VIII 3 Колдовство и верёвка

— Пошла с дороги!
Верховой больно огрел Ингерн по плечу хлыстом. Она отскочила, а всадник промчался мимо. Девушка вздохнула, потёрла пострадавшее плечо, поправила корзину, которую держала в руках, и пошла дальше. Шла из тюрьмы, куда относила рыбу. После того, как большинство мирного населения эвакуировалось, приходилось работать на стражу и заключённых. Торговка рыбой вздохнула. Она помнила, как отец и брат долго ругались, а потом брат ушёл. А они с отцом остались в городе.
Ингерн торопилась попасть домой. С тех пор, как они переселились в город, жить приходилось в халупе у самой городской стены. Девушка перехватила корзину в другую руку – хоть и пустая, но она была большая и неудобная – и свернула на свою улицу. По одной её стороне торчали неуклюжие маленькие домики, а другой она упиралась в укрепления. Дальний угол улицы отмечала главная дозорная башня. Там находилась часть арсенала и караульные помещения для солдат, дежурящих на стене. Ингерн ускорила шаг, как вдруг, с того конца улицы послышался грохот. Он нарастал, становясь оглушительным.
Ингерн отпрянула к стене. Народу на улице почти не осталось, только в дальнем конце остался в крошечном домике ещё жил один старик. Поэтому беготни и криков не было.
— Мамочки! – пискнула девушка.
Грохот сделался оглушительным. А башня вдруг стала таять, как льдинка на ладони, опускаться, оседать, исчезая в облаке поднятой пыли и каменной крошки, пока не исчезла совсем.

За холмом загрохотало, и трое увидели, как потекла вниз большая дозорная башня. Крошка Эмм приподнялся на стременах.
— Во даёт атаман! – восхитился он. – Ну, даёт! Целую башню…
— Ага. И сам там остался, – хмуро осадил его пожилой мужчина с седой бородой и палашом на поясе.
Эмм насупился.
— Не каркай, – махнул рукой третий, молодой человек, откинув с лица светлые волосы. – Вернётся. Нам велено ждать полчаса.
— Ну, ждём, – согласился пожилой.
И они ждали. Десять минут. Двадцать. Тридцать.
Крошка Эмм ёрзал в седле, вставал на стременах. Над тем местом, где прежде стояла башня, клубилась пыль и каменная крошка.
Прошло сорок минут.
Светловолосый вздохнул, сдержав нетерпеливо пляшущего коня.
— Поехали, – наконец, сказал он. – Время.
— Нет! – вскинулся Эмм.
— Время, – повторил светловолосый. – Пора возвращаться.
Седой горько усмехнулся и, прикрыв глаза ладонью от света, вгляделся снова.
Эмм отвернулся.
— Ну, где ж он…
Светловолосый вздохнул.
Прошло ещё минут десять.
Они уже не вглядывались поминутно. Молчали. Крошка Эмм несолидно прятал глаза, седой разглядывал свой палаш, светловолосый перебирал в пальцах повод.
И вдруг на гребне холма показался человек, ведущий коня в поводу. Конь с трудом передвигал ноги.
Эмм подскочил в седле и заорал:
— Атама-ан!
— Не ори! – осадил его светловолосый. Повод он тотчас выпустил.
Медвин махнул им рукой. Тут его лошадь пала на колени. Медвин присел и погладил её по морде. Она изгибала шею и жалобно глядела карими глазами, роняя изо рта кровавую пену. Из рваной раны на боку расползалась по снегу густо-красная лужа. Лошадь попыталась заржать, но вышел только хрип.
Медвин снова погладил её, потом наклонился и поцеловал в чёлку. А потом вынул клинок.
Эмм охнул и отвернулся.
Лошадь дёрнулась и затихла.
Медвин подошёл к своим.
— Я же велел ждать не больше получаса, – он махнул рукой и вскочил на лошадь позади Эмма. – Ну, поехали.
Они рванули в галоп. Через несколько минут на холме показался отряд имперских солдат.

— Капитан… – лейтенант осадил коня и огляделся.
Кругом возвышались сосны. Дорожка потерялась совсем.
— Может, вернёмся, капитан?
— У нас приказ, – осадил его капитан.
Солдаты тоскливо оглядывались. Негодяи разбойники завели их в лес.
— Всё равно теперь их не найти, – сказал лейтенант. – Как бы самим не сгинуть.
Капитан нахмурился. Помолчал и махнул рукой.
— Поворачиваем.

Форх, который только что сменился с дежурства, хмуро ковырял носком сапога снег, сидя на приступке телеги. Но тут сообразил, что это привычка Дерр, и выругался.
— Ого, – сказал у него за плечом чей-то голос, насмешливый, но очень приятный. – Это верно подмечено.
На юного партизана смотрел темноволосый, кареглазый мужчина в кожаной куртке, судя по разрезу глаз, видимо, южанин, или с примесью.
— А ты чего лезешь? – огрызнулся юноша.
— Я пока и не начинал, – отозвался кареглазый. – Сесть можно, или как?
— Садись, – Форх подвинулся.
— Спасибо, – всё тем же насмешливым голосом отозвался кареглазый. – Привет.
— Привет, – сказал Форх. – Ты откуда?
Ответить гость не успел. Из тумана показалась фигура солдата.
— Вы, двое. Следуйте за мной. Приказ командира.
Форх и кареглазый нехотя поднялись и синхронно поправили плащи. Они последовали за провожатым, перешагивая растяжки палаток и время от времени спотыкаясь об невидимые в сумеречной пелене камни. Наконец, достигли края лагеря, спустились вниз, вышли к реке.
За поворотом дороги, на излучине, их уже ждали.
— Так. – Медвин – а это был именно он – остановился и попятился, уткнувшись спиной в кольнувший наконечник копья. Из тумана вышли ещё шестеро. Бежать было некуда. – То-то Дэннер обрадуется – имперцы уже его именем приказы отдают! Беспре... – Сзади с размаху ударили по голове – и разбойник, закатив глаза, медленно осел на сухой рассыпающийся снег. – Беспредел...

— Очень жаль тебя, честно. – Императрица не потрудилась прикрыть за собой дверь и жестом подозвала солдат. – Но твой невероятно любящий тебя муж выбрал твою смерть. Выбрал раньше, чем я ему позволила.
Ласточка улыбнулась.
— Я знала.

