Поднебесная крепость, или осознанное неподчинение

Они думают все о девчонках в цветах,
Они думают все о весенних садах.
Ю. Визбор

Вступление

Если взмыть в воздух, подобно птицам, над бескрайней поволжской степью, можно увидеть бесподобные в своей красоте пейзажи. А если ещё повезёт оказаться вдали от населённых пунктов, от строений, портящих вид с высоты, можно будет со всей полнотой ощутить прелесть пейзажей и величие степной природы.

Впрочем, даже в самых глухих местах всегда найдётся какой-нибудь изъян в пейзаже, ибо идеальными виды природы бывают только на картинах в Эрмитаже и Третьяковке. Так и здесь, в самой глуши, где-то на отшибе Самарской области, вид с высоты портит нелепая фигура, напоминающая птицу, лежащую на земле, раскинувшую крылья и опустившую клюв. Если же оказаться рядом с ней на земле, фигура закроет полнеба, заслонит солнце и покажется величиной с многоэтажный дом.

Конечно, в этом случае разу становится ясно, что перед вами самолёт, но таких исполинских размеров, каких люди ещё не видели. А ведь кто-то его представил в своём могучем воображении, кто-то начертил его в масштабе один к тысяче, какие-то неведомые мастера конструировали его долгое время. Глядя на неё, можно подумать, что такая махина никогда не поднималась в воздух. Она и вправду напоминает никогда не звонивший царь-колокол, однако, судьба обошлась с ней иначе. Этот самолёт стал свидетелем исторических событий планетарной важности… Но не будем забегать вперёд.

Сейчас это произведение конструкторского искусства доживает свой век под открытым всем ветрам степным небом, под проливными дождями, под грозами и метелями. Его бока и крыша, когда-то имеющие непробиваемую броню, начали покрываться пятнышками ржавчины, сначала крошечными и едва заметными, но потом всё более и более уверенными. Стёкла иллюминаторов помутнели и поцарапались от дождей  пыли, переносимой сухим степным ветром. Стойка носового шасси переломилась, и тяжёлая кабина легла на землю. Его борт украшает повреждённая палящим солнцем и временем надпись «Альбатрос». Весь самолёт одиноко покоится в степных просторах, будто о нём все забыли и никогда уже не вспомнят. Но в нескольких местах ещё проживают люди, которые помнят об этом самолёте и о тех событиях, которые привели его к такому печальному состоянию. С этих людей, пожалуй, и стоит начать рассказ.

Глава 1. Ёлочный шарик

В приёмную Верховного Главнокомандующего вошёл министр обороны. Он услышал следующие слова:
- Я вызвал вас для серьёзного разговора о текущей ситуации. Для начала задам вопрос: какие меры вы можете мне предложить?
- Здесь есть только одна мера: нанести мощнейший удар первыми и надеяться на систему ПРО.
- У вас имеются какие-нибудь мысли на этот счёт?
- Не могли бы вы уточнить, – осторожно сказал министр обороны.
- Уточняю: при помощи чего вы собираетесь нанести этот удар так, чтоб самим не получить ответные меры?
- Здесь тоже не может быть колебаний, товарищ Верховный Главнокомандующий. Генеральный штаб предлагает атаковать при помощи тяжёлых бомбардировщиков. Их преимущества бесспорны: противоракетная оборона по ним не сработает, и они, в отличие от подводных лодок, не рискуют встретить на своём пути мину. Что касаемо ракет противовоздушной обороны, то они не смогут пробить его мощнейшую броню.
- А разве наши военно-воздушные силы располагают самолётами с такой бронёй?
- Три месяца назад завершились секретные испытания сверхтяжёлого бомбардировщика «Альбатрос». Он начал проектироваться семь лет назад по приказу вашего предшественника. Его броню не пробьёт ни одна из имеющихся у противника ракет ПВО. Он располагает таким запасом топлива, что способен полтора раза обогнуть планету по экватору. К сожалению, его единственный недостаток – низкая скорость. 250 километров в час – максимум, который наши испытатели смогли выжать из этой машины.
- Больше нам ни к чему. Можете приступать к выполнению операции. Это приказ Верховного Главнокомандующего!

Этот разговор происходил в далёком… Впрочем, по политическим соображениям я не могу сказать точно, в каком году это происходило. В то время между Восточной и Западной сверхдержавами обострился давний конфликт. Никакие силы, включая ДНЯО и ДРСМД, не смогли остановить нарастающее в политике и в обществе напряжение. Все силы и средства были исчерпаны. Мир стоял на пороге ядерной войны.

В таком состоянии он напоминал ёлочную игрушку, шарик из тонкого переливающегося стекла, знакомый всем с детства. Ёлочный шарик, подвешенный на металлической скрепке. На вид она выглядела надёжной, но под внешним видом скрывалась тонкая трещина, место, в котором скрепка перетёрлась, и малейшего усилия хватило бы, чтобы эту скрепку разломить. И тогда красивый, но хрупкий шарик сорвётся и полетит вниз в свободном падении, цепляя еловые ветви и серпантин, разноцветные конфетти и дождик, упадёт на паркетный пол и в конце концов разлетится вдребезги.

На Часах Судного Дня оставалось тридцать секунд до полуночи. [Часы Судного Дня – проект журнала «Бюллетень учёных-атомщиков», условное время до полуночи отображает риск начала ядерной войны, которая начнётся в полночь. На момент написания рассказа до полуночи оставалась одна минута сорок секунд]
И вот в Генеральном штабе Восточной сверхдержавы приняли крайне серьёзный и ответственный план: нанести удар первыми и обезглавить противника, чтобы он не смог нанести ответный удар. Именно для этих целей, за семь с лишним лет до знаменательного доклада министра обороны, первое конструкторское бюро в атмосфере строжайшей секретности разрабатывало проект гигантского бомбардировщика и претворяло его в жизнь. И пока на заводах строили всё новые и новые убежища, пока в школах на уроках ОБЖ учили надевать противогазы и рассказывали, как правильно принимать йодистый калий, пока люди напряжённо читали газеты и смотрели телевизоры, в головах правительства созревал этот чудовищный план. Его реализация не заставила себя ждать. И вот, через две недели после разговора, приведённого в начале главы…

Глава 2. Скользкие ступени

В серые ворота военной части въехал «УАЗик» защитного цвета. К полковнику Щепкину в 1-й бомбардировочный полк 1-й воздушной армии прибыл Валерий Иванович Лопух, майор, командующий третьей эскадрильей. Полковник вызвал его для срочного дела государственной важности. Несокрушимая воздушная крепость «Альбатрос» была уже готова к вылету, как вдруг произошла досаднейшая неприятность. Командир первой эскадрильи майор Корнеенко, выходя утром из подъезда дома, в котором жили офицеры, поскользнулся на ступеньках, упал и сломал ногу. Самое интересное заключалось в том, что на дворе стоял конец мая, за неделю не выпало ни капли дождя, а кафельная плитка на ступенях оказалась будто облита водой, взявшейся непонятно откуда. Впрочем, если бы кто-нибудь в
тот момент догадался заглянуть за угол квартала, он обнаружил бы там капитана со странной фамилией Сулема, командующего одним из отрядов
бомбардировщиков 1-й эскадрильи. Он стоял у киоска с газетами, пытаясь делать невинный вид и безуспешно стараясь убрать ухмылку со своей физиономии. У него на лице было написано, что падение майора Корнеенко – дело его рук. Узнав об этом, вы можете подумать, что он сделал так из зависти, но истинная же причина такого поступка была совершенно другая; о ней пойдёт речь чуть позже. Капитан Сулема был на хорошем счету у командиров, несмотря на свой неуживчивый характер. Невысокий рост, грубый прямой взгляд и его мягкая, почти бесшумная походка не совсем подходили, вернее, совсем не подходили званию капитана, но зато бомбардировщики его звена всегда сияли чистотой, а крылья и стёкла кабин блестели, будто их натёрли салом. На фюзеляжах нельзя было отыскать ни единого подтёка масла или керосина, ни единого комка грязи величиной больше спичечной головки. Именно за эти старания он и заслужил свои созвездия на погонах, хотя лётчики его звена за глаза называли его «капитан Мойдодыр» или «Сулейман блистающий» (второе прозвище, несомненно, произошло от его необычной фамилии).

