Пень

               
           — Тоска у вас тут, – девчонка в драных шортах и чёрном коротком топе, тряхнула ядовито-зеленой челкой и спрыгнула с забора, – я второй день в вашем колхозе и уже готова на стену лезть от скуки.
           — Можно сходить в клуб, там сегодня будут «Последнего богатыря» крутить, – темноволосый паренёк, – оторвал зачарованный взгляд от украшенного замысловатым пирсингом пупка новой знакомой и встретил насмешливый взгляд её огромных глаз.
            — Ты больной? – накрашенные чёрной помадой губы сложились в презрительное «эм». – Малолетку во мне увидел? Тебе сколько лет? – она раздражённо махнула рукой, от чего зазвенели многочисленные браслеты.
              — Четырнадцать. 
              — Вот именно! А всё ещё сказки смотришь! А может даже и мультики. – девчонка хитро посмотрела на него, – Напомни – как тебя зовут?
             — Кирилл. Вик, ты точно не того?  Ты ж моё имя по десять раз на день спрашиваешь!
             —  Скушнааа, – Вика положила руки ему на шею, заглянула в глаза, почти коснулась кончика его носа, железкой вставленной в язык. – А пошли на сеновал?
             — Дура! – Кирилл отодвинул её от себя, всё тело обдало непривычным жаром.
              — Ха! Ты чё испугался? – Вика почти по-взрослому запустила ладонь под его футболку. – Серьёзно у тебя, что ещё ничего не было? Ёпрст! Точно: колхоз Западные Саяны! – она убрала руки за спину и отступила на шаг, – Ладно, больше не буду, Монах.
               — Почему Монах? – Кирилл уже пожалел о своей сдержанности.
              — Нууу, ты ж меня не захотел, а кому у нас секс не интересен? – девушка прижалась к нему спиной и сделала селфи, – потом выложу, с тегом #я с деревенским девственником!
               — Дура! – повторил Кирилл. А сам подумал, что эта чокнутая его заводит, завлекает, но черта с два пойдёт до конца! Если только ему и в самом деле не удастся её зацепить. А чем можно зацепить юную блогершу он не знал, к тому же парень совсем не понимал зачем подростки и не только выставляют себя на посмешище в соцсетях. Но ради этой шальной девчонки он готов выкинуть что-нибудь этакое.

                К соседнему дому подъехал чёрный BMW, из него вышли двое: среднего роста слегка полноватый мужчина в дорогом костюме стального цвета и мальчик примерно их возраста, достаточно высокий, из-за своей худобы кажущийся выше своего спутника. Оба блондины. Мужчина открыл багажник, вытащил пару довольно объёмистых чемоданов, поставил их на траву и посмотрел на сына, который в это время доставал с заднего сиденья застеклённые кюветы с какими-то растениями. Выгрузив багаж папаша потрепал сына по слегка вьющимся волосам, показал рукой на дом, поцеловал его в висок, сел в машину и уехал.
                — Надо же – Пенёк! А это, видимо, его батя... – Вика зло прищурилась. Руки зачесались в предвкушении проказы, симпатичное личико исказилось недетской злобой.
               — Ты чего? – Кирилл проследил за её взглядом.
               — Да так. Лет пять назад мой папуля втюрился в мамашу этого, – она показала пальчиком на растерянно озиравшегося мальчика, – даже записал меня в балетную школу при её театре, она сама вела мастер-класс,  а этот был у неё на подмене, во время её спектаклей. Он такой весь правильный, послушный, всегда старается мамочке угодить… А меня бесил и он, и его мамочка, и балет.
             — Это ревность.
             — Подумаешь очередная папулина выхухоль! Просто  меня реально бесят эти танцульки в белых тапочках!
              — А мне кажется, что это красиво. Я был зимой на спектакле о войне, пробирает до спинного мозга и движения, и музыка. – Кирилл посмотрел в её задумчивые, невероятно зелёные глаза и панибратски положил руку на хрупкое плечо, – а может всё таки на сеновал?
             — А знаешь за его счёт можно не хило хайпануть! – Вика стряхнула жаркую ладонь и улыбнулась, – только сначала надо бы с ним подружиться, а после можно и на сеновал… 
             Из ворот вышла невысокая кругленькая старушка, обняла внука, наклонив к своей груди, поцеловала в макушку.
             — А что ж Петя не остался? Хотя бы чайку попил.
             — Некогда ему, Милана со дня на день родит и поэтому лютует, а мама в больнице.
             —  Привет, помощь не нужна! – Кирилл протянул руку пареньку, – меня Кириллом зовут, это Вика, – он указал на девчонку, ковырявшую носком кеда землю.
              — Хай, – она подняла глаза, полыхнула зелёным пламенем.
              — Виктор.