— Доигрались, – мрачно буркнула Магдалена, сидя на краю стола и болтая ногами. – Революционеры, мать вашу, защитники трудового народа, диверсанты-полудурки. Развалили полгорода – так теперь ждите!
— Чего ждать? – поинтересовался Дэннер. – Нападения? Не бойся, не нападут...
Они сидели во времянке, и Дэннер держал в руках свечку, машинально разглядывая маленький тёплый огонёк. Саламандра не показывалась. Пряталась, наверное. Боялась такого количества народу. Дэннер придумал себе новое развлечение: успеть коснуться фитилька, пока огонёк не обжёг палец. За неимением саламандры это кое-как спасало. В уголке притулился мрачный Деамайн, сидел и с равномерным скребущим звуком точил меч. Вжик-вжик – скрёбся о лезвие серый брусок точильного камня. Магдалена нервно протянула руку и провела вдоль лезвия. Сразу запахло раскалённым металлом. Деамайн деловито проверил пальцем остроту, остался доволен, благодарно кивнул и медленно и неторопливо убрал брусок обратно в сумку. Дэннер отрешённо глядел, как он распускает завязки.
— Собор был своеобразным символом власти, – сказал он, разглядывая пламя сквозь свою руку. – Психологическая атака. Мы разрушили не просто здание – мы разрушили оковы, наложенные религией на разум народа, подавляющие его стремление к развитию и сопротивление, его волю. Люди в городе встали, поднялись к бою. Мы сильнее...
— Сильнее?! – Магдалена даже ахнула от возмущения. – Да теперь нам будет в разы сложнее...
До времянки докатился далёкий утробный рокот.
Дэннер метнулся к дверям, по пути опрокинув стол вместе с Магдаленой, Крылатая и Деамайн вылетели следом.
В тумане сгущающихся сумерек, в плотной тёмно-синей пелене далёкий силуэт города на гребне утёса темнел крупным пятном, увенчанным гребенчатыми верхушками башен и домов, похожий на огромную корону.
Башня таяла в воздухе, в туманной сумеречной дымке, растворяясь размытым облаком, которое медленно оседало, тянулось к земле.
— Змиев хвост... – только и выговорил партизан, убирая меч и приставив ладонь козырьком к глазам. Магдалена развернулась в сторону командира.
— Ты что, совсем мозгов...
— Что за чёрт? – не обращая на неё никакого внимания, выдохнул Дэннер. – Я не отдавал приказа!
Магдалена аж подпрыгнула, взмахнув для баланса крыльями и сшибив ненароком подоспевшего Сиенна.
— Что с башней?! – испугался эльф, вскакивая на ноги. – Какой идиот взорвал башню?!
— Да может, это вообще не наши, – предположил Дэннер, помогая ему подняться. – Не знаю.
— Да какая разница, подумают-то всё равно на нас! И тогда...
Голос хлестнул будто ушатом ледяной воды, так, что все замерли.
— Они убьют заложницу. – Дэннер свистом подозвал коня, взлетел в седло, крепко сжав узду и заставляя животное взвиться на дыбы и жалобно заржать. Хлестнул ладонью по крупу.
— Дэннер! – опомнилась Магдалена. – Постой, Дэннер!
Но командир уже умчался.