Майор Лопух (чей характер, кстати, был полностью противоположен фамилии) стоял перед Щепкиным, сидящим за штабным столом, на котором покоились бумаги и скромный набор канцелярских принадлежностей. Высокий, крепко сложенный полковник опирался на стол локтями, и казалось, что прочный дубовый предмет мебели скоро затрещит по швам и развалится от такой непомерной силищи. Майор закончил свой доклад и теперь ждал ответа. Полковник Щепкин прокашлялся, а затем изрёк:

- Вы, товарищ майор, наверняка знаете, а если не знаете, то во всяком случае догадываетесь о цели, для которой я вас вызвал к себе?
- Никак нет, товарищ полковник, – чётко ответил майор.
- Не стройте из себя лопуха, товарищ майор, – произнёс полковник, даже не заметив каламбура, который сильно задел Валерия Ивановича, – вся 1-я воздушная армия и половина 2-й говорят о полёте на запад. Полетите через два дня. В экипаже с вами будут Сулема и Ищеев. Вы их должны знать.
- Так точно, товарищ полковник. Сулему грех не знать, а вот Ищеева что-то не припомню.
«И вправду лопух», – подумал Щепкин, а вслух сказал:
- Ищеев Аркадий Викторович, старший лейтенант. Исполнительный и надёжный. Недаром я ему доверяю нести вахту за штурвалом «Альбатроса». С вами ещё бортмеханик Токарев будет, из моего полка, да два старшины – на турелях посидят, чтоб никакой перехватчик не потревожил. Сбить-то вас там не собьют, а вот нервы своими ракетами потреплют. Самолёт будет готов через двое суток. Ждите приказа, готовность номер один!
- Есть, товарищ полковник! – громко крикнул майор, развернулся и вышел из штабного кабинета.

Глава 3. Веточка вишни

Пока на месте базирования 1-й эскадрильи происходили вышеизложенные события, за много километров оттуда, в небольшой деревне в Воронежской области, женщина лет пятидесяти сидела на открытой веранде своего маленького домика. На её плечах лежала шаль, защищающая от прохладного майского ветра, светлые вьющиеся волосы падали на плечи, по которым скользили солнечные лучи. У её ног тёрлась трехцветная кошка; по деревянному столбу, на который опиралась веранда, стучала, изгибаясь под порывами ветра, ветка вишни с ещё не вызревшими плодами, напоминавшие крупные жемчужины зелёного цвета или бусины, нанизанные на толстые нитки. Эта женщина, казалось, кого-то ждала: она то и дело поглядывала на пыльную грунтовую дорогу, проходящую мимо её забора.

Совсем скоро из-за поворота дороги показалась ещё одна женская фигура. На вид ей было около двадцати лет. Было видно, что она шла с определённой целью, невзирая не ветер, дующий в лицо, и на яркое майское солнце, светившее прямо в глаза. Когда фигура подошла к калитке и опёрлась на забор, женщина, сидящая на веранде, узнала и окликнула её:

- Людочка, здравствуй! Заходи, не стесняйся. Чаем угощу, посидим вместе.
Она зашла в дом, поставила на плиту чайник и вскоре вернулась.
Людмила открыла калитку и прошла к веранде, задевая руками разросшиеся в палисаднике цветы неизвестной ей породы. Подойдя к веранде, она сказала:
- Добрый день, Анна Фёдоровна. Вам помочь не надо? Я сегодня весь день отдыхала – вчера весь огород полила, ещё и прополоть помидоры успела.
- Ну, вот и отдыхай, раз время нашлось. А за меня не беспокойся, огород мне с утра Серёжка прополол.
- Это который?
- Да Екатерины, соседки сын. На выходных приехал к ней, заодно и мне помог. У него возможность имеется – он-то в аспирантуре учится, не то что мой Аркаша. Вот скажи, ну на что ему сдалась эта армия? Что он нашёл в этой своей авиации?
- Небом заболел, как говорится. Вот и я его жду. Вам-то он хоть письма пишет, а мне уже полгода ни строчки. Наверно, забыл уже меня.
Она глубоко вздохнула и посмотрела на веточку вишни, думая о чём-то далёком. Ветер начал успокаиваться к закату, и ветка уже не билась об деревянный столб, а лишь шелестела листьями.
Неожиданно трёхцветная кошка, до того дремавшая в ногах у Анны Фёдоровны, вскочила и начала вылизывать блестящую шерсть.
- Ты посмотри, как Мурка спохватилась-то! Гостей намывает нам, не иначе. Только кто ж это может быть? С Екатериной я утром разговаривала через забор… Ума не приложу.

Из комнаты раздался протяжный свист, с каждой секундой он становился сильнее.

- А вот и чайник подоспел, – сказала Анна Фёдоровна, – пойду, заварю, – и скрылась за деревянной дверью.

В этот момент к калитке подошёл почтальон, бросил письмо в почтовый ящик и ушёл, не проронив ни слова. Людмила подбежала, схватила конверт и вернулась на веранду. Анна Фёдоровна, вам письмо принесли, от Аркадия.

Конверт был сразу же распечатан, обе женщины уселись за стол; мать Аркадия начала чтение. Вот точный текст этого письма:

«Здравствуй, мама!
Извини, что давно не писал. У нас в звене важные дела. Самолёты драим так, что брызги радугой сверкают. А вот для каких целей – пока сказать не могу. сама понимаешь, военная тайна.
Какие у вас в деревне новости? Как соседи поживают? Колька, который за прудом живёт, должен был приехать: он неделю назад отпуск брал. Когда моё письмо дойдёт, он уже к нам в часть вернётся. Что-то последнее время письма стали дольше идти, странно всё это.
До конца июня отпуск взять не смогу – ещё не все самолёты начистили. Так что жди. Очень хочется спелых вишен, хотя они даже в Краснодаре ещё зелёные (На прошлой неделе оттуда письмо получил – Сашка писал, который в райцентре учился. Он теперь на юг переехал, работает на хлебозаводе. Не забыл ещё своего товарища). Когда вишни поспеют, обязательно пришли мне хоть чуть-чуть.
Передавай привет Люде Синявиной, почаще её к себе приглашай – вдвоём веселее будет. Скажи ей, что я её каждый день вспоминаю, встречи жду с нетерпением. А письма не писал, потому что она в конверты не кладёт листы бумаги, а в части с бумагой туговато. Удалось только для тебя добыть пару чистых листов.
Люблю тебя, родная моя.
Аркаша
P. S. Ты писала в прошлом письме, что у тебя покосился сарай. Без меня туда не лезь, я приеду в отпуск – сам всё сделаю».

Когда Анна Фёдоровна читала последний абзац, Людмила улыбнулась и даже, как могла показаться со стороны, слегка прослезилась. Она с нежностью провела рукой по веточке вишни, разглядывая ещё зелёные плоды, а затем перевела взгляд на голубое небо с редкими белыми облачками.

Глава 4. Лишняя койка

Как только блестящие звёзды, похожие на рассыпанные кем-то крупицы сахара, начали угасать в сизом небе, на военной базе в самарских степях была объявлена общая тревога. Вскоре выяснилось, что эта тревога предназначалась лишь нескольким людям, одни из которых пребывали в так называемой «готовности номер один», то есть спали не раздеваясь, а другие должны были обеспечивать их деятельность. Вскоре после сигнала открылись ворота невероятно огромного ангара, едва заметного даже в лунную ночь во многом благодаря тщательной маскировке. Там началось какое-то шевеление, и вскоре раздался рёв дизельных моторов мощностью во многие тысячи лошадиных сил. Крепкие тяжёлые тягачи выволокли на сверхдлинную взлётно-посадочную полосу исполинскую тушу исполинского бомбардировщика, терпеливо ожидающую в ангаре, как артист ждёт своего выхода за кулисами. Тягачи напоминали коней-тяжеловозов, напрягшихся в титанических усилиях и передвигающих неподъёмный груз. Действительно, на первый взгляд было непонятно, как такую ношу выдерживают пятьдесят стоек шасси со сдвоенными колёсами. Вскоре весь самолёт вылез из ангара; он заслонил собой половину небесной сферы, которую уже нерешительно тронул серый степной рассвет, так что на военную базу вновь накатила ночная темень. Размах его крыльев составлял двести пятьдесят метров, длина была немногим меньше двухсот. Внутри фюзеляжа диаметром пятнадцать метров могла свободно разместиться не одна тысяча пассажиров. Но эта стальная птица предназначалась для диаметрально противоположной цели.

Небольшая группа людей подошла к самолёту; вместе с ними был сам полковник Щепкин, командующий частью, и знакомый читателю майор с необычной фамилией Лопух, возглавлявший этот отряд. Полковник ещё раз в точности воспроизвёл текст приказа, и отряд направился к трапу.

Когда Щепкин сказал, что командиром отряда назначается майор Валерий Иванович Лопух, капитан Сулема проговорил себе под нос:

- И как он с такой фамилией дослужился до майора? Да ему надо снег метлой грести и картошку чистить. Лопух!

