В шаге от космоса
Глава 1
«Сегодня солнце может петлять куда ему угодно», – решил Семарг, наблюдая, как кофе начинает пузыриться робкой пенкой вдоль лужёных стенок турки. – Пусть себе заряжается на виражи хоть целый день. Только я сижу дома и никаких движений. Тринадцатое число – фактор чрезвычайно серьёзный, чтобы прыгать в одном тапке на холодный балкон».
Фыркающая корона голубой плазмы, висящая над чугунным бюстом Петра Аркадьевича Столыпина, сообщила последние новости Системы. Получалось не очень, если не сказать больше, совсем пузыристо и с пимпочкой. Кривая демографии Венеры стремительно ползла вниз, несмотря на ударную работу государственных пунктов искусственного вожделения.
Нет, действительно, пусть себе катится во все стороны, когда такие дела творятся. Разве можно об этом всерьёз рассуждать? Тогда революция гермафродитов вовсе ничего не стоит. Ведь если посмотреть в перспективу, за горизонт прошлого, то ещё недавно, ну вот совсем рядом, всего ничего, совсем другое счастье процветало в Системе… И вот те на! Отец Фёдор постарался, изобретатель, пень с двумя хвостами (ну это я так, из чувств, очень не люблю доморощенных философов), придумал вредный чемодан, и что в обезвоженном остатке? Вот, скажите на милость, что теперь, когда гермафродиты отказываются рожать. Куда Система направилась, когда дверь рядом? Вот куда? Нет, так нельзя, категорически нельзя. Если Венеру захватят насекомые, то ещё немного и здравствуй «Власть тараканов».
Сквозь бронированные стёкла от завода «СтальПромНебо» огненный круг казался весьма надёжным, весь себе солидный такой, с чёткой гранью. В стратосфере, на высоте двадцати трёх километров, светило не имело пошлой припухлости, видимой для жителей поверхности, висело в настоящем обличии, без мещанского жеманства. Вот оно, жарит от души, а на Венере тем временем гибнет уникальная цивилизация! Хранитель Ключа сделал небольшой глоток кофе, которое пил из вредности, не для моды, что претило его воспитанию, а чтобы взбодрить себя противным вкусом. Такую директиву изобрёл для оправдания вредной привычки, в которой стыдился себе признаться.
Из густой, словно прокисшее молоко, атмосферы, окружившей Землю бугристыми хлопьями ноздреватой пены, неожиданно возник плазмолёт. Трудно перепутать грубый, исполненный значительности профиль империи с кастрированным дизайном гражданских посудин. На носу сверкал вольфрамовой чешуёй Змей Вечности, пронзённый жилистым кулаком арна. Строгий герб придавал законченность рубленым обводам военного корабля.
С трудом нащупав под столом второй тапок, Хранитель Ключа нехотя побрёл встречать раннего гостя. Выбросив в стороны клубы конденсата, из бронированной капсулы выдвинулся титановый пирс. Сверкнула шрапнель полированных заклёпок, крепивших ажурную конструкцию к высотке «Винтаж 2000». Задорно брызгали в стороны от кварцевых иллюминаторов солнечные лучи. На трап опустилась босая нога, торчащая из чёрной пижамы, покрытой золотистыми грифонами. Человек потянулся и двойным щелчком пальцев подозвал помощника. Неожиданно проворный для своей комплекции адъютант в форме ЦУП мгновенно образовался рядом, держа перед собой тяжёлый поднос из модного в этом году чугуна, от которого исходил мерзкий запах бразильского кофе.
«Залез в имперский лифт, не скули, что в компании», – с тоской подумал Семарг и раздражённо спросил:
– Чем обязан?
Сделав приседание и несколько махов руками в стороны по немецкой системе Вольфа фон Шлоссера, военный с удовольствием вдохнул исходивший от чашки пар. На что Семарг поморщился, вспомнив о своём пробуждении.
– Не любите кофе? – заметил незваный гость.
– Дрянь, – ответил Семарг, чтобы задать тон будущему разговору.
– Вы так считаете? Однако, да вы оригинал! – одарил ослепительной улыбкой офицер в шёлковой пижаме.
– Стараюсь по мере сил.
– И не спросите, почему я здесь?
– Уже попытался, но безуспешно, – бесстрастно реагировал Семарг, придерживаясь выбранной тактики.
– Распустили мы вас, знаете ли. Да, да, – военный снисходительно прищурился, затем раздражённо махнул на расторопного адъютанта, принёсшему шлёпанцы из плетёной кожи марсианского грызохвоста.
– Так вот, о чём это я? Вы меня сбили! Ага, вспомнил. Что вы думаете насчёт гермафродитов?
– Не понял, вас интересует физиология, извините?
– Тьфу ты десять раз! Что за мерзкие идеи?! Я о популяции.
– Как вы сразу. Тоже слушали «Вести Империи»?
– Вы знаете, да. Странно, откуда вам известно?
Незнакомец взял за локоть Семарга и сделал несколько шагов к входу в керамический бункер.
– Скажу по секрету, наверху очень беспокоятся на сей счёт. Империя не может допустить таких проспектов. Неизвестно чем всё закончиться.
От представителя власти исходил мускусный аромат дорогого парфюма, сцепившегося в боксёрском клинче с пряным запахом немытого тела. Что указывало на чрезвычайную важность визита. Но зачем совершать личные инспекции, когда можно просто позвонить? Мало ли что болтают из плазменных динамиков? И всему верить? Идею о всеобщей вакханалии, могущей захлестнуть систему, нужно тщательно просеять в научных центрах, прежде чем устраивать панику! В конце концов, жили же как-то без них, без гермафродитов и ничего! А здесь такие ужасы надули, что важные начальники утренний променад делают в неглиже. Семарг посмотрел на моложавый профиль гостя, такие формируются при помощи вредных привычек и любительских занятий спортом.
Делая крохотные глотки крепкого напитка, субъект, поёживаясь от холодного воздуха, осматривал торчащие из облаков конусы высоток. Шёлковая пижама в грифонах казалась неуместной на фоне имперского плазмолёта. Неожиданно домашний вид грозного военного смутил Семарга, придал, так сказать, особенную интимность визиту.
– Да в чём дело, скажите на милость! Может, у вас что личное?
– В глаз получите прямо сейчас! – широко улыбнувшись, пообещал представитель империи.
– Собственноручно? – засомневался Семарг, оценивая деликатную конструкцию военного.
– Адъютанта попрошу. Он у меня большой специалист. Вы лучше скажите, как без них обходятся жильцы?
– Так, теперь мгла рассеялась. Не вся, но просвет наметился.
– Адъютант! – лениво позвал офицер.
Гидрофобное покрытие пирса сжалось под тяжестью чугунного подноса. Мощный кулак сформировался из толстых пальцев, похожих на немецкие сосиски. Оценив физические параметры угрозы, Семарг поспешил оправдаться:
– Всё, всё, погорячился. Не проснулся, знаете ли. Вы с таким антре, что я растерялся.
– Не обращайте внимания. С женой поссорился. Храплю я, видите ли. И что дальше? Вот что?! – военный вытаращил глаза на Семарга, призывая разделить его негодование на вздорный женский род.
Из бирюзового бассейна, прорвав неустойчивую по утрам гравитационную сетку, вылетела морская чайка, энергично, словно колибри, махая крыльями в разряженном воздухе, с трудом добралась до титанового пирса.
– Вот прекрасный образец наших отношений. А вы мне гермафродиты! Мир катится в пропасть, – военный со злостью плюнул в кручёные подушки облаков, – а мне спать мешают! И кто, кто? Проститутка генеральская! – он швырнул недопитую чашку. Вниз закрутился, разбрызгивая коричневую ленту, китайский фарфор династии Ся.
– Служебное рвение подняло с постели в такой час?
– А как же, конечно! Именно что рвение, дался ей мой храп. И что делать будем?
– С демографией, а так полагаю? – дипломатично уточнил Семарг.
– Рассказывайте, как вам удалось обойтись без инопланетного разврата?
– Доклад требуется детальный?
– Я не тороплюсь. Дело, сами понимаете, наиважнейшее. Водка есть, – без всякого перехода поинтересовался инспектор.
– Сильно же вам досталось, – посочувствовал Семарг, волей Беспечного Космоса свободный от оков счастья.
– И не говорите. И это, знаете что, сделайте мне горячий бутерброд с сыром и огурцом. Проголодался я что-то на свежем воздухе.
– Позвольте удостоверение, – потребовал Хранитель перед бронированной капсулой, втайне надеясь, что система безопасности не пропустит взвинченного супругой военного на стратегический объект.
Устроенный на стене электрический замок испуганно пискнул, прочитав с запястья генетическую тинтурию . В нише возникло трёхмерное изображение cтаршего советника ЦУП, генерала империи Альберта Ивановича Зыбина.
– Порядок. Чин у вас с большой буквы: не понимаю, зачем ранним утром сверлить инспекцией обычную высотку?
– Хе, хе, не волнуйтесь. Вчера читал сводки по Земле. Пошлятина редкая, пишут без фантазии: убили, ограбили, сбросили вниз. Зато ваш рапорт сверкнул. Особенно понравилась идея с механической сиреной. Впечатляет.
– А вам подложат бомбу под дверь – то как?!
– Не вертитесь, лучше скажите, где прячете сердце разврата? – генерал подмигнул с кривой ухмылкой.
– Удачно вы женились, вон какая мотивация. Другой в нюни, сопли, а вы окунулись в работу. Нет у меня этих инкубаторных. Пластические хирурги есть, а борделя нет.