— Стоять!
Часовой было выставил алебарду, но стремительный, взмыленный гнедой конь свирепо всхрапнул – и неожиданно немыслимым, опасным, головокружительным прыжком резко развернулся вбок и умчался в обратном направлении. Всадник в одной рубахе и с бастардом за спиной, взмахнув длинными тёмно-медными волосами, спрыгнул с конской спины и, перевернувшись в воздухе, приземлился на ноги, ловко и стремительно метнулся вперёд, неуловимым движением обезоружив часового.
— Тревога! – заорал тот, не удержав равновесия и с грохотом опрокидываясь на спину. Дважды щёлкнул спусковой механизм – и Дэннера прошили два бронебойных болта, в плечо и в ногу ниже колена. Один, пробив плоть насквозь, упал к ногам, другой застрял в дублёной коже сапога.
Дэннер стиснул зубы и медленно распрямился, с хрустом обломав древко. По его одежде быстро расползались кровавые пятна, но голос прозвучал спокойно и повелительно.
— Отставить.
Часовой ахнул, распахнул глаза и рефлекторно попятился, не поднимаясь. К ним уже бежали остальные – подкрепление.
— Отставить! – рявкнул Дэннер – и все замерли. – Мне нужна императрица.
— Парень, ты чего, рехнулся?! – срывающимся голосом выговорил обезоруженный часовой. Дэннер медленно и отчётливо повторил:
— Мне нужна императрица.
— Ты чего, нено...
— Отставить! В шеренгу! Равняйсь! Смирно! Кругом!
Имперцы отшатнулись, машинально подчинившись. Из распахнувшейся двери, шурша при каждом шаге тёмным шёлком платья, показалась сама Императрица. Её сопровождали четверо солдат охраны и Ласточка. Последняя была скована по рукам и ногам, и поэтому шла медленно. Айрин Элизабет усмехнулась.
— Ты даже сам явился?
— Не за этим. – Голос Дэннера сохранял твёрдость, но рубаха быстро пропитывалась кровью.
— Дэннер! – радостно рванулась Ласточка, зазвенев цепями. – Любимый, это...
— Я пришёл сказать, что не трогал эту чёртову башню, Линнардин. Не убивай её.
— Лично ты – может, и не трогал.
— Чёрт подери, Линнардин, это не я! – Дэннер всё же споткнулся. Ласточка, наконец, заметила раны и рванулась вторично. Удержали.
— Не ты, разумеется. – Императрица невозмутимо махнула рукой. И следом на мост вышли ещё девять человек. Дэннер и часовые со своей стороны моста подошли к самому краю. Дэннер чтобы легче было разглядеть, часовые – за ним. Обезоруженный, наконец, поднялся. – Твои люди.
Под охраной, связанные и избитые, стояли пятеро – незнакомый светловолосый парень, довольно пожилой человек – его Дэннер мельком видел в лагере, третий, совсем ещё мальчик и среди них... растрёпанный, как всегда, Форх и кареглазый Медвин.
Медвин немедленно сообразил, что к чему, сплюнул кровавую слюну и усмехнулся.
— Чей это я там человек? Можно подробнее? – голос прозвучал как всегда, спокойно и немного насмешливо.
— Дэннера Менестреля, – уведомила Императрица. – Ну, что скажешь, Дэннер?
Дэннер прищурился, по своему обыкновению, разглядывая пленных.
— Скажу, что мельком видел кое-кого у себя в лагере. Но знаю только его, – он кивнул на Форха.
Юный партизан было дёрнулся, но Медвин слегка подтолкнул его плечом.
— Послушай, императрица… – начал он.
— Я разговариваю не с тобой, – отрезала Айрин Элизабет.
— Зато я – с тобой.
Разбойник получил древком алебарды в живот, согнулся, но быстро выпрямился опять.
— И я всё ещё с тобой разговариваю, – прохрипел он.
— Ну, хорошо, – Императрица обернулась. – Говори.
— К башне Дэннер в самом деле не имеет отношения. Башню разрушил я. Да, и к сведению, прошу не вписывать меня в число «людей Дэннера». Мы – вольные разбойники.
— Это наш атаман, – ввернул Крошка Эмм, но тут же смолк под взглядом Медвина.
Императрица коротко глянула на мальчишку и снова повернулась к разбойнику.
— Допустим. А как ты объяснишь, что тебя схватили в лагере повстанцев?
— Думаю, ты сама знаешь ответ, – усмехнулся Медвин.
— Послушай, – Дэннер шагнул к самому краю моста и скрестил руки на груди. – Ведь я не настолько идиот. Для чего мне было взрывать башню сейчас, зная, чем это грозит моей жене? С тем же успехом, если уж на то пошло, я мог подождать положенного срока, не находишь?
Айрин Элизабет усмехнулась снова. Усмешка у неё была совсем не женская.
— Значит, это не твои люди? – повторила она. – И башню разрушил не ты?
— Нет, не мои, и не я.
— Хватит приписывать другим мои подвиги, – Медвин тоже шагнул вперёд и остановился на самом краю. Было даже странно, как ему со связанными руками удаётся сохранять равновесие.
— Хорошо, – Императрица глянула на Ласточку, которая стояла, не спуская глаз с Дэннера и кровавых пятен у него на рубахе. – Тогда объясни, зачем ты взорвал башню, если не имеешь к Дэннеру отношения?
— В качестве мести, – ответил Медвин. – Вы вчера повесили двоих наших.
Императрица опять усмехнулась уголком губ, почти как Браннвен.
— И что вы делали в лагере, если вы разбойники? Что вам там понадобилось?
— Ну, лично я – собирался навестить одну… знакомую.
Медвин улыбнулся. Он вёл себя спокойно и невозмутимо, и Форх проникся к нему уважением. Ему нравились такие люди.
— Дэннер прав, – продолжал разбойник. – Если бы мы были заодно, зачем ему было вести себя так по-дурацки и рушить башню, зная, что в вас в руках находится его жена?
Дэннер чувствовал, что в глазах начинает темнеть, и сжал руку так, чтоб ногти вонзились в ладонь. Это немного привело его в чувство.
— Мне достаточно было бы подождать пару дней, – заметил он. – До тех пор, пока не истечёт наше перемирие. И тогда уже рушить всё, что вздумается. Какой смысл мне досрочно подписывать смертный приговор родной жене?
Форху происходящее почему-то напоминало игру в мяч. Ему представилось, что Дэннер и Медвин перекидывают друг другу этот мяч, а цель всей игры – заставить Императрицу поверить в то, что к разрушению башни Дэннер непричастен. Так ли это на самом деле, Форх не имел понятия.
— Хорошо, – сказала, наконец, императрица. – Похоже на правду. Считайте, что вы меня убедили. Но эти пятеро всё равно будут казнены. За разбой. И всё за ту же злополучную башню. Увести, – она махнула рукой стражникам. – До встречи, Дэннер.
На обратном пути Форх размышлял о том, что, к примеру, Дэннеру стоило только вскинуть руку и метнуть один из своих ножей, чтобы Императрица попрощалась с жизнью. Но и Императрице стоило дать только знак, чтобы стражники схватили Дэннера. Тем более, что он ранен – им бы это, скорее всего, удалось.
Их привели в камеру. Одной охапки соломы на всех, естественно, не хватило. На ней возился Крошка Эмм. Светловолосый мерил шагами камеру, седой сидел рядом с Крошкой.
Форх устроился на корточках подле Медвина, который сидел прямо на каменном полу и вертел в руках соломинку.
— А зачем вы взорвали башню? – спросил юный партизан. Медвин ему нравился, но он недоумевал, какого чёрта он подставил под удар Ласточку. – Если вы знали, чем это грозит?
— Если бы я знал, я бы, само собой, не стал её рушить, ты не находишь?
— А я думал, что вы с товарищем командиром договорились, – неодобрительно произнёс Форх. Он поразмыслил немного. – Скажи, почему вы их не спасли?
— Кого? – Медвин откинул с лица тёмные волосы.
— Ваших людей, которых повесили вчера.
Разбойник усмехнулся и негромко ответил:
— Потому что это вовсе не мои люди. Я увидел их впервые час назад, когда нас вели к воротам. При их жизни мне не довелось быть с ними знакомым.
Форх размышлял долго, и не торопясь. Потом сделал вывод:
— Так вы на самом деле из Армии Сопротивления?
— Нет. Я не из Армии.
— Тогда начерта же вы взорвали башню? – удивился партизан.
Они говорили тихо, почти неслышно.
Медвин глянул на Форха.
— Начерта? Чтобы сделать дырку в стене. Логично, правда? Мы не из вашей Армии Сопротивления, мы наёмники. А насчёт жены Дэннера я не имел никакого понятия.
— Наёмники тоже выполняют приказы командования. – Форх вздохнул. Ему было обидно, что, вот, завтра его повесят… а как же Дерр?
— Не повесят, можешь быть спокоен, – усмехнулся Медвин, угадав его мысли.
— Это почему? – вскинул голову партизан.
— Не выйдет.