Он надеялся, что его никто не услышал, но Аркадий Ищеев, стоящий рядом, уловил эту колкую фразу.

Наконец все приготовления окончились. Зажглись огоньки по краям полосы. Неистово загудели моторы под крыльями, и через пять минут «Альбатрос» плавно сдвинулся с места, набрал высоту и взял курс на запад с небольшим смещением на юг.
 
За штурвалами сидели оба пилота: И Сулема, и Ищеев – этого требовала сложность взлёта. Оно и неудивительно – чтобы поднять в воздух такую громадину, одного пилота точно будет недостаточно.

Майор тем временем обошёл воздушное судно по коридорам, и всё было бы хорошо, но его внимание привлекла человеческая фигура, мелькнувшая в проёме. Он подумал было, что это какой-нибудь старшина, который должен был сидеть на турели, пробрался в каюту, пользуясь тем, что они летели над своей территорией. Но заглянув в каюту, Валерий Иванович едва не лишился дара речи; у него даже звёздочки на погонах подпрыгнули от удивления.

На одной из коек в каюте лежала девушка в пёстром платье с цветочками. На вид ей было двадцать пять или чуть больше. Она спала таким безмятежным сном, что глядя на неё, можно было подумать, что она находится в тихом сельском домике, а не в самолёте, летящем на огромной высоте и готовящемся сбросить атомную бомбу неведомой мощности.

Не решившись будить девушку, майор дождался, пока самолёт наберёт крейсерскую высоту. За штурвалом остался капитан, а старший лейтенант отправился в каюту поспать. Лопух отловил его в коридоре и прямо спросил:

- Старший лейтенант Ищеев! Это вы привели девушку на борт?
- Никак нет, товарищ майор! – сначала крикнул Ищеев, а потом вспомнил, что никакую девушку на борт он привести не мог.
- Значит, не вы? Ну, тогда идите за штурвал, смените капитана.

Через три минуты капитан и майор пришли в комнату, где спала девушка. Майор вновь задал свой вопрос, Александр ответил положительно. затем он сказал шёпотом:

- Она из медсанбата. Полковник прислал, сказал, что на всякий случай.
- Что же вы тут лечить собрались? Мозоли на руках от штурвала? Или на языке от болтовни? Не кой в самолёте медсестра? – гневно говорил майор. Он был уверен, что задал риторический вопрос, но к его удивлению Александр тут же ответил:

- А вот когда в наше судно прилетит ракета от противника и тряхнёт так, что у всех зубы повылетают – вот тогда и будете, товарищ майор, такие вопросы задавать!

Валерий Иванович побагровел от злости. От такого неслыханного хамства слова застряли у него в горле, но всё же он бросил, уходя:

- Да я за такое тебе старшего лейтенанта дам! Распустили их на базе! Устроили тут дом милосердия, платьица с цветочками развели! – голос майор затих в пустынных коридорах.

Когда гнев прошёл, то есть часа через полтора, Лопух задумался, что делать с девушкой. Сосчитав места в жилой каюте, он обнаружил, что когда набирали экипаж, одна койка осталась лишней. Произошло это, потому что изначально в экипаже планировалось не двое, а трое стрелков, но хвостовая турель к моменту вылета была ещё в нерабочем виде, поэтому полковник отправил самолёт без третьего стрелка. А самолёт отправился в путь в «полусыром» состоянии, потому что время поджимало – разведка доложила, что Западная сверхдержава в обстановке строжайшей секретности готовит невероятное по своей мощности оружие, способное опустошить тысячи квадратных километров разом. Агенты сообщили, что запуск запланирован на 1 июля. Верховный главнокомандующий Восточной сверхдержавы отдал приказ атаковать в конце мая, и 25.05 в 03:39 «Альбатрос» со смертоносным грузом на борту поднялся в воздух.

Так или иначе, место для неожиданного пассажира самолёта нашлось благодаря спешке.

Глава 5. Лампа накаливания

С момента вылета воздушной крепости из воздушного порта минуло три часа. Вахту за штурвалом всё также нёс Аркадий Ищеев. Александр Сулема два часа из трёх сидел на полу, насупившись, около машинного отделения в хвосте самолёта. Михаил Токарев, бортмеханик, уже немолодой и набравшийся опыта, работал за тонкой перегородкой и даже не интересовался тем, что происходит снаружи. Периодически за небольшой дверкой, к которой был прикован взгляд Александра, раздавались разнообразные звуки: то какое-то постукивание, то скрип металла по металлу, то щелчки, от которых казалось, что за стеной не машинное отделение самолёта, а бильярдная в особняке какого-нибудь аристократа, то завывания компрессора или чего-то подобного, то писк электронной аппаратуры. На все эти звуки капитан не обращал внимания, точно так же как и механик не отвлекался от своей аппаратуры.

За стёклами иллюминаторов давно уже встало солнце; оно будто бы обгоняло самолёт в своём движении с востока на запад, хотя воздушное судно вовсе не пыталось угнаться за светилом.

Валерий Иванович стоял за дублированной приборной панелью в командирской рубке и отслеживал показания приборов. За его внешним спокойствием скрывалась какая-то тревога или нерешительность, со стороны казалось, что он напряжённо о чём-то размышляет. Во всяком случае, так оно и было. Его незаурядный ум вот уже два час занимали одни и те же вопросы. Что происходит с экипажем? Почему капитан ведёт себя так, будто он уже подполковник; что тут делает эта девушка, которую он представил как медсестру? Почему два старшины, взятые в экипаж в качестве стрелков, постоянно шатаются от одной подкрыльной турели к другой с таким видом, будто их с утра облили ведром ледяной воды? И почему Михаил Токарев, какой-то «левый» бортмеханик, сидит безвылазно в своём машинном отделении, производя подозрительные звуки, раздававшиеся на весь самолёт? Что вообще происходит в этой поднебесной крепости?

А ещё в тот самый момент, когда майор проходил по коридору, перед ним погасла электрическая лампочка, освещавшая тёмный уголок самолёта. С первого взгляда это можно было бы списать на всё ту же спешку, с которой снаряжали воздушное судно, но если кто-нибудь догадался присмотреться повнимательнее, он мог бы заметить перетёртый медный провод, торчащий из-под внутренней обшивки. Это было более чем странно, и даже механик подтвердил, что провод перетёрли преднамеренно. Это навело майора на подозрительные мысли, н он решил, что действовать пока рано.

Ещё через час с небольшим, когда за штурвал сел Александр, майор решил поговорить с Аркадием начистоту. Он вызвал его в командирскую. Когда старший лейтенант вошёл, Валерий Иванович спросил у него:

- Товарищ старший лейтенант, как вы относитесь к военной службе?
  - Добросовестно, товарищ майор!
- Вы служите в 1-м звене 1-й эскадрильи?
  - Так точно!
- Кто летает с вами в паре?
- Старший лейтенант Суховаров.
- Что вы можете сказать по поводу вашего назначения в отряд, в котором вы сейчас находитесь?
- Я выполняю приказ товарища полковника.
- У вас семья есть?
- Никак нет, товарищ майор!

После этого разговора, более походившего на допрос, Валерий Иванович отпустил Аркадия в жилую каюту. Затем он вызвал к себе Звеньева и Белых и задал примерно те же вопросы. После этого майор подумал:

«По всему видно, что Ищеев либо действительно ни при чём, либо врёт и не краснеет. Правда, семьи у него нет, ему нечего оставлять на Родине. Стрелков в расчёт можно не брать – им вообще до балды, где служить. А может, это механик? Что-то у него вид странный был, когда я ему на лампочку показывал. Хотя… Нет, если бы он перетёр провод, ему было бы выгоднее сказать, что провод перетёрся сам. Остаётся Сулема. А тут ещё эта девушка затесалась. Сказала, что зовут Елена. Очень странно. И всё началось с того, что меня назначили командиром этого самолёта. Чёрт те что! Ладно, капитан придёт с вахты, допрошу его сам».