               Целую неделю Витя пытался влиться в деревенскую компанию возглавляемую Викой, чьи зелёные глаза никого здесь не оставили равнодушным. Ради одной её мимолётной насмешливой улыбки парень готов был терпеть все издёвки и подколы взбалмошной девчонки. Сердце пропускало удар за ударом когда она, свесив худые загорелые руки через его плечи, сопела ему в ухо и шёпотом читала первые подростковые стихи посвященные ей.

               — Чудик ты, Витя, а ещё тёзка! – губы Вики складывались язвительной буквой «м», она небрежно отбрасывала яркую челку с глаз и добавляла, – стихи это фигня! Вот если бы ты в ночь на Ивана Купала сходил на папоротниковую поляну и принёс мне кусок старого пня…хотя – нет, давай я с вечера там оставлю один из своих браслетов. Вот принесёшь мне его, тогда я тебя поцелую, а может и не только поцелую… Ну или того, кто принесёт, вот Кирилла, например. Или давайте соревнования устроим! А стихи вон Таньке пиши, она оценит.

               А деревенские мальчишки изо всех сил старались запугать городского, придумывая страшные истории и про поляну заросшую папоротником, и про старый пень-выворотень, и про сборище всякой нечисти на этой поляне в Купальную ночь. Виктор только улыбался, слушая эти россказни – он не верил в потусторонний мир, а вот в то, что только ночной поход к таинственному Пню может растопить сердце Вики – верил.
               Шестого июля паренёк весь день ходил сам не свой, тщательно прорабатывая план ночной вылазки, даже пальцы дрожали от волнения и сладкого предвкушения соседкиного поцелуя. Кирилл уехал с отцом на дальний покос и это не могло не радовать – он бы точно смог сходить на эту чёртову поляну!

               Ближе к полуночи  Витька осторожно, чтоб не разбудить дремавшую перед телевизором бабушку, вышел на улицу.  Замер на высоком крыльце, привыкая к ночи, пропитываясь её темнотой и шорохами. Тяжело вздохнула за тонкой стенкой сарая чёрно-белая корова. Мальчишка перекрестился и шагнул в чернильную темень. Проскользнул между баней и сараем, прополз через огород между рядами картошки, пролез в прорытую Шакалом яму под поскотиной и, пригнувшись, побежал к лесу.

               На опушке он остановился, оглянулся на мигающее голубым окно, желудок скрутило волной первобытного страха, на глаза навернулись слёзы, так захотелось обратно в тепло бабушкиного дома. Паренёк даже сделал пару неуверенных шагов обратно… Но тут перед его взором чётко нарисовались искаженные неприятным смехом морды деревенских пацанов и презрительный взгляд этой чудачки Вики, и Кирилл жадно целующий зеленоволосую фурию. Ну, уж дудки! Не на того напали! Хрен он испугается! И Виктор весело насвистывая двинулся в глубь чащи. 

