Ловец заблудших душ. Часть сорок седьмая

- Если твоя судьба видит дальше тебя, не довод - держать её на привязи,. - подумала Лиза, торопясь к портнихе, принимающей клиенток на дому.
Лето заканчивалось, но сентябрь обещал перехватить эстафету и растянуть тёплые денёчки до октября. В этом году ранние заморозки не побили пёстрые георгины, и поэтому бабульки, одетые в широкие ситцевые платья, продавали букеты, надеясь избежать штрафов за незаконную торговую деятельность.
- Мужчина, не проходите мимо, - услышала Новицкая за своей спиной. - Ваша девушка оценит выбор!
- Дайте вот этот, - послышался глубокий баритон.. - Да не нужно брызгать на него водой из ведёрка! Моя дама - не русалка, чтобы ходить мокрой с головы до пят из-за излишнего усердия цветочницы. Сдачи не надо!
- Здравствуйте, Лиза.
Роскошные пунцовые георгины, окаймлённые пушистой зеленью аспарагуса, появились вместе с... Бароном. В нескольких шагах от него мягко двигался молодой человек, напоминающий длинными волосами и слегка "утиным" носом Николая Васильевича Гоголя в ту счастливую пору, когда он не обременил себя "мёртвыми душами". В руках "писатель" держал нечто, обёрнутое тонкой тканью и перевязанное широкими лентами.
- Здравствуйте, Алексей Николаевич, - приветливо откликнулась Новицкая. - Неужто следили за мной?
- Признаюсь, следил, - улыбнулся Барский. - От самого театра. А как иначе уловить Вас?
Он протянул цветы и подождал, пока Лиза поднесёт их к носу.
- Как жаль, что георгины не пахнут, - сказала девушка. - Они, словно аист, который при всей своей импозантной внешности лишён певческого дара.
- Такова жизнь, Герцогиня, - ответил Барон. - Невозможно быть совершенством. Даже у статуй древних Богов ассиметричны лица, что сближает их с людьми.
- Совершенство, - повторила Лиза. - Смысл жизни для человечества и одновременно повод для страданий. Хотя с моей точки зрения изъян - это возможность сотворить иное. Именно так были созданы письменность и краски, махровые сорта цветов и стихотворные размеры, люди-метисы и даже майонез. Непривычные "монстры" со временем становятся необходимыми, и тогда забывается яростная борьба против них.
Барский поманил своего спутника и представил его Новицкой:
- Прошу любить и жаловать, - сказал Барон. - Юлий Феклистов. В одном лице - мой племянник и самобытный художник. Видите ли, Лиза, я не мог расстаться с Вами просто так, и поэтому упросил Юлика перенести мои чувства на холст. В пакете - картина.
- А как же наш договор? - удивилась Новицкая.
- Какой может быть договор с Чудом? - ответил Барский. - Фатум не зря столкнул нас перед зеркалом в старом доме. Я понял, что судьба не выкинет больше двойных "шестёрок", и принял решение "завязать". Нет, нет, не из-за страха перед зоной или даже смертью. Мне вдруг захотелось попробовать себя в другом деле. А чтобы прежнее не тащилось за мной, как тень от хромой собаки, поменял паспорт и завтра уезжаю из Ленинграда.
- Северин Сергей Павлович, - усмехнулась Лиза. - Вам подходит это имя. Значит, теперь Вы - уроженец города Кимры?
Барон полыхнул широкой улыбкой и сжал ладонями пальцы девушки вместе с букетом.
- Ваше сиятельство позволит написать? - спросил он. - Когда-нибудь?
Лиза кивнула.
- Если возникнет нужда, - продолжил Барон, - подумайте обо мне. Уверен, что такую "телеграмму" я смогу прочесть. И сразу приеду. А теперь прощайте, "Молния среди лебяжьего пуха". Юлик отнесёт картину в гримёрку. И завтра утром увидите себя моими глазами.
- И моими, - поддакнул художник, цепко вбирающий женский образ.
- Охти, и этот попался, - покачал головой Барский. - Благодарю за всё, Герцогиня, и... ухожу.
Он поклонился, прижав руку к сердцу, подхватил племянника, и они исчезли в толпе.