Тем временем Аркадий устал сидеть без дела и отправился в кабину к Александру. Он вошёл туда и сел на место второго пилота. Он долго не решался начать разговор, потом понял, что теряет время, и спросил:

- Товарищ капитан, разрешите обратиться?
- Разрешаю. А вообще… Давай я лучше сам тебе расскажу, – и, увидев в глазах Аркадия изумление, Александр продолжил:
- Ты про мой конфликт с лопухом? Тут всё просто: лопух – он и есть лопух, даже со звёздочками на плечах. С самого начала было ясно, что ничего путного у него не выйдет, – и капитан посмотрел на Аркадия своим грубым прямым взглядом.
- А что именно не выйдет, – осторожно спросил Ищеев.
- Здесь тоже ничего сложного нет. Вот ты, например, старлей, так? Хочешь звание капитана?
- Так точно!
- Я и сам знаю, что хочешь. Это же снаружи видно, невооружённым взглядом. Ты весь из кожи лезешь, чтоб только угодить майору и всем прочим. А надо проявить собственную инициативу.
Это замечание Аркадия сильно задело. А капитан продолжал:
- Тебе ещё три вахты тут сидеть. И мне три с половиной. Времени более чем достаточно, вот и подумай: что ты можешь сейчас сделать? Ты же знаешь, зачем мы летим?
- Так точно. Товарищ полковник сказал.
- А летим-то мы не пассажиров возить, наша задача – уничтожить противника одним ударом. «Сегодня смерть приходит с неба, и мы её несём!», как сказал Городницкий. Это приказ, и нам не должно быть никакого дела до того, кто живёт под нами, чьи дома мы должны разрушить, – он помолчал, потом добавил, – И ведь так и есть: самый лучший солдат тот, который ни о чём не думает, кроме как о войне. А если у него любовь появляется, семья и тому подобное – это уже не солдат, а философ с погонами. Офицеров это вдвойне касается. Ты спрашиваешь, почему у меня конфликт с майором? Потому что он думает, что ни ты, ни я не хотим повышения. Что все лавры ему достанутся, а нам – шиш болотный. Ну конечно, он же великий полководец, он уничтожил Западную сверхдержаву, а то, что кнопку на штурвале нажали ты и я, никого в штабе волновать не будет. Вот так. Ну ладно, иди, отдохни перед своей вахтой.

Старший лейтенант Ищеев вышел из кабины и пошёл по коридору в жилую каюту.

Глава 6. Узкая щель

Прошло ещё двенадцать часов, самолёт в общей сложности пребывал в воздухе почти три четверти суток. Давно исчезли два набора сухпайков, припасённых в хвосте самолёта; каждый из пилотов успели подремать в жилой каюте, девушка из медсанбата прогулялась по отсекам воздушного судна, отчего Валерий Иванович, заметив её в коридоре, сделал недовольное лицо. За штурвалом вновь сидел Ищеев; он смотрел на яркое заходящее солнце, светившее ему в левый глаз. Но движения лётчика были чёткими и уверенными, было видно, что ему не впервой лететь против солнца, ведь на учениях и не такие сложности бывали.

Они летели над атлантическим океаном, в районе его восточного побережья. Майор примерно представлял, где находятся военные базы Западной сверхдержавы, а если бы даже он забыл, то карта в командирском отсеке быстро бы ему напомнила. Но Валерий Иванович не боялся никаких атак – воздушную крепость, несущую их под облаками, испытывали много раз самым различным оружием, и не одна ракета или снаряд не пробили её мощную броню. Майор опасался совершенно другого…

Он опасался, что среди экипажа есть предатель, или, по крайней мере, человек с нечистыми помыслами. Этому свидетельствовали перетёртый кем-то провод, будто бы из-под земли появившаяся девушка, бродившая по самолёту безмолвной тенью, и несколько других подозрительных факторов, о которых майор предпочитал не рассуждать даже мысленно. Он просто никак не мог допустить мысли, что среди вверенных ему военнослужащих есть изменник, который, возможно, даже хочет его погубить! Впрочем, у него вскоре появился ещё один повод для масштабных подозрений.

Валерий иванович в очередной раз шёл по коридору в жилую каюту: он хотел съесть свой сухпаёк. подойдя к каюте, он увидел, что дверца закрыта не полностью, и осталась узенькая щель. Хотя его высокому званию не пристало заниматься подглядыванием в щели и подслушиванием сквозь дверцы, обстоятельства располагали к этому. Майор прильнул к дверце и заглянул в щёлочку одним глазом.

Что же он там увидел? Да, в принципе, ничего особенного. Всё также валяется на столе упаковка сухарей с изюмом, которые какой-то привередливый вояка не захотел есть; всё также горит светодиодная лампа и лежат в углу вещмешки. Только вот на кровати сидят в обнимку капитан и «медсестра». Их разговор майор подслушать не смог – говорили шёпотом. Зато ему сразу стало ясно – если они не супруги, то, во всяком случае, близки к этому состоянию.

«Вот ещё головняк, – подумал Валерий Иванович, – уже превратили самолёт в дом милосердия, теперь дворец бракосочетаний устроили. Смотреть противно! Распустили их на базе, понимаешь…».

Сулема, видимо, не удовольствовался разговором с Еленой и через час отправился в кабину, где как раз досиживал свою вахту старший лейтенант Аркадий Ищеев. Войдя своим тихим и мягким шагом, он даже слегка напугал старшего лейтенанта. Не дав ему опомниться, капитан сказал:

- Штурвал можешь отпускать, я сменю. Не уходи, поговорим.
«У него язык развязался, что ли?» - подумал Ищеев, но ничего е сказал и молча приготовился выслушивать монолог.
- Вернёмся к предыдущей теме, – объявил Сулема, и старший лейтенант понял, что монолог превращается в диалог.
- Вот скажи мне, старлей, – продолжал капитан, – тебя совесть ещё не мучает?
-Никак нет, товарищ капитан! Приказ есть приказ.
- Чёрствый ты человек, Аркадий, – сказал с укором Сулема не как военнослужащему, а скорее как другу, – бесчувственный. Не жаль тебе людей.
- Товарищ капитан, разрешите спросить: каких людей?
- Тех, которые через тринадцать часов наш подарок встретят. Они-то здесь ни при чём. А то, что же получается – из-за одного главы государства пострадает народ? А как же гарантия безопасности? а международные обязательства? Не-ет, – протянул Сулема, – эти горячие головы из министерства обороны слишком рано нас отправили. Надо было подождать. Вот и меня мучают мысли, что я в историю войду, как человек, развязавший ядерную войну. Нехорошо это, нехорошо!

«Вот зафилософствовался», – подумал Ищеев.

Стёкла иллюминаторов заволакивала ночь, чёрная, как смоль; через её покров пробивались первые звёзды, робко выглядывающие из-за редких облачков. Казалось, что бесчувственные звёзды провожали эту воздушную крепость с укором, будто они сочувствовали тем людям, которым самолёт нёс беду.

После двадцати семи часов полёта «Альбатрос» всё ещё находился над Атлантическим океаном. Под ним проплывала густая, тёмная ночная вода. Скоро должно было подняться солнце.

Неожиданно внимание майора, смотревшего в иллюминатор, привлекло несколько огоньков на воде чуть сбоку от пути самолёта. Он обеспокоенно прошёл по коридору в техническое помещение, взял там бинокль с пятнадцатикратным увеличением и направился обратно к иллюминатору правого борта. Он навёл бинокль на один из огоньков, и разглядел сквозь тьму замаскированный военный корабль. Его выдавал только тусклый свет командирской рубки и иллюминаторов, вся остальная масса сливалась с тёмным фоном. Хотя Валерий Иванович не заметил направленных в его сторону ракет, он всё же объявил общую тревогу.

Аркадий, услышав сигнал, крепче взялся за штурвал и ещё раз проверил работоспособность всех систем. Михаил и Александр, спящие в каюте, вскочили со своих коек. Механик сразу выскочил в коридор, а капитан, чертыхаясь, начал разыскивать в темноте свою куртку. Ему удалось включить лампу, и через минуту он тоже выбежал в коридор.

Старшины уже сидели на своих турелях. Майор сообщил из командирского отсека по внутренней связи, что внизу замечены вооружённые силы противника. Весь экипаж мгновенно стал серьёзнее; прекратилась всякая болтовня, механик уже не щёлкал чем попало, стрелки сидели у пулемётов, готовые открыть огонь. Но приказа атаковать пока не было. Майор выжидал.
 
Внезапно ночную тьму прорезала яркая вспышка где-то далеко внизу. Через пару секунд в хвосте самолёта раздался толчок; в коридорах зазвенело металлическим звоном. Весь самолёт тряхнуло так, что все едва удержались на ногах. Этот крепкий звон ещё минуту звучал в пустынных отсеках воздушного судна, и ещё минут пять звенел у всех в ушах. Когда Сулема добрался до майора, он спросил:

- Что это было?
- По нам прилетела ракета, пущенная с корабля противника. Она оказалась бессильна перед нашей бронёй.

«Альбатрос» продолжал полёт с небольшой вмятиной, но был один нюанс, который не учли ни майор, ни кто-нибудь из экипажа.

