Лс57 Пушкин Скабичевский Булгаков

Павлищев Л.Н. написал воспоминания о своем дяде … Хотя этот дядя = ас АС Пушкин = всего пару раз подержал на руках малыша, родившегося в 1834…, пощекотав … и обратив внимание на арапские черты племяша Лёлика …

По поводу таких воспоминаний выступил критик Скабичевский А.М. = автор знаменитой Истории новейшей русской литературы (1848-1890)– 1891. Смысл критики = такого и так можно было и не писать ...

С лёгкой руки Михаила Булгакова фамилия Скабичевского стала общеизвестной. И для большинства столь же ничего не говорящей, сколь и фамилия Панаев. Многие ли читатели “Мастера и Маргариты” знают, что Бегемот, представившийся Скабичевским, и Коровьев — Панаевым не просто переименовались себе на потеху?! Во всяком случае, даже в собрании сочинений Булгакова по этому поводу дано пояснение.

Приводим отрывок из Мастера и Маргариты: 

<<<
Мастер и маргарита. Глава 28. Последние похождения Коровьева и Бегемота (I)

Коровьев и Бегемот посторонились и пропустили какого-то писателя в сером костюме, в летней без галстука белой рубашке, воротник которой широко лежал на воротнике пиджака, и с газетой под мышкой. Писатель приветливо кивнул гражданке, на ходу поставил в подставленной ему книге какую-то закорючку и проследовал на веранду.
-- Увы, не нам, не нам, -- грустно заговорил Коровьев, -- а ему достанется эта ледяная кружка пива, о которой мы, бедные скитальцы, так мечтали с тобой, положение наше печально и затруднительно, и я не знаю, как быть.
Бегемот только горько развел руками и надел кепку на круглую голову, поросшую густым волосом, очень похожим на кошачью шерсть. И в этот момент негромкий, но властный голос прозвучал над головой гражданки:
-- Пропустите, Софья Павловна.
Гражданка с книгой изумилась; в зелени трельяжа возникла белая фрачная грудь и клинообразная борода флибустьера. Он приветливо глядел на двух сомнительных оборванцев и, даже более того, делал им пригласительные жесты. Авторитет Арчибальда Арчибальдовича был вещью, серьезно ощутимой в ресторане, которым он заведовал, и Софья Павловна покорно спросила у Коровьева:
-- Как ваша фамилия?
-- Панаев, -- вежливо ответил тот.
Гражданка записала эту фамилию и подняла вопросительный взор на Бегемота.
-- Скабичевский, -- пропищал тот, почему-то указывая на свой примус.
Софья Павловна записала и это и пододвинула книгу посетителям, чтобы они расписались в ней. Коровьев против Панаева написал "Скабичевский", а Бегемот против Скабичевского написал "Панаев".
Арчибальд Арчибальдович, совершенно поражая Софью Павловну, обольстительно улыбаясь, повел гостей к лучшему столику в противоположном конце веранды, туда, где лежала самая густая тень, к столику, возле которого весело играло солнце в одном из прорезов трельяжной зелени. Софья же Павловна, моргая от изумления, долго изучала странные записи, сделанные неожиданными посетителями в книге.
Официантов Арчибальд Арчибальдович удивил не менее, чем Софью Павловну. Он лично отодвинул стул от столика, приглашая Коровьева сесть, мигнул одному, что-то шепнул другому, и два официанта засуетились возле новых гостей, из которых один свой примус поставил рядом со своим порыжевшим ботинком на пол. Немедленно исчезла со стола старая скатерть в желтых пятнах, в воздухе, хрустя крахмалом, взметнулась белейшая, как бедуинский бурнус, другая, а Арчибальд Арчибальдович уже шептал тихо, но очень выразительно, склоняясь к самому уху Коровьева:
-- Чем буду потчевать? Балычок имею особенный... у архитекторского съезда оторвал...
-- Вы... э... дайте нам вообще закусочку... э... -- благожелательно промычал Коровьев, раскидываясь на стуле.
-- Понимаю, -- закрывая глаза, многозначительно ответил Арчибальд Арчибальдович.
Увидев, как обращается с весьма сомнительными посетителями шеф ресторана, официанты отбросили всякие сомнения и принялись за дело серьезно. Один уже подносил спичку Бегемоту, вынувшему из кармана окурок и всунувшему его в рот, другой подлетел, звеня зеленым стеклом и выставляя у приборов рюмки, лафитники и тонкостенные бокалы, из которых так хорошо пьется нарзан под тентом... нет, забегая вперед, скажем... пился нарзан под тентом незабвенной Грибоедовской веранды.
-- Филейчиком из рябчика могу угостить, -- музыкально мурлыкал Арчибальд Арчибальдович. Гость в треснувшем пенсне полностью одобрял предложения командира брига и благосклонно глядел на него сквозь бесполезное стеклышко.
Обедающий за соседним столиком беллетрист Петраков-Суховей с супругой, доедавшей свиной эскалоп, со свойственной всем писателям наблюдательностью заметил ухаживания Арчибальда Арчибальдовича и очень удивился. А супруга его, очень почтенная дама, просто даже приревновала пирата к Коровьеву и даже ложечкой постучала... -- И что ж это, дескать, нас задерживают... пора и мороженое подавать! В чем дело?
… Надменно тыча ложечкой в раскисающее сливочное мороженое, Петракова недовольными глазами глядела, как столик перед двумя одетыми какими-то шутами гороховыми как бы по волшебству обрастает яствами. До блеска вымытые салатные листья уже торчали из вазы со свежей икрой... миг, и появилось на специально пододвинутом отдельном столике запотевшее серебряное ведерко...
Лишь убедившись в том, что все сделано по чести, лишь тогда, когда в руках официантов прилетела закрытая сковорода, в которой что-то ворчало, Арчибальд Арчибальдович позволил себе покинуть двух загадочных посетителей, да и то предварительно шепнув им:
-- Извините! На минутку! Лично пригляжу за филейчиками.
>>>

