Книга психбольницы

Книга психбольницы.

Welcome home.

Добро пожаловать домой.


Вступление

Tears in the snow.

(Live in Sanitarium.)

Слёзы под снегом.

(Жизнь в псих лечебнице.)

Эпиграф:
Нормальные герои всегда летят (идут) в обход.

       Мои любимые кино герои это Иисус Христос и Зигзаг Макряк, именно по этому я в битве с Антихристом свой шлем (лоб) разбил, и танк свой Кантемировский тоже разбил, подорвал, подпалил и съехал в озеро, озеро Безумия. 
   А ментальные МЧССовцы то же хороши, оказались - из брансбойта по живому человеческому пожару. Вот так вот попадать в свои собственные мины растяжки – вязки, а потом мочить злых духов в сортире дурки. Это называется «царевич Александр» с энергетическим ножичком играл и зарезался. Говорю вам люди, не играйте с огнём! Потому что у юродивого человека, ведущего неравную борьбу с дьяволом, у самого на голове невидимые рога вырастают.  И в психушке нет подразделения на белых и чёрных, там и Христа и антихриста с третьим глазом одинаковыми нейролептиками колют, и одинаковыми вязками привязывают. Там все перед Богом равны. Вы знаете, что самое страшное в психбольнице это не собственные муки, самое страшное в Русской психушке это созерцание чужих страданий. Особенно бьют в душу такие фразы: «Я служу не дьяволу!» или «Я берёза!» или ещё почище: «Я Дэнди!», денди не Лондонский, сами знаете, какой Дэнди, и из какой игры.

-         А ты сам на себя со стороны смотрел слонёнок?

-         Кто снег вызывал?

-         Кто «Беломор» сшибал?

-         Кто носился в неусидке как заведённый?

-         Да, это был я, и ничего не попишешь! Это была моя игра, игра завёрнутых страстей, мои игры разума в реальной, а не виртуальной реальности.


Глава первая.

Приёмный покой.

      Итак, достопочтимые мои читатели, меня затолкали в «психовоз», и психкарета направилась на всех своих канцерогенных парах из пункта А (станция метро Крылатское)
в пункт Б (станция метро Кантемировская). Когда меня очень «корректно» доставили к приёмному покою, санитар – молодой парень  стал со злостью выталкивать меня из белого рафика с красным крестом, приговаривая: «Он деньги студентов растратил!».

Ну что ж такой грех действительно со мной случился. Далее…
Но фельдшер – взрослый, немного тучный мужчина, именно тот, что стоял в засаде за закрытой дверью в мамину комнату в моём доме. Так вот он, видя моё смирение, сказал парню – санитару: «Ну что ты его так? Он же не агрессивный». И спросил у меня: «Наверное, запястья от наручников болят?». Что я ему ответил, я не помню.

    Итак, «Добро пожаловать домой – в приёмный покой, мы сумасшедшие с тобой!».

Так или иначе, я оказался в приёмном покое 14 московской психбольницы, хотя тогда я вообще не понимал, где я нахожусь. Были лишь бредовые догадки, соответствующие моему психическому заболеванию. Что же я себе мнил? Что меня как экстрасенса –
диссидента привезли, в какую то тюрьму. Что везли меня вовсе не санитары, а КГБешники, прихвостни Руцкого, которому я нанёс энергетические  раны, рисуя его на листе бумаги и тыкая в него ручкой – колом в ту субботу в Одинцовском  районе.
Вот уж точно “Can I play with madness?”.

   В приёмном покое с меня сняли всю одежду, оставив абсолютно голым, естественно предварительно сняв стальные браслеты. Затем дали какие-то трусы тёмно-синего цвета, спереди испачканные подозрительным веществом белого цвета, одели в псих больничную робу, тоже тёмно-синего цвета, дали расписаться за свои вещи и сзади завязали руки. При всём при этом я говорил санитарам перевозки: «Зачем было меня так жестоко забирать?». Но тучный фельдшер лишь ухмылялся.