Стратегический бомбардировщик уже не мог приблизиться незамеченным.

Глава 7. Скрипучая дверца

На тёмном майском небе проступали контуры облаков; где-то позади самолёта торопилось подняться солнце. Воздушное судно стремилось к цели своего путешествия. Через полтора часа бомба невероятной мощности опустится на голову противнику, разобьёт бункеры командования, уничтожит ядерный арсенал и опустошит огромную территорию.

Кажется, что уже никакая сила не остановит этот самолёт, несущий на борту ядерную катастрофу. Сбить бомбардировщик невозможно. Сбить бомбу в воздухе – тем более. Оставалось только перевести Часы Судного Дня на полночь и молиться, что взрыв прогремит далеко от твоего посёлка, города или района.

Сулема и Ищеев сидели в кабине. Они готовились к сбросу бомбы. Требовалось, чтобы оба пилота нажали свои кнопки. Но до цели оставалось ещё далеко.

Под ними проплывала земля, усеянная ночными огоньками. Западная сверхдержава спала, как ни в чём не бывало. Лишь кое-где по широким дорогам ползли крохотные автомобили.

Капитан, желая разрядить обстановку, рассказывал старшему лейтенанту анекдот:

- Приехала, значит, на военную базу делегация во главе с каким-то генералом. А там проходили учения с применением боевых ракет, ну, с настоящими зарядами. Делегация стоит себе у полосы, самолёты взлетают один за другим. Вот взлетает последний, и все с ужасом видят, как от него отваливается какая-то хрень и начинает прыгать по полосе. Ну, конечно, вся делегация прыгает в сточную канаву, только генерал остаётся стоять на бетоне. Тут прибежала обслуга, деталь самолёта унесли, делегация вылезает из канавы, пиджаки в грязи, брюки в грязи, в общем, все как свиньи. И один делегат спрашивает генерала: «Товарищ генерал, а почему вы не прятались? А если бы это была бомба?». А генерал отвечает: «А чего прятаться? Она же ядерная!».

Лётчики посмеялись, но веселье длилось недолго. По внутренней связи вновь была объявлена тревога. Истребитель противника сел на хвост поднебесной крепости. Впрочем, две пулемётные очереди из турелей заставили пилота отойти подальше, а ракеты, выпущенные им, не смогли пробить мощную броню.

Между тем приближалось время сброса бомбы. На тёмной земле обозначилось пятно правительственного бункера и ядерные шахты рядом с ним. Майор разглядывал всю эту картину в свой бинокль с пятнадцатикратным увеличением, и вдруг заметил странную ракетную установку, похожую на наш «Периметр». [«Периметр» – разработанная в Советском Союзе система ответного удара. Срабатывает даже при отсутствии сигналов с пультов управления и позволяет нанести гарантированный ответный удар по противнику] И если до этого Валерий Иванович колебался в принятии ответственного решения, то сейчас он твёрдым шагом направился через весь самолёт к кабине.

Тут надо заметить, что дверца, ведущая в кабину самолёта, в предполётной спешке была плохо смазана, и теперь поскрипывала от малейшего движения.

В это время оба пилота ждали приказа майора, поэтому они ничуть не удивились, заслышав в коридоре громкие шаги. Наоборот, удивление вызвало то, что майор идёт так поздно. Возможно, теперь придётся сделать несколько кругов вокруг того места, которое следует атаковать. Ни капитан, ни старший лейтенант не обращали внимания на дверцу, они сосредоточились лишь на своих ощущениях, замерев в напряжённом ожидании сигнала.

Вдруг дверца резко заскрипела; следом послышался резкий щелчок затвора пистолета, прозвучавший как раскат грома. Затем раздался крик майора «Руки вверх!».

Ищеев с перепугу выпустил штурвал из рук и поднял их высоко над головой, а Сулема, не оборачиваясь, сказал спокойным, даже протяжным тоном:

- Что же вы, товарищ майор, так людей-то пугаете? А если бы я тоже штурвал отпустил? Не подумали? а я вам так скажу: я ничего предпринимать и не собирался. Ведь вы пришли, чтобы не дать нам сбросить бомбу?
- И что вы собираетесь делать, товарищ капитан? – спросил майор язвительным тоном.
- Я думал затопить бомбу в океане.
Майор нахмурился, постоял на месте, раскачиваясь из стороны в сторону, а потом сказал:
- С этого момента живём не по уставу. Мы теперь мирные граждане, а если точнее, предатели!
- Това… Валерий Иванович, как это – предатели? – спросил Аркадий, который, по-видимому, до сих пор не соображал, в чём тут дело.


*«Периметр» – разработанная в Советском Союзе система ответного удара. Срабатывает даже при отсутствии сигналов с пультов управления и позволяет нанести гарантированный ответный удар по противнику.

Глава 8. Старая рация

А дело было вот в чём.

Эта яркая сцена в кабине произошла по ошибке, вернее, по несогласованности действий. Ни майор, ни капитан не собирались сбрасывать бомбу. Просто им не удалось сразу договориться. Они понимали, что такой удар не сломит противника. Майор это понял, когда увидел аналог системы «Периметр», а капитан думал так ещё до полёта, потому он и провёл на борт свою законную супругу Елену. И именно он разлил воду на ступени офицерского дома, чтобы травмировать майора Корнеенко, который должен был возглавлять отряд. Тот уж точно не потерпел бы такого манёвра и по меньшей мере связал бы не подчинившихся пилотов и запер в каком-нибудь техотсеке.

Экипаж собрался на общий совет в командирской; там отсутствовал лишь Ищеев, несущий вахту за штурвалом. Но он слышал, что происходит в командирском отсеке по внутренней связи. Сначала взял слово Сулема:

- Я ещё двадцать третьего мая понял, что ничего не выйдет, и принял решение затопить бомбу. Как вы этого не заметили, ума не приложу! Я думал, что даже на моей кислой роже написано, что я что-то задумал. А вы ходите по самолёту, как по музею науки и техники. Ну да ладно, перейдём к делу. Мой план таков: снизиться до высоты метров сто-двести, сбросить бомбу в океан и пускай себе тонет. Вон, американцы в пятидесятых годах больше дюжины бомб уронили – в океан, в болото и так далее. И ничего – лежат, есть не просят.
- Тут есть нюансы, – взял слово майор, – во-первых, бомба может сдетонировать от удара об воду. а во-вторых, где гарантия, что через пару лет морская вода не коротнёт контакты и не взорвёт к чертям весь океан?
- Тогда есть хороший выход, – продолжил его рассуждения механик, – Нужно сесть в глухом месте, где никто не шастает, положить бомбу на землю и оставить на вечное хранение. Плохо то, что мы не можем сдать её противнику, а на Родине нас сперва в пенитенциарное учреждение запрячут… А потом бомбу всё равно отправят на голову тех, кто её совсем не заслужил!
- Где же ты такое место найдёшь, где никто не шастает? – спросил капитан.

Валерий Иванович ему ответил:

- Есть такое место. Я начинал службу полярным лётчиком, я знаю такие места. Лучше всего лететь в Антарктиду.
- А нам топлива хватит?
- Конечно! Нас под завязку заправляли, если кто забыл. Так вот: прилетим  в Антарктиду, сядем там спокойно, закопаем бомбу в снег и шито-крыто. Её через пять лет снегом занесёт, и никто не разыщет, даже если захочет.
- Хорошая мысль, Валерий Иванович, – раздался из передатчика голос Аркадия, – только у меня проблемы: со мной полковник пытается выйти на связь.

Валерий Иванович немедленно прошёл в кабину. Лучи восходящего солнца уже бросали слабые отблески на панель; стёкла иллюминаторов сияли золотистым светом.
 
В углу кабины громко трещал радиопередатчик. Майор нажал кнопку приёма, и услышал следующее: «Приём, приём! Доложите о проведении операции!».

Аркадий смотрел на майора взволнованным взглядом, не зная, что сказать. Вдруг майор резким ударом кулака проломил в корпусе приёмника дыру, и средство связи замолчало.

Через десять секунд об этом доложили Щепкину, а потом по всей Восточной сверхдержаве полетели телефонные сообщения с информацией о том, что в армии нашлись изменники, и теперь Западная сверхдержава благодаря им получит возможность ударить первой.

А поднебесная крепость в этот момент рассекала крыльями предрассветный воздух где-то над североамериканским континентом. Весь её экипаж стремился побыстрее достичь цели, но до неё оставалось около пятидесяти часов непрерывного полёта. Конечно, еда, вода и топливо есть. Но на этом сложности не заканчиваются.