– Не понимаю, ерунда какая-то. Это что, я зря летел? Э-э, так не пойдёт. Вы только сами подумайте, во что превратится цивилизация, когда последние гермафродиты выйдут на пенсию? О медицинском аспекте можно и не вспоминать: сплошной садомазохизм!
Странные люди, вот что происходит с генералами, когда им не дают выспаться! Этот Альберт Иванович наверняка редкая заноза для подчинённых. Угораздило же Семаргу привлечь внимание эффектным докладом. Вот, правильно говорила прабабушка: «Прячь глаза, внучок». И что, спрятал? Нет бы соврать насчёт сирены: молчком сбежал по лестнице, и всё? Но нет, не мог Семарг обманывать по-пустому, не такой он был человек. Да и как, когда телевидение во всех подробностях запечатлело его эпатажную выходку. Вот как? То-то и оно, что никак. Оставалось одно, стоически перенести государственный зуд генерала. Возьмись он сейчас узкоколейку строить , ещё неизвестно, что придёт в голову вздорному гражданину.
Так посудить, храпит и храпит себе начальник. Ну не нравиться его жене. Что такого? Обычное дело. Но срывать своё раздражение на Хранителе только оттого, что понравился доклад? Понравился! Вот песня! Петляло солнце, петляло, и напетляло. А тут ещё гермафродиты отличились. Форменный крюшон. Что им не рожается на планете любви? Семарг никогда не думал, что его высотка чем-то таким особенным отличается от прочих сооружений. Нет борделей. Что за ерунда! Ему вполне хватает проблем с наблюдателями, чтобы не думать о подобной мерзости. И вот те, пожалуйте, садитесь кушать устрицы, как говорится. Не хотел к печке – миром подвинули, да так, что дышать нечем. Вот, рассуждай после этого о благе цивилизации и прогресса. Да в чём нужда, когда такие гости прилетают? Вовсе без надобности. Хоровод идей строчил телеграммы в голове Семарга, и все казались пустыми и ненужными, сплошные точки в девственном серпантине.
«Подобные персонажи, что осенняя жигалка, никогда не знаешь с какой стороны ударит. Но, что на точно известно, так обязательно сделает больно. Теперь вцепится», – начал вязать в жгуты нервную систему Семарг.
Нетрудно представить: каждый раз, когда этот важный хлыщ будет слушать очередную тираду своей пассии, то немедленно вспомнит чашку кофе на свежем воздухе и рюмку водки с горячим бутербродом. Жуткая эквилибристика из чувств и в пищеварительную систему.
«Проклятые рефлексии! – чертыхнулся Хранитель. – И как избавиться от пациента? А ещё эти гермафродиты. Принесла нелёгкая чужие помидоры в огород. Чтоб тля их поела и выплюнула десять раз мимо грядки! Ну хорошо, завезу дюжину из соседней высотки. Только, разве это исправит ситуацию? Ничуть не разу. Тогда зачем мне этот цирк?»
Если с тобой ничего не случается, значит, ты и не живёшь, значит, прозябаешь в объятьях пошлости. Хорошее утешение для друзей, но когда эта максима стучится в дверь, то жестокая правда что-то не помогает. Семарг, не желая тратить на незваного гостя коньяк, достал зелёную жестяную банку из неприкосновенного запаса и перелил в медицинскую колбу.
С подозрением посмотрев на пузатый сосуд с притёртой пробкой, из которой налили прозрачную жидкость с резким запахом, Альберт Иванович вопросительно поднял брови.
– Спирт, – объяснил Семарг.
– С вами не соскучишься, – покачав головой, Альберт резко выдохнул и одним глотком опрокинул рюмку с обжигающей влагой.
Через несколько секунд, благодаря току крови, алкоголь достиг кончиков пальцев. Стало тепло, предметы обрели милые сердцу гармонию и полезность. Мозг перестал замечать адреналин, переключившись на борьбу с ядовитым этанолом. Однако, профессиональный военный не забыл о цели визита:
– Правительству требуется приготовиться к будущему апокалипсису. Если ваши жильцы смогли устроиться, то, уверен, что и вся империя освоит уникальную методу. Слава Космосу, несколько лет у нас есть, пока не состарится персонал борделей.
– Омоложение? – предположил Семарг.
– Слишком дорого. Несколько тысяч можем себе позволить для личного потребления, но не миллионы же. Здесь никакая экономика не выдержит. И учтите, мы окажемся в зависимости от клиник Венеры, а там недалеко и до власти Главного Тирана. Дальше можно не мечтать: самому страшно.
– Казалось бы, такая ничтожная вещь, и такие последствия.
– Тоже не понимаю, что ей в моём храпе? Даже если и храплю, то совсем чуть-чуть, так, самую малость. Правда, я никогда себя не слышал, но посмотрите на мой дизайн: кость тонкая, телосложение так себе, где звуку помещаться-то?
– Да, действительно. Чувствуется, не первое поколение живёте в стратосфере: полегчали на свежем воздухе. Пробовали отселить в персональную спальню?
– И буду я туда-сюда шлёпать по утрам. Скажите тоже. Кому как, а мне неудобно.
– Проблема…, затруднение, говоря нормальным языком. Вы меня удивили. Представляете, никогда не знал, что отсутствие дефективных может привлечь внимание.
– Вот, ваше счастье! Я вам медаль сделаю из палладия, если раскроете секрет. Адъютант, запиши.
– Что вы, что вы. Лучше охранную грамоту от подобных инспекций. Меня вполне устроит.
– Экий вы несговорчивый. Придётся самолично устроить дознание.
Альберт Иванович придирчиво осмотрел бункер. В большом зале с широким окном во всю стену стоял клавесин семнадцатого века на жёлтом паркете из корней марсианского дерева того-того. Одну из стен, обитой шпалерами небесной лазури, украшала картина новомодного подражателя творчеству Гауди , удачно трансформировавшего фантазию испанского архитектора в эклектичной манере пространственного кубизма .
– Пыточную сделаю, антураж очень даже подходит. Особенно картина этого художника нравится, как его? Адъютант?
– Корбюзье, мой генерал, Ле Корбюзье , француз. Недавно клонировали на Венере. Так себе объект, но модель рабочая. Проекты высоток, конечно, не доверили, не его уровень. Интерьерами занят, – уверенным тоном проинформировал раскормленный сверх всякой меры адъютант, похожий при ближайшем рассмотрении на Германа Геринга .
– Вот, вот, он самый.
Оно, конечно, нравственный садизм – это любимое развлечение генералов, здесь ничего не скажешь, но устраивать балаган из объекта стратегического назначения? Семарг никак не мог допустить таких постановок. Разреши один раз, потом собьёшься со счёта. Да и какая нужда? Скажите на милость, зачем устраивать спектакль, когда дело проглоченной вишнёвой косточки не стоит? Ну не выспался начальник – обычное дело, только зачем жизнь целой высотки пускать под откос?
– Давайте особым чаем угощу. Выращен в теплицах Антарктиды. Редкий сорт, должен отметить. Сразу такая благотворительность в организме образовывается: вьюги, метели, пингвины там всякие.
– А как же Замок? Вам же на работу, кажется? Надобно вовремя объявиться.
– Вы о бомбе? Пыль пускал. Кто проверит? Очень надо собственный Замок взрывать.
– Как я вас понимаю. Тоже иногда хочется разобрать на молекулы министерство, но нельзя: присягал на верность. Вернёмся к вопросу.
– Может, ещё спирта? – теряя последнюю надежду, предложил Семарг.
– Нет, демография прежде всего! Хранитель Ключа, а того не понимаете, что совсем близко чёрная смерть машет кожаным крылом. Неужели надеетесь отсидеться в своём бункере? Пустое, поверьте на слово. Несколько лет и вас захлестнёт острая нехватка гермафродитов.
– Я чего-то не понимаю. Это каким образом?
– Демография, дорогой мой, обратная сторона демографии. Вот корень всех бед. Подумайте сами, куда ринуться толпы огромных насекомых после захвата Венеры?
– Всё-таки вы не выспались, что за фантазии. То гермафродиты, то гигантские жуки, запутали вконец.
Конечно, Семарг всё понимал, он отчаянно искал способ, как выпроводить без последствий имперского генерала. Шутка сказать, старший советник ЦУП. Это какая же власть сосредоточена в руках одного рафинированного субъекта – неимоверная! С демографией пусть сам справляется. Ещё не хватало, чтобы в его высотке устроили пыточную.
«А если придумает лабораторию сочинить? – мелькнуло в голове Семарга. – И прощай беззаботная жизнь. Начнут опыты ставить над гражданами, а причина – мой идиотский доклад!»
Через минуту нравственных страданий отыскался виновник похода с ручной сиреной по этажам – Мара, решившая устроить фейерверк в честь его дня рождения. Бестолковую секретаршу он не винил. Персоналом надо заниматься: инструктировать, поощрять, наказывать, пока не научится работать с должным прилежанием. Но теперь нагрянула беда похлеще связки петард, и имя этой засады – Альберт Иванович. Судя по хлипкому телосложению и цепкости, породистый, как алтайский хорёк. Почему «алтайский»? Других Семарг не знал, да этого видел только в детстве, когда летал с классом на экскурсию в Московский зоопарк. Похож до невероятности, побрей, и вылитый он.
«Может, батюшку из 913 на него натравить? Тот ещё демагог. Может, заболтает?» – наблюдая, как хозяйничают в гостиной незваные гости, размышлял Семарг.