        Далее дошла очередь до врача приёмного покоя – женщина врач спрашивала меня: «Вы в спутники верите?». Хорош вопросик не правда ли? Что я в бреду ответил теперь знает только Бог. Но знаю одно, что через несколько дней, когда уже в пятом отделении, я временно пришёл в себя мед брат по имени Игорь мне сказал: «Саш, а тебе в приёмном такой диагноз поставили!». Не буду спорить с врачами, но состояние моё на момент когда меня спрашивали: «Вы в спутники верите?», было как у человека в «белке», но тем не менее я умудрялся ещё, что-то осознавать, отвечать на вопросы и даже подпись свою за вещи поставить.

     Наконец санитары сели в «психовоз» и уехали восвояси, и я с завязанными руками остался на попечении санитара из приёмного покоя 14 московской псих больницы.
Мне тогда ужасно хотелось курить, но санитар сказал: «Вот в отделение тебя доставлю, там и покуришь». Мы с ним завели разговор о паранойе, и он меня спросил: «А что такое паранойя?». Я ответил: «Паранойя - это страх». Ну, просто студент мед института какой-то! В довершение ко всему этот санитар заявил мне, что иногда можно и плана покурить. Весело ничего не скажешь!

      Когда он меня сажал в машину 14 психбольницы чтобы отвезти в пятое отделение я спросил его: «Где я нахожусь?». Он же ответил: «В психбольнице». А я - псих окаянный заявил: «Всю жизнь мечтал сюда попасть!». Далее, когда мы уже ехали, он меня спросил: «Что ты натворил?», и, указывая на наручники, которые ему наверно дали те санитары, сказал: «Ты знаешь, что это такое!?».

     Да, для меня до сих пор вопрос без ответа, почему меня брали как опасного
разбойника или маньяка, и даже санитару из четырнадцатой дурки наручники передали, словно сбылись пророческие слова из Евангелие «И к злодеям причтён» или «словно на разбойника вышли вы на меня со стальными  браслетами». Вот тут я извиняюсь, насочинял - про стальные браслеты в «Новом Завете» нет ни слова, но про мечи и колья есть.

Глава вторая.

Пришествие в пятое отделение.       

Итак, любезные мои адекватные и неадекватные, сохранные читатели, я, наконец оказался в пятом отделении. За окнами психушки стояла ночь. Мне всё-таки дали покурить, и я, разговаривая, то ли с больным, то ли ещё с каким либо санитаром, спросил: «А вы в Бога верите?». Человек ответил: «Да!». Потом мед брат Саша, (я только потом узнал, что его зовут Саша), вколол мне дозняк, не знаю какого седативного препарата и уложил на койку в надзорной палате. Я помню, что
не смотря на введённый седатив, душа пылала, и мед брат, поднеся палец к
моим ноздрям, сказал: « Если сейчас не уснёт – придётся ещё колоть».
Наверное, я отключился...

 
Глава третья

Два  первых дня.

      Итак, наступил первый день моего пребывания в остром – пятом отделении Кантемировской дурки. Не понимая, в каком я бредовом состоянии мед брат и
кто-то ещё повели меня в процедурный кабинет сдавать кровь из вены.
Так всегда полагается для ново представленных, ой, ну вы меня поняли.
И со мной сделали то же самое. Но я одним глазом был в нашем грешном мире, а другим глазом в бредово-демонической нирване. Поэтому когда медсестра Катя, (я только потом узнал, что её зовут Катя), стала ковырять мне вены,
Я ей сказал: «Не надо! Ты не умеешь!». А потом мне настолько стало неприятно, что у меня  ковыряются в венах… Короче, я вырвал руку и встал. А потом по дурке поползли слухи: мол, на медсестру напал. Катя, ну разве я на тебя нападал? Далее помню только, как меня с двух сторон вели в бреду  обратно - в надзорную палату, и я громко повторял: «Изыди, Сатана! Изыди, Сатана!». Далее я ничего об этом первом дне не помню. Наверное, я вырубился. Как вы прекрасно понимаете, любезные мои читатели, я не буду вести точное исчисление событий по дням, потому что я был
в реальном бреду.

      В какой-то из первых двух дней моего пребывания в пятом отделении, когда бредовая горячка, на не большой срок оставила меня, мед брат Игорь брал у меня кровь из вены на вязках, приговаривая: «Что для детей крови жалко?». А я, привязанный по двум ногам и одной руке, когда какой-то отблеск разума временно вернулся в мою голову, вымолвил:
«В средние века, что бы излечить больного ему делали кровопускание». Внесу небольшое замечание: я не могу со стопроцентной уверенностью говорить, что фраза была построена именно так. Но точно помню, что на Игоре была медицинская шапка с красным крестом.

