Опята

     Открываю глаза и первым делом смотрю за окно. Голубое, будто в легком тумане, небо. Ни облачка. Значит, снова день будет теплым, тихим и солнечным. Еще не вставая, решаю для себя, что в лес не пойду. Находился вчера вволю, целую сумку приволок смачных, душистых опят. А потом три часа их чистил, варил, закладывал в морозилку. Ноги гудели, поясница ныла. Все, баста, сегодня буду дома.

     Специально не спеша принимаю душ, заставляю себя думать о делах домашних, медленно готовлю завтрак. А глаза тянутся к окну, ощупывая бездонную голубизну светлого осеннего неба. И вспыхивают в сознании веселые лесные тропинки в ярких пятнах первых опавших листьев, заросли высокой, но уже увядающей крапивы, щедрое золото главных лесных модников – кленов и, конечно же, они, неугомонные групповые верхолазы, сноровистые выдумщики - осенние опята. Их пепельно-коричневые головки неожиданно вырастают под осторожной ногой целой ватагой. Успевай только примечать под красно-бурым, в прожилках листом новую семейную кучку. А уж что они выделывают на стволах разных, стоящих да поваленных, и не сфантазировать самому.
 
     «Стоп, - говорю себе, - у меня сегодня другие планы». С натугой пытаюсь выстроить день «с умом». И ловлю себя на том, что глаза мои, хоть и виновато, но смотрят не на туфли, а на кроссовки. Последняя, отчаянная попытка вразумить себя лопается оглушительно и весело. Мигом залезаю в лесную обувку и с легким сердцем шагаю за порог. Впереди - столько радостных минут в кругу друзей, впереди – счастливый день…

     На одном дыхании промахиваю городские кварталы, облитые мягким осенним солнцем, тихие скверы, приютившие гуляющих мамаш. С радостью покидаю уличный асфальт и уже вышагиваю знакомыми лесными дорожками, шуршу первой опавшей листвой.

     Ближние свои заповедные места пробегаю без остановки, почти не глядя под ноги. Тут уже все вымели многочисленные братья – грибники. Мой путь туда, в глубину леса, в еловое царство. На тенистых полянах, окруженных могучими хвойными лапами, ждут меня удивительные встречи с веселым, бесшабашным и доверчивым народом, с моими опятами.

     Но сталкиваюсь с ними гораздо раньше намеченного срока. Самые нетерпеливые, значит, встречать прибежали. Прямо на меня выскочили из невысокой, кустистой травы три лихих разбойника. Изогнув горделиво шеи, с шляпами набекрень, показы-вают мне свою удаль грибную. Крепкие ребята, ничего не скажешь. Вот и полезайте в пакет первыми. Осторожно срезаю смельчаков, а глаз уже нетерпеливо шарит по траве в поисках их товарищей. На краю небольшой поляны огибаю старую березу, в окаменевшей чешуе  потрескавшейся толстой коры. И прямо глаза в глаза меня радостно приветствует многодетное семейство. Уж не полетать ли собрались, сердечные? На такую-то высоту вскарабкались. Выше всех уверенно и капитально взгромоздился папаша, с толстым брюшком и высокой, широкополой шляпой. Он ее даже приподнял, чтобы все видели, кто здесь глава. Ниже всех, оберегая детей своим пышным телом, укрепилась мать. Пусть и не девушка уже, да хочется выглядеть привлекательно. Распушила жабо, откинула игриво шляпку, но внимательно изогнулась к своим чадам. А те гурьбой высыпали из березовой щели. Один, обгоняя другого, тянется к солнышку, крепнет на виду, плотненький да гладенький, с круглой, коричневого налета светлой шляпкой, и с шарфиком на шее. Залюбовался на семейство, дружное и по-своему счастливое. Но я грибник – охотник. Кладу всю семью в пакет, огорчаясь и радуясь одновременно, и их миру, и своему прибытку.

     Шагаю дальше с ощущением приятного обретения, своего охотничьего удовольствия. Выводит меня неспешный мой поиск к старой поваленной березе. Легла она так на пригорочек, что до земли ствол не дошел сантиметров на тридцать. Потому и трава под ней растет вольготно и как бы подпирает-поддерживает тело своей старшей подруги в такой вот беде. Всегда грустно видеть поверженные временем да ветрами деревья с разорванными жилами корней, переломанными роковым падением ветвями. Неумолимый закон конца одного и начала другого. И это другое уже шелестит рядышком молодыми листочками, раскачивая весело и беззаботно тоненькое свое гибкое тельце, легко и радостно отзываясь на игру лесного шалуна-ветерка.

     Еще на подходе примечаю, что и этот упавший ствол облюбовали мои вездесущие друзья. По всей березовой длине понаходили они укромные трещинки да задиры, чтобы устроить свою грибную жизнь. И тянут, тянут к солнышку бежевые, с темным темечком, головки. Уж так-то им здесь пригоже, что многие без всякого удержу откормили телеса свои, походя больше не на опят осенних, но на более знатную породу сородичей – на грибы белые.  Режу эту ухоженную гвардию по верху ствола, срезаю и тех, что вынуждены дугой выгибаться в росте, ибо пофартило им сбоку родиться. Настал момент и в низ ствола заглянуть. Вот тут я прямо-таки и сел на траву. Росли и там красавцы разновозрастные, такие же налитые и бравые. Но как росли?! И головками, и телом своим – строго вниз, к земле!  Как же с законами природы? Все живое, мол, к солнышку тянется. «И как же вы это так надумали?» - спрашиваю. А они хитро улыбаются, - «Да пробовали мы и в одну, и в другую сторону наладиться. Далековато выходит к солнышку добираться. Мы ж грибы все же, а не змеи какие-нибудь. Решили, значит, судьба наша – к матушке-земле тянуться. Хоть и головой вниз, но обличье свое сохраним. Так-то, любезный». Ну как тут и мне не заулыбаться, не закачать головой от такой находчивости опятовой. Заряжаюсь с радостью энергией жизнелюбия и упорства. Уж коль явлен ты на свет Божий, всегда есть путь к жизни, к развитию … хотя бы и вниз головой.

     Вот и руке, чувствую, тяжеловато стало. Пакет мой до краев полон сбором благодатным. Пора и домой. Уже и шаг прибавил, и голову чаще от земли поднимаю к высоченным стволам, к листочкам – фонарикам разноцветным, к верховой игре ветерка с осенними потяжелевшими облаками, а они тут как тут, милые мои соблазнители, преграждают дорогу, тянутся из травы с нетерпеливым вопросом: «А мы? А нас возьмешь?»  Ну как же не взять эдаких молодцов.

     Вот и тропа основная, широкая. Отряхиваюсь от семян сухих да паутинок, складываю нож свой грибной, готовлю себя ко входу «в цивилизацию». Оборачиваюсь на прощанье к подружкам белоствольным, к молодому, пушистому ельнику, украшенному на самом верху бронзовыми литыми шишками, к уходящему за поворот тропы золотому сиянию осеннего леса. Спасибо вам всем за дары богатые, за светлый тихий праздник.

     И всю обратную дорогу нет-нет, да и высунется из пакета головка любопытного молодого опенка. Будто спросить хочет: «Ну как ты?» Я смотрю на него и молчу в улыбке. Мне хорошо. Очень.