль  Лука,  и  выпив  за  явление  его  на  пост, Дрючок,  поклавши  руку  на  плечо  приятеля  Юшкевича  Михайлы,  пригласил  к  диалогу  вопросом:
              -  А  что,  Михайло, живя  на  северах  ты  хоть  маленько  ностальгируешь  по  дому  там,  на  Беловежьи? Я  понимаю,  тут  житуха  проще,  некуда  иди  и  денежки  нести  от  нехрен  делать.  Но  что  душа,  не  ноет? Насколько  я  слыхал,  повсюду  енералы  дерьмократов  отрадникам  раздали  по  поджопникам. А  ваши  обормоты  под  рукою  Батьки  выставили  дули  и  Отраду  сберегли.  Иль  ты  куркуль  по  духу? Ну,  ежели  таких  мастей  ты  держишь  марку...
             - Да  ничего  я  не  держу  акромя  пениса,  когда  хожу  поссать! Батька  правильно  все  сделал,  ему  надо  потихоньку  помогать. А  нечем. Им  золотшка  надо  бы,  чтоб  что-то  покупать,  когда  нужда  приспичит.
             Промолвил  с  возмущением    при  голосе  Юшкевич,  сбрасывая  руку  мутака.
              -  А  что?  Ты  правильно  раскидываешь  кости. - Нисколько  не  обидевшись  за  резкость,  уронил  Иван  Дрючок. - Батьке  надо  помогать  не  только  словоблудием, а и,  предложенным  тобою  делом.  Заделывай-ка  фонд  строителей  туфты,  так  назовём  мы  дело  тут,  я  на  початок  взнос  вложу. Переведу  из  нужного  мне  банка,  баксы  в  банк  другой. Который  ты  укажешь. На  слово  я  покудова  поверю,  ну  а  попозже  и  проверю. Согласен  предложение  принять?
              Юшкевич  согласился,  а  попозжа  Дрючок,  будучи  а  Акляксе,  переместил  на  стребованный  счёт,  для  пробы  малость  баксов.

                ---  *  ---
             При  променадах  на  проспекте  Джугина, столицы околотка  при Агадске, встречался  старый  поселенец  культовых  времён, в  упорстве  дотянувший  до  девятого  витка  годов,  знаменитый  в  прошлом  тенор  по  фамилии  Корзинкин-Козеберг.  Любимец  противу-сословья  не  только  феминисток,  но  и  лесбийсок,  и  просто  так  живущих  без  оглядки,  которые  при  возрасте  в  годах, что  был  бальзаковский  барьер, смотрятся  приятно.  А  он,  как  был,  так  и  остался  в  голубой  окраске. Попал  за  слабость  подставлять  задок  он  в  лагерь  по  закону,  а  по  возрасту,  раненько. И  в  лагере  в  картёжки  "ни  во  что",  а  "просто  так"  сыграл  и  проиграл. А  за  такую  простоту  ему соседи  с  нар  встрямили  в  заднюю  проходку  шалуна.  Мужик  он  вроде ничего,  как  будто  простенький  и  свой,  но  в  картах  жесткие  законы,  и  если  обещал  на  кон  и  проиграл,  только  натурой  естества  там  можно  рассчитаться. Для  благости  природы  естества. Это  было,  правда, надо  подчеркнуть,  аж  в  те  года,  когда  в  дела  семьи,  по  прихоти    ревнивцев,  номеклатура  партии  не очень-то  дела  и  шила. Джугин  против,  он  за  крепкую,  здоровую  семью, но  он  один,  а  у  природы  сколько  должников!  Да  и  адептов  у  болящих  этим  делом  сосчитать  неможно.
            И Козеберг, отбыв за прошлые "дела" судом  определённый  срок,  гулял  по  городу  с  улыбкой  отто-ржения   от  суеты  людей  и  их  забот.  А  на  призывы  дам  попеть  немного  про  любовь,  качал  с  обидой  головой,  гладил  горло  и  кивал  на  сторону  магни-тофонов.  Их  многие  имели  при  себе,  кто  на  груди  таскал,  кто  в  сумке. Там  можно  было  бы  послушать  и  его  и  прочих. Призывающих  плевать  на  перестройку,  да  и  рвануть  по  романтическим  местам.  Где  что-то  новое  познать,  или  узнать,  не  положил  ли  кто  из  на-ших  нуворишных  снобов  глаз  на  мистикой  гремящие  Бермуды. 
            Иван,  когда  встречался  с Козебергом  на  прогулке,  по обыкновению  ему  кивал,  как  малому  знакомцу,  и  дальше   шествовал  шагами   комендора  с  крейсера  Досвет,  что  придумал  с  толстыми  ногами  продю-сор  для  истуканов  креатива  на  подмостках    местного   бомонда  из  светил .
           Однажды  он  увидел  тенора  на  лавке  одно-го.  Дрючок  дотронулся  до  краешка  нашлёпки  на  берете   мастеров  при  кисти  у  мольберта,  смущённо улыбнулся  и  жестом  попросился  рядом  сесть.   Козеберг  ладошкою  повел, мол,  не  стесняйтесь,  и  сдвинулся  до  края,  руку  уложив  на  литое  из  чугуна  фигурное  творильце  виноградной  кисти.
               И   будто  попросил:
                -Давайте  малость  молча  посидим.  Я  скоро  устаю  от старости, - ощупав  челюсть, виновато  улыбнулся  тенор. -  Я  почему  тут  поселился.  Вы  знаете,  от  славы  устаёшь. Общение  ворует  время,  поэтому  я   так  живу. Старость,  знаете,  не  радость,  кто  говорит  противное,  тот  врёт.  Его  безделие  на  завтра  беспокоит. И  он,  но прежде,  для  душевного  покоя  у  себя, напропалую  лжёт.  Жить  остохренело,  а  охота  проскрипеть  ещё  хотя  немного. Интересно  же  смотреть,  куда  влекут  те  человеки,  что  в  Лучеграде  проживают,  своих  питомцев  в  нашем  вот  лице, - Корзинкин  улыбкой  повинился  снова,  но  жест  оставил  при  себе. - Они  ведь  все  живут  для  удовольствия  себе, которые  при  власти. Приспособились  играть  словами  и  время  убивать. И  принуждать  считать  их  божествами. Или  светлейшими  князьями.  Посеяв  всюду  страх. И  я  согласен,  странно  мы  живём. Как  в  поговорке:  и  хочется  и  колется,  а  что-то  не  велит. Колесо  жизни,  оно  такое. Вы  знаете, как  ни  странно  признаваться  самому  себе,  но  я  тоже  приспосабливаюсь  растягивать   резиной  время.
            И  болезнь  моя  похуже,  мне  сломали  душу  воспитанием  любить  себя. В  семье  такое  продвигали.  А  это  уже  хуже  онанизма, -  утвердил  Корзинкин,  глядя  под  ноги,  постукивая  там  довольно  неплохой,  но самодельной  тростью. - Людей  уже  сравнили  со  зверьём  и  опускают  ниже. И куда?! До  первобытности,  где  сапинсу  конец?
                Человек  по  сути -  сволочь  и  почти  живо-тное, скотина!  С  зачатками  ума. Его  надо  воспитывать. Меня  ведь тоже  воспитали  самолюбом. Джугин  занимался  верным делом,  внушая  населению: сначала  ты  кому-то  что-то  отдавай,  а  что  останется, -  себе.  Тогда  присутствие  нас  тут,  наполнится  каким-то  смыслом. Но, обязательно  нужна  и  очерёдность!  Чтобы  нормально  жить  с  иммунною  системой,  надо  ведь нормально и  питаться.  А  уж  потом... О  нём  Вертоль-ский  правильно  сказал,  я  слышал.  Как  там  у  него?  Из  какой  небывалой  породы,  создавала  природа  его?!  Хорошо  сказал,  но  Джугина  я  всё  равно любить  не  стану.  И  не  любил!  Он  не  только  из  другой  породы,  он  и  национальности  другогй.  Я  писал  ему, а  он  мне  не  ответил.  Побрезгал!  Меня  там  люди  опустили,  втыкали  членов  в  круглый  зад.  А  что  товарищ  Джугин  мог  на  это  ожидать?  Да,  он  сидел  когда-то  где-то  в  пойме  Янисеял   Тарухамских  околотков,  а  я  посевернее,  здесь!  По  содержанию  антагонизмов  в  жизни,  мы,  пожалуй,  квиты. Чего  ещё  хотел  сказать?  Я  почему  так  откровенен? Мы  встретились  случайно  И  тут  же  разошлись.  Но  я  сказал   это   себе. Чтоб  не  забыть..
                "Его,  наверное,  частенько  посещал  скле-роз, - подумалось  Дрючку. -  Или  с  серьёзным  делом  подступил  Кондратий, с упаковочкой  сюрприза  для  маразма. Иначе  отчего  он  вдруг  ступает  на  другую  тему".
                И  собеседник  подтвердил  тревогу.
                - Однажды  я  взывал  к  Анонию  в  напар-ники  до  Дуньки  Кулаковой...И нет! Анонизмом  занима-ться  вредно  организму.  И  старому  и  молодому. Старому  вообще  нельзя,  может  преждевременно  прийти  инсульт  при  внушении  себе  здоровья.  А  если  неохота  торопиться... В   какой-то  дурной  час  мне  взбрело  прикинуть  на  известных  лиц  картину  употребления  знакомства  их  с  Аноном  и  результатом  после. После  он  плачевный. Сергей  Берёзкин.  Помните  о  нём?  Ему  пришлось  проститься  с  жизнью. Он  плакал,  слёзы  лил.  но  верх  взяла  обида. А  Маковской? Этот  как  гремел,  большой,  великолепный!  Но  природа  оглушила  и  его.  Фрадеев  в  тот  же  список  попадает  на  мой  прикид. Да  и  иные  мужики  из  корифеев  от  культуры. Бужина  включаю  и  себя. А  вот  с  политиками  сложно. Но  Джугина  -  туда!  Он  тоже  одиночества  хлебал,  а  это  сложно  и  частенеько  больно.
              Мне  сколько  лет  теперь?  Да,  скоро  помирать. Хватит  мир  коптить... А  вы  ещё  сидите,  не  торопитесь  никогда...Да, да!  Народ  недаром  превратил  пословицы  в  науку. Кто  спешит,  тот  насмешит,  и  прочие  внушенья...Нет,  я  изговорился  и  песни  все  пропел...Меня  ведь  просят  иногда,  но  я  стесняюсь  уже   голоса  подать.  Его  уж  нет,  чтоб  ненапрасно  петь...А  вы  прощайте,  идите  с  миром  до  погоста. 
                Но  тут  же  взял  Дрючка  за  руку.
                - Организм  ведь  сам  организует  потре-бности  иммунитету. У  меня  в  знакомцах  знаменитый  доктор,  он  так  сказал. Я  пробовал  ему  помочь,  иммунитету, но - старость! Я  даже  анонизмом  пробовал  заняться.  Для  собственной  науки,  - он  тут  же  усмехнулся. - Какое  там! Старому  человеку  это  уже  не  потребно,  а  кто  заставляет   заниматься  самого  себя,  тот  вредит  и  укорачивает  жизнь  своей  особе.  Впадает  в  панику.  А  как  же,  говорят,  вон  тот  и  до  сих  пор  сношается  с  супругой,  а  иногда   бежит  налево...  Врёт! Это,  на  мой  взгляд,  касается  и  женщин. Прежде!  Не  надо  в  голову  то  брать,  оно  лишь  осложняет  быт...А  я  отжил  своё,  пора  и  на  покой,  но  не  пускают  годы. Это  ж  сколько  мне  теперь?..Да,  восемдесят  девять. Надо  ещё  годик  протянуть  до  круглой  даты,  а  уж  потом... Естест-венно,  хотелось  дотянуть  до  ста,  чтоб  дата  круглая  была...Но  не  пущают  обстоятельства...Ну  да,  у  человека  много  к  старости  болезней  сбереглось  к  расчёту...Вот  я  слыхал,  в  некоторых  странах  есть  автаназия, у  нас  бы  сделать  так. Закончилось  терпение  смотреть  на  мерзости  вокруг,  подал  прошение  на  смерть,  определили  выбор:  в  рай  заселят  или  в  серное  чистилищи  у дьявола  чумазых,  и  всё,  товарищи  и  господа! А  вы  тут  продолжайте  по-своему  чудить.

                ---   *  ---
              Прошло  ещё  деньков  десяток  и  снова  их  свела  случайность  в  том  же  месте  и  на  той  скамье. Тенор  познакомству  улыбнулся  и  жестом  пригласил  присесть.
              - Фамилия  моя  не  Козеберг, что  кивала  на  истоки  нации  и  рода  пруссов, а  простенько  меня  зовут, Корзинкин.  Иногда  захаживаю  в  лес  и  собираю  разноцвет. Иду  домой  и  встреченным   дамам  ли, девчушкам дарю подснежники, тюльпаны, эдельвейсы,  червлённые  листы  берёз, - чего  взбредёт  вообразить  на  ту  минутку.  Всё,  чем  могу  благодарить  за  радости  общений. О  жизни  вспомнить,  я  с  женщинами  не  жил. Женатым  не  был,  а  в  остальном,  всё  можно  и   приду-мать.
                Как-то,  в  минуту  из  таких  общений, Иван  Дрючок  поморщился,  сказав:
                - Да  как  же  вы,  Вадим  Лексеич,  так  неимпозантно  о  себе. Ну  ладно,  я  один.  А  вдруг забудетесь  и  скажете  такое  постороннему  лицу,  а  тот  не  сразу  и  поймёт,  что  вы  в  склерозе  и  понесёт  негожую  молву.
                - Эк,  человек  вы  молодой! Мне  не  в  чем  повиняться. Я  в  прошлом  был  дежурный  педераст. В  тюрьме. Куда  это  девать,  как  факт?  Из  памяти  достать  и  бросить  под  ноги  нельзя. Что  было,  отрицать  негоже. Ведь  вы  согласны,  человек - свинья! И  с  этим  не  поспоришь. Каким  воспитан,  таков  и  есть. Меня  забыли  за  любовью  воспитать. Опять  вот  вспомнился  мне  Джугин,  а  он  хиляк  здоровьем, да  с  нерусскою  кровью,  как  был,  так  и  останется  во  мне.  А  не  люблю  его, поймите! Ну, не  люблю!...Люблю  его,  поймите!  Он  правильно  всё  делал! И  вот  его  стихи! Я  думаю,  о  том,  который  Свыше. Донар-Тор! Я  хорошо  запомнил. Слу-шайте  и  вы.

Поговорим о вечности с тобою:
Конечно, я во многом виноват!
Но кто-то правил и моей судьбою,
Я ощущал тот вездесущий взгляд.
Он не давал ни сна мне, ни покоя,
Он жил во мне и правил свыше мной.
И я, как раб вселенского настроя,
Железной волей управлял страной.
Кем был мой тайный высший повелитель?
Чего хотел Он, управляя мной?
Я, словно раб, судья и исполнитель,
Был всем над этой нищею страной.
И было всё тогда непостижимо:
Откуда брались силы, воля, власть?
Моя душа, как колесо машины,
Переминала миллионов страсть.
И лишь потом, весною, в 45-м,
Он прошептал мне тихо на ушко:
– Ты был моим послушником, солдатом,
И твой покой уже недалеко!

           - Ну,  как?  Но  каково!  А  это  заповедь  моя:

За  Славой  не  гонись.
Придёт  она, -
Тебе  убавится.
Служи  народу.
И  всем  прибавится.

                И  дядюшка  Корзинкин  при  нервности  от  приступивших  чувств,  стучал  себе  во  грудь,  пока  Дрючок  не  взял  его  за  руку  и  принялся  внушать:
                - Да  вы  уж  извините,  я  сам  его  не  знаю,  кто  таков. Я  помню  дни,  когда  он  умер.  И  в  эти  дни  вступил  я  в  комсомол.  В  его,  наверно,  память. Но  это  же  и  всё... Потом  о  нём  паршиво  отзывался  богупротивный Хрущ,  много  гадил,  как  объевшаяся  птичка  с  высоты  полёта. Но  это  всё  во  мне  пустое. Я  в  партии  не  состою  и  не  был. Не  верю  в  их  опору. Там  митинги  и  говорильни,  много  крику,  и  нервов  треск. А  для  чего?  Каждому  в  угоду,  кто  орёт? Он  рвётся  к  власти  порулить  чужими  судьбами? Король?! По  мне,  пускай  рулит,  а  я  пойду  своей  и  простенькой  дорогой. Семью  создать,  для  старости  опору,  и...Кстати,  у  вас нет  семьи?.. Вы  извините,  так,  сорва-лось. Я   пойду...
             Однажды  Ваня  задержался  возле  тенора  по  просьбе  собственной  души, да  и  болезни  необыч-ной  у  женульки  Поли.  Её  давления  на  сердце  при  недостаточной  работе  клапана  в  минтральных  оборотах,  и  любвиобильности  натуры  матки,  её  всег-дашенго  желения  экстаза, и  в  необходимости  попроще  жить.
           И  по-другому  состоялся  разговор  и  на  другую  тему.
            Корзинкин шёл задумчивым  и  встречным  шагом, но  увидав  Ивана, улыбнулся  пластиком  зубных,  но  западных  новинок,  и  спросил:
            - У  вас  ко  мне  не  просто  интерес,  а  дело?
             - Вы  угадали,  я  польщён. - В  ответ  заулыбался  Ваня,  снимая  синенький  чепец  для  попу-гаев  из  семейства  гоминидов  и  отряда  из  приматов,  которые  в  зачёте  хомосов  пока  ещё  тупых. Как  признался  о  себе  в  эту  минуту  Ванька,  внутри  крас-нея  от  души  и  до  корней  седеющих  волос. Когда-то  русых. - Но  я  могу  с  моей  докукой  у  вас  ведь  много  времени  отнять. Вы  уж  претензии  мои   простите.
             - Давайте,  излагайте  дело. - И  выслушав его,  постукивая посохом о твердь асфальта, задумчиво сказал: - Пожалуй,  обращаться  стоит  вам  к  гени... гипнотизёру,  природные  загадки  он  решает  иногда.  А  в  вашем  случае...Не  знаю.  Но  мне  он  помогал.  Живой  ли  он  сейчас,  давно  не  видел.
             И  с  тем  простились. Иван  поднял  кулак  на  поссаран,  а  тенор  тронул  край  у  шляпы. Дрючок,  почти  что  сразу,  обернулся,  просьбу  прокричал,  того  гипнотизёра  адрес  написать. Корзинкин  поднял  голову,  взглянул  на  крышу  дома  супротив  и  кинул  туда  руку.
               - А  хата  его  в  этом  доме.  Забыл  какой  подъезд,  дом  торчит  к  нам  тылом,  а  номер  у  него  на  это,  кажется,  ага... Палочки  от  барабана  на  четвёртом  этаже!  Запомнили?  Палочки  от  барабана!  Скажите,  я  послал  помочь  девахе.  А  он  способный  в  этом  деле  и  всех,  кто  обращался  к  этой  теме, перее...перетоптал.  как  кочет  птицефермы.  Уверен,  он  поможет,  в  его  руках  гипноз!
             На  том  они  расстались,  а  Сандрыч  положил  на  память  разговор. И  вскорости  занялся  тем  вопросом.
 
