La Maladie du Soleil. Глава III Persepolis

Неизвестное знал он, разгадывал тайны,
О днях до потопа принес нам весть,
Ходил он далеко, и устал, и вернулся…

Эпос о Гильгамеше. Перевод Николая Гумилёва.

Глава III. Persepolis

Королева и Король несуществующего царства гуляли в тени священных руин. Воздушные одеяния странников сливались с пылающим алым небом. Герметический дракон уничтожал пламенем величественные замки и храмы. От удара его хвоста разрушались цитадели. Шеду и анзуд заживо сгорали в огне. Королеве было грустно, что она не смогла спасти волшебных существ….

Она села на ступени уничтоженного храма и задумалась:

— Что будет после того, как алхимик сгорит в сосуде? Время исчезнет или повернётся вспять?

— Могущественный город утонул в песках. О нём забудет пустыня, — Король дотронулся рукой до руин святилища. — Но из праха родится вечная ночь.

— И смерть обратит луну в солнце…

Королева смотрела, как рушатся звёздные башни и сгорают херувимы. Но она верила в Возрождение — на её голове сияла золотая диадема Александрии.

***

Гостиная Полетт была похожа на причудливый волшебный сад, написанный средневековым художником. Через разноцветные витражи окон струился лунный свет. Готические розы обвевали античные статуи, оставляя на мраморе следы крови.

— Эта мистическая атмосфера напоминает мне об одной книге, но я не могу вспомнить её название… — прошептала Шарлотта.

— Быть может, об этой? — Полетт протянула ей книгу. — Эта пьеса «Отрицание времени» Женевьевы де Лузиньян вдохновила меня на создание этой выставки, посвящённой исчезнувшему и канувшему во тьму…

Посреди комнаты стоял мольберт с недорисованным солнцем. Картины на стенах были накрыты призрачными саванами.

— Я собрала полотна, в которых смысл выражается не только через художественный образ, но и через слово на незнакомом языке, — объяснила Полетт. — Неведомое слово помогает проникнуть в глубины значений и найти новые символы…

Лучи витражей играли с эфемерной вуалью картины, висевшей  рядом со статуей Гермеса. Шарлотте казалось, что тень в саване звала её в темноту. Девушка одёрнула белоснежную ткань и увидела портрет Чумного Доктора. В его глазах — Философский камень, его мантия — персидское небо, полное созвездий и фантазий. На дальнем плане скользили  призраки чумы. Но в облаках летали ангелы, которые держали золотую табличку со словом «Propheta». Это был тот самый Чумной Доктор из её грёз:

— Чумной Доктор — пророк? Интересно, что автор хотел этим сказать?

— Эту картину написала венецианская художница Франческа Корнелия… В Средневековье ходили слухи, что в неё был влюблён дьявол.

Шарлотте стало любопытно посмотреть и другие произведения искусства. Она сорвала вуаль с висящей рядом картины — художник изобразил сожжение алхимика. Но надпись внизу гласила: «Hic scientificus immortalitatem adeptus est»

— Этот учёный обрёл бессмертие… — перевела Шарлотта.

— Франциск написал эту картину, — отметила Полетт. — Это иллюстрация к его новой книге.

— Я не узнаю Франциска… Он любил херувимов и серафимов Джотто ди Бондоне, нимф Боттичелли, зеркальные миры Санти. Откуда эти средневековые грёзы?

— Когда он последний раз приходил, я тоже спросила его об этом...  — подчеркнула подруга. —  Франциск ответил, что ангелы и единороги Ренессанса не отражают реальность. Они никому не интересны, потому что их не существует. Чумной Доктор расскажет о Философском камне больше, чем сам камень. Арлекин не может снять маску, ибо мы ещё не готовы увидеть тот мир, что за ней скрывается...

Шарлотта ничего не ответила.

— Мне кажется, что ты расстроилась… — заметила Полетт.

— Если следовать философии Франциска, то художники должны рисовать духов холеры и призраков на виселицах. Смерть отражает реальность. Нас окружают только тени в зловещих саванах. Но есть другой мир… Одной таинственной ночью он приснился вавилонским алхимикам. Тогда они осознали, что есть иная сторона бытия. Это вселенная, где ночь над пустыней — бесконечна. Там верблюды превращаются в единорогов, а птицы — в драконов. Там возможно создать Эликсир или улететь на ковре-самолёте к звёздам… Там возможно умереть и воскреснуть…

Полетт села за мольберт и принялась дописывать солнце. На холсте Шарлотта увидела город, поглощённый огнём и смертью. Истина сгорала в огне вместе с тенями, которые в неё верили.

— Я пишу падение Персеполиса… — грустно произнесла художница. — Иногда мне кажется, что я, как шаман, должна войти в транс и поговорить с мёртвыми, чтобы они рассказали мне их историю…

— В его смерти я вижу возрождение… — прошептала Шарлотта. — В том прахе и руинах таится вечность…

— Ты обещала поучаствовать в выставке, — напомнила Полетт. — Мне не хватает картины с мумией или скарабеем. Сейчас все коллекционеры интересуются Египтом.

— Нет, только не Египет…

— Почему!? Ты же хорошо знаешь древнеегипетский язык!

— Поверь, ты бы не была так очарована Древним Египтом, если бы тебя в детстве заставляли целыми днями прописывать египетские иероглифы…

— Да, у тебя странный дядя… — согласилась Полетт. — Зачем нужно знать древнеегипетский язык, ведь на нём уже давно никто не говорит?! Ладно, пиши, что хочешь…

Шарлотта устроилась на персидском ковре и принялась писать картину о бессмертии... Орнамент ковра был похож на безумную фантазию арабского алхимика: ветви кипариса превращались в крылья возрождающегося Феникса, два единорога держали колбу, в которой умирала змея. Розы и лилии соединялись с геометрическими фигурами в одну единую галлюцинацию — зелёный лев поедал солнце вечной пустыни.

Она макнула кисть в синюю краску и написала звёздные волны, влекущие Вавилон под землю. Волшебные замки и сады уходили под воду… Эгейское, Мёртвое, Аравийское и Красное моря сливались с друг другом в один волшебный океан. Вавилонская принцесса  в белой тунике с бахромой стояла на краю бездны и смотрела, как исчезает царство, которому боги обещали вечность. Её призрачная вуаль развевалась на ветру. Но она верила, что океан сменит пустыня, что смерть станет жизнью и луна превратится в солнце. В её руке пылал алый Цветок. Она принесла этому миру бессмертие. Вавилон исчез, чтобы возродиться… И его призраки погибли, чтобы однажды восстать из праха…