Незакрытая лицензия

               
Древний лес… Он есть почти в
каждой старой сказке,легенде
или вымышленной саге… Но все же
корнями волшебные леса уходят в человека.
Вся магия – оттуда.  Из души.

Надея Ясминска




 
                На  лавке у веранды добротного деревенского дома, украшенного  бело-зелёными наличниками с замысловатой глухой резьбой, сидели трое. Лучи встающего из-за леса  солнца, пробившиеся сквозь вершины деревьев, лежали на лицах мужчин, заставляя их прищуриваться и улыбаться этому солнечному приветствию. Со стороны казалось, что они сидят молча – такой тихой и неспешной была их беседа. Начинающийся  апрельский день голосами дроздов призывал к несуетности и созерцанию.
                Кириллыч, -  говорил тот, что сидел посерединке, обращаясь к соседу справа, - Я тебя прошу, давай сделаем Алексею подарок, всё ж юбилей у него!
                - Вон в кармане у тебя лицензия на глухаря, -  усмехнулся Кириллыч, - какой тебе еще подарок надо? Отдай ему!
                - Так я для него и старался, мало, что покупал, так и на ЗМУ за неё отработал наравне с молодёжью.
                - Так ты и есть самый молодой из нас, кому ж отрабатывать?  Нам с Лёшкой, что ли? 
                - Я из нас троих самый молодой, а из тех, над кем ты ежегодно зимой измываешься, как раз наоборот и даже очень!
                - Не ходи, кто ж тебя заставляет… Лёш, а тебе когда шестьдесят-то стукнуло?
                Тот, которого звали Алексеем, впервые с начала разговора отвёл взгляд от вершин леса:
                - Зимой ещё, как раз в январе, когда вы тут на учёте по буеракам лыжи ломали.
                - Кириллыч! Помоги, говорю, подарок твоему тёзке сделать, охотовед ты или где?
                - Вот ты нудный какой, Антон, ну, чего вам надо, говори…
 
                …На маленькой, очень уютной поляне, окружённой соснами, остановились два уазика. Из первого вышел Кириллыч,  из второго Антон с Алексеем.
                -  Вставайте тут, - сказал охотовед, - Здесь и сухо, и до тока почти два километра. Ток вон за той пустошью.
                - Я эту пустошь помню, мы тут прошлой весной на тяге стреляли. Знали бы про ток, не стали бы лес тревожить.
                Кириллыч одобрительно глянул на охотников.
                - Ладно, разводите костёр,  пообедаем. Вечером я вас на подслух* свожу да и поеду.  А вы часа в три выдвигайтесь опять. Крепкий здесь ток. И старый петух тут есть.

                …Алексей спал в машине.  Кроме его похрапывания, доносящегося из приоткрытого окна задней двери, и потрескивания костра, звуков не было. Охотовед уже час, как уехал, и Антон в одиночестве сидел у огня, укладывая в уголки памяти колдовство этой ночи и думая о сокровенном. Сидел, вороша палкой угольки, и уже сейчас жалел этого глухаря. Ещё только подслушанного, не добытого. Того, который под утро запоёт первым, к которому ещё надо подойти бесшумно, разглядеть его в еловой кроне, показать Алексею, и чтобы тот не промахнулся… Слух у друга с годами начал садиться, вальдшнепиного хорканья он уже не слышал, а ток слышал вблизи, вплотную – трудно ему будет на подходе. Но Антон уже как будто видел падающего сквозь ветви роскошного трофейного мошника, которого они выпросили сегодня у охотоведа, и которому уже пора бы уступить место лидера новому токовику, тоже сильному, уже не первый год оспаривающему первенство. Как охотники аккуратные, бережно относящиеся к природе и её дарам, они и просили Кириллыча показать заветное, ещё не известное им место, где можно без вреда для тока взять такого красавца.
                И Антон, представляя эту желанную картинку, заранее чуточку грустил. Каждый раз, когда дичь падала после удачного броска ружья к плечу, восторг и счастье от охотничьей удачи разбавлялись у него грустинкой. Он немного растерянно и благодарно брал на руки вальдшнепов с поникшими длинными клювами и чёрными, почему-то всегда печальными и всегда смотрящими на охотника глазами. Селезней, только что страстно жвякавших на подлёте к подсадной утке, а вот теперь опавших на воду под дробовой осыпью… Он не хотел избавляться от этой грустинки, не гнал её. Чувствовал, что связан ею со всем живым, что она и есть для него та черта, которая отделяет рачительного охотника от бездушного алчного стрелка по живым мишеням. И она не уходила, не оставляла его, каждый раз напоминая о себе в самый разгар охотничьей страсти.
                Открылась дверка машины. Алексей вылез с заднего  сиденья, позёвывая со сна, подошёл  к костру, сел на свой походный стульчик.
                - Чего проснулся?
                - Так чего-то… Жалко спать в такую ночь. Закроем завтра сезон – отоспимся в выходные. Чайку поставь, что ли.
                Взбадривать слабый, только для души горящий костёр не хотелось. Антон повернулся к стоящей позади газовой плитке, водрузил на неё котелок с водой, щёлкнул  ручкой. Распрямился и в недоумении замер: вся  линия горизонта, до видимых её краёв была залита по верхушкам деревьев ярким,  неестественно белым светом.
                - Лёш, как думаешь, это что вон там?
                - Ты про что?
                - Да, вон про тот свет. В пойме речки вершины леса как будто ярким светом освещены.
                - Не вижу ничего. Пойди поспи, мерещится уже. Что там может светить? Железная дорога в той стороне.
                - До неё километров десять, а это много ближе, да и свет такой…не электрический какой-то. Даже не галоген - белее и по всему горизонту.
                - Ну, машина по урочищу идёт,  фарами светит.
                «Какая там машина?!» - подумал Антон.  Как машину ни обвешай фарами и люстрами, такого эффекта не будет. И неподвижен этот свет совершенно, не колеблется, не смещается. Чудеса! Спорить не стал - о чём спорить, коли друг не видит того, что видит он. Повернулся за поспевшим котелком, вновь глянул на горизонт – темнота. Как включилось нечто, так и выключилось разом. Антон решил махнуть на непонятное явление рукой, однако недоумение и настороженность остались…