Через десять часов после принятия экипажем такого сложного и ответственного решения самолёт пролетал над мексиканским заливом. Александр сидел в жилой каюте и разговаривал с супругой:

- Алёна, я же тебе давно говорил, что я всё предусмотрел и продумал.
- Всё, кроме вот этой ситуации с майором. А ещё ты с ним поссорился. Я это вижу. Так нельзя, ты понимаешь это?
- Так что же мне теперь, сапоги ему вытирать?
- Просто пойми, что он действует так, как считает правильным. Он не предполагал, что ты будешь так настроен. Это не он виноват. Меня волнует другое.
- Да, Алёна, я знаю. Ты боишься неизвестности. Но ничего страшного нет. Через двое с лишним суток мы должны приземлиться где-нибудь в Южной Америке. Там и будем жить, я найду работу, придумаю что-нибудь в конце концов!
- Саша, я не об этом беспокоилась. Я буду грустить о Родине, о родителях. Неужели ты об этом не думал, когда принял решение улететь оттуда?
- Так было нужно, ты потом всё это осознаешь. А что лучше – бросить всё и остаться жить, или погибнуть, как герои? Если бы мы сбросили бомбу, ответный удар был бы неизбежен! И всё… Да, до чего же докатились люди – чуть было не уничтожили друг друга из-за какого-то пустяка. Но мы не дали этому случиться!
- Чувствуешь себя Станиславом Петровым?[Станислав Евграфович Петров – полковник, распознавший ложный сигнал о запуске ракет и тем самым предотвративший ядерную войну 26.09.1983г] А я тебе вот что скажу: ты эгоист и совершенно не думаешь обо мне. Сам, конечно, героем будешь! Ещё бы – целый мир спас! Смотреть на тебя противно. Иди отсюда к своему майору – с ним вместе геройствовать будете!

Сулема вышел в коридор с обескураженным лицом.

А в то время, когда опасность нависла над семейным счастьем Александра, другой фактор нарушил спокойствие всей воздушной крепости.

Глава 9. Мокрое стёклышко

На Кубе, которую многие знают как Остров Свободы, в то время дислоцировался авиационный дивизион Восточной сверхдержавы. После известия о предательстве туда был немедленно отдан приказ сбить «Альбатрос» любой ценой. Когда бомбардировщик пролетал над этим местом, с аэродрома сорвались два истребителя и сели ему на хвост.

Александр только что сменил Аркадия за штурвалом, и теперь Ищеев направлялся в жилую каюту. Не прошёл он и полпути, как снова была объявлена тревога. При ясном солнечном свете было отчётливо видно, как сзади, едва держась в воздухе на низкой скорости, висели два истребителя-перехватчика. Звеньев и Белых сидели на турелях и были готовы открыть огонь. Но майор ещё не давал распоряжения. Он советовался с Аркадием в командирской.

- Вот скажи мне, Аркадий: разве можно допустить, чтобы из-за нас пострадали, а быть может, и погибли ни в чём не виноватые лётчики, причём наши земляки!
- Но ведь они солдаты! А солдат должен думать о приказе, и ни о чём другом.
- Нет, так не пойдёт! Ведь если солдат не будет думать о мире, то всегда будет война. Главное качество любого военнослужащего – рассуждать здравым умом! Вот и сейчас – я за то, чтобы не открывать огонь.
- Но как же мы тогда прогоним эти истребители?
- Есть у меня одно средство… Но обещай, что не пойдёшь за мной.

После этих слов Валерий Иванович прошёл в техотсек и отыскал там запасную рацию. Втайне от всех он пробрался в хвост и связался с пилотом одного из самолётов. Что он там говорил, так и осталось для всех тайной, но тем не менее, оба пилота увели своих стальных птиц от поднебесной крепости и уже не тревожили её гарнизон.

Но проблемы и трудности на этом не закончились.

Часа через четыре, когда самолёт рассекал небо над Карибским морем, наблюдательный взгляд майора увидел на горизонте слой белёсых облачков. Они всё сильнее разрастались, и это дало повод для беспокойства.
 
Майор узнал в этих облачках приближающийся тропический ураган – явление, хоть и редкое в этих местах в начале лета, но от того не менее разрушительное. Даже в это время ураган мог не слишком-то отличаться от своих августовских собратьев, которым дают имена и о которых помнят, как о масштабных катастрофах.
 
Воздух становился жарче; облака темнели и стремительно приближались. Валерий Иванович отправил за штурвал Ищеева на помощь Сулеме. Майор, конечно, перестал быт абсолютным командиром, но он оставался самым опытным из всего экипажа, поэтому все, не исключая капитана, слушались его, хотя Александр с ним не ладил. Самолёт было всё труднее удержать на необходимой высоте – воздух сильно нагревался, и подъёмная сила соответственно уменьшалась. Снизившись до трёх тысяч с лишним метров, экипаж всеми силами старался удержать воздушное судно от дальнейшего движения вниз.

Сизые, тяжёлые тучи устрашающе затягивали голубой небесный купол. Солнце, давно склонившееся к закату, уже скрылось в их тяжёлой массе. Почти сразу землю накрыла непроглядная тьма. Мощнейший ливень обрушился из туч вниз, затронув и низко летящий самолёт. Невероятной силы ветер пытался сбить с курса, и надо сказать, что это неплохо у него удавалось, несмотря даже на большую массу и хорошую курсовую устойчивость.

Алёна смотрела из жилой каюты на стёклышко иллюминатора, затянутое потоками воды, стекающей с верхней части фюзеляжа. Она с тоской и тревогой думала о будущем. Все предыдущие события произошли невероятно быстро и спонтанно. Сначала – отъезд из дома в ночь, незаметное проникновение в самолёт, потом внезапное изменение курса и наконец вот этот природный катаклизм. Надо будет переговорить с Александром и окончательно во всём разобраться.

А Сулема в то время пробивался сквозь ураган, сидя в кресле рядом с Ищеевым. Александра снова потянуло на философию. Он спросил у Аркадия:

- А вот скажи мне, старлей, как ты к семейной жизни относишься?
- До этого полёта я думал, что у солдата одна семья – сослуживцы. Но теперь у меня появились другие мысли.
- Ну вот, уже начинаешь понимать. А как у тебя с личной жизнью было? Ты, наверное, уже понял, что я на борт жену провёл. Ну, догадаться было нетрудно. Расскажи, может, проблемы есть – дам тебе совет. А то, как я вижу, ты в последние часы какой-то смурной ходишь.
В этот момент сильнейший порыв ветра дёрнул воздушное судно; Ищеев крепче схватил штурвал. Затем он сказал:
- У меня на Родине девушка осталась. И, в отличие от тебя, Александр, мне её с собой не удалось взять. Да она бы вряд ли и согласилась. Я ей письма писал, а теперь – что? А мать? Что с ней будет? Порвать все связи – это очень серьёзный и ответственный шаг. И я считаю, что мы живём не в таком отчаянном положении, чтобы вот так рвануть куда-то в эмиграцию. А теперь выходит, что мы Родину подставили?
- Это почему же?
- Да потому что Запад готовит супероружие, против которого мы не сможем нанести гарантированный ответный удар. Только вот там церемониться никто не будет: пустят ракету – и кердык. И на Родину, я полагаю, мы уже не вернёмся.
- Ну почему?.. Можем прилететь назад. только у нас там будет одна дорога – небо в клеточку, и это ещё в лучшем случае.
- А в худшем?
- А в худшем – в деревянную шинель оденут. В Минобороны с этим делом никто распитюкивать не будет. Там разговор короткий: предателей – к стенке! – и Сулема посмотрел на Ищеева своим прямым взором. Затем он продолжил:
- А всё-таки: что для тебя семейное счастье?
- Даже не знаю, – протянул Аркадий, – не задумывался.
- А я хорошо помню, как восемь лет назад с Алёнкой познакомился. Я тогда лейтенантом был, а она в институт поступать приехала. И когда я был в отпуске, мы с ней в клубе на танцах встретились. Поговорили, потом я её в общежитие проводил. Потом встречаться начали, к себе в служебную квартиру позвал. Через год с небольшим – свадьба. Щепкин до сих пор должен помнить ту историю, как я у него второй отпуск за год выпрашивал. И получил, да! Вот такой я настойчивый человек. А вот про семью могу сказать одно: без неё человек не будет счастлив, пусть даже и солдат! Категорично? Безусловно. Но таково моё мнение. Взять, к примеру, Лопуха…

Александр был вынужден прервать фразу, потому что в коридоре послышались знакомые шаги. Вскоре майор заглянул в кабину:

- Философствуете, молодые люди? Александр, ты бы сходил, храпака дал – тебе предрассветную вахту нести, самую сложную.