                ---   *  ---
            Случайно  посмотрел  на  фотки  на  столе, -ну  просто  интересно,  кто  таков  в  объятиях  Полины.  И  тоже  молодой  при  форме  ФЗУ  или  училища  спецов  сельхозмашин, с  намёком  в  тулье  на  кокарде,  что  владеет  нужным  молотком.
           Когда  Полина  подвернулась  под  руку,  Иван спросил:
            - Орёл  под  мышкой  у  тебя,  эт  кто  таков? В  постели  пахарь,  как  теперь  их  кличут  фраербой? Да  не  тушуйся,  понимаю,  чай  не  молодой,  а  вы  там  молодые,  сняли  пробу,  зазнобило  и  прочие  дела. Куда  теперь  он  удалился?
            -Не  знаю,  но  куда-то  смылся.  Любови  не  было  меж  нами,  а  так,..обычное  знакомство  в  сеновале.
             При  сих  словах Полина зарумянилась и  долу  опустила  взгляд. Толь  застеснялась  греховодного  поступка,  толь  вспомнила  и  всколыхнулись  чувства.
             - Да, ладушки,  согласен, дело  молодое,  а  пробу  с  интереса  снять  заставила  природа. Потом  бы  чуточку  сдержаться  и  выйти  замуж  за  приличного  козла,  да  снова  подвернулся  кто-то. Где?
            Полинка  засмеялась,  с  досадою  махнув  рукой.
             - Ага,  кабы!  Как  с  Димкой  мы  побало-вались,  с  тех  пор  мне  хочется  всегда  такой  забавы! Я  и  щас  с  тобой  заняться  этим  делом  загорелась,  а  ты  беседой  занялся.  Я  всё  хочу  спросить,  ты  умный  почему? Или  дурак?  За  книгами  других  забот  не  видишь.
               Спросила  и  смотрела  с  ожиданием  како-го-никакого  чуда.
           А  Ваня  усмехнулся,  папироской  ткнул  на  сторону  окна.
            -Можешь  мне  не  верить, но люблю  книжо-нку  полистать.  Я  и  теперь  хочу  чего-нибудь  там  ум-ного  достать. Вот  я  читал,  там,  в  книгах,  про  русские  терпелки  речь  ведут.  Что  русские  довольно  долго  терпят,  а  затем...Вот  и  сейчас  терпелка  развязалась,  да  только  тех  ли  бьют.  А  то  под  руку  попадают...Да.  Вот  попробуй  почитать  чего-нибудь,  что  тронет  интересом,  и  ты,  возможно  увлечёшья.
            - Нет, - мотнула  косами  Полина. -  Я  хочу  клубнику   набредухой  собирать. Мне  нравится  перепи-хнин! Когда  свободная  с  работы.
            - Так  ты  больная  этим  делом,  Полька!  И  как  нам  жить?!  Я  не  ревнивый,  понимаю,  ты  женщи-на  уже  в  летах  и  полностью  больная  этой  темой.  Болезнь  зашла  за  все  границы, ты  потеряешь  даже  совесть  в  обмен  на  эту  хрень! Но  как  мне  быть?!..Эх,  ладно,  на  время  отвлечёмся!  Чего  талдычила  насчёт  перепихнина? Терпенья  нет  и  хочется  в  кровать?!  Ски-дай  штаны  и  залезай,  а  я  как  пионер  готовый  завсе-гда  запросы  партии  исполнить!
             Полинка  вся  аж  засветилась И - в  кровать!
              Они  занялись  ублажением  телес,  а  после  отдыхали. Большое  дело  сделали,  управились  не  враз. Полина  морс  морошковый  цедила  меж  беломраморных  зубов  из  высокогорного  хрустального стакана,  а  Ваня  пробовал  из  беломорины  устраивать  круги. Чтоб  малые  залазили  в  большие   и  лопались  внутри.  Но  получа-лось  ни  во  хрень.  Не  дока  в  этом  деле  Александрыч.
              Тогда   Дрючок   забросил  баловство  и  в  раздражении  кивая,  стал  вроде  назидать:
            - Ага,  пустое  дело,  верно,  колечки  запус-кать, а  вот  я  где-то  про  булонский  лес  слыхал  или  в  киношке  углядел...Вот  вспонил!  Я  читал  когда-то,   знаю  тот  лесок,  наслышан  от  французских  шевалье  в  их  классических  романах  от  Сандаля  и  Золя  до  Апулея  и  Гугла  с  Фломаном,   если  опустить  про    Вонпасана  из  прочих   хулиганов,  вплоть  до  Нория  Бальзама.  Ну  и  так  далее, по  списку  корифеев  от  непуританских  жанров.
             Перечисляя  имена,  Дрючок  махал  ладош-кой,  и  отчего-то  морщась, продолжал:
             - Герои классиков, случалось, там дуэлян-тами  встречались,  довольно  легкомыслоенно  и  часто   невсерьёз. А  дамы,  ежели  без  шуток  проходило  дело,  ронялись  навзничь,  дабы  объяснить  потом   и  запах  и дрысню  из  панталонов.  Когда  под  платаном  про-ткнутый  шпагою,  знакомый  шевалье,  с довольно  крупным  столбуном, тёмной  кровью  истекал, стеная. Замену  тем  достоинствам  виконта  найти  было  совсем  непросто,  и  даже  шпагою  не  раздобыть. Впрочем,  кому  я  объясняю  те  перипетии?  Ты  их  повидала  ить  не  раз?
           Иван  остановил  тираду,  потянулся  к  квасу  на  столе  в  графине  и  добыл,  испил.  Взглянул  на  па-пиросы,  но  снова  отпустил  язык.
                - А  ну-ка  Поленька,  сделайся  ты  на  минутку  буквой  гэ, -   И  подошёл,  обнял,  притиснул  и   проговорил  на  ушко. - Давай  пофулиганим  шалуном  у  набредухи  ещё  раз.
                И  столбуна  впихнул  под  сладкий  стон  Полины  по  самую  мошонку.
                На  дальней  станции  сойти?  Трава  по  пояс,  а  поезд  тронулся...  из  Тихомурска... Кто  помнит, так  в  кино. А  всякое  кино,  - то  фотография  из  жизни.  У  кого-то...
              Потом  он  все  же  вопросил:
               - Да!  А  как  твоё  фамилиё?! А  то  есть  поговорка:  когда  н-н-ибуть, фамилию  да  спросют. А?
               - Я  это  же,  Полина  Описенко! Теперь  узнал  и  имя  и  фамилию  мою.
                - Описенко, Описенко.  Знакомая  и  стран-но...Где  я  слышал  это  слово? Кажется  есть  город?
              - Да, был  Гербянск,  потом  Полина  Опи-сенко,  потом   убрали,  вроде  со  стыда,  что  воевала  не  туда, а  сейчас  вернули  снова  слово  от  буржуев. Богупротивный   Хрущ,  узнавши,  что  моя  бабка  не  взбиралась  бить  фашистов  на  По - 2,  а  просидела  в  штабе,  так  и  вернул  Гербянск  на  место, - махнув  ладошкой,  почти  что  при  обиде  отчеканила  Полина.
              - Ага, я  должен  тут  поправить,  подчер-кнуть,  что  при  царе  Горохе  город  был  Пердянск,  а  не  Гербянск,  и  это  несомненно. Новых  поселений  было  мало,  а  нарекали  их,  в  балдёж  тупые вертухаи  из  городовых. Если  хутор, - Пердунок,  селение - Перди-щево. Однако,  населенье  возрастало,  наехали  купцы  приобрести  товара,  а  у  него  название  местечка с запахом  негожим...А  далее  без  челобитной  обошлись  навряд  ли... Но  вернёмся  к  родословию  в  цепочке.  И что  там  дядько  твой  Юхим  относительно  тебя  предпринял?! Мне  надо  знать,  чтоб   строить  наши  планы. Простую  жизнь  не  надо  усложнять.
             - А  дальше  дядька  постарался,  как  будто  понял  что  к  чему,  и  расстарался!  Он  в  отпуск  с  дальних  мест  приехал,    подарков  всем  родным,  и  мамке  и  мине... Потом  гуляли  всей  роднёй, и  дядечка Юхим надумал  ехать  в  Ялду  искупаться  в  тёплом  и  великом  море,  а  то  он  тут,  на  мелководье, чуток  не  утонул. Там  дюже  мелко.  И  рвал  рубаху  на  груди  и  клялся,  и  выпросил  у  матери  меня,  чтоб  показать,  где  можно,  что  нельзя,  и  как  после  работы  отдохнуть.  А  я  на  днях  закончила  умасухэ  с  дипломом  слесаря  и  тракториста,  а  дядька  настоял  обмыть.  Но  уже  в  Ялде,  чтобы  красиво,  на  природе... А  мамка,  дура,  согласилась... Понравился  ей  с   Шилы, отрезаный  на  платье   фельдиперст.

                ---   *  ---               
            - Что  на  море  близ  Ялды  много  ресто-ранов, знают  все. А  дядечка  Юхим  Матвеич... 
            - Не  дядечка,  а пахарь  набредухи. Повто-рить!  -  вскричал, перебивая  женушку  Дрючок,  наливая  щёки  гневной  краской. -  И  ить  придумали  чего?! Наехать  на  ялду!  Ну,  город  этот  долго  был  под  управлением  тугурок.  Они  и  нарекли,  селение  тогда,  по  имени  правил  у  мужиков.  Для  памяти  и  смеха. Но  ты  того  не  знала,  не  ведают  о  том  и  топоминики,  никто  носом  не  ткнул,  а  потому  запомни,  да  и  повтори. Не  дядечка,  а  пахарь  набредухи.
          - А  дядечка  Юхим  и  пахарь  набредухи, привычки  не  имел,  пройти  чтоб  тихо  мимо.  И,  нализамшись,  плюхался  в  гостиничную  койку.  А  мне  укладывать  его,  а  в  ресторанах  я   тоже  принимала  алкоголю,  шампанское  пила...И  в  общем,  дядька  приголубливал  меня,  а  я  любила  ожидаемое  дело  и  сразу  соглашалась  на  впихнин. Мне  нравится  оно  хоть  с  кем  попало. Или  я  последняя   из  дур?!      
          Хлопнула  в  ладоши  с  удивлением  Полина  и  глянула  на  названного  мужа.
          - Ну  почему  же  дура?  Да  ещё  от   края. -  Перебил  ей  монолог  гражданский  муж. - Всякая  бы  баба  согласилась,  приняв  вина,  глаженья   выступов  на  жопке. Природа  процедуру  ту  придумала  ещё  при  появлении  приматов  на  земле,  когда  из  человека  вырос  сапиенс  и  уд.  От  тех  привычек  и  пошло  количество  людей  на  этом  свете  и  скоро  станут  думать,  как  их  сократить.  Имутся  много. Мамонтов  поели,  в  морях  китов  берут  вон  на  учёт  потомки  самураев,  народы  Шилы  кушают  подряд  не  от  хорошей  жизни  всех,  которые  летают,  прыгают  и  прячутся  в  земле.  Сороконожки  хрен  спасаются  у  них  от  сковородки. И  ладно,  тема  неприятная  не  только   мне. Чем  кончил  дядя  Пендрик свои  соображенья? Он  понимал,  что  надо ставить  точку.  Или  дурак  беспо-воротный?   А  старость  на  носу.
            -  Да  нет.  Вернулись  мы  домой  в  станицу,  они  как  брат  с  сестрой  потолковали,  что  надо  как-то  помогать  и  мне  устраиваться  в  жизни. Про  то,  что  дядя  спал  со  мной  мать  не  догадалась, а  дядька  обещал  за  мною  присмотреть,  устроить  на  работу.  И  он  увез  меня  в  тот  городок   Агадск.  При  городе  был  облпотребсоюз,  а  в  нём  промбаза. А  там  и  шофера,  бульдозера  и  трактора, меня  оставили  в  цеху,  чтоб  слесарем  была,  кому,  когда  чево,  чтоб  инструменты  подавала,    болты  крутить  бы  помогала. И  прочие  дела.
            - Ну  да.  И  столько  мужиков,  готовых  попросить  не  только  ключик... А  дядька  сам  при  базе  кем  старался? - впихнул  вопрос  Иван.
            Полина  удивилась,  плечики  сдвигая,  но  выдала  догадку.
           - Он  на  Зису  об  трёх  мостах  товар  возил  по  трассе.  И  экспедитор  был  и  сам  шофёр.  Но  если  надо,  был  и  человек  в  кабине  для  подмоги.
            - Ага. Вы  так  и  жили:  дядя  помогал  тебе  своим  перепихнином  наслаждаться,  а  ты  ему  заглаживала  дни.  А  тут  пошла  разруха,  я  подвернулся  и  мы  поженихались. Выходит,  я  собой  закрыл  перегрешения  твои  перед  природой,  а  дальше  станем  жить  да  поживать. Согласна,  если  поняла,  что  жизнь  проста  и  надо  просто  ждать  конца? А  между  тем,  немножко  что-то  делать,  чтоб  не  околеть  со  скуки.
            Так  говорили  муж  с  женой  в  гражданском  браке,  сидя  в  комнатке   Дрючка.  В  присутствии  хозяйки  Кнопки,  которая  сидела  на  плече  Ивана,  и внимала,  но  советов  не  давала. Понимала:  они  поопы-тнее  в  жизни,  а  ей  ещё  расти.
             А  хозяин  площади  барачного  жилья  помалу  развивал  семейный  интерес.  И  говорил,  при  удивлении  рассматривая  в  хатке  интеръер,  которым  обновила  видимость   супруга,  завесив  окна  занавеска-ми  при  красных  петухах.
             - Впрочем,  ить  были  сестры  у  тебя,  и  мамка,  и  дядька  всюду   столбунец  свой  предлагал.  Я  правильно  понял,  Полина?! Да! И  ещё,  Полина!  Адмирал  Нахимова  отправили  ко  дну  за  ****ство,  что  много  скурвилось  людей  и  отвернулись  от  семей!  В  этом  я  уверен.  Ить  ты  там  тоже  подставлялась  набредухой,  но  повезло,  тебя  в  тот  рейс  не  оказалось  на  борту.
             А  Светлейшему  Архангелу  на  это  памя-туха!  Недавно  только  грохнулся  Чертополос,  а  тут  и  Адмирал,  за  полную свободу  при  каютах  для  сношения  прелюбодеев  пострадал. Свобода,  девка,  это  хорошо,  но  меру  тоже  надо  соблюдать.  А  то,  вон  сифилис  имеют,  трипперок,  и  объявили  нарушителем  границ  с  Европой   СПИд.  А  это  уже  сложная  болезнь,  её,  как  слышал,  понесли  по  миру  негротосы,  подставляя  за  попкорм  и  чипцы  жопы. Я  тут  недавно  встретился  нечайно  с  тенором  Корзинкиным,  а  он  как  раз  сидел  за  это  дело,  жопу  подставлял  для  наслаждений  паханам  на  зоне. Болезнь  такая  есть  у  человека,  иметь  нормальную  дыру,  а  подставлять  другую. Так  ты,  я  повторяю  лишний  раз,  припоминай  за  слабину  у  набретухи,  чтоб  открывала  зрак  сначала  на  портрет  напарника,  чтоб  он  по  нраву  подходил, а  опосля  раскидывала  ножки.
             Иван  воткнул  бычка  в  поганую  из-под  килек  банку  и  покрутил  башкой,  кого-то  осуждая.
             - Смущает  с  некоторых  пор  меня  полу-ченой   судьбою  гоминид,  и  даже  сообщают,  что  он  с  пометкою  на  лбу. В  полях  совхоза  он  вкалывал  трудягой. И  всё  бы  ладненько, но  после  битв за    урожайность  и  всяческской  сельхозстрады  ударника  Загубина  пригласили  рулевать  на  месте  комсомолом, потом  пихнули  выше,  ему  понравилось  людями управлять, завидная  халтура  подвернулась. И  он  всту-пил  у  лужу  партии, что  направляющая  сила  вправо  или  влево,  а  иногда  и   в  тупичок. А  дальше  понесло. Не  сразу,  а  с  годами. И вынесло  на  самый  верх,  в  политбюро,  чтоб  зачищать  и  направлять,  учиться  умно  поболтать.
              Натура  чувствует,   придут  ещё  дела  по-хлеще  на  головы  людей,  раз  развели  таких  курвей. У  них,  да  и  у  нас  от  них,  такие  выпадут  дела,  что  и  представить  трудно. А  мы  пока  с  тобой  займёмся  набредухой,  чтоб  ты  о  ней  поменьше  размышляла,  а  ежели  давала,  так  лишь  по  личной  просьбе.  Мужу.
              Я  тут  встречался  с тенором,  певцом  Кор-зинкиным. По  жизни  он  фамилию  имеет  Козеберг  ещё  от  давних  немцев-прусаков,  что  на  Большой  реке  страдали,  по  приглашению  же  немки  Катерины,  но  другой.  Ты  вряд  ли  слушала  Вадима  Алексеича,  который  аж  до  старости  хворал  лукавою  заразой,  и  рекомендовал  настойчиво  тебя  гипотизёру  показать.  И  я,  ну  не  дурак  ли?!  Согласился,  если  что,  чтоб  ты  исполнила  его  наказы. Ну  там  раздвинуть  ножки  и  запустить  пофулиганить  шутника,  доставить  вам  обоим  стресс  или  нирвану,  как  подтверждение  на  удаление  диагноза  хворобы. Но  чтоб  в  последний  раз  на  стороне!  А  то  приму  решение  нам  разойтиться,  как  в  море  две  лоханки  от  бывших  кораблей. И  всё!  Или  вопросы  поступили? Нет?  Да  вот,  ещё,  мне  нужно  разобраться  с  твоим  дядей. Внушить  закон,  который  говорит,  что  возле  логова  овец  волки  не  валят,  бо  можно  шерсть  на  шкуре  поменять  на  длинный-длинный  скальп  от  морды  до хвоста. А  если  для  острастки - в  лоб  из  хука,  так  то  само  собой.
            Вопросов  не  было, но  прежде  чем  идти  к  гипнотизёру,  Иван   всё  же  решил  немного  пообщаться  с  дядей  и  пригласил возле  бутылки  посидеть  к  себе  домой.  Поговорить  про  родственные  связи.  Возле  стола  и  после  трёх  приёмов  ейной,  Юхим  Матвеич  на  слова  Ивана,  поползновения  к  племянице  отставить,  вздумал  показать  характер  или  бучу. Де,  ежели  мы  распечатали  бутылку,  нам  лично  и  решать,  допить  или  отдать. Дрючок  такие  рассуждения  да  и  ухмылку  жеребца  пресёк  ударом  в  носопырку  дяди  Поли  Пендрику  Юхиму. До  конца  решая  каверзу  вопроса. И  родственника  выбросил  за  дверь,  внушая.
             - Ты,  гоминид  Матвеич, родственные  связи,  теперь  за  этой  дверью,  брось. Нет,  захочешь  выпить,  заходи,  но  ежели  не  снимаешь  глаз  с  Полины, мне  бельмо  не  натирай. Не  обещаю,  но  могу  прибить  до  инвалидной  группы  личным  кулаком. Не  знаю  почему,  но  ежели  влепю  я  левой,  сиречь,  вот  этой  шуей,  то  влепится  красивше.  Считать  будет  не  надо, нокаут  получается  получше  чем  в  кино.
            Родственик  сказал  и  показал  нужных  кон-диций,  крепко   связаный  кулак.  Выставив  под  лампу,   поглядел  и  сам  на  инструмент  раздачи  инвалидности  по  группам.
          А  уж  потом  Иван  направился  поговорить  с  гипнотизёром,  нашел  его  подъезд,  квартиру,  душой  воспрянул,  что  живой  и  принимает,  помогает,  Дрючок  прижал  его  словами,  уговорил  на  женщину  взглянуть. Потом  специалист  по  душам  у  людей,  то  бишь  посланник Эскулапа, Ивана  пригласил  поговорить  детально  относительно  жены. И  тронув  руку,  настав-лял:
          - Вам  повезло, Люксандрыч.  Вы  встретили  и  полюбили. Она  ведь  тоже  любит  вас.  За  что  вас  любят?  Просто  так. За  то  что  встретились,  живёте. Жена  ваша  больная. Ментральность  сердца,  и  к  тому,  чувствительность  натуры  до  соитий.  Её  вина  в  этом   большая.  Расслабилась  и  размечталась,  готова  была  всё  отдать  за   вольнизацию  души. В  природе  все  законы  хороши,  однако  меры  надо  придержаться. Что  сверх  нирваны,   вредно  человеку. Но  успокойтесь,  это  в  прошлом. Теперь  за  вами  дело.  Жену  надо  любить,  беречь,  особенно  здоровье. Запомните  и  помните  всегда.  Сколько  проживёте  вы,  столько  же  протянет  и  она. Держитесь  за  руки,  вперёд!  Вы  молодые  и  проживёте  лет  по  тридцати  легко. И  помните. Если человек не в силах изменить свой образ жизни, то  ему никто и никогда  не  допоможет. Но  вы  поможете!  Уговорите  женушку  заняться  трудоднями,  когда  минут  свободных  много.  Попросите-ка  её  сварить  вам  борщ!  А  что? Довольно  вкусный  суп. Вы  знаете  кто  его  варит  лучше  всех?  Хохлушки!  А  варится  он  целых  шесть  почти  часов!  Вот  вам  забота  для  жены,  чтоб  соблюдая  дело,  обождать  до  вечера, когда  идут  к  алькову. Так,  длавным-давно, сказал  товарищ Гиппократ. А  он  не  только   философствовал,  но  был  и  врач. И  очень  неплохой  по  времени,  что  выпало  ему.
            Дрючок  взамен  благодарил  и  обнимался,  выпить  собирался, но  доктор  отказался.  Не  стал  внушать  отказ  через  систему  нервов,  а  просто  Ванечку  послал,  как  мужика,  в  тую  манеру.
             Иван  с  тех  пор  особенно  старался,  он  Полюшку  любил  такой,  какой  была. Хотя,  спросите  хомоса:  "За  что  вас  любят?  За  что  ты  посылаешь  положительный  ответ?.. Кто  это   знает?  Поднимите  руку."
             А  относительно  Полины  родословной  по  прямой, Иван  интересовался  как-то.
        - Полина!  А  где  ж  любимый  тобой  дядя  Пендрик?  Гостинцы  он  привозит  с  трассы?
         - Не  знаю.  Туда  он  как  уехал  и  пропал.  Нема  ни  грюку,  ни  звонка  или  писульки.
            - Ага,  согласен,  времена  настали  не  такие,  чтобы  надеяться  и  ждать. Бандитов  развелось  на  каждом  повороте.  А  дядя  твой  нахал  и  на  острастку  выпускает  слово,  а  надо  пистолет. И  ладно,  он  хозяин  своей  жизни,  его  судьба  в  его  руках,  пускай  он  ею    управляет. А  мы  с  тобой  давай-ка  вот  чего  решим.  Ты  видишь  или  нет,  но  мы  стареем.  Тебе  под  пятьдесят,  а  мне  уже  минуло. Я  тут  подумал,  а  может  завести  нам  из  детдома,  а  то  и  безпризора  в  приёмыши  детей. Чтоб  в  старости  они   бы  приглядели,  подмогой  нам  бы  были  без  нудьги  усопнуть...Ты  как,  согласная  сначала, чтоб  за  ними  приглядать,  а  опосля  они  за  нами...А  может,  у  них  дети  будут,  нам  внуков  потетешкать? Ты  не  молчи,  кивни.  Стыдобу  тут  не  носят!
            Полина  покивала,  угибаясь,  но  спросила:
              -  А  если  мы  с  тобою  сами  сделаем  дитя? Ты  несогласный  будешь?
              - А  это  почему, Полина,  буду  против?! - довольно  грозно  вопросил  Иван.
          - По  кочану, Ванюшка! Или  в  пиханцу. Ты  ходишь  почему-то  весь  в  напруге,  и  не  замечаешь,  что  я  всё  время  кислого  хочу.
           - Ну  ты  даёшь!  А  сдюжишь? Полька!
           - А  куда  деваться?! Сдюжу. Я  вить  не  любила  доси,  баловалась  жизнею  и  всё. А  теперь  хочу  пацанчика  для  нас.  Вить  я  тебя  люблю  и  ты  меня  лелеишь. А?
          Иван  схватился  на  ноги,  но  ухватил  не  Полюшку,  а  Кнопку. И  стал  тетешкать,  целовать  и  прижимать  к  груди.
              - Кнопушка! Малышка! Ты  слышала  про  новость?  Нам  Поля  погрозилася  сюрпризом  в  животе!
               Кнопка  вместо  радости  вздохнула  и  глазки  набок  повернула.
                - Выходит, господа  лихие, что  в  доме  будет  мне  замена...И  не  надо  возникать  с  утехой!..Вот,  вот! Как  ты  зовёшь,  приматы  гоминида.  А  поживём,  увидим.  Но  я  на  улице  родилась, мне  там  не  привыкать,  а  умирать...
                И глазками  померкла,  плакать  собралась.
                "Ишь,  канальюшка  какая! Не  унывает. Нам  бы  научиться  так". 
            Подумалось Дрючку, занятому подбором  со  щеки  уж  больно  необычной  мокроты... Вот-вот,  мужик  если  заплакал  втихаря,  значит  где-то  вдалеке  подкатывает  старость...А  ведь  охота  ещё  много-много  сделать...
               