              Глаза подростка постепенно привыкли к подсвеченному полнолунием лесному сумраку. Все нервы напряжены, как оголённые провода, каждый шорох, лёгкий треск сухих веток отдаётся электрическим током в позвоночнике. Да где же этот Чертов пень?! Витька остановился, глубоко вдохнул. Он не мог заблудиться! Он же за последние несколько дней сто раз прошёл от своего забора до заросшей папоротником поляны, посреди которой уродливой статуей торчит эта гнилушка. Точно! Вот дурак – сам же пометил вчера вечером весь путь красными ленточками! Ну, конечно дурак, без фонарика их трудно различить. Надо было белыми, а ещё лучше светоотражающими. Но ничего, просто придется потратить на поиск тропинки чуть больше времени.

               За его спиной раздалось сдавленное хихиканье. Ублюдки! Наверняка дружки Кирилла, раз он не может соревноваться решили напугать  соперника , не на того напали! Паренёк развернулся на одной ноге, отвесил куртуазный поклон зарослям черёмухи, грациозно взмахнул руками, исполнил сложнейший пируэт, вот бы порадовалась мама , потом закрутил невероятное фуэте ( пусть видят эти колхозники, что городской чмошник не только не боится один в лесу  ночью на Ивана Купала, но и ловит от этого истинный кайф), и наконец, упоенный своим успехом, совершил длинный изящный прыжок и оказался нос к носу со старой корягой, вперившей в него горящий взгляд.

            Шелестящее, едва слышное хихиканье переросло в душераздирающий хохот. Поляна озарилась красноватыми отблесками цветов папоротника. Из тёмных зарослей поползли, полетели, выбежали, заковыляли самые невероятные чудовища: летучие мыши, огромные как горгульи, полупрозрачные русалки, уродливые зеленоватые, в клочках грязной тины человечки( скорее всего кикиморы), многим из них мальчик даже не мог придумать или вспомнить названия. И вся эта орущая, воющая, стонущая толпа приближалась к нему, протягивая костлявые когтистые руки, лапы или что там у них.

            Витя закричал и попытался убежать, но резко развернувшись, он натолкнулся на огромный пень покрытый мхом! Старый выворотень, едва цепляющийся толстым корнем за землю, закачался и схватил незваного гостя цепкой веткой. Ноги паренька подкосились, губы задрожали, горло болезненно сжалось от застрявшего крика, сердце  зашлось в дикой пляске.
           — Добро пожаловать на наш праздник, отрок! – проскрежетал Пень. – Давно у нас не было живых, я даже почти забыл ваш запах. – монстр втянул воздух над макушкой мальчика, от чего у того зашевелись волосы. – Хорошо! Вкусно…
            — Повелитель леса, может отпустим его? – маленькие человечки, умоляюще сложили ручки-веточки.
            — Мавки правы, он так красиво танцевал, – мечтательно пропели русалки.
            —  Мы слишком голодны, – взвыли горгульи, – мы давно не ели человечины!
            —  Человек посмел вторгнуться в наш мир, он видел нас и не должен уйти живым! – прошелестел похожий на сноп гнилой соломы Полевик.
             — А по мне, так пусть уходит, он же ещё ребёнок, ему никто не поверит, ещё и в богадельню спровадят – люди сейчас ни во что не верят, – Домовой усмехнулся в лохматую бороду, – ни в нас, ни в Бога! Нет, иконы-то у них почитай в каждом доме имеются, и в церкви или там мечети они регулярно ходят, даже молитвы читают, а вот в душах-то пустота. До того прогресс дошёл, что даже в науку верить перестали.
             — Всё равно – съесть! Чтоб другим неповадно было  по ночам в лесу шастать! – похожий на паука костлявый упырь плотоядно ощерился. 
             — Да вы что, посдурели все? – стукнула клюкой мелкорослая старушонка, в замызганном тупупчике. – Добра уже не помните? Это ж его бабушка отставляет для всех вас гостинцы, это его бабушка обустроила колыбельки в хлеву для мавок, это его бабушка спасла твою, Боровик, шкуру от лесного пожара!
               — Ну, с тобой, Кикимора, всё ясно, сама в прошлой жизни была человеком, вот и радеешь за однокровку, – Боровик зло зыркнул на товарку и протянул одну из своих многочисленных конечностей к ребёнку.