Дерр, сидя на приступке телеги, грустно рисовала на снегу большую, красивую букву Ф. Снежинки, падающие с неба, засыпали рисунок, и волшебнице приходилось постоянно его подправлять. Дерр сосредоточенно откинула со лба мешающуюся светлую прядь и продолжила работу. Потом сунула руку в карман, нащупала записку, тяжело вздохнула и, машинально сунув руку под рукав, пощупала запястье. Но браслетика там не оказалось, она сама отдала его Маргунд. Волшебница, закусив губу, снова взялась за свой рисунок.
Но закончить его так и не удалось. Едва буковка Ф начала приобретать объём, свет и звучание, как кто-то из солдат, ведя коня в поводу, прошёл мимо, не заметив, чем занимается волшебница, и шесть пар ног – одна человеческая и две конские, погубили рисунок безвозвратно.
Дерр от неожиданности распахнула глаза и хлопнула ресницами. Такого нахальства и безразличия она не ожидала.
Волшебница вздохнула и накинулась на солдата чуть не с кулаками.
— Э, да ты чего! Малая! – оторопел тот, сдерживая коня за повод.
— А ты чё?! Чё мутишь?! – девочка со злости пнула пехотинца в колено. – Зачем портишь?!
— Чего-о?! – мужчина перехватил волшебницу за шиворот и встряхнул. – Ты в своём уме, а? Чего ты на меня кидаешься?
— А ты мутишь! – Дерр сердито высвободилась. – Прёшь, а сам не видишь… Мутишь!
— Да что я на тебя наступил, что ли? Да стоять! – последнее относилось к лошади, которая недовольно дёрнула мордой.
— Ты рисунок испортил, – соизволила, наконец, пояснить Дерр, хмуро сверкнув глазами.
— Чего? – не понял солдат. – Да ну тебя, малая.
— Мутишь!
Пехотинец, наконец, разглядел на снегу остатки рисунка и сообразил, с чего волшебница злится.
— А… – протянул он. – Ну, извини. Ладно, я пошёл.
Он потрепал Дерр по голове и двинулся дальше.
Волшебница грустно вздохнула, снова уселась и принялась за работу. На этот раз ей удалось закончить букву Ф и даже приняться за О, как вдруг она подскочила, и сама взрыла руками снег, чтобы уничтожить рисунок.
— Тайны? – улыбнулась Маргунд, присаживаясь рядом.
Дерр покраснела и смутилась.
— Ну, как? – осторожно спросила она. – Отдала, а?
— Отдала, – кивнула ведьма.
— Отдала?! – подскочила волшебница и ухватила Маргунд за руку. – Правда? – Она хлюпнула носом. – И чё… чё он, а? Не мутился?
— А ты как думаешь? – Маргунд вздохнула и погладила Дерр по волосам. – Он не понимает, что происходит. И ему обидно.
Дерр притихла. Маргунд взяла её за руку.
— Послушай, – сказала она. – Ты видела, что рухнула башня у городской стены?
Дерр подумала, словно прикидывая, видела она или нет, и кивнула.
— Ага. Это знатно. Там теперь дырка?
— Дырка… Послушай. За эту башню имперцы схватили нескольких человек. И среди них – Форха.
Дерр подскочила, распахнув глаза.
— И чё ж ты… молчишь!
— Я? – даже удивилась ведьма.
Дерр решительно запахнула курточку.
— Куда собралась? – ведьма невольно улыбнулась.
— Чё мутишь? Как – куда? Воробья спасать!