Тем временем адъютант Альберта Ивановича с лёгкостью передвинул тяжёлый клавесин к выходу на балкон, на пол упали ноты с пюпитра, на которые тот не обратил внимания.
– Вы что, концерт решили устроить? – поднимая ноты, спросил Семарг.
– Эти пирсы чрезвычайно помогают при доскональном расследовании.
– Дело более чем деликатное. И чем эта выдвижная штука может оказаться полезной?
– Вот, сразу видно, что неспециалист. Как вам только жильцы Ключ доверили при такой слабой теоретической подготовке?
– Справлялся до вашего появления.
– Не дерзите. Идёмте, покажите, где здесь управление. Ага, вот. Ну-ка, встаньте на него. Отлично!
Съёжившись от холодного ветра, Семарг с неудовольствием наблюдал, как морская чайка, стоя на одной ноге, поставила зелёную кляксу на шершавом гидрофобном покрытии. Ему захотелось чем-нибудь кинуть в невоспитанную птицу. За неимением ничего подходящего нагнулся, чтобы снять тапок, но в это время пирс поехал.
– Вы что, с ума сошли! – закричал Семарг, бросаясь внутрь бункера, но его нос встретила бронированная дверь от «СтальПромНебо». Повернулся к имперскому плазмолёту в надежде уцепиться за трап. Напрасно. Корабль остался недвижно висеть на своём месте при помощи ртутного гироскопа Хартмана. Совершать рекордные прыжки в стратосфере не имело смысла. Внизу тринадцать километров разряженного воздуха, потом ещё десять зловонного смога от жителей поверхности. Его передёрнуло.
Дверь открылась и Семарга в последний момент, когда оставалось несколько дециметров до полёта в девственно-непорочные облака стратосферы, подхватил адъютант Альберта Ивановича.
– Нут-с, оценили методу? – искрясь слезами на коротких ресницах, поинтересовался Альберт. В балконную дверь свистел холодный ветер, от которого генерал закрылся нотами Рахманинова.
– Вы что себе позволяете? Это мой дом!
– А вот и нет. Государственное имущество. Так-то. Вам здесь принадлежат исключительно личные вещи.
– А как же право на жилище?
– Вот им я и воспользуюсь. Временно. Не злитесь. Что за ерунда. Проведём следствие, и прощайте, как здравствуй.
Желание похитрее выпроводить бесцеремонного гостя уступило место чувству праведного гнева. Это что получается, дышишь себе беззаботно стратосферным воздухом, дышишь, и вдруг оказываешься на чужой территории. С балкона хотят выбросить, прикрываясь имперским интересом. Ничего себе, ёлки в дугу без игрушек! Тоже мне, бронепоезд!
– Взорву и в чёрную дыру затолкаю! – пообещал в отчаянии Семарг.
– Не-а, не получиться. Охранная система приняла тинтурию, теперь без моего приказа ни одна лампочка не вспыхнет. Не кобеньтесь, если не знаете, как население живёт без гермафродитов, то настало время выяснить. Подумайте сами, винить будут ЦУП, не вас же. Сплошные выгоды…
Глава 2
Вдохновенную речь советника ЦУП прервал требовательный звонок. На вопросительный взгляд Семарг развёл руками.
Отстранив Германа в сторону (адъютанта и в самом деле так завали), в зал вошла Мара.
– Это что за скунс? – вырвалось у неё при взгляде на Альберта Ивановича. Без мундира генерал и взаправду выглядел неубедительно.
Повисла неловкая пауза, прерванная мелодичным голосом:
– Альберт, Альберт Иванович, старший советник ЦУП. Оставьте ваши сравнения. Они могут оправдаться.
– Могут, – подтвердил Семарг. – У него редкой наглости амбре.
– Это, что это? Неправда!
Генерал понюхал свои подмышки и поморщился:
– Да, действительно. Но это дела не меняет, даже напротив, указывает на чрезвычайную важность визита. Итак, кто будем?
По-видимому, он ещё не сталкивался с бывшими начальниками таможни. А напрасно!
– Вы почему в пижаме? Семарг Львович, я полагала, что вы порядочный человек. И вдруг это?! Альберт! И почему бы не Альбертик?
– Так я не успел проснуться, как… – попробовал оправдаться Семарг.
– Не успели что? Великий Космос, и сюда докатилось!
Она ткнула квадратным горшком, из которого торчал бонсай стиля «Цитадель с пимпой», в живот Германа, с растерянным видом слушавшего, как линчуют его начальника. Адъютант машинально подхватил карликовое растение.
– Немедленно проведу общее собрание жильцов по поводу вашей возмутительной ориентации, – с этими словами Мара выскочила за дверь. Через минуту над черепом Столыпина взметнулся колючий венец электрической плазмы:
– Уважаемый Семарг Львович, вынуждена предупредить, что лифт заблокирован для общественной безопасности.
– Это что за безопасность такая. Меня здесь изнасилуют навсегда! – закричал Семарг.
– Ничего страшного. Мы потерпим, – ободрила Мара.
– А как же Замок? – возразил Семарг.
– Мне без разницы. Вы знаете, я на пенсии. А остальные приспособятся.
– Взорву высотку, как штырь в бетон, взорву!
– Ага, щас. Подружки не против?
– Стоп, стоп, стоп. Погорячился. Мара Филипповна, вы моё всё! Не бросайте! – заскулил Семарг, не желая оставаться в компании хамоватого генерала.
– Может, зайдёте. Я не кусаюсь, – вмешался Альберт. – А то что через дверь разговаривать? У нас государственное дело. Вы, как ответственный пенсионер, должны понимать.
– В пижаме?
– Далась вам моя пижама! С женой поругался. Что непонятного! Выскочил в чём был.
– Чё-то не удивлена. Вредный вы человек, сразу видно. Вон какого борова за собой таскаете. Чистый Геринг.
– Оштрафую за оскорбление подчинённого!
– Не получиться. А это, извините, заслуженный пенсионер ВТС. Только суньтесь, мигом космодромы закроем на карантин.
– Повезло вам с жильцами, – заметил Альберт, передёргивая от досады плечом.
– И не говорите. Она ещё Домовой Комитет возглавляет, – с плохо скрываемым злорадством сообщил Семарг.
– Эй, вы ещё там? – раздалось из плазменной короны над государственным черепом Столыпина. – Рассказываете, зачем прилетели, или уйду навсегда.
– А она занятная. Мадам, речь идёт о катастрофе. Послушайте новости.
– Можете не стесняться. Сэкономим время, – поторопил председатель Домкома.
– Ну хорошо, гермафродиты отказываются рожать.
– А нам какая нужда? Пусть себе. Дел других нет, что ли. Вы лучше со своей женой разберитесь для начала.
– Экая вы жестокая женщина. Такой момент, а вы за больное дёргаете. Я уже объяснял вашему Хранителю, что не отсидитесь. Насекомые и сюда долетят.
– Семарг, о чём это он? Переведи на нормальный язык.
– Сам растерялся. Оказывается, у нас нет борделя. Никогда не думал, что отсутствие двуполых, это преступление.
– Подожди, подожди, если надо, так найдём. Зачем Хранителя в плен брать?
– Брыкается, не хочет сотрудничать. Может, вы расскажите, как обходитесь без этих, чёрный космос в дыру, гермиков? – начиная терять самообладание, спросил Альберт.
И сделал он это совсем напрасно. Надобно держать в узде свои чувства при разговоре с женщинами такого калибра, как Мара. Потерю терпения они засчитывают себе в плюс. Значит, оппонент без стержня, значит, у него нет средств против женской логики, навсегда верной и непреложной. Слабак, одним словом.
– Семарг Львович, не сдавайтесь. Судьба такая. А вам, Альберт, я бы не советовала обижать Хранителя. У нас для этого, знаете, какие специалисты есть – Свои!
– Как вы не понимаете, нормальная жизнь Системы находится перед угрозой уничтожения.
– Минутку, щас вернусь. У меня идея появилась. Посоветуюсь с подругой.
Действительно, вскоре раздался дробный стук ногтями в стекло. На широком подоконнике стояла бывшая наблюдательница, бывшая секретарша Мары, а теперь Персефона, личная муза академика ВАСХНИЛ (новое имя учёный сам выбрал).
Семаргу пришлось отдать женщину для экспериментов, обменяв на решающий голос в свою пользу после случая с петардами, конечно, по обоюдному согласию: завещание на огромную квартиру перевесило очевидные неудобства.
– Осторожно, мадам! До земли двадцать три километра! Можете разбиться! – закричал Альберт, распахивая окно.
К изумлению боевого генерала, у мадам за спиной раскрылись великолепные чёрные крылья, и она элегантно перелетела на трап имперского плазмолёта, где томилась в одиночестве морская чайка.
Искрящийся ореол над лысиной Столыпина вновь ожил:
– Семарг Львович, держитесь, Домовой Комитет вас не бросит!
– Мара Филипповна, ещё немного и я задохнусь от чувств. Сердце так и рвётся к вам сквозь бронированную дверь. Всё готов отдать, чтобы оказаться рядом.
– Голуби, – чертыхнулся Альберт. С трудом дотянувшись до телефона, висящего на металлическом противовесе, попросил соединить с госпожой Зыбиной. Антикварная механическая уборщица регулярно роняла с письменного стола карбоновый аппарат, пока Семарг не нашёл оригинальное решение.
– Зайчик, как настроение? Соскучилась. Почему улетел не позавтракав? Ты же скандал устроила. Я?! Конечно! Ещё что скажешь? Сам скандалист? Спать мешаю? До свиданья!