      В какое-то другое время, лежа привязанным, я точно помню, что в горле страшно пересыхало. И я просил больных дать мне пить. Но никто не давал мне. И тогда я сказал в гневе: «Вы русские люди или нет?!». И только тогда один старик – больной дал мне
напиться из большой, прозрачной, пластиковой бутылки. Ещё помню, что я в горячке умудрился развязать узы - вязки, что вызвало матерные ругательства со стороны одной полной пожилой санитарки. Да, вот тоже мне «Гудини» завёрнутый нашёлся, «король цепей».

     А ещё в один из этих  дней вечером, когда я носился в своём бреду непонятно где, но находился на койке в псих больнице, кто-то толи специально выключал свет, толи просто пробки вышибало, так что тучный мед брат Веня, (я только потом узнал, что его так зовут), говорил: «Да кто же там свет выключает?!». Я же в бреду связывал это с собой,
и своим явлением в дурдом. Помните, как это звучит в Евангелие? Не помните.
Тогда я напомню: «И настала тьма на всей земле с часа шестого по девятый…».

  Вот так оказывается можно завернуться за неделю от съёмок бредово-вожделеннойвидео школы игры на бас гитаре, ни фига не умея играть, до вязок.

 
Глава четвёртая
             Олег

   Когда я первые дни в больнице был в бреду, в нашу надзорную палату привезли и положили Олега. Это был просто ужас. Это было что-то. Его привязывали к кровати,
а он прыгал вместе с койкой. Это просто сгусток силы, силы бунтующего, психически нездорового человека. Тут сразу на ум приходит Гадаринский бесноватый. (Евангелие от Марка, глава пятая.) Советую почитать: очень интересно и очень, похоже.
Причём Олег сыпал грозные ругательства в адрес санитарки, и чуть ли не обещал её убить.  Я же сквозь бред говорил Олегу: «Не смей её ругать она хорошая женщина!».                   

Самое интересное, что Олег Елиазаров два года отслужил в армии, а потом стал периодически завёртываться: мама у него была больная. И просто сказать стал завёртываться это ничего не сказать – к сожалению, в периоды остроты болезнь вертела им как хотела. Но, тем не менее, он адекватно отслужил два года, и у него была уйма друзей военных, офицеров и рядовых, которые его постоянно навещали.
      В чём же проявлялась болезнь бедного Олега? Если начать описывать симптоматику его болезни, то не хватит и двадцати листов, поэтому я ограничусь основными причудами
Олега. Ведь я не психиатр что бы сыпать терминами – вялотекущая шизофрения, шубообразная, маниакально-депрессивный психоз и т. д.
    Так вот, наверно основной его причудой было то,  что он сам присвоил себе звание - «генерал-лейтенант». Почему именно «генерал-лейтенант»? Наверное, только Бог знает. Я думаю, что на этот вопрос не ответит даже профессор психиатр.

   Олег не просто тихо и смирно говорил, что он генерал, а в большой психически нездоровой ажитации всем это доказывал: «Я генерал-лейтенант! Я генерал-лейтенант! У меня мундир в приёмном покое!».  Он так же в первые недели нашего с ним пребывания там, выходил в комнату для свиданий и объявлял родственникам больных: «Вас приветствует генерал-лейтенант Олег Елиазаров!».

     Вот как мы с ним познакомились: он подошёл ко мне и сказал: Я Олег – «генерал-лейтенант». Я же ответил ему, что меня зовут Саша. И я рассказал бедному Олегу, что я учусь в Московском институте Стали и Сплавов, что военная кафедра у нас прикреплена к Кантемировской дивизии, а так же, что когда меня выпишут, я поеду на военные сборы и стану лейтенантом танковых войск.
Да, размечтался! Да меня и сейчас  очень поражает, мой оптимизм в психушке.
Но оптимизм оптимизмом, вернёмся к Олегу. Выслушав мой небольшой рассказ, генерал-лейтенант нарёк меня «кремлёвским курсантом».