                Они не стали заходить далеко за условную границу тока,  которую показал им Кириллыч. Уселись лицом к обширной пустоши, отделявшей глухариные владения  от места их стоянки. Распевавшихся  глухарей вечером было слышно уже отсюда. Справа начинался роскошный хвойный лес – сосновый в верхнем ярусе, еловый во втором. А внизу можжевельник и редкий лиственный кустарник. Густой лес, но чистый. Сказочный.  Он стоял  чёрной стеной, но верхушки сосен уже были различимы на фоне светлеющего неба. В сторону пустоши стволы разбегались, открывая широкие прогалы, сквозь которые угадывалось открытое пространство. В какой-то момент Антон глянул в ту сторону и вскочил на ноги – верхняя линия леса по ту сторону пустоши вдруг высветилась ярким белым светом! Таким ярким,  что теперь и Алексей его, кажется, разглядел.
                На этот раз световая полоса проходила по той стороне, откуда они только что пришли. Это казалось уже какой-то явной чертовщиной. Судя по расстоянию, новый световой эффект находился примерно над дорогой, по которой они вчера приехали с охотоведом. Он был тот же, что и несколькими часами ранее – неподвижный и нереально белый, однако теперь Антон заставил себя мыслить строго реалистично: надо исходить из того, что это свет мощных люстр на крыше внедорожника и ничем другим быть просто не может. У машины было достаточно времени, чтобы проехать по урочищу, в низовьях пересечь речку по мостику и подняться вновь по лесным дорогам уже сюда, к токам. Ни у кого из егерей машины с таким мощным светом не было, значит  городские. И лицензий у них точно нет. Двигаясь по дороге, они сейчас упрутся в сосняк, в котором стоит уазик.
                От залётных браконьеров можно ожидать всего: они могли уехать от греха, увидев машину и приняв её за инспекторскую, но могли и прорезать колеса, разбить стёкла, да что угодно…
          Свет над лесом исчез также внезапно, как и в первый раз. Погасили фары?
                - Твоя лицензия, Лёш, тебе и решать. Либо охотимся с риском вернуться к раскуроченной машине, либо идём назад с риском не успеть вернуться на ток.
                -  Обратно нам не успеть.
                Алексей неохотно поднялся, постоял в раздумье.
                - Ладно, пошли.
                К месту своей стоянки они подходили осторожно, прислушиваясь и вглядываясь в утренние  сумерки. Однако их автомобиль стоял в полном одиночестве. Мирно помигивал синий диод охранной сигнализации. Всё было цело, включая оставленные около остывшего костра стульчики. Антон вышел на дорогу, выползающую из густого ельника, в этом месте песчаную, на которой любой след печатался очень чётко. Включил фонарик, опустился на корточки: плотный, укатанный песок сохранил перекрывающие друг друга следы протекторов двух машин – их и Кириллыча. После них не проехал никто!
                Антон почувствовал холодок в груди: теперь он точно предпочёл бы, чтобы это  был автомобиль, а не какая-то чертовщина. Услышал, как сзади подошёл Алексей.
                -Никого?
                -Никого. Ну, что, на ток пошли тогда.
                -Эк тебя видения накрыли! Нет, не пойдём. Светает уже, пока дотопаем, станем, как на ладони. Да и настрой теперь не тот, мысли и нервы не те - подшумим. И слетать петухи уже начнут. Что Кириллычу-то скажем? Что инопланетян испугались? Засмеёт ведь!
                -Что-что... Скажем, молчуна** подняли.
                Они пошли к машине. Антон оглянулся и посмотрел в таинственную черноту  дороги, словно ожидая, что там мелькнёт мертвенно-белый отблеск, провожая его и предупреждая о чём-то…

                На одной из верхних ветвей, почти у самой макушки дерева, пел глухарь-токовик. Вскидывал голову, отщёлкивал вступление и, отрешившись от всего, выдавал  точение - кульминацию своего брачного зова. Делал паузу, возвращаясь из магической песни в этот мир, посматривал по сторонам и прислушивался. И снова пел. Левый бок его вдруг осветился лучом, но не безжизненно-белым, а розово-жёлтым, греющим. Петух помолчал, потоптался на ветке, разминая ноги, и с удивительной для своего размера лёгкостью слетел вниз, на собранный им ток.
                Над сказочным лесом, сберёгшим своего старого мошника, вставало апрельское солнце.



*подслух -  проводимая на вечерней заре предварительная проверка, разведка предполагаемого глухариного тока на слух; в более широком смысле любой контроль на слух выхода зверя или пернатой дичи к местам кормления или определение мест их обитания.
 **молчун – неполовозрелый, очень молодой глухарь. Молчуны всегда присутствуют на току, но заметить их охотник не может.  Они просто сидят (иногда на деревьях поблизости от взрослых петухов) и молчат. Поскольку не поют, то и контроля над ситуацией не теряют, не "глохнут". Заметив охотника, скрадывающего взрослого мошника, слетают,  тем самым предупреждая поющих петухов об опасности.