Бросить трубку рассерженному мужчине не удалось. Аппарат благоразумно взлетел к потолку, спасаясь от производственных травм.
– Стерва! – закончил Альберт, провожая взглядом трусливый механизм.
Несмотря на закалённый характер боевого генерала, Альберта Ивановича задели слова поддержки, сказанные Марой. Собственно, поэтому и позвонил жене, но супруга мгновенно угадала по интонациям его интерес и с удовольствием отомстила за утренний демарш.
«А как не демарш? Что такого я сказала? Ну храпит, спать мешает. И что теперь – в бок локтем нельзя двинуть?! Вот ещё! Я для него всё, а он концерт закатил, хорёк доморощенный!» – мысленно возмутилась генеральша, заваривая себе бразильское кофе.
«Семейные дрязги не должны влиять на службу. Если всё принимать близко к сердцу, то планета покроется дурнопахнущими орхидеями в ржавых бассейнах. По утрам вместо трамвайных звонков голодные коты будут орать с вытянутым хвостом, требуя на завтрак дальневосточную сёмгу. Впрочем, это уже происходит на Земле, оттого и смог клубиться на десять километров в небо! Нельзя тащить подобную гадость сюда, в стратосферу, ни в коем случае нельзя!» – твёрдо решил для себя Альберт Иванович.
Тем временем летающая муза притащила из кладовки для спортинвентаря автомат для стендовой стрельбы по тарелкам и нацелила на бункер. Голодная чайка тут же клюнула в малиновую кнопку, приняв за креветку. Семарг в испуге отпрянул от калёного стекла. Слишком близко разлетелись коричневые осколки.
– Извините, – смущённо закричала профессорская муза. – Это не я, это вот она, – и показала на птицу ногтем из хромированной стали, сверкнувшим безжалостным пятном в глаза невольных узников бункера.
– Какие у вас все ответственные. Это ненормально. Давайте ещё спирта. Чуть-чуть, грамм тридцать, нет, лучше тридцать пять.
– Что баловаться-то? Тридцать, тридцать пять. Я вам что бармен?
– Не злите! Сок у вас в хозяйстве есть, томатный?
– Ещё и сок, – открывая прямоугольный ящик из оксидированного железа, чертыхнулся Семарг.
В воздухе распространился лёгкий дымок сероводорода, быстро убранный вентиляцией в стратосферу. Для автономной работы в бункере стоял герметичный сейф, наполненный газом. Отсутствие кислорода позволяло гораздо дольше хранить продукты, чем в обычной морозильной камере. Главное управление Стратосферы заботилось о своих Хранителях, страхуя от перепадов электроэнергии.
– Вон как всё завертелось. Но Землю надо спасать. Или вы другого мнения? – произнёс военный, подходя к картине с изображением пышнотелого Дионисия под сенью марсианского дерева того-того.
Из гладкого ствола торчали блестящие латунные краники с надписями: сок яблони, сок манго, яд аспида. Очередь к источнику вечной неги терялась за горизонтом. В ожидании своей порции неспортивные граждане устроили вакханалию. Мохнатое солнце с размытым краем освещало бескомпромиссную битву полов. Деловито порхали морские чайки, занятые ловлей дальневосточной сёмги из океана похоти и разврата.
– Вместе с вами не хочу, – заявил Семарг, увидев живой интерес военного к древнегреческому сюжету.
– Опять вы со своим задвигом? Теперь понятно, почему у вас гермафродиты не прижились. Вы их не любите.
– О как! А должен? И за что? Несчастные люди, но это не ко мне, это в «Кащенко», там помогут. Я любить не подписывался. Могу только оплеуху отвесить. Впрочем, нельзя, женщин не трогаем, даже универсальных.
– Универсальных? Вы знаете, от какой беды они спасли Систему? Вспомнить подвиг Вениамины. Такую катастрофу предотвратил! Вам и представить невозможно!
– Да в чём дело? У нас свои песни. Живём себе на карбиновом канате, словно мухи в Африке, и совсем не переживаем за чужие подвиги. Если потребуется, я взорву высотку. Жильцы мне доверяют, и зачем тогда суетиться?
Об стеклянную дверь опять разбилась глиняная тарелка. Персефона смущённо помахала рукой:
– Извините, это уже я. Прицел настраивала.
– Послушайте, дамочка, – закричал Альберт в открытое окно, – может, уже сразу в голову. Что уж баловаться-то? Вот я весь, – он развёл руками, показывая государственное бесстрашие, отчего распахнулась пижама. На груди красовалась полустёртая наколка, изображавшая Змея Горыныча, изрыгавшего красное пламя в разные стороны.
– Ой, а что это у вас?
– Нравится?
– У меня такой же. Вы где делали?
– В Одессе у дяди Вани.
– Французский бульвар?
– Мадмуазель, мы почти родня. Может, уберёте пушку? У нас есть общие знакомые.
– Никак не могу. У меня тату на другом месте, а вы наглый тип с адъютантом.
– Да что такое! Опять задели помощника. Герман, между прочим, отличный пилот.
– Мне как-то всё равно. Улетали бы поскорее восвояси.
– Может, расскажите коим образом, когда вы оккупировали корабль?
– И как вам дядя Вася? Я тогда у него все эклеры съела. Очень больно было. Зато дракон получился просто замечательный, – Она подняла мини-юбку, показывая наколку.
– Это не дракон, а Змей Горыныч.
– Дракон, у меня интимная зона, значит, азиатский дракон. Они лучше в этом разбираются. И вообще, вы почему спорите?
– Да, действительно, что-то не везёт мне сегодня с женщинами, – пробормотал себе под нос Альберт Иванович. Он по опыту знал, что в подобных случаях надобно вовремя остановиться, чтобы не получить детальный скандал.
– Отпустите Семарга, и мы вернём корабль, – раздалось из бюста Столыпина.
– Послушайте, вы мне так испортили настроение, что я готов взорвать, в чёрную дыру, вашу богадельню.
– Ой, да, пожалуйста! Я, например, на пенсии, – брызнула вверх голубая корона из плазмы.
– Уважаемая Мара Филипповна, он не про Замок, – помог с географией Семарг, – он про вашу квартиру на первом этаже.
– Всё, мне это надоело, звоню в ВТС с жалобой на… Как ваша фамилия?
Характером Альберт Иванович обладал скорее мягким, чем ожесточённым. В генералы он попал не по знакомству, а за боевые заслуги, отличился во время войны с Марсом. Поэтому при внешней физической лёгкости, тщедушности, говоря по-простому, мог превратиться в калёный шпиндель, когда этого требовали обстоятельства. Сейчас приключились именно эти барабульки. Во-первых, он никак не мог позволить, чтобы о нём думали, что он боится женского здравомыслия. Хватит того, что терпит дома генеральскую фурию, по-другому и не скажешь. Во-вторых, а почему это он должен бросить всё на самом интересном месте?
«И не такие высоты брали, и не такие планеты ломали», – подбодрил себя генерал перед тем, как осчастливить отважных защитниц Хранителя Ключа.
– Мара Филипповна, дом в моём полном подчинении. Можете проверить. Управляете лифтом? Попробуйте войти. Вам-то он подчиняется? Нет. Тогда сидите в коридоре. У нас здесь полный холодильник и спирт, а на сколько вас хватит, я не знаю.
Довольный собой Альберт Иванович прошёлся вдоль окна, засунув руки в карманы. Шлёпанцы из кожи марсианского грызохвоста громко, со значением скрипели, подтверждая боевой настрой генерала.
– Можно я войду, – примирительно дёрнулся факел из темечка Столыпина.
– Так-то, а то ВТС, ВТС. Вот вы у меня где все, – генерал показал жилистый кулак Семаргу. На что в бронированное стекло ударила серия из глиняных тарелок.
– Да что же это такое! Руку поднять нельзя, как всюду обструкция. Ну и дом! Сплошная партизанщина. Не подвело меня чутьё, ох, не подвело!
Опасные действия генерала начали тревожить Семарга, если до этого момента он ещё надеялся избавиться от чиновника при помощи женской солидарности, то теперь положение резко обострилось. Кто знает, какие способности у этого скунса? Возьмёт и запретит уникальную систему, позволяющую управлять Замком, а там и высотку сломает.
«Освоить захотели! Ишь чего! Стоит только начать, как всё превратят в обязаловку. Уникальное знание требует интимного стыда, только тогда человек перестаёт бояться своей тупости. Что получится, если дорогое вино разбавить водой? Пока ты уникален, то есть чем гордиться, и главное, что беречь. А когда пользуешься общественным благом, то какая в нём ценность? Нет, кукиш вам с уксусом, с яблочным, чтобы не думалось!»
Понимая, что грубая физическая сила в лице Германа перевешивает все самые разумные доводы, Семарг решил сдаться, чтобы смягчить своим участием государственный запал Альберта Ивановича. А что было делать, когда охранная система приняла тинтурию генерала, теперь Ключ – бесполезная железка, годная разве что для музея. Семарг чувствовал себя ответственным за вверенную ему высотку:
– Перемирие. С кого начнём?
– Вот, сразу видно опытного руководителя: умеет вовремя согласиться. Правильно! Без обид, кроме медали, попрошу вам путёвку на Венеру, нервы подлечить. Впрочем, куда захотите, хоть на Марс, правительство умеет благодарить, можете ничуть не сомневаться! – оживился генерал.
– Герман, не стой истуканом. Впусти мадмуазель, будем пытать. Тьфу ты, оговорился, дознание производить.
Войдя в зал, Мара немедленно отыскала горшок с бонсаем, сиротливо прижавшимся к стене.