Сулема вышел из кабины со словами «Помяни беса, он тут как тут». А Валерий Иванович обратился к Аркадию:

- И о чём же вы разговаривали?
- О семейном счастье, Валерий Иваныч!
- Вот как! Интересное кино. А я вот… Когда я молодым был, у нас в армии другие порядки были. Никто бы мне жениться не дал. Тогда нашим бомбардировочным полком не Щепкин управлял, а полковник Дробенко. Уж он нам никаких послаблений не допускал! Тогда считалось, что военнослужащий кроме своей Родины никого любить не должен!
А иначе – армия без дисциплины останется. все офицеры разбегутся по свадьбам, и некому будет кричать «Рота, подъём!», – майор улыбнулся, а потом сказал:
- А вот Александр меня обхитрил. Если б я знал, что он эмигрантом решил заделаться, я бы его к «Альбатросу» на пушечный выстрел не подпустил! А его эту… Как её… Алёну – тем более! Ну да ладно – чему быть, тому не миновать. Что-то ураган не хочет прекращаться.

Внезапно самолёт, будто в ответ на его слова, выскочил из сизой смеси облаков и дождя. Сразу же шум бури затих, и повисла звенящая тишина. Такая, что пилоты оказались поражен. Впрочем, это длилось недолго: через четыре с половиной секунды поднебесную крепость вновь окутала непроглядная муть, усиленная закатившимся за горизонт солнцем. Самолёт миновал «глаз» урагана.

Через три часа, когда Аркадий и Валерий Иванович уступили штурвал Александру, Ураган остался позади, и все выдохнули с облегчением. А больше всего, наверное, радовался механик: ночная непогода здорово поднапрягла его в машинном отделении.

Следующие сутки прошли относительно спокойно. Поднебесная крепость постепенно приближалась к главному пункту назначения – Антарктическому побережью. Там предполагалось оставить бомбу, а потом видно будет.

Они пролетали над аргентинскими равнинами, которые известны науке под названием «пампасы». Впрочем, военные из северного полушария вряд ли знали бы это научное название, а если бы и знали, то не стали бы его применять. Степь – она, как говорится, и в Африке степь, и в Южной Америке.

Самое же интересное заключалось в том, что в южной части этих самых пампасов лежал снег, а пролетев дальше, самолёт попал в самую настоящую метель. Видимость очень сильно упала. Все, кто был в самолёте, оказались крайне удивлены. Ещё бы: трое суток назад они видели зелёные листья на деревьях и зелёную траву под ногами. А сейчас под ними бушевала метель, на земле лежали сугробы, реки сковало льдом, а животные и птицы едва спасались от мороза.

Лететь оставалось совсем немного. Через несколько часов механик начнёт сложную инженерную операцию, замысел майора и капитана будет осуществлён, и им останется только убраться оттуда поскорее. В самом деле, не останутся же они посреди ледяной пустыни. Вот только куда лететь – большой вопрос.

Валерий Иванович поднял этот вопрос, когда они попали в метель. В это время за штурвалом сидел Сулема, но он уже предполагал, что они скроются от военного правосудия в самом лучшем политическом убежище – в Южной Америке. Ведь кто туда только не сбегал! До сих пор ходит легенда – и майор тоже слыхал о ней – будто бы некоторые фашистские преступники после поражения Германии во Второй Мировой скрылись в Аргентине и Чили, и их так и не нашли. Ему с трудом верилось в эту легенду: если Интерпол займётся поднебесной крепостью, разыскать её гарнизон не составит ровным счётом никакого труда. Такую махину не спрячешь в кушерях и не утопишь в пруду. Шутка ли – размах крыльев двести пятьдесят метров и двести метров в длину. «Косая сажень в плечах», так сказать.
 
Через час после рассвета Валерий Иванович разглядывал в свой пятнадцатикратный бинокль сияющий безукоризненной белизной берег полярного континента. И тут перед путешественниками возникла одна серьёзная трудность. Выяснилось, что тёплая пуховая куртка есть только у Александра, и то по чистой случайности. Он каким-то неведомым образом пронёс в самолёт две огромные сумки с вещами и едой – ведь он знал, что летит на постоянное место жительства. После долгих споров, начавшихся, как только он передал вахту Аркадию, Сулема согласился на час- другой уступить Михаилу свою куртку.

Тем временем воздушное судно снизилось над снежными просторами. Под ярким солнцем на них невозможно было взглянуть. Капитану пришлось одолжить механику ещё и солнечные очки, которые он отыскал в сумке у Алёны.
 
Глава 10. Вечерний туман

Наконец самолёт начал снижение. Ищеев заводил машину на посадку, стараясь сесть так, чтобы впереди самолёта оставалось большое пространство для дальнейшего взлёта – ведь развернуть на земле исполинскую машину вручную никто бы не смог.

Прошло буквально несколько минут, и воздушная крепость снизилась. Из её брюха выпустились полсотни стоек шасси. Затем колёса коснулись снежной поверхности, поднимая облака мелких снежинок и крупинок льда. Продвинувшись так на несколько километров, самолёт замедлил бег, а потом и вовсе остановился. Можно было приступать к главной цели этого путешествия.

Токарев, напялив куртку Сулемы, выскочил по запасному трапу наружу. Он первый ощутил под ногами твёрдую землю, если только можно было так назвать слежавшийся снег и лёд, который никогда не таял. Это было действительно очень хорошее место для того, чтобы спрятать какую-нибудь опасную вещь. Майора смущало только то, что Антарктида с 1959 года считается ничейной землёй, но Александр убедил его, что именно ничейная земля как нельзя лучше подходит для таких операций. Механик копался под фюзеляжем. Страшная по своей силе бомба уже лежала на снегу, подобно огромной чёрной капле с оперением, готовой обрушить свою непомерную силу на первого попавшегося.

Не прошло и часа, как Михаил совершил последние штрихи своей нелёгкой работы. Он хорошо замёрз – минус тридцать градусов Цельсия дали о себе знать. Но всё же весь экипаж воздушной крепости чувствовал себя счастливым. Эти люди смогли сохранить хрупкое равновесие в мире, ёлочный шарик теперь уже не угрожал сорваться вниз. Но когда самолёт должен был улететь, обнаружилась проблема.

Пока механик возился с бомбой, солнце скрылось в облаках, низком нависших над ледяной пустыней. Когда самолёт готовился к взлёту, началась метель. Пилоты даже не успели ничего предпринять. Вокруг повисла белая пелена; снег налипал на крылья, залепил иллюминаторы с одной стороны, забился в моторы. После долгих усилий и бесплодных попыток пилоты позвали в кабину Валерия Ивановича. Через три минуты он появился и с порога сказал:

- Запустить не можем? Ваше счастье, что я начинал службу полярным лётчиком. Я бывал в таких местах, где люди ходят из комнаты в столовую по верёвке, где из-за метели нельзя понять, какое сейчас время суток; где по ночам нельзя стучать по железу, потому что оно раскалывается от мороза, как стекло; где вездеходы, оставленные на улице, не заведутся, потому что соляра густеет в баках. Нам сейчас крайне важно держать моторы в горячем состоянии, иначе взлететь не получится.

- А мы можем добраться до какой-нибудь экспедиции? – спросил Аркадий.
- Вряд ли. Мы сели там, где экспедиции сто лет не бывают. Ну ничего, прорвёмся! Пустите-ка меня за штурвал.

Ищеев покинул кресло пилота, майор сел туда и начал запуск двигателей. Минут двадцать они не поддавались. Похоже, что в трубках загустел керосин. Наконец, после долгих попыток один мотор затрещал, загудел, за ним второй, третий и четвёртый. Самолёт плавно покатился, будто отъезжающий от перрона поезд. Он всё больше набирал скорость, входя в снежную муть, как нож входит в горячее масло. И тут Александру пришла на ум странная мысль: он подумал, что он и по жизни вот так летит в непроглядное будущее. Но, ка ни сильна была эта ассоциация, мысли капитана были заняты только тем, как поднять судно в воздух. Свежевыпавший снег чрезвычайно мешал разгону, хоть самолёт и избавился от большей части груза. Капитан и майор начинали нервничать: самолёту могло не хватить длины снежной равнины для взлёта, и он просто встретил бы на своём пути какую-нибудь скалу и неминуемо погиб. Но неожиданно из-под фюзеляжа ускользнула земля; в первую же секунду всем показалось, что они взлетели, но Валерий Иванович понял, что они падают с обрыва ледяного купола прямо в морскую воду.