               Витя застыл на месте, недоуменно таращась в красноватые глаза нечисти – странно эти упыри говорят, что давно живого человека не нюхали, а пацаны колхозные рассказывали, что были в прошлом году на этой проклятой поляне. И почему-то его внутренний цензор решил поверить древнему Пню, а не деревенским ребятам.
              — Я конечно по вашим меркам недонечисть, – из провала под Пнём вылез прибожек, точь-в-точь как в одной известной видеоигре, – но всё равно выскажусь. Давайте его испытаем.
                — Ты что, Илька, рехнулся? – кикимора покрутила пальцем у виска, – Не всяк взрослый человек испытание пройдёт, а тут отрок!
               — И чо? – Илька почесал за ухом, – я вот всю свою жисть отрок и ничего!
               — Я с пяти лет на балет хожу, – Виктор гордо вскинул голову, – после школьной травли мне ничего уже не страшно! Или вы думаете все ваши лешие и оборотни страшнее моих ровесников, которые готовы затравить любого, кто не вписывается в их тусовку? 
               — Ты выбрал свой путь, но помни: даже вернувшись, ты уже не будешь прежним. А если струсишь или оступишься – навсегда останешься здесь с нами, одним из нас. – Поскрипел Пень и раздвинул провал между корнями, – Илька, проводи гостя!

               Витя сжал кулаки, чтобы сдержать дрожь в пальцах, и соскользнул в темную нору вслед за Илькой. Липкая паутина неприятно коснулась лица, земля под коленями посыпалась, увлекая вниз, в неизвестность. Вдруг узкая нора закончилась и они оба оказались в просторной пещере освещённой бледным зеленоватым светом фосфоресцирующих гнилушек или чего-то очень похожего на поганки. Мальчик огляделся – точно! Словно какой-то таинственный подземный грот в фэнтези-мире, сейчас из дальнего угла выползет огромный тролль и сожрёт его на завтрак, а Илькой закусит. Ну или дракон проснётся и поджарит их до золотистой корочки.

                — Эй, ты смертный! – прибожек обернулся через плечо, его мордашка показалась Витьке ещё бледнее чем при свете луны и цветущих папоротников. – Может тебе лучше бояться пауков, сотен маленьких паучков?
                — А чего их бояться-то? Они такие забавные. – Витя улыбнулся.
                — Вот именно! Это же пещера твоих, заметь – именно твоих кошмаров, а я всё таки твой попутчик, и хоть и нежить, но меня можно убить, пусть и не надолго, всего лет десять в безвременье, а там знаешь ли скука смертная!
                — Ну, ладно уговорил – буду бояться офигенных бабулиных пирогов!
                — А с чем пироги?
                — Разные, – мечтательно выдохнул мальчик, – но самые вкусные с лесной земляникой… А мне больше парочки за раз нельзя, из-за балета, чтоб массу не набирать, а девчонкам тем вообще засада!
                Пещера заполнилась ароматом румяных, только из печи пирогов, страх совсем улетучился, захотелось петь и танцевать.
                — Эй, как тебя там? Так и будем тут топтаться или пойдем выход искать? В своих мечтах и страхах ищи дорогу сам, я только на подхвате.
               — О, прости, забыл представиться – Витя, – мальчик протянул руку прибожку.
               — А я Илька, если ты ещё не понял, –  Илька крепко пожал протянутую руку.  – И помни, всё что здесь происходит отдаётся в твоём привычном мире, так что будь осторожнее в своих решениях.
                — Спасибо, учту. Ну, что идём?
                — Пошли.

               Витя сделал несколько шагов к выходу из пещеры, черневшему причудливой тенью в дальнем краю, но обволакивающий запах свежей выпечки усилился, отнимая силы, огромные пироги закружилась в замедленном вальсе, не давая сделать ни шагу, одурманивая… В почти отключившемся мозгу всплыло воспоминание, обрывок диснеевского мульта: синяя рыбка скачущая по медузам «смотри как я могу пам-пам!» . Из последних сил забрался на ближайший пирог, сознание немного прочистилось.
               — Надо прыгать по пирогам, здесь дурман меньше!