Роза Аароновка, пожилая еврейка, одевающая половину ленинградской богемы, прицокнула языком и обошла вокруг Лизы. Укрепила булавками ярко-синий бархат и недовольно заявила:
- И де, спрашиваю, обещанный гипюр? Ви ж - девушка заметная и должна быть, как мадам Коллонтай, соблазнившая в своё время не только бешеную матросню, но и мужчин, имеющих в штанах, кроме двух тефтелек с нетёртой морковкой, ещё и кошелёк. Причём, не пустой, как был у Авраама до того, как он спихнул жену фараону, а после, когда его слёзно упросили забрать старушку, не желая её содержать за казённый кошт.
- Обещала привезти давняя знакомая моего дядюшки, - ответила Лиза, стоя на небольшом возвышении. - Но у её кошки начались роды, и она принесла потомство в шкафу, прямо на рулоне с гипюром. Ткань испорчена.
- Ой-вэй, - воскликнула портниха. - Глупости происходят, когда ум ходить на рынок, чтоб прикупить рафинаду. А мы не попрёмся на Привоз, чтоб сторговать там корзину с бичками по цене страусиных яиц!
Она порылась в сундуке и выволокла атлас.
- Голова дана не для того, чтобы тыквенные семечки лузгать, - с воодушевлением сказала Роза Аароновна. - Здесь складочку заложим, слева пустим разрез. С такими ногами, как ви, милочка, нужно работать Эсфирью и потом считать, сколько голов отвалилось, когда их хозяева оглядывались на походку от бедра. Чего-то не хватает! Ага!
Выхватила из коробки кружева и торжественно потрясла ими:
- Женщина без кружев, всё-равно, что "Аврора" без пионэров. Так, солнышко, идить сейчас до дому, а через неделю - опять до меня. Будет грандиозная примерка! Да, обновка требуеть изысканного белья - в тон. Ради ви, моя прелесть, готова сотворить лифчик столь умопомрачительный, что Ваш бюст возрадуется, желая им владеть.
Лиза выпорхнула на улицу и, как посоветовала Роза Аароновна, отправилась домой. Она шла по набережной, прижимая к груди яркие цветы и улыбаясь им.
- Надо же, - размышляла неторопливо, - а я не ошиблась. Барон и впрямь заказал картину. Я пошутила, а судьба - через Юлика Феклистова - исполнила моё желание. Ух, мне уже невтерпёж увидеть!
Она тихонько хохотнула, вспомнив, как на уроке русского языка в школе мальчишки дружно ржали, когда девчонка, вызванная к доске, оповещала:
- Уж. Замуж. Невтерпёж. Пишутся без мягкого знака.
- Что тебя насмешило, Лиззи? - спросил Неварыкин, догнавший её. - Вот это букет! У кого выцыганила?
- Сия роскошь от Барона, - кокетливо сказала Лиза. - Ну, не ревнуй! Наш общий знакомый вручил цветы и распрощался.
- Надеюсь, он не всучил тебе заодно колечко с изумрудом, - нахмурился Виктор. - И что ты - по доброте душевной - его не приняла?
- Нет, - легкомысленно произнесла Новицкая. - Алексей Николаевич преподнёс мне... картину. И завтра мы с тобой её вместе освободим от упаковки. Судя по всему, в моём театре ночью будет проникновение без грабежа.
- А не хочешь ли взломать мою квартиру? - спросил Виктор и остановился. - Нет, это не та "берлога", в которой мы с тобой встречаемся. Квартира, доставшаяся мне от архитектора Нальяшина, Андрея Андреевича. В блокаду он потерял свою семью. Жена попала под бомбёжку. Сын погиб на Синявинских высотах. Старик остался совсем один. А я помог ему - вытащил из лагеря Колюжного, его ученика. Тот попал к немцам в плен и два года провёл в Аушвице. Умудрился выжить. А после победы его, как и многих других, отправили прямиком в Сибирь. Удивительно цельный человек! Талантливый и эрудированный.. Мы с ним сошлись на любви к английской и шотландской литературе. Говорит, что стихи Роберта Бернса позволили ему не сломаться душой и телом в каменоломнях Освенцима и на лесоповале в России. Я тебя обязательно с ним познакомлю. Архитектор прожил ещё несколько лет и скончался в пятидесятом, накануне октябрьских праздников. А меня известили, что по завещанию я являюсь единственным наследником. Так, что у меня собственные квадратные метры, не отягощённые соседями, и великолепная библиотека, в которую Колюжный таскает аспирантов и студентов, пользуясь тем, что я пропадаю допоздна на службе. Иной раз в полночь придёшь, а в доме куча спорщиков, мечтающих о городах будущего. Правда, их фантазии не скоро воплотятся. После разрухи людям требуется обычное жильё, а не апартаменты с высокими потолками и стрельчатыми окнами. Вижу, что тебе уже вусмерть хочется попасть туда. Я имею в виду мою квартиру, а не грядущее.
- Не отказалась бы и от грядущего, - почмокала губами Лиза. - Но исключительно из уважения к тебе, соблазнюсь ужином под вальсы Штрауса и... "десертом".
"Король вальсов" так и не дождался жареной картошки и азу, поскольку пара предпочла готовке спальню и старинную кровать из кедра. Одеяло - подбитым буревестником - валялось на паркете, накрыв собой одежду и нижнее бельё. Лиза лежала на постели, закинув длинные ноги на плечи любовнику. Тот, целуя гладкую, загорелую кожу, подтягивал женщину к себе. Ближе, ещё ближе. Он перехватил ноги в щиколотках и соединил их, устроив изящные ступни у себя на левом плече. Прижался к ним щекой и, глядя в расширившиеся глаза Лизы, медленно вошёл в неё. Виктор напряг ягодицы, удерживая себя от страстного желания ускориться, взорваться, разнести мир в клочья и снова его воскресить в одной единственной женщине, которая дразнила его всеми "лукавыми" и Богами, которых только смогло придумать человечество.
- Доверься удовольствию, - шепнула ведьма и покачала бёдрами, заставляя мужчину не раздумывать о процессе, а поглощать её жар, становясь молотом, ослепшим от огня и выковывающим клинок из прихоти, из желания, из бесконечного "хочу".
Комната завертелась вокруг них, полыхая пионами, нарисованными на шёлке китайской ширмы; укоризненно взирая бронзовыми очами Дидро, притулившегося скромным бюстиком на комоде; раскидываясь подушками и простынёй; восхищаясь и завидуя зеркалами трильяжа.
- Я - не Эсфирь, - выдохнула Лиза, когда Виктор излил в неё семя. - Поэтому мне не нужна голова, преданная фальшивой стыдливостью. Я обожаю твой меч, не Олоферн! Люби меня!

Глубокой ночью в гримёрке скрипнула дверь. Зашуршала бумага и ленты. Человек, отдалённо похожий на Гоголя, стоял на коленях перед картиной и молился, превознося Силу женственности,