                ---   *  ---
             У  Полины  дядя,  с  кличкой  забугорной Пендрик,  характером  взрывной, а  с  виду  тихий. По  паспорту  Юхим  Матвеич  Описенко,  племяник  лётчицы  героя,  по  имени  которой  учреждён  был  город. Районный  городишко,  правда,  Хрущ  Богупротивный   похулил  в  названии,  но  Описенко  дяди Поли  в  биографии  помог. Когда  он  тут, по  выходу  из  зоны  за  хищение  соцнакоплений  в  поселенцы,  нашёл  себе  работу  управленца  и  в  анкете  показал,  что  он  приходится  геройской  женщине  довольно  близким  племяшом,  ему  историю  фамилии,  то  бишь,  гера-льдику  со  временем  учли,  назначив   по  снабжению  заглавной  трассы  командиром. То  есть,  опять  же  спрятали  лису  в  курятник. И  он  там  поживал,  на  пузо  сала  набирал. Да  курочек  топтал. Правди  с  женской  зоны  на  Эльхрене  перед  этим,   высмотрел  себе  на  поселение  идущую  жену,  и  получил  номенклатурную  квартиру. И  жизнь  себе  наладил  на  уря. И  всё  будто  учёл  в  служении  народу  для  записи  в  трудкнижке  стажа,  как  вдруг  скопытился  товарищ  Бережнов.  Дорогой  и  зацелованный   взасос  Ильич.
              Какая  сладкая  при  нём  существовала  жизнь.  Как  в  забугорном  бардаке!  И  тишина  кругом,  как  восхищались  подворотние  бандиты. И  вдруг, как  кто  булыгою по  чердаку, - облом!  Явился  тип  с  железным  кулаком,  при  направлении - глядеть!  И  навести  порядок. И  принялся  навесть.  И  если  б  он  не  тронул  кодло  у  ментов,  то  б  пронесло,  а  он  затронул,  возвращая  себе  власть.  И  до  того  довёл  структуру  мусорской  общины,  что  не  выдержал  даже  министр,  острога  убоявшись,  и,   приставив  пистолет  ко  лбу, застраховался  от  суда. Оставив  жонушку  вдовой.
            А  нашенская, и  вдруг  казачка, а  то  и  феминистка, она  какая  баба?!  Ещё  Нукрасив,  брожения  умов  её  обрисовал,  будучи  сам  грешным  петухом. Что  баба  остановит  даже  поезд,  а  то  и  в  космос  улетит! И  это  ж  было,  не  прошло! У  нас  две  женщины  герои,  которые    строптивого  коня  под  кличкою  "Союз"  не  только  хомутали,  а  между  ног  держали!
            И  эта  эпатажная  вдова,  виновному  в  изме-не  ей  судьбы,  решила  и  ему  сменить  планиду. И  встретив,  в  коридоре  терема  для  облaчённых  властью, болезного  начальника  портала  секты  бонз,  который    испугал  до  исступления  её  супруга,  из  лифчика  достала  пистолет  и  маслину  деловару  засадила. Немного  погодя  генсек  вдохнул  и  выпустил  с  послед-ним  измом  дух,  Кондратия  слегка  погладив.
           Взамен  ему  назначили  опять  носителя  маразма,  но  тот,  побыв  немного  у  руля,  раздумал  править  и  скончался  тоже. Пред  этим  пожурив  наперсников  возле  стола  политуправы. 
            "Ребяты!  Я  же  не  с  маразмом,  у  меня  склероз   и  куча  озабоченных  житьём  моментов. Мне   тяжело  дышать,  а  вот  курить  охота. И   знаете,  сказать  по  правде,  чертовски  надоело  управлять,  когда  никто  не  ведает  дороги. Куда  идём,  чего  несём? Ну,  что  несём  мы  зачастую  ахинею,  тут  понятно.  А  вот  за  что  нам  жалуют  зарплату?!  Стыд  и  срам  подумать.  Поэтому  я  пригласил  Кондратия,  чтобы  консилиум  провесть. И  если  нет  надежды  просто  так  пожить,  ну  для  себя  и  для  семьи,  то  надобно  проститься.  Я  покидаю  славный  коллектив.   Извинения  прошу,  за  то  что  ухожу  и  будто  наставляю,  но  думать  все  же  надо  над  управлением  Отрадного  процесса. На  этом  и  ...аа-аап-чхи,  ребята."
             И  откинувши  коньки,  простёр  вдоль  тела  руки.
             Тогда  в  политбюро  на  стол забралась  па-ника  и  сделала  шабаш  для  стариков. На  смену  им,  и  с  их  подачи,  избрали  тут  же  помоложе  члена  партии,  которая  куда-то, но  вела. Но  это  кто  определить  бы  смог,  когда  в  политбюро  все  атеисты? Цыганку  надо  с  картами  таро.  А  где  возьмёшь  специалистку,  когда  в  светлицах  Лучеграда  найти  цыганке  мужа  невозможно?  А  до  театра,  что  Романо,   довольно  далеко.
             И  вот  достался  скипетр  молодому управ-ленцу,  что  показывая  вид  терпения, покашливал  в  кулак.  А  возбуждение    припрятывал  под  зад.
             Остальные  же  звенели  звёздами,  взды-маясь  для  пожатия  руки,  и  угибались   молча,  при  надежде,  что  этот   хоть   чего-нибудь  смогёт,  чтоб  не  смеялись  или  лили  слёзы  после. 
              И  он  игрушку  ту  словесную  с  улыбкою  на  физии  принял  и  снялся  на  фото  в  газету. И  весь  народ  стал  ожидать  от  новенькой  метлы  не  пыли,  а  заботы,  чтобы  была  хорошая  работа  и  к  ней  прриличная  отдача,  а  на  прилавках  в  магазинах  было  бы  на   что  глядеть  или  полапать. Ибо  под  прилавок  поглядеть,  довольно  низко  нагибаться. Как  и  должно  быть  в  той  стране,  которая  чего-то  строит. Правда,  у  строителей  загвоздка  на  портретах,  у  всех  были  анфасы  и  не  было  лица,  как  сразу  же  заметил  обладатель  власти,  просто  Филя. Ему  такой  позыв  приклеили   за   неумение  иное   слово  в  лыко  вставить..
                И  это  б  ладно,  ничего, иному  можно  научиться,  но  отпускать  в  бандитскую  среду  народ  зачем?  А  Филимон  Загубин  запустил  на  новый  круг, вернул  кооперацию... А  там,  при  рыночных  законах,  простор  для  махинаций!
                А  дядя  Полин, Юхим  Матвеич  Описенко  заведовал  домами  перекура  дальнобойщиков  по  всей  длинющей  трассе.  От  Агадска  с  золотодобычей  госуда-рству,  до  мирнотрубных  залежей  алмазов,  при  брендах  офигентных  и  даже  мировых!
                Бандиты  как-то  навестили  станцию  для  отдыха,  когда  там  оказался  дядя,  и  попросили  поделиться  тем,  что  есть   в  карманах.  А  Пендрик  стал  кривляться,  вроде  как  сопротивляться  гонором  из  шляхты, и  забурлил  поносом  с  языка,  которого  он  мало  знал  и  в  детстве,  но  злоупотреблял.  Бандиты  в  полемический  вопрос  не  стали  подаваться,  и  дядю  кто-то  просто,  прикуривая   приму,  пристрелил.
                Любых  мастей  бандиты  всюду  таковы  и  возражений  слабо  понимают.  К  тому,  свидетеля  оста-вить?.. Никогда!  Таков  закон  нечистой  силы...

                ---   *  ---               
         И  не  без  помощи  бля...людей...
         Были  времена,  но  были  и  моменты, и  пиво  занимало  нужное  всем  место  в  околотке,  которую  хвалил  геолог  и  прозаик,  а  к  тому,  и  муж  Аскольды  Лёвапольдовны,  Тресков.
         Да  и  водка  отдавала  мягким  вкусом!  Толи  вода  в  Агадке  на  истоках  была  сдобной,  толи  мастер-пивовар  чудил  в  рецептах,  но  мужики,  кто  страсть  имел  до  пива,  пили  и  хвалили  до  небес!
         И  вдруг  случилась  подлая  история  у  пиво-вара  на  семейном  фронте. В  доме  обнаружился  при-плод! Доченька  родила  внучку  и  в  квартире  стало  некуда  кричать! К такому  рёву  пивовар  подался  поискать  причастия  товарищей  в  труде  и  обратился  аж  наверх, в  облисполком,  к  начальнику   по  пищевому  блоку.
         - Вась  Вася, дорогой, войди  мне  в  положение  и  погляди  как  я  живу!  Живу  я  в  двушке,  а  тут  беда! Дочка  с  внучкой  стребовали  трёшку!  Возьми  обратно  двушку,  а  дай  нам  большую,  но  трёшку.  А  то  хоть  уходи  с  работы. Помочи -  никак! А  начальник  желдо-роги,  которая  бежит  от  скандинавских  северных  морей  чуть  ни  до  сюда,  дорога  обрывается  в  алмазной  дырке, пообещался  мне  через  знакомых  расселить  семью  как  захочу,  на  двушках  иль  на  полноценной трёшке! Вот  какие  фонари  могут  засветиться   вокруг  нас!  Поговори,  Васильич  с  кем  тут  нужно,  а  то  народ  уже  засомневался  в  качестве  напитка  от  пивовара  Гнатьюка.
         Василь  Васильевич  выслушал  товарища  по  цеху  и  согласно  покивал.
            - Поговорю.  Такой  вопрос  и  срочно,  могёт  решить  у  нас  не  профсоюз,  а  только  сам  Шалункин. Но  у  него  характер,  между  нами  скажем,  сволочной. Знать  бы  наперёд, с  какой  ноги  он  встанет.
             Клим  Абрамович   Шалункин   встал  в  то  утро,  в  общем  сам  он  позабыл, с  какой  ноги. И  в  пустяковой  просьбе  отказал.  С  рожденья  он  до  пива  равнодушный,  а  что  страдают  мужики...Так  это  ж  - хны,  судьба  такая  у  страны.  В  Отрадии  всегда  страдали,  куда  ни  глянь  и  руку  протяни. На  северах   и  по  Симбили.  Но  пиво  тут  не  очень  пили,  а  брагу  потребляли. Она  не  так  вскусна,  но  крепкая, зараза!
             И  пивовар  покинул  тёпленькое  место  всей  семьёю.  С  тех  пор,  кто  у  прибалтов  потребляет  пиво,  довольно  дружно  хвалят  воду  с  артколодцев, в  какой  настаивают  хмель. 
             Хамла  Шалункина  со  временем убрали  с  глаз  агадских  поселенцев. Был  первым  в  первой  же  десятке  тутошних  аборигенов  с  нужными  билетами  в  карманах,  а  в  столице  в  третей  сотне,  разве  что,  сдувает  с  фалды  пиджака  асессора,  начальника  отдела  при  цека, пылинки.  Следуя  за  ним  в  полупоклоне   пажа,