— ...За подлое и трусливое преступление, совершённое по недомыслию и в помрачении разума, ибо в здравом уме никто не осмелится...
Дэннер с разворота двинул локтем какого-то зеваку, прокладывая себе дорогу сквозь толпу к самому помосту.
— Смотри куда... – возмутился подвинутый, судя по кожаному фартуку и крепкому телосложению – мясник, но осёкся под взглядом обернувшегося Дэннера.
— Заткнись и дай мне пройти. Ты тоже. Да пропустите же!.. Разрешите, гражданин, вас отпихнуть, благодарю...
Дэннер остановился у самого оцепления, глядя на осуждённых. Обширный дощатый помост с виселицей смотрелся с этого ракурса уж очень неприступно. Прямо перед ним оказался солдат из охраны, но он не обратил на Дэннера никакого внимания, или просто не заметил.
— ...Таким образом, за государственную измену и нарушение порядка в городе, преступники приговариваются к казни через повешение. – Герольд отступил назад.
— Приведите приговор в исполнение.
Осуждённым накинули на шеи петли. Медвин заметно нервничал, куда-то растеряв весь свой обычно неприступный вид. Малыш Эмм ломал пальцы на связанных руках, а по лицу, прочерчивая по грязным щекам светлые дорожки, текли слёзы. Один только Форх стоял спокойно и невозмутимо, гордо распрямив плечи. Неожиданно он подался вперёд и звонко провозгласил:
— Да здравствует революция! Мы умираем, но дело наше живёт и будет жить! Я с гордостью... ой... – Он осёкся, глядя на Дэннера широко распахнутыми глазами. – Командир! Командир нас слышит! Он с нами!
— Чёрт... – прошипел Дэннер, отступая назад, в толпу. Люди заволновались, заоглядывались.
— Да здравствует Дэннер Менестрель, наш освободитель! – заорал кто-то – и тут же мешком свалился под ноги, простреленный арбалетным болтом. Дэннера кто-то ухватил за рубаху. Он обернулся.
— Дерр! – зашипел командир, когда тонкая ладошка волшебницы оставила рубаху и обхватила его пальцы. – Ты что здесь делаешь, ненормальная?! Тебя же схватят...
Дерр всхлипнула и прижалась к нему.
— Мутно... – приглушённо донеслось из-под его распахнутой куртки. – Они их... того, да? Что мы можем сделать?
Дэннер обернулся на арбалетчиков.
— Похоже, что уже ничего. Мы опоздали.
— Не надо так говорить! – взвыла волшебница, вцепившись в него ещё крепче. – Чё мутишь, ну?! Не говори так...
Форх с эшафота помахал рукой. Он тоже заметил, что друзей на площади уже двое. Тем временем поднялась паника. Народ, судя по всему, просто жаждал увидеть своего героя, и Дэннеру пришлось, ухватив Дерр за руку, нырнуть в ближайшую подворотню – имперские солдаты желали его увидеть не меньше. В подворотне было темно, сыро и воняло бытовыми отходами. Под сапогами зачавкал мокрый мусор, метнулась с писком перепуганная крыса. Дерр сглотнула и обернулась к Дэннеру.
— Мы точно ничего...
— Нет. – Дэннер встрепенулся, проводив зверька взглядом. – Крысы!
— Чё – крысы? – не сообразила Дерр. Дэннер взял её за плечи.
— Послушай меня, Дерр. Послушай внимательно. Оставайся здесь. Следи за событиями – в случае чего, сумеешь отвлечь охрану и дать нам уйти. Затем беги следом. Встречаемся за городом, у излучины реки, где валун в воде, помнишь? Вот и хорошо.
— А при чём тут крысы?
Дэннер обернулся.
— Не помогут люди – помогут животные.
Волшебница хлопнула глазами.
— А ты...
— Знаю, это запрещено. Но ведь я преступник, не так ли? – Он улыбнулся и бесшумно метнулся в темноту через какую-то арку. Дерр так и осталась стоять, открыв рот.
— Ну, что стоите? – рявкнул командир стражи.
Арбалетчики напряжённо следили за толпой, готовые, в случае чего, выпустить болты.
— Привести приговор в исполнение!
Форх покосился на Медвина. Разбойник заметно нервничал, но был сосредоточен. С чего это он, юный партизан недоумевал, ведь был такой невозмутимый.
— Да здравствует свобода! – сильным голосом крикнул Форх. – Умрём с честью!
— Погоди помирать, – прошипел седой. Они уже успели познакомится – его звали Брианом.
Форх не успел удивиться, потому что тут ему двинули в челюсть, и он забалансировал на шатком бочонке.
— С него и начните, – приказал командир.
Солдат толкнул бочонок древком глевии, и он с грохотом вылетел из-под ног Форха. Крошка Эмм вздрогнул и отвернулся. Светловолосый напряжённо закусил губу.
Юноша успел только мысленно прошептать «Прощай, Дерр». И тут почему-то приложился коленями и локтями об тонкие доски эшафота, запорошённые снежком.
— Бездна, – выругался начальник стражи. – Кто привязывал верёвку?! Повесить парня.
Юный партизан успел только приподняться, не совсем понимая, что происходит, как его вздёрнули на ноги.
— Второй раз вешать не положено, господин капитан… – нерешительно потоптался солдат.
Толпа заметно волновалась.
— Да здравствует свобода! – крикнул кто-то.
Один из арбалетчиков мгновенно вскинул оружие, и крикун осел на землю, заливая кровью грязную, покрытую снежной кашей мостовую.
Медвин вдруг как-то успокоился и даже улыбнулся. Форха снова вздёрнули на бочонок. Но в этот момент верёвка Крошки, развязавшись, плавно, по-змеиному, сползла с перекладины шибеницы. Солдат, привязывающий верёвку Форха, ошалело выругался. Следом, также не спеша, как будто лениво, упала верёвка светловолосого. Его имя – Гвин, – машинально припомнил Форх.
— Это колдовство! – крикнул кто-то.
Упала верёвка Бриана. А потом – и Медвина.
Солдат отступил, наклонив глевию. Привязывать удавку Форха, когда остальные приговорённые свободны, было опасно. Гвин перехватил взгляд юного партизана, усмехнулся и шепнул одними губами:
— А как, ты думал, он разрушил башню?
«Телекинез! – сообразил Форх. – Но какой сильный… Если целую башню…»
— Что встали! – снова рявкнул капитан стражи. – Взять!
Но тут шибеница медленно, а потом всё быстрее потекла вбок, складываясь, как игрушечный домик из палочек. Все пятеро осуждённых едва успели отскочить и сгруппироваться.
— Да здравствует свобода, – улыбнулся Медвин. – Тут я согласен.
— Взять их!
— Мамочки! – пискнула Дерр и закрыла глаза ладошками. Потом дёрнулась было вперёд, но тут кто-то ухватил её за плечи и удержал.
Волшебница пискнула и сделала попытку вырваться, но тут же обернулась, распахнув глаза.
— Ты-ы?! Ты чё?
— То же, что и ты, – Эндра прижала палец к губам. – Что там, а?