– Вас кто учил так с растениями обращаться? Это что такое? Ну ладно, я понимаю, захватили самого лучшего на всю Систему Хранителя, но дерево-то причём. Что оно вам сделало?
Почувствовав себя качественно виноватым, Герман умоляюще взглянул на своего начальника в поисках поддержки, и получил отповедь:
– Что ж ты так опростоволосился. Гладиолус оставил без внимания. Так нельзя обращаться с цветами таких ответственных дамочек.
– Вот именно. Вы мне напоминаете моего первого мужа. В ботанике полный ноль, зато с подходцем.
– Помилуйте, где вы видите мины? Только восхищение. Вы и карликовый баобаб. Здесь картину надобно писать. Навроде этой, – он показал на стену. – Холодная красота и безумье страсти!
Публика, стоящая в очереди за напитком вечной неги, оторвалась от своих занятий и заинтересованно посмотрела на генерала. Никто и не знал, что находиться в общественном доступе. Люди думали, что они так себе, сами по себе, а здесь кинотеатр. Ну никак невозможно поверить, что кто-то подсматривает, когда ты занимаешься вакханалией с вакханками. К Семаргу все давно привыкли и почитали за бога, редко заглядывающих женщин за стремительные кометы, а здесь совсем чужеродный субъект, который трудно не заметить. Чёрный болид, можно сказать, в пижаме с грифонами, золотистыми.
– Это что у вас с картиной? Интерактивная? – поинтересовался Альберт Иванович, удивлённый вниманием к своей персоне нарисованных греков.
– Нет, настоящая. Заказал на «Мосфильме» окно в параллельный мир. Иногда так взгрустнётся – отвлекает.
– Говорят? – чиновник ощупал раму в поисках выключателя.
– Отчаянный вы человек. Сразу видно, что военный. Мне без надобности жалобы и проклятия. А вам?
– Вы правы. Скучаю по действующей армии. После войны с Марсом ничего существенного. Не хватает сильных эмоций.
– Постучите по лысине Столыпина.
Вокруг рамы мгновенно образовался огненный ореол, зал наполнился криками ярости, слившимися в многоголосый стон.
– Да-с, вы правы, – ударив пальцем ещё раз по железному лбу, чтобы отключить возмущённых граждан, согласился Альберт. – Ничего существенного. Вернёмся к нашим гермафродитам. Мадам, как к вам обращаться, чтобы соблюсти приличия?
– Мара , если это для вас что-то значит.
– Запугать хотите? Ох и имечко вам родители приклеили. Со значением. Помогает?
– В чём?
– Холодный космос, в жизни, где же ещё!
– Ещё не решила, но у вас все шансы.
– Послушайте, это демонизм какой-то, то жену поминаете, то вовсе потусторонние силы. Хотя, на мой взгляд, это одно и то же. Отбросим мистику, рассказывайте, где прячете венерианцев?
– Зачем они вам? Теперь понятно, почему супруга злиться, – изменяете. Я, как порядочная женщина, осуждаю внебрачные связи. Даже если бы и знала, то не сказала.
– Тьфу на вас десять раз, где я и где эти сладострастники? Во мне нет столько нежности, чтобы соответствовать. Здесь мы с вами похожи. Вы напоминаете мне Марс, такая же холодная и воинственная!
«Это почему я холодная? Очень даже что и совсем не так. Да какая я холодная, когда кот любит греться на коленях. Придумает тоже», – мысленно успокоила себя Мара. Она, наоборот, считала себя многоопытной дамой в делах любви, даже, можно сказать, слегка распутной. А иначе как бы она смогла получить должность начальника таможни?
– Молодец, блеснули. Сравнения у вас самые что ни на есть обидные. Спрашивайте, что хотели, и давайте прощаться.
– Надеюсь, вы честный человек?
– Естественно, председателем Домкома кого попало не выберут. Народ сразу чувствует неправду.
– Тогда не откажетесь от небольшого эксперимента?
– Мара не соглашайся. У него все слова в яд завёрнуты!
– Товарищ Хранитель, вы не понимаете момента. Лично я не собираюсь церемониться с вашим домом. Нам здесь ничто не грозит, мы в бронированной капсуле. Нажму на кнопку без сожаления, можете не сомневаться ни разу. Единственное, что спасёт высотку, так это ваше сотрудничество с империей.
С широкого подоконника в открытую фрамугу постучала металлическими ногтями Персефона, бесшумно перелетевшая с трапа плазмолёта.
– Извините, там ничего не слышно. Вы всё говорите и говорите. Мне кашку гречневую надо варить профессору, у него поджелудочная барахлит. Что с Горынычем собираетесь делать?
– Меня зовут Альбертом Ивановичем к вашему сведению, – твёрдым голосом поправил генерал.
– Ой, Альбертик!
– Что и требовалось доказать, – с удовлетворением констатировала Мара, – Альбертик!
– Ах так! – генерал подскочил к устроенному в стене пульту и повернул рычаг. Фрамуга немедленно встала на место, отделив возмущённую Персефону от гостиной. Благодаря отличной звукоизоляции, из-за стены доносился слабый, почти нежный скрежет металлических ногтей по закалённому стеклу.
– Великий Космос, как мне всё надоело! – воскликнула Мара: – Что вы хотели там предложить?
– Вот, вот, вот, сейчас. Слушайте, – довольный, что добился подчинения, засуетился генерал: – Садитесь сюда.
Он дал сигнал адъютанту, который немедленно приволок в центр зала банкету с загнутыми краями в стиле рококо, пылившуюся за ненадобностью под картиной.
– Я должна сесть на это безобразие? Глупость какая-то!
– Ничего не глупость. Я так привык. Сели? Молодец! Теперь ответьте, как удовлетворяете свою злость?
– Удовлетворяю? Вы о чём? Жену вспомнили?
– Да что же это такое! Как с вами трудно. Вам про Фому, а вы про ёлки с дыркой. Спрошу по-другому: Чем граждане заняты в свободное от основной работы время? В нормальных семьях принят скандал, а ваши что делают?
– Да зачем вам это? Какое отношение имеет к Венере? Ну, придумал отец Фёдор чемодан, и что с того?
– Вас дом единственный в Стратосфере, в котором нет гермафродитов, судя по вчерашнему отчёту Хранителя. Вы понимаете, о чём я говорю? Единственный!
– Глупость какая-то, а я-то здесь при чём?
Глава 3
Чтобы собраться с мыслями, генерал с чувством сыграл на клавесине отрывок из «Рапсодии на тему Паганини», в нужных местах Герман весьма искусно изображал губами протяжные звуки гобоя. Получилось недурно. Семарг с Марой заслушались. Затем набрал на вживлённом в запястье браслете короткую комбинацию. Бик, бик, бик. Имперский плазмолёт завибрировал, втянул трап и окутался энергетическим муаром защитного поля, заперев Персефону вместе с чайкой внутри аппарата.
– Надеюсь, вы понимаете, чем рискуете – академик весьма влиятельная фигура. Он будет недоволен, – заметила Мара, поджав губы.
– Уважаемая Мара Филипповна, счастье находиться с вами в одной бронекапсуле всё искупает. Коллега! Сейчас в космос полетим, дрейфовать будем, пока не найдут пограничники. Распылю на атомы вашу высотку, и нет проблемы. Давно мечтал что-нибудь взорвать. Скучаю по войне, знаете ли. Мне медаль, вам общежитие ветеранов ВТС. В гости буду наведываться с цветами, цветочками, так-то. Семарг – владелец Замка. Он ничем не рискует. Новую высотку возьмёт в управление. А вот вы чего упираетесь – не понимаю! Это в конце концов подозрительно.
Обороты поворачивали дело в совсем особенную сторону, можно сказать, что и вовсе к провалу в бездну, к смерти двадцати тысяч безвинных граждан. Этого никоим образом нельзя было допустить. Семарг уже приготовился рассказать, что знает и даже больше, чего совсем не знает, но может придумать, лишь бы спасти свой Замок от разорения.
– Мне даже неловко об этом рассказывать. Началось всё с уборщиц, с профсоюза уборщиц, если быть точным.
– Так, так, продолжайте. Все обещания в силе, и даже больше, личную благодарность императора выхлопочу.
– Не подгоняйте, а то упрусь. Спирту налейте, чтобы роль придурка пошла без скрипа. Уж очень стыдно перед коллегами. Ведь теперь все примутся изучать мой метод. Как только поймут, так и разорят мгновенно.
– Адъютант!
Посидев с пустой рюмкой в сосредоточенном молчании, во время которого Мара с расширившимися от ужаса зрачками смотрела на героический профиль Главного Хранителя, Семарг продолжил:
– Я только приобрёл Замок, и что было делать? Вот что? Сплошной психоз и никакой пользы. Коллектив занят интригами, вместо того чтобы думать о моём благополучии. Разве это нормально, ну скажите на милость?
Генерал с Германом сочувственно кивнули, Мара осталась недвижной, застывшая в мраморе восхищения от исповеди Хранителя.
– В своё время, совсем давно, моя прабабушка говорила: «Прячь глаза, внучок». Я ничего в этом не понимал, пока не получил двойку за чтение стихотворения «Белеет парус одинокий».
– Остановитесь, мы сейчас сдохнем пока вы мемуары читаете. Ближе к телу, как говорил известный французский писатель Ги де Мопассан. Помните, профессору нужно кашку варить.
– Так отпустите Персефону. В чём дело?
– Не могу, я вам не верю. Но послушаю с удовольствием. Лаконичнее, содержательнее рассказывайте. Самую суть, так сказать.