                ---   *  ---
            Героев  надо  знать  в  лицо,  когда  их  при-глашают  сделать  променад  от  скуки.  Да,  был  ещё  один  довольно  героический  мужик, который  не  в  конце  войны,  а  с  самого  начала,  летал  проведать  как  дела  в  адольфовой  столице. И  делал  там  малюсенький,  но  шорох.  Матвей  Андронович  Лакшин,  теперь  он  генерал,  начальник   бывших   штурмолётов   на  околотке  СОРа.  За  неимением  за  ним  от  незалежников  при-гляда,  закрытого  потом. 
            А  генерал  там  малость  послужил  да  и  подался  в  ветераны. Таскать  бурлаками   в  политбо-лотах   символы   для   партий   надоело.  Да   и  годы  ско-вывают  ноги.
           Но  щас  герой  сидел  на  длинной  лавке,  что  на  сцене  райдэка  в  посёлке  Вернилоха. Зачем  он  тут?  Так  посадили,  чтобы  посмотреть, кто  как  одет  и  чем  известен,  и  показать  себя. в  числе  других,  которых  устроители  позвали  посмотреть  на  них. И  многих  поднимали  с  мест,  просили  поделиться  мнением, и  если  что,  с  графина  наливали  горло  промочить  глоточком  морса,  потом  другие  хлопали  в  ладоши  и  глазами,  а  время  шло  и  делало  рабочий  вид  у  слуг   народа.
            Чуть  позже  сотворяли  перерыв. Чтобы  схо-дили  в  туалет  и  просто  дых  передержать.  В  числе  других  Матвей  Лакшин  тоже  опустился  к  коллективу  и  уселся. В  зале  попросторней,  ляжками  не  жмут.
            И  тут  его  Иван  Дрючок  чуть  позже,  но  достал  вопросом,  когда  Лакшин  курил  в  сторонке.
           - А  что,  Андронович, тебе  не  надоело  вот  так  вот  ездить,  выставляться  и  нахаляву  пойло  прини-мать?
           Спросил  Дрючок  и,  как  всегда  умел,  под-начку  прицепил  на  губы. Сгладить  чтоб  улыбкой  не-привычные  слова.
           - Лицо  я  твоё  помню, мы  где-то  выпивали,  а  как  зовут  забыл. Иван? Так  вот  что,  Ваня.  А  не  пошёл  бы  до  белого  медведя  в  гости?! Мне  надоело,  понимаешь?!
           И  всё  на  полушопот  положил,  чтоб  не  привлекать  других  к  базару. Тут  воспитание  имело  место  ещё  от  стареньких  времён. И  Дрючок  понял, а застыдившись,    взял  его  под  руку.
            - Вы  извините,  нас  Матвей  Андронович,  мы  не  хотели  издеваться  над  моментом,  но  полу-чилось,  как  всегда,  паршиво, когда  вон   те  для   гало-чки  проводят  что-то  принародно. А  с  вами   мы   встречались  аж  в  Мозоле. Я  тоже  там  живу,  где  вы  наездом  отдыхали  как-то. Меня  просили  вы  и  ваши  други,  стать  литзаписчиком  для  ваших  вспоминаний  за  войну,  а  я  не  смог  не  отказаться. Деталей  я  не  знаю,  а  значит, темы. За  это  вы  имеете  зубок  с  обидой  на  меня. Но  вы  уж  извините  ещё  раз.   Много  опостылело  с  этой  показухи. А  вам  ведь  тоже  надоела  эта  хрено-тень.
           Иван  повел  округ  рукой,  а  Лакшин  снова  перешёл  на  доверительность, сбаваив  децибелы:
            - Да,  надоело  мне  бояться  за  себя  и  про-чих. Тогда  была  война  и  я  боялся! Снаряды  рвались  под  крылом...А  щас  снарядов  нет,  а  эти  с  мерзостью  в  словах...Они-то  знают,  но  не  сознают,  что  лесть  всё  дело  убивает.
           Дрючок  давно  убрал  улыбку, теперь  сказал  серьёзно:
           - А  что,  если  сорвёмся  мы  отсюда,  да  и  малость  выпьем. Снимем  с  душ  досаду. Я  тут  недалеко  живу,  а  уж  настоек  у  меня,  кроме  морошковой  в  графине...А? Андроныч! Или  боишься  опозорить  наших  дерьмократов  неудачей  в  показухе?  Так  журналюги  сделают  как  надо!
           И  улыбнулся  Ваня,  растянул  улыбку до  ушей  и  дальше.
           -Да  никого  я  не  боюсь,  устал  бояться  за  Отраду!  Она  вон  скоро  лопнит  от  натуги  этих  дундуков.
           Приятели  покинули  кильдим, то  бишь  меро-прпиятие  для  галки, Дрючок взял  летуна  под  руку  и  повёл. Но  не  домой.
        Ещё  намедни,  дня  за  три,  когда  лишь  ин-формация  дошла  сюда  и  только, Дрючок  решил  сде-лать  приятное Матвей  Андронычу.  И  участковому  менту  велел  подумать  как  приветить  знатную  особу  средь  героев,  но  лучше,  если  б,  угостить   приятеля  свежатиной  из  медвежатины. Такого,  Ванька  был  уверен,  пилот  не  кушал  никогда. Медведи  без  особого  огляду  паслись  возле  посёлочка  на  свалке,  но  завалить  хоть  одного  было  задачкой  элегантной,  а  для  закона   не  простой. Ведь  элегантность -  красота  и  только.  А  тут -  соображалка.  С  оружием  было  довольно  строго  и  абориген  не  всякий  умел  добыть  бумагу,  чтоб  с  печатью. А  участковый  тут  пастух  охотников, а  как  пастух  имел  и  карабин.  А  ежели  пастух,  -  не  подоить  корову?!
        А  половинка  местного  мента, старшого  по  участку, Сергей  Мироныча  Мудрилы, Алиса Никано-ровна, могла  готовить  бесподобно   всякую  дичину. А  уж  медведя  под  заказ  такого  человека, как  герой  освободительной  войны...
        Летун,  под  стопоря,  укладывал  за  воротник  скоромину  охотно,  и  по  виду  был  доволен.  Тут.  А  Ивану   всё  равно  потом  поставил  втык  на  вид. Но  там,  уже  на  улице  пройдясь  и  закурив.
        - Ты  чего  предупреждения  не  сделал?!  Ты  вишь,  в  какой  одежде  я  предстал?! И  галстук  где  оставил? И  под  медведя  не  сдержался  с  закусоном,  нализался. Уходя,  хозяйке   руку  не  пожал. А  тут  при-выкли  лобызать.
         - Ну  ладно, ладно,  не  шуми, Андроныч.  Мы  у  меня  исправим,  что  смогём. Ты  оглянись,  тут   север,  простота  и  красота!
             И долго исправляли  в  поведении  ошибки  гостевания в  комнатке-гостиной  у  Ивана.  Дрючок  много  не  пил,  он  норму  знал,  и  как  только  бомбовоз  скопытился, уставши,  хозяин  халабудки  вышел  прогу-ляться. 
            На  улице,  на  этом  севере,  сплошная  кра-сота  для  времени  в  раскол  меж  осени  и  лета.  Недавно  дождик  пробежался,  всё  блестит  под  полною  луною,  и  не  хрустит,  под  поступью  возможных  тут  мазуриков,  листва.
            Дрючку  же -  вздор  погода,  он  уже  усёк, чего  хотел  увидеть. Аскольду  провожал  до  номера  гостей,  кто-то   из  "крестей  или  бубновых", дабы  отвесть  в  сторонку  для  уличного  щмота. А  мадам  Трескова  вообразила,  что  импозантность  мужика  нап-равлена   на   неплохие  её   формы. И  улыбалась, и...
             Но  тут  из  кедрача  вышел  к  ним,  скорей  всего,  гопстопник  местный,  охотник  до  чужой "слезы"  Дирол.  Чего-то  приказал  довольно  грозно  импозанту  и  тот,  прибегнув  к  бегу,  скрылся. А  писарчук  Аскольда,  по  приказу  протянула  встречь  бандиту  руки. Чтоб  перстни  поснимал.
            И  вот,  когда  Дирол  увлёкся  предстоящим  делом  и  распахнул  ухмылку  удовольствия, раздался  выстрел. И  пацан  упал.  А  чуточку  спустя  зеваки  под-бежали  посмотреть... Доктор  появился  позже  ротозеев. Ему рванулись  помогать, мешать - присутствовать  при  деле,  и  теребили,  чтоб  сказал, чего  наделано  на  теле  пострадавшего  от  дамы  прохиндея.
          Нашли  фонарик,  посветили  и  скоро  доктор  доложил  неутишительный  диагноз,  что  этот моло-жавый  дэнди  остался  без  яиц.
          - Попался  интересный  прецедент,  товарищи  и  братья,  господа! Или  субъект  тот  чемпион,  который  в  темноте  попал,  куда  ему  хотелось,  или  рас-порядился  случай  и  наказал  нахала,  который  поку-ситься  захотел  на  честь  известной  благонравием  мат-роны.
          Скоро  прибежала неотложка  и разрядила  обстановку,  увезя  страдалица  стенать  в  другое  место.  Зеваки  потихоньку  разошлись, Дрючок  маленько  задержался,  покурив  довольно, и  тоже  возвратился  до  себя  в  хоромы.
          А  утром  Ваня  усадил  Андроныча  в  маши-ну  и  отвёз  в  аэропорт, в  дороге  рассуждая:
           - Тебе  остохренело, а  мне,  признаться,  гостевание  твоё  на  пользу.  Я  хоть  хреновый  писарчук,  однако  же   на  память   оставляю  мысли   на  бумагах.  Авось,  сгодятся   для  причуды  жанра.  А  стороне,  что  принимала,   в  досаду  не  было  вотще.  Они  теперь  ить  отдыхают  от  количества  трудов.
         У  трапа,  на  пока,  Иван  достал  чекушек  коньяка,  что  разливают  в  плоские  посуды  для  удоб-ства  им  в  карманах  пиджака. Хлебнули  по  хорошему  глотку, герой,  верно,  готовился  к  такому  тоже,  извлёк  по  шоколадке. И  чуть  толкнув  Дрючка,  сказал  ему:
          - Пока, товарищ  молодой. Живи  здоров  и  долго. Ещё  я  говорю  тебе  спасибо. Ты  отказался  за  меня  писать  воспоминанья  прошлых  лет,  не  пере-живши  сам  тех  ожиданий  и  побед. И  тем  освободил  меня  от  пережития  стыда,  когда  б  пришлось  мне  самому  книжонку  ту  на  публику  читать. Всё  надо  делать  хорошо  и  самому.  Вот  это  важно  знать! Давай  обнимемся,  возможно,  и  не  свидимся.  Мне  много  уже  лет,  а  встречь  идут  паршивые  года. Пока!  Держись  за  правду,  друг! Она  сильнее  кривцы,  как  была,  так  и  останется  всегда.
               Герой  махнул  рукой  и  поднялся  по  трапу  в  самолёт,  восемдесят  шесть - Илюха. Вскорости  мото-ры   заревели  и  покатили  лайнера   на  взлёт.  И  Ваня  помахал  ему  и  пассажирам,  отправляя  по  малинам, и долго  глядучи  туда,  где  лишь мигливые  огни  над  горизонтом  кочевали.
            И  думу  думал  про  себя  и  свои  годы.  Улетел  уже  старик,  пожалуй,  но  и  ему за  пятьдесят  уже. А  дальше  пенсия  какая-никакая,  да  и  старость.
           "А  я  отклыдываю  деньги. На  старость  деньги?  Они  мало  что  дают. Нужно  общение  и   люди! Дети, внуки,  приёмные! Усыновлённые! И  они  потом  чтобы  себе  такую  строили  житуху!.. И это  надо  Полюшке  сказать.  Внушить! Ить,  бабоньки  хитрее  мужиков  и  планы  строят  каждую  минуту."

---   *  ---
             Хоби  был  у  всякого  болвана,  у  болванки  тоже  появился. А  может  и  не  хоби,  а  болезнь.  Вот  сколько  уже  суток  или  дней Аскольде  снислся  сон  про  песенку  Лили  Марлен,  которую  горланили  солдаты,  покоряя  африканские  пески,  европейских  проституток  и  просторы  средней  грязи  на  Отрадии.
             Её, Лили, Аскольда  уяснила,  любили  все  грабители  земли.  Тут,  правда, нет.  Кто  знал,  тем  запрещали  языком  болтать,  а  кто  не  знал,  те   провожали  на  позицию  и   ждали  с  огоньком  в  окошке. Девушку.  Не  ****ь.  Своим   здесь  верили.
             Зачем  Аскольду до  Марлен  тянуло? Лили  красивой  не  была,  а  песню  про  неё  любили.  И  не  только  мужики. Аскольду  тоже  к  той  Лили  завистью  тащило. Сама  Аскольда  в  юные  года   не  то  чтобы  красивой  слыла,  она  прекрасной  и  опасною  была!
             Тут  стоит  вспомнить  Ригу  летом. Он  как  про  те  моменты  выражался,  утверждая  опыт  многих  постра-давших  глоткой?
             "Если  красавица, в  ялда  влюбляется,  будь  осторожен,  триппер  возможен!" 
              Аскольда  же  про  осторожность  ничего  не  знала  и  партнерам  отдавала  всё. Ей  повезло,  даже  жеребчики  были  семейными,  к  тому  и  власть  была  за  то,  чтоб  Риге  летом  на  театральной  сцене  пели,  а  не  делились  трипперком.
                А  в  старости  у  женщин  исчезает  страх  к  перепихнину,  а  хочется  всегда  и  много,  как  перед  концом  всего.  Который  неизбежно  настаёт.
               Аскольда  Лёвапольдовна  была  жаднейшей  и  завистливой   на   это  дело. Ей  очень-оченно  хотелось  чтоб  и  про  неё  слагапли  песни,  как  о  сподвижнице  в  любви. Правда,  об  этом,  о  любви,  она  не  знала  ничего  почти  что,  путая  чувствительность  при  сборе  ползунихи  с  возможностью  утраты  человека,  с  кем  соединяла  в  жизни  всё.  Все  радости  и  горе. И  она  знала,  за  неё  супруг  отдаст  без  колебаний  всё.  А  всё  и  есть  вся  жизнь  ради  супруги.
            И  вот  как  по  заказу,  проводив  героя  и  возв-ратившись  в  Вернилох,  Дрючок  нарвался  на  Аскольду. Она  его  перехватила  у  въезда  на  центральную  дорогу,   когда  на  своей  "Волге"  Иван  въезжал  в  посёлок. Пришлось  остановиться  и  выслушать  разнос. А  успоко-ившись, пассия   взрыднула:
          -  Я   хочу   надраться  и  уснуть!
          -А  главное  забыла!  А  перепихнин?!
          - И  это  мне  необходимо. Куда  пойдём?  Ко  мне?
           - Пожалуй. У  меня  Полина  дома. И  тоже  ждёт  меня,  как  подлеца  или  страдальца.
          - А чё  ты  от  неё  имеешь?  Избавишься  когда?
          -  А  это, - хрена  по  колено! Какая  ни  какая,  а  я  её  люблю. И  точка!  А  то  не  посмотрю,  что  у  тебя  есть  щелка,  а  дам  по  морде,  как  разбойнику  и  мужику.
          - Разбойник  был  вчера. Да,  ты  не  видел,  на  меня  напали  и  хотели  перстни  отобрать. И  хорошо,  какой-то  членус  подвернулся  с  пистолетом,  и  стрельбой  халявщика  прогнал. Теперь  боюсь, хожу  без  перстней, с  порожнею  рукой.
          И  показала  голую  ладонь.
          - А  с  парнем  что,  в  которого  стреляли?  Говорят,  убили  наповал.
           Спрашивал  Иван,  выйдя  из  машины  и  пригл-ашая  пассию  туда  забраться.
           - Да  нет,  пришлось  мне  ехать  в  неотложке  с  ним  в  больницу. Милиционера  не  было,  он  позже  подошёл,  а  про  бандита  доктор  рассказал,  что  свежих  фаберже  для  него  нет,  а  прежних  пуля  раздробила  всмятку. Теперь  он  подлый  человек,  ему  иль  в  евнухи  податься,  или  писаться  в  маньяки.  А  там  поймают, - вышка,  самосуд.
            Дрючок  захлопнув  за  Аскольдой  дверь,  от  смеха  поперхнулся  в  лацкан  пиджака,  проворковав:
            -  А  я  Диролу  это  обещал. А  не  послушал,  блямбу  куда  надо получай!  И  за  зелёный  камешек, карбункул  ли  сапфир,  я  предупреждал. Чужое  ить,  чужого  брать  нельзя!  Беда  постигнет. Вон  хапают  повсюду, болезни  обретают  следом. Им  говорят:  от  жадности  ослепнуть  можно,  потерять  возможность  жить  нормально. Не  верят  холуи  Мамоны. И  кстати,  милая  моя  хоть  иногда!  Вот  тот  зелёный  камешек  бирилл  или  карбункул,  ты  где  приобрела?  Задаром  дали  эдакую  вещь?!
           - Можешь удивляться, но задаром. Правда,  раньше  ноги  раздвигала,  но  за  камень  уговору  не  давал. Карбункул,  говоришь,  зелёный. Всё  возможно  в  эти  вот  года! В  Якурии  недавно  открыли  трубку   при  алмазах  и  этого,  зелёного,  наверное,  нашли... Геологи  за  первым  делом те находки    относили  академикам  труда,   да  секретарям  обкома. А  там  полюбовавшись,  дальше  сообщали,  чего-то  прилагали,  а  что-то  забывали  и  бабам  отдавали. И  круг  пошёл  вертеться  без  конца. У  круга  нет  конца,  а  только  остановки.
            - Ну  да, -  сказал  Иван,  читая  чьи-то  мысли. - к  сокровищам  страдальцев  трамплиеров  из  святого,  как  его,  Грааля,  это  камушек  касательства  не  мает. И  раньше  толковали,  что  такой,  бывает  только  голубой...А  что?  И  верно. Сейчас  и  человеков  голубых  поразвели  до  хрена  и  до  лука.  А  что  касаемо  зелёных...Так  почему  же  - нет!?  Ну, женщина  же  просит,  и  ты  к  ней  снизойди! Ещё  какая  баба! Первого  секретаря  обкома  приволокла  к  постели! За  что  его  и  попросили  из  рядов. За  опущение  морали  в  щели,  где  тараканы  прячутся  на  день.
        А  дальше  он  подумал: "Да, если  спущена  Планида,  то  промах  невозможен. Всё  видел  смутно: темно,  и - силуэт. Я  целился  в  промежность, и  верно,  наугад.  а  говорят,  попал  по  яйцам. Что  я  попал  в  мошонку,  то  случайность  для  меня.  А  для  него - судьба?"
           - Ты  с  кем  это  бормочешь?  Бабки  подбивая,   цену  узнаёшь?  Базар  развёл. А  раньше  скупердяем  не  был.
           Почти  что  засмеялась  его  временная  пассия  Трескова.
            -Да  я  про  секретаря  обкома. Он  разве  в    аморалах   состоял?
             - Ну  ты  даёшь! А  ежели  президиум  считать  рядами?! Но  видишь,  рано  он  попёрся  в  демократы. Те  жопы  подставляют,  а  потом  ужо  смокчуют  ртом. И  пачкают  природу.
             - Вот  видел  я, -  сказал  Иван,  поддерживая  тему, -  показывали  этого,  который  изобрёл  неядерную  бомбу,  а  с  нейтрино,  и  требовал,  чтобы  её  спустили  на  наших  дураков,  что  в   Лучеграде,  да  и  кругом  в  Отра-дной! И  как  понять  такое?  Получается,  что  этот  Цукерман   дурак,  и  даже  круглый,  раз   всех  пускает  под  гребёнку?
              - Да  щас,  Ивашка  к  простаквашке,  дураков  разводят  специально. Чтоб  не  мешали  боговать. И  хватит,  Ваня,  едём! Я  жрать  хочу  и  спать!
              - И  прочие  потребы, - заключил  Дрючок,  бросая  на  железку  ногу  и  предлагая  нужный  интерес. - И  как   насчёт  перепихнина  на  нынешних  фронтах,  среди  возимых  на  показ  героев?
                - Они  женатые, - вздохнула  писантеса. - К  тому,  этот  уже  старенький  совсем. Не  поддается  сотворить  интимную  погоду  на  его  душе. Он  говорит:  я  отбыл  на  войне  отпущенный  планидою  мне  срок  и  верен  был  жене. И  Родину  не  предал,  а  это  уж  вдвойне  геройство!  Поэтому  не  соблазняй,  изыди,  пожалей  не  думать.  Он  этот,  что  зовут  моржовый  пень,  давно  на  полшестого  указует  висняком, тебе  он  только  пососать  с  горчичкой  или  с  мёдом,  а  мне  с  него  ещё  поссать...И  жопкой  повернулся  на  диване  мне, старенький  герой.
                - Фу-у,  какие  каверзы  суёшь! -  Как  будто  бы  от  дыма  отмахнулся  дланию  Дрючок. -  И  в  каждом  обороте  речи  порнография  видна.  Героев  в  этом  деле  ты  не  тронь. Аскольда  и  нахалка, а  то  неудовольствиев  схлопочешь,  сколько  даже  не  захочешь,  и  лично  от  меня! Ты   рождена,  чтоб  сотворять  детей,  а  по  свободе  делать  всё,  чего  захочешь. А  мужику  завещано  отчизну  защищать. Где  вы  живёте,  землю,  и  колыбелечку  с  дитём.  А  это  тоже  много  и  к  тому,  что  надо  и  жратвы  достать.  Тебе,  себе,  родителям  и  прочим. А  что  старик  тобою  пренебрёг,  так  то  закон  природы.  Ты, правда,  только  писантеса  и  многого  не  можешь  знать. А  надо  уяснить  давно,  что  не  бывает  в  жизни  ни  живых, и  ни  гутаперчивых   хреномобилей.  Когда-то  и  тебе  придёт  звиздец  на  многие  моменты  возжеланий. Конечно,  можно  написать:  умру  за  это  и  некоторые  спьяну  просят  написать  на  половинках,  но  такие  извращения - болезнь.  Им  ещё  при  жизни,  место  рядом  с  койкой  в  желтом  доме  с  херром  Ницше... Ага,  постой,  я  выйду-ка  отлить,  а  то  приспичитло,  хоть  вой. А  ты  постой.
              Он  вышел  из  машины  и  вернулся  погодя,  и  постоял,  оглядывая  небо  и  куря. Потом  продолжил  монолог  или  допрос.