Бегемот и Коровьев смогли проникнуть в грибоедовский ресторан, назвавшись именами известных в XIX в., но основательно забытых в XX в. писателя и журналиста Ивана Ивановича Панаева и критика и историка литературы Александра Михайловича Скабичевского, причем эти имена оказываются взаимозаменяемы: «Коровьев против фамилии «Панаев» написал «Скабичевский», а Бегемот против Скабичевского написал «Панаев».

Оба они олицетворяли поверхностную, неглубокую критику демократического направления, не способную постичь сути явлений, но достаточно популярную среди советских литераторов в первые послереволюционные годы.

Такая же формальная иерархия, как и в написанной Скабичевским «Истории новейшей литературы»  (1891), присутствует в МАССОЛИТе, где писателями считают только лиц с соответствующими удостоверениями, а особо выдающимися – тех, кто входит в состав руководящих органов.

Скабичевский и Панаев вполне подходят под формальные критерии обитателей Дома Грибоедова.

 «Литературные воспоминания» А. М. Скабичевского, последний раз переизданные в наиболее полном виде в 1928 г., накануне начала работы Булгакова над романом «Мастер и Маргарита», послужили важным источником для описания пожара в Доме Грибоедова и других пожаров в Москве (Торгсина на Смоленском рынке и дома 302-бис по Садовой).

 // Соколов Борис Вадимович > Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты» //

***

Итак, чтобы попасть в ресторан Дома Грибоедова  тогда достаточно было показать «корочку»  или просто назваться известным деятелем перьевого цеха

Но почему ж не сказать было Пушкина или Лермонтова …  ну хотя бы Жуковского и Вяземского … Дмитриева или Батюшкова с Абрамычем Боратынским

Кому как , а Пушкину обидно 

Он же памятник

Правда нерукотворный = виртуальный и мало кем опознанный