– Эгоизм, беспринципный эгоизм правит миром. Пришлось вырезать его, как раковую опухоль. Переменить направление, так сказать.
– Это как? Это вовсе невозможно. А как же закон выживания, любовь к самому себе!
– Я с таким восторгом читал хорошо выученный стишок, что учительнице захотелось передразнить мою манеру, класс подобострастно захихикал. Тогда я понял предостережение прабабушки.
– Не понимаю, какое отношение это имеет к уборщицам? Опять водите за нос?
– Ничуть, радость от собственного труда нельзя омрачать. Вот о чём я говорю.
– Так это к гермафродитам. Они тебе и признание, и удовольствие, только плати и полный аншлюс. Вам то это зачем? Все вдруг альтруистами стали? Чушь собачья! Да и как вы можете сравнивать уборщицу и, например, инженера или музыканта? Это неприлично!
– Вы думаете им есть дело до ваших приличий, уборщицам? А профессиональное уважение коллег уже ничего не значит? А-а, то-то, в каждом профсоюзе имеются свои идолы и фетиши…
– Вы сейчас серьёзно? Это не будет работать… Хотя…И как же вы тогда без них обходитесь. Ведь это скандалы, сексуальная неудовлетворённость, разводы и прочие гадости. Общество в хлам! Тут не до работы, тут развал экономики. Так не бывает. Ну и что вы сделали?
– Доску почёта – верное средство. Идёт человек и чувствует себя величиной, а не изгоем общества. В результате туалеты чистые, остальные граждане взбодрились, захотели соответствовать. В каждом коллективе повесил, жизнь и наладилась. Передовикам почёт и уважение, у людей цель появилась. Каждый почувствовал свою значимость, коль от его работы жизнь других зависит.
– И без наказаний?
– А зачем? Нет ничего страшнее, чем презрение общества. Дай человеку возможность отличиться, и ты изменишь всех. А как не изменишь, коль он чувствует свою значимость.
– Доходы возросли? – вяло спросил Альберт. Все эти экономии его ничуть не интересовали.
– Многократно. Вон, смотрите, бассейн с пространственными дырами установили. Чайки летают... арктические.
– Каждый думает о своём Замке, а мне с забастовкой разбирайся. Я так и не понял, как вы без услуг гермиков обходитесь? Какое мне дело до ваших финансов, когда жизни Системы под угрозой!
– Генерал, – неожиданно громко позвал адъютант своего начальника и ткнул рукой в стратосферу. Вместо подёрнутого энергетическим муаром корабля сверкало бескрайнее море молочной пены с редкими конусами высоток.
– Улетела. А говорили, что муза. Вот вам и муза! Государственное имущество стырила. – Он посмотрел на Германа:
– Звони в ЦУП, пусть объявят в розыск.
На картине произошли глобальные изменения. Граждане прекратили вакханалию и столпились у края рамы. Некоторые из особенно проворных забрались на ветви марсианского дерева. Даже вечно благодушный Бахус, не решаясь оставить без присмотра источник вечной неги, тянул шею от любопытства. Когда на него посмотрела из гостиной Мара, приветливо махнул рукой коллеге из параллельной реальности. Чайки оставили в покое дальневосточную сёмгу и теперь чинно перебирали лапами на электрических проводах, напряжённо всматриваясь в необычно чистое небо за окном.
Рассказав свои новшества, которыми втайне гордился, Семарг надеялся, что генерал потеряет интерес к нему, поняв, что залетел на территорию психа, не понимающего выгоды от метода кнута и пряника. Выслушав романтический бред, отправится в ЦУП с докладом о тихом помешательстве. Ну сбрендил очередной Хранитель, вреда нет никакого, и оставили бы в покое. Кто будет возиться с дураком – только такой же дурак. Никто не рискнёт оказаться в подобной компании. Глупая инициатива Персефоны, угнавшей корабль, спутала все бирюльки на письменном столе или, если быть точным, в бункере на высоте двадцати трёх километров над землёй.
– Уважаемая Мара, вы, кажется, хотели на меня пожаловаться в ВТС? Теперь все шансы, Зыбин моя фамилия, З-ы-бин Альбер Иванович, так и передайте, и сообщите заодно, что некая особа с крыльями махаона угнала имперский корабль. Уверен, что справитесь.
– Персефона не могла, не такой она человек!
– А мне без разницы, факт на лицо, посмотрите сами: пусто, пустота, улетела ваша муза.
Все оглянулись и увидели на плазменном самокате академика Плещеева в стёганном халате со шнурами и весьма злым выражением лица. В руках учёный держал экспериментальный гранатомёт повышенной мощности, преподнесённый благодарными студентами по случаю юбилея. (Он часто хвастался им Семаргу, грозя использовать по назначению, если кто-нибудь вздумает помешать его научной работе).
– Ой-ёй, – только и успел произнести Семарг, бросаясь под клавесин. Опытная Мара спряталась за банкеткой в стиле рококо, Альберта накрыл своей тушей адъютант. Взрыв разметал по полу осколки калёного стекла, которые тут же начала убирать механическая уборщица, весело шурша прозрачными квадратиками.
В зал шагнул с подоконника академик и, насупившись, обвёл аудиторию цепким взглядом опытного экспериментатора:
– Где?!
– Кто? – попробовал изобразить непонимание Семарг.
– Вы это бросьте! Объект, у меня важная репликация может сорваться. Говорите немедленно, или позвоню в академию первокурсникам. Они живо из вас утконосов сочинят, австралийских.
– Экий вы ревнивец. Вы, думаете, один вляпались в местную паутину. Ничуть, здесь уже компания образовалась, – попробовала смягчить академическую злость Мара Филипповна. – Вот посмотрите, – она показала на картину в потусторонний мир.
Полуобнажённые зрители в белых простынях энергично закивали, подтверждая красноречивой мимикой слова грозной богини.
– Ерунда какая. А где здесь звук? – академик начал ощупывать раму в поисках регулятора громкости.
– Это к Столыпину, стучите в лоб, там все ответы.
Зал наполнили крики восторга и обожания. Публике понравилось эффектное появление учёного. Академик постоял, наслаждаясь, потом в приподнятом настроении отбарабанил пальцами «Застольную» из «Травиаты» по блестящему черепу.
– Да-с, хорошего понемногу. И куда дели мою музу, – уже примирительным тоном обратился к Семаргу. – Послушайте, мы, кажется, обо всём договорились. Сегодня не ваш день!
– Тише, здесь Мара, – прошипел Семарг, но было поздно.
– Это о чём он говорит? Что за договор? – вытряхивая кубики стекла из манто чёрного горностая, поинтересовался председатель Домкома.
– Вам не положено знать. Это мужское дело.
– Персефона моя подруга, хоть и с крыльями. У нас нет секретов. Так что не тяните. Лучше умереть сразу, чем повторно и дважды.
– Позвольте напомнить о нашей беседе, – вмешался генерал, раздражённо отстранив заботливого адъютанта, помогающего подняться с паркета. – Если вы надеетесь, что сумеете мне помешать, то напрасно стараетесь! У вас уже статей набралось на два пожизненных срока. Так и знайте. Клонируют и снова заставят отрабатывать. Перечислить заслуги? Или сами посчитаете. Здесь я вижу все грамотные собрались. Дальше некуда! А я тут чай прилетел пить с коньяком. Да? Сейчас устрою вам и крылья за спиной, и драконов с кисточкой. Тьфу ты, Горыныча! Запах мой не понравился, а фазаны нравятся? Ничего, сейчас доставят, и по мордасам, по мордасам, и ёжиков с иглами под жопу, чтобы с писком скакали вдоль пирса пока не сдохнете от счастья.
– Мара, срочно найди коньяк в ящике! У генерала истерика, – быстро нашёлся Семарг.
– Часто у него бывает? – с участием спросил адъютанта, отгоняя рукой от лица больного перистые облака сероводорода.
– Бывает, но сегодня особенно взорвался. Жена, потом вы, тут у кого угодно нервы в разнос пойдут. Особенно задели ваши перешёптывания. Я его знаю – очень подозрительный. Страсть как не любит чужие тайны.
– Вот, выпейте, сам так делаю, помогает. Так, так, ну что же вы, батенька. И профессора напугали, он товарищ интеллигентный, теперь чувствует себя виноватым. А у него эксперимент срывается. Может и найдёт решение от вашей напасти. Вы бы сначала посоветовались.
– Академик, слышали, на Венере-то что твориться – недород населения. Вот и разошёлся генерал. Болеет за демографию. Старательный. Его жена разбудила и как огорошит недородом, – выдвинул свою версию событий Семарг.
– Разбудила? Так ему и надо. Сюда прилетел пар выпускать?
Выпив рюмку, генерал со значением оглядел собравшихся.
– Академик, вы понимаете, что помешали расследованию? Бронированную капсулу взорвали! К тому же ваша муза украла имперский транспорт. Два преступления. Два!
– Ерунда, она не имеет ко мне никакого отношения. Так, экспериментальный образец. Летает неплохо, этого не отнимешь. Природная тяга к путешествиям. Отнесём на болезненное пристрастие. Патология, с природой не поспоришь. Вы не беспокойтесь, это у неё бывает. Полетает, полетает и вернётся. Прошлый раз угнала плазмолёт у хирургов, так они с большим удовольствием помогли ей крылья вживить. По-моему, неплохо получилось. Как считаете?