Она прищурила глаза, изо всех сил стараясь разглядеть, но не могла.
— Там колдуют, – машинально ответила Дерр. – Остроухий утёк, а там колдует кто-то. А дядьки мутят. Тока б не порубали всех.
Холодная тонкая ладонь Эндры сжала пальчики Дерр.
— Не порубают. Всё будет хорошо.
На площади быстро навели порядок. Толпу при помощи копий и алебард отогнали назад, оцепление восстановили, осуждённых переловили заново, как следует отпинав предварительно по рёбрам. Скованный и мрачный Форх поднял голову, глядя на Бриана.
— Всё, теперь точно кирдык, – мрачно резюмировал тот. Форх вздохнул. Для него было честью умереть за правое дело, и он ничуть не беспокоился по этому поводу. Люди поглядывали на смертников с любопытством. Судья огляделся.
— Кто? – спросил он. Сидящий скромненько в уголке человек откинул капюшон плаща. Возвратившийся к тому времени Дэннер узнал Фредерика.
— Вот этот, – уверенно указал авантюрист. – Он ворожит.
— Ясно. – Медвина шарахнули по затылку, и разбойник беспомощно обвис в руках солдат. По команде судьи на него надели какие-то другие наручники. Палач скучал. Судья отряхнул с парадного камзола щепки и пыль. Поглядел на груду переломанных досок, ещё совсем недавно носившую гордое звание эшафота. – Расстрелять всех.
Арбалетчики вскинули оружие.
— А ну, стоять. – К Эндре и Дерр подошли двое в форме. – Патруль.
— Э-э, привет. – Эльфка поспешно обернулась, ухватив волшебницу за руку.
— Длинные уши, – уведомил товарища один из солдат.
— Сам вижу.
— Беги! – Эндра оттолкнула Дерр, и сообразительная волшебница метнулась обратно на площадь, стараясь затеряться в толпе. Сама же Эндра забилась в руках одного из солдат, второй кинулся догонять Дерр.
Эндра дёрнулась, но держали её крепко.
— Тихо. За сопротивление при аресте знаешь, что бывает?
— Да не, не знаю, – съязвила Эндра. – Моя хата с краю, сижу, сопли на кулак мотаю...
— Молчать. – Солдат методично сковал ей руки припасёнными, видимо, заблаговременно, кандалами. Щёлкнул ключ, проворачиваясь в замке. Тяжёлые браслеты обожгли кожу.
— Чего? – извернулась эльфка. – Слишком сложно для твоего понимания?
Патрульный методично обшарил её, вытащил и отбросил в сторону нож.
— Чего молчишь, завис?
— Нет. Просто не люблю лишней болтовни. Так что, заткни свой рот, трещотка. Не засоряй мои уши своими жалкими потугами на остроумие, и мы дойдём до тюрьмы тихо и мирно, идёт?
— Едет!
— Ну, как знаешь. – Солдат пожал плечами. На Эндрин затылок обрушился хороший удар латной рукавицей, и эльфка повалилась в уличную грязь. Солдат вздёрнул её за шиворот, перекинул через плечо и направился сдавать «улов». Возвратился его товарищ.
— Не догнал, – задыхаясь, сообщил он. – Быстро бегает, стерва... А чего она у тебя... Кровь течёт... Ты чего ей голову разбил?
— Да ну её совсем. Жужжит как муха, успокоиться не может. Нервная попалась. Не слушать же это жужжание...
Эндра этого разговора не слышала.
Очнулась только в камере.
— Собаки… – эльфка приподнялась и прислушалась. Было тихо. – Опять железо… Верёвки же дешевле…
Она грустно просунула палец под железный браслет и потрогала кожу. Рука отчаянно горела и зудела. Голова болела и была тяжёлой, как будто налитой свинцом. Затылок мучительно ныл. Эндра уселась, обхватив руками колени, и принялась считать, сколько времени удалось побыть на свободе. С раскалывающейся головой это выходило плохо, так что занятия хватило на полчаса, прежде, чем она сообразила, что прошло всего около суток. Голова разболелась сильнее. Как будто сверху на затылок давили чёрным, холодным камнем, до отупения, до дрожи, до озноба, желая продавить череп и добраться до мозгов.
Ну, и подумаешь, сказала себе Эндра мысленно, зато Дерр на свободе. И Дэннер.
Она осторожно пощупала раскалывающуюся голову и наткнулась ладонью на липкое и тёплое. Кровь.
— О-ох… – Рыжая вдруг согнулась, прижав ладонь ко рту. Желудок подскочил и толкнулся к горлу. – Ещё и сотрясение… – философски заметила Эндра, откидывая со лба медность кудряшек. Каждое движение сопровождалось звоном цепей, отдающимся от каменных стен, и жжением по запястьям, как будто их методично поливали кипятком.
— Цепи звенят… – Эндра прислонилась спиной к каменной стене. – Это не у меня. Это просто призраки ходят по коридорам. А меня тут нет. И у меня ничего не болит. Вовсе ничего. Я совсем в другом месте… Меня тут нет… а я всё равно знаю, что ты за мной придёшь и заберёшь меня… Я знаю… Артемис…
Через некоторое время она успокоилась совсем. Поднялась на ноги. Двинулась вдоль стены, щупая ладонями холодный камень. Он был бесчувственный, холодный и невозмутимый. Этому камню было всё равно, что внутри него ходит, шатаясь, закованная в цепи эльфка, что где-то в спутанном лабиринте грязных улиц прячется перепуганная Дерр. Перепуганная не за себя, а за любимого, за гордого мальчишку, который стоит со связанными руками вместе с остальными, а ему в грудь смотрят жадные, злые болты арбалетов. Эндра остановилась и провела по вдруг попавшемуся под ладонь дереву. Отдёрнула руки – дверь оказалась окованной железными полосами.
Эндра постучала. Стук гулко отдался под каменными сводами. Прокатился большим, неторопливым шаром по коридору туда, потом обратно. Отдалился и стих, умер в каком-то дальнем углу. Потом упала тишина. Где-то пробежала крыса.
— Эй! – позвала Эндра. – Тут есть кто живой?
Её голос тоже отдался, свился под потолком тугой спиралью и смолк. Тишина. Никого.
Затылок снова сдавило, во рту стало горько, и рыжая сползла спиной по стенке, опустившись на пол. Её мутило. Тишина навалилась густой, холодной пеленой, стремясь напугать, убедить, что она не только ничего не видит, но и не слышит, что она полностью оторвана от внешнего мира, что никто не придёт, не спасёт, не вырвет из цепких лап мрака и пустоты, что никогда не кончится эта звенящая полая бесконечность, что никогда больше не будет света.
Эндра встрепенулась. Опять грохнули цепи, нарушая тишину скрежетом и тяжёлым звоном, как будто жаловались, что ими сковали чьи-то тонкие руки, вместо того, чтоб оставить спокойно лежать где-нибудь и не тревожить. А Эндра приподнялась и вдруг запела. Голос, неожиданно звонкий и сильный в непроницаемой тишине метнулся, как птица, которую выпустили из силка, и полетел.