Последнее усилие, штурвал на себя… Самолёт пытается удержаться в воздухе. Напрасно: вода всё ближе, она будто бы примагнитила многотонную махину, и теперь никакая сила не остановит падение. Каково же было всеобщее удивление, когда «Альбатрос» застыл в каких-нибудь пятидесяти метрах над поверхностью моря, а затем начал набирать высоту. Совсем скоро он вылетел из метели и оставил её далеко позади. Опасность миновала, можно было перевести дух и тщательно всё обдумать. Оставалось совсем немного времени – всего через четыре, максимум пять вахт они прибудут в Аргентинскую степь, приземлятся недалеко от какого-нибудь города и попробуют обосноваться на новом месте. Майор предполагал добраться до Буэнос-Айреса, но тут был важный нюанс: им  могло не хватить топлива. Этому способствовало, во-первых, долгое время перелёта, а во-вторых, продолжительные попытки запустить двигатели в Антарктиде. Самолёт провёл в общей сложности около восьмидесяти пяти часов, то есть ровно половину недели. Если бы у кого-нибудь был календарь, на нём стояло бы 29 мая. Приближалось календарное лето, соответствующее в Южном полушарии нашей зиме. Это очень огорчало Аркадия, но он решил, что лучше потерять одно лето, чем всю жизнь. После отказа от сброса бомбы их как военнослужащих ожидал на Родине трибунал. Оставалось лишь одно – скрываться. Место для этого выбрано, теперь нужно было только добраться туда.

Сулема, сидевший за штурвалом, попробовал пустить воздушное судно как планер, отключив моторы, но Валерий Иванович ему запретил. Он, конечно, и рад был бы его не послушать, но сам прекрасно понимал, что запускать каждый раз мотор в воздухе будет невыгодно – топливо в таком случае сгорит гораздо быстрее. Лететь оставалось часов десять, но топлива на это время точно бы не хватило. Это не страшно, потому что самолёт сможет сесть даже в поле, но малоприятно.

За час до того, как опустеют баки, Александр позвал Аркадия в кабину. Посадку с пустыми баками просто необходимо было осуществлять вдвоём. Александр вошёл  в кабину через минуту с небольшим. Было видно, что он бежал через весь самолёт, но что он делал в хвосте, капитан предпочёл не выяснять.

- Какие будут мысли? – спросил Аркадий, едва заглянув в кабину.
- Будут мысли лететь, на сколько хватит топлива, а потом садиться прямо там. На посадку надо оставить запас, чтобы иметь возможность минут пятнадцать маневрировать.
- А другие варианты есть?
- Не особо… в аэропорт лететь – смысла нет: нас могут не принять, и потом – я сомневаюсь, что длины их полосы хватит для «Альбатроса». Придётся садиться в поле, а там видно будет. Одно плохо – засветло сесть не успеем, придётся ночью.

Так прошёл ещё час. Солнце скрылось за горизонт, будто не желая видеть финал этой интересной истории. Оба пилота были наготове. Валерий Иванович, уже не имевший фактического командования экипажем, советовал не тянуть с посадкой. Аркадий охотно бы его послушал, но у Александра было другое мнение на это счёт. Он дождался, когда последние лучи солнца скроются в кучевых облаках, и только потом начал снижаться, будто скатываясь с горки. Обороты мотора упали до самого минимума, потребление топлива снизилось практически до нуля. Но оказалось, что Сулема выбрал неверное решение. Небо на высоте восьми километров оставалось идеально чистым, но на километровой отметке повис непроглядный туман. Опустившись до уровня этого тумана, лётчики потеряли всякие ориентиры и сильно отклонились к западу.

Но опасаться было нечего. Под фюзеляжем всё так же лежала бескрайняя степь, и можно было безбоязненно садиться. Самолёт продолжил снижение; вскоре в темноте стали различимы отдельно стоящие деревья и небольшие рощицы. Пилоты направили поднебесную крепость в один из широких промежутков между таких рощ. Стальной гигант выпустил шасси, будто распустил когти, как орёл, бросающийся с небес на добычу. Затем под ним промелькнули несколько маленьких деревьев и мелькнула тонкая речушка; после этого самолёт коснулся земли, и, поднимая столбы пыли, помчался вперёд на пятидесяти сдвоенных колёсах. Высохшие стебли травы пригнулись к земле, кусты наклонились, деревце, не замеченное в темноте пилотами, переломилось пополам. Самолёт промчался ещё некоторое расстояние, а затем прекратил движение, уткнувшись носом в балку, поросшую тростником.

Многочасовые скитания поднебесной крепости окончились. Она приземлилась в нескольких километрах от аргентинского города Неукен. Экипаж принял решение никуда не идти в темноте, а заночевать на борту, хотя Александр утверждал, что видел при посадке огни какого-то поселения в паре километров отсюда.

Глава 11. Грунтовая дорога

После всех этих событий минуло десять лет. Физическая карта мира осталась неизменной, а вот на политической произошли заметные перемены. Развалилась Восточная сверхдержава, да и Западная потеряла свою былую мощь и две административные единицы. А в целом жизнь простых людей и там и там осталась прежней.

И всё так же, как десять лет назад, в маленькой деревне, затерявшейся где-то в Воронежской области, сидели на веранде две женщины. Они обе заметно прибавили в возрасте, но одна оставалась такой же такой же красивой, как десять лет назад; вторая же обзавелась морщинами, прибавляющимися от бессонных ночей и тревожных дней.

Конечно, это были знакомые нам Анна Фёдоровна Ищеева и Людмила Синявина. Они также пили неизменный чай из потемневших чашек, и беседовали на всё те же темы. Анна Фёдоровна тихо говрила:

- Да уж, Людочка… Вот уже десять лет, как мы с тобой ждём. Да видать, уже не дождёмся. Ты-то ещё молодая, а вот я… Что ж тут поделаешь? Наверное, пропал мой сынок.

На глазах женщины появились слёзы. Людмила могла бы и устать от этих разговоров, но они почему-то погружали её в приятные воспоминания. Она тоже с горечью думала об Аркадии. Замуж Людмила так и не вышла. Вся деревня знала, что она «парня из армии ждёт». У Анны Фёдоровны всё хозяйство без сына пропадало. Давно уже повалился сарай; одну старую вишню сломала буря, а вторую спилил соседский Серёжка, всё также регулярно навещавший Анну Фёдоровну. Огород зарастал бурьяном, и земля бы пропала, если бы Людмила не вырывала периодически самые толстые сорняки.

Завершив на сегодня разговоры, Людмила направилась к калитке. Вдруг она вскрикнула, и Анна Фёдоровна едва успела заметить, как она бросилась вперёд по грунтовой дороге. Едва мать Ищеева подошла к забору, она увидела такую картину.

Людмила бежала так, будто сбросила с себя десяток лет, а когда Анна Фёдоровна увидела, куда она бежит, у неё появилось такое же ощущение. В самом конце грунтовой дороги большими шагами по направлению к её двору шёл мужчина. Это был Аркадий Ищеев.

Людмила узнала его с одного взгляда. Она подбежала к нему и бросилась в его объятия. И казалось, что теперь уже наступило вселенское счастье, и было такое чувство, что его никто не отнимет. Никакая сила не разлучит их теперь, никакие обстоятельства на это счастье не посягнут.
 
Анна Фёдоровна смотрела на эту картину, и сердце её наполнялось тихой радостью.

А что же произошло с тем супероружием, запуск которого Западная сверхдержава запланировала на 1 июля? Неужели и эта всесокрушающая сила оказалась кем-то обуздана?

Это может показаться невероятным, но даже у горячих голов из правительства оказались тонкие сердца. Как ни скрывала Восточная сверхдержава о предательстве гарнизона поднебесной крепости, всё же 27 июня эта новость каким-то неведомым образом попала к Верховному Главнокомандующему Западной. Тот, узнав об этом инциденте, немедленно отменил приказ об атаке, и сверхмощная ракета так и не покинула своей шахты. Конечно, эта история была не столь драматична, как изложенная выше, но она всё же достойна иметь своё законное место в мировой памяти.

А поднебесная крепость через эти десять лет была своим ходом переправлена в степи Самарской области и брошена там за ненадобностью на растерзание злым дождям и беспощадному южному солнцу.

Пройдёт ещё много десятков лет; и даже если люди забудут об этих событиях, даже если время сотрёт из памяти все факты, холодные степные звёзды и горячий ветер будут вечно вспоминать об этой драматичной истории, произошедшей в далёком… Впрочем, какая уже разница, когда?..

 03.01 – 04.02.2021г.
 Новочеркасск