– С цветом перестарались. Слишком драматично. Но в остальном нормально… – Затем мгновенно переменил тон: – Продолжите идти в том же направлении – отправлю на Венеру отрабатывать ущерб. Связи не помогут, можете не стараться. Пустое. А вот за помощь буду благодарен.
Как всякий интеллигент, академик, не приученный жизнью к настоящей драке, очень любил судиться и писать доносы. Но как можно судиться с боевым генералом, в ведении которого находиться жизнь и смерть нескольких планет? Встретившись с мощью ЦУП, он слегка растерялся.
«Да в чём дело? – возмутился учёный. – Разве я не заслужил уважения беспримерным трудом на благо империи?»
– И чем же я, скромный учёный, могу быть полезен, милостивый государь.
– О как заговорили. Умеете взять за локоть, здесь нечего сказать, мощь. Сначала гранатой в окно, потом, «чем обязан», – похвалил Альберт.
– Вынужден снова объяснить: судя по докладу товарища Семарга, у вас единственная высотка в стратосфере, где нет гермафродитов. Непорядок! Но… это к лучшему. Межпланетная ситуация сейчас такая, в чёрную дыру эту ситуацию, – выругался от полноты чувств, – что ваш опыт может спасти Систему от катастрофы. Я понятно излагаю?
– Нет, – прищурив один глаз, возразил учёный, – Какой опыт, когда у нас нет двуполых. А значит, и опыта никакого.
– Да как же с вами со всеми трудно разговаривать. Будто с другой планеты. Русским языком говорю, рассказывайте, как обходитесь без них.
– С какого времени, позвольте уточнить. Я, знаете ли, не мастер догадок. Коль их нет в официальном докладе, то позволю себе предположить, что с момента заселения. Из чего следует, что я бесполезен в расследовании, так как живу здесь недавно.
– Адъютант, переведи этим олухам. Полагаю, у тебя лучше получиться.
– Генерал спрашивает, куда граждане идут, когда у них дома скандал.
– К друзьям, куда же ещё?
– А если нет никого?
– На работу, чего проще?
– А к проституткам?
– К падшим женщинам? Это зачем? Разве они помогут, когда сами в беде. Генерал, у вас адъютант понимает, что говорит? Он у вас нормальный?
Повернувшись к своему помощнику, генерал поморщился, глядя на служебное рвение подчинённого:
– Сообщил об угоне? Ага, молодец! Теперь передай объявление на местный радиоузел:
Жители высотки «Винтаж 2000!»
ЦУП обращается к Вам за помощью.
Помогите Системе выжить!
Вы обладаете уникальным знанием.
Сообщите местонахождение гермафродитов.
Ответственных граждан ждёт экскурсия на Венеру за счёт империи!
Обращаться в бункер Семарга.
Фоном хочу услышать «Полёт Шмеля» Римского-Корсакова. Пусть проникнутся моментом.
– Альфред, да вы эстет. Браво! – зааплодировал Семарг.
– Альберт, Альберт, неужели трудно запомнить?
– Не рифмуется, но как вам будет угодно.
– Вот именно, как угодно, точное определение. Молодцом!
– Стараюсь.
– Послушайте, вас тут целая толпа собралась, а толку никакого. Простой вещи не можете объяснить, как обходитесь без гермиков. Как можно общество удерживать в рамках закона без греха и покаяния. Гермики, благодаря двойственной натуре, и совет дельный дадут, и приласкают где надо. Ну там, скандал дома, на работе. Не понимаю! Вот куда должен идти гражданин, если у него начальник дурак? Любой скажет, что к гермику , разве не так? Кто ещё поможет разобраться в ситуации, как не он?
– Позвольте? Ваш гипотетический объект найти работу по вкусу не пробовал? – предложил вариант профессор.
– Ну знаете, что так не бывает. Работать никто не любит. Вы опять за своё? Вместо ответа вопросами сыпете?
– Что вы, что вы, прояснял картину. Уж очень фантастическую ситуацию предложили. Чтобы умному работать с дураком. Нонсенс какой-то! Нелепость, говоря научным языком.
– Вздор, меня, например, все любят. Разве не так? – спросила председатель Домкома с серьёзным лицом.
– Мара Филипповна, что вы такое говорите: «любят», какое там, души не чают. Чуть Хранителем не выбрали, только благодаря академику удалось пост сохранить.
– Я вот что думаю, раз уж нет у нас понимания с генералом, то давайте пригласим батюшку из девятьсот тринадцатой. Он как никто разбирается в грехе и покаянии. Тайна исповеди никого не интересует, а вот, где обитают конкуренты, он с удовольствием расскажет. В любом случае более информированного специалиста по жизни в стратосфере мы не найдём, – предложила Мара Филипповна.
Уф, наконец Семарга заменит опытной в болтологии товарищ. Рассказ про уборщиц не нашёл понимания, а ведь как старался! Попробовал рассказать всю правду, как она есть, и что в итоге? Форменное непонимание. Зачем тогда хвост пушить, когда ветер в спину? Пусть батюшка разложит грехи человеческие перед генералом. Вдруг найдёт нужную струну?
«Гермиков ищешь, ну ничего, сейчас познакомишься с первоисточником», – мысленно позлорадствовал Семарг, прося телефонистку соединить с девятьсот тринадцатой квартирой.
Глава 4
Распространяя ладан и горьковатый запах миндаля, в бункер вошёл отец Пафнутий. Из-под рясы выглядывали тёмно-синие спортивные штаны с белыми лампасами. Вздыбленные после сладкого сна непокорные кудри блестели льняным маслом. На носу расположилось пенсне в железной оправе на кожаном шнуре. Комплекцию священник имел сообразную положению, весил далеко за центнер, чем нисколько не тяготился, даже наоборот, казалось, что это наилучшее состояние его тела, а, следовательно, и духа. Широкая улыбка осчастливила собравшихся, занятых поиском ответа на вопрос, как двадцать тысяч жителей обходятся без гермафродитов.
– Слышал, слышал объявление, дети мои. – На возмущённый взгляд академика, считавшего себя атеистом, кивнул: – Не страшно, вы тоже.
– Батюшка, помилуйте, неужели у вас большая паства? – спросил генерал.
– Крохи, все заняты в клубах по интересам, – сокрушённо ответил священник и неожиданно направил свой перст в сторону Мары.
– Она виновата. Почему я должен оплачивать чужой инвентарь из своего кармана? Разве это правильно, разве по правде!
– Батюшка, помилуйте, а в хоккей играете на какие графены? Ничего не производите кроме душеспасительных бесед, а вам ладан подавай. И где его взять? Плазмолёт приходится в Магриб гонять. Однако, и запросы у вас! И чей, извините, карман? Жалование в Замке получаете. Товарища Семарга хотите ограбить?
– Подождите, у вас что, священник на зарплате? – удивился генерал.
– А куда его денешь? Нравится человеку отпускать грехи. У них там целый клуб. Молитвы учат. С Альцгеймером борются. Есть польза, небольшая, но есть, – оправдался Семарг.
– Язычница, что бы ты понимала в хоккее? – продолжил гнуть свою идею батюшка.
– Ага, всухую проиграли «Молотобойцам», и просите новую форму. Как же, не дождётесь. Даже и не мечтайте!
– А если помогу ЦУП? – предложил торговлю батюшка.
– Посмотрим, генерал не простой человек, с Марсом воевал. Клюшки может быть и выделю, канадские, – скрепя сердце пообещала Мара.
– И ленту смоляную, чёрную, вы знаете, из Дзержинска, или не подпишусь.
– Шантаж!
– Сами начали. Я пришёл узнать насчёт Венеры, мне для прихода экскурсия нужна, бабушки очень просили для изучения, а здесь «Молотобойцев» вставляют. Прости Господи! Да вы знаете, что они нападающего из верхних этажей переманили! Гошу Архангела! То-то, что нет. Так и не говорите, когда не знаете. Где генерал? Ага вот он. Маленький какой-то, скукоженный, а уже генерал. Бывает же.
Подняв опрокинутую банкетку, священник с тяжёлым вздохом сел и оправил взъерошенные колечки рыжей бороды.
– Не обижайтесь, бог тела не дал, значит, особые виды имеет. Настоящее величие часто прячется в тени ничтожного! Иногда оно нуждается в Попущении, чтобы явиться обществу. Наполеон Буонапарте тоже был так себе, а какую войну состряпал благодаря Жозефине.
– Прекратите эти песни. У меня всё в порядке с войной. Вы лучше расскажите что-нибудь полезное насчёт гермафродитов.
– Несчастные создания. Жизни настоящей не видели, а лезут советы давать.
– Подождите, так вы их знаете?
– А как не знать, когда в соседях живут. Такие мерзости людям советуют, страсть! А уж как шумят по ночам. Стоны там всякие, охи, ахи. Прости господи!
Семарг удивлённо приподнял брови, но посчитал за лучшее промолчать. Однако его мимика не скрылась от опытного в подобных делах генерала:
– Не знали? Вот я и говорю, что слабая у вас организация. Тут кроме желания, специальное образование требуется. Сеть шпионов надобно иметь, охрану. А вы меня уборщицами надумали потчевать. Сказку по «Белый парус» придумали, а у самого в конторе чёрные дыры. Идёмте, мне нужно удостовериться. Эх, такие надежды были на вас, и так офоршмачились! Внимательнее надобно работать с персоналом. Я понимаю, здание большое, людей много, но все же непорядок.
– Так я со всем удовольствием. Подождите, у меня лифт персональный прямо отсюда. Так на всякий случай. И вот видите, какое дело, в самую точку угадал. Товарищ Мара, женщина импульсивная, могла и вовсе лишить доступа. Я после фейерверка сразу распорядился, чтобы построили запасную шахту.
