Помни корни

– Эх! Красота у вас! Глаз не оторвать! Тишина, красота, река недалеко... Ляпота! – почти нараспев протараторил довольный Звонарёв деду Макару, глядя на колосящиеся нивы. – А вы всё недовольны, что у вас цивилизации нет. Живи да радуйся, а! – Хохотнул парень, зачерпнув земли с поля. Плотная, пышущая теплом, она, грея руки, в миг подняла настроение. – Лето!

– Да чего эта красота стоит? Когда мне, семидесятилетнему старику, за водой таскаться на другой конец почти каждый день? От вода из-под крана – это дело. Энергия, понимаешь ли! А так... – дед Макар недовольно отмахнулся, и, чиркнув спичкой, подкурил сигару. – Да и уезжают отсюда мозговитые да рукастые. Одни мы. Понимаешь? Утром, тишина, хоть вешайся! Мне, старожилу, иногда страшно бывает. Вымерли что ль все?.. Бабка моя да к;бель. Не жизнь, а развалюха. Нюша сплошная. А у вас в городе людно, звучно. Машины, тихо не бывает. – Мечтательно протянул старик, – что ни день, а божья благодать. Ох! – Воскликнул Макар, глядя на знойные поля.

– Да что с этой живности взять? Там, дед Макар, с прохожим не выпьешь, в дом его не запустишь. Остерегаться надо, ухо востро держать. А вода… Что с этой воды, а? Когда она ржавая, ядовитая… И машины... Сидит за рулём дура, или того хуже – олух обласканный, и попробуй скажи, что он не прав. Не успеешь ноги унести. Люди злее стали. Понимаешь? – сказал Игорь, и, глянув на церковь спросил, – А с ней-то что?

Дед Макар посмотрел и стыдливо отвернулся. Звонарёв взглянул на него и спросил:

– Дед? Что с тобой? Чего нос воротишь?

– Да что-то! Стоит она бедная, неухоженная, одинокая… Вороны – единственные её прихожане…Заходят раз в год по случаю ряженные эти от церкви. Да что это за церковь! Ворьё! Её же при царе строили! Отец мой да дед помогали строить. После революции, ясен хрен, что её облагораживать не стали. Но сейчас-то, сейчас! – Дед Макар умолк.

– Что? Что-сейчас-то? – Звонарёв не унимался.

– Видит бог, забыли о нас, – Дед Макар перекрестился и взглянул на вечернее алое небо. – Пойдём Миш, а то не успеешь. А тут тебе делать нечего. Ты в суть гляди. Тошно тут… – Невесело добавил Макар и на секунду потупил взгляд.

– А что с церковью-то? Может, помочь можно? – спросил Звонарев, а сам уже представлял, как её восстановят, поправят, вернут к жизни. Напутствовав её перед уходом. – Не такая уж и она брошенная. Тут поделать, здесь украсить, как будто новая будет!

– Ох, наивно, паря, – подавленно протянул старик. Разговор давался ему нелегко. Но он продолжил, – что с ней? Некуда её ремонтировать, старая она слишком, ветхая. Недолго ей осталось. Сама развалится. Один купол с крестом уже отвалился. Значит, и остальные скоро отвалятся, и рухнет она, сложится. – Дед Макар выплюнул сигару и пошёл к деревне.

– А власти? – Звонарёву стало очень интересно. Никак не сходит с темы. Продолжает, – они-то? Может, отремонтировать планировали? Может, не знают они, в каком она состоянии. В конце концов, может не доходит до верхов информация, а?

– Знают они всё. Приезжали года два назад. Посмотрели и сказали, мол, церковь закрываем. На ремонт. – Дед Макар замолчал на несколько секунд, будто силясь вспомнить. Вдруг его лицо озарила вспышка, впрочем, в раз сменившись серьёзной, невесёлым гримасой. – А потом, в центре открыли новый храм. Наш же, в честь святого выстроенный, забыли. Видит Бог, грешат они. Да только, что им будет? Ничего… – Казалось, в уголках стариковских глазах блеснула слеза. Но, смахнув её, он быстро достал потрёпанный платок и перевёл тему.

– Идём, – уже бодрее заговорил Макар, – пошли. Нечего тут смотреть. Не наша тягота-то. И лезть нечего. – Последние слова дались ему чуть труднее, но чуть присвистывающий голос не выдавал его печали.
– Собраться тебе надо, Митька, на поезд надо, а-то как же? Да, собраться… – Почти сам с собой говорил старик, не слушая Звонарёва. – На вокзал, а оттуда в городишко. Забудешь нас, да…
– Да ты чего, отец? – Хохотнул Митька, похлопав Макара по плечу, – вернусь я ещё! Во ты даёшь, а. Поднимем ваше захолустье! Хотя, зря ты лыжню в город стелешь, ох зря.
– Чагой-то! А! – Встрепенулся, дёрнулся Дед и вознегодовал, – не захолустье! Няша, так-то да, а уж такое ты брось. Да, не всяко гладко, однакось, глядите! Вписывает тут! Ох! – Забурчал Дед, а Звонарёв хохоча, продолжил:
– Именно! Есть у вас порох! Нечего вёсла в сушку! А церковь… – Митяй остановился и огляделся. – Да и не только она. Это да, надо поправить.
– Не трави душу, поросль. – Раздражённо ответил Макар. – Не томи пустомельством. Чинуши меняются как перчатки, а что? Да ничего! Да и не в церкви одной дело. Это так, вершина. Сама гора подле ног. Не туда смотришь.
– Так ты покажи куда. Дед Макар, ты тоже вот затеял шарады, – отстранённо, недовольно ответил Митька, – нет, чтоб прямо. Ходишь вокруг да около. Что у вас тут кроме церкви ломается-то? Изливай душу.
Услыхав это, старик демонстративно развёл руками и выбросив бычок, разом достал новую сигарету, окончательно замолчав. Покрутив в руках её, он закурил. Тонкий дым от неё рассеялся в небе, а Дед Макар глядел на разлившееся оттенённой тучами синевой небо.