                ---  *   ---
              Трогая  за  краеешек  джерси  жакета  Лёвапо-льдовны,  Дрючок  как-будто  усмехнулся:
               - Но  интересно  про  танкиста,  который  Прагу  покорял.  Как  он стоял  перед  проблемой?  Насколько  мужества  хватило?  Молодой, который  раньше  был,  чего?  Кобенится  и  строит  непонятку? И  тоже  держит  марку? Насколько  помню  разговор, он  к  смерте  относился  с  разнарядкой  от  везухи. Ему  ить  повезло  и  только.  А  что  стрелял  по  тиграм  и  пантерам, так  то  ж - война.  А  как  он  пред   формами  твоей  конструкции   стоял? Хотел,  но  всё-таки  сдержался?
               - Какое  там,  сдержался?! Двумя  руками  гнул,  не  поломался! Нет,  он  не  устоял  перед  улыбкой  женщины,  довольно  пожилой,  но  зазывной. - Писантеса  опустила  взгляд,  себя  чтоб  оглядеть,  стареющие  формы,  и  малостью  вздохнула.
               Дрючок  соединился  интересом  и  тоже  оценил  утраты  патронессы,  и  в  заединство  с  ней,  по-больше  вохдуха  глотнул. И  уронил  с  печалью:
                - И  ладушки  о  том.  К  вопросу  перейдём  другому.  Как  нам  с  тобою  мочь?  Перепихнин,  само  собой,  то  сбросить  при  давлении  напругу  и  удово-льствия  схватить. А  как  тебе  помочь,  как  сапиенсу  хомо? Живешь,  по  виду,  безоглядно,  а  дни  идут  и  старость  подступает. Раньше,  если  что,  так  профсоюз  помого  бы  с  толкачём  от  партии  руководящей,  а  ныне  разговоры  о  другом. Даже  схоронить  останки   без  проблемных  хлопот  невозможно. А  ежели  с  деньгами  худо,  на  мели? И  муж  далёко,  хрен  даже  не  знает, где. Детей  не  завели,  всё  приглядались  друг  до  друга,  осилят  ли  нагрузку. А?
               - А  ты  детей  имеешь?  Наблюдатель! 
                На  чувственные  губы  без  покраски,  она  повесила   сарказм.
                - Уже  имею,  друг  мой  ненасытный  на  вопросы. Своё  Полина  завела,  да  двух  из  беспри-зорников  пригрели.  Уже  опора  в  старость! Так  думается  нам.
                Она  остановилась  и  спросила:
                -Ты  слышал  о  Мурлин  Монро?
                Иван  остановился  тоже,  посмотрел  на  патронессу  и  пожал  плечами.
                - Мандро  у  нас  бугор  в  артели  прии-сковой, и  заодно  разбойник  подворотный. Ну  и  герой  при  ловле  мандавошек. Но  ты  спросить  хотела  про Марлен,  которая  Лили? То  выдуманная  дама  для  солдат,  заместо  онанизма. Они  много  стреляют,  а  вчера  в  тебя  могли  стрелять?  Ты  потому  с  напругой  на  лице?.. И  брось  бояться  смерти. Разница  у  нас  в  годах  невелика,  ты  старше  лет  на  десять.  Ну  и  что? При  нынешних  порядках  разнарядки  нет. Я  всем  талдычу:  завтрашнему  дню  надежды  нет. И хорошо  усвоил,  что  ежели  в  больничку  попадёшь,  то  невезуха  полная,  большая. Друзей  бывает  мало,  это  точно,  а  вот  приятелей  моих  убрали  случаи...Как  кто  в  больничку  попадал, даже  намедни, оттуда  мало  кто  благодарил  деньгами  слуг  для эскулапов. Почти  что  всех  несли  копытами  вперёд. Как  будто  там  дежуриный  от  Кондратия  сидел,  и  в  кондуите  птичку  ставил  на  проход  без  обиняков. И  потому  себе  ты  уясни,  что  добровольно,  даже  с  болью  небольшой,  туда  не   надо  простыни  нести. 
                Перемогись  и  точка! Эт,  ежели  желание  осталось  поглядеть  как  справятся  с  задачами  пограбить,  партикулярные  свищи. Ты  не  забыла,  что  это  такое  в  народном  разговоре?  Ну  да,  нарыв,  фурункул  от  простуды,  гнойный  свищ  на  самом  неудобном  месте. Скажем,  сзади,  на  ягодном  просторе  двух  полян. К  тому,  заразы,  и  болючие  какие! Они  и  есть  нарывы  на  народном  теле. Их  мало,  если  рассуждать,  а  вот   прогнать  тую  досаду  не  очень-то  и  просто.
                А  дамочек  Марлен,  Монро,  а  то  и  Дитрих,  с  этой,  как  её,  брезжит  бордо  за  горизонтом? Я  виноват,  но  мне  хватает  и  своих,  без  этих  забугорных  штучек. Оставь-ка  их  в  покое.  Я  как-то  тоже  интерес  свой  посвятил  такому  делу.  И  изучил,  что  песенка  та  западным  министрам  пропаганды, ширма  неплохая,  для  армии  механизированных  убийц. У  фрицев  в  те  военные  года,  как  и  повсюду,  про  новостя  кино  крутили. Показывали  взрыва,  гибель  городов,  людей  и  свастикой  махая, на  танках  ехали  солдаты  фюрера,  крича,  свистя  и  слушая  раскаты  марша  этой  самой  миленькой  Лили. Зубами  рвали  сваренных  намедни  куриц, глотали  яйца,  и  если  вдруг  команда  поступала:  Ахтунг с  фраером!  Стрелять! Курицу  бросали  и  стреляли  по  нашим  деревням  и  населенным  пунктам. Когда  катили  с  песнями  сюда. А  вот  когда  обратно  их  турнули  сапогами  в  зад,  они  запели  о  другом.  Слова  вот  вспомню...Нет,  хотя... Слушай,  как  он  плачет,  военный  хулиган... Лупят ураганным, Боже помоги, я отдам Иванам  шлем  и   сапо-ги...  Вишь,  босоногим  оставаться  возжелал,  но  чтобы  дали  пожевать...Курицу  ему  навряд  ли  поднесут,  а  с  маслицем  шрапнели  накладут... Правда,  я  припомнил,  к  такому  выводу  и  Бордовый  руку  приложил,  как  переводчик,  но  против  я  не  буду,  как  и  ты... Так  ты  поняла,  старая  подруга,  что  унывать  не  нам  пора,  а  прочим. Нам,  пистолетом  хвост  держать!  И  слушаться  природы!  Любви,  когда  война  идёт,  не  будет. Обычный  сброс  дурной  крови  и  только. Так  и  с  Лили  и  всякими  Мурлин  Монро.  Война  осто...отгрызла  всё! Им -  об  колено  всякие  припарки, им  мир  подай,  а  вот  тогда...
                Одной  Марлен  и  тысячей  Лили  не  хватит,  чтоб  жизнь  благословить  под  красками  бордо!
             А  удовольствие  раскинутым  ногам  венец  увидев, ты,  Аскольда,  в  панику  рванула! Не  подумав,  что  жизнь  не  колесо,  где  нет  конца. У  жизни  есть  финита. А  песенку  Лили  Марлен  тем  чувствам  отвечала,  что  имели  от  неё  солдаты. В  бою  перепихнин  им  невозможен,  но  хочется  всегда. Особо  после  дела,  в  остановках.  А  потому,  пошли-ка  мы  в  кровать...И  отдыхать.  А  прочее  потом,  как  отдохнём. Мы  не  солдаты. И  ещё  раз  кстати! Я  предлагаю  тебе денег,  так,  на  трудности  возможные  в  быту. Наличкой  и  в  уе.  Немного.  Много  вредно  будет  с  ними  жить  и  думать, куда  их  применить.
              - Не  надо  много  думать,  а  денег  дай.  Пяток  кусков  мне  под  подушку. Чтоб  слёзы  проливать.  Умора! У  меня  есть  родной  муж,  фамилию  его  имею! И  как  на  это  посмотреть?  Я  разве  проститутка?
              - Послушай  Лёвапольдовна,  углохни.  Мы  много  громких  слов  сказали,  но  денежки  возьми.  Не  всем  я  предлагаю  от  души.
               - Ну  ладушки,  пошли.  Положишь  под  подушку.   Ты  как  на  это  смотришь?  Я,  знаешь,  что  удумала?  Про  эти  деньги  мужу  расскажу  и  вас  между  собой  сведу. И  посмотрю,  как  мой  Аркаша  будет  квасить  твою  рылу.  Или  только  нос.
                Такое  вот  сказала  и  посмотрела  не  смеясь.
                - От  женщины  всего  можно  увидеть,  уди-вляться  мне  не  стоит.  Я  слишком  хорошо  к  вам  отношусь. Ить  женщина  любая, когда-то мать,   исклю-чений  мало.  А  мать  для  всех  святое.  Но   вы  борзеете  всерьёз  и  норовите  под  сапог  устроить  мужа  или  пахаря,  что  не  оправдал  надежды.. А  на  хрена? Для  удовольствия  минутой посвящения  в  холопы?.. И  ладу-шки,  я  терпелив, а  вот  характер  сволочной  имею. И  вдруг  накатится  нужда,  руки  я  не  подам. Тоните  к  богу. Вы  на  учёте  там  давно.  Да  и  характеры  такие  бесно-ватостью  зовутся  у  народа. Смешно,  но  кажется  мне  ныне,  когда  вы  запускаете  в  себя  впиханца,  вы  мысль  качаете,  что  беса  гоните,  он  вылезет  и  более  не  будет  досаждать. 
             Ещё  хотел  сказать  про  что-то.  Ага!  Вот  твой  Тресков  начальник  партии  давно,  а  я  был  в  партиях  геологов  других,  но  на  подхвате. За  выпивкой  ходил,  тут  врать  бесславно. А  у  меня,  к  тому,  на  небе  боженя  Перун-Пердун  и  он  же  Громовержец,  и  вдруг  обрушит  с  грохотом  водички,  тогда  держись! А  чем  согреться,  вдруг  продрог? Вот  за  тем  и  бегал! Так  я  тебе  напоминаю  про  мифические   громы  с  неба. Хочешь,  тони  сама,  других  не  подбивай. И  не  забудь  попробовать  схватиться  за  стрелу  из  молний  старого Перуна. То  не  соломка,  но  может  и  поможет  мысли  прояснить.

                ---   *  ---
           Полушкин  из  согласных  мужиков  сгарбу-зовал  бандитское  отродье  в  кодлячий  коллектив. Во-первых,  перестройка  охватила  всю  Отрадию,  а  во-вторых,  тут  Север,  где  за  холодрыгу  платят  без  обиды,  а  тратить  деньги  некуда,  при  обхождении  в  житухе  малым  спросом  на  бытьё. И  лишних  денег  по  заначкам  накопилось  много. При  том,  что  местные  ребята  из  янутов,  тургусы,  да   и  чобчи,  и  при  Отрадных  тратили  деньгу,  однако,  разве  что,  на  водку. Но  раньше  в  тундре  и  тайге  менты  смотрели  строго,  чтоб  лишнего  за воротник  не  заливали. Теперь  смотрителей  за  всяческим  налогом  судьбина  времени  смела,  а  деньги  загребает,  без  запаха  милитаризма,   партикулярный  рынок.
             А  вор  давнишний,  но  в  законы  посвя-щённый,  с  кличкою  Мандро  внедавне, мужик  был  даже  претолковый, - ну  не  возьмут  же  в  бригадиры  дурака! И  вид  имел  простолюдина-русака,  как  многие  носил  на  морде  волоса.  Под  Буранжу-француза,  который  снова  в  модники  попал.  И  этот  не  дурак,  а  Глеб  Полушкин,   на   этой  паралели  долго  пребывая,  многое  учёл. А  с  некоторых  пор  прикинул  глаз  на  Сандрыча  Дрючка  и  уводить  не  стал  из  круга  интересов.
            "Его  б  заначки  вытащить  на  свет.. А  вдруг  в  задумке  нет  ошибки  и  литератор  сбагривает  людям  самогон  не  зря. У  тутошних  туземцев  есть  не  только  деньги,  водится  у  них  песок  и  самородки!  А  ну-ка  я  с  ребятами  к  нему  загляну,  общупать  все  карманы  и  подержать  при  яблочке  кадык."
             А  перед  тем  он  из  далёка,  аж   из Напха-ева  Дрючку  по  телефону  ляпнул:
                - Мы  щас  придём,  а  ты  там  приготовь  на  что  нам  глянуть,  чтоб  стыдно  уходить  порожняком  не  было. Баксы  разложи  и  эти, с  песочком  чтоб  сосиски,   нашенских  рублей  в  наволочку  для  подушки  поднабей.
            И  вскорости Полушкин  с  парою  бандитов  сделал  Ванечке  визит  в  комнату  барака,  с  просьбой  поделиться  толикой  майна, Дрючок  от  разговора  отказался.
             Сослался  на  участие  в  культуре  для  района, в  свободное  от  прозаических  занятий  время,  в  качестве  собкора  у  газеты,  и  публикаций  в  альманахах  опусов  на  злобу  продвижений   перемен.
            Бугор  бандитов  по  натуре  славянин,  хотя  имел  набор  побочных  предков. А  потому  не  только  был  находчив,  но  не  гнушался  показать  и  гонор  шляхетских  кровей. Их,  кстати,  в  тутошних  местах  набралось  много. К  тому,  после  работы  отдыхая,  приноровился  Глеб  Полушкин  смотреть   в  кинокарти-нах  голливудскую  и  всякую  муру. И  находить  в  них  иногда  зерно  без  плевел.
             И  он  таскал  с  собой  те  зёрна,  а  оттого  на  жалкий  лепет  Александрыча  Дрючка,  Полушкин  ухмыльнулся, с товарищами  переглянулся  и  из  сакво-яжа  вытащил  секатор, помощника   для  отдыха  на  даче,  при  удалении  ненужной  дерезы. На  юге  виноградник  обрезать,  а  тут  из   флоры  паразитов  извлекать.
            - Этот  инструмент,  Ванюша,  нам  служит  помогайлой  при  делах.  А  в  этом  случае  вопрос:  чего  к  тебе  припёрлись? Ванечка,  ты  сам  признался,  что  имеешь  дело  с  гонорарами  от  опусов  в  литературе,  а  на  книжном  рынке,  как  теперь  и  всюду,  почти  бушующий  аврал. Нам  денюжки  нужны,  Ликсандрыч,  ну  просто  позарез! Ты  с  нами  поделись  доходами,  ну  и  катись.  Мы  пивка  пойдём  попьём,  а  ты  садись  к  столу  и  на  убытки  сотвори  замену.
             Иван,  конечно,  понимал,  что  Глеб  Полуш-кин  сволочь,  и  по  уму,  не  явится  сюда  за  ради  интересов  с  гонорара. Работают  обок  они  давно  и  Дрючок  когда-то  прокололся  языком. Да  и  доходы  от  сивухи  в  прошлые  года  имели  место  со  значением  в  итоге. Ну  и  другие  способы  прибавить  кое-что  в  заначку  не  избылись.  А  потому,  Ивану  надо  было  и  подумать  в   перспективу.
                Для  ускорения  процесса  понимания  момента,  Дрючок  имел  в  запасе  и  ферменты,  в  виде  нескольких  осколочных  гранат.
             И  он  сказал,  оскаливая  зубы,  и  злобы  на  нахальную  халяву  не  тая  в  очах.
              - А  ты  горбушка  от  Мандра  напрасно  позабыл  присказку,  что  на  чужое  рот  не  разевай. Ты  что,  в  бандиты  записался? И  вправду  надо  думать  это,  раз  припёрся  с  шакальём.
          И  посмотрел  на  подмастерьев бригадира, вертухаев,  с  харями  внушительных  размеров. Но  без  лишнего,  без  сала.Работа  не  сидячая  у  них.
            - Ты,  Ваня,  думай  поскорей. А  то  могу  кусачики  на  дело  запустить  по  отношению  к  мошонке. Меж  ног  твоих  торчал  дрючок, а  клацну, и  получится,  нет,  не  мешок, обыкновенная  авоська! Порожняя, Иван!  И  выйдет  евнух  из  тебя,  в  гаремы  выросших   в  Сим-билии  султанов.
          Дрючок,  скрывая  гнев  угнулся,  и,  сказал:
           - Ну, хорошо. Ты  сколько  хочешь  для  гарема?
           - А  сколько  в  хате, - все! Ты  наживёшь  ещё!
            Повеселел  не  только  голосом  Полушкин.
            - Выходит,  Хлебушка,  твоя  взяла. Я  сдался,  но  все  же  ты  подумай. Да  и  вы,  охранники  души  его,  своих,  да  и  моей.
               С этим  разговором  хозяин  хатки  подошёл  к  комоду,  дотронулся  рукой  до  ящичка,  лежал  который  на  виду. И  он  сказал:
             -Ребятки,  посмотрите. Вот  шкатулка,  в  ней  всё  почти,  нажитое  за  все  года  моей  персоной. Тут! - И  пальцем  указал  на  ноги  под  себя. - Откроете, -  всё  ваше,  а  не  откроете - труба! Которая  туда! - И отстра-нившись  на  немного,  показал  туда,  на  потолок,  где  сверху  небо,  с  Генеральным  пастухом. - Приступайте,  щупайте,  смотрите. Но  я  предупреждаю,  надо  думать. И  может  быть,  подумав,  и  уйти  отсюда  с  миром.  И  живыми! А?
           И  посмотрел  на  ихнего  бугра.
        Бандиты  малость  растерялись,  понурились  и  стали,  верно,  думать. Даже  пробовать,  ощупывать    виски. По  виду  не  сказать,  что  тут  гунгузы. Казались  работягами  и  только. Гастарбайтеры, то  бишь,  шестёрки  у  хозяев  за  жратву.
         Глянули,   что  думает  и  как  решит  бугор. Тот  оборотился,   взглянул  на  выход  и  сказал:
           -Уйти  без  ничего,  мне  не  годится. Ребята  не  поймут. Пожалуй,  мы  возьмёи  с  собой  шкатулку. Ты  на  это,  Ваня,  как  глядишь?  - занудливо  сказал,  с  запрятаной  под  спуд  подначкой,  и  поглядел  зо  злом  Мандро.
             - Так  это,  Глебушко  халявщик!  Там  же  тоже  надо  открывать...Ты  станешь  вызывать  сапера  или  ангелы  отправят  за  добычей  в  небеса? 
             Иван  привычно  сделал  мину  маленького  смеха,  хмыкнул.  А  хмырь  Мандро  немного  удивился:
             - Ишь,  ты!  Забил  снаряд  он  в  пушку  туго. Там  что,  граната  у  тебя?
              - И  не  одна,  а  две. Одна  пехотная,  чтоб  вызвать  детонацию  другой. Которая  для  танка. И  хатку  нашу  разнесёт,  если  не  так  с  ней  обойдётесь.
              - Ишь  ты,  проказник  наших  забулдыг! -  проговорил  бугор  и  сплюнув,  в  сторону  порога  тронул  стопы. - Тогда  мы  двинули  к  себе.  Пошли,  ребята.  Потом  обдумаем  вопрос.
            - Ещё  одно  желание,  бугор,  -  остановил  их  Ваня. - Я  дам  бумагу,  ты  напиши  мне  имя  прохиндея, который  указал  меня  как  крупную  козявку  для  битья. Ему  я  дам  в  рога. Согласен? Тогда  рисуй  мне  указивку,  а  я  потом  подумаю  серьёзно,  возможно  и  возьму  тебя  с  бригадой  мужиков  к  себе. Но  тоже,  ить,  в  шестёрки!
             - Добро,  подумать  надо.  Я  опосля  тебе  бумагу  отпишу. Пакедова  пока, - нахмурясь, выдал  рас-писание  Полушкин.
            И  вышли,  неторопясь,  гуськом. Но  ози-раясь.
             Дрючок  во  след  им  поднял  руку: "Хай  вам  литра!  Но  потом"
             И  усмехнулся,  взглянул  на  старенький  комод,  потрогал  шею. На  ней  в  раздумиях  всегда  сидела  Кнопка,  готовая  подать  мыслю. Она  и  щас  была   на  вые,  но  одобряя  обстановку,  промолчала.
            На  видном  месте  на  комоде  была  ещё  одна  граната. Ручная  и  зелёная,  тяжелая, но  против  танка. Когда  пришли  бандиты  и  дело  изложили,  Иван  взглянул  на  руки  молодцов.  Нет  ли  пистолетов?  Оружие,  конечно,  было,  но  в  карманах,  а  это  хорошо. В  противном  случае  пришлось  бы  выдернуть  кольцо  у  них  в  виду,  а  это  напряженка  и  угроза  жизни  сапиенсам  в  хомах.
             Хозяин  комнатки  вздохнул  и  у  стола  присел.  Налил  наливочки  немного  из  графина  и  взял  на  грудь. Сычугом  от  оленя  закусил,  затем  брюшка  куснул  лосося. Подумал:  хорошо,  что  не  было  Полины,  работала  она,  а  он  переживать,  когда  один  при  обстоятельствах  суровых,  успевать  не  мог. Отсут-ствовало  время. 
            А  Кнопка,  промурлыкав,  спрыгнула  с  плеча,  для  глянуть  тоже,  чем  перекусить.