 Спустя века, спустя года,
 Быть может, вспомнят иногда,
 Потомки наши, как мы шли
 За Родину на бой.

 Звенела сталь, и пела сталь,
 И было хрупко, что хрусталь,
 Тепло распаханной земли,
 Земли, любимой мной.

В паузе тишина шевельнулась плотной пеленой, как будто хотела укрыть эльфку с головой, задушить, но новый всплеск песни прорезал её густое, плотное, как старая ткань, тело.

И загорится вдруг огонь
 В сердцах минувших этот бой,
 Тех, за кого сейчас идём
 Мы с песнею на смерть.

 Удивлены?.. Но, коль не так,
 Неся над полем гордый стяг,
 Когда идёт в атаку враг,
 Когда ещё нам петь?

Эндра приободрилась. Только голова разболелась сильнее, но петь, как ни странно, это не мешало. Она сидела на холодном каменном полу, положив скованные руки на колени, и пела.

Сияют звезды в вышине,
 И вдруг тревожно станет мне –
 В какой же следующей войне
 Уйду с мечом в рассвет?

 И не сумею уберечь
 В какой из жарких бранных сеч
 Мир и покой, что дан им всем
 Ценой моих побед?..

 Я город спящий обниму,
 Ему ведь зябко одному.
 Рука протянется во тьму,
 Лаская холод крыш.

 И кот мурлыкнет у печи,
 В траве цикада замолчит,
 Жена тихонечко вздохнёт,
 И вторит ей малыш…

Песня стихла. Сделала последний круг под потолком и улетела куда-то. Наверное, чтобы прозвучать над острым ушком Дерр, чтобы больше не боялась, над головами Медвина, Форха и остальных, тёплой птицей коснуться волос Дэннера, чтобы не сомневался.
Раздались шаги. Один, другой, раз, чётко простучали они по каменному полу, разливаясь эхом, всё ближе и ближе. Стукнули снаружи в дверь.
— Эй, кончай голосить! – потребовал стражник.
— Голосить я и не начинала. Я пела.
— Кончай, сказано! Язык отрежу.
Эндра придвинулась к двери поближе – створка была толстая, и слышно было плохо.
— Где я?
— Где-где. В тюрьме.
— А за что?
— Как – за что? Ты дура, девка, или как? За мятеж.
— Какой мятеж?
— У тебя ухи острые! Значиццо, мятежница..
— Я менестрель.
— Нелюдь ты и еретичка.
— Сам ты еретик.
— Поговори у меня! – обозлился стражник. – Будешь болтать, войду, и побью.
— А я и не у тебя говорю, а отдельно.
Солдат отпёр дверь. Прикрыл её за собой и остановился перед сидящей эльфкой.
— Ну? – грозно вопросил он. – Заткнёшься или как?
Эндра ответить не смогла, потому что голову снова сдавило, глухо ударило в затылок и сжало глазные яблоки. Солдат наклонился и подцепил её за подбородок.
— Ну, будешь ещё песни орать?
— Орать не буду, – честно призналась Эндра. – Буду петь.
Тут она задохнулась и согнулась, потому что получила древком глевии в живот. И, сразу, им же, по лицу, отчего отлетела в сторону. Солдат подошёл, неспеша и сильно пнул эльфку под рёбра. Схватил за волосы и заставил поднять голову.
— Ну, как? Не передумала?
— Нет…
Солдат пнул её ещё разок, вышел и запер за собой дверь.
— Ну, как? – спросил его напарник на посту. – Чего, заткнулась?
— Как же! – фыркнул солдат. – Заткнул насильно.