              Схватил за руку Ильку, затащил к себе, тот был уже почти без чувств, перебросил его через плечо, тяжеловат конечно, но не бросать же его здесь, даже если он не умрёт насовсем. С трудом перепрыгнул на следующий пирог, потом ещё и ещё, наконец достиг выхода и тяжело упал в темный проход.

                Воздух стал свежее, прибожек с трудом, но очнулся.  Вите показалось, что он услышал тяжёлый вздох своей бабушки, увидел как нервно дернулась к груди старческая рука, открылись затуманенные глаза, постепенно проясняясь, губы прошептали: «Храни, Господи, раба твоего Виктора».

              — Надо же – не бросил! – Илька встал, потянулся, разминаясь, –А за бабушку не волнуйся, ей уже ничего не угрожает. И молчи, не спрашивай, всё равно не скажу! Нет у меня таких полномочий. И так кое в чём проболтался.
                — Так ты дальше идёшь? – помощи от Ильки никакой, но всё равно живая душа рядом и уже не так страшно.
                — Иду, уж больно любопытно взглянуть на твои мечты и страхи.

               Своды земляной пещеры немного расширились, но всё равно идти пришлось согнувшись, обдирая плечи о торчащие тут и там корни. Вдруг из бокового прохода, завешанного паутиной и гнилым дёрном Витя услышал стон. И голос кажется знакомым, парень продрался сквозь преграду и увидел висящего на краю глубокой ямы Кирилла, ещё чуть-чуть и сорвётся соперник в пропасть, не станет препятствия между ними с Викой. Парень лёг на живот и протянул руку.

               — Хватайся! – крепко ухватил ослабевшие пальцы, потянул к себе товарища, второй рукой зацепился за рукав, едва не сорвав ногти, но всё же смог вытащить Кирилла. Тот тяжело опустился на землю, посмотрел на Виктора с недоверчивой благодарностью.
               — Спасибо. А ведь я готовил тебе подставу, вот только батя на покос утянул.
              Витя молча пожал плечами и развернулся к главному проходу, сделав несколько шагов, оглянулся.
               — Кирилл, давай быстрее!

               Но там где только что сидел его уставший соперник вспыхнуло зарево загоревшегося от молнии стога свежего сена, огромный пылающий пласт едва не накрыл спавшего под стогом Кирилла, чудом успевшего выкатиться из адской круговерти. Тесные своды подземелья поглотили раскат грома и всё погрузилось в темноту. Витя перекрестился. Илька зябко повел худыми плечами и потянул его дальше.

                За поворотом они увидели длинный школьный коридор. Осеннее солнце отражается от светлых стен, мелькает задорными зайчиками по полу. Звенит звонок, открываются двери классов и гулкое пространство заполняется звонкими детскими голосами. Витя крепче сжал руку нового товарища, выпрямил спину, высоко поднял голову и неторопливой походкой двинулся вперёд.
                — Это моя школа, смотри и радуйся, что твоя компания с поляны не такая страшная.