                ---  * ---
             А  в  доме  у Дрючка,  Иванов  подсобралось,   помимо  сторожа,  собаки  да  кота! Премного.
             Иваны  пацаны:  Первый  и  Второй. Эти  взяты  с  улицы,  бездомны,  безнадзорны.  Первому  по  осени  наведываться  в  школу,  Второму -  год  спустя. Родители,  по  разгильдяйству всяческих  президий   в  руководстве,  да  и  Долдона,  ушедшего  досрочно  на  покой  в  пенсионате,  остались  без  работы  по  закрытию  ремонтного  завода,  и  потихоньку  спились, и  удалились  в  мир,  возможно,  и  нелучший  и  дурной, но  и  бесслёзный.  По  отсутствию  забот.
           И Полинка поднадувшись,  родила девочку Иванну! Которую  вручили  на  поруки... Кнопке, покудова Иванна  подрастёт  и  малые  сменяют  должностя.
           Дрючку  теперь  на  вилле  было  защишать  кого  и  он  о  том  заботился  немного.  На  бельведёрский  выступ  поставил  пулемёт  и  затащили  пушку  на  сорок  пять  мэмэ.  Для  уважительного  виду  и  острастки. 
            А  про  свою  особу,  заботу  вовсе  малую имел.
             Но  иногда  он  останавливался  в  сенцах,  оглядывал  округ  себя  и  хмыкал. Себя  он  не  любил  ни  в  фас,  ни  в  профиль, у  зеркала  стоянку  делал  редко. Даже  глянуть  как  сидела  шляпа. Нефотогиеничен  и  интеллигента  ни  на  нюх.  Кнопка,  нюхавши  его,  чихала. На  вилле  были  и  другие  зеркала,  а  в  кабинете  и  трельяж, но  не  прельщали  поглядеться. И ладушки, себя  он  не  боготворил, - обычная харизма,  даже  кирпы  нет!
                Парсуна  так  себе, а  физия  смотрелась,  вроде, сносно. Особено,  когда  глядишь  на  профиль! И  ежели  чего,  его  б  неплохо  тиснуть  на  монеты  римских  императоров,  вплоть  до  знаменитого  Нерона!  Или  августейших  из  других.  Вот  щас  бы  нумизматы  трогались  с  ума!
                Ещё чего?...Полина... С нею  обвыкался  и  любил. А  Кнопочке  душою  отдавался. Ещё  бы! Кнопо-чка  сама  соображает  ещё  как!  А  сделать  лапками  не  сможет. Она  не  человек! А  хомос  сам  себе  сварганить  сможет  даже  лисапет!  Поэтому  любить  надо  животных  крепче!
             И  вдруг  ему  на  виллу  звякнул  из  Агадска  Буремглов!
              Вот  с  кем Дрючок  пересекался  по  делам  дово-льно  редко,  его  совсем  немного  и  неверно  знал,  но  про  кое-что  проведал  и  теперь  по  голосу  узнал.
             - А-а, Николай  Степанович Огинский!  Вам  отсюдова  привет! Я  как  услышал, как  звучит  твой  имярек, Степаныч,  так  сразу  мне  приплёлся  Прушкин. Буря  мглою  что-то  кроет. И  правильно  он  делал,  кто  псевдоним  тебе  приделал.  Фамилия  звучала  б  лучше,  но  явно  напоказ. И  ладушки,  и   наливай  мне  в  уши  побасёнок  насчёт  строительства  реформ  Хапкофича -  Нефсоффа,  при  этом,  как  его, Гад  Дай!
                Иван  прижал  до  уха  трубку  телефона,  пригладил   с  лаской  Кнопку,  она  в  ответ  лизнула  на  виске,  наверное,  чтоб  лучше  думал. Или  от  любви  до  хомоса,  единственного  друга.
            А  телефон  с  грозою  доводил:
             - Чего заводишься, Иван?! Забыл,  что  делал  с  ними  Пенкин,  провожая  пароход  в  один  конец? Интеллегенцию  гнилую,  их  мать  такую,   надо  было  ставить  к  стенке,  если  даже  в  марте,  то  многими  годами  раньше. Когда  мы  были  в  необдуманном  проекте.  А  раз  прошляпили  тогда,  пущай  теперь  роняют  нюни  на  приватные  гробы.  Войну  ни  ту,  ни  эту,  развязать  мы  не  могли,  хотя  живём  при  партизанском  быте. Но  и  тебе  пришёл  черёд  забраться  пятерней  на  репу  и  хорошенько  почесать. Мне  не  велели,  я  сам  прошёл  по  версиям,  а  чтоб  запомнить  вывод,  на  платочке  узел  завязал...  Да  вот,  гляжу  на  узелок  и  глажу!
            К  тебе,  с  задачей  хапнуть  всё,  что  ты  имеешь,  наладился  с  бригадой  сам Полушкин  с  кличкою  Мандро. Да  нет,  ты  не  играй  словами,  ты  это  знаешь. Не  лимон,  ни  мандарин,  до  этой  степени  ему  далёко  и  высоко.  Но  возомнил!  Бандюги  на  Востоке  хотят  в  султаны  перейти,  а  наши  оторвилы  наметили  в  гунгузы  и  в  Пол Боты  забрести.  Его  абреки,  этого  Мандро,  как  я  понял,  почти  что  поголовные  садисты.  Наш  недозрелый   апельсин  из  числа  таковских. Вот  и  корень-то  в  словах.  Но  это  ты  же  шелкопёр,  так  разбирайся,  но  корень  же, - манда,  мандро! Затем  не  царедворцы  с  подлипалами,  не  дон  Базилио,  не  фон  Барон,  и  не  писатель  де  Базар,  заметь,  не  рыной!   Или  там,  сэр  Гондон,  а  то  и  сан  Ли  Си  Цын.  Простые  князи,  что   вылезли  из  грязи,  как  ложные  грибы!  Да  ты,  я  вижу,  тоже  прицепил  себе  большого   сана! Туда  наметил  тоже  перейти?
           - Ну  ты  даёшь! Александр-то  мой  отец! А  я уже  Иван  и  Сандрыч! Вишь,  звучит.  Напоминает,  что  большой,  Иван!  Не   прусский. А  македонский  тоже  мне  не  нужен. Тот  завоеватель,  а  я   безвредный  гра-фоман.
            - Да?  Ну  славненько,  тогда  продолжим  наставленья. Так  вот,  он  посадил  бандюг  на  угнанные  джипы,  вооружился  хорошо  и  есть  максимы,  да  и  попёр  колёсным  ходом,  чтоб  время  не  терять. Пожалуй  что,  по  зимнику  он  миновал  уже  якуров  и  транзитом  чешет   в  Лучеград  по  главной  трассе.  У  слива  двух  великих  рек   он  завернёт  к  тебе,  за  пазухой  при  чёрной  метке.   Готовься,  будь, пока!
            - Да  нет,  товарищ  Буремглов-Огинский, постой,  вопрос  образовался,  чтоб  тебе  покушать  марцифану! Они   по  трассе  насухую  станут  гнать  и  там  нельзя  им  будет  стопсигналы  показать? Я   правильно  понЯл?  Или  как  надо, я  пОнял? Этот,   просто  Филя,  который  ел   басы  баяна,   всегда  вопросы  эти  ставит. А  зачем?  Что  тёмный  он  в  простых  делах,  то  видно  сразу. Вон  уже  куда  страну  завёл! Я  прав  или  в  заскоках?
               - Когда  тебя  хотят  заставить  повернуть,  сменить  дорогу,  ты  говоришь, читал,  как  закаляли  сталь,  и  там  всё  есть.
               - Теперь   добавлю.  Я  читал  и  "Всем  смертям  назло". Это  не  Корчагин,  но  по  времени  мужик,  как  раз.  Сюжета  пересказывать  не  стану,  найди  ту  книгу  и  читай. Она  в  семидесятых  прогремела. Потом  покойники  пошли  и  интересы  жизни  за  собою   унесли. Да  и  автору,  я  слышал,  повезло. Перестройку  он  душой  не  принял,  а  поплевав  под  ноги,  выпил  кофейку  и  сколько  надо  водки,  да  и  удалился.  Он  знал,  что  его  сердцу  при  таком  раскладе  полная  хана. Ты  всё  же  почитай.
                - Ладно, убедил. Найду  и  почитаю.
                Но  Иван  Дрючок  не  торопился,  швырнул  бычка  и  дёрнулся  плечом.
                - Культурологи  из  хрена!  Как-то  я  слыхал,  как-будто,   знатная  тогда  мадам Фаина,  осудила  за  игру  в  кино  про  сталь,  довольно  молодого  продви-женца  из  тогдашних  корифеев  по  кину.  Или  просо-чился  трёп,  в  угоду  переменам   жителям  светлиц?  Уже  сидел  там  Хрущ. Ты  мнение  имеешь?
                Огинский  почесал  в  брови,  вытряхивая  перхоть,  и  тоже  ворохнул  плечом.
                - Я  краем  уха  слышал  этот  казус. И  хрен  бы  с  ним,  то  дело  режиссёра,  но  ежели  сказала  Фая,  надобно  подумать.
                - А на хрена!? - тотчас  откликнулся  Дрю-чок. - Такое  она  выдала  на  свет?! Что  она  давно,  бесповоротно  недовольна  жизнью,  все  знают  наперёд.  Но  виновата  не  житуха, - в  зеркало  гляди!  Я  тоже,  как  и  все,  и  очеь  сильно  уважаю  ту  персону  как  акртрису,  человека,  наконец!  А  вот  как  бабу, - нет!  А  я  не  херувим  с  иконы. И  никогда  зароков  не  давал  не  согрешить. Женился  потому  я  поздно  и  случайно.  Не  пораскинь  мне  ножки  просто  так,  без  принужденья,  одна  дама,  я  бы  и  сейчас  ходил  с  протянутой  рукой   до  хрена  яйца  почесать.. А  если  откровенно.  Любая  баба  ли  девица,  дама  иль  мадам,  должна  понравиться  лицом  и  статью! И  я  ей  тоже! Года  потом  обсудим  ли  осудим,  но  вот  природа  такова!
                - Ну,  хватит,  хорошо  и  будя! - Катего-рически  остановил  его  тирады  звездочёт  из  тайных  расстановок  буден,  товарищ  Буремглов  или  Огинский. - Об  чём  договорилсь,  что  мы-то  делать  будем?
               - Ну,  ты  опять  по  голове  глючом! Пускай  сначала  он  доедет,  а  уж  потом  расставим  запятые  или  точки.  Покуда  я  подумаю  и,  может,  что  придумаю, - задумчиво  приглаживая  Кнопку,  проронил  Дрючок. - А  щас  я  жрать  хочу.  И  очень.
            - Всё  так,  Иван,  ты  молоток  и  вывод  твой  толковый.  Они  вдруг  озверели  и  плюнули  на  всё!  В  их  душах  жадность  победила! Они  станут  спешить,  Полушкин  их  подгонит.  А  вот  на  месте,  у  тебя  в  палатах...Но  принимать  их  там  тебе.  И  обслужить  как  надо. И  помни,  деньги  те, которые  ты  нажил  и  хранишь,  чужие,  нужные  стране.  Немного  погодя,  Лукавый  им  определит  дорогу. Ты  знаешь,  кто  таков  Лукавый?.. Вот,  то-то  и  оно! Ну,  всё!  Пока!
           И  выключил  шарманку  связи.


---   *  ---
           Ну  что  же,  связь  пропала,  а  мысли  при  себе. Дрючок,  как  временно  смотрящий  от  приора,  имел  каналы  убеждений  и  приказов  в  пределах  интересов  перестройки  государства  на  другой  дороге.  А  как  смотрящий  паханов,  но   в   пользу  общака,  имел  оружие  и  право,  если  надо,  применять  бесспорно.
            И  он  велел  отправить  по  цепочке  почто-вым  телеграфом  распоряжение  убрать  с  торговых  точек  всё  питьё. Из  тех,  что  возбуждают  кулаки  и  не  дают  подумать  при  перекидках  в  дураки. А  пиво,  брагу,  кока-колу,  фанту,  квасы-щи  и  джины  с  элем, -  хоть  залейся  и  выливай  через  штаны.
            И  стал  готовиться  к  приёму  ожидаемых  гостей.  И  изготовил  несколько  сюрпризов. И  гости  прибыли,  их  расселили,  где  и  как  хотели,  и  приг-ласили  даже  гейш  для  ублажения  телес. А  бригадиром  средь  лореток  Ваня  Полюшку  назначил.  И  велел  не  баловать,  а  ушки  колышком  держать.
            - Вы  там  смелее  языком,  руками  пусть  пообнимают  и  много-много  пьют. И  клофелину  не  жалейте,  но  чтоб  не  чересчур. А  то  исход  возможен  тленный. И  ежели  кому  из  девок  толкунов  не  хватит, Иван,  из  сторожей,  пускай  пожертвует  своих. А  как  они  носами  в  стельку  ткнутся,  займитесь  их  волынами  да  пушками,  стволами. С  обойм  долой  патроны,  кинжалы  и  ножи  в  помойку  на  дворе  под  видом  мусора  в  ведре. А этих  хлопцев  мы  потом  куда-нибудь  пристроем  тут.  И  по  хозяйству  будут  упираться  и  девкам  в  городке  дурную  скинут  кровь,  и  не  уйдут  в  бандиты, с  халявой  разбираться.  Ещё  одно  предупрежденье!  Когда  улягутся  на  отдых,  зайди  ко  мне,  чего-нибудь  пустячного  спроси  и  уходи.  Это  мне  сигналом  будет,  чтоб  мы  с  бугром  остались  с  малою  бригадой,  и  мне  поговорить  пора  с  ним  по  душам. А  там,  у  будуари,  ежели  какой  тебе  засунет  столбунца,  стерпи. Уснёт,  стряхни,  а  нет  так  подмахни.  Греха-то  нету  на  тебе,  исполнила  наказ! 
            И  кончив  наставление,  Дрючок  заржал  конём. Но  тут  же  стукнул  кулаком  в  колено, но  себе
            - Отставить  непонятку,  я  шутил!  Я  не  ревнивый  вроде, и  не  жеребчик, но  ежели  чего,  обоих  пристрелю. А  наперёд  скажу:  захочет  сильно,  с  принужденьем, дай! Но  что-бы  полизал  у  набредухи  губы! Зная  наперёд:  ему  охота,  и  набредухе  тоже. а  возможно,  даже  больше  и  всегда. Вот  пусть  и  поласкает  языком  те  губы. Усё  понятно?  А  ежели  не  так,  так  пристрелю! Рогатки,  жалко  нет,  а  то  б  я  из  неё. Туда  по  яйцам,  а   у  набредухи  дырка.  Ха-ха?
            - А  чем  стрелять-то,  Ванечка-голубчик?  Я  кроме  твоего  впиханца  пушки  в  доме  не  нашла! А  эти  пердуны  наганами  богуют  и  могут  пристретить.  Они  ж  бандиты!
            - Ну,  пердуны  твои  должны  об  это  время  с  клофелинчику  лежать  стоймя,  плашмя  и  всяко,  а  пистолет  мой  отмахнуться, вот  он.
            И  поднял  на  столе  газету,  под  ним  лежал  старинный  маузер,  внушительный  и  грозный,  патронов  штук  на  двадцать  или  пять. Но  магазин  при  нём  пустой, - для  дураков  пужалка. Иван  газетину  пустил  на  место  и  сказал:
             - Ступай для  исполнения  заказов.  Мы  после  отдохнём. Освободившись  от  наказов.
               Да,  на  то  ли  обстоятельство  или  подобное,  оружие  Иван  имел  на  личный  выбор.  Как  видный  деятель  в  округе,  он  шпалер  в Вернилохе  заказал. Ему  пообещали  что-ниббуть  из  раритетов,  но  годное  к  стрельбе. И  привезли  и  положили,  чтобы  глядел, и, удивляясь, восхищался. Ведь этакой  "бузукой"  владел   не  кто-нибудь, а, проводник  анархии  и  матери  порядка, Нестор  Иванович  Махно.
                Ивана  знали  как  профана, а  у  него  давным-давно  сарай  был  за  кумирню  для  летающих  мышей.  На  Юге. Она  ить,  мышка,  символ  сил  разведок  за  кордонами  всех  стран,  и  шелкопёров  всех  мастей,  от  графоманов  там  и  тут,  до  корифеев  по  заветам  Шнобиля, Морзкина,  что  другом  Лёшки  Пешкова   ходил,   Дефолия  и  прочих.
                О  том  не  ведали. Почти  никто. Меж  про-чим,  мышка  та  стояла  тоже  за  порядок. Символом! В  любой  стране  или  анклаве.
                Дрючок,  раздумывая  это,  пальцами  губу  потрогал,  прикинул,  что  старомодный  агрегат  махно-вцев, может  выручить,  при  случае  у  жизни,  применяя  блеф.  Оружие  купил  и  двинул  к  токарям. Которые  остались  тут  и  там. Где ещё  станки  крутились,  когда, "ну,  очень  надо!"
                - Ребятки,  на  эту  музыку  времён  гражда-нских  перебранок,  сработать  надобно  глушак. Я  видел,  кажется  в  кино, иные  умудрялись  вырезать  из  шарика матрёшек и  оставить  там,  чтобы  другим  поцокать  языками.  Такаие  были  токаря.  Теперь  их  нету,  если  не  в  кино? Ну, мастер! Для  приладить  этой  штуке  бутафор! Чтоб  маузер  смотрелся  настоящим  и  можно  им  пужнуть,  засунув  в  нос  гопстопнику,  а  то  и  нуворишу.
                Такой  мужик  нашелся,  но  сумму  запро-сил... Наверное,  чтоб  тоже  попугать. И  Ваня  почесал  загривок  и  кивнул. И  дока  выточил  болванку - загляденье,  если  посмотреть  и  даже  подержать  на  пальцах,  щупая  тепло  работы. В  стволе  оружия  для  пули  есть  нарезка,  такую  же  резьбу  соображают  на  болванке  глушака. А  лишнее  железо  убирают,  тяжесть  удаляют. А  людей  не  убивают.
                Иван  отдал  в  покраску  причиндалы  бандитизма  и, до  минуты  спроса,  спрятал  с  глаз. Имея  чёрный  пистолет  в  запасе. А  что  патронов  не  достать  до  той  "бузуки", так  кто  об  этом  знает? Такому  маузеру  верят  на  погляд,  а  что  он  блеф  играет,  опять  же,  кто  догадается  о  том  со  страху?
                Всё  это  так,  да  трошечки  не  так. Дрючок  всё    делал  будто  не  впотьмах,  не  дурака  валял  и  много  думал. Но,  зачем?! Зачем ему оружия-игрушки, с  извращениями  перепехнин  с  Полиною  и  принудиловка  иным? Ну  были  толи  сказки,  толи  целые,  замшелые  легенды  про  островок  Лесбой  у  греков  в  древние  века. А  может, - трепотня?  А  он  уже  историю  за  уши  тащит  в  нужные  ему  года  для  размышлений  в  подтверждение,  что  мысль про  охренение  его  особы  и  прочих  сапиенсов  рядом,  к  сожалению, верна. Их  было  чуть  ли   не  за  уши  тащили  к  пониманию,  что  человек  не  весь  набитый  дрянью,  и  что-то  может,  и  живёт  не  зря, а  тут  опять  ему  на  голову  ушат  с  дерьмом...
             Эк,  дерьмократы!..Проснись  и  вой!?