      На свиданиях с родственниками первые несколько недель Олег упорно называл мою маму тётя Наташа.  Но потом моя мама почему-то сказала: Олег называй меня, пожалуйста, Наталия Александровна. Наверное, мама не вытерпела, и очень зря.
После этого бедный Олег обиделся и неделю с нами не разговаривал.
Но когда потом мы с Олегом помирились, он сказал мне: «Что, имя деда носишь!?».
Иногда я прижимал Олега к своей груди, как родного брата и называл его «братом по крови».

     Один раз я по глупости и невоспитанности назвал Олега «генералом». На что он возмутился и сказал: «Я Олег!», а в его чёрных глазах светил такой океан злости, что испугался бы, наверное, и здоровый человек. Да, глаза психбольного (mad men eyes). Иногда там много чего можно прочитать.

Не знаю, умел ли Олег играть на гитаре, но в свою рок группу «Цвет» он меня неоднократно звал. Естественно ведь я же рассказал ему, что у меня есть рок группа, и я играю в ней на бас гитаре и пою. Он так и спрашивал: «Санёк, ты будешь басистом в моей группе «Цвет»?» Я не возражал.

      Но лекарства делали своё дело, и «крыши» становились на место и у меня и у него. Когда от нейролептиков  глаза полководца Олега тускнели, он совершенно адекватно говорил мне: Саша, мы, когда нас выпишут, пойдём в церковь и окунём наши крестики в святую воду. Кстати крестик Олегу привезла моя мама. Но когда психотропный туман сходил с его глаз, и действие препаратов кончалось, кукловод по имени психическая болезнь заставлял Олега маршировать со шваброй по коридору и как дирижёр руководить невидимым оркестром.  Мне очень жаль Олежека, ведь когда он подлечивался, он был эрудированным очень хорошим человеком.

         Да самое главное - он же был художником, и псевдоним у него был «Константин Цветов». Что же было в его картинах? Не знаю. Алкоголики и другие больные осуждали его и говорили, что он рисует как шестилетний. Но в его работах что-то было. Он даже меня, по моей просьбе нарисовал. И я себя узнал. Но в основном он рисовал Оксану. И у меня в шкафу до сих пор лежит его «Оксана». Нет, всё-таки в его рисунках что-то было. Пусть даже непонятное для нормального человека.
Генерал-лейтенант часто устраивал выставку своих произведений на полу психбольничного туалета.

     Вот ещё один загадочный момент. Один раз, когда бредово-демоническая нирвана вновь нашла на меня, я взял лист бумаги, нарисовал на нём крест и, представив своих врагов тыкнул в него ручкой, Олег посмотрел на этот лист с крестом и в ужасе сказал: «Посмотри, что ты наделал?!». Лист был не порван, не пробит ручкой, на нём был лишь крест. Так, что же я наделал? И что он там увидел? Да, загадка!

     А вот смешной момент. Как-то раз, я показывал Олегу упражнение для пальцев, которому я научился по видео школе для бас гитары Стьюарта Хэмма.
И потом Олег много раз подходил ко мне и говорил: «Ну-ка покажи, как у басиста пальчики работают?».

       Вот ещё момент, где можно похихикать. Как-то посмотреть на причуды Олега и соответственно подлечить его пришла профессор психиатрии - пожилая женщина.
Наверное, там ещё на консилиуме студенты были, но точно я не уверен – врать не буду.
Так вот Олег заявил: «Я - Кунцевская шлае…нь!». Но мы не будем марать умы наших любезных читателей матерными выражениями. И изумлённая профессор, попросила объяснить, что значит сие выражение? И Олег, как он потом сам рассказывал, очень логично объяснил - что это значит. В общем, после этого консилиума Олегу прописали инъекции аминазина чуть ли не три раза в день, я уж не берусь судить сколько кубиков.

       А вот этот эпизод уже не смешной. Как я уже говорил, мама у Олега тоже была больная. И один раз Олег собирал гостинцы для мамы, прося, что-нибудь из съестного у больных. Получается, что он и его мама лежали в одно время. Это большой урок, для тех людей, которые болеют или когда-то давно болели, можно им иметь потомство или нет? Нужно им обрекать невинное существо на пожизненный крест в психбольнице или лучше, вообще, не заводить детей?!


Записал в Январе – Феврале 2006 года.

Отредактировал в 2020 году в Ноябре.

 Александр Дахнов

Фамилия Олега изменена.