                Гул вокруг них внезапно оборвался, школа наполнилась почти вакуумной тишиной, только звонким эхом раздаются звонкие Витины и пришлепывающие Илькины шаги. Десятки глаз молча провожают глазами странную пару. И вдруг в груди подростка разливается тепло – у лестницы он заметил ещё неясную фигуру Миланы, как всегда приехавшей за ним, чтоб везти на занятия в балетную студию, даже мама обрадовалась её появлению в их с папой жизни. Тишина за спиной прорывается зловещим шёпотом, вслед «танцору» летят желанные бумажки. Но это уже не важно – мачеха бесчувственно сползает по стене, Витя едва успевает её подхватить на руки, выдыхает в бледное лицо :
                — Дыши! Пожалуйста, дыши! – побелевшие губы начинают жадно хватать воздух. Видение исчезло.
                — С ней всё будет хорошо! – Илька положил холодную руку на плечо подростка. – За что они так с тобой?
                — Я на балет хожу, моя мама была примой балериной в областном театре, пока… а папа в аппарате губернатора и Милана тоже.
                — Дураки!  Но всё равно жутко, вот так молчать и пялиться. – Илька передёрнул плечами, – а знаешь ведь они сами тебя боятся, вот и молчат.
                — А я ведь и в лес пошёл, чтоб друзей завести. Думал сельские ребята начнут уважать, я ведь им и про балет не сказал из страха, что они тоже мне бойкот устроят.
                — Ну, пошли, не забывай тебе до рассвета надо дорогу назад найти.

                Виктор встрепенулся, стряхивая предчувствие беды, и бодро зашагал дальше. Пещера вокруг стала похожа на тенистую аллею в конце которой раскинулся красивый парк. Невзирая на тревогу мальчик всё быстрее и быстрее шёл на мягкий закатный свет. На одной из парковых скамеек под высоким раскидистым дубом сидит отец в домашнем халате, в одном тапке, мама лежит на скамье, головой на его коленях, она шевелит пальцами на босых ногах и весело смеётся. Но ведь её ноги парализованы уже пять лет, с тех пор как она упала с лестницы в театре и сломала позвоночник. Витя всё видел и слышал злорадный смешок за сваленными в углу декорациями. Точно! Кто-то толкнул тот злополучный шар ей под ноги, кто-то кто прятался в декорациях, он должен вспомнить кто это был, это важно! Перед глазами возникло смеющееся лицо Вики, зелёные глаза манят обещанием, а губы сами собой презрительно искривляются. Да это же она – та самая девочка с мышиного цвета жидкими косичками, которую привел в их танцевальный класс её отец, ищущий маминого расположения. Родители только развелись и вокруг мамы вечно вились влюбленные дядьки, которых она мягко, но твёрдо отшивала. Это Вика столкнула маму с лестницы! Вот дрянь!
                Отец приветливо  махнул рукой, мама улыбнулась. Так захотелось прижаться к ним обоим и уснуть, как когда-то в детстве. Как же тогда было хорошо, не надо было выдерживать молчаливую травлю в школе, не надо было тревожиться за маму, которая с каждым новым годом и доктором становится всё мрачнее, не надо было угождать беременной Милане, ведь её не было. Витя подошёл к родителям, опустился на колени перед лавкой. Мама ласково провела маленькой прохладной ладонью по его щеке, а отец положил свою на плечо, ещё саднящее от ушибов полученных во время спуска в это странное место!

              Виктор резко встал, отшатнулся от семейной идиллии, к сожалению давно утраченной, и быстрым шагом пошел прочь. Пред внутренним взором возникла стерильная реанимационная палата, на белой больничной подушке мамино лицо кажется ещё бледнее, лица врачей встревожены, но вот на экране тонкая зелёная линия начинает пульсировать отмеряя её сердцебиение. И сразу же появляется другая картина: отец в халате за рулём своей машины, резко давит на тормоз, машину закручивает на мокрой дороге и только чудом ему удается вывернуть тяжёлый внедорожник из-под перевернувшегося лесовоза, за его спиной слышен истошный крик мачехи.
                — Молодец! Всё правильно сделал. – Илька сжал дрожащую руку товарища. – Идём, тут недалеко осталось.

             Подросток зябко повел плечами, поймал спокойный взгляд коричневых глаз прибожка.
             — То есть, если бы я остался с ними, они бы умерли? Значит я едва не убил своих родителей.
                — Но ведь не убил. Не поддался искушению, вспомнил реальность.
              — И Милана, там в школе, и бабушка… – Витя потеряно сел на землю. – Я чудовище! Ради своего удовольствия готов был всё разрушить. Как последний дурак повелся на фальшиво яркие глаза, на самом деле они у неё бледно-серые, совсем невнятные, как и волосы, вот поэтому я и не узнал её сразу. – вдруг он оживился, – А что будет если цветок папоротника отдать девушке с недобрым сердцем? Ребята говорили если его подарить женщине с чистым сердцем, то он разбудит в ней скрытый талант. А что будет если он попадет в руки такой как Вика.