                ---   *  ---
            И  вот  сидели  мужики  отдельно  за  столом,  над  планами  страны  кропели  вполовину  уха,  что  оглашал  хануристый  приор  Тузлук  из  монитора  на  стене,  но  глядя  на  бумагу,  что  в  руке. Дрючок,  отбросив  с  руки  кошку,  которую  всегда  лелеял,  под  каждое  ура,  из  зала  в  Лучеграде,  для  славного  приора, смеясь,  повелевал  разлить,  чтоб  не  было  бы  мало  здравицу  обмыть. Со  строгостию  следя,  чтоб  тост  не  пропустили,  а  кубки  осушили. Накачивал  гостей  за  разговором,  обещая  многое  отдать  из  личных  накоплений, но  с  общаком  сундук  не  трогать  даже  мыслью.
            - Иначе,  господа  и  хлопцы, - мордобой. Вы  знаете  законы  и  многие  мои  приёмы. И  я  не  посмо-трю,  кто  здесь  бугор  с  волыной,  а  нос  достану  кулаком. Тут, Хлебушко  Полушкин  и  Мандро, чужого  нет  майна,  всё  обществом  нажито,  а  воровать, - экс-пропреировать  у  самого  себя... Ты  посмотри  вокруг,  что  сделали  паскуды  с  перестройкой! Как  перевернули! Из  социализма  сотворили  аверс  при  Мамоне  и  стал  капитализм,  но  оченно  гнилой. Которые  в  светлицах,  те  воруют  на  хапок,  а  тутошним,  ить  нечего  украсть. И  негде! Опять  же  хапнули,  которые  при  власти,  прикрыться  чтоб  законом. А  ить  товарищ  в  Лучеграде  и  всюду  наш  Тузлук,  не  узурпатор,  его  народ  избрал  и  депутаты!
           Такому  заявлению  владельца  многих  приви-легий  в  жизни,  приезжие  абреки  поперечить  не  могли,  не  смели.  А  потому  все  принялись  трапезничать, давно  хотелось  с  расслабухою  пожрать.  И  было  что  при-кинуть  на  глаза  и  в  потроха,  Иван  не  поскупился. Дом  видом  не  бедняк,  да  и  в  подвале  было  что  из   податей  с  охоты  взять,  а  в  холодильнике  имелось  многое  для  снять  желание  на  пробу. И  ложки  засту-чали.
            Потом  и  чуть  попозже  вошла  Полина, принялась  искать  что-то  в  буфете  из  сервиза  посуды, и  бренчать.  И  громко  возмущалась  спроть  картины-сериала  про  Изауру,  которая  в  далёкой  Аргентине,  а  то  и  вовсе  дальше,  рабынею  давным-давно  была.
           - И  мордою  смазлива!  Хи-хи!  Ага! Но  наши  девки  лучше!
           Повыступала  языком  жена  Ивана  и  ушла.
            Иван  поднялся  за  столом,  напомнил,  что  пора  и  оттянуться,  ежели   охота,  на  альковах  шёлковых   гетерою  заняться. Но  если  скушно,  можно  Магдалину  пригласить,  а  то  и  мону  Лизу. Тут  рядышком  театр  приезжий,  а  в  ём  арфисток!  И  гримёрша. Но  эта  пожилая,  не  пойдёт  на  фулиганство.  У  ней  и  муж  такой,  да  и  кулак  большой.
            И  посмотрел  на  пару мужиков  охраны  тела  у  Мандра,  налитых  всяким  пойлом  под  заслонки  в  кадыках. И  про  себя  Дрючок  немного  улыбнулся, припомнив,  что  парням  ещё  принять  перед  перепи-хнином  клофелину.  И  всё  это  залить  шампанским  из  Клико.
            Полушкин  тоже  оглядел  шестерок,  подми-гнул,  кивнул  на  выход,  подтвердив,  что  предстоящие  забавы  навредить  не  могут,  а  он  потом  соединится  с  коллективом. И  всё  закончится  нормально,  это  уж  будь  спок.
            И  мужики,  шатаясь,  но  ушли. За  дверью  их  приветили  Иваны  и  дальше  повели. 
             А  в  бизнесе  большие  доки  посмотрели  друг  на  друга,  оценили  обстоятельства  и  надсмех-нулись,  понимая  время.  У  них  претензии  взаимны  и  надо  начинать  их  выяснять. И  первым  кто-то  должен  огласить  предъяву.
            Иван  Дрючок  пришлёпнул  пятернёю  по  столешнице,  поднялся,  вышел  на  простор  столовой  залы,  оборотился  к  малому  столу,  за  спинкой  стула,  с  трельяжом,  и  приподнял  газету,  вроде  глянуть.
            Такое  представление  он  строил  специально  и  Глеб  Полушкин  разглядел  старинную  волыну  на  столе.  Иван  за  физией  его  следил, но  разглядеть  на  зеркале  под  зарослью  щетин  игру  закрытых  чувств  довольно  сложно.  Не  дрогнули  ни  губы,  ни  глаза  Мандра.  Дрючок  кивнул  толь  выводам  своим,  толи  бугру  на  поощренье,  прошелся  вдоль  широкого  застолья. Полушкин,  чуть  помешкав,  через  три  шага   волыну  взял  на  руку  и  на  Ивана  ствол  навёл.
          - Вот,  Ваня Александрыч,  мы  роли  поме-няли. Теперь  тебе  нахмуриться  придётся. Мы  щас  всё  бросим  и  все  твои  заначки  вот  сюда,  на  стол  попросим  положить.  Ага? Но  поначалу  сделки  будет  разговор. И  вот  вопрос. Ты  золотом  богат? Ну,  я  слыхал,  шо  што-то  ты  имешь!
              - А ты, Мандро,  и  губы  раскатал. Ну,  трохи,  е  и  золота,  и  чем  у задницы  твоей  запор  устроить.   И  есть  ота  хреновина,  что  сосулями  растёт  из  сопок. Тебе  немного  надоть,  или  усё  захапать изготовил  пацанву?
              - А  шо  найдём,  усё  и  заберем! Тебя  не  спросим,  ты  уже  под  жмурика  подходишь,  если  что. И  ты  про  платину узнал  от  чукчиха  Литета? Да,  он  мужик  толковый,  много  знает  и  много  заимел.  И  про  тебя  мне  толковали.  Так  вот. По  золоту  вопрос  поставлю.  Если  тридцать  килограммов  наберёшь,  я  округлю  и  за  граммульку  по  три  бакса  заплачу.  Если  захочу.  В  итоге  десять  штук  уе  имеешь.  Подойдёт?
          Полушкин  указал  на  стол,  уставленный  от  трапезы  посудой.
           Иван  Дрючок  смотрел  довольно  смело,  а  вот  улыбка... Улыбка,  верно,  не  держалась  на  губах. Но  он  все  же  спросил:
            - И  вашенский  общак  сюда  тащить  или  в  машину  сразу? Там  много  килограммов. И  золотишко  есть  при  самородках. Из  белого  металла -  платина.  Ты  ведаешь, она  дороже  злата. И  в  запасе   марцифан.
            Приплюсовал  он  драгметалл  нарасно, Полушкин  загорелся  и  волю  растерял. Взмахнув  рукой  с  валыной  от   Махно,  указал  на  малый  и  свободный  стол.
             - Общак  сюда  тащи,  я  должен  убедиться,  что  нет  тама  пурги. А  марцифану  много? О!  Что  это  такое?!
             - А  это  как  прикажешь,  Глеб  Мандро. В  подвале  всего  много  и  сам  я  не  осилю  тяжести  сюда  поднять. Придется  нам  вдвоём  стараться. Движимое  в  подвале  под  замком. Я  что  только  хочу  тебе  добавить. Не  надо  бучу  поднимать. Поехал  бы  домой  или  в   столицу  к  братанам. Их,  правда,  тама  тоже  погоняли  и  клички  поснимали,  но  это  ж  селяви.   Сегодня  так,  а  завтра  поиначе.  Тут  тебе  не  светит  фарт  схватить  за  жопу,  ты  же  знаешь,  он   фривольностей  не  любит. Разбудит  Пердуна  и  на  тебя  укажет. Перун  не  разбе-рётся  сразу  и  молнию  в  тебя  метнёт. А,  может  быть,  раздобрится  и  марцифана  кинет. И  что  потом,  какие  будут  толки?
           - Что  будет  нам  потом,  не  знаю.  А  щас,  бери-ка  ноги  в  руки,  и,  айда  смотреть  подвал! Не  то...
           Бандит, направив на Ивана ствол, смотрел с  немаленькой  угрозой.
           Дрючок  напрягся  и  куснул губу. Всё  ложилось  в  масть.  Прекрасно!  Но  убивать  он  не  хотел,  а  вот  Полушкин  расхрабрился  и  решился,  положившись  на  шестёрок,  которые  ему  потом  помогут  сокровенное  сыскать.  И  он,  направив  маузер  на  грудь  Ивана,  придавил  кроючок...Но  был  щелчок  и  всё! Осечка?
           А если  б  магазин  не  был  пустой,  Ивану  бы  капец  потом  не  снился...
           Но  в  этот  миг  Иван  решился, махнул  десницей,  и   небольшой,  блестящий чёрным  лаком браунинг   из  рукава  домашнего  халата  выпрыгнул  на  пальцы,  и,  как  надо,  лёг. Дрючок  умом  не  мучился, почти  не  целился, он  выстрели  в  упор.
            Иван, наверняка,  бывал  глупцом  из  редких  дундуков,  и  он  невольно  улыбнулся,  на  миг  представив  физию  Загубина,  который  и  фамилию  имел  значимую,  до  ней  - тавровую  отметку  на  лице    и  много  жизней  положил  к  ногам    Мамоны...
            Подставить  мазаный  зелёнкой  лоб Долдон  заработал  право,  но  время  изменилось  и  Провидение  по-своему  решило  и  срок  расплаты  отдалило.  Плоды  трудов  своих  любой  подлец  должен  усвоить,  а  уж  душа  его  определит  чего  он  стоит.  Проклятий  до  последнего  колена  рода  или  всех  на  эшафот,  под  стенку?  А  то, - простить  последышей  по  праву  непризнания   вины. Они  вин  не  творили.
            Ваня  вытер  потный  лоб  и  про  себя  ре-шил:
                "И  ладушки,  и  всё. Многие  отмучались  подумать,  а  мне,  как  понимаю,  придётся  посмотреть. Случилось  всё  как  в  сказке. И  хрен  у  огорода  не  плодился,  а  вдруг -  алтын  явился!.. Да  нет  же,  Ваня!  Всё  надо,  и  для  всех! Сказка  ить  была,  при  ней  мы  жили  да  сообща  и  протужили. Теперь  надо  вернуть. А  то  что  в  сундуках  подвалов,  где  чахнут  над  бюджетом  нуворищи,  вернуть  по  принадлежности,  народу!  И  сказку  возвернуть  сюда, в  Отраду!"
              А  утром  в  город  забежала  паника. 
              И  тут  же объявили  в  СМИ,  что  незна-комый  мордой  никому Дефолт  стал  шастать  по  отрадным  регионам. Видимо,  искал  приятелей  по  делу  для  отъёма  денег.  Или  для  разведки  сделался  визит.
             Дрючок,  прослушав  объвление  и  сделав  удивление  в  лице,  на  комментарии  премьера  в  радионе,  штиблетами  морзянку  схлопал  на  полу. Довольный. Нерешительность  пропала  и  что-то  надо  делать.
           И  ситуацию  оставил  под  подошвами  штиблет,  от  фабрики,  которая  в  далёком  замуры-женном  Логанске. Правда, башмаки  те  куплены  лет  десять  уж  тому  в  прославленном  парнасами  Мудянске. Тогда  ещё  существовал  Союз  Отрадных  и  дружбы  с  капиталом  не  тапками   искали. Из  этого  про  мелочи  деталей  Иван  помозговал,  а  далее  помыслил  так:
             "Вон  там  в  углу,  завёрнутый  в  ковёр,  лежит  и  жмурится  бандит. И  что  с  такого  положенья,  кому-то  можно  поиметь? Менты  в  отсутствии,  по  штату  не  хватает. Которых  сократили  за  маразмы,  а  многие  ушли  за  неимением  покушать  без  оплаты  за  дежурства при  держании  порядка. У  государства  был  бюджет  и  без  того  порожний, а  тут  ещё  обрушился  дефолт. Который  подарила  заграница,  чтобы  собрать  до  кучи  экономику  страны  и  отвести  как  индульгенцию  на  Запад.  За  оккупацию охломов  демократией  и  прошлые  грехи."
            Но  обошлось  покуда. Бандиты  утром  стали  похмеляться  и  удивляться  отсутствию  бугра.  Дрючок  им  по  стаканчикам  налил  и  объяснил,  что  ещё  с  вечера  в  страну  явился  беспорядок,  в  лице  неслы-ханных  процентов  по  инфляции  на  рынке  всяческих  товаров  и  банковских  бумаг.  И  потому  засланец  случаем  в   хоромы  Лучеграда  заграбастать   власти,  с  подпольной  кличкою  Ханурь, срочно  пригрозил  отстав-кой. И  со  стыда,  наверно,  горькую  запил.
           На  том  и  кончились  на  вилле  малые  невзгоды. Иван  бандитов  нагрузил  работой,  отвлёк   от  бандитизма,  да  и  на  ближние  деньки    на  этом  всё.
            - Ребятки,  ша!  И  за  работу! Не  то  вам  марцифанов  прикажу  набить  под  самую  завязку  в  жопу! Чтоб  профилактику  пройти. Слыхал,  тот  марцифан  от  геморроя  лучшее  лекарство...Вот-вот! Тогда  и  выпить  не  проси,  бо  слипнутся  все  дырки...Чего,  хы-хи?!  А  ежели  к  тому  ещё  запор?! Тогда  ведь  вообще  труба! Я  где-то  вычитал,  что  будто  бы  Пётро  Великий,  скажем,  в  молодых  ещё  годах,  на  шестьдесят  втором  всего-то  лете,  погиб  от  этакой  беды. Тогда-то  хирунов  не  было  и  вовсе,  а  лекари  не знали,  как  сиё  лечить. И  сгиб  товарищ  Пётр  Рюманов  на  государственном  посту,  приняв  позорный,  не  скажешь  по-другому,  приговор  судьбы. Так  это  я  к  чему, ребятки?  Чтоб  к  марцифану - ни  рукой! То  детям  надо  чуть  побаловаться. По  возрасту  им  можно  рисковать.
            А  время  шло,  Страна  страдала  и  чего-то  ожидала. И  покуда  "Брутто  без  мешка", то  бишь  Тузлук, ханурик, смотрел  в  бутылку,  ему  нашли  подря-дчиков  в  трудах  из  самой  Академии  Наук, и  выбро-сили  кризис  на  помойку. А  дальше  попросили  подож-дать, 
            По  сообщениям  извне,  то  бишь,  из-за  гра-ницы, старатели  нашли  приличных  данных  новобранца  для  послужить  без  всяких  потрясений   всем  народам,  и  бизнесу,  и  всем, кто  этого  хотел.  Вполне,  с  таким  условием  согласны  оказались  депутаты  и  утвердили  новичку  в  походе  на  вершину   полномочий  нормаль-ный  распорядок  дня.  Чтобы  за  краткий  срок  он  ознакомился  с   работой  промысла  по  нефти,  газу,  безопасности  страны  в  спецорганах,  а  уж  затем  сменить  на  ключевом  посту   его  на  Тузлука   и  двигать  бизнес  и  страну  подальше,  до  рассвета  экономики  и  хомомасс. И  присмортрелся  чтоб  до  откровенного  мошеника  Хапкофича,  который  оченно  следит,  чтобы   Тузлук  не  просыхал,  а  сам  кобылой  государства  управлял. Вот  если  бы  Хапкофича  направить...в  туманный  весь  и  постоянно  Алибиион. Последнее,  к  стыду  развитой  дерьмократии,  исполнили,  но  много  позже,  и  к  удовольствию  усех!
            И  кандидат  на  это  дело  вскорости  приехал  и  стал  двигаться  по  лестнице  наверх  с  хорошей  скоростью. Тем  паче,   внизу  были  помощники,  которые  с  усердием  толкали  его  в  зад.
            А  как  его  по   имени  назвать?  Тут  надо  подождать. И  лестница  высокая  в  ирархии  чиновников  довольно  необычная,  чтоб  всё  преодолеть,  хватило  б  десять  лет. Да  и  пророки  держат  кулаки  в  зубах:  уверенности  нет  в  разгадке,  и  нет  тарифной   ставки.
           Тут  проще  б  сообщить,  что  новость  побе-жала  побыстрее  ветра,  и  прозвище  народ  узнал   от  запрещёных  клирикалами  волхвов.  Лукавый,  ему  дали  имя,  и  он  прослужит  долго. Но  к  народу  кинется  не  сразу,  а  потом. Сначала  он  послужит  толкачом  немногим,  но которые  с  умом  и  пошустрее. И  знают  толк  в  бюджетах  всяких  категорий.  Альтернативу  если  применить,  -  так  младореформаторам,  а  без  неё,  опять  же,  новым,  но  ворам! Им  прозвище  народом  дадено: Ворище! Ну,  и  Хам.
             Итак,  кто  определил  такое?  Провидение  и  только? Простому  человеку  неподвластно  посмотреть,  увидеть  и  предупредить?  Ни  у  кого  нету  сомнений,  что  тот  порог,  когда  нельзя  обратно,  уже  давненько  перейдён?  Когда  стало  понятно,  что  выстроить  народу  государство  можно,  но  не    деньгами  при  дефолтном  пузыре, а приплодом  у  народа,  и  промышлено  осво-еных  идей.