Дерр недолго петляла по похожим на лабиринт грязным улочкам. Как только стражник отстал, вернулась на площадь. Протолкалась вперёд.
— Да куда лезешь! Уши надеру, малой! – шипели на неё те, кого она расталкивала, когда не получалось проскользнуть незаметным ужом.
И вдруг волшебница остановилась, прижав ладошки к губам.
Арбалетчики прицелились.
— Стреляй! – скомандовал капитан стражи.
Но тут земля под ногами стрелков взорвалась алым огнём, ослепительно полыхнула. Кто-то упал, на ком-то загорелась одежда. А волшебница проворно дёрнула в сторону, в толпу.
В то же мгновение площадь заполнилась, наводнилась самой разнообразной живностью помельче. Собаки и кошки, крысы и мыши, голуби и вороны – все они неожиданно накинулись на солдат оцепления. Собаки были голодные и худые, и с завидным энтузиазмом кусали имперцев за ноги, птицы били крыльями в глаза стрелкам, сбивая прицел, а крысы быстро карабкались по ногам, по телу, царапая маленькими коготками и тоже отчаянно кусаясь. Поднялся настолько невообразимый шум, что у всех заложило уши. Люди кинулись врассыпную, в панике сшибая друг друга, женщины визжали, животные лаяли, пищали, мяукали с ними в унисон. Крыс оказалось больше всего, камни брусчатки под ногами покрыла сплошная шевелящаяся бурая масса.
Дэннер в соседнем квартале оглушил охрану и распахнул двери продовольственного склада богатого зажиточного дома. Цепные псы, охраняющие усадьбу, не рычали на него, а вертели обрубками хвостов и ластились к ногам. На плечо командира спикировала деловитая ворона.
— Обещал – сделал, – сказал Дэннер на иррилинском языке. – Благодарю за помощь. – И увёл сторожевых собак.
— Командир! – К нему, перепрыгивая кучи мусора, нёсся Форх.
— Убежал? – Дэннер обернулся. – Где остальные?
Вместо ответа Форх кинулся ему на шею. Дэннер подхватил его, осторожно поставил на землю – и вдруг вспомнил, как они стояли тогда в лесу у границы – вот точно так же, всё в точности – полгода назад. Только тогда они ещё были врагами, а сейчас стали товарищами.
— Тоже убежали! – радостно сообщил юноша. – Командир, я так рад! Я знал, что вы нас не бросите! Что вы легко сможете нас спасти!
— Ну что ты, – улыбнулся Дэннер. – Это не я.
— А кто?!
— Крысы. Подбери челюсть, парень!
Оба рассмеялись.
— Цел? – спросил Дэннер.
Форх потрогал скулу и отрапортовал:
— Цел, товарищ командир.
— А-ай! – вдруг послышалось в начале улицы.
Дерр кошкой пронеслась по липкой грязи. За ней нёсся огромный лохматый пёс. Волшебница замахала руками и кинулась на шею Дэннеру.
— Остроу-ухий! Знатно!
Пёс радостно заворчал. Дерр отпустила Дэннера и, присев, обхватила большую мохнатую морду и чмокнула пса в нос. Потом увидела Форха, вспыхнула и проворно шмыгнула за плечо командира. Глаза Форха при виде неё как будто подёрнулись ледяной пеленой.
— Остроухи-ий, – Дерр осторожно высунулась из-за спины Дэннера и исхитрилась заглянуть ему в лицо. – Знаешь, чё? Рыжую, того… дядьки мутные уволокли.
Форх глядел в сторону.
— Довольно, – неожиданно разозлился Дэннер. – Надоели со своей глупостью, оба. – Он выволок Дерр за руку из-за спины и другой рукой притянул к себе Форха. – Прекратите этот дурдом, немедленно! Ну! Я жду!
— Чё мутишь! – пискнула Дерр, выворачиваясь. Но хватка у Дэннера была стальная.
— Я?! Это не я – а ты мутишь! Парень, прекрати строить из себя слепого! Знаете, что? Вы, похоже, кое-что забыли. Мы на войне, идиоты! Мы рискуем сдохнуть в любую минуту! А вы ведёте себя как глупые дети!
— Мы и есть глупые дети, товарищ командир, – очень тихо произнёс Форх. Дэннер обернулся к нему. Зелёные глаза сузились и полыхнули.
— Так я вас сейчас отстегаю ремнём. Обоих. Если это немедленно не прекратится. Если вы, вашу мать, не начнёте ценить то немногое, что у вас ещё есть!
— Чё?! – взвыла волшебница, которая уже отчаялась вырваться, и теперь только шмыгала носом. – Чё мутишь, ну!
— Прекрасно, – спокойно произнёс Дэннер. – Если ты этого не скажешь – я сам скажу.
— Не надо! – испугалась Дерр. Форх успел заметить отсутствие браслетика у неё на запястье и побледнел ещё сильнее. Затем отвернулся и стиснул зубы.
— Я не понимаю, о чём вы, товарищ командир, – безжизненным голосом произнёс он. Дэннер рывком притянул их руки, и Форх едва удержал равновесие, морщась от вспыхнувшей боли в запястье.
— Нет. Ты всё прекрасно понимаешь. Тебе сказать, как обстоят дела на самом деле, или ты предпочтёшь красиво страдать от своих домыслов и дальше?
— Патруль, – выдохнул Форх. Дэннер спокойно тряхнул головой, отбрасывая волосы.
— Это не патруль. Это за нами.
К ним бежал целый отряд, слышался стук сапог по мёрзлой земле и звон доспеха.
— Ну? У нас есть ещё несколько секунд для того, чтобы исправить ваши ошибки. Потом нам уже не уйти.
— Бежим, товарищ командир! – взмолился Форх, оглядываясь на имперских солдат, приближающихся по узенькой заснеженной аллее усадьбы.
— А кто без нас рыжую спасёт?! – поддержала Дерр, снова дёргая руку. Бесполезно. Вырваться у Дэннера им было чисто физиологически невозможно. А Дэннер не двигался с места.
— Решайте. Дело за вами.
— Командир, они же нас убьют! Если вас не станет – некому будет освободить страну. Кто поведёт армию?!
— Деамайн.
— Они не пойдут за Деамайном. – Отряд приближался.
— Не двигаться! Оружие на землю, вы арестованы!
— Они пойдут за вами – и только за вами! – заорал Форх.
— Значит, революция отменяется, – невозмутимо резюмировал Дэннер. Убежать было пока что можно. Но оставались считанные секунды. Дерр обернулась к Форху.
Форх сузил глаза, глядя на волшебницу. Потом вдруг свободной рукой схватил её за запястье и стиснул. Волшебница пискнула – пальцы у юного партизана были крепкие.
— Я люблю тебя, Дерр, – выдохнул он. – Люблю!
— Я… – Дерр хлюпнула носом. – Я тебя тож… сильно!
— Ну! – Дэннер вдруг подтолкнул обоих в спины. – Бежим! Живо!
— Стоять! – заорали сзади. – Вы арестованы!
Трое рванули к стене усадьбы.
Дерр ещё успела шарахнуть алым шаром прямо под ноги солдат, что привело их в некоторое замешательство, и показать язык.
— А сперва догони!
Но тут Форх дёрнул её за руку так, что она едва не полетела носом вперёд.
Они подбежали к усадебной стене. Дэннер взлетел на кромку ограды и протянул руку. Форх подсадил Дерр и сам проворно вскарабкался следом, ухватившись за крепкую руку Дэннера. Стена ободрала ладони шершавостью камней. Над головой Форха свистнул арбалетный болт. Вдруг что-то жаркой болью ударило в плечо и толкнуло вперёд. Юный партизан сорвался со стены и полетел вниз, к счастью, на ту сторону. Дерр соскочила следом.
Дэннер подхватил Форха. Тот скрипнул зубами и, ухватившись за древко болта, рванул его из раны. Боль была такая, что он едва не взвыл и закусил губу. Древко подалось, но до конца не вышло.
— О-ой… – испуганно выдохнула Дерр.
— Дай-ка, – Дэннер ухватился за болт и рванул.
Форх взвыл вторично. Рукав куртки тотчас же заалел и налился тяжёлой влагой. Парень ухватился за рану и выдохнул.
— Ну? Идти можешь?
Он кивнул.
И они понеслись дальше.
Оглянулись на повороте улицы. Солдаты посыпались через стену как горох. Форх ухватился за Дэннера, и командир подхватил его на руки. Дерр вцепилась в так и не отстегавший её ремень.
— Ты как? – тревожно спрашивала она у Форха. – Мутно, да?.. Мутно?..
— Нормально, Дерр...
— Напрасно ты... болт выдернул... – Они вылетели на параллельную улицу, пронеслись подворотней. Впереди из-за крыш домов выступало здание дворца. Дэннер обернулся, машинально глядя на окна. – Ласточка... – прошептал он. – Стяни края раны, Форх...
— Как?!
— Руками!
— Скользко... – Форх застонал, просунув под курточку окровавленную руку.
— А ты чего хотел... вот так... держи.
И, когда Форх уже едва не терял сознание, а Дерр показалось, что она сейчас упадёт на землю словно загнанная лошадь, и умрёт от усталости – погоня, наконец, отстала. Дэннер метнулся в нишу в стене дома, потянув ребят за собой, и прижался спиной к шершавым камням. Прислушался.
— Похоже, они нас потеряли. Вы как?
— Знатно… – выдохнула Дерр. – Воробей… Воробей?
Форх тряхнул головой и улыбнулся.
— Я в порядке… в полном… – Он был бледен как полотно, и зажимал рану. – Мы как? Будем выбираться? Или сперва спасём рыжую?
Дерр робко шагнула к нему.
— Перевязать надо… Не мути… Больно, да?
Дэннер философски вздохнул и с треском оторвал полосу от подола нижней рубахи. Не везло ему с рубахами.
— Форх, позволь тебя просветить. – Он принялся за перевязку. Партизан морщился, но мужественно терпел. – Знаешь, для чего стрелам обламывают древки?
— Нет... ох!.. товарищ командир...
— Я заметил. Для того, чтобы какой-нибудь идиот их до срока не выдёргивал, открывая рану... не тугая повязка получается?
— Нет.
— Подумай получше. Это важно.
— Нормально.
— Вот и хорошо.
Дерр, сидя у стены на корточках, всхлипывала и гладила Форха по руке. Форх неожиданно поднял голову.
— Товарищ командир, а мы не пойдём спасать Ласточку? – И почувствовал, как дрогнула его рука.
— Нет. Ласточку нам не вытащить. Эндру ещё можно. Но этим займёмся не мы.
Ребята даже подпрыгнули.
— Как так?! как так – не мы?!
— Так, что нам это сейчас не по силам. Отправлю отряд. А нам сейчас надо выбираться из города и бегом бежать до лазарета. Втроём нам в тюрьму не пробраться и Эндру не найти. Там повсюду охрана. – Он едва сдерживался чтобы, вопреки логике и здравому смыслу, бросить всё и идти во дворец императора. Всех поубивать к чёртовой матери, чтобы не мешали пройти... Много? Ну и что. Выломать двери... Стальные? Плевать на сталь! рассыплется в прах – не по велению Истинной Речи даже – а под его рукой. Просто не посмеет ничто и никто его задержать. Вытащить Ласточку оттуда... любой ценой...
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Голос прозвучал глухо, а улыбка вышла неискренней. Без неё незачем станет жить. Только ради цели. Но даже это меркнет по сравнению с её смертью – ещё одной смертью ещё одного близкого человека. Жизни просто не будет – потому что вместе с ней умрёт и он сам. Будет ходить, дышать, сражаться, разговаривать. Но его самого больше не станет.
— Ну, вот. Всё в порядке. Идём.
Дерр поглядела на бледного Форха и всхлипнула.
Они двинулись по улице. По счастью, они очутились неподалёку от боковых ворот. У юного партизана темнело в глазах, но он старательно не обращал на это внимания. В конце концов, если у командира получалось, то чем он, Форх, хуже? Дэннеру приходилось поддерживать его. Дерр тревожно вертелась вокруг, то убегая немного вперёд, и выглядывая солдат, то держалась за руку Форха.
— Всё же знатно будет, да? – повторяла она. – Правда?
И угадала. Из города выбрались, на удивление, без дальнейших приключений.