Этажи промелькнули пёстрой лентой, похожей на падение серпантина с чёрными полосками. Семарг с любопытством окинул взглядом самый большой сектор в центре высотки. Здесь, кроме христианской церкви «Всех Святых», расположился храм пастафарианцев «Дуршлаг» с клубком синтетических макарон над входом, дальше турецкая кофейня и большая узбекская чайхана, из которой доносились протяжные звуки зурны, перебиваемые истошным тенором, воспевающим женскую красоту. Запах кофе смешивался с ладаном и чебуреком, создавая непередаваемую смесь религиозности с привкусом магометанства.
– Ну вот, всё как у всех. Чувствуется, зря прилетел. Транспорт угнали, – сокрушался генерал, держа руки в карманах пижамы.
Отсутствие мундира его ничуть не смущало, даже наоборот радовало. Он почувствовал себя необыкновенно свободным. Никто не кланялся и не таращился на погоны. Идёт себе обыкновенный гражданин по улицам обыкновенной высотки в обыкновенной пижаме. Что такого!
«Великий Космос, как хорошо то! Вот она где настоящая жизнь – среди народа!»
Неожиданно повернули к храму с макаронами. Внутри ждал сюрприз в виде красных стен с фривольными картинами. В полутёмной гостиной стояли кремовые диваны из нежной кожи венерианского бородавочника. Встретил гермафродит с пышными формами индийской танцовщицы в расстёгнутом на верхнюю пуговицу белом халате, из которого рвались на свободу два аппетитных мячика.
– Теперь понятно, почему вы ничего не знали. Это вполне объяснимо. Очень консервативная секта. К макаронникам невозможно попасть без рекомендации двух членов, находящихся в родстве с настоятелем. Мотайте на ус, товарищ Семарг, – снисходительно пояснил генерал. Заложив руки за спину будто на экскурсии посетовал:
– Жаль, жаль, жаль, такой проект загубили. А была надежда. Да-с!
Повернулся к заведующей центром разврата:
– Милочка, у вас здесь телефон есть?
Гермафродит беспомощно огляделся в поисках аппарата. Ему на выручку бросился отец Пафнутий, быстро найдя среди подушек с кистями фривольный предмет в виде языка с ушами.
– И куда здесь говорить?
– В левое ухо, товарищ генерал, правое последнее время барахлит.
– А вы откуда знаете? – с подозрением спросил генерал.
– Так коллеги. Мы к ним, они к нам. Соседи. Правда? – священник приобнял за талию индианку.
– Милый, мы только за, – гермафродит нежно пощекотал затылок рыжему коллеге. Отчего кудряшки на бороде священника против всяких правил распрямились, словно их подстегнули электичеством. На лбу выступили крупные капли пота.
– И почему не рожаем? – приступил Альберт Иванович.
– А зачем, когда у нас чемоданы есть. Не вижу смысла. Хватит, отражались.
– Как так, а состаритесь? Кто вас заменит?
– Это не моё дело. Лично я свою норму выполнила с лихвой. Нет никакого желания кормить жуков дальше.
– Так сами и придумали этот мазохизм?
– Как придумали, так и раздумали. Вы на консультацию? – гермафродит сделало непроницаемое лицо, не желая продолжать неприятный разговор.
– Точно. Нужна консультация, с женой проблемы. Спать мешает.
– Идёмте…
– Герман, разберись с транспортом, – передовая необычный аппарат, потребовал генерал.
Когда высокий начальник уединился с индийским специалистом в кабинете, Семарг мгновенно повернулся к Пафнутию и сквозь зубы прошипел:
– Вы что творите?
– Это к ней, – священник скосил глаза на Мару.
– Говори?
– Пришлось одолжить у соседей. Персефона метнулась. Надо, значит надо. Какие дела, или я не председатель Домкома? – одними губами ответила Мара.
– Тише, этот боров услышит, – Семарг кивнул на Германа, требовавшего немедленно выслать корабль для эвакуации генерала с высотки «Винтаж 2000».
Чувствовавшие себя стеснённо в чужом храме, гермафродиты обступили Мару. Узнав, что жители высотки лишены квалицированной помощи, предложили организовать шефство за символическую плату, если им предоставят помещение для работы.
Выйдя из лифта, Семарг услышал академика, распекавшим свою музу:
– Ну вот, теперь репликацию придётся делать снова.
– Бу, бу, бу, ты голодный, вот и бурчишь. Сейчас кашкой гречневой накормлю, и подумаем, что можно сделать с твоей дурацкой репликацией.
– Я из-за тебя у соседа окно разбил.
– Перестань хныкать, Семарг простит. В конце концов ты у него не работаешь. Отремонтируем как-нибудь.
– А вот не летела бы, и ничего такого не было.
– Опять бу-бу-бу, да бу-бу-бу. Идём уже.
Увидев генерала, Персефона перключилась:
– Ой, Альбертик, я ваш корабль открытым оставила. Пусть проветрится. Там чайка нагадила. С этими птицами одни неприятности. Маленькая, а такая вонючая. Вы когда нас заперли в энергетическом поле, она и того, пульнула… Хороший аппарат. Быстрый. Ну всё, чмоки, чмоки.
Глазами указав адъютанту на телефон, тянуться к которому не было настроения, генерал осчастливил супругу:
– Лапуля, слышишь. Я решил нашу проблему. Здесь такой замечательный гермик работает. Тебе обязательно надо у него проконсультироваться. Просто чудо. Ты теперь будешь спать, как убитая, гарантирую.
«Всё-таки не зря я летал. Конечно, в пижаме, это моветон, но что только не сделаешь для любимой женщины. А профессор пригодиться. Пусть знает, как чужие корабли тырить. Ну и что, что муза? Следить надо за музой. Она мне весь пульт управления исцарапала. Это ведь надо такие ногти отрастить. Чистая птица Гаруда.
Гермик молодец, дельный совет дал. Сам бы не догадался: звуковые молоточки в ушах настроить, чтобы храп не увствовали. Вот академик и займётся. Сделает в лучшем виде. И всё, спи дорогая крепким сном».
Тем временем в храме пастафарианцев разгорелся жаркий теологический спор между отцом Пафнутием и настоятелем:
– А я вам говорю, что бесовство!
– Ничуть, каждая тварь – творенье божье.
– Если макаронного бога, то да, – воскликнул Пафнутий. – Тут тебе и дырки, и макароны, прости господи.
– Не ругайтесь в храме. Все мы дети Господа.
– Тогда пустите гермафродитов. Пусть окормляют страждущих.
– Это почему?
– Вот, вот и я о чём говорю. Все хороши только на словах, а как до дела дойдёт, так каждый в свою квартиру норовит спрятаться!
– И вы в том числе.
– Неправда, мне вера не позволяет.
– И мне.
– Вот и договорились.
– И чтобы больше не бегали ко мне звонить. Мне ваш хоккей, знаете где. Вот где, – настоятель пастафарианцев продемонстрировал означенное место и добавил: – Свой заведите.
– Фарисей! А кто билеты постоянно выпрашивает.
– Сам такой!
– И не подумаю…
Не дождавшись продолжения битвы богов мужчины и женщины на картине опять покорно выстроились в очередь к источникам вечной неги. Взлетели в чёрное от копоти небо голодные морские чайки в поисках дальневосточной сёмги. Бахус попробовал пальцем все три краника: уксус яблони, нектар манго и яд аспида, затем блаженно улыбнулся карликовой пихте «Цитадель», растопырившей крохотные иголки рядом с банкеткой в стиле рококо. Ветер из разбитого окна нервно дёргал нотные листы на пюпитре клавесина.
Поздним вечером граждане начали возвращаться с работы в свои квартиры. Повышенный расход электроэнергии ослабил гравитационную сетку. Арктическая чайка, зажмурив от страха глаза, прыгнула с титанового пирса в пространственную дыру бирюзового бассейна.
Из кухни, освещённой мягким светом заходящего солнца, раздавался весёлый свист закипевшего чайника, ему тихонько вторил чугунный бюст Петра Аркадьевича Столыпина. Над лысиной затрещала мохнатым венцом плазменная корона, исполняя отрывок из «Рапсодии на тему Паганини» Сергея Рахманинова. Очень она понравилась министру…
________________________________________________________
1. Тинтурия – генетический код, нанесённый на браслет. В нём указываются все достижения за предыдущие жизни. От чистоты тинтурии зависит социальный статус арна.
2. ЦУП – Центр Управления Планетами, архаическая организация, обладающая неограниченными полномочиями.
3. Узкоколейку строить (жаргон обитателей стратосферы) – обманывать, вводить в заблуждение
4. Антони Пласид Гильем Гауди-и-Корнет – известный испанский архитектор, страдал ревматизмом, в следствие чего дико ненавидел углы и прямые линии. Сбит трамваем обывателя, не разглядевшего в задумчивом старике великого архитектора.
5. Пространственный кубизм – не знаю, сам придумал, родина ждёт своих Беллинсгаузенов и Крузенштернов.
6. Ле Корбюзье – пионер архитектурного модернизма и практичности. Обожал прямые линии. Умер в 77 лет, утонул, огибая мыс Рокебрюн, что лишний раз указывает на его гениальность.
7. Герман Геринг – заядлый морфинист и ближайший соратник Гитлера. Благодаря профессиональным знаниям руководил Люфтваффе в Третьем Рейхе.
___________________________________________________________
< Фейерверк http://proza.ru/2021/11/16/1785
>
Свидетельство о публикации №222041000242