                ---   *  ---               
            Иван  Дрючок  таких  идей  держался  тоже, когда  кручинушку  имел  и  пудрил  ею  мысли,  приглаживая  в  загривке  кошку,  макая  губы  в  краешек   фужера,  залитого  из  ягод  морсом.  И  думал  так,  как  литератор,  а  не  обычный  крохобор, которыми  напол-нились  уже  даже  слободки  урбанистов,  если  смолчать  и  про  иные  города.
           Союз  республик  для  отрады   рухнул,  это  ясно,  вернуть  его  до  жизни  вряд  ли  скоро. Кто  проморгал  такое  сотрясенье  Мира?  По  первости, - простой,  неряшливый  в  общении  народ, накинувшись  на  скрытую  рекламу  возрождать  мещанство  и  широкий  интеллект.
           А  ежели  искать  поглубже,  виноваты  сами  коммунисты.  Недостроив  социального  порога,  полезли  в  коммунизм,  не  замечая,  что  там  давно  уже  живут  гунгузы  партии  родной,  как  направляющая  сила. Про  чистку  партии  забыли! А  профсоюзы  ещё  раньше  растащили,  оставив  на  теперь  стереть  абревиатуру. И  очень  сожалеть  о  тех,  кто  создавал  для  бедноты   на  помощь  нужную  культуру. 
           Иван  себе  тут  покивал,  перебирая  с  похвалою  дураков  при  власти. Которых  знал  или  о  "подвигах"  их  слышал. Ещё  Дрючок,  как  всякий  и  другой  на  его  месте  при  раздумьях,  пошарил  пальцами  в  загривке. Он  знал  давно  и  зуб  имел  на   исполнителя  позорища  народу...А  вот  наставник  у  него,  пожалуй,  был  другой. Дрючок как  литератор  и  письмотдранец  опыт  неплохой имел,  и  память  креп-кую, а  потому  домашнего  архива  не  завёл  и  информацию  держал  в  затылке. И  он  оттудова  извлёк  какие-то  обрывки  из  воспоминаний  про  хвальбу  другого  обладателя  державного  весла,  который  тоже  принимался  наводить  в  стране  порядок  с  водки. Бутылки  для  которой  коленвалом  обозвал  народ.
            Ну  да! Куда  они  привыкли  раньше  заходить  до  десяти  утра,  чтоб  рислингом  помазать  губы,  теперь, -  хоть  с  самого  початка  дня,  но  только, - чай! Вы  выйдите  и  гляньте  на  фасадный  ход. Там  крупно  писано:
                ЧАЙНАЯ!
             Возвращайтесь  в  залу  и  за  стол  садитесь,  к  вам  тут  же,  перебирая  быстренько  на  ножках  босоножками,  подбегает  сервисная,  с  виду,  гейша,  с  улыбкою  порхает  птичкой  вокруг  вас,  мигает  глазками,  платочком  гладит  самовар  и заварной берёт  полулит-ровый  чайничек,  и  в  подставленный  стакан, холодной  льёт  заварки.  Киньтанцев  чай,  как  будто. И  двигает  до  вас  на  блюдечке  с  павлинами  питьё,  и  снова  лыбясь, приглашает  от  такого  утречка  вкусить  нирваны. 
            Вы  недовольны,  морщитесь  сервису, но  перед  вами  редкая  красотка,  и  ей  неможно  отказать.  А  возвернуть  улыбку. И  вы  покорно  с  блюдечка  стакан  берёте,  подносите  к  рту, а  вам  шибает  тонкий  запах незнакомого  вина...
             Так  это  же  недавно  завезли  на  околоток  "Порто"!  Ещё  когда-то  заказал  его  Второй  Ильич,  и  вот...Его  надо  продать.  А  чтобы  бдящим  за  порядком  лягашам  и  активистам  многих  уложений   приятность  глазу  оказалась,  подают  вино  не  из  стекла,  а  в  фарфоре   для  чая!
            Вы  пили  когда-либо  чай  киньтанцев  по  утру  и, чтоб  холодный? Так  вы  попробуйте!  Прекрасно  освежает  голову  и  мысли  подаёт  вам  нужные.  Поочерёдно! Такая  мода,  помнится,  была  в  Союзе  для  отрады,  когдаи  с  киньтанцами  дружили.
            Так, так, так. А  где  не  так?.. И  о  чём  беседа? Ага,  как  проводили  время...Так  дело  было  же  в  чайной!  А  это  торгучасток. Вино  надо  продать,  к  тому,  приходят,  умоляя  им  налить,  чтоб  остудить  пищепровод,  знакомые  до  нитки  лица! И  как  им  отказать?  Они  же  умники  и  мы  не  дураки,  когда  у  них  чего  попросим.
           О  дураках  поговорить...А  кто  они  такие?  Тоже  люди?  И  какие!...Иван  Дрючок  подпёрши  подбородок,  вдруг  припомнил,  что  в  биографии  одной  мадам  читал,  что  получив  диплом  философа  на  тех  горах,  где  воробьи  клевали  просо  от  студентов,  и  не  смогши  получить  работу  там,  поехала  до  мужа  в  южный  регион,  где  предпочитали  пить  агдам. Вино  такое  завозили  на  долины  с  гор. Супружник  вкалывал  на  тех  краях  партаем  в  бронзе,  и  потому  евонной  половинке  скоренько  нашлась  лафовая  работа!  Она,  в  кармане  потирая  новенький покудова  диплом,  устроилась  преподавать  в  приличный  местный  ВУЗный  дом,  ни  часу  не  имея  за  плечами  стажу  по  работе,  чтоб  сделала  хоть  что-то,  хотя  бы  языком!
            Не  раздвигая  горизонтов,  без  стажа  в  аспирантах, передавать  всего-то,  что  сама  приобрела? И  сколько  лет  искать  халяву  дома,  если  в  Лучеграде   найти  можно  легко? Не  позволял  мещанский  имидж  работать  абы  где? А  тут  и  без  него  возможно  съездить   в  Бенилюкс,  або  рвануть,  дабы  отведать  пиццы  или  макарон  и  посмотреть   на  головах  гвардейцев  шкуры  от  медведей. Случайно  ли? Но  познакомиться  с  Тьфучэрт,  с  той  леди  и  премьером  острова,  где  её  железною  зовут.  За  сволочной  характер. И  всё, -  для  чтобв  улыбаться  там  и  благодарить  судьбу  за  мужа,  который  тут  поднаби-рался  моды  дерьмократов.
            Вот  жизнь  такая  кувырком  крутилась  здесь,  да  и  повсюду, и  этой  паре  не  понравилась  никак. И  ведь  настолько,  что  мужику  опять  схотелось   в  Лучеград. И  чтоб  на  ту  работу,  где  руководят  и  направляют  в  направлении  туда,  где  меньше  спросу. И  ведь  добился  выдернуть  его  в  столицу,  на  нужную    работу! Был  у  него   пристёгнут  в  Лучеграде  чародей,  а  то  и  друг  или  особенный  и  давешный  приятель, за  ласковый  язык  лакея  с  юга,  который  всё  исполнил,  и  вскорости  загнулся  сам.  Усопши  навсегда,  чтоб  не  быть  лишним  или  потайным  укором.
           Однако же  Загубину, силы  на  порядок  выше, забили  куда  надо  гвоздь,  для  памяти,  что  жизнь  его  напрасною  не  будет.  И  если  Гермостал  оставил  своё  имя  для  Истории  Земли,  как  поджигатель  скверны  для  его  понятий,  или  на  память  положить  себя  народам  дряным  делом,  то  Светлейшему  Архангелу  в  лице  Филипия,  быть  повелено  расстра-тчиком  людей  и  разносимых  государствами  идей,  и  эти  территории  размножить  для  утверждения  его  на  памяти  народной,  как  всех  времён   сатрапа,  с  порожней  головой.
          Кто  так  распорядился  жизнью  простака? Опять  же  человек, которому  с  младых  ногтей  повелевали  под  ноги  смотреть,  чтоб  не  оскользнуться  на  стезе. Под  его  планиду  тоже  было  подложили  мину,  распорядившись  свою  долю  изменить  для  смены  результатов  власти  в  той  стране,  где  он  курировал  порядок  и  вызвал  туда  танки. И  он  частично    искупил  вину  на  этом  поприще  перед  Злодеями  идей  простонардных,  став  их "шестёркой", но  одновременно  подкинул  интерес  взглянуть  на  обстоятельства  на  площади  у  Шилы,  когда  студенты  вышли  говорить  с  властями  силой  кулаков,  при  просьбе  перемены  обс-тоятельств  в  государстве!
           Киньтанцам  танки  тоже  пригодились  удер-жать  в  покое  госудрство,  единство  для  народов  и,  не  торгашам,  а  работягам - власть!
           Однако, тот  куратор  поскользнулся  на  стезе  и,  когда  вышел  срок  расплаты  за  неверные  шаги  по  жизни,  ему  из  цэрэу  прислали  всё:  диагноз  подлеца,  и,  от  распорядителя  судеб,  рецепт вендетты. И  эску-лапа! Впрочем,  последний  аргумент  обошелся  без  посылки, имелся  под  рукой,  как  обмолвился  когда-то,  известный  по  палатам  спец  от  профсоюза  гиппократов. Хотя  не  забывал  указывать  куда-то  пальцем  и  твердить: "А  нам,  ребятки,  навсегда  установили  распо-рядок  в  жизни,  никогда  не  торопиться!" 
           И вот,  представьте: "эксперты"  там  не  торопилось,  передавая  эстафетой  этот  пункт  наказа  всем  приемниками,  кто  будет  у  руля. А  Рейху  Гномыч наставлял  работников  вот  так. "У  этих,  на  Востоке,  есть  пословица: спешат  при  ловле  блох. А  разве  мы  на  блох  расставили  силки? У  нас  задача,  выловить  пчелу,  но  ту,  которая  заведует  там  мёдом, матку!"
              "Да-а, -  подумалось Дрючку однажды,  пог-лаживая  кошку. - Ювелир  тогда  у  венгров  крепко  накололся  на  крючок. А  как  психолог, пожалуй, доморощенный,  спустя  года,  подталкиваемый  сзади,  надыбал  полуглупого  Загубина,  а  по  приказу  никогда  не  торопиться, занялся  лишь  спустя  года,  готовя  смену  в  услужении, заложенным  ещё  когда, приоритетам  бра-тьев  Дулясов  в  диверсии  народам,  на  территории  далёкой  интересам  для  Безпутной... Но  угораздило,  найти  и  изучить  Филона! А  он  с  рождения  тупой,  чтоб  кругозор  иметь! - Сказал  себе  Дрючок. - Герой  иных  идей! Ему  здоровье  всей    родни,  и,  разумеется,  своя,  дороже  родины  всегда. И  лозунги  от  партии,  насчёт  великих  жертв  строительства  у  горизонта  Изма,  ему  до  лампочки  не  только  Ильича,  а  пролетарских  тоже!
              А,  между  тем,  он  порося! У  Мальтики,  возле  иллюминатора  чужого,  аж  из  Обмеряных  Беспутно  околотков,  судна,  развалясь  при  удовольствии  вниманий  оппонентов,   наперсникам  наплел  не  мало,  потряхивая  паркером  при  золотом  пере.   Поставив  подпись  нужную  противникам   на  родине  уклада.   
              Чего он  выдал  в  интервью?  А  вот  чего  посля,  хлебая  виски,  поведал  всем   тот  янки,  бывший  на  подмостках  ихних  хуливудов  средненький  паяц,  хэрр  и  мистер  Рейху  Гном. А  как  мыслитель  получился  выше,  и  президент  был  неплохой,  как  оказалось  после. При  опросах  ихнего  народа.  Вы  ушки  поразвесили,  чтоб  вникнуть?  И  вот  его  слова.
               "А  что  до  безопасности  сторон,  мы  только  что  бумагу  подписали,  то  наш  товарищ,  даже  друг  Филип  энд  мистер  Горби  и   Загубин,   уверил,  что  с  этого  момента, так  называемые  "нужные  для  дела  поезда"  функционировать  не  будут,  а  в  дальнейшем  их  перевезут  в Османию  на  слом. Для  кучи  там  металла. Как, впрочем,  и  глубоководные  подлодки. Титан  с  которых  отдадут  беспудчинским  службистам, для  им  необходимых  нужд. У  нас  титана  не  было, теперь  он  будет."
               Ребятушки!  Те, кто  не  осмыслил  факты! Лодок  насчитали  пятьдесят!...  Выходит,  что  титан  мы  опосля  добудем,  когда  приспичит  защищаться?
               И  хрен  в дубовую кадушку  с  огурцами  кинуть?!  А  орден  Первозванного  куда!?  Его  за  все  свои  делишки  Благочестивый  Филя  получил,  и  как  видать,  не  зря. Тут,  правда,  для  меня  задачка. Ежели  тот  орден  золотой,  то  я  не  против. Когда  придёт  черёд  и  греховодник  прохарчится,  то  чтобы  не  идти  с  протянутой  рукой  на  паперть  у  кумирни  для  Исуса,  пущай  зайдёт  в  любой  заёмный  мелкий  банк,  а  то - к  ростовщику. Сейчас,  заглянуть  на  рекламу,  страна  с  отрадой  кинулась  кредиты  оформлять.  Чтоб  было  что-то  и  под  что-то  покупать.  Детишкам  и  Элизабетам.
              Или  занять,  чтобы  отдать.

 
И  вместо  послестрочия...

            И получалось, что  правы  волхвы  и  оста-льные  мудрецы,  что  всякий  человек  наполовину  зверь,  а  в  остальном,  рассадник  для  улыбок. Ведь  основной  виновник  катастрофы  жив  и  хорошо  вписался  в  коллектив  для  рынка. Жена,  правда  покинула  его, снабженная  лейкозей  за  пренебрежение  к  источникам  познаний.  Не  без  опеки  оппонентов её  родине,  стране,  оставленой  наедине   с  надеждой. 
             На  Отрадию  для  всех!   
             А  в  остальном...
             Житуха  ему  в  Рынке!.. Реклама  пицци  и  иных  деликатесов  по  Италии, и  мемуары,  играть  в  кино  пришлось  себя. Он  не  хотел,  Исус  свидетель!  И  кукожился до отвращения  харизмой,  но  искусили  искусители  деньгами,  он  их  под  старость  полюбил. Не  то,  что  Джи, а  далее  Хан  Я,  пагубнейший  бабник, как  рисуют  недотёпы,  готовый   чмокать  молодые  жопки  за  миллионы  от  маржи,  для   умиления  своей  души. И  это  всё  при  том,  что  Кондратий  уж  давненько   сидел  на  нём  с  оскалом  осуждения  нирваны.
            Но  если  до  Загубина  свернуться...  Держа-щие  повсюду  жизнь  на  поводке, к  нему  склонили  милось,  оставили  в  живых,  а  как  возмездие  за  подлости  к  иным,   ввернули  память  навсегда,  что  образуется  глумьём  потомкам.
          При  нарушении  баланса  между  здравым  смыслом  и  набирающими  наглость  профсоюзами  от  обнаруженных  недавно  грешников-лесбоев, не  малым  счётом, болящих уже вичью, от  извращений  похоти  в  моментах  при  экстазах,  на  Земле  предвиделся  огромный,  беспредельнейшый  бардак!
          И  Всёдержащие  округ,  и  даже  Генеральный Пугало  в  тревоге  по  утрате  нормы  поведения,  чтоб  не  допускались  изменения  в  порядках, собрались для дискуссии, - возникшие шереховатости  в  общении убрать.
           А кучковались  они  где? Просторнее  всего на  Небесах! Да  и  привычней.  Ещё  издревле  бугры  значительных  Культур  Земли,  если  возникала  тема   для  дебатов,  садились  в  облаках  поснедать  и  маленько  выпить  разведённого  водой  винца.  А  заодно  и  поче-сать  загривки,  чтобы  создать  соображалки  мыслям.
          А  раз  бугры  собрались  на  кильдим,  то  на  Земле  смотреть  за  ветром  перемен  не  стало  стражи,  и  погода  всюду  поменялась  в  хрень.
          И  люди  без  пригляда  обнаглели,  Надежды  потеряв, и  стали  языки  чесать  про  холода  и  наступление  Периода  для  Льда.  И  даже  захотели,  охренев,  остановить  течение  Хренсним!
           Тогда  Хранители  Порядка при  комитете  Эмпирея, стали  вычислять,  откуда  ожидается  закваска. И  обнаружили  утечку  информации  в  далёком  околотке  матушки  Земли. Там  должен  появиться  Фил  Загубин,  который  раньше  на  Отрадной  размахивал  Веслом, а  ныне  всё  испортит  внеурочным  бунтом  населений! А  как  такое  избежать? Виновника  переполоха  скоренько убрать  и  обезвредить?!
          А  как  же  толерантность  и  альтернатива?
           И  оказалось  всё  не  так   и  оченно  не  сложно.  Загубину  устроили  колпак  большие  силы  Чёрных  Дыр,  даже  не  Солнечной,  а  Мировой  Вселенной! И  закодировали  так,  чтоб  всё  с  пути   его  убрать,  что  помешает  кончить  дни,  для  сущего  толково.  То  бишь  до  встречи  со  Старухою  с  косой  при  беленькой  хламиде, и  её   последышем  Кондратием  Великим,  спокойненько  дожить  и  не  гневить  спецов  из  программистов,  которые  могли  устроить  оборотный  казус. И  всё,  что  будет  сотворять, рождёный  всем  пренебрегать, подножки  не  вставлять,  никак  не  трогать!
         Сапиенсы  сами,  вырастая  над  собой,  встали  на  дорогу  перемен  и  к  жизни  вызвали  матема-тическую  графику  из  цифирь. И  нет  теперь  у  хомосов  другой  дороги,  как  кроме  цифирь  изучать  и  быть  её  рабами!
           Что  далее  случится? Так  поживём,  если  сподобимся,  увидим, а  уж  затем  помрём. Ведь  человек  родился  для  чего? Пока  живой,  чего-нибудь  построит. Немного  для  себя,  чтобы  укрыться  от  дождя  и  солнца,  для  этого  же  послужить  потомкам.
              А  предков  помнить  и любить...
              Страна  наша  бывала  молодая,  теперь  чуток  состарилась  и  стала  пожилой. От  передряг  на  её  долю  поседела. 
              Но  нет!  Отрадия  не  лунь!..
              Её  народам  бы  от  жадности  и  зависти  избавиться,  стряхнуть  долой  ворьё,  а  в  остальном  он  работящий, и  соображалочка  при  нём...


              Магадан - Ворошиловград - Бердянск - Азов.

Авторская  редакция.