            — Души черные цвет папоротника сжигает изнутри, разъедая при этом и бренное тело, как правило злодеи и подлецы, получившие его в подарок или укравшие, что бывает чаще, не доживают до следующего Иванова дня.
           — Ну, нет, такого даже она не заслужила. Пусть цветы остаются на своей поляне, на радость вашим мавкам и русалкам.
            Виктор встал и пошёл на ощупь вдоль осыпающейся стены на бледный отблеск лунного света.

            В предрассветном сумраке на поляну вышли несколько подростков. Шли молча, туман и лесные шорохи пугали.  Поляна была пуста, только огромный пень высился неясным силуэтом в белесом мраке. Вика подошла к нему, посветила фонариком.
                — Ха! Я же говорила, что он струсит! Вот он мой браслетик! – она покрутил а украшением перед товарищами. – Этот Витенька здесь даже не был, и я вам это сейчас докажу.
                Девчонка вытащила флэшку из спрятанной в браслете камеры.
               — Если бы у вас инет был нормальный, нам бы даже не пришлось тащиться сюда ни свет, ни заря, чтоб подловить этого … – она сплюнула, не найдя подходящего эпитета, – хотя это была бы самая скучная трансляция в моей жизни.

               На экране планшета появилась папоротниковая поляна, залитая лунным светом, тонкий пальчик нажал на перемотку, девочка что-то бубнила про зря потраченное время, как вдруг её глаза удивлённо расширились:  появился Виктор, он изящно поклонился кустам и начал танцевать.
              — Во даёт! – восхищённо воскликнул один из её поклонников, главный деревенский хулиган, – давай показывай дальше! Не, а чо! Мужик!

              При виде следующих кадров Вика истошно завизжала и бросила планшет в пень. Среди его корней что-то зашевелилось, трава раздвинулась и перед толпой перепуганных подростков предстало нечто: худое ломкое тело сгорблено и перепачкано землёй, с головы клочьями свешивается паутина, прошлогодняя трава лохмотьями опутала тонкие руки. Существо выпрямилась и начало отряхиваться.

               — Привет, смотрю вы уже тут, утра никак не могли дождаться? – голосом Витька спросила нежить.
               В ответ только невероятное бормотание и всхлипывание растерявшей весь свой гонор девчонки.
                — Это ты, Витёк? – пацаны закрыли собой бьющуюся в истерике Вику.
               — Я, а кто ж ещё?
                — Ну, может чёрт какой, тебя сожрал и тобой прикинулся!
               Вика наконец пришла в себя, поднялась на ноги и быстрым шагом пошла к деревне. Никто из ребят даже не шевельнулся ей в след.
                — Зря вы так, она хоть и дура, но девчонка всё же.
                — Она хотела тебя опозорить, а ты её защищаешь. И там на планшете запись осталась.
— Я балет написал, репетировал. Уснул вот под утро, а вам могло померещиться всякое, особенно после ваших баек про эту поляну. Вы идите, пацаны, я догоню. Почищусь немного.

                Ребята ушли. Виктор поднял обломки планшета, флэшку цела. Значит можно увидеть со стороны, что здесь было. Не зря же Вика так орала. Он довольно улыбнулся и пошёл домой.
                — А я говорил, что он пройдёт испытание!  – Илька сверкнул зубами.
                — Если б я не был в этом уверен, я бы и не выпустил вас на поляну сегодня, – проскрипел Пень. – а теперь пора спать, тем более развлекались мы сегодня на славу, и цвет папоротника у нас остался. Видимо остались ещё добрые люди.