Повисла тишина. Расположившийся вокруг, небольшой посёлок, в час зенита пустовал и безмолвствовал. Ни звука: не брешет собака, ни гула и гомона, гогота скотины. Лишь безразличное, яркое, напекающее голову бесконечно жёлтое Солнце. И бегут по распаренной, после дождя, летней земле ручьи. Ласкает солнце покосившиеся, редкие, домишки, кривые заборы, забурьяненные сады. Пролетит над головой, в сизом небе, нечастая птица и покойно как на погосте. Только стоят на краю улицы, у всяко растущих диких трав, двое. То Макар да племянник Митька.

Прошло минут пять, не больше, как Звонарёв вспыхнул:
– Ну тебя, Дед Макар! Тянешь время. Поехал я!
– Вот и езжай. – Глухо ответил Дед, не отрываясь от наблюдений. – Тебе как человеку, а ты кривляешься. Тьфу! – Плюнул и растёр ногой Макар.
– К тебе как к человеку! – Разозлился Митька, повторив слова Деда. – Да, к человеку. Но я помощь предлагаю, делом подсобить! А ты на слова обижаешься. – Сухо ответил Макару племянник. – Так что, Дед, разбирайся с этим всем делом сам. А-то, гляжу я, тянет тебя к одному, а другое ты оставлять не хочешь. А не делается так, Макар, не делается! Выбор делать нужно! Выбор! – Живо выпалил Звонарёв. Переведя дыхание, он закончил:
– Да и если так подумать. Ты сам-то готов к переезду? А-то, пока только всё за эти… Эти остовы тревожишься!
Услыхав, Дед залился краской. Побагровев, он спрятал сигарету в кулаке, обрушился на нерадивого родственника:
– Да ты думай своей дурьей башкой! Какие это остовы, хлюздя! Ты сам тут вырос! Бросил, в город он уехал. Цавялязацея! – Передразнил старик. – Да, хочу, но дом мой всё равно здесь! Была б моя воля, ввек бы не уехал!
– А чего это так, а? – Язвительно спросил Звонарёв. – А? Что так? Не уехал бы, да поеду! Абы да кабы, да во рту росли грибы, решайся, Дед.
– Что ты хочешь? Я ни дом, ни бабку не оставлю. И не смей, – Макар в раз похмурел и закатал рукава, – Родину свою пеплом сыпать.
– Да кто б начал. Но сам жалуешься, что бросили вас. А когда помощь предлагают, то что? – Отвечал Макару племянник. Кашлянув, – на улице поднялся пыльный ветер, продолжил, – упираешься и отказываешься. Так дела не делаются. Если хочешь помощи, то не юли.
– Это ты в чём меня винить удумал? – Тяжело спросил Дед. – Я немало сделал, не тебе меня обличать, понял?
– Я не виню. Но ты либо штаны надень, либо крестик сними.
Разговор постепенно стал заходить в тупик. А потому, Дед решил закончить разговор, который ему стал глубоко неприятен:
– Ехай ты, Митяй… – Начал негромко Макар, – домой. Не нужна мне твоя помощь. И тебеподобных тоже. Трутни.
Задумавшись, племянник пожал плечами, только, прежде чем, в последний раз, пожать руку, почти прошипел:
– Боком тебе, Дед, такая речь выйдет. Ох как боком. Ни города не увидишь, ни света. Только погост. Вечность на Церковь свою глядеть будешь, да упрямство своё припоминать.

Молча выслушав это, на последних словах, Макар, опешил. В голове поднялась буря. Чтоб почти сын да так говорил?! Во рту от волнения пересохло и почти бессловесно, Дед, подбирая слова, решился напоследок спросить:

– Что ж с тобой город сделал, а? Уезжал отсюда человеком, а приехал изувером! Дело ли в Церкви?! Бог с ней! Но так обходиться с мной да бабкой, со своим домом?!

Почти уйдя прочь, Звонарёв, остановился. Через секунду развернулся и внимательно глядя на родственника отрезал:
– Не в городе и Церкви дело. Просто… За старину цепляйся меньше. Жить надо, а не мечтать и бить по рукам, чем ты всю жизнь занимался. Бывай, Дед. Не встретимся больше.

Сказав это, он отвернулся, только плюнул на цветущий куст и быстрым шагом удалился прочь. А над нагретой долиной носился эхом свист электрички и слова:
«Эх, доля-неволя, да глухая тюрьма!»

А Макар, вялыми шагами, не разбирая дороги, отправился прочь. Никакой бабки уже не было, да и в деревне ему рады не были. А последний шанс, и тот потерян.

И глядя на неухоженную и сыплющуюся церковь Дед быстро перекрестился, промямлив:
«Прости мя Господи…».

Близился вечер.